Из цикла «ВЗИРАЯ НА КАРТИНЫ, ИЗОБРАЖАЮЩИЕ АД»
Слышал я, что если случится пробудить в себе «истинное сердце», то даже в пламени Вечного ада Аби возможно просветление
Пускай без роздыху
Терзают лютые муки
В самом яром пламени,
Разбуди в себе сердце свое,
И придет наконец озаренье.
* * *
Глупому сердцу,
Вот кому всю свою жизнь
Ты слепо вверялся,
Но настигнет последняя мысль:
«Так что ж теперь будет со мной?»
* * *
Его влекут на казнь.
Не сбросить на пути тугие путы.
Веревкой стянут он.
Подумать только – страх берет!
Ручные кандалы, канга на шее...
Так адский страж приводит грешника к вратам преисподней. И пока их не отворят, демон, отложив в сторону железный бич, терзает ученика острыми когтями укоризны: «Ведь лишь вчера, лишь сегодня вышел ты из этого ада. А когда покидал его, многократно наставляли тебя, чтоб ты вновь сюда не возвращался. Но ты опять через самое малое время возвратился в геенну. И не по вине других людей. Нет, тебя вновь ввергло в бездну твое собственное неразумное сердце. Не укоряй же никого, кроме себя». Из диких глаз демона льются слезы. Адские ворота отворяются с шумом, более оглушительным, чем грохот ста тысяч громовых ударов
Укажут грешнику: «Вот здесь!»
И он услышит страшный грохот!
Отверзлись адовы врата.
Какой его охватит ужас!
Как, верно, вострепещет он!
И вот из зияющего жерла раскрытых адских врат вырвется вихрь свирепого огня и настигнет грешника с диким воем, – нет слов, чтобы описать это зрелище! Весь охваченный пламенем, грешник внидет в геенну. Врата закрывают наглухо крепким затвором. Адский страж идет в обратный путь, уныло повесив голову, он полон жалости, что вовсе не вяжется с его грозным обликом. И не успеет грешник возопить: «О, горе! Когда же я выйду отсюда?» – как его начинают терзать лютыми муками. Остается только взывать о помощи к бодхисаттве преисподней. Лишь его божественное милосердие способно проникнуть в сердцевину пламени, подобно утреннему рассвету, чтобы посетить и утешить страждущего. Бодхисаттва преисподней – так именуют Дзидзо
|
|
|
Раздвинув пламя,
Бодхисаттва приходит утешить.
О, если бы сердце
Могло до конца постичь:
Сострадание – высшая радость!
* * *
Э! Духом не падай!
Ведь если блеснет милосердие
Небесным рассветом,
Ужель ускользнуть невозможно
Из самой кромешной тьмы?
* * *
Но если заслуги нет,
Чтобы могла тебя выкупить
От неизбывных мук,
Снова, уловленный пламенем,
Ты возвратишься в геенну.
Когда слагали стихи о нынешних временах
Даже постигнув суть
Этого бренного мира,
Все же невольно вздохнешь:
Где они, мудрые люди?
|
|
|
Ныне нигде их нет.
* * *
Судишь других:
То хорошо, это худо...
Вспомни меж тем,
Много ли в нашем мире
Знаешь ты о самом себе?
* * *
«Так я и ждал беды!» –
Человек в мановение ока
Упал на самое дно.
Сколько глубоких ямин
Уготовил для нас этот мир!
* * *
Не знает покоя! Поистине мир в наши дни,
Будто утлая лодка,
И по волнам не плывет,
И от берега отдалился.
Сложил стихи о «прозрении истинного сердца»:
Рассеялся мрак.
На небосводе сердца
Воссияла луна.
К западным склонам гор
Она все ближе, ближе...
ФУДЗИВАРА ТЭЙКА
(1162‑1241)
* * *
Аромат расцветающей сливы
Льют влажные от слез рукава,
И, сквозь кровлю сочась,
Лунный свет так горит на них,
Словно спорит с благоуханьем.
* * *
Небо снежило.
Изнемогли в дороге
Дикие гуси.
И вот улетают... На крылья
Сыплется дождик весенний.
* * *
Как‑то само собой
Сердце мое потянулось
К зубцам дальних гор...
Впервые в этом году
Светит трехдневный месяц.
* * *
Гора Хацусэ!
Луна, к закату склоняясь,
Брезжит едва‑едва.
Сквозь дымку смутно сочатся
Звуки колокола вдали...
* * *
Я видел, они расцвели,
Ветки вишневых деревьев,
|
|
|
Но в сумраке еле сквозят, –
Благоуханная дымка
На вечереющем небе
* * *
Где он, ветер
Цвета вишневых лепестков?
Скрылся бесследна
А скажут. «Земля как в снегу».
Есть еще чем любоваться!
* * *
Тайные мысли мои
Кому я оставлю в наследство,
Чьим открою глазам?
Сердце мое переполнил
Этот весенний рассвет.
* * *
В сумерках вечера.
Кого, улетевшего облаком,
Ветер привеял?
Что разбудил он в памяти
Ароматом цветов померанца?
* * *
Вновь засияло
В разрывах туч грозовых
Вечернее солнце.
