Подготовка текста Д. М. Буланина, перевод М. Ф. Антоновой и Д. М. Буланина, комментарии Д. М. Буланина 12 страница
Обычай же в начало игуменьства своего сицевъ имѣяше: еже всякому приходящему к нему и хотящему быти мниху, желающему острищися, не отрѣваше убо никогоже, ни стара, ни уна, ни богата, ни убога; но всѣх приимаше съ усръдием и с радостию. Но не ту абие постризаше его, но преже повелѣваше ему облещися въ свиту длъгу еже от сукна черна и в ней преходити съ братиами время доволно, дондеже изъвыкняше весь устрой монастырьскый. Таче по сих облачашет и въ мнишескую одежю, акы въ всѣх службах искушена; и остригъ облачит и в мантию и клобукъ. И егда будяше съвръшенъ чрънець, житиемь чистымь и искусенъ сый, и таковаго сподобляет приати святую схиму.
Обычай Сергий в начале игуменства своего такой имел: из всех, кто приходил к нему и хотел стать монахом, желая постричься, Сергий не прогонял никого, ни старого, ни юного, ни богатого, ни бедного; но всех он принимал с усердием и с радостью. Но он не сразу постригал желающего, но сначала повелевал ему надеть одежду длинную из сукна черного и в ней находиться вместе с братьями продолжительное время, пока не узнает тот все правила монастырские. Тогда Сергий облачал его в монашескую одежду, как человека, во всех делах искушенного; и, постригши его, облачал в мантию и клобук. А если окажется тот хорошим чернецом и в жизни чистой преуспеет, такому Сергий разрешал принять святую схиму.
Елма же убо по еже в началѣ игуменства его, внегда преподобъному Сергию просиати в мѣсте своем, въ монастырѣ зовомѣм «иже в Радонѣже», вънегда имени его обносиму быти всюду, по странам же и градом, — вѣсть бо добродѣтель явлена сътворити стяжавъшаго ю не менши, паче нежели свѣща носящаго ю, — тогда мнози от христолюбець любзе ради Божиа издалеча приходяху к нему; и житиа суету оставляюще, и под благый ярем Господень своа выа подлагаху. Понеже повсегда тому ученици прилагахуся: призываху бо еже оного благодатей источници добродѣтелныа душа, яко еленя словесныа, желающе воды духовныя.
|
|
|
Когда же началось игуменство его, когда преподобный Сергий прославился в месте этом, в монастыре, названном — «который в Радонеже», когда имя его стало известно всюду, в разных местах и городах (ведь может добродетель озарить того, кто обладает ею, не меньше, чем свеча несущего ее), тогда многие, любящие Христа, ради любви к Богу издалека стали приходить к нему; оставляли они жизни суету и под благой ярем Господа свои шеи подставляли. Ведь всегда к Сергию ученики приходили: обращались они к источнику благодатей — к его добродетельной душе, подобно оленям словесным, жаждущим воды духовной.
Имѣаше же обычай блаженный сице испръва: еже по павечерницѣ[134] поздо или долго вечера, акы сущу глубоко нощию, паче же въ темныа и длъгыа нощи, сътворивъ молитву в келии своеи, и по молитвѣ исхожаше ис келиа своея, еже обьходити ему вся келиа мниховы. Имѣя попечение о братии своей, не токмо телесы ихь промышляше, но и о душах ихь печашеся, увѣдати хотя коегождо житие их или желание къ Богу. И аще кого услышаше или молитву творяща, или поклоны кладуща, или рукодѣлие свое съ безмолвиемь и съ молитвою творяща, или святыя книгы почитающа, или о грѣсѣх своих плачющася и сѣтующа, о сих убо радовашеся, и Бога благодаряше, и за них Бога моляше, дабы до конца съвръшили доброе свое предложение. «Претръпѣвый бо, — рече, — до конца — той спасется».[135]
|
|
|
Такой был обычай у блаженного сначала: после павечерия позднего или совсем глубоким вечером, когда уже наступала ночь, особенно же в темные и долгие ночи, завершив молитву в келье своей, выходил он из нее после молитвы, чтобы обойти все кельи монахов. Сергий заботился о братии своей, не только о теле их думал, но и о душах их пекся, желая узнать жизнь каждого из них и стремление к Богу. Если слышал он, что кто-то молится, или поклоны совершает, или работой своей в безмолвии с молитвой занимается, или святые книги читает, или о грехах своих плачется и сетует, за этих монахов он радовался, и Бога благодарил, и молился за них Богу, чтобы они до конца довели добрые свои начинания. «Претерпевший, — сказано, — до конца — спасется».
