Психоанализ и объективные законы лингвистики



 

Другим важнейшим источником феноменолого-герме­невтического обоснования психотерапии является струк­турализм и шире – французский университетский психо­анализ. Его духовным отцом был Жак Лакан, в течение 26 лет – с 1953 г. по 1979 г. – руководивший снискав­шим огромную популярность семинаром. Помимо психи­атров и психоаналитиков в его работе принимали участие известные философы и антропологи, такие, например, как гегельянец Ж. Ипполит, феноменолог М. Мерло-Понти, основатель структурной антропологии К. Леви-Строс, фи­лософы языка Ж. Лапланш и Ж.Б. Понталис и др. В ходе многолетних встреч Лакан и его единомышленники под­вергли обстоятельной проработке основные метапсихоло­гические и методологические концепции Фрейда. В ре­зультате психоанализ не просто был переосмыслен с по­зиций феноменологии, герменевтики и структурализма, но возникло новое интеллектуальное пространство с осо­бым языком, риторикой, способами обоснования, понят­ными лишь посвященным метафорами, намеками, шут­ками, причем все это – под лозунгом «Назад, к Фрейду!».

67

Вот как определял миссию своего семинара сам Лакан: «...Предмет наш обязан своей научной ценностью исклю­чительно тем концепциям, которые были выработаны Фрейдом в ходе его исследований – концепциям еще не­достаточно критически проработанным и сохраняющим тем самым двусмысленность вульгарного словоупотребле­ния, которая, идя им на пользу, создает в то же время опасность лишних недоразумений. ...Однако нам кажет­ся, что мы только проясним эти термины, если приведем их в соответствие с языком современной антропологии и проблемами новейшей философии, в которых психоана­лиз зачастую без труда узнает свои собственные» [102, с. 9-10].

По масштабности семинар Лакана едва ли сопоставим с психотерапевтическими исследованиями, однако его влияние во много раз превосходит высшие достижения этих исследований. Лакан стал властителем дум целой эпохи, ему удалось собрать вокруг себя гуманитарную и художественную интеллигенцию самых разных направ­лений и ориентации. По сей день продолжаются споры об истинном значении концепций, понятий и даже отдель­ных терминов ученого, ведется борьба за право называть­ся его учениками, разъяснять смысл его работ и т.п. Н.С. Автономова обращает внимание на то, что огромная популярность Лакана во многом обусловлена харизмой его личности, «его «шаманством» и поныне вовлекающим адептов в кровавые баталии за раздел духовного насле­дия» [5, с. 29].

Если психотерапевтические исследования сыграли важ­ную роль в признании психотерапии медицинским сооб­ществом, то семинары Лакана сделали ее частью гумани­тарного знания и образования. Лекции Лакана в психи­атрическом госпитале св. Анны слушал, будучи студен­том Эколь Нормаль, Мишель Фуко, организатором таких курсов был в то время философ-марксист Луи Альтюссер. А позже и сам Фуко в качестве преподавателя психоло­гии водил в этот госпиталь своих слушателей, в числе которых был Жак Деррида. «Я придерживаюсь идеи, – говорил в 1955 г. Жан Ипполит, – что изучение безумия-

68

 

отчуждения в глубоком смысле этого слова – находится в центре антропологии, в центре изучения человека» [цит. по: 171, с. 9]. Это общепринятое среди французской ин­теллигенции второй половины XX в. убеждение было куль­тивировано Лаканом. Неудивительно, что его семинар стал колыбелью столь популярных и востребованных социогу­манитарными науками философских течений, как струк­турализм, постструктурализм и постмодернизм. С другой стороны, благодаря этому семинару психологи, психоте­рапевты и психиатры открыли для себя философию.

Между тем, вплоть до начала 50-х гг. Лакан придер­живался традиционных взглядов на специфику психоана­лиза. В диссертации по медицине 1932 г., посвященной параноидальным психозам, он относил к преимуществам психоанализа по сравнению с психиатрией открытость его терапевтической практики, а также энергетическую тео­рию, выполняющую в осмыслении психологических фе­номенов функцию «концептуальной арматуры». Вместе с тем, он подчеркивал, что по критерию научности психо­логия, изучающая чувства, желания, представления и прочие субъективные феномены, уступает психиатрии, предметом которой являются объективные церебральные структуры и процессы. Это убеждение и обусловило, в конце концов, его обращение к структурной лингвистике.

