Философские основания и практическая реализация «феноменологического» направления антипсихиатрии

 

В отличие от «либерального» «феноменологический» проект преодоления психиатрии имеет сугубо позитивную направленность и заключается в том, чтобы, отказавшись от объективирующей «научной» методологии, с помощью экзистенциальной феноменологии понять психические расстройства как специфические способы бытия-в-мире. Как раз в этом видел свою задачу основатель антипсихи­атрии Рональд Лэйнг, эволюция взглядов которого выяв­ляет как внутреннюю логику этой программы, так и ее отношение к «практической жизни».

Первые работы Лэйнга написаны в традиции, начало которой было положено К. Ясперсом. В ее основе лежит своего рода «презумпция осмысленности», в согласии с которой, мышлению, чувствам, поведению душевноболь­ных, квалифицируемым позитивистской психиатрией как «бред», «галлюцинации», «иллюзии», словом, безумие, присуща имманентная логика. Большинство нормальных людей даже не пытается разобраться в ней в силу «лично­стной дизъюнкции»: «Наша культура, – пишет Лэйнг, – позволяющая определенные вольности, весьма жестко относится к людям, для которых не существует никаких границ внешнего/внутреннего, реального/нереального, я/не я, личных/общественных границ там, где считает­ся здоровым, правильным и нормальным их иметь» [112, с. 33]. Между тем, психическое расстройство представля­ет собой особую конфигурацию Dasein, или целостность, связывающую воедино отдельные модусы бытия, онтически – «патологические» чувства, установки, мысли, жела­ния, поступки. Клиническая психиатрия потому и не ви­дит в них смысла, что рассматривает их абстрактно, в отрыве от способа существования, ипостасями которого они являются.

Мы уже имели возможность убедиться³⁰, что теорети­ческая эффективность феноменолого-герменевтического подхода определяется не терминологией учений, на язы-

–––––––––––––––

³⁰ См.: Гл. I, § 3.

214

 

ке которых его приверженцы заявляют о своих намерени­ях, а исследовательской логикой. Причем часто в одной и той же терминологии выражаются различные, а то и про­тивоположные, познавательные стратегии, иногда даже в работах одного автора, в зависимости от того, анализиру­ет ли он конкретный материал или формулирует правила своего метода. В работах психотерапевтов и психиатров экзистенциалистского направления читатель при желании найдет немало противоречий такого рода. У Лэйнга, в частности, сосуществуют две методологические установ­ки: при разборе конкретных случаев (преимущественно шизофрении) он прибегает к анализу системы отноше­ний пациентов с другими людьми, выявляет патогенные конфликты, стремится реконструировать их генезис, тог­да как при разъяснении специфики своего подхода по от­ношению к «естественнонаучной» методологии занимает позицию «интеллектуального анархизма», а в поздних работах и откровенного мистицизма. С точки зрения вы­работки позитивной альтернативы клинической психиат­рии эти стратегии, конечно же, не равнозначны.

В первой своей книге «Разделенное Я: экзистенциаль­ный анализ психического здоровья и безумия» Лэйнг про­тивопоставил психиатрической концепции шизофрении как болезни психологический анализ противоречия «он­тологической небезопасности», приводящего к шизоидной деперсонализации. Он описал «modus vivendi»³¹ пациен­тов, страдающих различными формами тревожности и отчаяния. Испытывая постоянный страх перед миром, они прибегают к своеобразному способу защиты, заключаю­щемуся в разделении собственной личности на внутрен­нее «истинное» и внешнее «ложное» Я, на «бесплотную душу» и «обезжизненное тело». «Мы пытались объяснить это как отчаянную попытку справиться с одной из форм «онтологической неуверенности», – пишет Лэйнг [там же, с. 541. Иначе говоря, деперсонализация рассматривается им как результат патогенных компенсаций, посредством которых человек старается преодолеть свое чувство опас­ности, исходящей отовсюду и ниоткуда конкретно (Лэйнг,

–––––––––––––––

³¹ Образ жизни (лат.).