|
|
|
Егда же ли кого слышаше бесѣдующа, два или трие съшедшеся вкупѣ, или смѣхы тъкуща, о сем убо негодоваше, и зѣло не тръпя таковыя вещи, рукою своею ударяше въ двери, или въ оконцѣ потолкавъ, отхожаше. Сим образом назнаменавъ тѣм свое к нимь прихожение и посѣщение, и несвѣдомым накиновениемь празныа бесѣды их разоряше. Таче наутриа в настоящий день призываше к себѣ; и не ту абие скоро запрещаше имь, и не съ яростию обличаше я и наказаше а, но яко издалеча с тихостию и кротостию, аки притчами наводя, глаголаше им, хотя увѣдати тщание и усръдие их еже къ Богу. И аще будяше брат покорливъ, и смиренъ, и теплъ на вѣру и на любовь Божию, то въскорѣ, упознавъ свою вину, съ смирением пад поклоняшеся ему, прощениа приати прося от него. Аще ли пакы будяше брат непокорливъ, омрачением бѣсовъскым сердце покровено имѣя, стояше мня, яко не о нем глаголеть, сам чистъ ся творя, дондеже преподобный съ длъготръпѣниемь обличаше его, по реченному: «Покажет мя праведникъ милостию своею, обличит мя».[136] А непокорливаго брата епитемиею облагаше, акы не познавша на себѣ своея вины еже непщевати вины о гресѣх; и сице того, еже къ исправлению утвръдивъ, отпустяше. И тако всѣх учаше еже прилѣжно молити къ Богу, и не бесѣдовати ни с кым же по павечернѣй молитвѣ, и не преходити комуждо от своея келиа без великиа нужныя потребныя вещи по чюжим келиам, но во своей келии комуждо в тайнѣ молити Бога наединѣ и свое рукодѣлие, якоже рука его может, дѣлати по силѣ, по вся дни псалмы Давидовы присно въ устѣх своих повсегда имуще.
|
|
|
Если же Сергий слышал, что кто-то беседует, собравшись вдвоем или втроем, или смеется — негодовал он об этом, и не терпя такого дела, рукой своей ударял в дверь или в окошко стучал и отходил. Таким образом он давал знать им о своем приходе и посещении и невидимым посещением праздные беседы их пресекал. Затем утром на следующий день призывал он к себе провинившихся; но и здесь не сразу запрещал им беседы, и с яростью не обличал их, и не наказывал их, но издалека, тихо и кротко, как будто притчи рассказывая, говорил с ними, желая узнать их прилежание и усердие к Богу. И если был брат покорным, и смиренным, и горячим в вере и в любви к Богу, то вскоре, поняв свою вину, со смирением он падал и склонялся перед Сергием, умоляя простить его. Если же был брат непокорным, с сердцем, окутанным бесовским мраком, и стоял, думая, что не о нем говорит святой, чистым себя почитая, пока преподобный терпеливо обличал его, как сказано: «Пусть накажет меня праведник милостью своею, пусть обличит меня», — то на такого непокорного брата игумен епитимию накладывал, потому что тот не понял своей вины и не осознал своих грехов; и так провинившегося, на путь исправления наставив, он отпускал. Таким образом Сергий всех учил прилежно молиться Богу, и не беседовать ни с кем после павечерия, и не ходить из своей кельи по чужим кельям без большой необходимости в чем-либо нужном, но в своей келье каждому втайне молиться Богу наедине и заниматься по возможности своей работой, которую руки его могут делать, во все дни псалмы Давида всегда на устах своих имея.
О ИЗОБИЛОВАНИИ ПОТРЕБНЫХЬ
ОБ ИЗОБИЛИИ ВСЕГО НУЖНОГО
Понеже убо испръва, егда начинашеся строити мѣсто то, тогда многы недостаткы бываху; лишение всѣх потребных послѣдняго ради нестяжаниа и конечняа дѣля пустоты, еже не имѣти им ниоткудуже всякого утѣшениа, но и прочиа всякыа нужныа потребы, откуда бо имѣти хотяху кое любо потребование. Елма же пусто бяше мѣсто то, и не бѣ тогда окрестъ мѣста того ни селъ близъ, ни дворовъ. По многа же времена и пути пространнаго не бяше къ мѣсту тому, но нѣкоею узкою и прискръбною тѣсною стъзею, акы беспутием, нужахуся приходити к ним. Великий же и широкый путь вселюдскый отдалече, не приближаася мѣста того, ведяшеся; окрестъ же манастыря того все пусто, съ вся страны лѣсове, всюду пустыня: пустыни бо в рѣсноту нарицашеся. И сице жившим имь дондеже исплънишася дние лѣт, яко, мню, множае пяти на десяти.
