ЛОНДОН. «ЧЕЛОВЕК, ПРИНИМАЮЩИЙ РЕШЕНИЯ»



 

И вдруг тягучее йоркширское существование сменилось отчаянной спешкой. Рано утром Питера вызвали к телефону, и вернулся он, вновь сменив выражение лица, преображенно деятельным.

– Собирайтесь.

– Куда?

– В Лондон.

– Что, климат переменился?

– Вот именно.

«Сиерра» фыркнула, рванула колесами гравий. Воротина стояла нараспашку, и уединенная ферма, она же тюрьма, скрылась за поворотом. «Держитесь крепче», – предупредил Питер. Ремни безопасности в Англии, разумеется, обязательны, но пришлось еще и упереться ногами, и взяться за ручку над дверцей: «сиерра» шла, как на ралли, визжа покрышками на виражах. Узкие сельские дороги, по которым Питер так долго петлял три недели назад, теперь остались позади за четверть часа. Вообще маршрут был теперь другой, незамаскированный и бесспорно кратчайший – почти строго на юг, к Лидсу, где берет начало автострада М 1.

А на автостраде… Питер уже показал себя лихим водителем, едва ли не самым лихим, какого я видел в жизни. Но то были еще цветочки: на автостраде он поднял скорость до 90, до 100 и, наконец, до 120 миль – 200 километров в час. Официальный предел скорости в стране – при раздельных полосах движения – 70 миль в час, за превышение нещадно штрафуют, отдают под суд. Однажды к крупному штрафу приговорили принцессу королевской крови, и вся английская печать визжала от восторга: полюбуйтесь, какое у нас равенство всех перед законом!.. Вина оштрафованной принцессы выражалась, если не ошибаюсь, цифрой 96 миль в час. А тут – 120, но вся дорожная полиция, как сговорившись, смотрела в другую сторону. Мото‑ и автопатрули буквально шарахались от «сиерры», рассмотрев ее магический номер. Возможно, впрочем, что и предупреждение по трассе было…

Причина спешки выяснилась, как только мы вернулись на Редклиф‑сквер. В тот промозглый ноябрьский вечер позолоченную клетку почтил своим присутствием «человек, принимающий решения».

Именно так он и представился. Потом, уразумев, что подобное титулование в разговоре – штука затяжная и неудобная, предложил снисходительно:

– Можете называть меня Питер. – Опять Питер! Нет, от йоркширского Питера гость отмежевался, уточнив: – Сэр Питер…

Рыцарское свое достоинство, приставку «сэр», он как бы подчеркнул двумя чертами.

Одутловат, редковолос. Щеки, выбритые до лоска, отвисают, как бакенбарды. Тяжелый взгляд из‑под отечных век. Безупречный, от хорошего портного, костюм.

– Ходить вокруг да около я не намерен, – изрек он. Достал из внутреннего кармана пиджака пачечку тонких, сложенных втрое машинописных листков. Взвесил на руке, перебросил через стол в моем направлении. – Прошу ознакомиться…

Я надел очки – очки, впервые в жизни, мне выписал еще доктор Джонатан в «Олд Фелбридже».

«Настоящим я, нижеподписавшийся, излагаю причины, по которым я решил не возвращаться в Советский Союз…»

– Ч‑что это?..

Я действительно начал заикаться. Я бы сел, если бы уже не сидел. Вопрос вырвался непроизвольно – я ведь сразу все понял. Сказалось ли ослабление «режима» в последние дни ссылки или бешеная езда на «сиерре», но голова работала ясно. И ясно, недвусмысленно подсказала, что это приговор. Жестокий и окончательный, без права обжалования.

– Это ваше заявление для печати.

– Но я его не писал!

– Ну и что с того, что не писали? Сам знаю, что не писали. А доказать, что не писали, можете? Нет, не можете. К вашему сведению, заявление было передано агентством Рейтер еще три недели назад. В том числе и в Москву. Для ваших вы теперь отщепенец, отрезанный ломоть. Из чего и следует исходить в ваших собственных интересах…

– Но это же… это…

– Беззаконие, вы хотите сказать? Произвол? А в нашем деле есть только один закон – полное отсутствие всяких законов.

Да, он меня добил. Циничной этой остротой, претендующей на афоризм. Властной своей самоуверенностью. Пачечкой машинописных листков с текстом, расплывающимся перед глазами, несмотря на очки.

Три недели назад, сказал он. Три недели… Наврал? Вряд ли. Это клерки врут, мелюзга, а таким бонзам врать не к чему… Значит, как только выкинули меня в Йоркшир, так и сочинили? Что ж, логично. А почему логично? Чем я мог им помешать, оставаясь здесь? Выходит, чем‑то мог… Но неужели там, в Москве, поверили? А собственно, почему бы и нет? Потому что была статья? Мало ли что было. Была одна статья, будет другая, противоположная. Был Олег Битов – и нет его, перечеркнули. С глаз долой – из сердца вон. А мама? А жена? А дочка? Их тоже – вон?..

