Приключения «катынского пакета».



Как рассказывал в предисловии к сборнику катынских документов Александр Яковлев (тот самый), было это так…

«Документы, касающиеся расстрела 22 тысяч поляков в СССР, имеют уникальную судьбу. Они были глубочайшим образом спрятаны в архиве Политбюро ЦК КПСС, причем правом вскрытия "катынского пакета" обладало только первое лицо в государстве. Эти документы имели особую опасность еще и потому, что советские власти на Нюрнбергском процессе стремились возложить ответственность за это преступление на гитлеровцев (обратили внимание, каков разворот? – Авт.).

Случилось так, что Михаил Горбачев и Борис Ельцин в декабре 1991 года пригласили меня присутствовать на их встрече, когда Михаил Сергеевич как бы передавал власть Борису Николаевичу… И вот среди других особо важных бумаг М. Горбачев передал Б. Ельцину конверт с документами, добавив, что необходимо посоветоваться, как с ними поступить дальше.

– Боюсь, могут возникнуть международные осложнения. Впрочем, тебе решать, – заметил Горбачев.

Б. Ельцин почитал и согласился, что об этом надо серьезно подумать.

Я был потрясен. Это были сверхсекретные документы по Катыни, свидетельства преступления режима».

…Впрочем, согласно официальной версии, все произошло несколько иначе. В VI секторе общего отдела ЦК хранились некоторые особо секретные и конфиденциальные документы. Всего там было 16 тысяч запечатанных пакетов, которые имел право вскрывать и запечатывать только сам начальник общего отдела (а вовсе не первое лицо государства, как пишет господин Яковлев). После распада СССР эти документы надлежало передать в президентский архив.

15 июля 1992 года была образована комиссия в составе руководителя администрации президента РФ Юрия Петрова, советника президента, военного историка Дмитрия Волкогонова, руководителя государственной архивной службы России Рудольфа Пихоя и директора архива Александра Короткова.  

На одиннадцатом по счету заседании комиссии 24 сентября 1992 г. ее члены вскрыли пакет, в котором обнаружилась заклеенная папка, содержащая четыре документа, неопровержимо доказывающих: решение о расстреле принято в Политбюро. Уже 14 октября копии этих документов были вручены президенту Польши. В России, правда, их опубликовали лишь в 2010 году, но в Польше сенсационные находки не секретили, и они очень быстро просочились обратно в Россию. Поэтому официальная публикация стала всего лишь брачным свидетельством после того, как влюбленная пара на глазах всей деревни прижила не только детей, но и внуков.

Надписи на пакете и папке обозначали жизненный путь ее содержимого. На самой папке было написано: «Документы в этой папке получены от тов. Черненко К. У. в заклеенном виде. Доложены тов. Андропову Ю. В. 15 апреля 1981 г. В таком виде получены от тов. Андропова после ознакомления с этими документами. В. Галкин. 15.IV.81 г.».

Черненко в то время был заведующим общим отделом ЦК, Андропов – председателем КГБ (оба впоследствии станут Генеральными секретарями ЦК КПСС). До того, как утверждают опубликовавшие эти документы ученые, в 70-е годы пакет лежал в сейфе Черненко, а затем поступил на хранение в VI сектор общего отдела с указанием: «Справок не давать, без разрешения заведующего общим отделом ЦК пакет не вскрывать». После Андропова он выдавался два раза заведующему общим отделом ЦК КПСС В. Болдину – в 1987 и 1989 гг. На пакете значится: «Получил от тов. Болдина В. И. документы в заклеенной папке вместе с конвертом вскрытого пакета за № 1, которая в тот же день сдана в VI сектор в новом опечатанном пакете за № 1. В. Галкин. 18.IV.89 г.». Кому передавал эти бумаги товарищ Болдин или зачем они ему понадобились – неизвестно. Но вот что интересно: там нет ни слова о том, что после 1989 года папка покидала общий отдел ЦК. А стало быть, либо господин-товарищ Яковлев просто морочит легковерному читателю голову, утверждая, что Горбачев передал эти сенсационные находки Ельцину осенью 1991 года, либо обнаружение комиссией девственно запечатанного пакета в сентябре 1992-го – просто-напросто спектакль, и почти целый год документы гуляли неизвестно где и делали с ними неизвестно что.

