Россия и независимый «Хартленд» 2 страница



И вновь Кавказ служит наглядным тому примером в лице мусульман с Северного Кавказа, против которых в конце XVIII в. сражались армии Екатерины II и продолжали сражаться армии следующих царей на протяжении всего XIX в., не говоря уже о конфликтах в наше время. Это происходило гораздо позже того, как более податливые, мирные районы южного Кавказа, такие как, например, православная Грузия, сами присоединились к Российской империи. Воинственность кавказских горцев-мусульман коренится в сложных условиях жизни в горах, где нет плодородной почвы, в необходимости носить оружие, чтоб защитить овец и коз от диких хищных животных. А поскольку через Кавказ проходили многие торговые маршруты, то кавказские горцы были и проводниками, и грабителями.[262] Хотя горцы, исповедуя ислам, являются сторонниками суфизма – наиболее веротерпимого течения в исламе, они все же с яростью защищали свою отчизну от православных славян. «На Кавказе, – пишет географ Дэнис Шоу, – российские, украинские и казацкие переселенцы встречали решительный отпор со стороны горцев. Большинство горцев, за исключением значительной части осетин, по своей вере мусульмане, что укрепляет их решимость сражаться с незваными гостями». Кавказ весьма поспособствовал тому, что имидж Российской империи подпорчен. Такова, как мы уже упоминали, судьба любой континентальной державы, судьба государства-завоевателя.

Россия действовала весьма активно. Именно этот факт и подтолкнул Маккиндера на создание его теории «оси». Маккиндер обратил внимание на необычайный подъем в строительстве железных дорог в России во второй половине XIX в. Так, в промежутке между 1857 и 1882 гг. было построено 24 000 км железных дорог, в результате чего Москва была связана железнодорожным сообщением с Пруссией – на западе, с Нижним Новгородом – на востоке, с Крымом – на юге. Более того, в 1879–1886 гг. российские инженеры построили железнодорожную ветку из Красноводска, на восточном берегу Каспия, до Мерва (сейчас Мары), на границе с Персией и Афганистаном, более чем 800 км на восток. К 1888 г. эта ветка была продлена еще на 500 км до Самарканда, а подъездной путь из Мерва был проложен до границы с Афганистаном. Строительство этих новых железнодорожных артерий империи следовало за военными походами России в пустыни Каракум и Кызылкум, на юг от среднеазиатских степей, на территории современных Туркменистана и Узбекистана. Ввиду близости Индийского субконтинента, где в то время власть Британской империи достигла зенита, такая активность России ввергла ее в «Большую игру» – соперничество с Британской империей за господство в Азии. В то же время была построена железная дорога, которая соединяла Баку, на западном побережье Каспийского моря, с Батуми, на побережье Черного моря, то есть проходила через весь Кавказ. А в 1891 г. было начато строительство Транссибирской железнодорожной магистрали – путей от Урала до Тихого океана – протяженностью около 7000 км, соединившей европейскую часть России с Сибирью и Дальним Востоком. Почти на всем протяжении трасса прокладывалась по малозаселенной местности в непроходимой тайге. Она пересекала могучие сибирские реки, многочисленные озера, горы и скалы, районы повышенной заболоченности и вечной мерзлоты.

К 1904 г. по территории России было протянуто более 70 000 км железных дорог. Санкт-Петербург был связан железнодорожным сообщением с 11 часовыми поясами, до самого Берингова пролива, разделяющего Россию и Аляску. Мотивом для такой новой российской версии «предопределения Судьбы»,[263] как и прежде, было чувство незащищенности: незащищенности любой сухопутной державы, которая вынуждена нападать сама, разрастаясь во всех направлениях, чтобы не исчезнуть.