Вот когда я испытал страх. Впервые – страх. Темный ужас одиночества, беспросветного и бессильного. Под ногами разверзлась яма, и я качался на самом краю, а может, уже и падал. Я, наверное, вовсе не усвоил бы своего «заявления для печати», но сэр Питер, уходя, милостиво оставил мне текст. Для сведения и руководства.

«Заявление» оказалось корявым и непоследовательным, хотя и оснащенным обильными ссылками на подлинную мою биографию. Источник сведений не вызывал сомнения – Брайтон. Истолкованы они были, разумеется, вкривь и вкось, швы были видны невооруженным глазом. Никто и не позаботился заделывать швы, лишь бы как‑нибудь оправдать первую строчку. Но заметят ли эти швы в Москве? Захотят ли заметить?..

Ау, вездесущий мистер Мёрфи, где ты? Ведь в ситуациях критических, по легенде, ты приходишь на помощь тем, кто в опасности… Но нет, не было поблизости никого, даже мистера Мёрфи. Не поспел он за стремительной «сиеррой», застрял в Йоркшире или где там еще. «Человек, принимающий решения», не растаял в воздухе и не упал головой в камин. Он прошелся по комнате и принял решение столкнуть меня в яму бесповоротно. Возможно, с его точки зрения это называлось не столкнуть, а поддержать.

– Мне лично, – объявил он, – заявление, которое вы только что прочли, не понравилось. Вышло неубедительно. Составили на скорую руку…

Вот те на! Но он не ограничился столь желанной для меня констатацией, он продолжал:

– Полагаю, что вам следует выступить в печати самому. Считайте, что мы показали вам пример, как интерпретировать советскую жизнь с наших позиций. Сделайте что‑нибудь в том же духе, только лучше. Справитесь – будете купаться в деньгах, не справитесь – пеняйте на себя. Главное, в какой бы газете вас ни печатали, помните, что заказчики – мы. А что мы умеем настоять на своем, вы, надеюсь, уже усвоили…

«Человек, принимающий решения» и твердо уверенный, что ключи от «свободной» британской прессы у него в кармане, выдержал многозначительную паузу, давая мне осмыслить угрозу, и выдал еще одну сентенцию:

– Лингвистика – тоже оружие.

С этим я, пожалуй, не стал бы спорить, но он решил и тут не оставить места иллюзиям:

– Выхода у вас, собственно, нет. Хотите жить – живите и пишите по нашим правилам.

– Вы же сказали, что не признаете правил.

– Я сказал, что мы иногда пренебрегаем законами. А правило есть. Не для нас, а для вас. Одно‑единственное: не перечить. Поняли?..

Чего уж тут было не понять! Окна в гостиной на Редклиф‑сквер доставали до полу, из‑под штор было видно далеко окрест. А там, за окнами, творилось, без преувеличения, черт знает что: полицейские машины с «мигалками», а равно гробоподобные лимузины без «мигалок», презирая всякие правила, останавливались поперек улицы, разворачивались против движения. Право, на месте «человека, принимающего решения», я не стал бы привлекать к своей особе столько внимания.

Пусть я снова резко забегу вперед, но никак не могу отказать себе в удовольствии сообщить, что через два года после этой неизгладимой вечерней встречи все руководители секретных служб ее величества разом лишились своих постов. И в списке впавших в немилость, просочившемся в газеты, я нашел, помимо уже упоминавшегося Джона Джоунса, также и сэра Питера. Нет, конечно, все было исполнено истинно по‑английски, связь причин и следствий в отрывочных газетных сообщениях не прослеживалась. Премьер‑министр заявила лишь, что спецслужбам, и в особенности МИ‑5, нужна «основательная встряска».

«Дело Битова», к тому времени «отгоревшее», не поминалось ни словом. Да и как я могу ручаться, что Джон Джоунс и сэр Питер – те самые: помещать фотографии газеты дружно постеснялись. Но ясно одно: могучие решения «людей, принимавших решения», не принесли британской короне ни чести, ни славы.

А теперь вернемся в ноябрь 1983‑го и перечитаем еще одну редакционную статью «Литературной газеты». В своих догадках я был неправ: статья оказалась отнюдь не «противоположной». Именно она и предопределила поспешное завершение йоркширской ссылки и встречу с сановным сэром Питером на Редклиф‑сквер. Только из нас двоих об ее существовании знал он один.

 

«Контрабандирован в Англию»[9] 

«ЛГ» № 46 (4956), 16 ноября 1983 г.