Это то, что касается пакета, обнаруженного комиссией. Но на самом деле все было куда интересней. Начнем с того, что Горбачев не мог узнать о существовании «катынского пакета» только в 1991 году.

Владислав Швед нашел время разобраться с секретным делопроизводством ЦК КПСС. Вот что он пишет:

«В СССР существовало четыре основных грифа секретности – “для служебного пользования”, “секретно”, “совершенно секретно” и “совершенно секретно особой важности”. Но в практике работы ЦК КПСС применялись еще две специальные категории для особо важных документов – «особая папка» и “закрытый пакет”. Как правило, “закрытые пакеты” входили в категорию документов с грифом “особая папка”.

Бумаги, хранившиеся в “закрытых пакетах”, относились к узкому кругу исторических событий и государственных проблем, дополнительно засекреченных в силу разных обстоятельств (например, секретный протокол к пакту Риббентропа – Молотова, информация о предках Ленина, о самоубийстве Н. Аллилуевой и др.)[172]

Архивных томов с документами “особой папки”… к началу 1990-х годов накопилось уже более полутора тысяч. “Закрытых пакетов”, по свидетельству бывших работников Общего отдела, было значительно меньше – максимум несколько десятков».

Но если так – то почему «катынский пакет» значился под № 1? Ведь тот же пакт Молотова – Риббентропа или самоубийство Аллилуевой произошли раньше, а значит, должны были храниться в пакетах с меньшими номерами? Если предположить, что нумерация ставилась по степени важности… все равно не вытанцовывается, ведь пакт, например, был уж всяко более важным событием, чем история пленных поляков – по крайней мере, с точки зрения советского правительства. Странно, однако… 

 «Режим доступа к материалам “закрытых пакетов” предписывал очень серьезные ограничения. В частности, на пакетах имелась приписка типа: “Только для первого лица”, “Вскрыть только с письменного разрешения Генерального секретаря” (в разные периоды формулировки могли меняться, но смысл был именно такой). Даже заведующим Общим отделом ЦК КПСС, лично отвечавший за сохранность “закрытых пакетов”, не имел права без санкции Генсека знакомиться с хранящимися в них документами».

То есть, коль скоро заведующий Общим отделом ЦК Валерий Болдин брал «катынский пакет», он мог сделать это только с санкции Горбачева. А следовательно, генсек прекрасно знал, что материалы по Катыни существуют и хранятся в ЦК. Более того:

«В ЦК КПСС существовал порядок – после избрания нового Генерального секретаря заведующий общим отделом лично приносил ему “закрытые пакеты” для ознакомления. Генеральный секретарь собственноручно вскрывал каждый принесенный ему запечатанный “закрытый пакет” и знакомился с документами. После ознакомления с документами Генеральный секретарь вновь лично запечатывал каждый “закрытый пакет”, ставил дату и подпись и возвращал пакет в запечатанном виде заведующему общим отделом»[173].

Правда, на пакете нет подписи Горбачева. Но это не значит, что старый партаппаратчик позволил бы себе нарушить положенные правила. Вне всякого сомнения, он еще при избрании ознакомился с документами «катынского пакета». Зачем же он симулировал «поиски архивных материалов», почему было сразу, вместе с заявлением ТАСС, не передать полякам документы из пакета? Все равно ведь вину-то признали…

Скорее всего, Горбачев и его команда просто боялись – в случае непредвиденного поворота событий за такое можно было получить обвинение в измене Родине со всеми вытекающими – а вытекала из этой статьи ВМН. Поэтому роковой шаг он спихнул на своего преемника – ну, а Ельцину после запрета КПСС и КП РСФСР бояться было уже некого и нечего. Но даже он выжидал, и лишь в самый разгар слушания «дела КПСС» в Конституционном суде очень своевременно был обнаружен «катынский пакет», который тут же, с неприличной поспешностью, передали полякам. Причины этой поспешности? Любовь к правде или, может быть, желание сделать события необратимыми?

Вот только вопрос: откуда он вообще взялся, этот пакет?     

