Справка о быв. военнопленных польской армии, содержавшихся в лагерях НКВД. 3 октября 1941 г.



1. Всего поступило быв. военнопленных, захваченных частями Красной Армии и интернированных, доставленных из Прибалтики 130242 [чел.].

2 Отпущено из лагерей и отправлено в западные области УССР и БССР в 1939 году а)42400 ч[ел].

3. а) Изъявивших согласие выехать на оккупиров[анную] территорию немцами в октябре и ноябре м[есяце] 1939 г. жителей террито[рии] Польши, отошедш[ей] к Германии а) 42492 ч[ел].

4. Передано немцам в 1940—1941 гг. инвалидов, жителей территории быв. Польши, отошедшей Германии, лиц немецкой национальности, а также по запросам немецкого посольства в 1940—1941 гг. 562 ч[ел].

5. Отправлено в распоряжение УНКВД в апреле-мае 1940 г. через I-й спецотдел 15131 ч[ел].

6. Отправлено в пункты формирования польской армии в IX—X 1941 г. 25115ч[ел]…» и т.д. 

Что за секреты во внутренней переписке? Или Супруненко полагал, что если написать о расстрелах открытым текстом, Федотов, став нечаянно причастным тайне, от стыда застрелится? До того и после того в документах НКВД при необходимости совершенно спокойно писали аббревиатуру ВМН или ее синоним «1 категория», и вдруг, когда речь зашла о поляках, Супруненко стыдливо потупил глазки и проблеял: «отправлены в распоряжение УНКВД» Федотов, надо полагать, засмеялся и пальчиком погрозил: вот ведь что придумал, пра-а-ативный!

Более того, расстрел 22 тысяч человек остался тайной и для внутренней статистики ведомства. Согласно данным Олега Мозохина, в 1940 году было вынесено 1863 смертных приговора (в 1939 году – 2601). Кто бы ни приговаривал поляков, кто бы их ни расстреливал – в любом случае, это внутренняя операция НКВД, а значит, она вошла бы в показатели. Получается, что поляков казнили настолько тайно, что засекретили эти казни даже от собственной статистики? 

Так что, невзирая на скрежет зубовный, придется признать, что «отправить в распоряжение УНКВД» означало именно отправить в распоряжение УНКВД, и более ничего. Зачем – это уже второй вопрос. Что потом с ними стало – третий. Но почему обязательно на расстрел? Ничто другое в голову не приходит? Тогда надо меньше читать на ночь «демократическую» литературу – а лучше и вообще ее не читать. 

…Что же, согласно имеющимся документам, произошло с теми военнопленными, которых не отпустили и не выслали в Германию еще в 1939 году?

Забегая вперед, скажем, что ни в одном из сборников опять же нет ни одного, даже косвенного, свидетельства о расстреле военнопленных офицеров. То ли их плохо искали, то ли искали хорошо, но нашли не то, что хотели… Так что тема собственно расстрела полностью вынесена в комментарии: мол, написано «отправили в распоряжение тов. Токарева», а понимать следует так, что убили… Почему именно так следует понимать? Ну а как же еще-то? Это ведь все знают, и президент признал…

Зато при внимательном прочтении документов находится несколько проскользнувших свидетельств о нерасстреле. И мы их непременно предъявим…  

 

…Итак, кроме трудовых лагерей для рядовых и унтерофицеров, используемых на работах, в начале 1940 года существовали три «спецлагеря»: офицерские – Козельский и Старобельский – и Осташковский. Начнем с последнего, поскольку о нем известно больше всего. Каковы его функции?

Из докладной записки начальника 1-го отдела УВП НКВД А. В. Тишкова. 9 декабря 1939 г.

 I. Характеристика контингента

В Осташковском лагере содержится на 1 декабря 1939 г. 5963 чел.
Из них: полиция кадровая 5033 чел.
Жандармы 40 чел.
Тюремщики 150 чел.
служащ(ие) КОПа 41
Осадники 27
Юнаки 8
офицеры всех категорий (включая полицию и жандармерию) 263
солдаты и мл. начсостав 127
запас полиции 169
Штатские 105

 

Из общего количества 5963 чел. — 1919 чел. проживали на территории, отошедшей к Советскому Союзу, 196 чел. в Виленской области и 3848 чел. на территории, отошедшей к Германии.

