A) Сведений о месте записи нет.

⇐ ПредыдущаяСтр 76 из 249Следующая ⇒

Отчасти тип AT 218 В * (см. прим. к тексту № 18) + 1889 К + 37 + 154 (Мужик, медведь и лиса). В развернутых вариантах сюжетного типа 154 лиса хитрыми советами помогает мужику избавиться от медведя (ср. тексты № 23—26); далее как в данной сказке. Сюжет известен во всех частях света. Устно всего более распространен в Европе. Русских вариантов — 26, украинских — 18, белорусских — 11. Близкие восточнославянским варианты встречаются в сборниках сказок на языках народов Советского Востока (Башк. творч., I, № 15; Тат. творч., I, № 25) и в их переводе на русский язык (Ск. Дагестана, № 33). История сюжета прослеживается от басни Эзопа «Лисица и дровосек» (Эзоп, № 22, с. 70), связана с латинским сборником XII в. «Disciplina clericales» Петруса Альфонси (№ 23) и средневековыми поэмами о лисе («Roman de Renart») и др. Исследования: Krohn. Mann, S. 11.

22(6b) Записано в Кольском уезде Олонецкой губ. И. Спарихиным. AT 37. См. прим. к тексту № 18. Причитания лисы имеют параллели в других записанных на русском Севере вариантах, например, в вариантах, из которого Афанасьев привел в сноске такие слова лисы-плачеи: «Ах, какая была умная-разумная, беломоюшка, тонкопряльюшка!»

23—26. МУЖИК, МЕДВЕДЬ И ЛИСА
(с. 34—38)

23(7a) Отсутствует в первом издании. Записано в Тульской губ. членом-сотрудником РГО Мясоедовым. AT 1030 (Дележ урожая) + 154. Традиционная для восточнославянских сказок сюжетная контаминация. Та же контаминация встречается в некоторых сходных с русскими сказками неславянских народов СССР (например, Тат. творч., I, № 25). Русских вариантов — 12, украинских — 15, белорусских — 6. Старейшая зафиксированная версия сюжета — испанская, относится к первой трети XIV в. сб. «El conde Lucanor» Жуана Мануэля (см.: Wesselski, № 69). В западноевропейском материале имеются отсутствующие в восточнославянском апокрифические сказки о дележе урожая между богом и чертом. В сербохорватских сказках, учтенных в AT под номером 9 В, крестьянин и медведь делят урожай пшеницы, и крестьянину достается зерно, а медведю — мякина. В эфиопской сказке урожай гороха делят мышь и пеликан: мыши достаются горошины, а пеликану стручки и стебли (Ахмар. ск., № 13). Исследования: Krohn. Bär, S. 104—111; Бобров. РФВ, 1907, № 3, с. 168—174; Dähnhardt, IV, S. 249; Wesselski, S. 254; Аникин, с. 68. О типе 154 см. в прим. к тексту № 21. Этот и следующий варианты отличаются полнотой. Необычен эпизод натравливания мужиком собак на лису: обычно мужик дарит лисе мешок, в котором вместо обещанных ей кур, находятся собаки, или мешок, в котором сверху лежат куры, а под ними собаки (собака).

24(7b) Записано в Липецком уезде Тамбовской губ. Рукопись — в архиве ВГО (p. XL, оп. 1, № 36, лл. 21—22 об.; 1848). AT 1030 + 154. В комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г. (с. 524—525) отмечены стилистические изменения, внесенные Афанасьевым в текст — сокращение, перестановка, вставка, замена некоторых слов. Так, например, имеющиеся в рукописи фразы «Вот Миша видит, что ошибся, взял вершок, а не корешок. И говорит мужику: «Нет, брат, ты меня надул» напечатаны в таком исправленном виде: «Видит Миша, что ошибся и говорит мужику: «Ты, брат, меня надул!» Наиболее значительной правке подверглась последняя часть рукописного текста, которую мы воспроизводим полностью:

«Я тебе, — сказал мужик, — дам двух кур белых, а ты неси их, да не гляди». Она взяла у мужика и пошла, не посмотрев оных. Несла, несла их и говорит: «Дай погляжу». — Глянула, а там две белые собаки. Собаки как вдруг выскочут из мешка-то, да за ней. Она от них. — Бегла, бегла, да под пенек в нору и ушла. Вот там и начала говорить к своим членам: «Что вы, мои ушки, делали?» — «Мы все слышали»; — «А вы, ножки, что делали?» — «Мы бегли». — «А ты, хвост, что делал?» — «Я все мешал тебе». — «А! ты все мешал. Постой же, я тебе дам». Высунула его собакам. Они ухватились за него и ее-то самую вытащили, вытащили, да разорвали».

442

25(7с) Записано в Архангельской губ. священником Михаилом Фиалкиным. AT 1030 + + 154. В варианте сказки опущен традиционный эпизод привязывания медведя к телеге.

D) Записано в Новогрудском уезде Гродненской губ. учителем М. А. Дмитриевым.

СУС — 122 Р** (Крестьянин убеждает зверя, который хочет его съесть, позволить допахать) + AT 154 + 68 В (Лиса топит кувшин). Первый сюжет-мотив учтен только в двух белорусских и в двух украинских вариантах. Сюжет типа 68 В учтен в AT только в русских, литовских и греческих сборниках, но встречается и в фольклоре латышей (Арайс — Медне, с. 16), узбеков (Ларец, с. 164—166), таджиков (Таджикские народные сказки / Сост. Р. Амонов и К. Улуг-Заде. Душанбе, 1957, с. 61—62). Русских вариантов — 5, украинских — 12, белорусских — 3. Афанасьев в Примечаниях отметил: «В белорусском варианте этой сказки подробности о том, как хитрила лиса, чтобы избавить мужика от волка, переданы с наибольшей полнотой. Но более всего в белорусском варианте обращает внимание конец — хитрая лиса сама попадается впросак и делается жертвой своей недогадливости» (кн. IV, 1873, с. 7—8).