 

Глядя на физическую географическую карту Евразии, сразу замечаешь один факт, который и объясняет российскую историю. От Карпатских гор, что на западе, и до Среднесибирского плоскогорья, что на востоке, находятся одни равнины. И только лишь невысокие Уральские горы, расположенные между ними, несколько возвышаются над этим плоским ландшафтом размером с добрый континент. Эта равнина, которая включает маккиндеровский «Хартленд», простирается от Белого и Карского морей Северного Ледовитого океана до Кавказа и горных массивов Гиндукуш и Загрос в Афганистане и Иране. На протяжении XVII—XX вв. россияне – казаки, торговцы, охотники за пушниной – смело переселялись за Енисей, с Западной Сибири в Восточную Сибирь и на Дальний Восток, обширное холодное пространство протяженностью 4500 км, с разнообразными ландшафтами и семью высокими горными хребтами, где минусовая температура может держаться 9 месяцев в году. Таким образом в Сибири создалась совершенно новая «северная речная империя».[264] Как отмечает Брюс Линкольн в своей известной книге «The Conquest of a Continent: Siberia and the Russians» («Завоевание континента: Сибирь и россияне»), «завоевания, которые определили ее [России] могущество, произошли в Азии», а не в Европе.[265] Драма, разыгравшаяся в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, подытожила исторический опыт россиян в чрезвычайно жесткой форме. Лонгуэрт пишет:

 

«Суровость климата сделала их жесткими и выносливыми; огромные территории, низкая плотность населения, краткость сезона вызревания урожая способствовали кооперации и углублению межличностных связей, так как людям, населяющим эти места, необходима была бо́льшая степень организации, чем любому другому народу, просто чтоб выжить… В прошлом такая необходимость выражалась в централизованной и авторитарной формах управления, отрицающих вовлеченность народа в управление».[266]

 

Енисей – река довольно широкая – до 5 км в ширину. По длине Енисей занимает 6-е место в мире – длина его водного пути (а он течет с юга на север) составляет 5075 км, от Монголии до Арктики. Река эта в гораздо большей степени, чем Уральские горы, имеет основания называться природной границей между «двумя Россиями» – между Западной и Восточной Сибирью, с тысячами километров равнин на левом, западном, берегу и тысячами километров плоскогорья и заснеженных гор – с восточной стороны. Английский путешественник Колин Таброн пишет, что «этот речной поток течет из ниоткуда и несет с собой запах вечности, словно нечто одновременно спокойное и довольно страшное, от чего внутри у меня все сжимается». Находясь уже в другой точке, севернее, за Полярным кругом, он продолжает: «Земля в этих краях делается совершенно плоской. Береговая линия тонет в морских водах. Кажется, что за все века тут вообще ничего не происходило. Так история… становится геологией».[267]

Людей в эти ледяные пустыни вначале привлекла пушнина. Позже это будут природные ресурсы: нефть, газ, уголь, железная руда, золото, медь, графит, алюминий и многие другие полезные ископаемые, равно как и электроэнергия, вырабатываемая гидроэлектростанциями на могучих сибирских реках. Ведь как Енисей делит Сибирь на западную и восточную, так величавая Лена отделяет Восточную Сибирь от российского Дальнего Востока. Более того, в то время как главные сибирские реки текут с юга на север, их притоки тянутся на восток и на запад, «подобно ветвям гигантского дерева», создавая великую транспортную систему.[268]

Внезапное появление России в начале XVIII в. среди великих европейских держав было связано с большими поставками найденной в уральских лесах железной руды, пригодной для производства пушек и мушкетов, так необходимых для ведения войн того времени. Схожим образом открытие в Северо-Западной Сибири в середине 1960-х гг. огромных запасов нефти и газа сделает из России энергетическую сверхдержаву в XXI в..[269] Покорением Сибири Россия добилась также и следующего: она включилась в геополитическую игру в Тихоокеанском регионе, вступив в противостояние с Японией и Китаем. Именно конфликт России с Китаем лежал в основе динамики холодной войны, да и в XXI в. этот конфликт будет центральным для стратегии Америки в отношениях с обеими державами.