Основную массу так называемого запаса полиции составляют рабочие и крестьяне, никогда ранее в полиции не служившие, а вследствие пожилого возраста или недостаточных физических данных для службы в армии приписанные к полиции.

Среди солдат и мл. начсостава много из КОПа и стражи граничной. Солдаты этой категории в основной своей массе ничем не отличаются от других солдат польской армии, зато среди мл. начсостава много сверхсрочников, служивших в КОПе по 9-15 лет. Многие плютоновые и сержанты были начальниками стражниц и при их участии происходили переброски польских шпионов на нашу территорию.

Наиболее разношерстная категория — это штатские. Среди них имеются рабочие, крестьяне, адвокаты, студенты, служащие магистратов и др.

Есть лица, называющие себя членами Коммунистической партии.

Среди офицеров имеется значительная категория запасников, по профессии учителей, врачей, фармацевтов и т. п. Эти люди по окончании средней школы были призваны на действительную военную службу и после прохождения годичной школы подхорунжих получили звание подпоручиков запаса.

Дальнейшее задержание в качестве военнопленных лиц, относящихся к запасу полиции, рядовых КОПа и стражи граничной, а также офицеров запаса из числа трудовой интеллигенции (советской территории), считаю нецелесообразным.

Освобождение этих категорий следует, однако, проводить после повторного персонального опроса и проверки сомнительных лиц по местожительству, т. к. среди них есть лица, скрывающие свою действительную принадлежность к кадрам полиции и КОПа.

Мл. начсостав КОПа сверхсрочной службы без тщательной фильтрации и агентурной проработки освобождать не следует».

Уже из этой докладной ясно, какой контингент собирали в осташковском лагере. Это люди, которые по своему служебному положению могли быть причастны к довоенной работе против СССР – шпионажу, переброске банд – а также к преследованиям польских коммунистов, карательным акциям и пр. Кроме того, в полицию, естественно, отбирали идеологически устойчивых граждан – а значит, настроенных резко антисоветски. На допросах они все, конечно, стали взятыми по мобилизации и аполитичными, однако следователи им не верили, и были правы.

Вскоре в Осташков стали отправлять саботажников, отказников, антисоветски настроенных пленных из других лагерей. Почему туда? Все просто: это был единственный лагерь, где работали следственные бригады НКВД. По крайней мере, в документах нет упоминаний о следствии, которое проводилось бы в других лагерях.  

По состоянию на 8 апреля 1940 года в Осташковском лагере находилось 6364 чел. Из них:

а)офицеров армии 48 чел
б) офицеров полиции и жандармерии  240
в) мл. комсостава полиции и жандармерии 775
г) рядовых полицейских и жандармов 4924
д) тюремщиков 189
е) разведчиков и провокаторов 9
ж) ксендзов 5
з) осадников 35
и) торговцев 4
к) переведенных из быв. польских тюрем 4
л) судебных работников 5
м) солдат и мл. комсостава 72
н) прочих (проверяются для решения вопроса о дальнейшем направлении) 54

 

К тому времени 443 человека уже были отправлены из лагеря. Стало быть, к моменту принятия решения пленных там числилось несколько больше – 6879 человек. 

 Что могла инкриминировать этим людям советская власть?

На полицейских, жандармов, тюремщиков распространялась статья 58 – 13: «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны (от 3 лет до ВМН).

Сотрудникам разведки и пограничной стражи могли инкриминировать и 58-6 – шпионаж (те же меры).

На отказников, организаторов «волынок» на производстве распространялась ст. 58-14 – «контрреволюционный саботаж» (от года до ВМН).

Тем, кто был причастен к переброске банд на советскую территорию, светила 58–8 и 58-9 (терроризм) – очень серьезная статья, по которой в СССР было много смертных приговоров.

И, наконец, для резко антисоветски настроенных пленных, не скрывавших своих взглядов, существовала самая массовая 58 –10 – «антисоветская пропаганда и агитация» (от шести месяцев). 

Кроме того, в СССР существовал еще контингент «социально опасных», на которых никакие статьи не распространялись, однако их тоже могли репрессировать в превентивном порядке, с учетом предвоенного времени. 

Следующий вопрос: если следовать логике времени, что могла сделать с этими людьми советская власть?