На эту сторону гор
Белые цапли летят.
* * *
Циновка так холодна!
В одинокую ночь ожиданья
Ветер осени леденит.
Луной прикрылась, как рукавом,
Девушка с берега Удзи.
* * *
Остановить коня,
Рукава отряхнуть бы...
Приюта нигде не найдешь.
На всей равнине Сано
Снежный ветреный вечер.
* * *
Сказала: «Уже рассвет!»
Покинув меня, исчезла.
Не отыщешь следа.
Считанные мгновенья
Гостит на заре белый снег.
* * *
Еще усилил тоску
Этот уныло‑тягучий
Вихря вечернего шум.
Зачем обычай придуман
В сумерках встречи ждать?
* * *
Какой осенний вид
У твоей поблекшей любви!
Печаль меня убьет.
|
|
|
Так в роще сметает вихрь
Каплю белой росы.
* * *
Идет от другого домой,
И, чтобы скрасить дорогу,
Наверно, глядит на тебя.
Луна ожиданья ночного,
Как ты на рассвете бледна!
* * *
Помнишь ли ты меня?
Может, привычный ко мне рукав
Заледенел от слез?
Я всю ночь заснуть не могу.
Иней припорошил циновку...
* * *
Когда на заре разлучались
Белотканые наши рукава,
Упали багряные капли.
Пронзающий душу цвет
Печального осеннего ветра.
* * *
Как я когда‑то ласкал
Черные волосы любимой!
Каждую, каждую прядь
На одиноком ложе моем
В памяти перебираю.
* * *
Отблеск на рукавах,
Морской водой напоенных...
Поневоле всю ночь
Не могут с луной разлучиться
Солевары залива Сума.
* * *
В кои веки, бывало,
Друзья посетят меня...
Дальнее воспоминанье!
В саду моем с давних пор
Людские следы исчезли.
СЁКУСИ‑НАЙСИННО
(ум. 1201 г.)
О быстротечность!
На изголовье случайном
В дрёме забывшись,
Смутной тенью блуждаю
По тропе сновидений.
* * *
Напрасно гляжу вокруг.
Куда устремиться душою?
Нет такой стороны.
Весну провожая, темнеет
Вечернее небо.
Песня весны
Дверь хижины в горах
Осенена ветвями сосен,
Не знающих весны.
Прерывистою цепью капель
Сочится талый снег.
* * *
Мое мимолетное
Минувшее озирая взглядом,
Считаю в памяти:
Сколько вёсен я провела,
Печалуясь о вишневых цветах!
* * *
Осыпались вишни.
Напрасно бродит мой взгляд.
Крутом все поблекло.
Весенний дождь без конца
В опустевшем небе.
* * *
Возле окна моего,
Играя в листьях бамбука,
Ветер зашелестел.
Становится все короче
Дремота летних ночей.
* * *
Павлонии палый лист
Так затруднил дорогу –
Не протоптать тропы.
Пропал остаток надежды,
Что друг мой придет ко мне.
* * *
Холодом веет ветер.
Редеет деревьев листва,
И от ночи к ночи
Ширится, заливая сад,
Сиянье осенней луны.
* * *
Пока я глядела,
Вдруг наступила зима.
Морская заводь,
Где дикие утки гнездятся,
Подернулась тонким ледком.
* * *
Снег падает день за днем.
Печи угольщиком курятся
Все сильней и сильней.
Даже дым, до чего он печален
В деревне Большое Поле!
ГОТОБА‑ИН
(1180‑1239)
* * *
Весенний день миновал,
Дымкой застланы горные склоны
За рекой Минасэ.
Как же я думать мог:
«Лишь осенью вечер прекрасен»!
* * *
Горе! В минувшие дни
На каком отдаленном поле
Из диких зарослей трав
Подул на меня впервые
Этот осенний ветер?
МИНАМОТО САНЭТОМО
(1192‑1219)
Воспеваю первый день первой луны нового года
Ранним утром гляжу: Горы затмились туманом,
Это сходит весна
С необъятной равнины
Вечно сущего неба.
Песня о сердце в глубине сердца
Где боги живут?
Где обитают будды?
Ищите их
Только в глубинах сердца
Любого из смертных людей.
Песня о «срединном пути» согласно Махаяне
Этот мир земной –
Отраженное в зеркале
Марево теней.
Есть, но не скажешь, что есть.
Нет, но не скажешь, что нет.
Смотрю, как набегают валы на скалистый берег
Огромного моря валы
С грохотом катят камни,
Набегом берег тесня.
Расколются, раздробятся,
Рассыплются, падают пеной...
Стихи о том, как солнце спускается к вершинам гор
Словно в багряную краску
Окунули тысячу раз,
Так густо окрашено небо,
Когда к зубцам дальних гор
Нисходит вечернее солнце.
Увидев, что на кухонной доске распластан дикий гусь, утративший свое подобие
Какая печальная мысль!
Взгляните, во что превратился
Даже он, этот дикий гусь,
Летевший посреди облаков,
На самом краю небосвода.
Возле дороги с безудержным плачем искал свою мать малый ребенок. Случившиеся там люди поведали мне, что оба его родителя покинули наш свет
Бедняжку так жаль!
