УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН АВТОРОВ «СТА СТИХОТВОРЕНИЙ СТА ПОЭТОВ»

О том, как черти избавили старика от шишки*

В старину жил старик, и была у него на лице, с правой стороны, шишка величиною с большой мандарин. По этой причине старик чурался людей, а на жизнь себе добывал трудом дровосека.

Однажды отправился он в горы. Внезапно налетел сильный ветер, хлынул дождь, и воротиться домой не было никакой возможности. Делать нечего, пришлось старику заночевать в лесу. А вокруг ни души. Страшно ему стало, мочи нет. Хорошо еще, что поблизости оказалось дуплистое дерево. Залез старик в дупло, сидит, согнувшись в три погибели, и даже веки сомкнуть не смеет.

Вдруг вдалеке послышались какие‑то голоса, звук коих по мере приближения становился все громче. Старик немного воспрянул духом: только что он был в лесу один‑одинешенек, а теперь рядом появились люди. Выглянул он из дупла и увидел множество диковинных существ самого разного вида и обличья: у одного кожа красного цвета, а платье голубое, другой черен телом, а из одежды на нем только красная набедренная повязка; у кого‑то на лице всего один глаз виднеется, иные же вовсе без рта. Собралось этих чудищ не меньше сотни, толкаются, галдят. Разожгли они костер, яркий, точно солнце, и уселись как раз перед деревом, в дупле которого схоронился старик. У бедняги от страха душа совсем в пятки ушла.

На самом почетном месте восседал главный черт, бывший у них, судя по всему, предводителем, а по обе стороны от него двумя рядами расположились остальные, и было их не счесть. Вид они имели такой, что и словами не передать. Стали черти пить сакэ и веселиться, в точности так, как это принято у людей. Одну за другой осушали они свои чарки и вскоре изрядно захмелели, особенно предводитель.

Вдруг с самого дальнего места поднялся молодой черт, водрузил на голову прямоугольный поднос и, пробормотав что‑то невнятное, шаткою походкой направился к предводителю и понес околесицу. Тот, глядя на него, перехватил чарку в левую руку и покатился со смеху, словно был вовсе не чертом, а человеком. Наконец молодой черт отошел от него и, приплясывая, вернулся на прежнее место.

Тут один за другим пустились в пляс и остальные черти. Кто‑то из них плясал весьма искусно, у кого‑то совсем нескладно выходило. А старик только глядел на них да дивился.

Вскоре раздался голос предводителя чертей:

– Веселая нынче выдалась у нас пирушка. И все же славно было бы напоследок увидеть какой‑нибудь совсем уж диковинный танец.

При этих словах в старика точно бес вселился, а может быть, это боги или будды его надоумили, во всяком случае в голове у него пронеслось: «А почему бы мне не сплясать?» Правда, он тут же спохватился и воли себе не дал. Но черти до того лихо прихлопывали себе в лад, что в конце концов старик все же не утерпел. «Эх, была не была, – решил он. – Спляшу чертям. А коли ждет меня погибель, так тому и быть».

Вылез старик из дупла, надвинул по самый нос шапку‑эбоси, заткнул за пояс топор и направился к главному черту.

От удивления черти повскакали с мест, загомонили:

– Это еще кто такой?

Тут старик пустился в пляс: то вытянется в струнку, то наклонится, то изогнется – каких только коленцев не выкидывал! Да при этом еще и молодецки покрикивал: «Э‑эх!» Черти во главе со своим предводителем точно завороженные глядели, как он скачет туда‑сюда по поляне.

– Вот уже много лет, – сказал предводитель, когда старик окончил свой танец, – устраиваем мы подобные развлечения, однако такого искусного плясуна еще не видывали. Отныне ты непременно должен участвовать в наших пирушках.

– О чем речь, – отвечал на это старик. – Благодарствуйте за приглашение. В этот раз я особо не готовился и под конец кое‑какие движения позабыл, но, если моя пляска пришлась вам по душе, в другой раз я исполню для вас какой‑нибудь танец помедленнее.

– Вот и славно,– обрадовался предводитель.– Приходи непременно!

Вдруг в их разговор вмешался черт, сидевший третьим с краю:

– А что, если старик не сдержит слово и не придет? Надобно потребовать у него какой‑нибудь залог.

– Верно. Верно говоришь, – согласился предводитель. – Только что бы такое у него взять?

Стали черти совещаться между собой.

– Может быть, возьмем у него шишку? – предложил главный черт. – Говорят, шишка на лице приносит счастье. С нею, наверное, ему будет труднее всего расстаться.