215

 

разумеется, пишет о переживании небытия). В итоге ши­зоид возводит вокруг своего «истинного» Я оборонитель­ную систему «ложных» Я, посредством которых он взаи­модействует с представляющим угрозу миром, и чем боль­ше он теряет связь с другими людьми, тем больше отчуж­дается от себя самого; «а, в конце концов – в гипотетичес­ком конечном состоянии хаотического небытия – челове­ка ждет полная потеря связи с собой и другими» [там же, с. 56].

    Заметим, Лэйнг считает шизофрению расстройством личности, а не просто альтернативной «картиной мира», оценивает «внешние» Я пациентов как «ложные», но вме­сто абстрактных психиатрических норм использует в ка­честве критерия деперсонализации степень разрушения межличностных отношений, в которые включен индивид. «По моему мнению, – пишет он в книге «Я и другие», – самым значительным теоретическим и методологическим прогрессом в области психиатрии за последние двадцать лет стало усиление негативного отношения к любым тео­риям и исследованиям, которые рассматривают личность вне контекста». Терапевт «не должен обращаться с «лич­ностями» как с «животными» или «вещами», но глупо пытаться вырвать человека из связи с другими существа­ми, ведь это его матрица» [там же, с. 88]. Из этого мани­феста следует вполне определенная программа терапевти­ческих действий, предполагающая системный анализ modus vivendi пациента, но не для того, чтобы узаконить его «право быть Другим», а для того, чтобы обнаружить противоречие, препятствующее его взаимодействию с ок­ружающими, и попытаться восстановить или создать за­ново его (меж)личностную «матрицу». При этом экзис­тенциальный терапевт, подчеркивает Лэйнг, – не должен потворствовать ни индивидуальным, ни групповым «фан­тазиям» пациентов, вступать с ними в «сговор», или ис­пользовать их для воплощения собственных «фантазий» [там же, с. 140]. Но поступая так, терапевт руководству­ется не уникальностью экзистенциальных переживаний психотиков и не директивами либеральной толерантнос­ти, а объективными, т.е. независящими от восприятий,

216

 

представлений, установок отдельных индивидов, закона­ми их социального взаимодействия. Именно в этой стра­тегии кроется причина впечатляющих терапевтических достижений Р. Лэйнга и его единомышленников. В1965 г. ими была создана терапевтическая община в Кингсли Холл, ставшая образцом для других «антипсихиатричес­ких» коммун. По некоторым данным в таких коммунах излечивалось до половины страдавших шизофренией па­циентов.

В нескольких работах – написанной совместно с Д. Ку­пером книге «Разум и насилие: декада философии Сартра 1950-1960», «Я и Другие», коллективной монографии «Межличностное восприятие: теория и метод исследова­ния» и других Лэйнг попытался выявить социально-пси­хологические источники шизофрении. Он опирался, с од­ной стороны, на работы американских исследователей (Л. Винна, А. Рикова, Дж. Дея, С. Мирша, Д. Джэксона и др.), изучавших «шизофреногенные» семьи, а с другой – на «Критику диалектического разума» Сартра. Исходная гипотеза состояла в том, что большая частота случаев шизофрении в определенных семьях обусловлена не гене­тическими факторами, а традицией отношений, постоян­но воспроизводящих ситуацию «двойной связи». Такая ситуация подобна ловушке, в которую «жертва» попада­ет, силясь выполнить парадоксальное требование. Какой бы выбор она не сделала, действие тут же оттормаживает­ся противоположным стимулом. Ситуация «двойной свя­зи» подобна «безвыигрышной лотерее», от участия в ко­торой невозможно отказаться и которая организуется для того, порождать и поддерживать у вовлеченных лиц стой­кое чувство вины. В «шизофреногенных» семьях, кото­рые Лэйнг обозначает сартровским термином нексус³², только чувство вины и взаимное манипулирование удер­живают людей вместе.

    Типичным примером ситуации «двойной связи» может служить диалог между матерью, пришедшей в больницу навестить только что оправившегося от нервного срыва сына. Увидев его в дверях приемного покоя, она

–––––––––––––––

³² Nexus (лат.) – узел.

217

 

«(а) распахивает объятия, приглашая его обнять себя, и/или

(б) [собираясь] обнять его.

(в) Когда он подходит ближе, она замирает, каменеет.

(г) Он нерешительно останавливается.