Сама на глаза навернулась
Непрошеная слеза.
Напрасно зовет ребенок
Свою умершую мать.
В думах о том, как люди, впавшие в нищету, умудряются жить на свете
Так создан наш мир.
Ты есть, и достаток есть
Какой ни на есть.
А нет ничего, значит, нет,
Свой век протянешь – ни с чем.
Во время наводнения, приключившегося в седьмую луну первого года Кэнрэки, горестные сетования земледельцев переполнили небеса. И тогда, представ в одиночестве перед Буддой моего домашнего алтаря, я вознес краткую мольбу:
В такие времена
Страдания и жалобы народа
Превыше всех забот.
Божественных драконов осьмерица,
Останови губительный потоп!
О чувстве сострадания
Пускай бессловесны звери,
Бессмысленны, что из того? В душе просыпается жалость,
Лишь вспомню, что я и они – Родители детям своим.
Я даже не слышал о долговременной болезни одного человека, как вдруг сообщили мне, что он скончался на рассвете, и тогда я сказал:
Нежданная весть,
Но стоит ли удивляться?
И все же, все же...
Какой мимолетный сон –
Наша земная жизнь!
Смотрю, как ветер треплет горные розы
О мое сердце,
Что делать нам остается?
Горные розы
Уже, увядая, поблекли,
И подымается буря.
Мрак
В глубокой тьме,
Черной, как ягоды тута,
Скрыты грядой
Восьмиярусных облаков,
Кричат перелетные гуси.
Размышляя о своей греховности
Только искры одни
Переполнили бездну неба...
Пламенеющий ад –
Нет для грешных другой дороги.
Как это вымолвить страшно!
Стихи, сочиненные мною, когда я увидел на берегу множество огней
Неужели всегда
На это глядеть так грустно?
Там, где у моря стоят
Тростниковые шалаши рыбаков,
Разгорелись огни солеварен.
* * *
Лишь я один
Ее называю любимой!
К ней волны бегут.
Венчает чело горы
Снег, летящий с небес.
ДЗЮНТОКУ‑ИН
(1197‑1242)
* * *
Какая печаль –
Ее одежды припомнить!
Мы оба, я и она,
Устало бредем в этом мире,
Где свидеться нам не дано.
Перед изгнанием
Что, если я доживу!
Что, если снова вернуться
Мне суждено под конец!
Все равно, до чего мрачна
Земная эта столица!
* * *
Не догорит до конца –
Жизнь томительно длится.
Еще мы в мире одном,
Но все упованья напрасны.
Разъединен наш союз.
* * *
Что меня ждет?
Сердце я утешаю
Завтрашним днем.
Так вчерашний прошел.
Так и нынешний минет.
Перевод В. Н. Марковой
«СТО СТИХОТВОРЕНИЙ СТА ПОЭТОВ»
«Сто стихотворений ста поэтов» («Хякунин иссю») – народная книга в Японии. Между тем известны и дата ее создания – 1235 г., и имя ее составителя. Отпрыск знатнейшей ветви знатнейшего рода, Фудзивара‑но Тэйка (Садаиэ, 1162–1241), поэт и филолог, был неутомимым тружеником. Лишь перечень того, что сделал этот очень часто болевший человек, занял бы немало страниц. Стихи молодого Тэйка поразили современников новизной, их «темный стиль» вызывал споры, но вскоре из них родилось целое направление в поэзии. В зрелые годы Тэйка становится центральной фигурой литературной жизни Японии. В его сочинениях об искусстве стихосложения с классической полнотой изложены основы японского понимания сути поэтического слова, таких вечных для поэзии понятий, как «высокое», «прекрасное», «старое» и «новое». Огромного размаха достигает его деятельность собирателя и кодификатора рукописей поэзии и прозы, «Сто стихотворений ста поэтов» оказались последней значительной работой Тэйка.
Составление поэтического изборника почиталось в Японии, с ее культом поэзии, творческим актом высшего порядка. Это должна была быть не просто книга хороших стихов, но и композиция с обдуманными переходами тем, перекличкой мотивов. Сюита. Признанный шедевр соседствовал здесь с незаметным прежде стихотворением – и вдруг содержание того и другого открывались с неожиданной глубиной. Созданная по случайному поводу, «на заказ», эта небольшая антология несет на себе печать сложнейшей личности поэта, его пристрастий, давних литературных споров. Когда‑то Уцуномия Ёрииуна (1178–1259), тесть его сына Тамэиэ (1198– 1275), талантливого поэта и литератора, попросил Тэйка составить изборник стихотворений и выполнить его собственноручно на отдельных листах, с тем чтобы художники украсили сёдзи (раздвижные перегородки) в загородном доме Ёрицуна живописью на темы этих стихотворений. Просьба эта пришлась кстати. Список должен был быть длинным, так как сёдзи предполагалось расставить много: дом Ёрицуна, свойственника Ходзё Ясутоки, держателя власти в стране («сиккэна»), был богат и просторен. Находился он недалеко от столицы, в местности Сага, близ горы Огура.