– Как же так? – воскликнул старик. – Коли на то пошло, глаза или нос я еще готов вам уступить. Но шишку – нет уж, увольте. Я живу с нею долгие годы. Разве можно вот так, за здорово живешь, лишать человека его достояния!

– А он и впрямь дорожит своею шишкой, – молвил предводитель чертей. – Ее‑то и надо взять у него в залог.

Тотчас к старику подлетел один из чертей и со словами: «Давай сюда свою шишку!» – ухватился за нее, покрутил туда‑сюда – да и дернул. Старик даже боли не почувствовал.

Между тем стало светать, запели птички, и черти отправились восвояси, наказав старику напоследок, чтобы в следующий раз непременно приходил.

Старик провел рукой по щеке – от шишки, докучавшей ему долгие годы, даже следа не осталось. Позабыв о дровах, он со всех ног помчался домой.

– Где же шишка? – удивилась старуха, взглянув на мужа. И тот рассказал ей, как было дело. – Вот так чудеса! – в изумлении воскликнула старуха.

А по соседству с ними жил другой старик, и была у него на лице в точности такая же шишка, только с левой стороны.

Увидев, что сосед избавился от своей шишки, тот подступил к нему с расспросами:

– Куда подевалась твоя шишка? Скажи, где ты разыскал искусного лекаря, который ее срезал? Я тоже хочу избавиться от шишки.

И первый старик рассказал ему все, как было.

– Так что лекарь здесь ни при чем, – добавил он напоследок. – Это мне черти удружили.

– Я последую твоему примеру, – заявил другой старик и выспросил у соседа, как добраться до заветного места.

Сделал он, как его научили, залез в дупло и ждет. Вскоре и вправду явились черти, уселись в кружок возле дупла и принялись пить сакэ да веселиться. Наконец кто‑то из чертей спрашивает:

– Ну что, пришел наш плясун?

Вылез старик из дупла, а ноги под ним от страха подкашиваются.

– А, вот и он, – загомонили черти. Предводитель говорит:

– Подойди‑ка поближе. Ну, что же ты, пляши!

А старик этот, в отличие от предыдущего, оказался никудышным танцором – ни складу ни ладу в его движениях не было.

– Что‑то худо у тебя нынче получается, – рассердился предводитель чертей. – Из рук вон худо. А ну‑ка, верните ему его шишку, и пусть он идет прочь!

Тотчас к старику подскочил один из чертей и со словами: «Забирай свою шишку назад!» – налепил ее старику на правую щеку. Так что теперь у него стала не одна шишка, а две.

Недаром говорится: зависть до добра не доводит.

О том, как подручный кузнеца уворовал рыбу*

Не теперь, а в давние времена из земли Этиго в столицу пригнали двадцать лошадей, груженных рыбой. На подступах к городу, в местечке, именуемом Аватагути, жил кузнец, а в подручных у него ходил один человек. Был тот человек уже в летах, волосы у него на макушке вылезли, к тому же вид он имел запущенный и невзрачный, и с лица его не сходило плаксивое выражение. Завидев лошадей, он ринулся к ним. А дорога была узкая, лошади замешкались и сбились в кучу. Пристроившись к одной из них, подмастерье стащил две рыбины и сунул себе за пазуху, а потом как ни в чем не бывало побежал вперед.

Все это видел погонщик, приставленный к той самой лошади. Догнав вора, он схватил его за шиворот и закричал:

– Зачем ты украл рыбу? А подмастерье ему в ответ:

– Я и не думал ничего красть. Сперва докажите мою вину, а потом уж говорите. Сами украли, а теперь возводите на меня напраслину.

Пока они этак препирались, вокруг собралась целая толпа зевак и загородила проезд. Тут в спор вмешался старший погонщик, отвечавший за доставку груза.

– Ясное дело, – сказал он подмастерью, – это ты украл лещей и сунул себе за пазуху.

А тот твердит свое:

– Нет, это он украл.

– В таком случае, – рассвирепел погонщик, – мы оба должны снять одежду и показать, что у нас за пазухой. – Сказав так, он снял хакама, распахнул на груди короткий халат и двинулся на обманщика.– Вот, смотри!

С этими словами он схватил вора за грудки и потребовал:

– А ну‑ка, живо раздевайся!

– Как вам не стыдно! – возмутился тот. – С чего это я должен перед вами раздеваться?

Погонщик силой сорвал с него одежду – и в самом деле, под нею оказались два огромных леща.

– Ну, что я говорил! – воскликнул погонщик.– Вы только посмотрите на эту рыбу! Да ведь это не лещ, а целый лещина!