Существует несколько более поздний документ – докладная записка Супруненко, касающаяся 1525 польских полицейских, интернированных в Латвии и Литве и после присоединения этих государств к СССР переданных в Козельск. Написана она год спустя, в марте 1941 года. Там говорится:

«По полученным материалам из местных органов НКВД установлено, что многие полицейские, содержащиеся в Козельском лагере, при бегстве в Латвию и Литву уничтожили материалы полиции. Часть полицейских вступала в карательные отряды и жестоко расправлялась с населением, встречавшим части Красной Армии.

В процессе агентурной разработки интернированных в лагере установлено, что основная масса полицейских, жандармов и других служащих карательных органов относятся враждебно к мероприятиям Советского правительства.

Многие из них высказывают, что по освобождении из лагеря будут бороться за восстановление Польши и мстить тем, кто лояльно относится к Советской власти.

Отдельные полицейские высказывают намерения бежать из лагеря с наступлением весны...

Учитывая, что перечисленные категории интернированных являются активными и непримиримыми врагами Советской власти, считаю необходимым…»

Что, расстрелять?! Не совсем так…

«…на всех их, по имеющимся учетным делам и агентурным материалам, оформить заключения для рассмотрения на Особом совещании».

Но ведь Особое Совещание – это значит расстрелять?

Опять же – не совсем так…

Согласно положению об Особом Совещании при НКВД СССР, оно имело право в отношении тех людей, которые были признаны общественно опасными, применять ссылку и высылку, а также заключать их в исправительно-трудовые лагеря. Тех, кого подозревали в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, отправляли в тюрьму. По сути, это было превентивное заключение и плохо увязывалось с презумпцией невиновности – но обстановка в стране хронически не вылезала из чрезвычайности, и советское правительство достаточно долго пользовалось этим наследством Российской империи (Сталин, например, ни разу не был предан суду – все свои ссылки и тюрьмы он прошел исключительно по решению Особого Совещание при МВД РИ). В то время Особое Совещание имело право приговаривать к заключению сроком до 8 лет – то есть, пленные, дела которых шли через ОСО, гарантированно оставались в живых.

…Еще нам известно, что 4 декабря в Осташковский лагерь выехала следственная бригада НКВД. К 30 декабря было оформлено 2000 следственных дел, из них на Особое совещание – 500, или 25%. А остальные? Непонятно… То ли не успели, то ли не на ОСО. А куда?

В самом начале марта начальник особого отделения Осташковского лагеря Корытов рассказывал начальнику особого отдела УНКВД по Калининской области Павлову о совещании в УПВ по поводу «разгрузки» Осташковского лагеря. В числе прочего он сообщал следующее:

В Москву я был вызван, как уже Вам сообщал, телеграммой начальника Управления по делам военнопленных т. Сопруненко. По приезде на место т. Сопруненко заявил, что он вызвал меня по требованию начальника 1-го спецотдела по вопросу организации отправки в[оенно]пленных после вынесения решений Особым совещанием…

… В начале совещания мне предложили высказать точку зрения О[собого] о[тделения], как бы мы мыслили организовать отправку.

Исходя из настроений в[оенно]пл[енных], их численности, а главным образом, имея в виду, что весь этот контингент представляет из себя активную к[онтр]р[еволюционную] силу, я свои соображения высказал:

1. Подготовку к отправке производить в том же духе, как производили ранее при отправке в Германию и районы нашей территории, т. е. соблюдая принцип землячества, что будет служить поводом думать осужденным, что их подготавливают к отправке домой.

2. Решение Особого совещания здесь у нас, во избежание различного рода эксцессов и волынок, ни в коем случае не объявлять, а объявлять таковые в том лагере, где они будут содержаться. Если же в пути следования от в[оенно]пленных последуют вопросы, куда их везут, то конвой им может объяснить одно: ”На работы в другой лагерь”…

…Как скоро мы будем разгружаться.

Из представленных нами 6005 дел пока рассмотрено 600, сроки 3–5–8 лет (Камчатка), дальнейшее рассмотрение наркомом пока приостановлено».

Стало быть, дела большей части заключенных все-таки в итоге отправили на Особое Совещание. Что логично: они с их антисоветскими настроениями идеальное вписывались в понятие «социально опасные», особенно с учетом СВБ. Камчатка, конечно, место не слишком радостное, да и лагерь – не санаторий, но, как отчетливо видно из этого документа, речь о расстреле не идет вообще. Да и не факт, что осуждали всех. Как мы помним, еще в первом донесении говорилось, что некоторые категории заключенных целесообразно вообще освободить, и какие в отношении этих людей были приняты решения, мы опять же не знаем…

Что было с пленными из Осташкова дальше? Известно, что их передали в распоряжение УНКВД по Калининской области. Самым надежным свидетельством того, что заключенные Осташковского лагеря были расстреляны, считаются донесения начальника Калининского УНКВД Токарева, состоявшие зачастую из нескольких слов, вроде следующего:

«14/IV [по] восьмому наряду исполнено 300».