Тэйка в дневнике записал, что «выбрал по одному из стихотворений минувших времен от Тэндзи‑тэнно до Иэтака и Масацунэ». Считается, что наиболее ранней версией собрания заказанных Ёрицуна стихов была антология «Хякунин сюка», то есть «Сто выдающихся стихотворений ста поэтов» (правда, в самом начале она включала сто одно имя и, соответственно, сто одно стихотворение), и при этом в ней отсутствовали стихи государей Готоба‑ин и Дзюнтоку‑ин, а также самого Тэйка. Отчего не были представлены стихи составителя, мы не знаем. Что до государей, то они, как участники заговора 1221 г., пребывали в ссылке, и их имена находились под запретом. Наиболее вероятно, что добавил их стихотворения уже Тамэиэ, которому отец, должно быть, передал тайну своего замысла. Ведь неслучайно Тамэиэ включил оба эти стихотворения в составленную им антологию «Сёку госэнсю» (1251). Какого же замысла?
Существует обширная литература на эту тему. Мы нашли целесообразным привести здесь результаты исследований Кого Такафуми, профессора из университета Рюкоку в
Киото. Они если не разрешают всю проблему до конца (нам кажется, что это в принципе вряд ли осуществимо, ибо речь идет о замысле такого выдающегося литератора, как Тэйка), то чрезвычайно обогащают ее понимание. Количественная разница между «Хякунин сюка» и прославленной «Хякунин иссю» невелика. В них совпадают девяносто семь стихотворений. И тем не менее это совсем разные книги. Во‑первых, потому, что стихи в них расположены в подавляющем большинстве в ином порядке; во‑вторых, из названия второй книги исчезло слово «выдающихся»: намек на то, что это просто книга стихотворений – независимо от их качества, – выбранных и сопоставленных согласно некоему плану. Это очень важно. Изборник был составлен по заказу Уцуномия Ёрицуна (в монашестве Рэнсё), обращен к нему как к читателю, и именно жизнь Ёрицуна стала сюжетообразующей темой «Ста стихотворений ста поэтов». Знатный самурай из восточных краев, Ёрицуна жил в эпоху буйных феодальных сшибок. Он был бесстрашным воином, но, заподозренный в участии в одном из бесчисленных заговоров, в возрасте двадцати восьми лет был насильно пострижен в монахи. В 1221 г. он поселился близ Киото, вдали от Камакура, истинной столицы страны, которой правили сиккэны из семьи Ходзё, и до конца своих дней тосковал по родине и деятельной своей молодости.
Книга Тэйка – не повествование и даже не классическая «ута моногатари», лирическая повесть типа «Исэ моногатари», то есть рассказы, в центре которых стихотворение, но логическое ее завершение: лирическая повесть, которой не нужен прозаический контекст; контекст этот – в памяти ее создателя и читателей. В одной из своих статей Кого Такафуми показывает также, что созданию «Ста стихотворений ста поэтов» предшествовало внимательное чтение только что написанной изгнанником государем Готоба‑ин книги танка «Сто стихотворений с далекого острова». По мнению Каго, многие стихи из сборника Тэйка соотносятся со стихами Готоба‑ин, как «хонкадори» и «хонка». «Хонкадори» – важнейшее понятие в японской поэтической традиции, когда один поэт, используя («дори») слово или слова какого‑нибудь другого поэта («хонка» – «песня, лежащая в основе»; здесь – нечто, объединяющее в себе «черновик» и «образец»), создает свое, развивающее или в конечном случае даже меняющее его тему, настроение или смысл. Подходя к расшифровке замысла книги Тэйка не извне, как добросовестные комментаторы, а изнутри, то есть уясняя себе ее устав и закон. Кого трактует понятие «хонкадори» в его живом движении и тем самым предельно обобщает его смысл. Он доказывает, что уже написанные стихи разных поэтов в процессе создания нового изборника могут вступать и вступают между собой в отношения «хонкадори» и «хонка». Так, он обращает наше внимание на одно из стихотворений Готоба‑ин как на «хонка», вызвавшее в памяти составителя «Хякунин иссю» то стихотворение, которым он открыл свой изборник: «Осень настала. // Я все дольше задумчив, все чаще. // Вот и здешний крестьянин – // Он в чаще валежник ломает: // Как влажны от росы рукава!» Все значащие слова в танка Готоба‑ин связаны с темой осени, и каждое может стать главным тематическим словом в другом стихотворении, то есть каждое в некоем новом контексте может стать цитатой, сигналом для читающего. Оно как бы проступает в тексте стихотворения более или менее сильно в зависимости от смысла рядом стоящего стихотворения. Это во‑первых, а во‑вторых – в зависимости от смысла стихотворений, среди которых оно находилось изначально.
В. С. Санович
СТО СТИХОТВОРЕНИЙ СТА ПОЭТОВ[209]
1. ТЭНДЗИ‑ТЭННО
На осеннем поле
Непрочный приют осенён
Сквозной плетёнкой.
Оттого‑то мои рукава
Что ни ночь от росы намокают.
2. ДЗИТО‑ТЭННО
Весна миновала.
Кажется, лето приспело.
