Толкование ролевых теорий Гофманом
Немецкий социолог Г. Освальд называет Гофмана «одержимым писателем-социологом с выдающейся способностью исследовать самые сокровенные, обыденные и банальные стороны жизни и обнаруживать в них нечто необычное, приключенческое и волнующее».
Ральф Дарендорф в предисловии к первой книге Гофмана, опубликованной в Германии, высоко оценил его способность интерпретировать всем нам знакомую повседневную жизнь. Он пишет: «Гофман является, конечно, мастером интерпретации с таким глубоким чутьем, которое редко встречается в истории социальных наук. Не случайно, что первым автором, которого вообще цитирует Гофман, является Георг Зиммель. У него мы находим схожий талант прояснять наблюдаемую реальность через обнаруженные в ней структуры; здесь мы находим схожий смысл в по-видимости различающихся деталях».
Дарендорф отмечает способность Гофмана к осмыслению очевидного абсурда, и этот интерес к абсурду возникает лишь от того, что абсурд формирует наши основные представления о нормальности. Например, он так поясняет свой интерес к уголовным преступникам: «В отношении уголовников главное на то, какие преступления они совершают и почему... Главное — свет, который проливает контраст их социального положения с нашим на то, что делаем мы.» Благодаря методу максимального контраста можно обнаружить условия социальной нормальности. Представитель альтернативной социологии А. Гоулднер в этой связи справедливо заметил, что идеально-типическая методология Макса Вебера тоже является «сравнительным методом», который «основан на исследовании скорее крайних случаев, чем обычных».
|
|
|
Интерес к гротеску и экстремальным ситуациям восходит к традиции романтизма. В современной социологии к ней можно отнести прежде всего Гофмана, который в элегантной форме продолжил эту традицию социальной мысли. Он рассуждает «с позиции хитроумного аутсайдера» и рассматривает вещи с необычной точки зрения. Американский социолог К. Берк назвал такой подход «смещением перспектив». У Гофмана этот прием является основным методом научного творчества.
Такой оригинальный стиль мышления оказал глубокое влияние на методологическую дискуссию в социологии. Это касается этнометодологии 60-х годов и герменевтически ориентированного анализа глубинных структур речи и деятельности конца 70-х годов. Интересно, что при этом имя Гофмана упоминается редко и вскользь, хотя именно его «дружеское недоверие» к обычному восприятию повседневной реальности, которое он считает лишь частью житейского лицедейства, легло в основу целой научной школы.
|
|
|
Несмотря на большое косвенное влияние на социологию, Гофман до сих пор не попал в центр теоретических дискуссий. Хотя он, как уже отмечалось, был в свое время отмечен журналом «The Sociological Quarterly» как «вероятно самый значительный теоретик после второй мировой войны», внесший решающий вклад в феноменологическую социологию, тем не менее следует отметить, что сообщество профессиональных социологов мало принимает его во внимание. Непоследовательность восприятия и отрыв его творчества от основной социологической дискуссии имеет свои причины. Одной из них является его манера изложения. Гофмана «очень легко читать благодаря наличию примеров и литературному таланту автора, но трудно понимать из-за сложности анализа и высокой степени детализации концепций, замысловатости рассуждений с частой сменой перспектив». Социологи, которые стремятся поддержать репутацию своего предмета с помощью абстрактных понятий и систематических методов исследования, до сих пор испытывают трудности в восприятии соединения жанров «научной монографии и романа». Однако Дарендорф предостерегает от недооценки социологии такого рода. Гофман, как и Зиммель, относится к «неудобным» социологам, которые «слишком нетребовательно относятся к основам этой дисциплины, и возникает сомнение, относится ли она к точным наукам или к литературоведению». Однако при таком «легком, почти эфемерном отношении к предмету» не следует заблуждаться по поводу якобы его незначительного теоретического содержания.
