Развитие советской науки в 1945-1953 гг.

Укрепление научно-технического потенциала страны. После окон­чания войны сложились новые условия для развития науки и тех­ники в нашей стране, значительно более благоприятные возможно­сти для научно-исследовательской работы во всех областях знаний. Была сокращена военная проблематика, которой прямо или кос­венно занимались научные учреждения.

В годы войны Сталин, естественно, интересовался лишь той ча­стью науки, которая давала непосредственную быструю отдачу в соз­дании и совершенствовании вооружения и боевой техники. После победы он заинтересовался Академией наук в целом.

Стратегическая цель государственной научно-технической по­литики состояла в том, чтобы вывести советскую науку на передо­вые рубежи развертывавшейся в мире научно-технической револю­ции. Это было тем более актуально, что наши бывшие союзники в годы войны после ее окончания всячески препятствовали научно-техническому прогрессу в Советском Союзе. В США экспорт но­вейшей техники и технологии в СССР, был запрещен уже в 1945 г.

Планами четвертой пятилетки на 1946-1950 гг. намечались пер­воочередные задачи научно-технического прогресса: усиление его роли в восстановлении промышленности и других отраслей экономики, в совершенствовании ее отраслевой структуры, ускоре­нии подъема производительности труда. Особое значение придава­лось наиболее перспективным направлениям научно-технического прогресса: проблемам ядерной физики, практического использова­ния атомной энергии, создания реактивной авиации, радиотехники, электроники и т.п.

Для выполнения этих задач советское правительство в послево­енные годы осуществило обширный комплекс мероприятий обще­государственного значения. Были увеличены ассигнования на науч­но-исследовательскую работу, на реконструкцию и создание новых научных учреждений, модернизацию их оборудования. Улучшилось материальное обеспечение научно-технических работ. Расширялась сеть научно-исследовательских институтов и конструкторских орга­низаций, развивались существующие и создавались новые академи­ческие и отраслевые научные центры, которые укреплялись квали­фицированными кадрами. К 1950 г. в десяти союзных республиках действовали академии наук. В составе Академии наук СССР в эти годы было создано более 30 новых институтов, в том числе: физи­ческой химии (1945), геохимии и аналитической химии им. В.И. Вернадского (1947), высокомолекулярных соединений (1948), точ­ной механики и вычислительной техники (1948), высшей нервной деятельности (1950), научной информации (1952), радиотехники и электроники (1953). Всего во второй половине 1940-х — начале 1950-х годов было создано около 800 новых научных учреждений; общее их количество к 1950 г. приблизилось к 3,5 тыс. намного превысив довоенный уровень. Численность научных работников возросла примерно в два раза по сравнению с 1940 годом.

Цепью наиболее важных научно-технических достижений миро­вого значения в СССР, было решение атомной проблемы и созда­ние атомной бомбы, а затем использование атомной энергии в мирных целях.

Создание атомного оружия. По воспоминаниям М.Г. Первухина (в 1940-1944 гг. — заместителя председателя Совнаркома СССР), еще весной 1942 г. его вызвал В.М. Молотов и поручил ознако­миться с материалами иностранных ученых по проблемам атомной энергии, полученными советской разведкой. После этого Первухин при­гласил в Кремль физиков И.В. Курчатова, А.И. Алиханова и И.К. Ки­коина и ознакомил их с этими материалами. Изучив их, ученые предложили немедленно организовать широкие научно-исследова­тельские работы по ядерной физике, по созданию уран-графитового реактора и установок по разделению естественного урана.

В 11 февраля 1943 г. ГКО принял специальное решение об организации секретной научной лаборатории, начальником ко­торой был назначен И.В. Курчатов. Вначале общее руководство со­ветским атомным проектом осуществлял В.М. Молотов, а с августа 1945 г. — Л.П. Берия.

Задачей лаборатории Курчатова было изучение путей овладения энергией деления ядер урана. О военной стороне проблемы говори­лось тогда одной строкой: «Исследовать возможности военного применения энергии урана». С первых же дней создания лаборатории И.В. Курчатов ставил вопрос о необходимости сооружения опытного физического уран-графитового реактора. Для осуществления в нем цепной реакции необходимо было около 100 тонн природного урана. Получение такого количества урана было пору­чено Наркомату цветной металлургии.