(д) Она говорит: «Разве ты не хочешь поцеловать ма­мочку?» – и, пока он все еще не двигается с места в нере­шительности,

(е) она говорит: «Но, дорогой мой, ты не должен боять­ся своих чувств»» [112, с. 169].

Ребенок получает противоречивые предписания, при­чем из-за того, что некоторые из них высказываются пря­мо, а другие – посредством жестов, взглядов, тона и т.п., конфликт не может быть разрешен открыто и провоциру­ет типичное для шизофрении амбивалентное поведение. «Человек, которого затягивает эта трясина, – пишет Лэйнг, – уже не понимает, что он делает. В такой ситуа­ции то, что мы называем психозом, может быть всего лишь отчаянной попыткой удержаться на плаву» [там же, с. 165].

К сожалению, исследования социально-психологичес­ких условий возникновения шизофрении, не получили дальнейшего развития, отчасти в виду неоднозначности их результатов и отсутствия у заинтересованных психоте­рапевтов, включая Лэйнга, теоретической гипотезы, с помощью которой можно было их осмыслить, отчасти же под давлением «нового левого» движения, предлагавшего простые, быстрые и популярные решения вместо слож­ных, долговременных и рискованных.

Наряду с социально-психологическим анализом пси­хических расстройств и лежащих в их основе противоре­чий в работах Лэйнга присутствует и другая методологи­ческая установка, сформированная совместным влияни­ем франкфуртской школы, Хайдеггера, Сартра, Фуко и Юнга. Согласно этой установке любая «ставшая» форма общественных отношений препятствует аутентичному раз­витию личности тем, что императивно навязывает ей пра­вила «внутреннего распорядка». Эти правила совершенно произвольны, однако с их помощью группа подчиняет себе индивида, а «объективирующий рассудок» – целостное

218

 

историчное бытие-в-мире. Поэтому (1) оценка поведения индивида как «ненормального», «сумасшедшего» и т.п. имеет смысл лишь в рамках групповых «фантазийных систем», с точки же зрения подлинного существования (сущности человека) такое поведение является нормаль­ным; (2) понять внутренний мир (душевно больного) че­ловека можно лишь средствами эмпатии, экзистенциаль­ной феноменологии, интуиции, мистических инсайтов, но никак не науки, которая является орудием господства объективирующего рассудка.

«Все группы, – пишет Лэйнг в книге «Я и другие», – действуют на основе фантазий. Тип переживания, кото­рый дарит нам группа, – ...одна из главных причин, а для некоторых людей едва ли не единственная, нашего пребывания в группе» [там же, с. 40]. Этот тип пережива­ний он называет «псевдореальностью», в том смысле, что воображаемые связи и отношения принимаются членами группы («нексуса») за реальность. Фантазийная система связей, словно паутина опутывает индивида, лишая его не только свободы, но и возможности адекватно оценить ситуацию, в которой он находится. Он срастается с нексу­сом настолько, что отождествляет с ним свое Я – «обычно это называется «идентичностью» или «личностью»», – сар­кастически замечает Лэйнг [там же, с. 41]. Всякий, кто начинает осознавать ошибочность «социального чувства реальности» и пытается вырваться из системы групповой фантазии, представляет для остальных ее членов экзис­тенциальную угрозу, поскольку ставит под сомнение их верования и вытекающий из них modus vivendi. Таких людей группа клеймит ярлыком «сумасшедшие» и тем ограждает себя от их влияния. «Как только расхождение в действиях и отличия в восприятии доходят до опреде­ленной точки, – пишет Лэйнг, – «большинство» начина­ет считать «меньшинство» «другими». ...Чем больше че­ловек, которого мы считаем совершенно неправым, уве­рен в своей абсолютной правоте и полной нашей неправо­те, тем скорее этого человека следует уничтожить, не дав ему уничтожить себя или нас. Мы, разумеется, не гово­рим о том, что хотим его уничтожить. Мы хотим вырвать

219

 

его из лап ужасного заблуждения, вот, что мы имеем в, виду» [там же, с. 43].

