От моей последней встречи с Ахматовой в Москве и до первой встречи в Комарове 32 страница
Члены Союза Писателей Лидия Чуковская, Раиса Орлова, Лев Копелев, А. Ивич , кандидат филологических наук Вячеслав Иванов , кандидат физико‑математических наук Иван Рожанский , кандидат геологических наук Наталия Кинд , кандидат физико‑математических наук Михаил Поливанов ».
104 Статья эта, под названием «Рецидив» была мною окончена, послана в газету, но напечатана не была. Привожу отрывки из нее:
«Не писать об этом я не могу. Дело молодого ленинградского поэта у людей моего поколения вызывает слишком много трагических воспоминаний.
Организованная травля Иосифа Бродского началась уже несколько месяцев тому назад. Когда я прочла первую статью о нем, опубликованную в газете “Вечерний Ленинград” 29 ноября 1963 года, мне показалось, что меня каким‑то чудом перенесли из 63‑го обратно в 37‑й. Или, скажем, в 49‑й…
То же воинствующее невежество, та же безудержная ложь, что и в тогдашних выступлениях печати, та же нескрываемая ненависть к интеллигенции, то же намерение запачкать как можно больше имен…
…Судье тов. Савельевой показалось странным, что коридоры суда переполнены, что молодежь толпится у дверей и что многие и многие из присутствующих, по‑видимому, не на ее стороне. Она не поняла… какую память пробуждает в них это беззаконие, какие тени воскресают для них за ее спиной и за спиной молодого поэта, и какие надежды возлагали они на судебный процесс…
|
|
|
– Удивляюсь, – громко произнесла она, проходя коридором суда, – почему на слушанье этого дела собралось столько народа?
– В наше время не часто случается видеть суд над поэтом, – ответили ей из толпы.
– А мне все равно, поэт он или не поэт, – с гордостью сообщила т. Савельева.
Тем, кто в годы культа личности Сталина расправлялся с цветом нашей поэзии, тоже было все равно – поэты перед ними или не поэты».
105 Евгений Александрович – Гнедин (1898 – 1983), автор множества историко‑публицистических статей, а также двух мемуарных книг: «Катастрофа и второе рождение» (Амстердам: Фонд им. Герцена, 1977) и «Выход из лабиринта» (N.Y.: Chalidze Publ., 1982). Вторая книга, содержащая, по прихоти издателей, заключительные главы первой, вышла в свет с предисловием академика А. Д. Сахарова. Привожу из этого предисловия отрывки:
«В своих мемуарах Евгений Александрович Гнедин описывает свою жизнь, при всей необычности отразившую судьбу его поколения. В начале пути – Гнедин революционер по убеждению и идеалист в жизни, без малейших сомнений отдающий Советскому государству большое зарубежное наследство. Он – видный деятель иностранной политики СССР, один из главных помощников Литвинова. В 1939 году Гнедин арестован, его избивают в кабинете Берии, затем в особорежимной Сухановской тюрьме, но он не оговаривает ни других, ни себя. Два года строжайшей изоляции, стандартно‑беззаконный суд, общие работы в лагере, ссылка. После смерти Сталина – реабилитация… затем – годы литературной и журналистской работы, скромная пенсия. Таковы внешние рамки судьбы автора, рассказанной со многими подробностями, иногда потрясающими. В эти рамки вмещается напряженная внутренняя жизнь, поддерживающая Гнедина в самые страшные дни на Лубянке и в особорежимной Сухановской тюрьме…
|
|
|
Главное содержание книги – мучительные сомнения и искания автора – этические, философские, политические и соцально‑экономические.
…Мемуары Гнедина – это эмоциональная исповедь человека, прошедшего большой путь духовной эволюции. Важное место в ней занимают стихи (“Себя не потерять в пути – / Вот все, к чему меня обяжет / Мой долг, пылающий в груди”)».