 

Владислав Швед и Сергей Стрыгин пишут:

По свидетельству бывших работников Общего отдела ЦК КПСС, в 1985–87 гг. "закрытый пакет" с документами по Катыни в VI секторе был только один. Этот пакет представлял собой увесистый запечатанный почтовый конверт для документов формата А 4. Его толщина составляла не менее 2,5–3 см. Одновременно в архиве Общего отдела ЦК КПСС хранились две большие архивные картонные коробки толщиной 30–35 см с различными документами по "Катынскому делу". Но наиболее важные, совершенно секретные документы по Катыни находились в "закрытом пакете".

В период до 1987 г. в "закрытом пакете № 1" по Катыни находился оригинал Сообщения комиссии Бурденко. Это было установлено, когда "катынский" пакет был вскрыт по распоряжению М. С. Горбачева в связи с подготовкой к рассмотрению на Политбюро ЦК КПСС одного из "вопросов Смоленского обкома" и с оригинального экземпляра Сообщения комиссии Бурденко необходимо было сделать рабочую ксерокопию.

Основную часть документов, хранившихся внутри "закрытого пакета" по Катыни, в тот момент составляли длинные многостраничные списки, предположительно репрессированных польских офицеров. Возможно, это были акты о приведении в исполнение решений "специальной тройки", возможно – перечни осужденных Особым совещанием при НКВД или какие-то иные списки. Внутри пакета также находились и другие документы по "Катынскому делу"»[174].

Ну, и каким образом пакет, содержавший, судя по толщине, не менее сотни листов, вдруг в десять раз усох? Куда подевались из него сообщения комиссии Бурденко, списки, другие документы? Где, наконец, упомянутые коробки с материалами? Впрочем…

«По утверждению Горбачева, в апреле 1989 г. "закрытых пакетов" по Катыни было уже два. Сообщение комиссии Бурденко после разделения оказалось в "закрытом пакете № 2"»[175]

Но зачем вообще держать в одном архиве два пакета на одну тему? Бумаги в конверт не влезают? Десяток лишних листочков тут явно погоды не сделает… При одном условии: если их содержание не противоречит всему остальному. А если противоречит?

А кстати, вопрос к архивным службам: как там насчет «пакета № 2» и двух коробок?

 

Дело было в январе, пятого апреля…

 

Давайте теперь ознакомимся с этими убойными свидетельствами, столь услужливо появившимися в очень нужном месте и в очень нужное время, прямо как «попаданец» из будущего с распечаткой оперативных планов в советском Генштабе 21 июня 1941 года. Как-то уж слишком своевременно и услужливо… с учетом того, сколь много фальшивок лежит в наших архивах. Но эти документы, подлинность которых столько раз признана различными государственными структурами – они ведь наверняка настоящие, правда?

Итак, документ первый и основной в этом деле. Для удобства дальнейшей работы будем сразу нумеровать абзацы:

Записка Берия о пленных поляках. № 794/Б. … марта 1940 г. (Точная дата не указана)[176].

«ЦК КВП(б). Товарищу Сталину.

(1.) В лагерях для военнопленных НКВД СССР и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в настоящее время содержится большое количество бывших офицеров польской армии, бывших работников польской полиции и разведывательных органов, членов польских националистических к[онтр]р[еволюционных] партий, участников вскрытых к[онтр]р[еволю-ционных] повстанческих организаций, перебежчиков и др. Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю.

(2.) Военнопленные офицеры и полицейские, находясь в лагерях, пытаются продолжать к[онтр] р[еволюционную] работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти.

(3.) Органами НКВД в западных областях Украины и Белоруссии вскрыт ряд к[онтр]р[еволюционных] повстанческих организаций. Во всех этих к[онтр]р[еволюционных] организациях активную руководящую роль играли бывшие офицеры бывшей польской армии, бывшие полицейские и жандармы.

(4.) Среди задержанных перебежчиков и нарушителей госграницы также выявлено значительное количество лиц, которые являются участниками к[онтр]р[еволюционны] шпионских и повстанческих организаций.

(5.) В лагерях для военнопленных содержится всего (не считая солдат и унтер-офицерского состава) 14736 бывших офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, жандармов, тюремщиков, осадников и разведчиков, по национальности свыше 97% — поляки.