Сначала, когда начинала устраиваться обитель эта, тогда многого не хватало; лишены были монахи всего необходимого из-за совершенной бедности и безлюдности того места, так что ждать им неоткуда было какого-нибудь утешения, а также всяких нужных вещей, и неоткуда было им получить что-либо нужное. Ведь пустынным было место то, и не было тогда вокруг места того ни сел поблизости, ни домов. Долгое время и дороги хорошей не было к месту этому, но по одной узкой, и плохой, и неудобной дороге, как по бездорожию, вынуждены были приходить к монастырю. Большая и широкая дорога проезжая была далеко, на большом расстоянии от места того проходила; вокруг же монастыря того было безлюдно, со всех сторон леса, всюду пустынь: пустынью справедливо называлось это место. Так жили монахи, пока не прошло много лет, — я думаю, больше пятнадцати.
Паки же по днех, непщую яко въ днех княжениа князя великого Ивана, сына Иваня, брата же Симионя,[137] тогда начаша приходити христиане, и обходити сквозѣ вся лѣсы оны, и възлюбиша жити ту. И множество людий всхотѣвше, начаша съ обаполы мѣста того садитися, и начаша сѣщи лѣсы оны, яко никомуже възбраняющу им. И сътвориша себѣ различныя многыя починьци, преждереченную исказиша пустыню и не пощадѣша, и сътвориша пустыню яко поля чиста многа, якоже и нынѣ нами зрима суть. И съставиша села и дворы многы, и насѣяша села, и сътвориша плод житенъ, и умножишася зѣло, и начаша посѣщати и учящати въ монастырь, приносяще многообразная и многоразличнаа потребованиа, имъже нѣсть числа. Но мы до здѣ сию рѣчь оставльше, а на предреченную бесѣду обратимся, еже от начатка слова начах повѣдовати: о всяцей худости и о недостатцѣх нужных потребъ, без нихже не мощно обрѣстися.
Через некоторое время — думаю, что во время княжения князя великого Ивана, сына Ивана, брата же Симеонова, — начали приходить сюда христиане, проходя через леса те, и понравилось им здесь жить. И многие люди захотели остаться там, начали по обе стороны места этого селиться, и начали рубить леса те, — ведь никто не запрещал им. И сделали они себе многие выселки, прежнюю изменив пустынь, и, не пощадив ее, преобразили пустынь в широкое чистое поле, которое и теперь мы видим. И построили они села, и дома многие, и засеяли поля, и собрали урожай, и умножилось весьма их число, и начали они приходить и часто посещать монастырь, принося разнообразные и различные нужные вещи, которым не было числа. Но мы теперь эти размышления оставим, а к прежнему повествованию вернемся, — к тому, о чем в начале главы я начал говорить: о всяческой бедности и недостатке в нужных вещах, без которых нельзя обойтись.
Егда испръва начинашеся създаватися мѣсто то, егда немножайшим братиям живущим в нем, егда немнози бяху приходящеи и приносящеи, тогда начастѣ скудости бываху потребных, яко многажды на утриа и хлѣбу не обрѣстися. Да кто может и сказати недостаткы, бывшаа преподобному отцу нашему Сергию? Испръва, егда начинашеся строитися мѣсто то, овогда убо не достало хлѣба, и мукы, и пшеници, и всякого жита; иногда же не достало масла, и соли, и всякого ястиа брашеннаго; овогда же не достало вина, имже обѣдня служити, и фимиану, имже кадити; иногда же не достало въску, имже свещи скати, и пояху в нощи заутренюю, не имущи свѣщь, но токмо лучиною березовою или съсновою свѣтяху себѣ, и тѣм нужахуся канонархати или по книгам чести, и сице съвръшаху нощная службы своя. Преподобный же Сергий всяку нужю ону, и тѣсноту, и всяку скудость, и недостаткы тръпяше съ благодарениемь, ожидая от Бога богатыя милости.
Когда сначала устраивалось место это, когда немного братьев жило здесь, когда немного было людей, приходящих и приносящих все нужное, — тогда часто недостаток ощущался в необходимых вещах, так что много раз с утра и хлеба не хватало. Да и кто может перечислить все лишения, которые испытывал преподобный отец наш Сергий? В первое время, когда начиналось устроение места этого, порой не было хлеба, и муки, и пшеницы, и всякой пищи; иногда же не было масла, и соли, и всяких съестных припасов; порой не было вина, чтобы обедню служить, и фимиама, чтобы кадить; иногда не было воска, чтобы свечи делать, и пели монахи ночью заутреню, не имея свеч, но только лучиной березовой или сосновой светили себе, и так вынуждены были каноны петь или по книгам читать, и так совершали ночные службы свои. Преподобный же Сергий всякую нужду, и затруднение, и всякую скудость, и лишения терпел с благодарностью, ожидая от Бога большой милости.