Евгений Александрович себя в пути не потерял, чем вызвал беспредельное уважение окружающих: в подследственной тюрьме; в лагере на общих работах; в «вечной ссылке». Везде он оставался самим собой, укреплял себя сочинением стихов, помогал товарищам.
|
|
|
«…Его таскали волоком по роскошным кабинетам, изредка смазывали раны и ушибы и били снова – то следователи, то Кобулов в присутствии Берии… Я имел честь быть его другом», – с гордостью пишет о Гнедине Камил Икрамов, встретившийся с Евгением Александровичем в лагере «на водоразделе Печоры и Камы» (Камил Икрамов. Дело моего отца // Знамя, 1989, № 6, с. 48).
После смерти Сталина Е. А. Гнедин был, в 1955 году, «за отсутствием состава преступления» реабилитирован и возвращен в Москву. Тут началось его постоянное сотрудничество в «Новом мире», руководимом А. Т. Твардовским. В журнале печатались статьи Гнедина на историко‑революционные, социально‑экономические и международные темы. В начале шестидесятых годов Евгений Александрович сблизился с Копелевыми, с Ф. А. Вигдоровой и сделался деятельным защитником Иосифа Бродского, используя свои старинные партийные и медицинские связи. Он ездил в Ленинград, присутствовал на судилище. Когда один из свидетелей обвинения заявил, что Бродского защищают такие же тунеядцы, как он сам, – «Кто же? Маршак и Чуковский тунеядцы?» – крикнул со своего места Гнедин, за что и был выведен из залы суда дружинниками, силой затолкан в автобус и отправлен в милицию. Когда же писатели – Анна Ахматова, К. Паустовский, К. Чуковский, Ф. Вигдорова, Н. Грудинина и др. составили свое «поручительство» (см. с. 524 – 526) – оно было украшено именем: «Е. А. Гнедин».
|
|
|
В 1980 году, в знак протеста против вступления наших войск в Афганистан, Е. А. Гнедин вышел из партии.
106 «Темен жребий русского поэта» – строка из стихотворения Максимилиана Волошина «На дне преисподней». В ту пору, когда мне вспомнилась эта строка, я знала всего одно четверостишие из стихотворения М. Волошина – с чьих‑то слов. Целиком и напечатанным я узнала его гораздо позднее, прочитав сборник «Пути России», вышедший в Париже в 1969 году в издательстве «Эхо». В Советском Союзе стихотворение напечатано впервые в 1988 году – см.: «Новый мир», № 2, с. 162.
НА ДНЕ ПРЕИСПОДНЕЙ
Памяти А. Блока и Н. Гумилева
С каждым днем все диче и все глуше
Мертвенная цепенеет ночь.
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит:
Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.
Темен жребий русского поэта:
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца – Русь!
И на дне твоих подвалов сгину
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
12 января 1922
Коктебель
107 Александр Борисович Раскин (1914 – 1971) – сатирик и юморист, мастер литературной пародии и эпиграммы, автор повестей для маленьких. Александр Борисович – муж Фриды Абрамовны Вигдоровой.
108 Предполагаю – на основании позднего документа, составленного Н. И. Грудининой, – что этим «чутким человеком» был прокурор Быстров.
Ф. Вигдорова в письме ко мне от 4 марта сообщала:
«…пока я ехала домой, мне позвонил помощник Руденко – Александров. Он разговаривал с Александром Борисовичем.
– Завтра в Ленинград выезжает человек, который во всем разберется.
Александр Борисович: – Можно ли узнать его фамилию?
– Поверьте, что это – человек чуткий, справедливый и доброжелательный, который учтет мнение писательской общественности.
Я рада, что едет человек. Но каков он? Черноуцан, например, очень хвалил некоего Олега Шестинского, который должен был быть председателем комиссии по делу Бродского от Союза. А ленинградцы говорят, что он – человек худой.
Но – будем надеяться. И ленинградцы должны узнать имя этого человека и сказать ему свое мнение. Если он услышит только одну сторону – будет беда».
По словам ленинградских друзей, произошло именно то, чего опасалась Фрида Абрамовна: приезжий «чуткий человек» общался в Ленинграде лишь с противниками Бродского: Волковым (следователем Идеологического отдела КГБ) и Прокофьевым.
