Некоторые малозаметные следствия предрассудка
Тот факт, что мы живем в обществе, в котором отчетливо слышны расистские и сексистские обертоны, может оказывать незаметное, но важное воздействие на поведение доминирующего большинства, так же как и на поведение женщин и представителей различных групп меньшинств. Причем в значительной степени такое поведение осуществляется неосознанно.
В первом из важной серии экспериментов Карл Уорд и его сотрудники [477] обучали студентов-белых из Принстонского университета, как проводить собеседования с теми, кто желает быть принятым на работу. Наблюдения выявили огромное расхождение в том, как эти студенты проводившие собеседование, взаимодействовали в одном случае с белыми, а во втором случае с чернокожими претендентами: во втором случае проводивший собеседование студент невольно садился от претендента подальше, говоря что-то, чаще сбивался и проводил это собеседование на четверть времени короче, чем в случае собеседования с претендентом-белым. Как вы полагаете, влияла ли такая атмосфера на успешность поведения соискателя рабочего места во время собеседования?
Во втором эксперименте Уорд и его коллеги обучили ‹интервьюеров› проводить собеседования со студентами-белыми, но делать это в той же манере, в какой ‹интервьюеры› в предыдущем эксперименте проводили собеседования либо с белыми претендентами, либо с чернокожими. Экспериментаторы засняли все это на видеопленку, а затем независимые арбитры оценивали поведение тех, кто проходил собеседование. Поведение тех, с кем обращались, как с ‹чернокожими претендентами›, было оценено как более нервное и менее эффективное, чем поведение тех, с кем обращались, как с ‹белыми›. Эти факты заставляют нас подвергнуть серьезному сомнению объективность результатов аналогичных реальных собеседований при приеме на работу. Когда данному испытанию подвергается женщина или представитель группы меньшинства, а собеседование проводит мужчина-англосакс, то являются ли часто наблюдаемые худшие результаты претендента свидетельством того, что что-то неладно с данной женщиной или представителем меньшинств, или это происходит потому, что проводивший собеседование совершенно непреднамеренно был склонен вести себя так, чтобы отвечавший чувствовал себя дискомфортно?
|
|
|
Даже если мы никогда не оказывались в ситуации интервьюеров в вышеописанном эксперименте, нам все равно приходится ежедневно взаимодействовать с другими людьми - мужчинами, женщинами, молодежью, стариками, чернокожими, белыми, азиатами, ‹латинами›, гомосексуалистами и так далее. И наши предвзятые мнения в отношении них часто влияют на наше поведение так, что мы стимулируем проявление со стороны своих партнеров тех самых свойств и поступков, которые ожидали от них с самого начала.
|
|
|
Например, вообразите, что мы с вами никогда не встречались, однако общий знакомый предупредил меня, что вы - человек холодный, отчужденный и сдержанный. И когда приходит пора нашего очного знакомства, я скорее всего буду держать дистанцию, отвечая холодным отчуждением. А теперь предположим, что на самом деле вы - натура сердечная и легкая в общении. Однако мое поведение не даст вам и шанса продемонстрировать это, и, в ответ на мое поведение, вы тоже будете сохранять дистанцию, отчего мои предположения в отношении вас получат дополнительное подтверждение!
Это всего лишь одна из множества ситуаций, когда ‹убеждение создает реальность› [478]. Когда мы придерживаемся ошибочных убеждений и стереотипов в отношении других людей, наша ответная реакция часто вызывает у них именно тот тип поведения, который подкрепляет эти ошибочные убеждения. Как писал социолог Роберт Мертон, такое самореали-зующееся пророчество приводит к установлению и увековечиванию ‹царства ошибки› [479]. Если люди придерживаются стереотипов, представляющих женщин пассивными и зависимыми, а чернокожих ленивыми и глупыми, то эти люди могут вести себя с представителями этих групп соответственно, неумышленно создавая те самые характеристики или типы поведения, которые как раз ассоциируются сданными стереотипами. ‹Смотрите-ка, - говорят эти люди самим себе, - я все-таки был прав!›,
|
|
|
Разумеется, отнюдь не все из нас придерживаются жестких стереотипов в отношении членов других групп. Мы часто принимаем распространенные мнения лишь условно и пытаемся окончательно определить: точны они или нет. Часто для проверки наших гипотез о том, каковы другие люди, мы определенным образом взаимодействуем с ними, однако нашим стратегиям проверки гипотез внутренне присущи разного рода интеллектуальные ловушки, и поэтому эти стратегии могут дать нам в руки подтверждающие факты даже тогда, когда исходные гипотезы неверны'. Вспомним описанные в главе 4 эксперименты Марка Снайдера и Уильяма Суонна. В одном из них, когда испытуемых попросили проверить гипотезу о том, что данный человек хорошо вписывается в тип экстраверта, они выбрали и ‹экстравертивные› вопросы (типа ‹что бы вы сделали, чтобы оживить вечеринку?›), а когда проверялась гипотеза, что данный человек - интроверт, то и вопросы ему задавались ‹интровертивные› (например, ‹какие факторы мешают вам по-настоящему открыться людям?›). Как вы помните, Снайдер и Суонн [480] обнаружили, что сама природа вопроса оказывает влияние на вероятный ответ. Другими словами, люди, не относящиеся явно ни к экстравертам, ни к интровертам, будут выглядеть экстравертами, когда станут отвечать на первый тип вопросов, и, соответственно, интровер-тами, когда ответят на второй.
