ТЕХНИКА ПРОПАГАНДЫ В МИРОВОЙ ВОЙНЕ 18 страница

Существуют объективные сходства и различия в социаль­ных обычаях и установлениях разных народов, с чем нельзя не считаться, что бы там ни говорили. Действительно, Британия, Франция и Бельгия в своих основных полити­ческих установлениях более демократичны, чем Германия; американцы говорят и читают по-английски, а не по-не­мецки; американцы знают Шекспира и не знают Гете, и они думают, что битва при Ватерлоо была выиграна гер­цогом Веллингтоном, а не Блюхером. Основные схемы аме­риканской жизни — более английские, чем немецкие.^⁷)

160

Часто получается возможность так глубоко заглянуть в жизнь населения, что это затрудняет произвольное упра­вление чувствами. Обычаи, привычки и соревнование разнообразных иммигрировавших в Америку групп оказы­вали влияние на взаимоотношения между Америкою и теми странами, которые были родиной этих групп. Многие из русских/ вернувшихся, когда возгорелась революция, домой, привезли с собой рассказы о грязных помещениях и двенадцатичасовых сменах на металлургических заводах. Когда американские пропагандисты вздумали прославлять американское демократическое правление, им всегда ста­вились затруднительные вопросы.

Одной из особенно важных во время войны форм проник­новения в жизнь населения является расквартирование войск на занятой территории. Неприятельский военный постой ведет ко всевозможным трениям между властями и жителями, и тогда-то чаще всего случаются те печальные инциденты, которыми изобилует война. Германцы заняли Бельгию, и ими положено было много труда на улажива­ние столкновений с гражданским населением. Это давало возможность союзникам создавать большую шумиху во­круг всего, что случалось, а также и там, где не случалось ничего.

Немцы могли отвечать только непрестанно повторяв­шимися рассказами о зверствах русских в Восточной Пруссии, которая однако находилась слишком далеко, чтобы возбудить в американцах симпатию или сожаление. ^ Между двумя странами могут существовать связи эко­номического характера. Обыкновенно за принцип междуна­родной политики принимается то обстоятельство, что раз одна сторона дала другой заимообразно денег, то она, весьма вероятно, придет на помощь своему должнику в слу­чае, если третья страна будет угрожать его платежеспособ­ности. Американцы, финансировавшие союзников в период нейтралитета Америки, быть может и давали деньги, осно­вываясь на чувстве симпатии к делу союзников (банкир­ский дом Моргана был по своему происхождению и по своим филиалам английским), но впоследствии эти узы симпатии были несомненно укреплены золотыми цепями. Последо­вавшее подтверждает аксиому, что кредитор всегда бырает связан с дебитором.

161

Во время войны решающим фактором является относи­тельная военная мощь враждующих сторон. Большие отступательные движения нельзя скрыть надолго, а дли­тельное унижение сеет семена раздора и пораженчества. Германские пропагандисты никак не могли изобрести но­вые надежды, чтобы сгладить ими разочарование лета 1918 года; призыв к оружию истощил их кредит и подорвал веру масс. Лорд Грэй написал несколько умных слов относительно того, как легко преувеличить роль диплома­тии в военное время, и это относится также к пропаганде, являющейся одним из орудий дипломатии.

С точки зрения постороннего свидетеля, даже битва на Марне была скорее спасением, чем победой, скорее — остановкой герман­ского продвижения вперед, чем поворотом в сторону противника. За­тем последовало первое сражение при Ипре, во время которого франко-британский фронт Подошел близко к другой катастрофе. В 1915 году у союзников не было достаточно крупных успехов, чтобы сгладить плачевное впечатление от русских поражений. В 1916 году германцы потерпели неудачу под Верденом, но зато и французы жестоко по­страдали, — так что и этот год был скорее годом германских неудач, чем успехов союзников, за исключением наступления Брусилова. Это втянуло в войну Румынию. Даже прорывы австрийской линии, произведенные Брусиловым, были в короткое время ликвидированы. Работа союзнической дипломатии в Европе во время войны была действительно трудной и неблагодарной задачей.^х

В предыдущем изложении мы перечислили некоторые из звеньев, связующих народы и обусловливающих успех пропаганды. Такими являются главным образом сеть путей сообщения, общность и различие обычаев и устано­влений, сближение с бытом населения, экономические узы и др. Теперь мы подходим к фактору, ограничивающему возможность пропаганды, который всегда бывает налицо, но который не так-то легко поддается описанию и объясне­нию, а именно — к степени напряженности общественного настроения.

Под этим подразумевается та предрасположенность или нерасположенность общества к пропаганде, которые вы­являются в виде общественного беспокойства, нервности, раздражительности, неудовольствия или напряженного со­стояния. Пропагандист, которому приходится иметь дело с обществом в такое время, когда уровень его напряженности

¹ Lord Gray, Twenty-five Years, II, p. 165.