27. СТАРАЯ ХЛЕБ-СОЛЬ ЗАБЫВАЕТСЯ
(с. 39—40)

27(8) Записано в Черноярском уезде Астраханской губ. писарем О. Л. Волконидиным. Рукопись — в архиве ВГО (р. II, оп. 1, № 93, лл. 3—5; 1857).

Первая часть рукописи (лл. 3—3 об.), относящаяся к сюжету «Овца, лиса и волк», опубликована Афанасьевым под таким заглавием в виде отдельной сказки (см. текст № 28), а данный текст следует в рукописи непосредственно за заключительными словами повествования об овце, лисе и волке: «Лиса с овцой тотчас убежали от него подобру-поздорову». В комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г. приведены многочисленные изменения, которые внес Афанасьев в текст. Отметим лишь некоторые характерные примеры стилистической правки. В рукописи: «Бирюк принужден с капканом убираться куда-либо в глухую сторону»; в печатном тексте: «Попался было бирюк в капкан, да кое-как вырвался и стал пробираться в глухую сторону». В рукописи: «Тут лиса с удивлением стала противоречить»; в печатном тексте: «Лиса стала спорить». В рукописи: «Мужик ей с большим умиленьем повторяет свой вопрос»; в печатном тексте: «Мужик повторил ей свой вопрос». Слова волка в рукописи: «...дабы я мог избавиться от преследователей-охотников» заменены в печатном тексте другими: «за мной охотники гонятся». Таким образом, устраняя книжные выражения, Афанасьев стремился как бы вернуть сказке живость слога народного рассказчика, отчасти утраченную в неточной записи сельского писаря.

AT 155 (Старая хлеб-соль забывается). Сюжет имеет всемирную известность и встречается во многих сборниках сказок народов СССР, например, в сб.: Тат. творч., I, № 27; Казах. ск., II, с. 159—160; Узбек. ск., I, с. 33—39; Ск. Дагестана, № 26; Осет. ск., № 18, 26. Разновидности сюжетного типа сводятся в основном к трем группам: 1) сказки о замерзшей змее, отогретой человеком; 2) сказки об оживленном человеком льве (тигре) и хитром шакале (лисе); 3) сказки о волке (медведе, змее), избавленном человеком от смертельной опасности, и хитрой лисе. Третью разновидность, распространенную в ряде стран Восточной Европы и Азии, представляют все опубликованные восточнославянские сказки этого типа. Русских вариантов — 12, украинских — 24, белорусских — 4. От них отличаются относящиеся к той же разновидности типа 155 сказки народов Востока, например, указанная выше татарская сказка о спасении человеком змеи из огня. К первой древнейшей группе вариантов, получивших весьма значительное распространение литературным путем, относятся басня Эзопа «Путник и гадюка» (Эзоп, № 176, с. 115) и ее переложения у Федра (I в. н. э.), Бабрия (конец I — начало II в.), Ромула (конец IV — начало V в.), Мари де Франс (XII в.), Петруса Альфонси (XII в.), Штейнговеля (XV в.) и в сборнике «Gesta Romanorum» (конец XIII — начало XIV в.), в голландской поэме о ли́се (Reynke de Vos, конец XV в.). К этой же разновидности сюжета принадлежит басня Лафонтена «Поселянин и змея». Начиная с III—IV вв. прослеживается распространение литературным путем сказок второй группы — о неблагодарном льве: старейший вариант в индийском сборнике «Панчатантра». Старейший зафиксированный вариант третьей группы

443

— персидская сказка о неблагодарном волке — датируется XV в. («Anvar-i suhaili» Ed. Eastwich. Hertford, 1854, S. 264). В фольклорных африканских и азиатских вариантах вместо волка нередко действует тигр или леопард (см., например, Амхар. ск., № 27). Эта разновидность сюжета также обрабатывалась некоторыми европейскими писателями, например, польским писателем А. Дыгасиньским — о справедливом зайце (Dygasiński A. Zając. Powieść. Warszawa, 1900, s. 253—261). Исследования: Benfey, S. 113—120, 311, 533; Krohn. Mann, S. 38; Бобров. РФВ, 1907, № 3, с. 174, 178—180; Wesselski, S. 204; Liungman, S. 23—25; Krzyżanowski. Sz., II, S. 221—222; Chauvin, II, № 109, p. 120—121.

28. ОВЦА, ЛИСА И ВОЛК
(с. 40)

Записано в Черноярском уезде Астраханской губ. писарем О. Л. Волконидиным. О рукописи см. в прим. к предыдущему тексту. Записи сказок «Старая хлеб-соль забывается» и «Овца, лиса и волк», составившие рукопись Волконидина, подверглись со стороны Афанасьева стилистической правке одинакового характера (см. комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г., с. 527—530).

AT 44* (=АА* 122 I). Сюжет представлен в русском опубликованном материале лишь данным вариантом (он послужил основой для одноименной сказки А. Н. Толстого), а в украинском — 5-ю вариантами, в белорусском — одним. Подобные сказки устно бытуют также у латышей (см. Арайс — Медне, с. 13). Этот сюжет отразился в латинской поэме «Isengrimus» (ст. 295—550) и в других, более поздних средневековых поэмах о лисе и волке. Отчасти к такому сюжетному типу относятся некоторые сказки народов Востока, например, монгольская об овце, зайце и волке: заяц спасает заблудившуюся овцу, с которой волк намеревался содрать шкуру, напугав волка ложной вестью о том, что хан приказал сшить огромную шубу из волчьих шкур (Сказки народов Востока, Хабаровск, 1957, с. 350—351). Исследования: Бобров. РФВ, 1907, № 2, с. 347—348. Как отметил В. Бобров, сюжет о спасении овцы лисой является в восточнославянском сказочном эпосе единственным, в котором лиса играет благородную роль.