В отличие от великих сибирских рек Иртыша, Енисея, Оби и Лены Амур течет не с юга на север, а с запада на восток и вместе с правым притоком Уссури образует сегодня границу между российским Дальним Востоком и китайской Маньчжурией. Этот пограничный регион, известный как Амурский край – к северу от границ с Китаем – и как Уссурийский край – к востоку, – был предметом споров и военных столкновений между царской Россией и империей Цин начиная с середины XVII в., когда в этом регионе обосновались российские вольные казаки. Вслед за казаками пришли московские солдаты, а далее, когда маньчжуры воевали с восставшими в континентальном Китае и на Тайване, появились дипломаты. Процесс достиг кульминационной точки, когда в 1860 г. ослабевший Китай с затухающей династией был вынужден отписать около 900 000 кв. км собственной территории в пользу России. Это привело к установлению границ, которые сохраняются по сей день.[270] Конечно, сегодня, когда Китай стал сильнее, эта граница вновь оказалась под давлением китайских переселенцев и корпораций, которые стремятся проникнуть на север, дабы воспользоваться природными ресурсами края: нефтью, газом, древесиной и т. д. На что указывает география и о чем обычно забывают: Россия в течение длительного времени в прошлом оказывала большое влияние на баланс сил в Юго-Восточной Азии. Русско-японская война 1904–1905 гг. стала частично результатом требований Японии признать китайский суверенитет в Маньчжурии (как и право Японии вторгнуться в Корею), чему Россия противилась. Окончание войны, в дополнение к унижению царской России, было еще более унизительным для Циньской (маньчжурской) династии Китая, ведь они сражались за земли, которые маньчжуры считали своей вотчиной. То есть поражение России никак не сказалось на ее контроле над Амурским и Уссурийским краями, которые так жаждали получить маньчжуры.

Гораздо более серьезные последствия для России, чем Русско-японская война, в результате которой Россия потеряла часть Сахалина и юг Маньчжурии (который по логике географии так или иначе должен был принадлежать Китаю), имела революция 1917 г. и хаос, воцарившийся после нее. Вот когда Россия могла полностью потерять контроль над Дальним Востоком! Китай, Япония, США (новая дальневосточная держава сама по себе) захватили контроль над районами вдоль Транссиба между Байкалом и Владивостоком, в то время как сам Владивосток был оккупирован Японией в 1918–1922 гг., тогда же 80-тысячная японская армия оккупировала Амурский край.

Однако Красная армия смогла изменить ход гражданской войны против «белых» контрреволюционеров в свою пользу. В результате новое советское государство смогло вернуть территории на своих окраинах, в особенности в тюркоязычных районах среднеазиатских пустынь, где была опасность в виде уязвимости перед нападением британцев из Индии через Афганистан. Российские руководители всегда были реалистами, когда сталкивались с «вековой» проблемой сухопутной империи – угрозой нападения на ее окраины, – кто бы ни руководил Россией, ему приходилось сталкиваться с проблемой равнины, которая простиралась сразу в нескольких направлениях. Исходя из логики географии, столица СССР была перенесена восточнее – из Санкт-Петербурга на Балтике в Москву. На месте потерявшего актуальность уклада, дарованного Петром Великим, который управлял Россией из ее балтийского «окна в Европу», возникло государство, управляемое из Кремля, исторической резиденции правителей средневековой Московии.[271] Новый Советский Союз состоял из трех союзных республик – России, Украины и Беларуси[272] – и 11 автономных республик и областей. Но, как показали дальнейшие события, Россия не была в безопасности. География по-прежнему имела в этом деле решающий голос. В результате гитлеровского вторжения в 1941 г. на равнины европейской части СССР немецко-фашистские войска дошли до окраин Москвы и затем оказались поблизости от Каспийского моря, пока не были остановлены под Сталинградом в начале 1943 г. В конце войны Советский Союз взял реванш за долгие столетия опасного географического положения, восходящего еще к монголо-татарским опустошениям Киевской Руси.