|
|
|
Другая причина отдаленности творчества Гофмана от теоретической дискуссии в социологии заключается в том, что сам Гофман никогда не стремился прояснить или хотя бы прокомментировать свои теоретические положения. Он знал, что его либо понимают, либо не понимают. Так, он лишь один раз высказался по поводу критики в свой адрес. Вероятно, будь у него намерение обогатить теоретическую дискуссию, он совершил бы это скорее всего в форме пересмотра всей социологии. Именно на это указывает содержание его вступительного послания к коллегам 1982 года в качестве президента Американской социологической ассоциации в, которое он так и не смог прочесть. В нем он критикует социологию за пустоту в теории и слепоту в эмпирии. Конечно, первое обвинение весьма спорно, но второе ясно показывает, что имеет в виду Гофман. Он хочет вернуться к предпосылкам социологии как науки, благодаря которым она не только непосредственно наблюдает явления, но и описывает их с некоторой дистанции. Именно этому и посвятил свою жизнь Гофман, заглянув «за кулисы нормальности». Его способность смотреть на вещи «с изнанки» оказала большое влияние на социологическую теорию. Интересно, что социологические теории на основе идей Гофмана относятся к сложным теоретическим конструкциям, разработанным наиболее полно. В качестве примеров таких теорий можно назвать социологию Лумана или Хабермаса.
|
|
|
В заключение отметим темы, которые Гофман разрабатывает методом смещения перспектив. Прежде всего это проблема социального действия, которую он рассматривает с двух точек зрения: во-первых, с точки зрения теории социального действия Макса Вебера, на которого он ссылается лишь эпизодически. Гофман увлечен идеей Вебера о том, что социальное действие ориентировано на общий смысл, подразумеваемый участниками взаимодействия. Во-вторых, он рассматривает социальное действие с позиции Дж. Мида, придерживаясь его тезиса о принятии роли другого. Он объединяет оба теоретических подхода в модели драматургического действия.
У Хабермаса имеется понятие драматургического действия, которое лежит в основе социологии Гофмана: «Понятие драматургического действия относится не к отдельному действующему лицу или члену социальной группы, а к участникам социального взаимодействия, которые являются друг для друга публикой, перед которой они себя презентируют. Действующий человек вызывает у публики определенный образ, производит на нее определенное впечатление о себе, более или менее целенаправленно раскрывая перед ней свою субъективность. Каждое действующее лицо может контролировать доступ публики в сферу своих личных взглядов, мыслей, установок, желаний, чувств и т. д. в силу своего доминирующего положения в этой сфере. В драматургическом действии его участники обращают это обстоятельство себе на пользу и управляют своим взаимодействием путем регулирования взаимного доступа к своей субъективности. Поэтому центральной понятие теории — понятие саморепрезентации, означает не стихийное выражение эмоций, а стилизацию выражения своих переживаний, адресованную зрителям».
Гофман рассматривает социальное действие с точки зрения манипуливания смыслом, как спектакль, развивая при этом теоретическое положение Вебера о смысле социального действия и теоретическое положение Мида о калькуляции последствий социального действия. Мы коснемся этого подробнее при рассмотрении «управления впечатлениями».
Можно предположить, что такое развитие Гофманом теоретических положений Мида шокировало социологов. В качестве примера иной версии символического интеракционизма можно привести творчество Х. Штайнерта, которое сыграло важнейшую роль в распространении символического интеракционизма в Германии. Полемизируя с Гофманом, Штайнерт пишет: «Парадигма Мида получила у Гофмана дальнейшее развитие постольку, поскольку он исходит не из консенсуса между участниками социального действия, возникающего в результате социализации, а из социальных требований и заранее заданных «декораций» социального действия, с помощью которых действующему лицу более или менее (с точки зрения Гофмана имеет место скорее первое) искусно удается извлечь из ситуации максимальную выгоду». Мир, который стоит перед мысленным взором Гофмана — это мир актеров. Штайнерт в этой связи продолжает: «Эта парадигма разрабатывается дальше, поскольку Гофман по сравнению с Мидом, гораздо больше знает о людских трюках, применяемых в повседневной жизни. Он лишь смотрит на вещи теоретическим взором и ничему не удивляется. Он знает, как и что делают люди в повседневной жизни, но описывает это безо всяких эмоций».