29—30. ЗВЕРИ В ЯМЕ
(с. 41—43)

29
(10a) Сведений о месте записи нет.

AT 20 А (Звери в яме) + 21 (Пожирание собственных внутренностей). Традиционная для восточнославянских сказок контаминация сюжетов. Первый из них учтен в AT в финском, эстонском, латышском, литовском, венгерском, словинском, русском, греческом, индийском, индонезийском, африканском материале, но встречается и в сборниках сказок других народов, см., например, Казах. ск., I, с. 143—144: Башк. творч., I, № 9. Русских вариантов — 23, украинских — 6, белорусских — 5. Начало, отчасти напоминающее сюжет о паломничестве животных (AT 20 Д*), встречается в ряде восточнославянских сказок о зверях, попавших в яму (ср., например, Зеленин, Вят. ск., 111; Романов, III, 16, с. 23—24). Исследования: Колмачевский, с. 164—165; Krohn. Bär, S. 81—89; Бобров. РФВ, 1907, № 2, с. 348—349, 1908, № 1 и 2, с. 245—246. О сюжетном типе 21 см. в прим. к тексту № 5 Этот и следующий варианты сюжета о пожирании собственных внутренностей отличаются большей полнотой.

30
(10b) Записано в Воронежском уезде К. О. Александровым-Дольником. AT 20 А + 21 + +248 А* (Птица кормит лису). Сюжетная контаминация, неоднократно встречающаяся в восточнославянском сказочном материале. Сюжет типа 248 А* учтен в AT в русских и литовских сборниках, но имеется и в сборниках сказок латышей (Арайс — Медне, с. 36), башкир (Башк. творч., I, № 1, 2), татар (Тат. творч., I, № 39), узбеков (Ларец, с. 137—139), казахов (Казах. ск., I, с. 138—139), киргизов (Киргизские сказки. М., 1968, с. 211—214). В тюркоязычных сказках повествуется о дружбе лисы с перепелом. Русских вариантов — 21, украинских — 7, белорусских — 3. Сочетающиеся в тексте сюжеты разработаны детально.

444

31. ЛИСА И ТЕТЕРЕВ
(с. 43)

Записано в Тверской губ.

AT 62 (Мир у зверей). Сюжет распространен во всех частях света. Русских вариантов — 2, украинских — 5, белорусских — 1. Тексты представлены также в фольклорных сборниках народов СССР — сказках дагестанских, казахских, башкирских, татарских (Ск. Дагестана, № 7; Казах. ск., III, с. 208 и 214; Башк. творч., I, № 9; Тат. творч., I, № 11, 12). В кратком варианте Афанасьева ярко использован прием звукоподражания. Если в восточнославянских сказках этого типа основными персонажами выступают обычно тетерев и лиса, то в сказках других народов СССР, а также зарубежных народов действуют чаще всего петух и лиса (лис), иногда фазан, курица и лиса. Старейшая зафиксированная версия сюжета — басня Эзопа «Лисица и голубка», переложенная с греческого на латинский язык Федром, а затем пересказанная в средневековом сборнике «Расширенный Ромул» (см. Эзоп, № 22, с. 207—208). Сюжет получил отражение в средневековых поэмах о лисе и обрабатывался впоследствии баснеписцами. Особенную популярность получила басня Лафонтена «Петух и лис». Исследования: Sadre, p. 301—310; Dähnhardt, IV, S. 279—284; Graf, S. 26—32; Аникин, с. 81—82.

32. ЛИСА И ДЯТЕЛ
(с. 43—44)

32(12) Записано в Васильевском уезде Нижегородской губ. монахом Макарием, членом-сотрудником РГО.

AT 56 В (Лиса и дятел или дрозд, соловей). Русских вариантов — 1, украинских — 7, белорусских — 1. Обычно птица мстит лисе с помощью собаки — та, притворившись мертвой, хватает лису. В указателе AT учтены, кроме русского и некоторых украинских, финский, эстонский, латышский, шведские, датские, венгерские, испанские, французские и записанные на французском языке в Америке, а также африканские варианты. Ср. сказку «О слоне, воробьихе и ее друге дятле» в сб. «Панчатантра» (I, № 18). Судьба сказок типа 56 В связана со сказками близкого им типа 56 А, сложившегося в древности на Востоке и известного по «Главе о голубе, лисице и цапле» — из приложения к арабской версии «Калилы и Димны» (VIII в.). Как полагают исследователи, сюжет сформировался в основном на средневековой романской культурной почве. Он получил отражение в «Roman de Renart». Исследования: Колмачевский, с. 152—163; Бобров. РФВ, 1908, № 3, с. 56—57.

33. ЛИСА И ЖУРАВЛЬ
(с. 44)

Записано в Тверской губ.

AT 60. В AT отмечены фольклорные тексты, записанные в Европе, Америке (у индейцев и негров) и в Африке. Русских вариантов — 4, украинских — 8, белорусских — 1. Сюжет встречается также в сказках восточных народов СССР (Башк. творч., I, № 8; Тат. творч., I, № 10 и др.) и зарубежного Востока (см., например, Персидские сказки / Сост. Н. Османов. М., 1959, с. 443—444). Басня Эзопа «Лиса и журавль», от которой прослеживается письменное распространение сюжета, известна в пересказе Плутарха (ок. 46—126 гг.) в его «Застольных вопросах» (см.: Эзоп, № 385, с. 178—179). Она была переложена на латинский язык Федром («Лиса и аист»). Обрабатывалась средневековыми авторами — Ромулом, Берахием, Жаком де Витри и др., а также авторами более позднего времени (в России — К. Д. Ушинским, А. Н. Толстым). Исследования: Thompson S. European Tales among the North American Indians. Colorado Springs, 1919, p. 450.