Одежд белотканых
Сохнет холст на склонах твоих,
Небесная гора Кагуяма!
3. КАКИНОМОТО‑НО ХИТОМАРО
В глухих далёких горах
Фазан длиннохвостый дремлет.
Долог хвост у фазана.
Эту долгую‑долгую ночь
Ужели мне спать одному?
4. ЯМАБЭ‑НО АКАХИТО
К заливу Таго
Я выйду и словно бы вижу:
О, белотканый –
Над высокой вершиной Фудзи
Падает, падает снег.
5. САРУМАРУ‑ДАЮ
В теснинах гор
Сквозь ворох кленовых листьев
Проходит олень.
Я слышу стонущий голос.
До чего тогда осень грустна!
6. ОТОМО‑НО ЯКАМОТИ
Сороки в небе
Летучий мост навели
Для заветной встречи:
Белый искрится иней.
Так, значит, глубокая ночь?
7. АБЭ‑НО НАКАМАРО
Равнина небес!
Далёко я взор простираю.
Как?! Та же луна
В юности моей восходила
В Касуга, над горой Микаса?!
8. КИСЭН‑ХОСИ
Мой шалаш в глуши,
Там, где бродят олени.
Вот так я живу.
А люди в столице думают:
Удзияма – вершина горестей.
9. ОНО‑НО КОМАТИ
Распустился впустую,
Минул вишенный цвет.
О, век мой недолгий!
Век не смежая, гляжу
Взглядом долгим, как дождь.
10. СЭМИМАРУ
Так вот её норов?!
Ты уедешь или вернёшься –
Это место разлуки.
Все – знакомые, незнакомцы –
Не минуют Заставы Встреч!
11. САНГИ ТАКАМУРА
Равниною моря
В край Осьмидесяти островов
Мы теперь уплываем.
Всем, кто помнит меня, передай
Эту весть, о лодка рыбачья!
12. СОДЗЁ ХЭНДЗЁ
О ветр в небесах,
Слети, заслони от взора
Облачную стезю!
Да продлится ещё на миг
Неземных плясуний искусство!
13. ЁДЗЭЙ‑ИН
От высот Цукуба
Сбегает Минаногава –
Река «Не гляди!».
Любовь, истомленная жаждой,
В ней бездонный вырыла омут.
14. КАВАРА‑НО САДАЙДЗИН
«Синобу» – тайная грусть,
Узор из страны Митиноку,
Кто спутал нити твои?
Смутил кто сердце тревогой?
Ведь невиновен я...
15. КОКО‑ТЭННО
В весенних полях
Молодые травы сбираю
Тебе в подношенье.
А на рукава неустанно
Падает, падает снег.
16. ТЮНАГОН ЮКИХИРА
Пусть разлука близка –
Я в страну Инаба отбываю, –
И в иной стороне
Я расслышу в голосе сосен:
«Жду», и я тотчас приеду!
17. АРИВАРА‑НО НАРИХИРА‑НО АСОН
Век могучих богов
Не слыхал о подобном деянье.
Реку Тацута
Опутали тысячью нитей,
Окунули в дивный багрянец!
18. ФУДЗИВАРА‑НО ТОСИЮКИ‑НО АСОН
Это на берег Суминоэ
Днём и ночью волны набегают.
А тебя и ночью не видно!
Видно, взоров чужих бережёшься
На путях моих сновидений.
19. ИСЭ
Что зазора короче
Меж коленцами тростника
В Нанива на мелководье?
Так ты велишь мне: живи,
Ни на миг с тобой не встречаясь?!
20. МОТОЁСИ СИННО
Мне всё едино теперь!
Я – словно бы в Нанива‑море
Спасительный знак.
Пускай я в волнах погибну,
Но прежде встречусь с тобою!
21. СОСЭЙ‑ХОСИ
Ты сказала: «Приду»,
И каждую ночь на исходе
Этой Долгой луны
Я ждал... Луна восходила
И гостила до белого света.
22. БУНЪЯ‑НО ЯСУХИДЭ
Она налетит,
И никнут осенние травы,
Сгибаются дерева.
Воистину, горы и ветер,
Съединяясь, рождают бурю.
23. ОЭ‑НО ТИСАТО
Гляжу на луну,
И тысяча тысяч в сердце
Родится печалей.
Пускай не ко мне одному
Осень приходит, и все же...
24. КАНКЭ
В дорогу сбираясь,
Мы даров собрать не успели,
О гора Приношений!
Но парча твоих красных листьев
Будет по сердцу богу Странствий!
25. САНДЗЁ‑НО УДАЙДЗИН
Не зря прозвали её
Люди вершиной Свиданий:
Там плющ «Вместе уснём».
Держись его, он укажет
Путь ко мне потаённый.
26. ТЭЙСИНКО
О красные клёны
На высотах горы Огура,
Когда есть у вас сердце,
Дождитесь ещё одного,
Высочайшего посещенья.
27. ТЮНАГОН КАНЭСУКЭ
Равнина Кувшинов.
Из недр вскипая потоком,
Ключ‑река убегает.
Лишь на миг я её увидел, –
Что ж тоска меня источила?