Гофман смотрит на социальный мир с точки зрения «чужака» и пользуется специфическими возможностями, связанными с такой позицией. Г. Зиммель описал их в своем широко известном в социологии экскурсе о чужаке. Под «чужаком» он понимает вновь прибывшего, который намерен остаться в данном обществе. Он становится частью новой социальной группы, но до конца не расстается с прошлым опытом. Такой синтез «далекого» и «близкого» обусловливает у него «особые аттитюды объективности», так как он не связан с единственной точкой зрения на мир, а смотрит на него с постоянной дистанции. Поэтому Зиммель называет объективность свободой. Гофман является подобным «чужаком», живущим в нашем обществе, имеющим право рассматривать нормальное как то, что могло бы быть иным. Некоторые считают такую манеру наблюдения комедией, другие были введены ею относительно нее в заблуждение. Гофман на этом основании считает, что одной из задач социологии является просвещение.
Отсюда возникает еще один ответ на вопрос о цели гофмановских описаний: Гофман претендует на свободу объективного и разрабатывает метод анализа того, что скрывается за «вещами», что обращает его к фундаментальной проблеме социологии — взаимосвязи человека с обществом, с другими людьми. Ответ Гофмана на этот вопрос касается рассмотрения опасностей для сохранения личности в современном обществе.
Опасности для индивидуальности
Когда в 1969 году Ральф Дарендорф написал предисловие к немецкому изданию книги Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни», он, ссылаясь на «тотальную заидеологизированность» Мангейма, усматривал у Гофмана «абсолютизацию ролевого аспекта поведения». Подобно тому, как по Мангейму мышление возможно лишь с определенных социальных позиций, у Гофмана действие возможно лишь как ролевое поведение и никак иначе. Такая «тотальная увлеченность ролью», конечно, напоминает о «досадном факте существования общества», на который указал сам Дарендорф в своей известной книге «Homo sociologicus». Различие между обвинением Гофмана в «тотальной увлеченности ролью» и трактовкой Дарендорфом отношений индивида и общества состоит в следующем: «Гофман говорит больше о необходимости, нежели о возможности ролевого поведения». После чтения его сочинений трудно допустить возможность человека «освободиться от общества как тотального института». Тем самым был задан вполне определенный угол зрения на творчество Гофмана, который длительное время был по сути дела единственным в немецкой социологии.
Гофман просто описывает стратегию выживания представителей среднего слоя, которые «упорно цепляются за иллюзию самости», хотя и знают, что подчиняются общественным отношениям. Гофман, по мнению Гоулднера, рассматривает переход от «людей с кальвинистской совестью к игрокам, которые действуют не по внутреннему убеждению, а ухитряются предвосхищать реакции других с помощью изысканных поведенческих трюков». Можно добавить — ловко включаются в спектакль на сцене жизни.
Исходя из этого, рассмотрим вкратце важнейшие работы Гофмана и покажем, что мысль об угрозе индивидуальности постоянно сопутствует его творчеству Гофмана, и поэтому он все время изучает, как люди пытаются сохранить свою личность в повседневной жизни — перед лицом других и всего общества. Очевидно, что он должен рассмотреть, как общество и социальные институты «направляют» формирование идентичности на исполнение определенных функций. Интересно, что этот вопрос сформулирован в самом начале его творчества.
«Хладнокровная разметка» (1952)
Статья Гофмана «Хладнокровная разметка» («On cooling the mark out»), опубликованная в журнале «Psychiatry» в 1952 г., посвящена проблеме принуждения людей с теми или иными недостатками к примирению с неудачами и с тем скромным социальным положением, которое предоставляет им общество и предусмотренные для них социальные институты.
Под неудачей Гофман понимает потерю роли, которая считается у окружающих важной, или невозможность достичь хорошего положения в обществе. Процесс примирения с этой ситуацией он называет «охлаждением». Тем самым речь идет о формировании идентичности в ситуации, которая рассматривается как несправедливая. С точки зрения Гоулднера «охлаждение» выполняет функцию «примирения проигравшего со своим поражением». С точки зрения структурно-функциональной теории социального порядка эта функция обеспечивает равновесие личных притязаний с общественными ожиданиями и целями.
Однако «охлаждение» является не просто процессом последующей корректировки, посредством которого, например, плохо успевающий ученик приспосабливается к своему положению, а еще и процессом подготовки. Например, молодой человек может длительное время исподволь готовить своих родителей к тому, что он рано или поздно покинет их дом и расстанется с ролью ребенка. «Охлаждение» — это процесс смягчения притязаний. Он служит предотвращению разрушения идентичности.