|
|
|
Взятые в целом, результаты вышеописанных исследований помогают понять, почему стереотипы так сопротивляются изменению. Когда мы придерживаемся каких-либо убеждений относительно других людей, са-мореализующееся пророчество обеспечивает создание социальной реальности, отвечающей нашим ожиданиям. И даже когда мы достаточно открыты реальности, чтобы подвергнуть точность наших убеждений проверке, мы, часто неосознанно, используем те ‹проверочные› стратегии, которые подтверждают эти убеждения, хотя они и ошибочны!
Несмотря на все усилия быть объективными, многие порядочные во всех иных отношениях люди все-таки не могут устоять перед неявными, завуалированными формами предубеждений. Многие исследователи [481] убеждены: явные, ‹лобовые› формы расового фанатизма, которые были ярко выражены у многих белых американцев в прошлом, в основном сменились на косвенные, а оттого и более коварные формы. Сегодня большинство, вероятно, считает себя свободным от предрассудков, в то же время продолжая дискриминационную политику в отношении групп меньшинств, но только уже в менее очевидных формах.
Именно этот тип ‹скрытого расизма› и обнаружили Дэвид Фрей и Сэмюэл Гертнер, изучая поведение белых при необходимости оказания помощи чернокожему. В их работе [482] была обнаружена следующая закономерность: испытуемые-белые в одинаковой мере были готовы помочь и белому студенту, и чернокожему, но только в том случае, когда человек, нуждающийся в помощи, демонстрировал значительные усилия в попытках решить поставленную перед ними задачу. Когда же испытуемым сообщали, что студент, решая ее, не проявил достаточных стараний, испытуемые с большей вероятностью отказывали в помощи чернокожему студенту, чем белому.
Эти результаты показывают, что скрытый расизм проявляется тогда, когда его можно легко рационализировать. Оправдать свой отказ в помощи представителю меньшинства, который в ней нуждается ввиду обстоятельств, от него не зависящих, было бы затруднительно, если вы не хотите выглядеть и чувствовать себя непробиваемым фанатиком. Но, когда отказ в помощи кажется разумно обоснованным (например просящий помощи ‹ленив›), тогда люди продолжают действовать, движимые предрассудками, но в то же время сохраняя образ себя как человека непредубежденного!
В эксперименте, имеющем к вышесказанному прямое отношение, Патриция Дивайн [483] продемонстрировала, что все мы прекрасно осведомлены относительно широко распространенных стереотипов в отношении представителей меньшинств. Когда предубежденные люди сталкиваются с представителем меньшинств, им в голову тотчас же приходят широко распространенные стереотипы, которые могут автоматически влиять на взаимодействия с этим человеком. Что же обнаружила Дивайн? В обычных обстоятельствах те из нас, кто сохраняет относительную непредубежденность, в состоянии осуществить сознательный самоконтроль и предпринять усилия к тому, чтобы не дать стереотипам овладеть нашей психикой и повлиять на наши убеждения и поступки. Но в обстоятельствах экстраординарных (в ситуациях, когда сознательный контроль сведен к минимуму) даже относительно непредубежденные люди соскальзывают ‹в автоматический режим› и в итоге думают и ведут себя в полном согласии с общепринятыми стереотипами.
Скрытый сексизм и полоролевая социализация. Скрытые формы предрассудков направлены также против женщин. Дэрил и Сандра Бем [484] предполагают, что предрассудки в отношении женщин в нашем обществе являются примером неосознанной идеологии, иначе говоря, набором убеждений, которые мы внутренне приемлем, но в которых не отдаем себе отчета, поскольку даже не мыслим себе альтернативных концепций окружающего мира.