В Примечаниях (кн. IV, 1873, с. 15) Афанасьев указал: «Сличи с Эзоповой басней о лисе и аисте». И привел следующий вариант начала этой басни: «Захотелось лисе, чтоб журавль ее угостил, и вздумала завести с ним знакомство и причесться ему в родню. Увидела раз, что журавль гуляет по полю, подошла к нему и говорит: «Здравствуй, журавль!» — «Здравствуй, премудрая просвирня (см. сказку «Лиса-исповедница»), что тебе?» — «Ходила я к попу, справлялась по книгам и разыскала, что ты доводишься мне троюродным братом; надо нам друг друга знать и почитать, друг

445

К другу в гости ходить». К словам «наварила манной каши» (с. 44) указан Афанасьевым вариант: «наварила яичницы и размазала по сковородке». К словам: «лижет кашу»; «Каша съедена» (с. 44) соответственно варианты: «лижет яичницу»; «Яичница съедена».

34. СНЕГУРУШКА И ЛИСА
(с. 45)

34(14) Записано в Калужской губ. AT 703* (Снегурочка). Сюжет развернут неполно, как и во многих русских текстах. Русских вариантов — 16, украинских — 2, белорусских — 2. По AT, сходные с восточнославянскими сказками о Снегурочке, есть в литовских сборниках и в сербском сборнике Вука Караджича («Серпске народне приповијетке. Вена, 1953, № 24). В латышском материале встречаются сказки типа 703* о слепленном из снега стариками мальчике, — он ожил, ходил на работу и растаял, прыгая через костер (Арайс — Медне, с. 111). Финальная часть сказки не имеет соответствия в опубликованном материале, но предшествующие эпизоды встречи Снегурушки, покинутой в лесу, со зверями напоминают татарские сказки о Курбале (Тат. творч., I, № 32). Концовку (лиса спасается бегством от собаки, выскочившей из мешка) ср. с сюжетом «Мужик, медведь и лиса» (тексты № 23 и 24). Народная сказка о Снегурочке послужила одним из творческих источников пьесы А. Н. Островского «Снегурочка. Весенняя сказка» (1873), к которой музыку написал П. И. Чайковский. На этот же сюжет написана опера Н. А. Римского-Корсакова.

35. ЛИСА И РАК
(с. 46)

35(15) Записано в Тамбовской губ. Рукопись — в архиве ВГО (р. XL, оп. 1, № 14, л. 5; 1849); ее отличие от опубликованного Афанасьевым текста, приведено в комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г. (с. 533).

AT 275 (лиса или лев, заяц и рак или еж, черепаха). Сюжет известен в вариантах, записанных в разных частях света, но они немногочисленны; распространялся сюжет преимущественно письменным путем (см., например, арабскую библиографию: Chauvin, III, № 20). Русских вариантов — 2, украинских — 8, белорусских — 1. Наиболее раннее литературное отражение сказка получила в басне Эзопа «Черепаха и заяц» (Эзоп, № 226, с. 128), одноименной басне Бабрия, басне средневекового армянского писателя Оломпиана «Черепаха и конь» (Орбели, № 97). О. Денгардт высказал предположение о древнейшем малоазийском происхождении сказок о состязании большого и малого животного (Dähnhardt, IV, S. 46—97). Их происхождение относят к гомеровской эпохе (Liungman, S 33—34). Более позднее происхождение имеет другая форма сюжета, обозначенная в AT номером 275 А* — Состязание зайца или льва с ежом в беге — старейшая литературная версия относится к XIII в.

36. КОЛОБОК
(с. 46—47)

Сведений о месте записи нет.

AT 2025 (Колобок). Цепевидные, или кумулятивные, сказки данного сюжетного типа, построенные на нагнетании повторяющихся эпизодов, учтены в указателе AT в фольклоре ряда славянских (русских, сербов, хорватов, словинцев), балтских, скандинавских, германских народов, но имеются и в другом национальном фольклорном материале, например, узбекском (Ларец, с. 133—137), татарском (Тат. творч., I, № 32). Русских вариантов — 16, украинских — 8, белорусских — 5. В западноевропейских сборниках встречаются варианты, существенно отличающиеся от восточнославянских, например, о пироге, который убежал от трех девушек, не вынувших его своевременно из печи. Четырехкратно повторяющаяся в данном тексте песенка и ритмичный склад повествования характерны для украинских и белорусских сказок; нередко колобок или пирожок-утекач не поет песенки, но традиционные для песенки начальные строки есть в обращении его к зайцу, волку, медведю, лисе. Исследования: Dähnhardt, III, S. 272—284; Пропп. Кум. ск., с. 250—252.

446

37—39. КОТ, ПЕТУХ И ЛИСА
(с. 48—51)

37
(17а) Записано в Никольском уезде Вологодской губ.

AT 61 В (Кот, петух и лиса). В AT учтены литовские, русские и лопарские, сербохорватский варианты. Имеются, однако, и другие национальные варианты, например, латышские (Арайс — Медне, с. 15—16), польские (Krzyżanowski, I, S. 59), чешские (Jerh J. Tschechische Volksmärchen. B., 1961, S. 551. — В комм. к № 1), эстонские (Eesti muinasjutud. Toimetanud Vijdalepp R. Tallin, 1967, № 16), башкирские (Башк. творч., I, № 10), мордовские (Эрзян. ск., № 2). Русских вариантов — 49, украинских — 11, белорусских — 8. Восточнославянским вариантам свойственна детальная разработка сюжета и особенная устойчивость общей для них структуры, стилистических формул, песенных вставок, составляющих важную принадлежность их колоритного словесного наряда. Традиционные для русских сказок песенки лисы встречаются иногда в сказках других народов СССР в переводе, — например, в отмеченной выше мордовской сказке. Вместе с тем некоторые украинские, белорусские и, тем более, сказки неславянских народов существенно отличаются от русских. Так, например, в украинской сказке (Рудченко, I, № 15) лисичка похищает одну за другой курочек, привязанных к дереву бабушкой; у бабушки рождается сын, он отправляется в лисичкину хату и отнимает курочку. Исследования: Аникин, с. 61.