Система социальных связей индивида, которую сам Лэйнг определял как его личностную «матрицу», под но­вым углом зрения оказывается ужасным и коварным Ле­виафаном, властно подчиняющим человека своей воле и жестоко карающим за неповиновение. Психиатрическим пациентам отводится в этой мифологической конструк­ции роль то ли диссидентов, то ли воплощений подлин­ной экзистенции – все зависит от того, признается ли «ре­альность», за которую они терпят муки, социальной кон­венцией, или рассматривается как забытая, за-ставленная, отчужденная «массовым порядком» истина бытия. Из двух этих истолкований, естественно, вытекают раз­личные программы действий. Соратник и соавтор Лэйнга Дэвид Купер избрал стратегию «новых левых» и посвя­тил себя отстаиванию политических прав психиатричес­ких пациентов. Этой теме посвящены его работы 70-х гг., особенно последняя книга «Язык безумия». Что же каса­ется Р. Лэйнга, то в 1967 г. он разрубил «гордиев узел» собственных методологических противоречий обращени­ем к иррационализму.

В книге «Политика опыта и райская птица» вслед за Хайдеггером он отождествляет научное познание с рассу­дочной логикой, а затем объявляет его итог совокупно­стью абстрактных гипотетических построений. Такое зна­ние соответствует, утверждает он, «одномерному», фраг­ментарному человеку технологической цивилизации, яв­ляется предпосылкой и результатом тотального отчужде­ния личности в современном мире. Для того чтобы выр­ваться из порочного круга отчуждения, нужно отбросить «мистифицирующий занавес» науки и начать испытывать мир заново. Лэйнг призывает, положившись на фантазию и интуицию, совершить «духовное путешествие» к исто­ку всех вещей – целостному бытию. С деталями этой ти­пичной для конца 60-х гг. концепции, в которой бытие-к-смерти экзистенциализма переплетается с политической риторикой «новых левых», буддистские мотивы – с пси­ходелической революцией, христианство – с гностициз-

220

 

мом и юнгианством, читатель может познакомиться не­посредственно в книге Лэйнга. Нас же она интересует ис­ключительно в связи с ее психотерапевтическими прило­жениями. А они таковы: психические расстройства, глав­ным образом, шизофрения рассматриваются в «Политике опыта...» как «духовные путешествия» к глубинам сокро­венного, как мистический опыт «других измерений», воз­вращающий человеку полноту подлинного существования. Лэйнг называет шизофрению «естественным процессом выздоровления» [266, с. 127], в ходе которого неподлин­ное, адаптировавшееся к социальной реальности Ego рас­падается и на его обломках рождается целостность Само­сти (Self). Считающие себя «нормальными» люди на са­мом деле тяжело больны, утверждает он, а психически больные – на пути к выздоровлению. Поэтому в том, что касается внутреннего мира, шизофреники могут научить психиатров гораздо большему, чем психиатры своих па­циентов [там же, с. 109].

Вместо психиатрических больниц Лэйнг предлагает создать терапевтические сообщества принципиально ино­го типа, в которых успешно окончившие «духовное путе­шествие» помогали бы тем, кто его совершает. Ту же роль он отводит терапевтам – быть «сталкерами», ориентиру­ющимися в пространстве и времени внутреннего мира и способными вывести из него личность [там же, с. 139]. Терапевтические («антипсихиатрические») коммуны упо­добляются, таким образом, древним мистическим союзам, средневековым монашеским орденам, религиозным сек­там Нового времени, в которых посвященные отгоражи­вались от погрязшего в грехе мира ради спасения своих душ. Но это означает, что на место физической изоляции в психиатрических больницах, которая, по мысли ее адеп­тов, является главным условием излечения безумия, «фе­номенологический проект» ставит «духовную» изоляцию в пространстве «внутреннего мира», или «иллюзорных переживаний» пациентов, в терминологии ранних работ Лэйнга. И в том, и в другом случае залог выздоровления душевнобольных видят в их обособлении от жизни обще­ства, «нормального» взаимодействия с другими людьми

221

 

и т.п. В связи с этим стоит напомнить лейтмотив «Исто­рии безумия...» Фуко: отчуждая человека от общества, его делают сумасшедшим (aliene). А ссылаются ли при этом на «животный» характер неразумия, выставляя его носителей в паноптикумах напоказ, опасность сумасшед­ших для общества, подвергая их госпитализации в недо­бровольном порядке, или угрозу общества для психиат­рических пациентов, пряча их в «духовном» простран­стве «антипсихиатрических монастырей», сути дела от­чуждения это не меняет.