Например, в рамках нашей культуры мы социализированы таким образом, что нам трудно представить себе женщину, идущую работать водителем грузовика или охранником, в то время как ее муж остается дома нянчить детей, стирать носки и убирать по дому. Многие из нас, кому довелось бы услышать о подобной ситуации, быстро пришли бы к заключению: с такой семьей творится что-то неладное. Но почему? Потому что в нашем обществе описанное распределение семейных ролей не принято считать реальной возможностью. В этом мы во многом напоминаем рыбу, которая понятия не имеет, что ее среда обитания - мокрая, то есть мы даже не замечаем существования данной идеологии, потому что она абсолютно доминирует над всеми остальными идеями.
Вспомним пример в главе 1, в котором маленькая Мэри получает в подарок ко дню рождения игрушечный кухонный набор, ‹в котором есть даже маленькая духовка›. К тому времени, как девочке исполнилось девять лет, у нее уже выработаны условные рефлексы, благодаря которым она знает, что ее место - на кухне. Эти условные рефлексы оказались столь прочными, что ее отец даже решил, что ее склонность к домашнему хозяйству обусловлена генетически.
И в этом примере нет ничего придуманного! Даже первые книжки в картинках, с которыми дети знакомятся в раннем возрасте, передают эти ролевые стереотипы [485]. Исследования Рут Хартли [486] указывают на то, что к пятилетнему возрасту дети уже вырабатывают четкие представления о том, какое поведение соответствует мужчинам, а какое - женщинам!
Подобная неосознанная идеология может иметь важные последствия для общества. Например, Джин Липман-Блюмен [487] сообщает, что большинство женщин, которые в раннем детстве восприняли традиционный взгляд на половые роли (а именно, что ‹место женщины на кухне›), решили отказаться от получения высшего образования; в то же время те женщины, которые восприняли более равноправный (эгалитарный) взгляд на половые роли, демонстрировали более сильное стремление к получению высшего образования.
Доказано, что сегодняшние тенденции в направлении подъема женского самосознания приносят женщинам пользу. Экстраполируя результаты Липман-Блюмен, я могу высказать следующую догадку: по мере дальнейшего разрушения традиционных стереотипов, связанных с половыми ролями, число женщин, желающих получить высшее образование, будет возрастать. Фактически процесс уже начался: в 1979/80 учебном году число старшекурсниц в американских университетских городках впервые превысило количество старшекурсников.
Однако доказано и другое: рост самосознания женщин приносит пользу и мужчинам. По мере того как первые расширяют сферу своих интересов и завоевывают для себя новые профессии, ролевые предписания мужчинам становятся менее строгими. Переходя на личный уровень, хочу вернуться к поучительному примеру преодоления моего собственного неосознанного ‹шовинизма›, о котором речь шла выше. В той мере, в какой мои друзья способны помочь мне увидеть собственную слепоту, они помогают мне стать более объективным ученым и менее предубежденным человеком.
Давайте раздвинем рамки этого примера. За последние годы наше общество становится все более осведомленным о проблемах дискриминации и стереотипизации, возникающих в результате дифференциации половых ролей. Само представление о половых ролях, или ролях, соответствующих биологической гендерной идентичности человека, полезно для понимания того давления, которое общество оказывает как на мужчин, так и на женщин.
Вообще говоря, от мужчин ждут, что они должны быть кормильцами, инициаторами и агрессорами, все время прячущими свои более мягкие эмоции и свои слабости. А женственность, соответственно, традиционно связывается с повышенной тревожностью, низкой самооценкой и низким социальным статусом [488]. Женщины рассматриваются как существа более сердечные и экспрессивные, но менее компетентные и решительные, чем мужчины [489]. Роль женщины концентрировалась вокруг дома, детей и замужества, а ее доступ к профессиям более высокого статуса и более разнообразным по содержанию труда ограничивался.
Стереотипизация, связанная с половыми ролями, ведет к серьезным последствиям. В интересном эксперименте Натали Портер и Флоренс Гейз [490] показали, что даже аспирантки в меньшей степени, чем их коллеги мужского пола, могли рассчитывать на признание их интеллектуального лидерства.