Вор не соизволил даже взглянуть в его сторону.

– Вот наглец! – огрызнулся он. – Если таким же образом обыскать знатную особу, к примеру, наложницу императора или даже императрицу, то под одеждой, в укромном месте, у нее тоже нашлось бы что‑нибудь этакое. Правда, у них эта штука называется не лещиной, а лощиной.

Тут все стоявшие поблизости и наблюдавшие эту сцену разразились громким хохотом.

О том, как Ацуюки позволил вынести тело покойного из ворот своей усадьбы*

В старину жил человек по имени Симоцукэ‑но Ацуюки, состоявший в чине третьего начальника правой гвардии. Был он искусным наездником и принимал участие в состязаниях всадников. Августейшие особы удостаивали его благосклонностью и доверием. Во времена государей Сюдзяку и Мураками он выдвинулся в число особо могущественных гвардейских командиров и пользовался всеобщим почетом. Состарившись, Ацуюки поселился в западной части столицы.

И вот однажды скоропостижно скончался его сосед. Ацуюки отправился в дом покойного и выразил его сыну соболезнования.

Выслушав его, тот посетовал:

– Теперь надобно проводить почившего моего родителя, но вот незадача: ворота нашей усадьбы расположены как раз в несчастливом направлении[211]. Однако долгое время оставлять тело в доме тоже невозможно. Так что волей‑неволей придется выносить покойного из этих ворот.

– Выносить покойного из ворот, расположенных в несчастливом направлении, не полагается,– возразил Ацуюки. – Помимо всего прочего, это может навлечь беду на ваше многочисленное потомство. Следует сломать изгородь между нашими усадьбами и вынести тело усопшего из моих ворот. Батюшка ваш при жизни делал людям только добро. Когда же еще, как не теперь, воздать ему тем же?

На это сын умершего сказал:

– Мыслимое ли дело выносить покойника из ворот дома, где все благополучно! Нет, пусть сие направление и несчастливое, выносить тело придется из моих ворот.

– Это будет весьма опрометчиво с вашей стороны. Выносить тело следует из ворот моей усадьбы,– повторил Ацуюки и удалился.

Воротившись к себе, он рассказал домочадцам:

– Скорбя об умершем соседе, я ходил к его сыну с соболезнованиями. И он посетовал, что выносить тело покойного придется из ворот, которые стоят в несчастливом направлении. А других ворот в его усадьбе нет. Я посочувствовал ему и предложил сломать изгородь между нашими усадьбами и воспользоваться моими воротами.

Услышав об этом, домочадцы так и ахнули:

– Вот так странные речи! Даже святые праведники, питающиеся одними плодами, и те вряд ли додумались бы до такого. Никому из самых бескорыстных людей не пришло бы в голову предоставить ворота собственной усадьбы для выноса тела умершего соседа. Что за нелепая затея!

– Не судите сгоряча, – молвил в ответ Ацуюки. – Доверьтесь мне. Те, кто всецело отдает себя во власть суеверий и опасается всего подряд, как правило, не живут долго и особых успехов не добиваются. Напротив – люди, которые не считаются с предрассудками, сплошь и рядом доживают до глубокой старости, и потомки их процветают. Того, кто придает непомерное значение приметам и беспокоится по всякому ничтожному поводу, нельзя назвать достойным человеком. Настоящий человек тот, кто помнит добро и способен забыть о себе ради ближнего. Такому человеку само Небо покровительствует. Так что не ропщите понапрасну.

С этими словами Ацуюки призвал к себе слуг и велел им сломать решетчатую кипарисовую изгородь, разделявшую две усадьбы, так что в итоге тело покойного вынесли из ворот его дома.

Вскоре слухи об этом облетели столицу, и даже во дворце были изумлены поступком Ацуюки и отзывались о нем с похвалой.

Сам Ацуюки дожил до глубокой старости и покинул сей мир в возрасте девяноста лет. Долгий век был отпущен и всем его детям. Говорят, что и ныне среди гвардейских командиров немало выходцев из рода Симоцукэ.

О монахе с длинным носом

В старину жил в Икэноо высокочтимый священник по имени Дзэнтин. В совершенстве владел он искусством тайных молитвенных заклинаний и долгие годы следовал праведной стезею. Миряне частенько просили его вознести молитвы по разным поводам, а посему жил он в достатке, и ни в храме, ни в кельях монашеских не было следов запустения. Не переводились приношения перед алтарем, и не затухали в святилище лампады. В трапезной то и дело устраивали для монахов угощение, в храме постоянно звучали проповеди, поэтому не было в обители ни единой пустующей кельи, и монастырь сей процветал. Не проходило дня, чтобы в бане не грели воду, и всякий раз набивалось туда монахов полным‑полно. А со временем в округе появилось множество крестьянских хижин, и селение тоже благоденствовало.