109 Генерал‑майор Николай Романович Миронов (1913 – 1964) – член Центральной ревизионной комиссии КПСС, депутат Верховного Совета СССР, заведующий Отделом административных органов ЦК КПСС.
Привожу отрывок из чернового наброска, сделанного рукой К. И. Чуковского:
«Мы считали, что эта мелкая литературная склока вскоре заглохнет сама собой. Мы знаем, что Бродский – талантливый поэт и литературный работник. Он переводил для нескольких издательств стихи кубинских, польских, югославских поэтов. Эти переводы были вполне доброкачественны и явились результатом большого и напряженного труда. Ибо переводить стихи, сохраняя их поэтические достоинства – дело нелегкое.
Каково же было наше удивление, когда дней десять тому назад мы узнали, что Бродский арестован Ленинградской милицией Дзержинского района по обвинению в тунеядстве. 18 февраля в том же Дзержинском районе под председательством судьи Савельевой состоялся суд над Иосифом Бродским. Суд, не познакомившись с литературными трудами Бродского, не обратив внимание на телеграмму Издательства “Художественная литература” (Москва) о заключении с Бродским договора… и на нашу телеграмму, в которой мы свидетельствовали о высоком достоинстве переводческих работ Бродского, вынес следующее решение:
“Направить подсудимого на судебно‑психиатрическую экспертизу, перед которой поставить вопрос, страдает ли Бродский каким‑нибудь психическим заболеванием, препятствующим направлению Бродского в отдаленные местности для принудительного труда”.
В этом решении был предуказан обвинительный приговор – с последующей карой. И все это без заслушания авторитетной литературной экспертизы, без достаточного допроса свидетелей и без оглашения телеграмм! На суде ставился грозный вопрос, хватает ли заработков Бродского на прожитие, хотя суду было известно, что Бродский живет в семье и вносит свой заработок в общий семейный бюджет. Вспоминая нашу собственную молодость, мы можем сказать, что в возрасте Бродского тоже зарабатывали мало и далеко не сразу могли обеспечить себя и свою семью.
Этот судебный процесс вызвал в кругах ленинградской молодежи сильное волнение.
Мы получили из Ленинграда несколько взволнованных писем – одно из которых, наиболее содержательное, при сем прилагаем. (Автор письма – известная писательница и педагог Ф. А. Вигдорова.)».
110 В дни… молодости Ахматовой репродукции картины были распространены в журналах, висели в гостиных. – Речь идет о картине французского художника Л.‑Э. Фурньера «Похороны Шелли». В Италии, близ местечка Виа Реджио, на берегу моря, Байрон присутствовал при сожжении тела Шелли, утонувшего возле Ливорно 8 июля 1822 года.
Художник и иллюстратор Луи Эдуард Фурньер родился в 1857 году в Париже. С 1885 года систематически выставлялся в Салоне с историческими и жанровыми картинами. Картина «Похороны Шелли» была выставлена в Салоне в 1889 году и репродукция в том же году помещена в «L’Illustration» в № 27. В этом номере был представлен «Салон, 1889».
В каком году репродукция впервые появилась в русских изданиях (вероятно, в «Ниве») – нам неизвестно. А в 1940 – 42 она попала в «Поэму без героя» в качестве иллюстрации к романтической поэме, то есть к «столетней чаровнице» – как называет ее Ахматова в «Решке».
А столетняя чаровница
Вдруг очнулась и веселиться
Захотела…
«И вместе с ней, – пишет Э. Бабаев в одной из своих статей об Ахматовой, – ожили тени Шелли и Байрона, двух сумрачных палладинов знаменитой Чаровницы» (НМ, 1987, № 1, с. 161).
111 Фина – Жозефина Оскаровна Хавкина (р. 1942), с 1964 года помогала Лидии Корнеевне сперва периодически, а вскоре – в качестве постоянной помощницы. Фина читала Л. К. вслух, переписывала на машинке ее рукописи, наводила справки в библиотеках, разбирала ее архив, ездила по ее поручениям.
Недаром, публикуя свои «Записки», Лидия Чуковская написала: «Приношу также благодарность Ж. О. Хавкиной – незаменимой помощнице в моей многолетней работе» (Нева, 1993, № 4, с. 122).