Не в первый раз мы столкнулись с парадоксальным обстоятельством: несмотря на противоположность наме­рений, «концептуальных горизонтов» и символов веры, клиническая и феноменологическая психиатрия (антипси­хиатрия) предлагают идентичную программу действий по отношению к душевнобольным, лозунг которой – «Тера­пия изоляцией».

 

* * *

 

Анализ попыток выработать позитивную альтернативу клинической психиатрии на основе философских учений, которым принадлежит лидирующая роль в ее критике, позволяет сделать следующие выводы:

1. Философия «франкфуртской школы» и «генеалогия власти» М. Фуко не выработали гуманистической альтер­нативы пенитенциарному институту клинической психи­атрии, поскольку совершили отход от научно-теоретичес­кого изучения психических расстройств к мифотолкова­нию социальных противоречий.

2. Руководствующееся идеологией «новых левых», «ге­неалогией власти» и философией постмодернизма «поли­тическое» направление антипсихиатрии отрицает само существование психических расстройств, сводя их к иде­ологическому конфликту между общепринятым и марги­нальными образами жизни. Практическое следствие этой установки состоит в том, что под лозунгом толерантности и мультикультурности «политический проект» предлагает соответствующее идеологии либерализма устранение обще­ства от решения проблем психиатрических пациентов.

222

 

3. Базирующееся на философии экзистенциализма «фе­номенологическое» направление антипсихиатрии проти­вопоставляет психическое расстройство социальному «мас­совому порядку» в качестве своеобразного и целостного способа человеческого существования (Dasein) и усматри­вает цель психотерапии в его аутентичном понимании. В итоге терапевтическая программа «феноменологического» направления идентична программе клинической психи­атрии. Обе они предлагают изоляцию от общества психи­атрических пациентов.

Приходится признать, что в деле критики «концепту­ального горизонта», гуманитарных последствий и «поли­тической миссии» клинической психиатрии, западная философия XX в. преуспела гораздо больше, чем в теоре­тическом осмыслении альтернативного способа преодоле­ния психических расстройств, выработанного психотера­пией.

Вместе с тем, шла ли речь об обсуждении проблемы нормы-аномалии, реконструкции генезиса психиатрии в «Истории безумия...» М. Фуко, терапевтической практи­ке Р. Лэйнга и его коллег, постоянно возникал образ ло­гики познания человека, адекватной «делу» психотера­пии. В следующей главе мы рассмотрим эту логику в ее классическом выражении.

 

Глава 4

КОНЦЕПЦИЯ СУЩНОСТИ ЧЕЛОВЕКА

КЛАССИЧЕСКОЙ ЕВРОПЕЙСКОЙ

ФИЛОСОФИИ КАК ТЕОРЕТИКО-

МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА

РЕШЕНИЯ ПРОБЛЕМЫ

ПСИХИЧЕСКИХ РАССТРОЙСТВ

 

В наши намерения не входит сколько-нибудь подроб­ный анализ становления понятия человека в немецкой классической философии и марксизме – в этом нет нуж­ды: в отечественной философии существует замечатель­ная традиция такого анализа, представленная работами В. Ф. Асмуса, П. П. Гайденко, А. В. Гулыги, Э. В. Ильен­кова, Н. В. Мотрошиловой, Т. П. Матяш, А. В. Потемки­на, Е. Я. Режабека и многих других. Тем не менее теоре­тическая ситуация в психотерапевтической рефлексии довольно часто порождает ощущение deja vu: то картези­анская проблема возвестит мир о своей неразрешимости, то замаячит призрак человека-машины, то вдруг платоновы эйдосы посулят чистую и готовую истину. Все это заставляет думать, что достижения немецкой диалектики либо не известны представителям позитивных наук о че­ловеке, либо основательно ими забыты. Поэтому мы все же обратимся к диалектическому пониманию человека, но рассмотрим лишь те (важнейшие) его моменты, кото­рые необходимы для последующего обоснования психоте­рапии.

Психофизиологический дуализм

---

Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 301; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!