28. МИНАМОТО‑НО МУНЭЮКИ‑НО АСОН
В зимнюю пору
Здесь, в деревушке в горах,
Ещё безотрадней,
Как помыслю, что замерло всё:
И шаги людские, и травы.
29. ОСИКОТИ‑НО МИЦУНЭ
Пущусь наугад!
Будет удача, не будет...
Первый иней лёг,
И брожу я, заворожённый,
Там, где белые хризантемы.
30. МИБУ‑НО ТАДАМИНЭ
Казалась так холодна
Луна на небе рассвета,
Когда разлучались мы.
С тех пор я не знаю часа
Грустней восхода зари!
31. САКАНОУЭ‑НО КОРЭНОРИ
Едва рассвело,
Мне на миг почудилось даже:
Это всходит луна.
Белый сыплется снег
В Ёсино по всему селенью.
32. ХАРУМИТИ‑НО ЦУРАКИ
Что за плотины
Ветер на реках построил
В горных ущельях?
А, это красные листья
Течь воде не дают!
33. КИ‑НО ТОМОНОРИ
Вешним днём,
Когда безмятежно лучится
Извечный свет,
Отчего в сердечной тревоге
Вишни в цвету облетают?
34. ФУДЗИВАРА‑НО ОКИКАДЗЭ
О ком я скажу теперь:
Вот он, мой давний знакомец?!
Сосна в Такасаго стара,
Но могу ль перемолвиться с нею,
Как с другом старинным своим?
35. КИ‑НО ЦУРАЮКИ
Ну что я скажу в ответ?
Мне сердце твоё неизвестно.
Но мило по старине
Мне это селенье: цветы в нём
По‑прежнему благоухают.
36. КИЁХАРА‑НО ФУКАЯБУ
Летняя ночь.
Ещё глубокая тьма,
Но уже светлеет.
За этой тучкой, за той
Укрыться теперь луне?
37. БУНЪЯ‑НО АСАЯСУ
Осенний ветер
Капли белой росы разметал
По всему полю.
Так летят врассыпную
Неснизанные жемчуга.
38. УКОН
Совсем позабыта,
Тревожусь я не о себе,
Я любить поклялась,
Но сердце жалость стесняет:
Бедный! Что станется с ним?!
39. САНГИ ХИТОСИ
В поле асадзи –
Мелкий в поле бамбук.
Как я ни таился,
Переполнилось сердце. Зачем
Я так сильно её люблю?!
40. ТАЙРА‑НО КАНЭМОРИ
Как я ни таился,
Цвет любви моей проступил
Слишком приметно.
Отчего ты ходишь тревожен,
Все спрашивают меня.
41. МИБУ‑НО ТАДАМИ
О том, что влюблён я,
Слишком рано молва
Разошлась по свету.
А ведь только глубины сердца
Озарились думой о ней.
42. КИЁХАРА‑НО МОТОСУКЭ
О, как мы клялись!
Я – твои, ты – мои рукава
От слёз выжимая,
Что не одолеют волны
Гребня Суэ‑но Мацуяма.
43. ТЮНАГОН АЦУТАДА
После наших встреч
Такая на сердце смута!
Как мог я знать,
Когда всё едва начиналось,
Что есть неподдельная боль?!
44. ТЮНАГОН АСАТАДА
Если б мы никогда
Не встретились больше на свете,
О, тогда хорошо:
Мне не в чем станет корить
Ни её, ни себя самого.
45. КЭНТОКУКО
«О печаль моя!»
Никто мне не скажет, знаю,
Этих слов теперь.
Значит, всё было напрасно,
Даром жизнь прожита.
46. СОНЭ‑НО ЁСИТАДА
По стремнинам Юра
Правит лодку свою перевозчик.
Сломалось весло.
О, дороги моей любви!
Плыву, не знаю куда...
47. ЭГЁ‑ХОСИ
Дикие травы
Густо в доме растут.
Какая печаль!
Никого! Одна только осень
В гости приходит сюда.
48. МИНАМОТО‑НО СИГЭЮКИ
Как ветер жесток,
Бьются волны в недвижные скалы,
Будто это я сам:
Во мне всё рвётся на части
Теперь, в ненастливый час.
49. ОНАКАТОМИ‑НО ЁСИНОБУ‑НО АСОН
Стражей Ограды
Светло пылают огни
Ночною порой,
Но наступает день,
И я с ними вместе гасну.
50. ФУДЗИВАРА‑НО ЁСИТАКА
Из‑за тебя одной
О жизни, которой прежде
Не дорожил ничуть,
Теперь помышляю вседневно:
Пускай будет долгой она!
51. ФУДЗИВАРА‑НО САНЭКАТА‑НО АСОН
Скажу ли, как сильно я...
Но нет, дыханье займется!
У горы Дыханья спроси:
Там растёт чернобыльник горючий,
Словно сердце мое он сгорает!
52. ФУДЗИВАРА‑НО МИТИНОБУ‑НО АСОН
Пусть утро наступит.
В свой черед и день потемнеет,
Я всё это знаю.
Тем больше мне ненавистен
Первый проблеск зари!