«Создание имиджа» (1955)
В сочинении под названием «Face-work» (1955), написанном еще в Чикаго, речь идет о стратегиях сохранения и поддержания своего «лица». Они включает в себя приемы создания у окружающих благоприятного впечатления о себе и коррекцию неблагоприятного. В социальном взаимодействии эти усилия направлены на кооперацию с окружающими людьми. При этом «лицо» (face) лишь отчасти является образом собственного Я, оно является еще и тем образом, который, по убеждению индивида, складывается о нем у окружающих. В переводах произведений Гофмана на другие языки этот «второй образ» обозначают термином «имидж». Поэтому статья, посвященная «созданию лица» и озаглавлена в переводе «Создание имиджа». Образ себя и имидж у окружающих могут противоречить друг другу, поэтому индивид должен стремиться замаскировать то, что противоречит образу, ему желательному. Сюда относится техника, которую Гофман в дальнейшем назвал различением сцены и кулис.
«Сумасшедший дом» (1961)
Книга «Сумасшедший дом. Об обращении с нарушенной идентичностью» (1961 г.) является результатом многолетней работы автора в качестве приглашенного исследователя в психиатрической клинике. В этой книге Гофман описывает жизнь людей в институтах, в которых им недоступны средства для выражения своей идентичности. Книга посвящена не только психиатрической клинике как «тотальному институту», но и вполне обычному «отключению» идентичности персоналом и попыткам обитателей клиники вопреки всему сохранить свою идентичность или придать ей новое выражение. Отчасти это удается сделать в рамках института, отчасти вопреки официальным правилам, когда, например, возникает «подпольная жизнь» — так называемые «неформальные отношения». Как это удается и в чем заключается этот второй срез поведения в тотальных институтах — хорошо видно из рассказов узников концлагерей. Правдивое изображение подпольной, неформальной жизни, которая лишь на первый взгляд кажется веселой, дается в фильме «Полет над гнездом кукушки».
«Ролевая дистанция» (1961)
В статье «Ролевая дистанция» речь идет о легитимности ожиданий индивида, сопряженные с исполнением определенной социальной роли. Для Парсонса, например, такой вопрос был бы второстепенным, так как успешная социализация является предпосылкой добровольного исполнения человеком своих обязанностей. Для Гофмана, наоборот, центральным является вопрос о том, насколько требования общества сковывают развитие идентичности. Оказывается, чтобы показать, что личность представляет собой нечто большее, чем это предписано ролью (или хотя бы претендовать на это), индивид вынужден дистанцироваться от социальной роли. Ролевая дистанция не означает отказ или неспособность к исполнению роли, а, наоборот, свидетельствует о высокой компетенции, проявляющейся в обращения с социальной ролью по своему усмотрению.
«Стигма» (1963)
Книга «Стигма» имеет подзаголовок «Заметки об управлении ущербной идентичностью». Стигма — греческое слово, обозначающее метку, тавро. В социологии под стигмой понимают очевидные социальные признаки, при наличии которых люди исключаются из числа нормальных. Примерами явной стигмы может быть заметная инвалидность или занятие проституцией. Что может быть стигмой — зависит от конкретного общества, но стигма везде связана с дискриминацией человека. Стигматизированные люди стремятся положить конец своей дискриминации. Для этого они применяют различные техники поведения. Можно скрывать свою инвалидность, но можно, наоборот, выставлять ее напоказ, так что она становится нормальным условием нормального поведения. Примером такой, на первый взгляд, парадоксальной поведенческой стратегии может служить желание инвалида за рулем специального автомобиля для инвалидов, чтобы его пропускали на красный свет, потому что его автомобиль не такой быстроходный, как обычный! Этот пример иллюстрирует двойственную функцию техник восстановления ущербной идентичности: они служат как для укрепления и восстановления собственной идентичности, так и создают предпосылки другим людям для «совершенно нормального» поведения.