Афанасьев в сноске указал два варианта песни лисы:

Петушок, петушок, Золотой гребешок, Масляна головка, Шелкова бородка, Красненький носок, Сметанный лобок! Выгляни в окошко, Дам тебе кашки На красной на ложке.

Или:

Петушок, петушок, Золотой гребешок, Чесаная головушка, Масляная бородушка! Выгляни в окошечко: Бары едут, Кольцами звенят, Деньгами дарят.

К третьей песне лисы указано в сноске: «Вариант: «Дам тебе с семечком лепешку»». В рукописи следует продолжение, которое, вероятно, вставлено сюда из другого рассказа:

— Где ты вечер был-побывал? — — Я летал, летал До Фадеева двора. — — Что тебе баба дала? —

— Клюкву да лопату, Корову горбату. — — Кикереку-петушок, Золотой гребешок! Да выгляни в окошко. —

В пересказе приведен вариант окончания сказки: «...не найдя своего товарища, унесенного злодейкою лисою, кот погоревал, погоревал и пошел выручать его из беды. Он купил себе кафтан, красные сапожки, шапочку, сумку, саблю и гусли; нарядился гусляром, пришел к лисициной избе и поет: «Трень-брень (или «стрень-брень»), гусельки, золотые струнушки! Дома ли Лисафья со своими, со детками: один сын Терентьюшко, другой Мелентьюшко, третий Алешка-парнечек, одна дочь Чучелка, другая Почучелка, третья Подмети-шесток, четвертая Подай-челнок!» Лиса посылает своих детей посмотреть, кто там поет? А кот всех и зарубил саблею, да в сумку. Подождала, подождала лиса; гусляр перестал петь, а детки нейдут в избу. Говорит петушку: «Поди, позови их!» Вышел петушок; как увидел кота — чуть было не закричал от радости: кукареку! «Беги скорее домой!» — говорит ему кот. Петушок побежал, а кот к лисе идет и поет:

«Идет кот на ногах,
В красных сапогах,
Несет саблю на плече,
А палочку при бедре,
Хочет лису порубить,
Ее душу загубить!
Пришел, да как хватил лису саблей — из нее и дух вон!»

447

38
(17b) Место записи неизвестно. AT 61 В. Обычно в сказках данного типа повествуется о двух, а не трех, как в этом варианте, друзьях.

39
(17c) Записано в Липецком уезде Тамбовской губ. Рукопись — в архиве ВГО (р. XL, оп. 1, № 6, лл. 2—2 об.; 1848 г.). Дополнительно к немногим AT 61 В разночтениям между печатным и рукописным текстами, выявленным в комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г. (с. 534—535), отнесем следующее: у лисы не четыре дочери, а три, причем одна из них называется не Пачучилка, а Мачучилка, и перечисление их идет в такой последовательности: «одна дочь Чучилка, другая Мачучилка, а третья Подай Челнок».

40—43. КОТ И ЛИСА
(с. 51—55)

Сведений о месте записи нет.

AT 103 (Кот и дикие животные). Сюжетный тип распространен преимущественно в Европе. Встречается он также в турецких сборниках и сборниках сказок восточных народов СССР (например, Ск. Дагестана, № 9; Осет. ск., № 10; Башк. творч., I, № 22, 23; Тат. творч., I, № 16). В AT под особым номером 103А учтены те латышские и литовские сказки типа «Кот и дикие животные», в которых кот выступает в роли мужа лисы, а под номером 103 А* те венгерские сказки, в которых кот выдает себя за большого начальника или царя зверей. Фактически же все восточнославянские сказки и почти все сказки других народов СССР, относящиеся к типу 103, вместе с тем относятся и к типам 103 А, 103 А*. Русских вариантов — 30, украинских — 26, белорусских — 9. Сказки Афанасьева о муже лисы бурмистре Котофее Ивановиче (данный текст), Котай Ивановиче (текст № 41), Котонайле Ивановиче (текст № 42) характерны для русских вариантов своей социальной насыщенностью, что отмечалось исследователями (см.: Померанцева Э. В. Судьбы русской сказки. М., 1965, с. 84). Обращает внимание, что в восточнославянском фольклоре сюжет обладает особой устойчивостью, детальной разработкой таких традиционных эпизодов, как встреча кота с лисой, хвастовство лисы, «бурмистровой жены», перед лесными зверями, приход зверей на поклон с дарами к «присланному из сибирских лесов» бурмистру Котофею Ивановичу, бегство от кота перепуганных зверей. Самое раннее литературное отражение сюжет получил в латинской поэме XII в. о ли́се и волке «Isengrimus» (ст. 736 и сл.). Исследования: Cerber A. Great Russian Animal Tales. Baltimore, 1891, p. 82; Бобров. РФВ, 1908, № 1 и 2, с. 237—240; Dähnhardt, IV, S. 209—217.

41(18,
вар. 1) Записано в Вологодской губ. AT 103.

42(18,
вар. 2) Место записи неизвестно. AT 103.

43(18,
вар. 3) Место записи неизвестно. AT 103.

44—47. НАПУГАННЫЕ МЕДВЕДЬ И ВОЛКИ
(с. 55—60)

44
(19a) Записано в Гороховецком уезде Владимирской губ.

AT 125 (Напуганные волки: бегут от барана, показывающего из мешка волчью голову) + 103. В AT первый сюжет учтен в сказках немногих народов Европы и в турецком, китайском, африканском, испано-американском фольклорном материале; особенно большое количество вариантов финских. Русских вариантов — 9 (из них 4 в сб. Афанасьева), украинских — 7 (из них один в сб. Афанасьева — см. текст № 554). Близкие восточнославянским сказки о волках, напуганных бараном или бараном и козлом, встречаются в татарских сборниках (Тат. творч., I, № 17). Вместе с тем для фольклора народов Советского Востока характерна особая разновидность сюжетного типа 125 и отчасти типа 126 А* (см.: Медноволосая девушка. Калмыцкие народные сказки / Пер., сост. и примеч. М. Ватагина. М., 1964, с. 261—262; Тувинские народные сказки / Пер., сост. М. Ватагина. М., 1971, № 25; Ск. Дагестана, № 18; Казах. ск., II, с. 171—180, III, с. 189—192 и др.).