Вслед за падением фашистской Германии и милитаристской Японии СССР практически завладел всей восточной половиной Европы, создав систему социалистического блока из государств-сателлитов, лояльность которых в большинстве случаев обеспечивалась присутствием на их территории освободивших эти страны от фашизма советских войск. Тех самых войск, которые перед этим, по плоской равнине форсировав Днепр, Вислу и Дунай, прошагали в годы войны на запад, в то время как снабжение и работа тыла гитлеровской военной машины на обширных пространствах Европейской России потерпели полный крах. Точно такая же судьба во многом за столетие до этого постигла и армию Наполеона. Новая советская восточно-европейская империя теперь простиралась гораздо глубже в сердце «Центральной Европы», чем Российская империя Романовых (1613–1917) в прежние времена, вобрав в себя все территории, которые отошли Советскому Союзу по пакту Молотова—Риббентропа. Спустя 5 лет после окончания Второй мировой войны на Корейском полуострове великая сухопутная держава Советский Союз вместе с Китаем, другой великой сухопутной державой, столкнулись в опосредованной войне с великой морской державой, США, которые оказывали помощь Южной Корее. Глобальным итогом Второй мировой войны было становление маккиндеровской державы «Хартленда» в виде Советского Союза, который противостоял великой морской державе Спайкмена и Мэхэна – США. Судьбы и Европы и Китая будут зависеть от распространения советской власти в «Хартленде». В это же время Большой Ближний Восток и Юго-Восточная Азия на евразийском «Римленде» будут ощущать давление Соединенных Штатов с моря и с воздуха. Таковой была отправная географическая подоплека холодной войны, которую тщательно скрывали идеологи обеих сторон.

 