53. УДАЙСЁ МИТИЦУНА‑НО ХАХА
Вздыхая печально,
Одна я лежала в ночи,
Зарю ожидая.
Да разве ты можешь знать,
Как долго сегодня светало?!
54. ГИДОСАНСИ‑НО ХАХА
Никогда не забудешь?
Каким суровым обетом
Себя связал ты!
Ну что ж, этот день да будет
В жизни моей последним!
55. ДАЙНАГОН КИНТО
Шум водопада
Оборвался давно, унесён
Времени током.
Но плещет, как прежде, слава,
Молвой разливаясь по свету.
56. ИДЗУМИ‑СИКИБУ
Чтобы помнить тебя
Там, вне этого мира,
В коем скоро умру,
Я теперь хочу непременно
Увидеть тебя ещё раз!
57. МУРАСАКИ СИКИБУ
Встретились наконец,
Но пока я гадала: она ли –
Та, на кого гляжу? –
Уже в облаках сокрылся
Свет луны полуночной.
58. ДАЙНИ‑НО САММИ
Ветер с горы Арима
В долине Ина повеет –
Зашелестит бамбук.
Ты слышишь, ветреник?! Разве
Я в силах тебя позабыть?
59. АКАДЗОМЭ‑ЭМОН
О, знала бы я,
Могла бы уснуть беззаботно,
Но темнела ночь,
А я одиноко глядела,
Как луна уходит к закату.
60. КОСИКИБУ‑НО НАЙСИ
Мимо горы Оэяма
Вдоль долгой долины Икуно
Долго идет письмо,
И я ещё не видала вас,
Ступени Небесной лестницы.
61. ИСЭ‑НО ТАЙФУ
В старинной столице,
В Наре цветы возросли
Осьмилёпестных вишен.
В Девятивратном Дворце
Сияют они сегодня.
62. СЭЙ СЁНАГОН
Некто в глухую ночь
Своим петушиным пением
Привратника обманул.
Но Застава Встреч для притворщика
Будет наглухо затворена.
63. САКЁ‑НО ТАЙФУ МИТИМАСА
«Теперь навсегда
Я должен порвать с тобою!» –
Даже эти слова,
Но сам, без чужого посредства,
Если б мог я тебе сказать!
64. ГОН‑ТЮНАГОН САДАЁРИ
На раннем рассвете
Туман над рекою Удзи
Рвётся, рвётся на клочья,
И вдоль отмелей, отмелей светлых
Колья вершей всплывают чредою.
65. САГАМИ
Обидой истомлена,
Не боюсь, что мои рукава
Истлеют от слёз.
Мне доброго имени жаль,
Истреплет его молва.
66. ДАЙСОДЗЁ ГЁСОН
Будем же вместе,
Откроем сердце друг другу,
Вишня в горной глуши.
Только я да цветы в этом мире
Знают о нашей встрече.
67. СУО‑НО НАЙСИ
Вешней ночи летучий сон.
Забыться бы дрёмой, приникнув
Головою к твоей руке!
Но нет, и такая малость
Моё имя погубит навеки.
68. САНДЗЁ‑НО ИН
Сердце против, но если
Придётся и дальше мне жить
В нашем горестном мире,
О луна этой зимней ночи,
Я с любовью вспомню тебя!
69. НОИН‑ХОСИ
Красные листья
С отрогов горы Мимуро,
Где буря бушует,
Парчовой тканью устлали
Воды реки Тацута.
70. РЁДЗЭН‑ХОСИ
Печалью застигнут,
Я приют свой покинул и вышел
И вокруг огляделся.
И вблизи, и далёко всё то же,
Повсюду осени сумрак.
71. ДАЙНАГОН ЦУНЭНОБУ
Лишь только стемнеет,
Уж гостит он в рисовом поле.
Прошуршит у калитки,
И в шалаш тростниковый
Врывается осенний ветер.
72. ЮСИ‑НАЙСИННО‑КЭ‑НО КИИ
Прибрежья Такаси
Славен высокий прибой,
Да изменчивы волны.
Страшусь подойти к ним поближе,
Намокнут мои рукава!
73. ГОН‑ТЮНАГОН МАСАФУСА
Там, на Такасаго,
У самой вершины, вдали, –
Вишня расцветшая.
О дымка окружных холмов,
Не подымайся высоко!
74. МИНАМОТО‑НО ТОСИЁРИ‑НО АСОН
Зыбкое сердце её
Склони ко мне, о благая
Гора Хацусэ.
Но вихрь по склону с вершины
Непрошеный налетел.
75. ФУДЗИВАРА‑НО МОТОТОСИ
Ты клялся: «Повремени!»
Росинка в траве Упованья –
Цена всей жизни моей.
О, горе! И в эхом году
Бесследно осень минует.
76. ХОССЁДЗИ‑НО НЮДО САКИ‑НО КАМПАКУ ДАЙДЗЁДАЙДЗИН
На равнину моря
Мы выплыли и увидали:
Там, далёко‑далёко,
Сродни облакам вечносущим,
Недвижны белые волны.
77. СУТОКУ‑ИН
На перекатах быстра,
Скалы ей путь преграждают,
Но неистовая река
На бегу раздвоится, и вскоре
Встретятся вновь рукава!