162

высок, располагает запасом взрывчатого материала, для воспламенения которого достаточно крошечной искры.

Несомненно, когда-нибудь окажется возможным устано­вить связь между этим явлением и основными биологиче­скими и психологическими процессами, но в настоящее время это является областью самых противоречивых догадок. Тем не менее, все школы психологического мышле­ния невидимому согласны в том, что война — это род внушения, способного освобождать сдерживаемые импульсы и давать им возможность непосредственно проявлять себя внешним образом. Это приводит нас к выводу, что пропаган­дист может рассчитывать на очень примитивных, но и очень мощных союзников в деле возбуждения в своих клиентах ненависти к неприятелю на время войны. Возможно также, что существуют физиологические' или психологические типы, которые более чем другие реагируют на тот стимул воинственности, который распространяется пропаганди­стом. ¹

Быть может, дальнейшие исследования подтвердят ги­потезу Кларка Уисслера, что существуют особые положе­ния в культурной жизни таких групп, определенные пси­хические способности которых стремятся расшириться. Этот антрополог пишет:

Когда группа приходит к новому разрешению одной из своих важ­ных культурных задач, она начинает заботиться о том, чтобы распро­странить эту идею за пределы своей родины, и готова выступить на арене борьбы, чтобы силой заставить признать ценность этой идеи.

Он говорит также, что расширение зоны материальной культуры за пределы зоны политического управления мо­жет быть причиной раздражения, которое поведет к попытке расширить для соответствия и политическую зону, ф⁶⁸)

Конечно есть основание думать, что пропагандист, который работает среди промышленного народа, имеет дело с более гибким и подвижным населением, чем население

¹ Чтобы точнее уяснить себе, что представляет «уровень напря­женности» в индивидуальной психологии, см. мастерское.исследова­ние Пьера Жане в Traite de psychologic (издание Дюма). Слу­чай наблюдения над освобождением сдерживаемых импульсов во время войны можно найти в книгах таких различно смотрящих на дело психологов, как Эрнест Джонс и Джордж Патрин (Essays in psycho-anatysis и The psychology of relaxation).

163

страны земледельческой. Индустриализм увеличил пови-димому опасность, могущую произойти от тех тайных мин, которые закладываются постоянною сдержанностью и на­пряжением нервов, так как он ввел и монотонность упра­вления машиной и возбуждение от многих подчиненных стимулов. Ритм и стук точной машины не менее характерен для индустриального образа жизни, чем блестящий ряд вывесок, чем витрины, кинематографы, театры и газеты, которые сообщают обильные и обманчивые возможности личных достижений. Дело начато, и

грубый патриотизм, питаемый самыми дикими слухами и самыми неистовыми призывами к ненависти и к животной жажде крови, про­ходит быстрой заразой через тесную жизнь городов и приходится везде по душе благодаря тому, что он приносит удовлетворение жажде сенсаций. Это не столько дикое стремление к личному участию в _хборьбе, сколько чувство укрепляющего нервы воображения, отмечаю­щего «джингоизм». (¹⁵⁹)

И литература и печать являются отражением века ма­шин. Печать живет объявлениями; объявления зависят от обращения, а обращение зависит от возбуждения. <'Что заста­вляет покупать газету?» Бывший сотрудник лорда Норт-клиффа отвечает:

Прежде всего — «война». Война не только создает запас ново­стей, она их требует. Обаяние войны и всего того, что к ней относится, пустило такие глубокие корни, что ... если только газета имеет воз­можность поместить на своей первой странице «Большое сражение», то спрос на нее повышается. (¹⁶°)

Вот ключ к способности печати увеличивать тревогу населения в моменты кризисов.

Все изложенное относится к общим факторам, обусло­вливающим успех пропаганды. Успех зависит от традиций объективных взаимоотношений между нациями и изменяю­щегося уровня возбуждаемости общества. Как бы ни был искусен пропагандист в организации своего аппарата, в выборе средств воздействия и в применении способов их распространения, — все его искусство пойдет прахом, если на помощь ему не придет благоприятное соотношение общественных сил.