В ситуации послевоенного кризиса, когда репутация психоанализа была поставлена под сомнение, неоканти­анская аргументация не могла удовлетворить естествоис­пытателя, каким Лакан был и по образованию, и по обра­зу мышления, прежде всего, в виду иррационалистичес­кого толкования психоанализа как «науки о духе». Такое толкование противоречило и позиции Фрейда, с упорством отстаивавшейся им на протяжении всей жизни. Другое дело – лингвистика и семиотика с их строгими законами, применение которых в антропологии было с успехом ап­робировано К. Леви-Стросом. К тому же переключение исследовательского интереса с переживаний «субъекта» на языковые структуры, объективно определяющие его мышление и поведение, идеально вписывалось в движе­ние за отказ от интроспекционизма в психологии. Во Фран-

69

 

ции того времени престиж структурной лингвистики был высок, и поскольку непосредственной данностью, с кото­рой работает психоаналитик, является речь пациента, за­коны этой науки казались как раз тем, что может при­дать психоанализу научный характер14.

И вот 26 и 27 сентября 1953 г. в стенах Института психологии Римского университета прозвучал знамени­тый доклад Лакана, который сам он назвал «публичным манифестом» нового Французского психоаналитического общества [102, с. 7]. В своей речи Лакан отверг наличные концепции терапевтических механизмов психоанализа, а именно – делающую ставку на силу «Я» пациента (А. Фрейд), усматривающую источник невроза в довербальных либи­динозных фиксациях (М. Кляйн) и полагающуюся на те­рапевтическое взаимодействие. Подлинным и единствен­ным полем деятельности психоанализа, заявил он, явля­ется речь пациента, текст, который он произносит и не произносит.

Ego, к которому апеллируют сторонники Анны Фрейд, представляет собой воображаемую инстанцию, особого рода психологическую видимость, исчезающую, как только пациент начинает выражать ее словами: интимность и уникальность внутреннего мира «субъекта» превращают­ся в стандартные определения желаний, чувств и мыслей других людей. И если аналитик рассчитывает понять и разрешить невротический конфликт при помощи испол­ненного эмпатии, поддержки и т.п. взаимодействия с Ego пациента, то в поле его зрения всегда будет находиться «воображаемое отношение», связывающее его с субъек­том в качестве «его собственного Я» [там же, с. 24]. Такая стратегия лишь культивирует иллюзии и способствует объективации субъекта, т.е. его идентификации с мерт­вым, абстрактным, «статуарным» образом своей личнос­ти («Я»).

Но и то, о чем умалчивает пациент, т.е. вытесненное содержание его «инстинктивных» желаний, бессознатель­ное, также не имеет непосредственного отношения к ре­альности. Прошлое, история даны как аналитику, так и

–––––––––––––––

14 Подробнее см.: [26].

70

 

самому пациенту лишь в качестве рассказа, эпоса, дис­курса, оформленного в соответствии с определенными объективными законами – ведь «излагает он этот эпос на языке, который позволяет ему быть понятым своими со­временниками, более того предполагает наличие их соб­ственного дискурса» [там же, с. 25]. Этот общепринятый язык придает смысл (стыда, вины и т.п.) событиям про­шлого индивида и определяет в качестве цензора грани­цы его памяти. «...Бессознательное есть та часть конкрет­ного трансиндивидуального дискурса, которой не хватает субъекту для восстановления непрерывности своего созна­тельного дискурса» [там же, с. 28].

Индивидуальное самосознание, таким образом, пред­ставляет собой, с точки зрения Лакана, постоянно меняю­щую местоположение границу между всеобщим и особен­ным дискурсами. Поэтому он называет психоанализ диа­лектикой самосознания, «которая, идя от Сократа к Геге­лю, от ироничного предположения реальности всего ра­ционального устремляется к научному суждению, глася­щему, что все реальное рационально» [там же, с. 62]. На этом, однако, сходство с гегелевской логикой и заканчи­вается: Лакан отвергает «пророческое» [там же] «Фено­менологии духа», а вместе с ним и положительно-разум­ный, системный момент познания, ограничиваясь (как Маркузе до него и Гадамер – после) диалектикой «частно­го» и «универсального» дискурсов, или словесно выражен­ных представлений, в классической философской терми­нологии.

