Справка о военнопленных, содержащихся в Юхновском лагере НКВД. Конец мая – начало июня 1940 г. 



Всего отправлено в Юхновский лагерь  395 чел.
Из них: а) по заданию 5-го отдела ГУГБ  47 чел.
б) по запросу Германского посольства  47 чел.
в) по запросу Литовской миссии 19 чел.
г) немцев а) 24 чел.а) в) 137 чел. в)
б)д) по распоряжению зам. народного комиссара внутренних дел Союза ССР тов. Меркуловаб) б) 91 чел.б)
е) прочих б) 167 чел.б) в) 258 в) в) 395 ч[ел.] в)

а-а) Подчеркнуто от руки красным карандашом.

б-б) Вычеркнуто от руки красным карандашом.

в-в) Вписано под строкой красным карандашом.

 

Интересно, чем эти люди особые? Как видим, первые четыре пункта – это либо те, кого ищут или будут искать немцы и литовцы – то есть те, кто «засвечен» в международном розыске по дипломатической линии – или те, в ком заинтересован 5-й, он же Иностранный отдел ГУГБ, внешняя разведка. Остальные непонятны: что за распоряжение, кто такие «прочие»? Жаль, что не указано семейное положение – вдруг это те холостые, которые, по мнению Маклярского, «никому не нужны»?

 

Итак, дело ясное, что дело темное. Для задуманной НКВД операции понадобилось составить тщательные и проверенные списки семей, негласно запретить переписку, наконец, изъять пленных из УПВ, подальше от глаз Красного Креста, в ту область, где он никаких прав не имел. Что же это была за операция? Если пленных не расстреляли, то, стало быть, их прятали – иначе к чему запрещать переписку, да еще негласно?

От кого могло прятать поляков советское правительство?

Тут возможны три ответа: от правительства Сикорского и его СВБ, от Международного Красного Креста и от Германии. Со вторым пунктом все ясно: что известно МКК, будут знать и в Париже, и в Берлине. Так что если соблюдать секретность, его запросы в первую очередь должны оставаться без ответов.

От правительства Сикорского – может быть, но зачем? Оно не имело никаких формальных прав на пленных поляков. Мало ли кто усядется в Париже и назовет себя полномочным представителем польского народа? Парализовать же СВБ можно было, удерживая его потенциальный актив на положении интернированных, сославшись на пакт о ненападении. Вот только шуму будет! Впрочем, если эти люди просто пропадут, шуму будет еще больше.   

Пункт третий – Германия. Именно она имела формальные права, как минимум, на часть пленных и могла требовать их выдачи. Более того, у большинства пленных поляков был не прояснен вопрос гражданства, так что даже те, чьи семьи находились на территории СССР, могли требовать, чтобы их выдали Германии.

Скажете, безумие желать такого? Не спешите… Гитлеровский режим в то время еще не показал себя таким, какой он есть, зато про большевиков двадцать лет газеты всего мира писали кровавые ужасы. Многие офицеры, слишком многие считали немцев людьми более цивилизованными и искренне полагали, что по прибытии в Германию их отправят к семьям или, по крайней мере, поместят в лучшие условия. Про операцию «Танненберг» они не знали, а узнали бы – не поверили: мол, большевистская агитация.    

Итак, если и был резон прятать польских офицеров, то от немцев. Причем именно от немцев был резон прятать их именно таким образом. Несколько тысяч польских офицеров исчезают неизвестно куда, ответом на все запросы служит глухое молчание… Наткнувшись на такой казус, что подумали бы в Берлине? Да, вот именно: что там подумают спустя два с половиной года после начала массовых репрессий в СССР и через полтора года после их окончания? Притом, что все европейские газеты кричат о жутком кровавом НКВД, исчезающих неизвестно куда людях и пр.? Правильно, то самое и подумали бы – а что еще? Если в СССР так поступают со своими, тем более не станут церемониться с чужими, ведь правда? Тем более, у немцев шла операция «Танненберг», и уничтожение Сталиным военной элиты злейшего многовекового противника России в Берлине восприняли бы как совершенно естественную вещь. Немцам поставили зеркало, они увидели в нем то, что делали сами и… поверили?! По крайней мере, в этом вопросе Гитлер бы понял Сталина, и даже спасибо сказал бы: советский лидер избавил немецкие спецслужбы от грязной работы, которую иначе пришлось бы выполнять им самим…   

Если НКВД хотел создать ощущение, что этих людей расстреляли, ему это удалось. Поневоле поверишь, даже при том, что нет доказательств расстрела, нет никаких следов ни в документах, ни в статистике, а в Катыни стреляли явно немцы. Все равно каким-то уголком мозга думаешь: «А ведь мог НКВД, мог…»

Зачем советскому правительству польские офицеры? На этот вопрос ответить легко. Уже в 1940 году Берия активно занимался подготовкой к созданию на нашей территории польской армии – естественно, после начала советско-германской войны. Как оно и было, кстати, сделано сразу после ее начала. Но ее созданию препятствовал мощный фактор – семьи этих людей оставались заложниками в руках Гитлера. Как минимум, четыре – пять тысяч семей офицеров с отошедших к Германии территорий. Вычислить их, пока не началась война, немцам было легче легкого – по переписке, которая хоть и слабо, но шла в первые месяцы плена. Что бы стало с ними после начала формирования польской армии? С таким обременением не повоюешь…

 А нет офицеров – нет и заложников. Семьи уничтоженных злобными большевиками пленных – сами по себе, а формируемая польская армия – сама по себе.