И в «Завещании Люше»: «О Фине… Если бы не она – не было бы моих ахматовских книг» (Архив Е. Ц. Чуковской). – Примеч. ред. 1996 .
112 В это время А. И. Гитович писал поэту Владимиру Александровичу Лифшицу:
«Дорогой друг!.. С Бродским – дело страшное. Я до всех этих дел часто видел его – он постоянно бывал у Ахматовой, а значит – под моими окнами, так сказать. Но его стихов не знал совсем. Но – уже после фельетона – приехал ко мне профессор геологии и литературовед Македонов и привез стихи “молодого тунеядца”. И я со всей ответственностью могу сказать, что если Бродский проживет еще лет 10–20, то цены ему не будет. А если он снова вскроет себе вены, и на этот раз это окажется роковым – все равно его стихи останутся. И кое‑кому История никогда не простит» (см.: Ирина Кичанова‑Лифшиц. Прости меня за то, что я живу. Нью‑Йорк, 1982, с. 144).
112а Кто такой товарищ Миронов? – А. А. так никогда и не узнала, что, оказывается, именно т. Миронов в 1956 году закрыл «дело оперативной разработки» (ДОР), заведенное на Анну Ахматову ленинградскими чекистами в 1939‑м. «Дело», по сообщению генерала КГБ О. Калугина, было заведено «с окраской: “Скрытый троцкизм и враждебные антисоветские настроения”, где содержались материалы, собираемые органами безопасности в течение многих предшествующих и последующих лет. «Дело» содержало немногим меньше 900 страниц и составляло 3 тома». – См. сб.: Госбезопасность и литература на опыте России и Германии (СССР и ГДР). М.: Рудомино, 1994, с. 72 – 79.
О Миронове см. также 109. – Примеч. ред. 1996 .
113 Евгений Всеволодович Воеводин (1928 – 1981) – сын писателя‑приключенца Всеволода Петровича Воеводина (1907 – 1973). Евгений Воеводин, в просторечии именуемый “Воеводин‑младший”, мелкий литератор, секретарь Комиссии по работе с молодыми при Союзе Писателей. На суде, от имени Комиссии, председателем которой был Д. Гранин, Евгений Воеводин предъявил справку, что Бродский никакого отношения к литературе не имеет. Справка эта предварительно не была им показана ни председателю Комиссии, ни ее членам, и тем не менее как обличительный документ приобщена к делу и явилась одним из оснований для приговора. «Он представил суду справку, содержащую обвинения моральные и политические, – пишет Е. Г. Эткинд, – которая якобы исходила из Комиссии по работе с молодыми… но справки этой не видел никто из членов Комиссии, кроме ее автора, Е. Воеводина; приговор же опирался именно на этот фальшивый документ – для суда он оказался мнением Союза Писателей о Бродском» («Записки незаговорщика», с. 176). В той же книге Е. Эткинд на с. 52 сообщает: «Имя Евгения Воеводина стало символом низости, а так как его отец, тоже писатель и тоже Воеводин (Всеволод) отнюдь не отличался порядочностью, то родилась отличная эпиграмма, заклеймившая их обоих:
Дорогая Родина,
Чувствуешь ли зуд?
Оба Воеводина
По тебе ползут».
(Характеристику Е. Воеводина см. также в очерке Я. Гордина «Дело Бродского», с. 160, 164.)
114 «Я ознакомился с записями, сделанными Ф. Вигдоровой во время суда над Иосифом Бродским, – пишет один из присутствовавших, – и, сверив их с теми заметками, которые были у меня… убедился, что эти записи объективно и точно воспроизводят все, что говорилось на суде… Атмосфера суда также передана очень достоверно. Вот, по‑моему, единственная важная деталь, опущенная Ф. А. Вигдоровой – телеграмма, присланная в адрес суда поэтами С. Я. Маршаком и К. И. Чуковским и содержащая отзыв о качестве переводов И. Бродского, по решению судьи не была даже оглашена и даже не приобщалась к делу…
И. М. Ефимов, преподаватель
Ленинградского Политехнического
Института им. М. И. Калинина
2.IV.64».