До какой степени пропагандист является хозяином своего дела, это зависит отчасти от применяемых им методов орга­низации. В военной пропаганде принимают большее или

164

меньшее участие несколько ведомств: министерство ино­странных дел, дипломатические и консульские предста­вительства, военное министерство, генеральный штаб, главная квартира и наконец — отделы внутреннего упра­вления. Раз пропаганда по своей природе не может быть сосредоточена в одних руках, то единство работы должно быть достигнуто скорее путем ее координирования, чем предоставлением кому-либо исключительных- полномочий. Во время мировой войны все государства старались довести до минимума вредные последствия возможных в работе противоречий, несоответствия или параллелизма, прибегая для этой цели к одному из трех способов координирования: к совещаниям с представителями прессы (Германия); к образованию комитета из представителей исполнитель­ной власти, с ответственностью каждого лица за определен­ную отрасль пропаганды (Великобритания), и к «зданию единого исполнительного органа пропаганды, действова­вшего от лица главных отделов управления (Соединенные Штаты). Германцы вследствие чрезвычайных трений между военными и гражданскими властями не ушли дальше общих совещаний с представителями прессы и случайно проявляющихся иногда стремлений к координированию. Французы, за исключением назначения специальных уполномоченных, посланных в некоторые из наиболее важ­ных стран, пользовались существовавшими у них отделами управления. Англичане были принуждены в конце концов создать комитет из представителей исполнительной власти, бывших, приблизительно, на положении министров; каждому из них была предоставлена какая-нибудь одна важная отрасль пропаганды, как например пропаганда в неприятельских странах или же внутренняя пропаганда, или пропаганда у союзников, или наконец пропаганда в нейтральных странах. Выбором для возглавл'ения каждой из этих важных отраслей лица, пользовавшегося автори­тетом, достигалось иногда и то, что политика изменялась к лучшему. Нортклиф заставил кабинет выпрямить его ли­нию политики по отношению к Италии и Югославии, причем результаты этого подтвердили правило, что поли­тика и пропаганда должны работать рука-об-руку. Соеди­ненные Штаты разрешили эту задачу созданием комитета из лиц, возглавлявших важнейшие отделы управления

165

(министерства иностранных дел, военное и морское), и од­ного серьезного и смелого лица для наибольшей продук­тивности исполнительной работы. Централизация всей деятельности Криля оправдывается сравнительной просто­той американской пропаганды как внутри страны, так и вне ее. Англичанам приходилось иметь дело с такими слож­ными решениями иностранных проблем, что излишняя централизация могла бы даже повредить налаженному делу.

Опыт войны показал, что во главе каждого из отделов пропаганды, имеющих более или менее крупное значение, должны стать лица, авторитет которых, приблизительно, равен авторитету администраторов, направляющих поли­тику, и что личный состав рабочего аппарата должен быть набран главным образом из журналистов, из папулярных писателей и из людей, специально изучавших пропаганду, как профессию, — но не из владельцев газет.

Война дала много доказательств того, что поддержание добрых отношений между службами пропаганды и органа­ми законодательной власти является весьма трудной зада­чей. Исполнительная власть демократического правитель­ства может неправильно пользоваться аппаратом про­паганды для целей'партийных, личных или классовых и может заранее связать руки законодательства, склоняя общественное мнение к поддержанию собственной политики. Исполнительная власть может использовать бюро про­паганды для распространения неверной картины фактов, а законодательная власть, узнав об ^том, может поставить это в упрек исполнительной власти в несдержанных выра­жениях и тем подорвать доверие общества к властям.

В этом случае «налаживание» дела зависит не от ста­тутов и приказов, но от применения неофициальных источ­ников осведомления, благодаря которым законодатели могут ближе ознакомиться с деятельностью этой службы. Если дела идут плохо, то они могут и должны протестовать. Но замечания их должны основываться на чем-то более осязаемом, чем простое недоверие. Именно неумение за­делать трещину между законодателем и администратором привело к недостойной и несправедливой критике Коми­тета общественной информации со стороны американского Конгресса. Однако не может быть сомнения в том, что

166

демократические правительства все же должны брать на себя во время войны дело мобилизации умов так же, как мобилизацию людей и денежных средств, невзирая ни на какие трудности, осложняющие это дело.

Общая форма организации пропаганды может быть видоизменяема, и пропагандист может приспособлять ее к преследуемым им целям. Тем не менее главная задача' пропагандиста заключается в том, чтобы суметь избрать для соответствующего воздействия на общество именно то средство, которое сможет скорее и лучше всего произ­вести желаемый эфект. При этом он должен постоянно иметь в виду основные стратегические цели пропаганды. Вот главнейшие четыре:

1) возбуждение ненависти к неприятелю,

2) поддержание дружественных отношений с союзни­
ками,

3) сохранение добрых отношений с нейтральными стра­
нами и, если возможно, старание заручиться их сотрудни­
чеством и

4) деморализование неприятеля.

Общая теория приемов, которые должны быть приме­нены для достижения каждой из этих целей, была подробно рассмотрена в предыдущих главах этого исследования и потому теперь может быть лишь вкратце резюмирована.