448

45
(19b) Место записи неизвестно.

AT 130 Д* (Костер домашних животных в лесу) + 126 А* (Напуганные волки: бегут от барана или козла, кота, который угрожает их съесть и падает с дерева). Первый сюжет учтен в AT в латышском материале, однако встречается и в восточнославянских сборниках. Русских вариантов — 3, украинских — 2, белорусских — 1. Второй сюжет учтен в AT в единичных записях на латышском и русском языках. Русских вариантов — 3, украинских — 1, белорусских — 1 (Романов, III, 27, с. 36—37 — в контаминации с типом 126 А*, как и в варианте Афанасьева). Татарский вариант типа 126 А* опубликован В. Н. Витевским в русском переводе (Сказки, загадки и песни нагайбеков Верхнеуральского уезда Оренбургской губернии. — Труды IV археологического съезда. Казань, 1891, т. 3, с. 277) и перепечатан в обратном переводе на татарский язык в кн. I сказок многотомной серии «Татарское народное творчество» (Казань, 1977, № 17). Текст сборника Афанасьева отличается своеобразными подробностями: кот едет верхом на козле; козел и баран добывают огонь, стукнувшись лбами друг с другом; медведь ночует в лесу рядом с домашними животными; козел с бараном, схватившись передними ногами за сук, повесают над волками, а кот кидает в них еловые шишки. Иронический тон повествования связан с ритмичным складом сказки. Эпизод, в котором кот устрашает волков, говоря, что козел «бородою зверей побивает, а рогами только кожу снимает» напоминает эпизод встречи козла с волком в тувинской сказке о храбром козле (Тувинские народные сказки, 1971, с. 179). О волках сказано, что «запели они Лазаря», т. е. жалобно завыли, подобно нищим-слепцам, исполняющим духовный стих о несчастном Лазаре, который в струпьях лежал у ворот богача, питался крошками с его стола и давал облизывать свои струпья собакам. Сюжет этого духовного стиха восходит к притче Евангелия от Луки (16, 20—22).

46
(19с) Место записи неизвестно. AT 125 + 128 А*. Такая же контаминация сюжетов встречается в прим. к предыдущему тексту белорусской и татарской сказок. Эпизод, в котором медведь гадает, сидя под деревом, является для русских сказок типа 126 А* традиционным. Данный вариант сюжета о напуганных волках отличается особыми комическими подробностями: хитрый козел убеждает волков в том, что в мешке находится много волчьих голов; он стреляет в волков из ружья. Афанасьевым в сноске указаны два варианта начала сказки: «...жил-был мужичок, у него были козел да баран» (с. 58).

«Вариант 1. Козел говорит: «Пойдем, баран, странствовать». — «Куда?» — спрашивает баран. «Известно куда! В лес». — «Зачем?» — «Известно зачем! Волков да медведей пугать». — «Как бы на свою шею не напугать?» — «Ничего! Пойдем». Вот и пошли в лес».

Вариант 2. «Жил мужик, у него был козел, да такой бедовый: погонит пастух стадо, козел бежит впереди да прямо в хлеб. Пастух за ним, а он в сторону; бился, бился с ним и свил себе кнут аршин в тридцать. Только козел в хлеб, а пастух его кнутом по ляжкам. Собрался козел бежать...»

После слов «Хватай ворожею-то, держи его!» (с. 59) указан вариант: «Напуганные козлом волки недолго бежали, а пораздумали-порассудили и поворотили назад. Приходят, а козла и барана нет. Козел влез на дерево, а баран повис на суку. Слышат волки по духу, что они близко, а где — не найдут, и послали за медведем-костометом. Пришел медведь, стал метать на костях и отгадывать, где спрятались козел да баран. Пока медведь ворожил, баран не удержался, как брякнется наземь и кричит: «Вот они! Вот они!» А козел за ним вслед упал и ревет: «Держи, пожалуйста, костомета!»

47
(19c,
вар.) Место записи неизвестно.

AT 130 Д* + 125. Характерный для сюжетного типа 125 эпизод, в котором звери пугаются, увидев звериную голову в мешке, в данном варианте отсутствует.

48. МЕДВЕДЬ, ЛИСА, СЛЕПЕНЬ И МУЖИК
(с. 61—62)

Место записи неизвестно. Опущено Афанасьевым окончание, неудобное для печати. В Примечаниях (кн. IV, 1873, с. 23) он указал: «С окончанием этой сказки желающие могут познакомиться в стихотворной ее переделке в Сочинениях Василия Майкова (изд. 1809 г., Спб., с. 211 и изд. 1867 г., с. 213)».

449

AT 152. Варианты отмечены в указателе AT в финском, эстонском, латышском, немецком, сербохорватском и русском материале, а литовские и польские тексты обозначены номером 152 В*. Не учтены в указателе украинские сказки — их опубликовано 5, из них две в зарубежных изданиях: Kryptadia. Recueil de documents... à l’étude de traditions populaires. Paris, 1883, Vol. V, p. 9—10; Hnatjuk V. Das Geschlechtsleben des ukrainischen Bauervolkes in Österreich — Ungarn. Leipzig, 1912, T. II, S. 446—448. Русских вариантов — 7. Разновидность данного типа представляет украинский текст сборника Левченко (№ 410): мужик запрягает медведя, захотевшего походить на рябую кобылу, в плуг, и пежит его.

49—50. ВОЛК
(с. 62—63)

49
(21a) Записано в Липецком уезде Тамбовской губ. в 1848 г. Рукопись, передающая фонетические особенности местного говора, в архиве ВГО (р. XL, оп. 1, № 6, лл. 3—3 об.; 1848). Она напечатана Афанасьевым без изменений (см. комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г. (с. 537)).