Исследовательницы показывали студентам-испытуемым фотографию, на которой была изображена восседающая за столом группа либо мужчин, либо женщин. Испытуемым объяснили, что это группа аспирантов, работающих над исследовательским проектом, и попросили угадать, кто из изображенных на снимке вносит наибольший вклад в работу группы. Судя по ответам, у испытуемых наблюдалась сильная тенденция приписывать наибольший вклад тому (или той), кто сидел во главе стола. В других экспериментальных условиях испытуемым показывали снимок группы, в которой были представители обоих полов (двое мужчин и три женщины). В случае, когда во главе стола восседал мужчина, испытуемые в подавляющем большинстве называли его ‹человеком, внесшим наибольший вклад›. Зато, когда на этом месте оказывалась женщина, ее не называл почти никто. Каждый из двоих мужчин на этой фотографии получил больше голосов, чем все три женщины, вместе взятые.
Результаты данного эксперимента дают блестящий пример того, что мы понимаем под ‹неосознанной идеологией›, поскольку результаты были сходными для обеих групп испытуемых - и для мужчин, и для женщин; более того, статус женщин, занимавших за столом место лидера, жестоко недооценили как феминистки, так и женщины, не принадлежавшие к их числу!
Эксперимент Портер и Гейз указывает на то, что дискриминацион-но в отношении женщин ведут себя не только мужчины', такой тип поведения гораздо больше, чем мы себе представляем, распространен и среди женщин. Более того, в недавнем эксперименте Роберт Бэрон, Мэри Бёрджесс и К.Ф. Као [491] показали, что подобное выражение сексизма женщин именно по отношению к женщинам часто проходит незамеченным. В их эксперименте испытуемые - мужчины и женщины - познакомились с двенадцатью короткими текстами-виньетками, описывающими человека, ведущего себя по отношению к женщинам в сексистской манере. Когда сексистские действия осуществляла женщина, испытуемые обоих полов были менее склонны называть эти действия ‹сексизмом› и рассматривали их как менее ‹экстремистские› и интенсивные, чем в случае, когда их совершал мужчина.
Процесс полоролевой социализации привел многих людей к тому, что они относятся к социальным ролям женщин и мужчин, как к чему-то принципиально жесткому и ограничительному. Исследователи, занимающиеся этим вопросом, считают, что такое традиционное представление о половых ролях противоречит полнокровному процессу индивидуального развития.
Например, Сандра Бем защищает тезис о том, что люди снимают эту полоролевую стереотипизацию, становясь более ‹андрогинными›. Согласно Бем, ‹следует всячески способствовать тому, чтобы и мужчины, и женщины проявляли как инструментальность, так и экспрессивность, как напористость, так и покладистость, как маскулинность, так и фемининность, в зависимости от того, какой из этих различных типов поведения в данный момент более подходит к конкретной ситуации› [492].
Чтобы проиллюстрировать это положение, обратимся к простому примеру. Когда вы просите о повышении зарплаты, адаптивным, желательным действием будет напористость - одинаково для мужчин и женщин; если вы будете вести себя застенчиво, пассивно или робко, вы вряд ли добьетесь своего. Вместе с тем в процессе улаживания спора адаптивной, желательной стратегией для мужчин и женщин будет как раз покладистость, в то время как напористость только увеличит напряжение.
Однако путь к андрогинному поведению не назовешь легким. Женщин, как и представителей многих меньшинств, часто поощряют за действия, соответствующие преобладающему культурному стереотипу, - действия, демонстрирующие подчинение, пассивность и зависимость. И как следствие этого имеет место эффект самореализующегося пророчества: если женщина пытается вести себя по-иному, не так, как предписывают социально приемлемые нормы, она, возможно, будет испытывать определенный дискомфорт, поскольку ее поведение будет расходиться с ее же Я-концепцией, которая существует с детства.
Например, как уже упоминалось выше, если бы водитель грузовика и домашняя хозяйка поменялись своими ролями, это сразу же вызвало бы огромное напряжение, особенно во взаимоотношениях с окружающими. Именно таким способом социально обусловленный стереотип старается себя ‹увековечить›. Если женщина пытается слишком отклониться от своей жесткой гендерной роли, ведя себя напористо или стремясь получить нетрадиционную для женщин работу, то такая ‹отступница› рискует потерять дружеские связи и, может быть, даже вызвать еще более предубежденные чувства у других. Точно так же, если индивиды хотят сравнивать себя с подобными себе людьми, то эта потребность будет препятствовать отходу от заданной роли.
Однако есть все основания верить в то, что распространенные представления насчет ‹подобающего› поведения для мужчин и женщин становятся все более и более гибкими. Линда Джексон и Томас Кэш [493] обнаружили, что мужчины и женщины, описываемые как ‹андрогинные›, воспринимаются, оказывается, с большей симпатией и как более приспособленные, чем мужчины и женщины, которые действуют строго в рамках традиционных половых ролей. Однако тут спрятана ловушка: когда женщины ведут себя в манере, соответствующей маскулинному стереотипу, полностью исключив традиционно фемининное поведение, они вызывают наименьшую симпатию, также и мужчины, выбравшие для себя стереотипно женскую манеру поведения, оцениваются как менее приспособленные, чем женщины, ведущие себя подобным образом.