Следующим важным элементом, который необходим был для сооружения реактора, являлся графит высокой чистоты. За это дело взялся Московский электродный завод, который производил гра­фитовые электроды для электрохимической промышленности. С помощью лаборатории Курчатова здесь была разработана техноло­гия получения графита сверхвысокой чистоты, был построен цех для выпуска графитовых блоков уран-графитового реактора. К ре­шению проблемы производства «тяжелой воды» были привлечены научно-исследовательские институты Наркомата химической промышленности, они в короткие сроки справились с этой задачей. Параллельно решались и другие проблемы проекта.

Решением ГКО от 20 августа 1945 г. был создан Специальный комитет в составе: Л.П. Берия (председатель), Г.М. Маленков, Н.А. Воз­несенский, Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин, И.В. Курчатов, П.Л. Ка­пица, В.А. Махнев, М.Г. Первухин и А.Ф. Иоффе. На комитет возла­галось руководство всеми работами «по использованию внутриатом­ной энергии урана». Тем же постановлением ГКО было создано Первое главное управление Совнаркома СССР для непосредственно­го руководства научно-исследовательскими, проектными и конструк­торскими организациями и промышленными предприятиями по ис­пользованию внутриатомной энергии урана и производству атомных бомб. Начальником этого Главка был утвержден Б.Л. Ванников — нарком промышленности боеприпасов. По предложению Берии был создан и Ученый (технический) Совет по атомной энергии, в кото­рый вошли: А.Ф. Иоффе, П.Л. Капица, А.И. Алиханов, И.К. Кикоин, Ю.Б. Харитон, И.В. Курчатов, Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин и В.А. Махнев. 25 января 1946 г. Сталин лично встречается с Курчато­вым. Выслушав его доклад по всем проблемам атомного проекта, предоставил ученому своеобразный «карт-бланш».

В системе Наркомата внутренних дел был создан специальный главк по строительству атомных предприятий. Все мероприятия по развитию научно-исследовательских работ в области ядерной энер­гии и созданию атомной промышленности рассматривались Специ­альным комитетом и докладывались лично Сталину, а затем утвер­ждались Политбюро ЦК ВКП(б). В Госплане СССР был создан тоже Специальный комитет, оказавший большую помощь в решении вопросов материально-технического обеспечения работ по созда­нию атомной промышленности.

К работам по атомной проблеме было привлечено большое ко­личество ученых — физиков, химиков, металлургов, биологов и др. Многие институты Академии наук СССР были заняты разрешением отдельных задач, связанных с решением атомной проблем. Проект­ные институты и специально созданные мощные строительные ор­ганизации развернули строительство атомных предприятий. В ко­роткие сроки был создан первый в СССР уран-графитовый реак­тор; 25 декабря 1946 г. состоялся его запуск. В этот день впервые в нашей стране была воспроизведена управляемая цепная ядерная реакция. Когда об этом доложили Сталину, он с большим пристра­стием расспрашивал Курчатова и других ученых о значении этого события. После этого Сталин дал указание держать этот факт в са­мом строгом секрете.

В 1948 г. был создан первый советский промышленный атом­ный реактор, а также другие части атомного комплекса. К середине 1949 г. было накоплено достаточное количество плутония, чтобы провести первый пробный атомный взрыв.

29 августа 1949 г. на полигоне в районе г. Семипалатинска (Ка­захстан) впервые в СССР была испытана атомная бомба. Сообщение об этом было опубликовано в печати только 25 сентября 1949 г. По подсчетам ученых, сила взрыва была равна или несколько больше силы взрыва атомных бомб, взорванных американцами над Хиросимой и Нагасаки. Вернувшись в Москву, специальная комис­сия доложила Сталину о результатах испытания. Момент взрыва и воздействие его на все сооружения, технику, животных был заснят на кинопленку, которая была показана Сталину и другим членам Политбюро ЦК ВКП(б).

Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа ученых, конструкторов и других работников были награждены раз­личными орденами. Звание Героя Социалистического труда было присвоено И.В. Курчатову, главным конструкторам, членам Специ­ального комитета — Б.Л. Ванникову, Ю.Б. Харитону, А.П. Завенягину, М.Г. Первухину и др.