В комментариях к этим записочкам пишут: «отправка в Калининское УНКВД, т. е. на расстрел». Почему пресловутый «восьмой наряд» означал расстрел, а не, скажем, посадку картошки на совхозных полях, известно только составителям сборника. Да и как бы то ни было, «исполнено» было менее 3 тысяч, а отправлено Токареву – шесть. Где остальные?

Итак, судя по вышеприведенным документам, тех заключенных Осташковского лагеря, которые были признаны социально опасными, отправляли в лагеря на срок от 3 до 8 лет. Надо полагать, кого-то и освобождали или переводили в обычные лагеря для военнопленных – например, тех же рядовых пограничников. Но неужели же в руки НКВД не попал ни один человек, заработавший себе более суровую кару, чем 8 лет лагеря? Такие преступления, как пытки и казни коммунистов, убийства мирных жителей во время карательных экспедиций, переправка банд на советскую территорию, измена Родине (отыскались осужденных и бывшие советские граждане, в свое время перебежавшие к полякам) – их не могло не быть. А значит, имели место и соответствующие приговоры. Ну, и где же эти люди?

Тех, кто совершил конкретные преступления по уже упоминавшимся пунктам 58-й статьи, должна были судить Военная Коллегия или трибуналы военных округов. В донесениях из лагеря об этом нет ни слова. Но 22 февраля вышла директива замнаркома внутренних дел, которая позволяет бросить лучик света на эту тайну:

«По распоряжению народного комиссара внутренних дел тов. Берия предлагаю всех содержащихся в Старобельском, Козельском и Осташковском лагерях НКВД бывших тюремщиков, разведчиков, провокаторов, осадников, судебных работников, помещиков, торговцев и крупных собственников перевести в тюрьмы, перечислив их за органами НКВД.

Все имеющиеся на них материалы передать в следственные части УНКВД для ведения следствия».

В общем-то все правильно: выездная следственная бригада сортирует заключенных и оформляет маловажные дела, а людьми, которые могут быть причастны к серьезным преступлениям, занимаются в тюрьмах, и следствие там ведут не в пример более вдумчивое. И тех, кто имел шансы за прошлые дела либо попасть в заключение на длительный срок, либо быть приговоренными к ВМН, отправляли в тюрьмы.

Много ли было тех, кого отправили согласно директиве от 22 февраля? К тому времени по всем трем лагерям – около 200 человек. Естественно, далеко не все из них получили высшую меру. Кто-то, конечно, получил. Кроме того, в директиве шла речь только об обитателях лагерей для военнопленных, – а многих ведь арестовывали по месту жительства и отправляли сразу в тюрьмы. Сколько же было расстрельных приговоров? В любом случае, не больше, чем 1863 минус бывший нарком Ежов с подельниками.

Очень серьезный исследователь Катынского дела Сергей Стрыгин полагает следующее[127]:

«Абсолютное большинство «расстрельных» приговоров (ориентировочно 98–99%) – по различным составам 58-й статьи. Очень многие шли по ст. 58–13 УК РСФСР (и аналогичным ст. 54-13 УК УССР, ст. 70 УК БССР). Также весьма популярна была ст. 58-6 “Шпионаж”. От 50 до 100 человек расстреляли по “бытовым” статьям УК (разбой, бандитизм, групповые изнасилования).

Но были и весьма экзотические уголовные дела. Например, расстрел свыше 20 человек (насчитал в базе данных 22 человека, но выловил далеко не всех) по обвинению в принадлежности к Русской фашистской партии, как написано в справке по этому уголовному делу, “...нелегально существовавшей на территории бывшей Польши” (самое крупное отделение в гор. Здолбунов Ровенской области). Фамилии расстрелянных польских граждан соответствующие: Волков, Калашников, Иванов, Пресман и т. д. Очень хорошо иллюстрирует обвинения против СССР в “геноциде польского народа”!»

А также выложил он фрагменты расстрельных списков – поскольку все приговоры к ВМН в то время утверждались на Политбюро.


Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 405; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!