«Отношения на публике» (1971)
«Исследования социального порядка на микроуровне» (терминология Гофмана), которые он опубликовал в 1971 году в книге «Отношения на публике», дополняют рассмотренные выше аспекты его творчества темой социального пространства. Каждый человек претендует на социальное пространство, хозяином которого себя ощущает. Например, это расстояние, которое должны держать по отношению к нам пассажиры лифта или письменный стол, на котором никто, кроме нас, не имеет права наводить порядок. «Территория» является символическим пространством для создания и укрепления идентичности. Она необходима как для выступления человека перед другими людьми, так и для его «ухода» от других. Территория создает одновременно дистанцию и близость между людьми, поэтому ей нужны четкие границы. Если границы нарушены, нужно уметь исправить ситуацию, например, с помощью извинений и объяснений.
«Анализ рамок взаимодействия» (1974)
Последняя книга, которую Гофман опубликовал в 1974 году, называется «Анализ рамок взаимодействия». Многие исследователи усматривают в этом произведении перелом в социологии Гофмана, однако детальный анализ Р. Хеттлэджа, показывает, что Гофман опирается здесь сразу на все то, к чему привели его более ранние размышления, и включается на этой основе в актуальную социологическую дискуссию, которую он же обогатил своим творчеством. Гофман дал своей книге подзаголовок «Essay on the organization of experience», что можно перевести как «Очерк по организации жизненного опыта». Формулировка подзаголовка является весьма удачной, она наглядно подтверждает, что Гофман продолжает полемику, связанную с феноменологической социологией А. Шюца и этнометодологией Г. Гарфинкеля. Для того, чтобы кратко подытожить содержание этого богатого мыслями произведения, можно воспользоваться собственными словами Гофмана, который пишет: «Для меня здесь речь идет о том, к кому человек может обратиться в определенный момент времени в определенных ситуациях…» У Макса Вебера этот вопрос обсуждается в понятии ориентации на совместно подразумеваемый смысл, у Альфреда Шюца — в понятии мотивации социального действия.
Немецкий социолог Зефнер понимает под рамками «формы социальных представлений, с помощью которых члены общества указывают друг другу, в каких узнаваемых, (следовательно и типизируемых) поведенческих комплексах они находятся вместе со своими партнерами по социальному взаимодействию.» Гофман рассматривает партнеров социального взаимодействия с точки зрения того, как они определяют друг перед другом и друг для друга рамки взаимодействия. Эти стратегии, которые, конечно, редко кем осознаются, служат для того, чтобы каждый мог реализовать свою идентичность и предотвращают ее неправильное понимание. Поэтому «внутренняя организация нашего знания о социальном порядке» является в то же время организацией идентичности в повседневной жизни.
«Интеракционный порядок» (1982)
Интеракционный порядок или порядок социального взаимодействия — это порядок, который существует на межличностном уровне, в ситуации лицом-к-лицу. С одной стороны этот порядок складывается на основе структур, существующих независимо от индивидов, но в то же время он является результатом совместного определения правил социального взаимодействия. Это правила, которые индивиды задают друг другу для того, чтобы показать, кто они такие и, соответственно, кем они не являются.
«Гофман не считает жизнь просто обманом, в гораздо большей степени речь идет у него об интерактивных мерах предосторожности, о социальных изобретениях, которые защищают ранимых
«Представление себя другим в повседневной жизни»
Вышеупомянутое лаконичное высказывание звучит так: «Подытоживая, можно утверждать, что у человека имеется множество причин, выступая перед другими, ставить под контроль впечатления, которые возникают у других в ситуации, когда он перед ними выступает. Настоящее исследование направлено на изучение некоторых обычных техник поддержания впечатлений, созданных у людей, и на некоторые наиболее частые следствия, связанные с применением подобных техник».
«Вера в собственную роль»
Под исполнением роли (performance) Гофман понимает целостное поведение, которое человек демонстрирует перед другими и которое влияет на других людей. Гофман начинает социологический анализ исполнения роли с постановки вопроса, содержащего двоякое сомнение в искренности поведения исполнителя роли. Обычно отдельный человек, исполняя свою роль, требует от зрителей воспринимать его всерьез. Они должны считать, что «он ведет себя так, как это проявляется внешне». Если ему удается управлять нашими впечатлениями, то мы считаем его хорошим исполнителем роли. Лишь спустя длительное время после «представления» мы в состоянии выйти из-под обаяния его «постановки» и уяснить себе, что это была не реальность сама по себе, а «всего лишь» спектакль. Это первое сомнение, из-за которого мы чувствуем, что некто «разыграл» нас. В этой связи Гофман выдвигает и другую точку зрения на этот вопрос и исследует, «насколько сам актер верит в реальность, которую он стремится вызвать у своего окружения». Благодаря этому второму сомнению мы, вероятно, обнаружим, что актер играет роль не только для нас, но и для себя. Именно в этой связи выше цитировано высказывание Л. Пиранделло о том, что выбор маски не случаен. Точно также считает и Р. Парк, когда утверждает, что маска есть наше подлинное лицо.