Ликвидация атомной монополии США изменяла соотношение сил на международной арене, всю геополитическую обстановку. В 1953 г. Советский Союз впервые в мире создал водородную (термо­ядерную) бомбу. Одним из ее отцов был академик А.Д. Сахаров.

Однако быстрые успехи, достигнутые советской наукой в деле создания нового оружия, не означали, что научно-технический по­тенциал, промышленность страны уже вышли на уровень, сравни­мый с американским. Разрыв оставался значительным. Вместе с тем работы по созданию атомной бомбы показали, как надо использо­вать ограниченные ресурсы, сосредоточив их в решающей области ради достижения намеченной цели, чтобы добиться в производстве вооружений результатов, не уступающих американским. Это свиде­тельствует о том, что в условиях «холодной войны» наша страна продолжала расходовать огромные средства на военную сферу. Не один десяток промышленных предприятий и научно-исследова­тельских институтов работал в обстановке абсолютной секретности над проектами нового оружия.

Другие достижения советской науки. Кроме успешного решения атомной проблемы в первые послевоенные годы советская наука обеспечила не менее выдающиеся достижения во многих других областях научно-технического прогресса. В этот период было соз­дано современное ракетостроение. Необходимость развития этой отрасли техники отмечалось на I сессии Верховного Совета СССР в марте 1946 г.

В короткие сроки, используя отечественный и зарубежный опыт, была создана и 10 октября 1948 г. успешно стартовала первая советская управляемая баллистическая ракета Р-1 с дальностью по­лета 300 км. В конце 1940-х годов над вопросом проектирования ракет работали 13 НИИ и КБ, в том числе опытно-конструкторское бюро под руководством С.П. Королева, назначенного позднее Главным конструктором по созданию комплексов автоматических Управляемых ракет дальнего действия. С 1949 г. в СССР начали за­пускаться высотные геофизические ракеты, получившие название Научно-технический прогресс в стране серьезно тормозило пре­небрежительное отношение властей к мировым достижениям науч­ной мысли. Крупные открытия зарубежных ученых в области физи­ки, квантовой механики, химии, кибернетики объявлялись лжена­учными, «враждебными материализму». Было задержано на много лет развитие генетики. Поиск «космополитов» еще больше обрекал науку на изоляцию, догматизм.

В первые послевоенные годы в СССР вынашивалась идея учре­дить международные Менделеевскую и Горьковскую премии, кото­рые стали бы идеологическими соперниками Нобелевской премии, поскольку Нобелевский фонд, согласно убеждениям сталинских идеологов, проводил антисоветскую политику. Теперь выясняется, что это было совсем не так.

Профессор Ларе Гуннар Силлен, один из членов Нобелевского комитета по химии, в письме в советское посольство в Швеции в начале 1950-х годов напоминал, что Комитет неоднократно обра­щался и лично, и через Академию наук СССР ко многим советским ученым с приглашением принять участие в выдвижении кандидатов на премии.

Сталин часто скептически смотрел на те или иные сообщения о научных достижениях и от­крытиях, если они были ему непонятны.

Вождь верил, что научное творчество возможно и в лагерях ГУЛАГа. Ученые, которые казались Сталину опасными и не были способны к переходу на догматические рельсы сталинизма, безжа­лостно уничтожались или ссылались в бесчисленные лагеря, при­чем те, кому сохранили жизнь, при определенном везении могли попасть в одно из закрытых учреждений, находившихся под наблю­дением 4-го спецотдела МВД СССР.

К заключенным, попавшим в такие учреждения, подход был су­губо прагматическим — важен был быстрый результат, а не миро­воззрение и политические взгляды осужденных. Если результаты были быстрыми и впечатляющими, срок заключения мог быть со­кращен; кое-кого вообще освобождали из-под стражи. Органы внутренних дел систематически докладывали Сталину о результатах работы ученых в неволе.

Вторая половина 1940-х годов ознаменовалась явлением, кото­рое можно назвать размежеванием государственной власти и науки; и хотя это размежевание только-только наметилось, оно было тем более болезненным, что пришло на смену единству, созданному в условиях войны.