Однако холодная война, которая для меня и моих ровесников, выросших в то время, казалась вечной, на самом деле оказалась всего лишь очередным этапом истории России, который закончился в соответствии с диктатом российской географии. Попытка реформировать советскую систему, предпринятая М. С. Горбачевым в 1980-е, вскрыла все недостатки этой системы. Когда сам Горбачев, по существу, объявил, что идеологические принципы, на которых держалась империя, глубоко ущербны, то вся система стала рушиться. При этом приграничные территории откололись от российского центра во многом точно так же, как это произошло в середине XIII в. в Киевской Руси, в начале XVII в. – в Московском царстве и в начале XX в. – в Российской империи Романовых. В 1991 г., когда СССР официально прекратил свое существование, Россия уменьшилась до уже давно забытых границ доекатерининских времен. Отсоединилась даже Украина, первоначальный центр Киевской Руси. Однако, несмотря на потерю Украины, прибалтийских государств, Кавказа, Средней Азии, несмотря на нестабильность в Чечне, Дагестане и Татарстане, территория России и по сей день остается наибольшей на планете. Она занимает около трети всей территории Азии, простираясь через практически половину имеющихся часовых поясов от Финского залива до Берингова пролива. Вероятно, никогда до этого в мирное время Россия не была настолько уязвима в географическом плане. На территории всей Сибири и Дальнего Востока проживает сегодня всего 27 млн человек.[273] Российским лидерам не нужно было много времени, чтобы оценить весь масштаб проблемы. Менее чем через месяц после распада СССР министр иностранных дел Российской Федерации Андрей Козырев в своем интервью «Российской газете» отметил: «Мы быстро осознали, что геополитика сегодня заменяет идеологию».[274] «Геополитика, которую недооценивали в СССР, – пишет заслуженный профессор Эдинбургского университета в отставке Джон Эриксон, – преследует и мстит постсоветской России». В России была реабилитирована не только геополитика, но вместе с ней и Маккиндер, и Мэхэн, и Хаусхофер. В «неожиданно неомаккиндеровском стиле» лидер КПРФ из «старой гвардии» Геннадий Зюганов заявил, что Россия должна восстановить свое влияние и контроль над «Хартлендом».[275] Нужно учитывать все те взлеты и падения, которые пережила Россия за всю свою историю, а также новые проблемы, с которыми ей приходится сталкиваться в наши дни. Российскому государству не остается ничего иного, кроме как следовать стратегии возрождения былой мощи, начиная с восстановления влияния на Украине, в Беларуси, Молдове, Кавказском регионе и Средней Азии, где все еще проживают 26 млн этнических русских. В 1990-х, когда Россия, находясь на грани экономического коллапса, была слаба и унижена, зарождался новый этап, новый цикл экспансии. Экстравагантный российский политик В. В. Жириновский выразил желание «взять под крыло России юг Кавказа, Турцию, Иран и Афганистан», хотя экстремизм Жириновского большинство граждан России явно не разделяли, он был недалек от истины. Конечно же Советский Союз уже не возродить никогда. Но более гибкая форма объединения территорий вплоть до Большого Ближнего Востока и Индийского субконтинента все еще возможна. Но что за идея, что за лозунг способен сделать это? Под каким соусом его подать? Чем оправдать новый виток экспансии? В начале 1990-х Збигнев Бжезинский в своей книге «Большая шахматная доска» писал, что Россия начала возрождать доктрину родом из XIX в. о евразийском пространстве как альтернативе коммунизму, чтоб вновь собрать разные народы в один союз.[276] Евразийская концепция очень подходит под историю и географию России. Растянувшись от Европы до Дальнего Востока Россия сама по себе, как никакая другая страна, является моделью Евразии. Более того, закрытость географии вместе с кризисом пространства в XXI в., который стирает границы, установленные историками периода холодной войны, и делает идею Евразии как единого континентального органичного целого довольно рациональной. И хотя само понятие может пригодиться ученым географам и геополитикам в ближайшие годы, вряд ли этнически обособленные народы вроде армян, узбеков, грузин, учитывая их исторический багаж, станут вдруг называть себя евразийцами. Кавказ – это Кавказ, во многом благодаря своей этнической обособленности и постоянным межэтническим конфликтам. Местные народности вслед за развалом наднациональных союзов после окончания холодной войны имеют возможность дальнейшего развития. То же в основном касается и Средней Азии. Даже если русские и, скажем, казахи смогут подавить этническое соперничество ради некоего «евразийского союза», евразийская концепция не станет той идеей, ради которой люди готовы идти на смерть или при упоминании которой по спине побегут мурашки. Особенно это касается украинцев, молдаван, грузин, которые тоскуют по Европе. Но если идея единого евразийского пространства может разрешить разногласия, пусть даже незначительно, в некоторых регионах бывшего СССР, тем самым помогая стабилизировать ситуацию в целом, разве она не имеет в таком случае права на существование?

Однако география не объясняет все на свете, да и не найти в ней универсального решения всех проблем. Она всего лишь фон, на котором разворачивается битва идеологий. И даже когда география выступает объединяющим началом, как в случае с Америкой или Великобританией, Индией или Израилем, идеалы демократии, свободы или сионизма (с его элементом духовности) тем не менее служат основой для национальной идентичности. А когда у людей нет ничего общего, кроме географии, как, например, в Египте под управлением Хосни Мубарака или в Японии во времена Либерально-демократической партии, тогда страна страдает неизлечимой болезнью: она может быть стабильной благодаря географической специфике, но не более того. Так и Россия, без царя и коммунистической идеологии, должна выработать объединяющее начало вне географии, если хочет привлечь бывшие союзные государства. Наверняка апелляции просто к географии – чем, по сути, является идея Евразийского пространства или СНГ – не приведут, скорее всего, к возрождению империи, подобной Киевской Руси, Московского царства Средних веков, Российской империи Романовых или СССР.


Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 487; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!