Так вот, у этого Дзэнтина был длинный нос – размером в пять, а то и в шесть сунов, который свешивался ниже подбородка. Цвета он был красновато‑лилового, разбухший и весь в пупырышках – ну в точности как кожица мандарина. И, бывало, зудел он несусветно. Тогда Дзэнтин согревал в котелке воду и, проделав в деревянном подносе дырку, так, чтобы в нее проходил только нос, и тем самым защищая лицо от пламени, просовывал нос в дырку, опускал его в кипяток и, тщательно проварив, извлекал наружу. Нос от этого делался темно‑лиловым.

Затем, уложив нос на подстилку, Дзэнтин просил кого‑нибудь из служек как следует пройтись по нему ногами, и тогда из раскрывшихся пор появлялись струйки пара. Стоило же оттоптать нос посильнее, как из пор высовывались белые червячки, и тогда щипчиками из каждой поры можно было извлечь по такому червячку длиною в целых четыре бу. После этого священник сызнова погружал свой нос в кипяток, и когда, еще раз хорошенько проварив, вытаскивал его из котелка, он сжимался и становился таким же, как у всех людей. Но проходило два‑три дня – и нос опять набухал, как прежде. А поскольку чаще всего нос священника пребывал набухшим, во время трапезы Дзэнтин усаживал против себя ученика, и тот, вооружившись деревянной дощечкой длиною в сяку и шириною в сун, приподнимал и придерживал нос наставника, покуда тот не кончал есть. Когда же вместо этого ученика он приглашал другого, а тот с непривычки допускал какую‑нибудь оплошность, Дзэнтин сердился и ничего более уже не брал в рот. Посему из всех своих учеников он отдавал предпочтение одному, и тот всякий раз во время трапезы прислуживал ему.

Но вот как‑то случилось этому ученику занемочь. Дзэнтин собрался было завтракать, но некому было поддержать его нос, и он ужасно огорчился. «Ну как же теперь быть?» – сокрушался он.

Тут один из мальчиков‑служек сказал:

– А ведь я мог бы услужить святому отцу. И нисколько не хуже его всегдашнего помощника.

Услышав такие слова, захворавший ученик передал своему наставнику: «Этот мальчишка говорит то‑то и то‑то». И поскольку лицом служка был весьма пригож, Дзэнтин призвал его в свои покои. Мальчик взял дощечку, чинно уселся перед священником и поднял его нос как раз в самую меру – ни слишком высоко, ни чересчур низко.

Отхлебнув рисовой каши, Дзэнтин воскликнул:

– Да ты и впрямь отменно справляешься! Даже лучше моего ученика, – и продолжал трапезу.

Но тут как раз у мальчишки защекотало в носу, и он отвернулся, чтобы чихнуть. Руки у него дрогнули, дощечка накренилась, нос соскользнул с нее и бухнулся прямо в кашу. Каша расплескалась, и брызги полетели в лицо священнику и мальчишке.

Дзэнтин рассвирепел и, отирая бумажной салфеткой голову и лицо, сказал:

– Будь ты проклят, сквернавец! Безмозглый попрошайка – вот кто ты такой! Пойди‑ка послужи другому, еще более достойному человеку, нежели я, и послушай, что он скажет, если ты этаким же образом обойдешься с его носом! Бессовестный тупица, ступай прочь!

С этими словами он прогнал мальчишку, а тот в недоумении пробормотал:

– Хорошо, я согласен служить другому господину, только разве отыщется где‑либо еще один человек с таким особенным носом? Глупости изволит говорить святой отец...

Услыхав это, ученики священника выскочили из его покоев и громко прыснули.

О том, как на ступе в стране Тан появилась кровь*

В давние времена в стране Тан[212] была высокая гора. На вершине той горы стояла огромная ступа[213]. А у подножия горы было селение, и жила там старуха лет восьмидесяти. Что ни день, взбиралась она на гору, дабы взглянуть на ступу. Путь от подножия до вершины был неблизким, да к тому же трудным и опасным, и тем не менее каждый день в любую погоду, шел ли дождь, сыпал ли снег, бушевал ли ветер, грохотал ли гром, покрывались ли склоны льдом, или наступала невыносимая летняя жара, старуха непременно приходила к ступе. Никто из селян не ведал об этом.