Кажется, из всего вышесказанного следует вынести следующий урок: кросс-гендерное поведение остается для индивидов приемлемым до тех пор, пока они следят за тем, чтобы не нарушить баланс, соединяя ‹чужое› поведение с тем, что считается приемлемым для их собственного пола. Если вернуться к нашему примеру, то получается следующее: идея о том, что женщина стала водителем грузовика, вероятно, вызовет меньше недоуменных взглядов, если она к тому же - прекрасная повариха, швея или балерина. Аналогично, мужчина, выбравший для себя сидение дома и уход за детьми, может быть лучше принят в обществе, если он к тому же - прекрасный рыболов или ловко управляется с гаечным ключом.
Полоролевая социализация имеет множество последствий. Так, в серии экспериментов, проведенных в конце 60-х - начале 70-х гг., Матина Хорнер [494] обнаружила, что на самом деле женщины боятся успеха, особенно когда он кажется не соответствующим ожиданиям, связанным с их ролями. Когда студенток старших курсов попросили написать сочинение на тему: ‹Анна, студентка медицинского факультета, ставшая первой в своей группе›, то выяснилось, что испытуемые были склонны описывать будущее Анны как несчастливое: героиня сочинений либо старалась минимизировать собственные достижения, либо страдала от отрицательных последствий своего успеха.
Достаточно интересным представляется и то, что более поздние эксперименты [495] показывают: то же самое случается и с мужчинами, когда они достигают успеха в нетрадиционной области. Характерно то, что испытуемые-мужчины, которым рассказали, как некто ‹Джон› стал первым студентом в школе медсестер, предрекали больше отрицательных последствий этого успеха, чем испытуемые-женщины - некоей ‹Анне›, также добившейся аналогичного успеха в той же школе. Следовательно, феномен страха перед успехом аналогичен феномену убеждаемости: оба проявляются у мужчин и женщин, а когда и как - зависит от ситуации.
Я думаю, следует вынести два важных урока из того, что описано в данном разделе. Первый состоит в том, что, хотя некоторые различия в поведении мужчин и женщин и могут иметь место, истоки многих из этих различий могут быть обнаружены в различии ситуаций, в которых фиксируется это поведение. Иначе говоря, женщины поначалу могут казаться более убеждаемыми или опасающимися успеха, потому что их оценивают по правилам игры, установленным для мужчин. Стоит только начать оценивать мужчин по правилам, установленным для женщин, как вдруг - о чудо! - мужчины оказываются более убеждаемыми, боящимися достичь успеха и так далее! Более того, даже когда мужчины и женщины ведут себя идентично, о них очень часто судят, исходя из различных стандартов. Например, как мы видели выше, когда успеха добивается женщина, его обычно приписывают ее стараниям или удаче, в то время как успех мужчины приписывают его способностям. Точно так же, когда мужчины терпят неудачу, их судят гораздо строже, чем женщин, даже в тех случаях, когда поведение и тех и других абсолютно одинаково.
Следовательно, перед тем, как прийти к заключению, что один пол в чем-то отстает от другого, мы должны внимательно рассмотреть контекст, в рамках которого происходит то или иное поведение. А также убедиться в том, не применяется ли в оценке поведения мужчин и женщин ‹двойной стандарт›. Вспомните первый закон Аронсона: люди, творящие безумства, не обязательно безумны. Точно так же люди, совершающие то, что оценивается как ‹отставание›, не обязательно отстающие.
Второй урок заключается в осознании того факта, что все мы - мужчины, женщины, мальчики, девочки, чернокожие, ‹латины›, ‹азиаты›, белые, богатые, бедные, гомосексуалы и гетеросексуалы - являемся жертвами ограничительных стереотипных ролей. Было бы наивным упускать из виду тот очевидный факт, что одни роли менее ограничивают и ослабляют возможности людей, чем другие. Однако было бы не менее глупо не осознавать, что усилия одной группы освободить себя от оков предрассудков косвенно приносят пользу всем нам. По мере того как мы обучаемся принимать выходящее за рамки роли поведение другого человека, и наше собственное выходящее за рамки роли поведение все лучше воспринимается другими людьми, и мы получаем большую свободу реализовать свой человеческий потенциал.
Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 206; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!