А до кучи к якобы уничтоженным офицерам приписали и тех, чьи близкие находились на советской территории. Заложничество их семьям не грозило – до Казахстана, куда выслали большинство из них, Гитлеру было не дотянуться. Но, во-первых, они поддерживали переписку с оставшимися дома родными, и информация все равно просачивалась и в Польшу. А во-вторых, оставался еще СВБ – пусть он тоже никого не ищет.

На первый взгляд, объяснение весьма фантастическое. Когда познакомишься с реальными играми спецслужб, оно кажется уже менее фантастическим – НКВД и не такие операции закручивал. Но, по крайней мере, в нем есть и смысл, и мотив, и логика времени. И оно намного более правдоподобно, чем то, что Сталин с Берией внезапно, ни с того, ни с сего решили расстрелять 22 тысячи человек, не заморачиваясь конкретной виной, при этом оставив в живых пленных финнов, бывших польских полицейских и других людей, которые являлись куда большими врагами советской власти. Причем расстреляли их до такой степени тайно, что это не вошло даже в статистику НКВД…

 

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

КАНКАН НА КОСТЯХ

 

Катынское дело становится колоссальной политической бомбой, которая в определенных условиях еще вызовет не одну взрывную волну.

Йозеф Геббельс

 

Вы хорошие парни, ребята. Мы знаем, что у вас были успехи, которыми вы имеете право гордиться… Но пройдет время, и вы ахнете – если это будет рассекречено – какую агентуру имели ЦРУ и Госдепартамент у вас наверху.

Юрий Дроздов. Из беседы с американским разведчиком

 

Итак, фактуру мы знаем. Знаем и то, что «катыней» было множество – в Одессе, Виннице, Львове, Риге, даже в польском городе Бромберге. Но только одна из этих провокаций пережила своих создателей, выросла и дала всходы.

Почему Катынь? В первую очередь потому, что еще в самом начале она попала в заботливые руки польского правительства в изгнании. Этих науськивать не надо, они против «москалей» заключат союз хоть с чертом, так что министры господина Сикорского с большой охотой подхватили геббельсовскую сказку и подняли ее на соседнем шесте, рядом с бодренько реющим флажком с надписью: «оккупация Восточной Польши».  

Катынской провокации не дали умереть во младенчестве, как бесславно погибли ее сестрички в Виннице, Одессе, Львове, Прибалтике, не получившие при рождении должного скандала. Потом за ней также ухаживали, хорошо кормили, оберегали от вредителей и улучшали почву. 

О почве – разговор особый. Естественно, основой ее послужила «холодная война». Сыграл свою роль и привычный европейский страх перед Россией. Для белого европейца, колонизатора по психологии своей, люди, которые в течение многих веков упорно сопротивляются их великой миссии, «бремени белых», как назвал это Киплинг, страшны, непонятны и способны на все. Тем более, после того, как они покусились на святое – право частной собственности. Ну и, конечно, обязательным компонентом почвы явилась многовековая ненависть польской шляхты к России, в полной мере унаследованная польским правительством в изгнании, а потом многочисленными эмигрантами, осевшими по берегам Темзы и Миссисипи.

Дерево, выросшее на этой почве, весьма раскидисто и тенисто. Кто-то склонен считать его пальмой, символом примирения, а кто-то – развесистой клюквой, но это уже вопрос веры и политики. И лучше всего, наверное, будет вспомнить данный в 1610 году наказ московскому посольству, отправленному в Польшу: «С поляками о вере не спорить». Что же касается политики, то на долгие годы вперед она определялась Фултонской речью Черчилля, поделившей землю на «мир свободы» и «мир тирании». Свобода – это, конечно, они, а тирания – это, конечно, мы. Дело, естественно, не в ярлыках, а в том, что у них хорошо, у нас – плохо. Если бы в СССР процветала беспредельная демократия, деление было бы какое-нибудь иное: например, анархия, власть толпы (у нас), закон и порядок (у них).

Есть по этому поводу хороший анекдот. Марья Ивановна делится с подругой своими семейными новостями. «Дочка у меня так хорошо вышла замуж, так хорошо! Муж ее на руках носит, кофе в постель подает». «А сын?» «Ой, и не говори! Такая ему стерва досталась. На руках себя таскать заставляет, кофе в постель ей, б.., подавай!»

В разборках такого уровня все аргументы хороши. Если надо доказать, что невестка – проститутка, сделать это нетрудно. Ах, она в театр пошла? Знаем мы эти театры, туда ходют, чтобы с любовниками видеться. Ах, не ходила? Дома целыми днями сидит? То-то, что сидит: муж на работу, а любовник шасть в дверь! Потому что приличные женщины частную собственность не национализируют… тьфу, опять смешались пласты повествования, кофе в постель не требуют. А те, которые не национализируют – это приличные государства. Прямая обязанность приличного государства, если к нему приближается некто под американским флагом, лечь на спину и расслабиться, принимая в себя демократию. А ежели не ложится, то это, стало быть, кофе в постель… тьфу, тирания, вот!   

А что, не так что ли?

Ну, а раз мы – хорошие, а они – плохие, то ведь это аксиома, что вор должен сидеть в тюрьме, и мировому сообществу совершенно безразлично, как именно его туда засадят. Вот и подкидывают нам Катынь, как капитан Жеглов – кошелек в карман. С той разницей, что Жеглов все же видел, как Кирпич сумку резал, а тут подход проще: «Ну не нравится он мне, а я в погонах!»

Такие дела.

    

 

 

Глава 14


Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 295; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!