78. МИНАМОТО‑НО КАНЭМАСА
«Не свидимся мы!»
От прибрежий Авадзи незримых
Чаек пролётных крик.
Как часто тебя будил он,
О страж заставы Сума!
79. САКЁ‑НО ТАЙФУ АКИСУКЭ
Ветер осенний
Гонит облака в вышине.
Сквозь летучие клочья
Так ярок, так чист прольётся
Ослепительный лунный луч.
80. ТАЙКЭНМОНЪИН‑НО ХОРИКАВА
Долго ли будешь
Мне верен, не ведаю я,
Но спутались пряди
Чёрных волос моих... Смута
Такая на сердце утром!
81. ГОТОКУДАЙДЗИ‑НО САДАЙДЗИН
Я взглядом ищу:
Не там ли сейчас промелькнул
Кукушки голос?
Но нет! Одна лишь луна
Медлит в рассветном небе.
82. ДОИН‑ХОСИ
Тяжка моя скорбь!
Ну что ж! И такую жизнь
Как‑нибудь проживу.
Но затаённые слёзы
Сильней меня – пролились!
83. КОТАЙГОГУ‑НО ДАЙБУ ТОСИНАРИ
О, этот мир!
Мне нет из него дороги!
И в горной глуши,
Где в думах я затерялся,
Олень одинокий стонет.
84. ФУДЗИВАРА‑НО КИЁСУКЭ‑НО АСОН
Если век мой продлится,
Я, быть может, и эту пору
Припомню с любовью.
О дни моих прежних несчастий,
Как по ним я теперь тоскую!
85. СЮНЪЭ‑ХОСИ
Долгую ночь
Я во власти думы глубокой,
А рассвета нет.
Ни луча... Даже в щель моей спальни
Пробился безжалостный мрак.
86. САЙГЁ‑ХОСИ
«Ну же, вздыхай!
Отдайся печали!» – Иль это
Луна мне велит?
А каким укором блистают
Лики маленьких слёз!
87. ДЗЯКУРЭН‑ХОСИ
Брызнула морось.
Ещё не просохли капли на листьях
Прекрасных древес,
А уж тянется кверху туман
Из глубин осеннего сумрака.
88. КОКАМОНЪИН‑НО БЭТТО
В Нанива на берегу
Срезан тростник под корень.
Одна короткая ночь,
Но нет мне теперь спасенья,
Любовь уносит меня.
89. СЁКУСИ‑НАЙСИННО
Жизнь – нитка жемчужин!
Если ты порвёшься, порвись!
Если век мой продлится,
Ослабею. Как удержу
То, что от всех я таила?!
90. ИМБУМОНЪИН‑НО ТАЙФУ
О, когда б ему показать
Рыбаков далёкого Осима:
Как их рукава влажны.
Но морская вода бесцветна,
Не окрашена кровью слёз.
91. ГОКЁГОКУ СЭССЁ‑НО САКИ‑НО ДАЙДЗЁДАЙДЗИН
Сверчок не смолкает
Под половицей в морозной ночи.
Веет стужей циновка.
Не скинув одежд, прилягу.
Ужели мне спать одному?!
92. НИДЗЁ‑НО ИН‑НО САНУКИ
Рукава мои, точно камни,
Незримые в море открытом
Даже в пору отлива.
Никогда они не просохнут,
А ты об этом не знаешь!
93. КАМАКУРА‑НО УДАЙДЗИН
Если б в нашем мире
Ничто не менялось вовек!
О, лодчонка на взморье!
Рыбак в ней правит веслом,
Второй – бечевой её тянет.
94. САНГИ МАСАЦУНЭ
Осенний ветер
С прекрасных гор Ёсино.
Ночь глуше и глуше
Холодно в Старом селенье.
Где‑то вальки стучат.
95. САКИ‑НО ДАЙСОДЗЁ ДЗИЭН
Недостоин я,
Но, как древле Он, я стою
На священной горе.
Осенят народ в скорбном мире
Инока чёрные рукава!
96. НЮДО САКИ‑НО ДАЙДЗЁДАЙДЗИН
Так, бурей увлечены,
Мятутся цветы над садом.
Но это – не снегопад.
Это старость моя белеет.
Завьюжило жизнь мою.
97. ГОН‑ТЮНАГОН САДАИЭ
Она не идёт.
««Жди», – мне шепчет Сосновая заводь
В вечерней тиши.
Жгут в солеварне травы.
Или сердце сгорает моё?
98. ДЗЮНИИ ИЭТАКА
Ветер шуршит
В дубах над Нара‑но Огава.
Прохладен сумрак.
Лишь священное омовенье –
Знак, что лето ещё не ушло.
99. ГОТОБА‑ИН
Я жалею людей,
Я презираю людей.
Я отчаялся думать
О печалях этого мира
И в свою печаль погрузился.
100. ДЗЮНТОКУ‑ИН
О, дворец государей!
На стрехе обветшалой трава
«Синобу» ‑‑ тоски сокрытой –
Всё гуще, гуще растет,
Нескончаема память былою.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 244; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!