Причины этого размежевания были многообразны. Из-за бояз­ни цитировать зарубежные научные источники наши ученые не имели возможности использовать в своих работах мировой опыт; следствием этого стало отставание нашей науки от зарубежной. Деятели науки и культуры, попавшие в черные списки, были обре­чены на молчание или творческое бесплодие. Наряду с крупными учеными, действительно вносившими значительный вклад в отече­ственную и мировую науку, вопреки всяческим догматическим барьерам, росло число «остепененных» прожектеров и карьеристов, демонстрировавших свою верность тоталитарному режиму, готов­ность выявлять «идеологических противников». Только в таких ус­ловиях монопольное положение в различных научных областях могли занимать лжеученые типа Лысенко.

Т.Д. Лысенко и «мичуринская биология». В условиях послевоенно­го продовольственного кризиса Сталин лихорадочно искал средство, которое позволило бы ему, ничего не меняя в социально-экономических условиях, накормить страну. Такой панацеей в его глазах могли стать кампания по «преобразованию природы» путем массовой посадки лесозащитных полос и обещания «народного ака­демика» Т.Д. Лысенко за короткий срок вывести высокоурожайные сорта культурных растений и решить продовольственную проблему.

Постепенно домыслы Лысенко стали именоваться его сторон­никами «биологическими законами», «законами жизни», «мичурин­ской биологией». «Школа» академика Лысенко окончательно утвер­дилась в нашей биологии во второй половине 1940-х годов. В июле 1948 г. он был вызван на беседу к Сталину. Лысенко стал жаловаться на травлю и одновременно пообещал за 2-3 года исправить по­ложение в сельском хозяйстве. Поддержка Сталина, использован­ная как наивысший аргумент в научном споре, перетянула чашу весов на сторону Лысенко. Для пропаганды своих антинаучных идей он использовал имя известного садовода-любителя, естествоиспытателя И.В. Мичурина, противопоставляя конкретную «мичу­ринскую» биологию якобы бессмысленной, антинаучной, антидиа­лектической генетике, ставящей опыты на мухах-дрозофилах.

Руководство Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина (ВАСХНИЛ) при поддержке ЦК ВКП(б) фактиче­ски запретило дальнейшие исследования в области генетики — и это при том, что в то время достижения наших ученых составляли гордость мировой науки.

Одной из самых мрачных страниц в истории отечественной нау­ки явилась печально знаменитая «августовская сессия» ВАСХНИЛ (1948 г.), отбросившая всю отечественную биологию, да и другие научные направления на десятилетия назад и по сути послужившая причиной постепенного отставания советской науки от мировой.

Лысенко назвал эту сессию, на которой он жестоко расправился со своими научными противниками, «великим праздником». В сво­ем докладе на сессии Лысенко полностью перечеркнул достижения отечественной генетики. Все это получило полное одобрение Ста­лина, который, по свидетельству самого Лысенко, непосредственно редактировал проект доклада, подробно объяснял свои исправле­ния, дал указания, как изложить отдельные места.

Однако истинные ученые не поступились научными убежде­ниями, совестью и отстаивали свои принципы до конца. Так, рек­тор Тимирязевской сельскохозяйственной академии В.С. Немчинов открыто заявил, что генетические исследования вошли в золотой фонд мировой науки. С резкой критикой взглядов Лысенко и его сторонников на сессии выступил профессор И.А. Рапопорт.

В последний день работы сессии — 7 августа — Лысенко в за­ключительном слове подчеркнул, что ЦК ВКП(б) и «лично това­рищ Сталин» полностью одобряют результаты работы «историче­ской сессии ВАСХНИЛ». 9 августа под председательством Г.М. Маленкова рассматривались мероприятия по реализации рекоменда­ций сессии. Все, даже раскаявшиеся оппоненты Лысенко были ис­ключены из партии, лишились работы, а их места заняли сторон­ники «народного академика».

Лысенко был провозглашен «классиком» биологической науки, а все завоевания генетики, в том числе открытия и теоретические положения Г. Менделя и Т. Моргана, объявлены были им и его окружением идеализмом и буржуазными выдумками. Тем временем в развитых странах Запада благодаря успехам генетики было сдела­но немало открытий, благодаря которым, в частности, создавались новые сорта сельскохозяйственных растений, повышалась их уро­жайность, двигалась вперед медицина.