Из них:

генералов, полковников и подполковников — 295

майоров и капитанов — 2080

поручиков, подпоручиков и хорунжих — 6049

офицеров и младших командиров полиции, пограничной охраны и жандармерии — 1030

рядовых полицейских, жандармов, тюремщиков и разведчиков — 5138

чиновников, помещиков, ксендзов и осадников — 144

В тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии всего содержится 18 632 арестованных (из них 10 685 — поляки), в том числе:

бывших офицеров — 1207

бывших полицейских, разведчиков и жандармов — 5141

шпионов и диверсантов — 347

бывших помещиков, фабрикантов и чиновников — 465

членов различных к[онтр]р[еволюционных] и повстанческих организаций и разного к[онтр]р[еволюционного] элемента — 5345

перебежчиков — 6127

(6.) Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым:

(7.) I.*Предложить НКВД СССР:*

(8.) 1) дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков,

2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11000 человек членов различных к[онтр]р[еволюционных] шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и **перебежчиков — рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела.**

(9.) II. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения в следующем порядке:

а) на лиц, находящихся в лагерях военнопленных, — по справкам, представляемым Управлением по делам военнопленных НКВД СССР,

б) на лиц, арестованных — по справкам из дел, представляемым НКВД УССР и НКВД БССР.

III. Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку, в составе т. т. ***Берия***, Меркулова **** и ****Баштакова (начальник 1-го спецотдела НКВД СССР).

Народный комиссар внутренних дело Союза ССР Л. Берия».

Пометки в тексте. На 1-м листе по тексту документа и на полях— личные подписи И. Сталина, К. Ворошилова, А. Микояна, сделанные синим карандашом, В. Молотова — простым карандашом. На полях рукой, очевидно, секретаря Сталина: 'Калинин — за, Каганович — за".

*-* Подчеркнуто от руки. По тексту докладной записки, видимо, секретарем И. В. Сталина, было оформлено решение Политбюро ЦК ВКП(б): перед пунктом 1 поставлен знак абзаца, обозначающий начало решения, на полях дописано: "О[собая] п[апка]. Вопрос НКВД СССР".

**-** Сохранена форма документа. (Непонятно, что это значит. Так прокомментировано в сборнике «Катынь».

***-*** Зачеркнуто от руки синим карандашом, очевидно, И. В. Сталиным.
****-**** Вписано от руки над строкой синим карандашом, очевидно, И.В. Сталиным — «Кобулов»[177].

 

Итак, начнем с формы. Во-первых, данной запиской Берия ввел новый стиль кремлевской переписки – посылать документы без указания даты. А зачем ее ставить? И так хорошо…

Во-вторых, как выяснил Владислав Швед, письма Берии с номерами 793/б, 795/б и 796/б были зарегистрированы в секретариате НКВД… 29 февраля 1940 года. Зато справка начальника УПВ Сопруненко, в которой он сообщал наркому статистические сведения, приводящиеся в записке, датируется 2 марта. Ну и как это прикажете понимать?

«Возникшее противоречие пытаются объяснить следующим образом, – пишет Владислав Швед. – Якобы для записки № 794/Б в регистрационном журнале зарезервировали февральский исходящий номер. Саму записку исполнили 1 или 2 марта, поэтому на первой странице в графе для месяца машинистка впечатала “март”. Но записку в ЦК ВКП(б) не отправляли, так как якобы Берия решил дождаться более свежих данных…»[178]

 Вы что-нибудь поняли? Зарегистрировали февралем… машинистка вписала март… дату поставить забыла… Ну, объяснить-то можно все, что угодно. А вот понять, на фига Берии понадобились такие бюрократические карамболи, а также каким образом из НКВД в Политбюро вообще мог попасть документ с не проставленной датой, уже гораздо сложнее. Теи более, что секретариат Берии был один из самых квалифицированных в Совмине.  

«Помимо этого, возникают вопросы и по первому листу записки. Загадочно расположение резолюций на записке Берии. Вместо общепринятой направленности слева – направо и снизу – вверх, Сталин, а за ним Ворошилов, Молотов и Микоян расписались слева – направо но сверху – вниз. Подобное в документах не встречается, так как документ, повернутый направо, затруднен для чтения… Необходимо также отметить, что письма за подписью Берии, исходящие из секретариата НКВД, в феврале и марте 1940 г. отмечались строчной литерой “б”, а не заглавной литерой “Б” »[179].