 

Судьба Олега Битова, командированного «ЛГ» на кинофестиваль в Венецию и пропавшего там 9 сентября, до сих пор не прояснена.

К сожалению, и сегодня, спустя почти 10 недель, мы не можем сообщить ничего определенного.

Предыдущие выступления «ЛГ», официальное обращение советского посольства в Италии с требованием расследовать обстоятельства исчезновения Битова возымели лишь один результат. В конце октября сначала в английской прессе, а затем в газетах других стран появилось лаконичное сообщение: советский журналист находится в пригороде Лондона, где «сотрудники британских спецслужб пытаются выяснить, может ли он представить какую‑либо ценность для английской разведки».

Немедленно по получении этой информации советские представители в Италии и Англии, наши корреспонденты в этих странах попытались по официальным каналам получить ответ на вопросы:

– Что случилось с Битовым в Венеции?

– Как он попал в Англию?

– Где находится сейчас и в каком состоянии?

Никакого ответа от английских и итальянских властей не получено. На сей раз их излюбленная тема «прав человека» за ненадобностью выброшена в мусорную корзину.

Правда, то в одной, то в другой газете различных стран время от времени появляются странные заметки, дающие самые фантастические версии судьбы Битова.[10] Цена такого рода инспирированных «утечек» информации хорошо известна.

Они не проясняют дела, а сознательно запутывают его, вызывая все новые и новые вопросы. В одном сообщении говорится, что Битов якобы сам обратился к англичанам с просьбой предоставить ему убежище. В другом – что он «согласился [11] выбрать свободу», когда его доставили в Англию «на предоставленном Италией военном самолете» и поместили «в доме, охраняемом круглые сутки, где его допрашивали английские разведчики». В третьем – что он подвергался длительному допросу еще и «американских соответствующих органов».

Советское посольство в Лондоне в соответствии с нормами международного права и двусторонним консульским соглашением потребовало встречи с Битовым нашего представителя. По поручению редакции лондонский корреспондент «Литературной газеты» обратился с просьбой разрешить свидание с Битовым к руководству двух министерств Англии – иностранных и внутренних дел. Однако эти законные и бесспорно оправданные запросы были наотрез отвергнуты. Видно, первичная многонедельная обработка Битова еще не завершена полностью. Зато британские спецслужбы попытались вовсе отрезать ему путь к возвращению домой, опубликовав от имени Битова неуклюже состряпанное[12] демагогическое заявление.

Еще один примечательный эпизод: лондонская газета «Дейли телеграф», получив приписанный Битову текст заявления для печати, пожелала ради проверки услышать то же самое из его уст. Но увидеться с ним не позволили даже апробированному сотруднику этой консервативной газеты.[13] Ни один западный журналист не видел Битова, не слышал его голоса. Не опубликовано ни одной его фотографии, относящейся к нынешнему периоду; Испугались, как видно, нечаянного разоблачения…

Нет, определенно у организаторов провокации концы с концами не сходятся. По их версии, Битов будто бы объяснил свое конспиративное перемещение в чужеземное шпионское логово решением опротестовать таким экстравагантным манером «советский выстрел по южно‑корейскому самолету». Битов и… южнокорейский самолет! Немного же шерсти настрижено объединенными усилиями трех разведок! Но на что не пойдешь, стараясь угодить хозяевам. Как поведала английская газета «Гардиан», «это заявление должно прозвучать сладчайшей музыкой для ушей администраторов министерства иностранных дел Англии и госдепартамента Соединенных Штатов».

Да, заморские уши торчат напоказ, их только в очень большом служебном рвении могли не заметить. Воздушный диверсант потерпел фиаско, как известно, в ночь на 1 сентября, а «заявление Битова» огласили почему‑то почти через два месяца. Так почему же не приказали Битову проиграть «сладчайшую музыку» своевременно, в начале сентября? Как кстати пришелся бы тогда этот голос дирижерам дикой антисоветской истерии.

С итальянскими своими подручными англо‑американские спецслужбы никогда особо не церемонятся. А тут выставили перед всем миром лгунами уже и высших чинов итальянской юстиции, и прежде всего ведавшего розыском пропавшего журналиста венецианского прокурора Карло Нордио. Ничтоже сумняшеся он заявлял уже в октябре, что «Битов границ Италии не пересекал и с просьбой о политическом убежище не обращался».

Позднее сей служитель закона в ответ на очередные вопросы ограничился туманной фразой:

– Пока неясно, отправился ли Битов в Лондон по своей воле или его вынудили.

Где логика, господин прокурор? Ведь пожелай Битов самостоятельно запродаться английским партнерам Италии по НАТО, «ясность» была бы полная.