Лысенковцы с маниакальным упорством объявляли гены и хро­мосомы, т.е. материальные единицы, элементы ядра живой клетки, субстраты наследственности, несуществующими.

Чем больше росло негодование самых широких кругов совет­ских ученых по поводу лысенковской вульгаризации, тем истошнее были крики его окружения о гени­альности своего вождя. Причем Лысенко, как и его соратники, не считал необходимым, вопреки мировой науке, практике, что-либо доказывать, подкреплять свои «идеи» данными эксперимента, опы­та. И так продолжалось три десятка лет.

Сталинизм и общественные науки. Партийная диктатура в духов­но-идеологической сфере отрицательно сказывалась и на развитии общественных наук в послевоенные годы. Главным идеологом пар­тии после смерти Жданова в 1948 г. стал М.А. Суслов, которого называли «серым кардиналом». Этот «жрец аппаратной работы» был верным хранителем догм сталинизма и одним из са­мых рьяных пропагандистов сталинских работ, «Краткого курса», который после войны исчерпал все свои идеологические возможно­сти. Началась не просто стагнация, а широкое омертвление обществознания.

Сталин в своих последних работах «Марксизм и вопросы язы­кознания» и «Экономические проблемы социализма в СССР» вся­чески пытался реанимировать основные постулаты марксистской догмы. Стремясь «облагородить» старые мифы, он подчеркивал, что «марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов. Марксизм является врагом всякого догматизма». Однако все попытки Сталина оживить закостеневшие догматы марксизма оказались запоздалыми, да и сами новые рабо­ты вождя были так же глубоко и безнадежно догматичны, как прак­тически и все написанное им ранее.

Большинство его «теоретических» концепций и предсказаний оказались бесплодными. Это, в частности, касается его заключения, высказанного в последней работе «Экономические проблемы со­циализма в СССР» о «неизбежности войн между капиталистиче­скими странами». Сталин застыл в своем понимании мира на уров­не тридцатых годов. Не понял он и роли движения сторонников мира в послевоенный период, не почувствовал зарождения нового подхода к мировым делам. Вождь остался верен ортодоксальному боль­шевизму: «чтобы созидать, надо уничтожать».

В послевоенной научной и политической практике возник осо­бый феномен — организация под руководством Сталина псевдона­учных «дискуссий» по общественным наукам, пронизанных все тем же сталинским догматизмом. Характерным его проявлением в фи­лософии было прекращение в середине 1940-х годов издания мно­готомной серии «История философии». В 1943 г. появился третий том, посвященный немецкой классической философии, но после войны специальным постановлением ЦК ВКП(б) он был признан «ошибочным», а дальнейший выпуск серии был запрещен.

Весной 1950 г. по инициативе Сталина была проведена дискуссия по проблемам языкознания. Собственно говоря, первоначальная инициатива принадлежала грузинскому языковеду, академику АН Грузии А. Чикобаве. Он пожаловался Сталину на притеснения со стороны учеников Н.Я. Марра — не­пререкаемого авторитета в области «марксистско-ленинского язы­кознания». Первый секретарь ЦК КП(б) Грузии К. Чарквиани, ко­торого связывали с А. Чикобавой добрые отношения, сумел сделать так, чтобы жалоба грузинского академика легла на стол Сталина, а не осела в аппарате ЦК ВКП(б). В начале апреля 1950 года Чикобаву вызвали в Москву «для встречи с секретарями ЦК». Секретарь оказался один, но Генеральный. В финале семичасового ночного разговора Сталин предложил собеседнику написать статью по про­блемам языкознания для «Правды».

Статья Чикобавы «О некоторых вопросах советского языкозна­ния» заняла в «Правде» от 9 мая 1950 г. специально для нее предна­значавшуюся вкладку и сопровождалась предисловием от редакции, в котором сообщалось, что она открывает свободную дискуссию по проблемам языкознания. Поскольку статья содержала резкую кри­тику «нового учения о языке» Н.Я. Марра и лично И.И. Меща­нинова (преемника умершего в 1934 г. основателя и вождя этого Учения), последнему предложили выступить. Ровно через неделю в «Правде» появилась большая статья Мещанинова с защитой идей и учения Марра. Дискуссия по языкознанию продолжалась, впрочем, не особенно долго. Тем не менее, у следивших за ее ходом она вы­зывала немало тревог и волнений. У советских людей «свободная дискуссия» в главном органе партии не могла не вызывать подозре­ний, что здесь «что-то не так».