115 Привожу отрывки из статьи, появившейся без подписи в ленинградской газете «Смена» 15 марта 1964 года. Сперва сообщается, что решение суда о «выселении трутня из Ленинграда» сроком на пять лет принято было после «очень тщательного изучения всех имеющихся в деле документов, после внимательного выслушивания сторон». За этим сообщением следует брань по адресу тех, кто осмелился Бродского защищать – Н. Грудининой, Е. Эткинда и В. Адмони:
«…Говоря откровенно, стыдно было за этих людей, когда, изощряясь в словах, пытались они всячески обелить Бродского, представить его как невинно страдающего непризнанного гения. На какие только измышления не пускались они!.. Только потеряв столь нужную каждому писателю, каждому человеку идейную зоркость, можно было так безудержно рекламировать проповедника пошлости и безыдейности.
Что пленило Н. Грудинину и других поклонников Бродского в его так называемом творчестве?
Тупое чванство, ущербность и болезненное самолюбие недоучки и любителя порнографии, стократ помноженное на непроходимое невежество и бескультурье – вот что выглядывает из каждой строчки, вышедшей из‑под пера Иосифа Бродского».
После брани по адресу защиты следует восхваление обвинителей:
«…Правильную, точную оценку его тлетворной деятельности дали на суде писатель Е. Воеводин, заведующая кафедрой Высшего художественно‑промышленного училища им. В. И. Мухиной Р. Ромашова, нач. Дома обороны Н. Смирнов, зам. директора Эрмитажа П. Логунов, трубоукладчик УНР‑20 П. Денисов, общественный обвинитель – представитель штаба народной дружины Дзержинского района Ф. Сорокин и др.».
(Кто был автором этой статьи, можно установить по письму Н. Грудининой к Ф. Вигдоровой от 3 апреля 64‑го года: это некто Моисеев, сотрудник отдела пропаганды газеты «Смена».)
116 Настанет ли такая пора… – пока, тридцать лет спустя, не настала. Я. М. Лернер за это время дважды осужден за мошенничество (в 1973‑м и 1984 годах). В 1990 году он выступил со статьей «Маскарад», где вновь лгал и клеветал: заявил, что Вигдоровой не было на суде над Бродским, и опубликовал – в противовес вигдоровской записи – собственную халтурно состряпанную версию судебного разбирательства. Ему возразили в печати участники событий – В. Адмони, А. Найман, Я. Шкилевский («Русская мысль», 1990, № 3845). Тем дело и кончилось.
Что касается А. Прокофьева, то в январе 1965 года его с грохотом провалили на перевыборах в ленинградском Союзе Писателей. Подробнее см. 186.
Дальнейшая судьба Толстикова мне неизвестна.
117 О письмах от заключенных, сотнями получаемых Солженицыным после публикации «Одного дня…», и о своем заступничестве за них (с помощью журналистки О. Чайковской) Александр Солженицын подробно рассказывает в седьмой части книги «Архипелаг ГУЛаг» (М.: Сов. писатель, 1989; см., например, с. 483 – 485, 515 – 525, 539 – 542). Иногда кое‑кого ему удавалось спасти.
118 В августе 1921 года Н. Н. Пунин ненадолго был арестован. «В следственном изоляторе ЧК на Гороховой Пунин столкнулся с Гумилевым. Одного вели на допрос, другого – с допроса. У Гумилева была “Илиада” Гомера. Он не расставался с нею ни в далеких путешествиях, ни на фронте в мировую войну. Теперь она тоже была с ним, и единственное, что он успел, – это показать ее Пунину…
Вскоре Пунина перевели на Шпалерную. Оттуда ему удалось передать письмо, в котором он описал короткую встречу с Гумилевым: «Мы стояли (друг) перед другом, как шалые, в руках у него была “Илиада”, которую у бедняги тут же отняли» (см.: С. Михайловский. Н. Н. Пунин. Портрет в супрематическом пространстве // Нева, 1989, № 6, с. 151).
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!