Второй и третий экземпляры «записки» из соответствующих дел изъяты, но в «пакете» их нет. Зато в архивном деле с исходящими письмами НКВД на соответствующем месте подшита справка: «№ 794. Товарищу Сталину. О рассмотрении в особом порядке дел на военнопленных. Стр. 1–29. Находится в Особой папке тов. Мамулова». Интересно, где еще 25 листов?

 

Теперь по абзацам.

(1.) Во-первых, вводный абзац, характерный для стиля партийной переписки более позднего времени, не приветствовался в сталинские времена и никогда не использовался в ведомстве Берии, где документы всегда начинались с основной информации. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно опустить глаза на несколько абзацев ниже или полистать сборники «Лубянка». Если бы документ на самом деле исходил из НКВД, он бы начинался так: «В лагерях для военнопленных НКВД СССР и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в настоящее время содержится…» и дальше – пятый абзац. Вводный, раскрывающийся и уточняющийся по тексту документа – эта интеллигентщина характерна для более позднего, склонного к болтовне хрущевского и брежневского времени.    

Теперь о лексике. «Заклятые» и «преисполненные ненависти» – такое могло еще встречаться в бумагах времен Дзержинского, когда его полуграмотные орлы цитировали газетные передовицы, но с тех пор культура составления документации в органах несколько повысилась. Давать эмоциональные оценки в деловых документах – признак низкой штабной культуры и дурного тона. Ни тем, ни другим как НКВД, так и Берия лично не страдали.

Для примера вспомним еще раз «параллельную записку» о поляках, интернированных в Литве, от 27 марта 1941 г.

«Среди интернированных военнослужащих быв. польского государства, прибывших в Козельский лагерь НКВД из Литовской и Латвийской ССР, содержится 1 525 человек служащих карательных органов, из них (дальше идет перечисление: сколько полицейских, жандармов, пограничников, работников тюрем и судов, крупных собственников. – Авт.)… Основную массу этой категории интернированных составляют поляки — 1508 человек (99%).

Жители территории быв. Польши, отошедшей к СССР, составляют 1386 человек (91%).

По полученным материалам из местных органов НКВД установлено, что многие полицейские, содержащиеся в Козельском лагере, при бегстве в Латвию и Литву уничтожили материалы полиции. Часть полицейских вступала в карательные отряды и жестоко расправлялась с населением, встречавшим части Красной Армии.

В процессе агентурной разработки интернированных в лагере установлено, что основная масса полицейских, жандармов и других служащих карательных органов относятся враждебно к мероприятиям Советского правительства.

Многие из них высказывают, что по освобождении из лагеря будут бороться за восстановление Польши и мстить тем, кто лояльно относится к Советской власти.

Отдельные полицейские высказывают намерения бежать из лагеря с наступлением весны.

Учитывая, что перечисленные категории интернированных являются активными и непримиримыми врагами Советской власти, считаю необходимым на всех их, по имеющимся учетным делам и агентурным материалам, оформить заключения для рассмотрения на Особом совещании.

Прошу Вашего распоряжения.

Подпись: Сопруненко».

Вот так писались подобные документы. В этой записке все ясно: кто, кого, за что и куда. А не так: мол, «заклятые» (кто их заклинал-то?), «преисполненные ненависти» (авторы что – Вольфа Мессинга вызывали, в души заглядывать?). В НКВД так не писали, это явно взято из какого-то пропагандистского материала, скорее всего, из газетной статьи. В 1992 году, когда подлинные материалы НКВД были недоступны, такое прокатывало, но теперь-то разница видна…

(2.) Вот таки именно каждый? Без единого исключения? Кстати, обратите внимания, что в «параллельной» записке об офицерах нет речи вообще. Дело в том, что сотрудники карательных органов в любом государстве подбираются идеологически правильные, а у армии задачи другие, и офицеры бывают разными – так что с ними работали только индивидуально, да еще агентурными данными дела приправляли. 

(3.) Ну и что? Это что – повод стрелять всех офицеров? А если выяснится, что Сикорский любит яблоки – что, станем выкорчевывать фруктовые сады? Или, может быть, в советской истории есть прецеденты подобных расправ?