Чтобы возбудить в народе ненависть против врага, изображайте противника алчным и жестоким зачинщиком войны. Изображайте неприятеля как препятствие к дости­жению лелеемых идеалов и мечтаний всего народа в целом и каждого составляющего его члена в отдельности. Тща­тельной разработкой целей войны можно сделать вполне очевидной обструктивную роль неприятеля. Придавайте своему противнику сатанинские качества: он оскорбляет нравы нации и ее чувство самоуважения. А возбужденная таким образом ненависть должна поддерживаться увере­ниями, что алчный, жестокий, чинящий всюду препятствия и сатанински настроенный враг будет в конце концов по­бежден.

Главным способом поддержания дружеских отношений с союзником должны быть наши напряженные усилия в деле продолжения войны и выражение нашего искреннего одобрения тех целей войны, которые преследуются нашим

167

союзником. Все это может быть подкреплено изъявлениями уважения к нему всеми способами внутренней пропаганды.

Чтобы овладеть симпатиями нейтральной страны, за­ставьте «нейтрального» отождествить собственные интересы с поражением вашего врага. В дополнение к обычным спо­собам попытайтесь втянуть «нейтрального» в какое-нибудь активное сотрудничество с вами невоенного характера. Если не удастся ничего иного, то усильте пацифизм, изобра­жая ужасы войны и нежелание неприятеля заключить мир, или же посейте раздоры между двумя «нейтральными».

Для деморализации неприятеля замените старую вражду его населения к вашей стране какою-нибудь новою враж­дою. Острота старой ненависти может быть до некоторой степени смягчена прямыми противовозбудительными сред­ствами, но главным образом такая диверсия рассчитана на то, чтобы развить у противника упадок духа и заразить его пораженчеством. Тогда будет открыт путь для жестокой кампании против его союзников, против правящих классов, а среди мелких народностей — против единства госу­дарства.

Во время мировой войны все эти тезисы применялись военной пропагандой каждой страны, но некоторые из них были использованы какой-нибудь одной из воюющих сто­рон лучше, чем другой. Так например англичане действо­вали удивительно успешно в развитии гуманитарных це­лей войны.' Германцы возбудили за границей много раз­дражения и подозрения своими толками о войне за герман­скую культуру и недооценкой гуманитарного идеала. Бри­танцы говорили о войне в целях защиты Международных законов и в целях гарантии нерушимости договоров; они утверждали, что во имя демократизма они ведут борьбу с чудовищем, известным под именем самодержавного ми­литаризма. Британские общественные деятели стали го­ворить о войне для окончания войны еще задолго до того, как германские государственные мужи научились этим сло­вам. И на самом деле, бесцветные и сдержанные объясне­ния Бетман-Гольвега гораздо более походили на вынужден­ные уступки человека, лишенного всякого воображения, чем на определенную программу, проводимую государствен­ным деятелем. Фразеология же Вильсона затронула вообра­жение могущественных элементов всего света. В словесной

168

дуэли германцы сражались картонными мечами против стали.

Немцам так и не удалось сгладить первоначальное впе­чатление, что они были зачинщиками войны. В этом они от­части обязаны нелепости своих воззваний. Они продолжали толковать об «окружении» в Америке, где подобная опас­ность может быть лишь теоретическим предположением, еще не имевшим прецедента в последних событиях амери­канской истории, они никогда не драматизировали аггре-сивность своих противников, как это делали союзники, придумавшие миф о «Потсдамском совещании». Им так и не удалось пойти дальше идеи о войне, затеянной тще­славным и распутным дядей (Эдуардом VII) в припадке неудовольствия против успехов своего племянника (Виль­гельма II); им не удалось гуманизировать и драматизиро­вать игру дипломатии; они твердо держались дипломати­ческого жаргона и тяжеловесных острот, которым для воз­действия на американцев нехватало ни огня, ни вдохно­вения.

Большая часть германской пропаганды оказалась бу­мерангом. * Удивительно, что ответственные руководители этой пропаганды приложили все усилия к распространению против бельгийцев обвинения в том, что они ведут партизан­скую войну. Кайзер даже публично заявил протест пре­зиденту Вильсону. Но дело в том, что слух о таком пове­дении бельгийцев возбудил восторг Америки. Этот слух как бы свидетельствовал, какие на самом деле молодцы эти маленькие бельгийцы. Хотя американцы и не военный народ, но они знали, что Бельгия маленькая, а Германия большая, и радовалась, что маленькая собачка покусывает большого пса.

Неумелость германской пропаганды отчасти объяс­няется влиянием на нее военных взглядов. С точки зрения солдата, убийство невоенным человеком человека в форме является абсолютно непростительным. У него свой кодекс этики, в основании которого лежит забота о собствен­ной шкуре, и он делает резкое "различие между тем, что

---

Дата добавления: 2018-06-27; просмотров: 301; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!