Фасад
Гофман называет исполнением роли все поведение на людях. Ту часть исполняемой роли, которая «в общем и заранее известном виде постоянно служит для определения ситуации участниками представления», Гофман называет «фасадом» (front). Фасад представляет собой «стандартный репертуар выражений, который индивид использует сознательно или бессознательно». Сюда относятся, во-первых, «сценические декорации», то есть оформление пространства для выступления, например, квартира, автомобиль или любимое кафе. Во-вторых, «личный фасад», к которому относятся статусные символы, одежда, пол, внешность и манера речи. Наконец, бывает еще и «социальный фасад», под которым понимаются социальные ожидания, связанные с социальной ролью. Например, устойчивые представления о нормах поведения в данном обществе в роли врача или матери.
Редукция к типичным образцам поведения и соответствующим фасадам, известным всем членам данного общества, делает социальные ожидания окружающих более надежными: «чтобы ориентироваться в различных ситуациях, им достаточно знать лишь небольшой набор фасадов и реакций на них». Как уже было отмечено, Райт Миллс метко назвал это явление мотивационным вокабуляром: «Люди различают ситуации с помощью специфических вокабуляров, согласно которым они предвосхищают последствия своих действий».
Отсюда ясно, что выбор и конструкция фасада зависит от ожиданий данного обществе. Это и имел в виду Гофман в понятии социального фасада. Стереотипные ожидания в отношении социального фасада могут привести к тому, что фасад институционализируется, становится независимым от определенных задач. «Фасад становится «коллективным исполнением роли» и превращается в самоцель». Это означает, что исполнитель сложившейся роли должен перенять вместе с ней и определенный фасад: «фасады обычно выбирают, а не создают». Они являются частью «драматической постановки».
Драматургическая постановка
Здесь речь идет не о каких-то таинственных действиях, а, наоборот, о действиях, которым мы обычно не уделяем никакого внимания в силу их сугубой обычности. Это можно проиллюстрировать на примере слесаря-сантехника. Часть того, что он выполняет по роду свой деятельности, известно любому, и любой может выполнить часть его работы. Однако чтобы не создавалось впечатления, что его работу может выполнить любой, сантехник, прежде чем приступить к делу, сначала морщит лоб, начинает комментировать заявку с разных точек зрения и т. п. Другая стратегия сантехника заключается в критике работы, выполненной другой фирмой. Тем самым профессиональная квалификация подтверждается с помощью «драматических» средств выражения, что оправдывает высокую стоимость ремонта сантехники и обеспечивает дистанцию по отношению к доморощенным сантехникам.
Политики решают эту проблему, указывая публике на свою публичную ответственность, а некоторые ученые — тем, что говорят на непонятном для обычных людей языке науки.
Третью форму драматической постановки можно назвать «замещающим спектаклем». Гофман констатирует, что у многих людей, которые хорошо исполняют свои обязанности, не хватает времени или способностей, чтобы продемонстрировать другим, как хорошо они исполняют свои обязанности. Именно такую функцию выполняют пресс-службы, которые должны демонстрировать невидимые усилия фирмы, чтобы общественность смогла их оценить.
Понятно, что драматическая постановка предназначена для выражения того особенного, что содержится в социальной роли. Таким образом, речь идет об особенном содержании социальной роли. Однако бывает, что все поведение стилизовано определенным образом. Стилизация понимается здесь в смысле Макса Вебера, который писал о стилизации жизни сословий. Гофман называет такое поведение габитусом. Габитус представляет собой культивирование деятельности, посредством которой устанавливается социальная дистанция.