А вы знаете, в 1992 году они как раз были! Журнал «Огонек» и прочая «перестроечная» пресса доступно разъяснили всему миру, что после Гражданской войны красные расстреляли царские кадры в полном составе, а после «заговора генералов» выкорчевали всех командующих частями, начиная с комбригов… Но с тех пор почти двадцать лет прошло, и давно уже известно, что «Огонек»-то был не путеводным, а болотным и врал не хуже доктора Геббельса. В реальности в советские времена, богатые идеологией, но бедные кадрами, всякого, кто мог быть хоть как-то полезен, старались приставить к делу, и стрелять офицеров накануне войны… 

 (4.) «Значительное число» – это сколько? Берия что – впервые в Кремле, что рискует выдавать туманные картинки, нарываясь на неслабый сталинский гнев? «Вождь народов» приблизительности на дух не переносил. 

(5.) 2 марта 1940 года начальник УПВ Сопруненко прислал Берии две справки: на офицеров в Козельском и Старобельском лагере и на полицейских и прочих обитателей Осташкова. Первых было 8376 чел (по другой справке, от 3 марта – 8424), последних – 6192 (по данным от 3 марта – 6168). После достаточно простой операции сложения (2 класс начальной школы, кажется) получаем 14568 (14592). Каким образом в «записке Берии» возникло число 14736?

(6.) Вот таки все-все? Даже перебежчики-коммунисты советскому правительству ни для чего не нужны? А также «лица, твердо вставшие на путь исправления», внутрилагерная агентура, те, кто мог быть впоследствии использован для нужд разведки и контрразведки…

(7.) А это еще что за стилистическая коряга? Кто и что должен предлагать НКВД, когда тот сам уже все предложил?

(8.) Ну и как это прикажете понимать? Что это еще за круглые цифры? Кто эти 36 офицеров и 7632 узника тюрем, которых Берия предлагает пощадить? На каком основании? Берия был слишком опытным руководителем, чтобы нарываться на уточняющие вопросы Сталина и портить настроение вождю и себе.    

Далее: в каком «особом порядке» предполагается рассматривать дела? На Особом Совещании, «особым трибуналом», военно-полевым судом, «тройкой», «двойкой»? Из кого они должны состоять? Что значит «с применением высшей меры наказания» – всех расстрелять, или всего лишь допустимо применение ВМН? Товарищ Сталин, ты мудрый, в сердцах читаешь, ты сам поймешь, о чем я думаю… А вот дальше я тебя дураком считаю, потому что пишу не только «с применением высшей меры наказания», но и поясняю: «расстрела». У нас ведь видов казни-то ого-го сколько! Сжигание на медленном огне, посадка на кол, четвертование, разрывание двумя разъезжающимися броневиками, и самая страшная казнь – скармливание голодным лефортовским клопам!

А еще у тебя, товарищ Сталин, память короткая, девичья, ты ведь не помнишь, что означает формула «по первой категории», которая в документах НКВД с лета 1937 года означала ВМН, так мы уж тебе разжуем, так и быть, а то вдруг потомки не поймут… 

(9.) Ну, это просто содрали с положения об Особом Совещании. 

Как видим, документик сверхсомнительный уже по одному своему стилю. Но ведь это еще не все!

 

Исследователь катынской темы Сергей Стрыгин за свой счет заказал его экспертизу. Представлены были цифровые фотоснимки «письма Берии», работу выполнила экспертно-криминалистическая лаборатория Молокова. Все заключение приводить не будем, оно длинное и очень специальное. А вкратце вывод таков: «фрагменты машинописного текста, изображения которых расположены на цифровых фотоснимках первой, второй и третьей страниц… представленных на исследование, отпечатаны на одной, а фрагмент машинописного текста, изображение которого расположено на цифровом фотоснимке четвертой страницы данного письма отпечатан на другой индивидуально-конкретной пишущей машине»[180].

Ну, и как такое могло получиться?

Единственная предложенная версия тех историков, которые вообще соизволили заметить эту экспертизу – что на первых трех листах были какие-то бериевские правки, а на четвертом нет, и машинистка перепечатала набело только первые три страницы, а четвертую оставила как есть. Правда, тут сразу возникает несколько очень неприятных вопросов.