Недостатка в информации у господина прокурора тоже вроде бы быть не должно. За Битовым велась неусыпная слежка. Газеты «Коррьере делла сера», «Стампа», «Паэзе сера» сообщают: 6 сентября после полудня Битов вышел из венецианской гостиницы «Бьязутти», прибыл на вокзал Санта‑Лючия, поехал поездом в Рим, вышел там на перрон вокзала Термини, снял комнату в отеле «Люкс Мессе» на улице Вольтурно. В тот же вечер он, как доложил приставленный к нему соглядатай, «подвернул ногу».[14] Тем не менее 7 сентября журналист, выполняя редакционное задание, объехал нескольких римских писателей и взял у них интервью. Кроме того, посетил Ватикан. Потом поздним вечером 7 сентября направился обратно в Венецию экспрессом № 722. Вернулся в отель «Бьязутти». Купил сувениры для родных. «А далее – мрак!» – повествует патетически «Коррьере делла сера».

Уточним: мрак обманный. Власти Италии не могли не знать об операции спецслужб против иностранного журналиста. А если не знали, что же за порядки в этой стране?

В течение полутора месяцев нас заверяли, что ведутся тщательные поиски Битова. Теперь ясно, что это была циничная ложь.

Лгали зарубежные обманщики не только редакции «Литгазеты», требовавшей разыскать сотрудника. Лгали издевательски его 78‑летней матери, умолявшей министра юстиции Италии помочь найти ее сына. Лгали его жене и дочери. Прокуроры и полицейские клялись нам по телефону, что у них Битов как бы дематериализовался. Потом – молчание. День за днем. Письмо матери Битова к министру юстиции Италии осталось без ответа.

Обманывали и итальянских писателей, встревоженных пропажей посетившего их корреспондента. Обманывали итальянскую общественность, собственную прессу, которая вплоть до 25 октября полагала Битова пропавшим без вести.

По свидетельству «Паэзе сера», все контакты Битова в Италии были «выявлены шефом ДИГОС д‑ром Франческо Сирлео». ДИГОС – одно из подразделений итальянской контрразведки. Как установила документально еще в 1979 году римская газета «Репубблика», ДИГОС действует под негласной опекой и контролем американского ЦРУ и военных атташе посольства США в Риме.

Но по какой причине именно Битов стал вдруг мишенью двух разведслужб капиталистического Запада? Каким образом угодил он в приготовленный для него капкан? Еще толком не знаем. Хотя начинаем догадываться.

Лондонская радиостанция Би‑би‑си 26 октября запустила в эфир полузавуалированную инсинуацию: «В начале сентября Битов отправился в Венецию якобы на Венецианский фестиваль». Оговорка «якобы» не случайна. Что у Би‑би‑си на уме, то у «Свободы» на языке: она настойчиво твердит, будто корреспонденты «Литературной газеты» ездят за рубеж в роли… советских джеймсов бондов. Прямо паранойя какая‑то! Кругом шпионы!

А пока что прокуратура Венеции еще не прекратила расследования инцидента с исчезнувшим там журналистом. «Если судить по сведениям, просочившимся из прокуратуры, – оповестила 28 октября «Паэзе сера», – то нашей полиции и карабинерам предстоит установить, каким образом Битов покинул Венецию. В его деле еще не исключена гипотеза о похищении».

Встречавшийся с Битовым в Риме писатель Луиджи Малерба теперь говорит:

– Он показался мне довольным своей работой журналистом. Известие, что он объявился в Лондоне, меня просто потрясло.

Второй римский собеседник Битова киносценарист Чезаре Дзаваттини рассказывает со страниц «Коррьере делла сера»:

«Битов посетил меня и провел со мною полтора часа, чтобы взять интервью. Мы говорили о многом, в частности о «Литературной газете».

– Выходит, он не выказывал признаков озабоченности?

– Именно так. Именно это я хочу подчеркнуть».[15]

…Неделю за неделей нам ежедневно звонят и пишут со всех концов страны советские люди, гневно осуждающие очередную провокацию англо‑американских спецслужб.

А они устраивают такое не впервой. Создается впечатление, что кто‑то всевластный приказал устроить охоту на советских служащих за рубежом. Докатились до того, что принялись охотиться даже за детьми наших дипломатов в Вашингтоне. Не брезгуют ничем – шантажом, угрозами, похищениями, террором. Попирают элементарные права человека. В открытую нарушают Заключительный акт хельсинкских соглашений. Нагло не соблюдают общепризнанные каноны международного права. Совсем отбросили мораль и совесть.

Расписывая теперешнюю диверсию против «Литгазеты», заокеанская «Нью‑Йорк тайме» смакует, как «Интеллидженс сервис» «контрабандировала Битова из Италии в Англию». Глагол «контрабандировать» в данном контексте верен: в контрабандный товар превратили живого человека.

 


Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 218; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!