Однажды в знойную летнюю пору несколько юношей и ребятишек поднялись на гору и, расположившись возле ступы, наслаждались прохладой. Вдруг видят – ковыляет согбенная старуха и пот с лица отирает. Опираясь на клюку, она приблизилась к ступе и обошла ее со всех сторон.

«Видно, хочет помолиться», – решили молодые люди, однако старуха, обойдя ступу, сразу же пустилась в обратный путь. То же самое повторилось и на другой день, и на третий.

– Чего ради старуха обрекает себя на такие мучения? – недоумевали молодые люди. – Давайте спросим у нее, как только она снова сюда пожалует.

И вот, с трудом одолевая подъем, старуха в очередной раз приблизилась к ступе.

– Чего ради вы приходите сюда, старица? – спрашивают ее молодые люди. ‑ Даже нам не так‑то легко добираться сюда по такому пеклу, но зато потом мы можем насладиться прохладой. У вас же, похоже, ничего подобного и в мыслях нет. Изо дня в день вы поднимаетесь сюда только затем, чтобы пройтись вокруг ступы. Это просто удивительно. Объясните же, в чем дело?

– Вам, юношам, ‑ отвечала старуха, ‑ это и впрямь должно казаться странным. Не думайте, будто я стала ходить к ступе недавно. Я делаю это уже лет семьдесят, с той поры, как вошла в разум.

– Поразительное дело. А зачем вам это нужно?

– Отец мой умер в возрасте ста двадцати лет, дед дожил до ста тридцати, а прадед ‑ до двухсот лет с лишним. От своих предков отец узнал, а потом сообщил и мне, что существует такое предсказание: «Когда на ступе появится кровь, гора обрушится и на этом месте разверзнется морская пучина». Мой дом стоит у подножия, и если гора обрушится, я первая погибну под обломками. Потому‑то, дабы успеть вовремя перебраться в безопасное место, я каждый день наведываюсь сюда и смотрю, не выступила ли на ступе кровь.

Так сказала старуха, но молодые люди приняли ее слова за пустые бредни.

– Да, и впрямь страшно, – усмехнулись они. – Вы уж предупредите нас, как только узнаете, что гора должна рухнуть.

Старуха, не чуя подвоха, отвечала:

– Конечное дело. Неужто я стану искать спасения в одиночку, не предупредив остальных?

С этими словами она отправилась восвояси.

«Вряд ли сегодня старуха снова сюда пожалует,– подумали молодые люди.– Давайте‑ка ее напугаем. Вот смеху‑то завтра будет, когда она даст деру отсюда!»

Молодые люди сделали у себя ранки и вымазали кровью ступу, после чего вернулись домой и со смехом объявили приятелям:

– Тут у подножия живет одна старуха. Изо дня в день поднимается она в гору, чтобы поглядеть на ступу. Странное дело, подумали мы и спросили, зачем ей это надобно. Она объяснила – так, мол, и так, вот мы и затеяли ее напугать и намазали ступу кровью. Это же надо такое придумать – гора, дескать, рухнет!

Приятели пересказали это своим знакомым, и все вокруг потешались над «глупой» старухой.

На следующий день женщина, па обыкновению, пришла к ступе. Глядит – а на ней обильно выступила кровь. Побледнев от ужаса, старуха опрометью помчалась вниз. Добравшись до селения, она заголосила на всю округу, чтобы было слышно всем:

– Спасайтесь, люди добрые, бегите скорей отсюда! Того и гляди, гора обрушится, и на этом месте разверзнется морская бездна!

Затем она кинулась домой, созвала детей и внуков, и, взвалив на плечи свой скарб, они спешно покинули селение.

Глядя на них, молодые шутники хватались за животы от смеха.

Вдруг невесть откуда послышался гул и грохот, и было трудно разобрать, то ли ураган надвигается, то ли это отдаленные раскаты грома. Небо сделалось черным, как ночью, и в довершение всего этого ужаса качнулась гора.

– Что это? – не успели воскликнуть люди, как гора начала рушиться.

«Видно, правду говорила старуха»,– поняли тут селяне и бросились бежать прочь.

Кое‑кому удалось уцелеть, но и эти немногие плакали навзрыд: кто‑то разлучился с родителями, кто‑то растерял детей, а кто‑то лишился всего своего имущества.

Одна только старуха не пострадала – ей удалось не только спасти своих детей и внуков, но и сберечь нажитое добро.

Гора же в конце концов рухнула, и на том месте разверзлась морская бездна. А молодые люди, смеявшиеся над словами старухи, погибли все до единого.

Вот какие чудеса случались в старину.

Мы поможем в написании ваших работ!