В соответствии с этой (высказанной в «чистом виде» Гадамером) позицией, терапевтическая миссия психоана­лиза заключается в опосредствовании рефлективного от­ношения индивидуального и общего мнений. Однако Ла­кан настаивает на том, что диалектика самосознания оп­ределяется объективными законами языка. Значит ли это, что, беседуя с пациентом, терапевт проводит лингвисти­ческий анализ по правилам, разработанными Соссюром и его последователями: устанавливает значения используе­мых символов, выявляет устойчивые связи между ними, сопоставляет их с универсальными знаковыми системами

71

 

и т.п.? Именно так интерпретировали идеи Лакана мно­гие его последователи (Ж. Делез, например).

«Психоаналитик знает лучше кого бы то ни было, – разъясняет Лакан, – что самое главное – это услышать, какой «партии» в дискурсе доверен значащий термин; именно так он, в лучшем случае, и поступает, так что история из повседневной жизни оборачивается для него обращенной к имеющему уши слышать притчей; длинная тирада – междометием; элементарная оговорка, наоборот, – сложным объяснением, а молчаливый вздох – целым лирическим излиянием» [102, с. 22].

Как видим речь идет, прежде всего, об анализе пато­генного противоречия. Материалом такого анализа явля­ется рассказ пациента15, в словесной форме выражаю­щий противоречия его желаний, представлений, устано­вок, за которыми, стоят усвоенные в ходе воспитания и жизни (различные, противоположные) социальные нор­мы, история взаимоотношений с другими людьми и т.п. Стремясь защитить психоанализ от упреков в ненаучнос­ти, Лакан лишь пытается свести эту систему к ее словес­ному выражению и (лингвистическим) законам этого вы­ражения, к отношению означающего и означаемого. По­этому исследовательская функция психоанализа тракту­ется им как выявление значения дискурса пациента, а терапевтическая – как переформулирование этого дискур­са. «Именно усвоение субъектом своей истории в том виде, в котором она воссоздана адресованной к другому речью, и положено в основу нового метода, которому Фрейд дал имя психоанализа. ...Средства, допускаемые этим мето­дом, сводятся к речи, поскольку эта последняя сообщает действиям индивида смысл; область его – это область кон­кретного дискурса как поля трансиндивидуальной реаль­ности субъекта» [там же, с. 27-28].

Если отвлечься от терминологии, в которой Лакан вы­казывает свои идеи, т.е. от особенностей структуралист-

–––––––––––––––

15 В классическом психоанализе, разумеется. Другие направ­ления психотерапии вовлекают в рассмотрение и иные формы выражения патогенных противоречий, психоанализ делает став­ку на рассказ пациента.

72

 

ского дискурса, то смысл этого утверждения сводится к следующему: в ходе беседы с врачом пациент преодолева­ет ограниченность своего частного мнения и усваивает общепринятое мнение в той мере, в какой это позволяет ему общаться (разговаривать) с другими людьми; неспо­собность к разговору излечивается разговором16. Гада­мер, таким образом, точно сформулировал суть лакановс­кого понимания специфики психоанализа, которое, несмот­ря на экзотику словесного выражения, совпадает с обще­принятым в психиатрии.

Но в чем же, в таком случае, заключаются альтерна­тивность феноменолого-герменевтического подхода? Суще­ствуют ли она на уровне (соответствующего специфике психотерапии как «науки о духе») метода познания?

Остается последняя надежда получить ответ на этот вопрос, а именно, – адресовать его феноменологии, кото­рая не только лежит в основании различных модифика­ций идиографического подхода, но и сыграла важную роль в дисциплинарном становлении психотерапии в целом. Популярность феноменологии в психотерапевтической рефлексии связана прежде всего с тем, что Гуссерль выс­тупил с теоретической критикой эмпиризма и противо­поставил ему метод, который, по его убеждению, именно благодаря своей (трансцендентальной) субъективности является эталоном научного способа мышления не только в гуманитарной сфере, но и в области естествознания.

 


Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 297; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!