Идеализация
Драматическая постановка поведения представляет собой «метод, посредством которого исполнение роли «социализируется», т. е. приспосабливается к пониманию и ожиданиям общества, в которым оно происходит». Драматическая постановка поведения обслуживает фасады, известные зрителям. Лишь на этом фоне можно выразить свои особенности. Гофман показывает, что исполнители ролей проявляют тенденцию драматическим образом подчеркивать ценности, которые стоят за их поведением и ожиданиями зрителей. Он называет это явление идеализацией. Его взгляды, конечно, не является новыми. Согласно Чарльзу Кули (1864-1929), на которого ссылается Гофман, «демонстрация окружающим улучшенного, идеализированного аспекта собственного Я» является общечеловеческим свойством. Формы поведения, посредством которых официальные ценности находят образцовое и обязательное выражение, Дюркгейм называет ритуалами. Ритуалы представляют собой «яркое обновление и подтверждение ценностей сообщества». Ритуалы также выполняют функцию идеализации определенных ценностей и их драматического возвышения. Кто постоянно твердит о Шекспире, Шиллере и Пушкине, тот должен скрывать, что вечерами смотрит телесериалы или читает дешевые романы.
Управление впечатлениями
Если публика неверно интерпретирует постановку или уделяет слишком большое внимание неудачам исполнителя, возникает опасность иного определения ситуации с ее стороны, не запланированного исполнением. Поэтому исполнитель роли должен всячески избегать вредных для него впечатлений, зная, что одна фальшивая нота портит весь оркестр. Гофман в этой связи выделяет вида группы событий, которые могут привести к провалу всей постановки. Во-первых, это неловкость исполнителя роли. Безобидным примером может быть учитель, который читая классу мораль, вдруг начинает икать. Во-вторых, исполнитель роли бывает увлечен ею либо слишком слабо или слишком сильно. Например, кто рассуждает о безработице легко, как о погоде, проваливает представление перед публикой точно так же, как и тот, кто рыдает при слове безработица. В-третьих, исполнитель роли может пользоваться не теми декорациями или постановка бывает неудачной в целом. Например, кто будучи в трезвом виде на карнавале заявляет, что для него главное — борьба против экспериментов на животных, избрал явно не ту сцену для выступления, или зять окажется в неловком положении, показывая теще «любимого внука», если тот ее не слушается.
Ролевая дистанция
Гофман так описывает соответствующую стратегию поведения: «Если последовательно проследим поведение человека, то обнаружим, что он никогда не остается пассивным перед множеством возможных значений ситуаций, которые возникают перед ним. Всегда, если есть возможность, он будет активно выступать за сохранении того определения ситуации, которое является стабильным и хорошо согласуется с его образом самого себя».
Ролевая дистанция может выступать в качестве добровольного отказа от некоторых прав, связанных с определенной социальной ролью. Гофман иллюстрирует это примером хирурга, который во время сложной операции реагирует на неловкую работу ассистента добродушным замечанием, что «во время своей первой операции с ним было то же самое!», а не строгим выговором, смутившим бы ассистента еще больше. В этом примере ролевая дистанция позволяет провести подсчет преимуществ и недостатков, связанных с разными вариантами продолжения совместной деятельности. Отсюда видно, что ролевую дистанцию нельзя путать с уклонением от ролевых обязанностей или с недееспособностью человека. Она является самостоятельным способом поведения в ситуации с учетом ее определения другими людьми или требований конкретных обстоятельств. Поведение человека в тотальных институтах, описанное Гофманом, показывает, что ролевая дистанция является стратегией выживания в институциональных условиях, крайне опасных для человека.
Нечестное исполнение роли
С точки зрения исполнителя, а не стороннего наблюдателя, честное исполнение роли порой кажется в высшей степени рискованным делом, и в повседневной жизни человек даже не всегда отваживается на некоторые роли. Под нечестным исполнением роли можно понимать и прямой обман. Обман возникает, когда кто-либо притворяется не тем, кем является, чтобы сыграть роль, на которую не имеет права. Опасность обмана в том, что он может обрести самостоятельную жизнь: «Обман не только наносит вред личности, но и всегда есть вероятность его разоблачения другими, кто знает человека».