AT 163 (Пение волка: он выманивает у старика животных, а затем старуху). В указателе AT учтены латышские и русские тексты. Русских вариантов — 26, украинских — 5, белорусских — 7. Исследования: Аникин, с. 65—66; Пропп. Кум. ск., с. 250—252.

50
(21b) Место записи неизвестно, AT 163. Характерная для таких сказок песня волка в нашем схематичном варианте сюжета отсутствует.

51—52. СВИНЬЯ И ВОЛК
(с. 63)

51
(22a) Записано в Никольском уезде Вологодской губ. AT 106* (Волк и свинья). См. прим. к тексту № 17.

52
(22b) Место записи неизвестно. В первом издании текст отсутствовал. AT 106*. Один из самых выразительных ритмизованных вариантов сюжета из имеющихся в опубликованном материале. См. текст № 4 у Афанасьева (№ 15 в нашем изд.).

53—54. ВОЛК И КОЗА
(с. 64—66)

53
(23a) Записано в Саратовской губ. К. А. Гуськовым.

AT 123 (Волк и козлята). Сюжет бытует во всех частях света. Большинство учтенных фольклорных текстов европейские. Русских вариантов — 20, украинских — 4, белорусских — 3. Близкие восточнославянским варианты встречаются в сборниках сказок других народов СССР, например, Башк. творч., I, № 30; Тат. творч., I, № 14; Сказки народов Памира. М., 1976, № 77. Текст сборника характерен для русских сказок типа 123 традиционными повторяющимися стилистическими формулами и отличается живостью диалогов, ритмичностью склада. Судьба сюжета связана со средневековыми повествованиями, сборниками басен Ромула, поэтессы Мари де Франс, Берахия (XIII в.), сборником итальянских новелл конца XIII — начала XIV вв. (см.: Anderson. Novelline, I, N 2). Из многочисленных авторских обработок сюжета, относящихся к более позднему времени, особенно известна басня Лафонтена «Волк, коза и козленок». Исследования: Dähnhardt, IV, S. 277.

В сноске у Афанасьева приведен вариант песни козы:

Ох вы, детушки, мои батюшки! Отопритеся, отомкнитеся; Ваша мать пришла — молока принесла.

Полны бока́ молока, полны рога́ творога, Полны копытца водицы!

54
(23b) Записано в Липецком уезде Тамбовской губ. в 1848 г. Рукопись в архиве ВГО (р. XL, оп. 1, № 36, лл. 9 об. — 12; 1848). AT 123. Вариант отличается характерным для восточнославянских сказок о волке и козлятах эпизодом перековки грубого волчьего

450

Голоса на тонкий козий голос, а также некоторыми своеобразными бытовыми подробностями. Афанасьев внес в рукописный текст ряд стилистических поправок — заменил книжные обороты речи разговорными.

55—56. ВОЛК-ДУРЕНЬ
(с. 66—69)

55
(24а) Место записи неизвестно. AT 122 А=47 В (Волк-дурень) + 122 М* (Баран или козел обещает волку вскочить в его пасть). Вступительная часть напоминает сказки о собаке и волке (AT 101, ср. текст № 59). В AT учтены сказки о волке-дурне, записанные преимущественно в Европе, а также в Африке, Азии и на европейских языках в Америке. Русских вариантов — 16, украинских — 51, белорусских — 8. Подобные сказки встречаются во многих сборниках сказок народов СССР. Международное распространение сюжета письменным путем связано с баснями Эзопа «Осел и волк» и «Осел, лисица и лев» (Эзоп, № 187 и № 191, с. 118 и 119) и баснями сборников Бабрия, Ромула, Вардана (см.: Орбели, Басни, № 19, 139, 140), Штейнховеля, Сакса, шведского баснописца XV в. Пергаменуса (Dialogus clericalis moralisatus), а также со средневековой латинской поэмой «Isengrimus» (ст. 1167 и сл.) и более поздними поэмами о ли́се и волке. Один из ранних литературных пересказов русской сказки о глупом волке принадлежит В. И. Далю («Сказка о Георгии храбром и о волке»). Сюжетный тип 122 М, учтенный в AT только в латышском материале, встречается и в сказках других народов, например, эстонцев (Eesti muinasjutud. Taimetanud Vidalepp R., № 24), поляков (Польские народные легенды и сказки / Сост. П. Глинкин, М.; Л., 1965, № 34), узбеков (Узбек. ск., I, с. 25, 27), татар (Тат. творч., I, № 31), а также в восточнославянских сказках, но не получает самостоятельной разработки, а является одним из эпизодов повествования о злоключениях глупого волка. Русских вариантов — 3, украинских — 9, белорусских — 5. Подобный эпизод известен и по средневековым поэмам о ли́се и волке (например, «Roman de Renart»). В данном тексте сб. Афанасьева развивается характерный для таких русских сказок эпизод встречи хищника со свиньей, чуть было не утопившей его. Исследования: Колмачевский, с. 139—151; Sudre, p. 322—323; Бобров. РФВ, 1907, № 3, с. 182—188, Wesselski. S. 250; Аникин, с. 65; Пропп. Кум. ск., с. 250—252.

56
(24b) Место записи неизвестно. В первом издании этого текста не было.

AT 122 А + 122 М* + 121 (Волки лезут на дерево). Сюжетная контаминация, традиционная для восточнославянских сказок. Зачин — о хождении в старину Христа по земле — и эпизоды прихода неудачливого волка с жалобой к Христу встречаются нередко в сказках восточных, западных и южнославянских народов о волке-дурне. Сюжет о волках, лезущих на дерево, учтен в AT в скандинаво-балтском, испанском, фламандском, немецком, венгерском, русском, франко-американском и индийском фольклорном материале. Русских вариантов — 7, украинских — 25, белорусских — 5. Исследования: Пропп. Кум. ск., с. 255—256.