Сколько в НКВД было машинисток, печатавших документы для наркома? Если их было две, то работали они на двух машинках или на одной посменно? Могло ли получиться так, что начинала работу с документом первая машинистка на одной машинке, а заканчивала вторая на другой?

Естественно, в НКВД имелось машбюро – но тут возникала проблема допуска. Документ такого уровня секретности нельзя было дать в работу первой попавшейся девушке – первая попавшаяся наверняка допуском бы не вышла, ибо существовали разные его уровни. В более поздние советские времена, которые авторы застали лично, начальник даже уровня директора небольшого завода имел персональную машинистку, которая сидела в приемной рядом с секретаршей. Если она болела или уходила в отпуск, ей присылали замену, но не таскали документы начальства в машбюро, поскольку нельзя было допустить даже теоретической возможности, что сверхсекретный документ попадется на глаза тому, кто не имеет права его видеть. 

Если бы разные машинки являлись единственным несоответствием в данном документе, его еще можно было бы как-то объяснить – ну, может, машинка как раз в эту минуту сломалась… Но на цифровой фотокопии, размещенной в интернете[181], совершенно четко видно, что первые три страницы еще и значительно темнее последней, то есть, явно не могли быть отпечатаны в одно и то же время и храниться в одной и той же папке. 

Так что самое логичное предположение – это что некие люди, отыскав в архиве ЦК какую-то записку Берии о поляках, изъяли первые три страницы и заменили их другими, на которых, в меру сил и умения, изобразили нужный текст. Почему не заменили заодно и четвертую? Ну, во-первых, потому что там находится очень полезная в случае экспертизы подлинная подпись Берии – кто ж мог предположить, что проверять станут не подпись, а машинописные шрифты? А во-вторых, на ней просто нечего заменять. Там следующий текст, не оставляющий сомнений в своей подлинности:

«б) на лиц, арестованных — по справкам из дел, представляемым НКВД УССР и НКВД БССР.

III. Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку, в составе т. т. Берия (заменен Кобуловым. – Авт.), Меркулова и Баштакова (начальник 1-го спецотдела НКВД СССР).

Народный комиссар внутренних дело Союза ССР Л. Берия».

Все сомнительное помещается на первых трех страницах.

Едва ли в 1992 году кто-то мог предполагать, что через пятнадцать лет технологии достигнут такого уровня, что любой желающий сможет скачать текст из интернета и отдать его на экспертизу. Впрочем, возможно, им вообще было по барабану, что через пятнадцать лет станет с этой страной…

Кстати, и Главная военная прокуратура РФ в своей работе явно не пользовалась «запиской Берии». Об этом говорят приведенные ею цифры: 14542 человека, тогда как в записке расстрелять предполагалось 14700 заключенных лагерей и 11000 – тюрем. Известно, что ГВП СССР проводила почерковедческую и криминалистическую экспертизы данного документа. Следователь Анатолий Яблоков утверждает, что экспертиза подтвердила подлинность бумаг. Однако экспертиза была весьма своеобразной. 8 мая 2010 года во время эфира на радиостанции «Эхо Москвы» господин Яблоков рассказал, что она собой представляла:

«по итогам работы экспертов, мы получили постановление, точнее заключение криминалистической экспертизы, в котором был сделан вывод о подлинности самой фактуры документа – бумаги, шрифтов… сейчас я не могу сказать всех деталей, не помню…»[182]

Не надо деталей, ясно и так. Экспертиза подтвердила подлинность того, с чем никто и не спорил: это бланки того времени, машинка того времени. Вот только кто сказал, что само письмо было напечатано в то время? Имея старые бланки, старую машинку и немного мастерства, можно и сегодня изготовить постановление Политбюро о чем угодно – например, о переселении евреев на Луну – и радостно размахивать им, доказывая, какой страшный был товарищ Сталин… 

А вот генерал-майор Крук говорит несколько иное:

«Я задавал вопросы ответственным за расследование лицам… проводилась ли экспертиза подлинности документа. Ответ был один… экспертиза не проводилась, поскольку в ней нет необходимости»[183].

Впрочем, тот факт, что в дальнейшем «Записка» прокурорами не использовалась, вполне дает понять, что это была за бумажка.

 


Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 188; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!