«Единожды солгав в чем-нибудь, будет испытывать постоянный страх при исполнении роли, даже если вероятность разоблачения будет чрезвычайно мала».
Мистификация
Одной из самых примечательных стратегий, поднимающих постановщика над зрителями, является мистификация. Первым шагом мистификации является ограничение контакта, так как всякая дистанция «создает уважение публики». Приемная, высокий забор, тонированные стекла автомобиля и тому подобное являются декорациями для поддержания дистанции, вызывающей уважение. Народ желает подчиняться непостижимому человеку, подобному дельфийскому оракулу, а не королю, с которым можно встретиться на пикнике.
Искренность и наигранность
Там, где постановщик выходит за рамки своей роли предстает перед зрителем просто как человек, мы готовы тотчас поверить в его искренность, хотя, может быть, имеем дело лишь с утонченной стратегией поведения, например, когда продавец не советует приобретать довольно «дорогой» радиоприемник, предлагая другой со словами, что сам купил бы себе такой. На этом основании критики Гофмана обвиняют его в разработке социологии обмана — ведь он весьма эффектно показал, как этого добиться. В этой связи охотно цитируют высказывание Гофмана о том, что в качестве постановщиков мы торгуем моралью. Однако в конечном итоге у Гофмана имеется ответ на вопрос, который решает дилемму обмана и нравственности.
Искомый ответ на него уже дан в начале его главного произведения «Представления себя другим в повседневной жизни», где говорится, что «поведение человека в непосредственном присутствии другого можно правильно оценить только с точки зрения будущего». Следовательно, всякое мыслимое будущее является реальным. Однако по большому счету с проводимой здесь точки зрения на творчество Гофмана — проблемы сохранения индивидуальности личности, он пытается не компрометирует или стыдит человека, а предостерегает от иллюзий. Это касается и неосознанных стратегий поведения, которые позволяют человеку демонстрировать себя окружающим одновременно как вполне нормального (как все) и в то же время в чем-то уникального.
Идентичность как фантом нормальности и фантом уникальности
Стратегию балансирования между нормальностью и уникальностью, без которой невозможна общественная жизнь, можно назвать «стратегией двойственного «как будто». Правда, подобные предположения могут повредить репутации некоторых действий как искренних и дискредитировать модные ритуалы проявления открытости. Тем не менее благодаря «стратегии двойственного «как будто» у нас возникает уверенность в социальной реальности (относительно действий других людей) и личной свободе (как уверенности в адекватности и значимости своего поведения). Однако не очевидна тесная связь этой стратегии с риском и личными иллюзиями. Балансирование между нормальностью и уникальностью является по сути дела напряженным отношением между двумя иллюзиями, которые касаются самого человека и других людей.
Речь идет не только о социальных аутсайдерах, которые вынуждены применять эти стратегии, но и о тех, кто находится в центре внимания общества. Балансирование фантомов показывает, что понятие идентичности фактически стало симптомом кризиса современного общества.
Критическая оценка
«Весь мир — театр». Эти слова, взятые из комедии Шекспира «Как вам это понравится», могли бы быть эпиграфом ко всему творчеству Гофмана. Гофман цитирует их и продолжает: «Конечно, не весь мир является театральной сценой, однако нелегко найти важные сферы жизни, для которых это не было бы справедливо». Речь идет, не о комедии, а поистине о трагедии жизни, причем в отношении постановок индивидов друг перед другом и друг для друга.
Может быть мы чувствуем себя застигнутыми на месте преступления, может быть мы не желаем расставаться с иллюзией, что в повседневной жизни все идет «по-настоящему». Для нас невыносимо сомнение в социальной реальности. Эти рассуждения делаются с точки зрения значения «постановки» для зрителей, так как (подчеркнем еще раз) что Гофман рассматривает социальную постановку с точки зрения постановщика. Отсюда следует социологический вопрос: почему постановщик совершает то, что так красочно описывает Гофман? Один из ответов содержится у Х. Штайнерта: «чтобы все шло так, как и идет». В конечном итоге оказывается, что мир Гофмана «несмотря на всю его пустоту и произвол», является упорядоченным.
Вместо социологических выводов здесь уместно поставить вопрос: кто же теперь может спать с чистой совестью после того, как ему все это рассказали?!
Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 1388; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!