Приведенный Афанасьевым в Примечаниях (кн. IV, 1873, с. 27—28) этиологический легендарный рассказ, слышанный им «от одного поселянина», имеет близкие параллели в славянских и балтских фольклорно-этнографических сборниках. Иногда рассказ служит вступлением к повествованию о злоключениях волка-дурня в восточно- и западнославянских, литовских, латышских и эстонских сказках. Например, текст слышанного Афанасьевым рассказа: «Пасли два пастуха овечье стадо; захотелось одному водицы испить и пошел он через лес к колодцу. Шел-шел и увидел большой ветвистый дуб, а под ним вся трава примята и выбита. «Дай посмотрю, что тут делается», — сказал пастух и влез на самую верхушку дерева. Глядь, едет святой Георгий, а вслед за ним бежит многое множество волков. Остановился Георгий у самого дуба; начал рассылать волков в разные стороны и наказывает всякому, чем и где пропитаться. Всех разослал: собирается уж ехать; на ту пору тащится хромой волк и спрашивает: «А мне-то что ж?» Егорий говорит: «А тебе вон на дубу сидит!» Волк день ждал и два ждал, чтобы пастух слез с дерева, так и не дождался; отошел подальше и схоронился за куст. Пастух огляделся, спустился с дуба — и бежать! А волк как выскочит из-за куста: схватил его и тут же съел». Ср. вариант в кн.: Dähnhardt, III, S. 295—306. Как доказывает Ю. Поливка в исследовании «Viči pastýř» (Sbornik

451

praci věnovanych V. Tillovi k šebesátým narozeninám. Praha. 1927) слияние таких этиологических легенд со сказками о волке-дурне произошло в давнее время на общеславянской культурной почве. В фольклоре восточнославянских народов встречаются сказки типа 122 А с легендарным вступлением о святом волчьем пастыре: см. текст № 555, а также — Афанасьев А. Н. Народные русские легенды / Под ред. И. П. Кочергина. Казань, 1914, № 32; Смирнов, № 170; Рудченко, I, № 1—4.

57—58. МЕДВЕДЬ
(с. 69—70)

57
(25a) Записано в Осинском уезде Пермской губ. Рукопись (Васильев. Этнографические сведения о России) — в архиве ВГО (р. XLVIII, оп. 1, № 18, лл. 2 об. — 3). Изменения, которые Афанасьев внес в текст и, в частности, в песнь медведя (дополнил ее), указаны в комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г. (с. 542).

AT 161 А* (Медведь на липовой ноге). Сюжет отмечен в AT только в русском материале. Русских вариантов — 22, украинских — 3, белорусских — 2. Сюжет встречается и в латышском фольклоре (Арайс — Медне, с. 26). Песнь медведя типична для таких русских сказок, своеобразно отражающих древние мифические представления о тотемных животных. Исследования: Аникин, с. 47—48.

В сносках Афанасьевым даны варианты начала и конца сказки. Начало: «Жил старик со старухой. Захотелось старухе медвежьего мяса. «Ступай, старик, за медвежьим мясом». Старик взял топор и пошел в лес. Приходит, глянул: лежит под колодою старый медведь и крепко спит. Старик не долго думал, отрубил у медведя лапу и понес домой...» Окончание: «Увидала старуха медведя. «Ну, старик, полезай в кузов, я тебя повешу над дверьми, а сама залезу на печь и за дрова спрячусь». Только медведь в избу, кузов с стариком оборвался и упал. Медведь испугался, вон из избы, да бежать...»

58
(25b) Записано в Липецком уезде Тамбовской губ. Рукопись — в архиве ВГО (р. XL, оп. 1, № 36, лл. 19 об. — 20 об.; 1848 г.). AT 161 А + отчасти 163. Ввиду изобилия стилистических изменений, внесенных Афанасьевым в текст, последний воспроизводится полностью по рукописи в комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г. (с. 542—543).

59. МЕДВЕДЬ, СОБАКА И КОШКА
(с. 71—72)

59(26) Место записи неизвестно. AT 101 (Собака и волк) + 100 (Волк в гостях у собаки) + 117* (Собака подражает медведю или волку. Ср. AT 47 Д). Первый сюжет учтен в AT в европейском и американском (индейском) фольклорном материале. Русских вариантов — 3, украинских — 22, белорусских — 7. Сюжет встречается также в сказках некоторых народов Советского Востока, например, башкир (см.: Башк. творч., I, № 21). Второй сюжет учтен в AT также только в европейском и испано-американском материале, записывался у американских индейцев. Русских вариантов — 6, украинских — 22, белорусских — 8. Контаминация типов 101 и 100 является традиционной для сказок трех восточнославянских народов, а также для сказок других народов, имеет давнюю традицию, восходящую к басне Эзопа № 52 («Собака, волк и скупец»), переложенной Федром и Ромулом. Старейшую литературную обработку сюжет получил в средневековых поэмах о ли́се (см.: Graf, S. 83—96). Сюжетный тип 117*, учтенный в AT в литовских и русских сборниках, встречается также и в татарском (Тат. творч., I, № 13) и другом фольклорном материале народов СССР. Русских вариантов — 4, украинских — 9, белорусских — 2. В данном тексте сюжет о нарушенной дружбе собаки и медведя составляет кольцевое обрамление двух других сюжетов — AT 101 и 100, развиваясь в начале и в конце сказки. В значительной мере соответствуют сказкам типа 117* индийские сказки о лисице и тигре, учтенные в AT под номером 47 Д. Сюжет о нарушенной дружбе небольшого животного и могучего зверя имеет своим старейшим литературным вариантом басню «Лисица и лев» Афтония, греческого ритора конца VI в. (см.: Эзоп, № 355, с. 167). Сюжет обрабатывался также Варданом (Орбели, № 43).

Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 225; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 71 72 73 74 757677 78 79 80 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!