Какие цели преследовала эта дискуссия? Идеи Марра в языкознании были столь же вздорны, как идеи Лысенко в биоло­гии, но зато оба были окружены опричниками, строго надзиравши­ми за единомыслием и порядком во вверенных областях. Зачем бы­ло ломать этот порядок, созданный и поддерживаемый в строгом соответствии со сталинской догмой, постоянно выверяемый по «линии партии»?

Ответ на этот вопрос содержится в статье заместителя директора Института востоковедения РАН В.М. Алпатьева. По его мысли, Сталин в конце жизни «окончательно пришел к политике велико­державности и восстановления многих дореволюционных традиций. Эта политика нуждалась и в идеологическом обеспечении. А «уче­ние» Марра с его космическими масштабами и национальным ниги­лизмом хорошо вписывалось в конъюнктуру 20-х годов, когда ждали мировой революции, и не соответствовало новому сталинскому кур­су. Интернационалистские идеи того времени очень удобно было разбить на примере марровского "нового учения", явно уязвимого для критики».

До сих пор мы говорили о словесных и печатных баталиях, кон­чавшихся сравнительно мирно. Носитель убеждений, слишком ра­зошедшихся с петляющей линией партии, мог вылететь с работы, иногда — попасть на несколько лет в ссылку. Никто не был расстрелян, не попал в объятия ГУЛАГа. Но иногда печатное слово могло стать причиной кровавой трагедии.

В 1947 г. вышла книга академика, председателя Госплана СССР НА Вознесенского «Военная экономика СССР». Ее рукопись, по сло­вам Д. Шепилова, была с карандашом в руках прочитана Сталиным, который сделал некоторые вставки и редакционные поправки. Книга получила Сталинскую премию первой степени. Но уже через год отношение Сталина к этому труду и к его автору резко изменилось.

Книга Вознесенского была хорошо встречена научными работни­ками и преподавателями вузов. Это послужило причиной очередного доноса Берии Сталину, у которого к этому времени давняя подозри­тельность приобрела сверхпатологические формы. Сталин считал, что только он может выдвигать новые научные идеи, а все остальные должны их пропагандировать и популяризировать.

Вскоре Вознесенский как главный участник известного «Ленин­градского дела» был арестован, и в 1950 г. расстрелян. После расправы с Вознесенским кремлевские клеветники и доносчики сочинили версию, что якобы среди ученых-экономистов в редакции журнала «Большевик» суще­ствовала «школа Вознесенского». В итоге была оговорена большая группа экономистов: академик АН СССР К.В. Островитянов, член-корреспондент Л.М. Гатовский, член-корреспондент Г.М. Сорокин, профессор И. Кузминов, профессор Ф. Кошелев и др.

В конце 1951 г. ЦК ВКП(б) организовал дискуссию для обсуж­дения макета учебника политической экономии, написанного по поручению Сталина группой ученых-экономистов под руковод­ством Д. Шепилова. Во время дискуссии были высказаны различ­ные точки зрения по ряду проблем политической экономии социа­лизма, в частности о товаре и законе стоимости в социалистиче­ском обществе. Часть экономистов выступала за развитие при со­циализме товарно-денежных отношений.

Сталин обрушился на тех экономистов, которые имели свое, особое мнение по проблемам товарного обращения, товарно-денежных отношений. Сталин обвинил их в научном невежестве: они, по его мнению, не понимали, что товарное обращение несовместимо с перспективой перехода к коммунизму. В итоге на долгие годы тор­жество «антитоварников» заморозило научные исследования в об­ласти экономики.

Среди пострадавших в экономической «дискуссии» был Л.Д. Ярошенко. Его попытка самостоятельно разобраться в некоторых про­блемах политэкономии социализма, высказанная в письме членам Президиума ЦК партии, вызвала резкую отповедь Сталина. По сло­вам ученого, он даже опомниться не успел, как оказался на Лубян­ке, а потом был выслан из Москвы в Сибирь.

 

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 14129; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!