И случися въ иное время сицево искушение, понеже съ искушением бывает и милость Божиа: нѣкогда не достало бысть хлѣба и соли у игумена, но и въ всем манастыри бысть оскудѣние всѣхъ брашенъ. Бяше же заповѣдь преподобнаго игумена къ всѣм братиам сицева: аще когда съключится таковое искушение, или хлѣба не достанет, или будет оскудѣние всякого брашна, то не исходити того ради из монастыря, въ весь нѣкую или в село и не просити у мирянъ потребных телесных, но сѣдѣти тръпеливе в монастырѣ, и просити, и ожидати милости от Бога. Да яко же братиам веляше и заповѣдаше, сице паче и сам сиа же творяше и тръпяше, и пребысть три дний или четыре не ядущи ничтоже.
Случилось однажды такое испытание, — потому что с испытанием свершается и милость Божья: как-то не было хлеба и соли у игумена, и во всем монастыре истощилась всякая еда. А была заповедь у преподобного игумена для всех братьев такая: если когда-нибудь приключится такое испытание — или хлеба не будет, или кончится всякая еда, — то не выходить за этим из монастыря в деревню какую-нибудь или в село и не просить у мирян нужного для пропитания, но сидеть терпеливо в монастыре, и просить, и ждать милости от Бога. Как братьям он повелевал и заповедовал, так и сам поступал, и терпел, и оставался три или четыре дня без всякой еды.
Минувъшим же трем днемь, а четвертому наставающу и свитающу, взем сикиру прииде къ единому от старець, живущему въ монастыри его, емуже имя Данилъ, и рече ему: «Слышах, старче, яко хощеши сѣни създати пред келиею си. И азъ того ради приидох, да руцѣ мои не празнуета, и съзиждю я тебѣ». Отвѣща Данилъ и рече ему: «Ей, зѣло хощу и имам издавна таковая приготованиа, но ожидаю древодѣли от села. Тебѣ чинити боюся, егда како велику мзду възмеши от мене». Рече же ему Сергий: «Аз не зѣло велика възданиа требую от тебе, но имаши ли гнилыя хлѣбы, зѣло бо хотѣниемь въсхотѣ ми ся ясти таковыя хлѣбы. Иного же болѣ сего ничтоже не требую, ни прошу от тебе мздовъздааниа: у мене николиже обрѣтаются таковии хлѣби. А не глаголи, старче, еже ожидати тебе иного древодѣли мимо мене; и кто есть тебѣ инъ сице древодѣль, якоже азъ?» Старець же Данилъ изнесе ему решето хлѣбовъ гнилых, скрилевь, глаголя: «Аще сицевыя въсхотѣся тебѣ вещи той, и се съ тщаниемь въздаю ти; болѣ же сего не имам». Отвѣща Сергий: «Досыти ми есть и се, и довлѣет ми сие преизлише. Но обаче снабди а до девятаго часа, азъ бо преже даже руцѣ мои не поработасте и преже труда мъзды не приемлю».
Когда прошло три дня и четвертый уже наступал и светало, Сергий взял топор, и пришел к одному из старцев, живущему в монастыре его, по имени Данило, и сказал ему: «Слышал я, старче, что хочешь ты сени соорудить перед кельей своей. И я для этого пришел, чтобы руки мои не были праздными, построю сени тебе». В ответ Данило сказал ему: «Да, я очень хочу и давно собираюсь это сделать, но жду плотников из села. С тобой договариваться боюсь, как бы ты большую плату не взял с меня». Сказал ему Сергий: «Я не очень большую плату прошу у тебя, но нет ли у тебя гнилого хлеба, потому что очень хочется мне поесть такого хлеба. Ничего же другого сверх этого я не прошу, не нужно мне никакой платы: у меня нет и такого хлеба. Не говори, старче, что ты будешь ждать другого плотника вместо меня; кто у тебя будет лучшим плотником, чем я?» Старец же Данило вынес ему решето гнилого хлеба, наломанного, и сказал: «Если вот такого захотелось тебе, то вот, я охотно отдаю тебе; а больше этого у меня нет». Отвечал Сергий: «Довольно мне и этого, и это больше, чем нужно мне. Но только прибереги хлеб до девяти часов, потому что я прежде, чем руки мои не потрудились, и до работы, платы не беру».
И то рек, препояса чресла своа крѣпко и нача дѣлати и тесати от утра до вечера. И дьскы вся истеса, тако же и столбы издолъбе и поставль, Богу помагающу ему, сѣни съгради до вечера и съвръши а. Поздѣ же сущи, яко въ вечернюю годину, Данилъ старець пакы изнесе ему решето хлѣбовъ уреченных, цѣна мъзды его, еже руцѣ его поработаста. Сергий же приимь сиа, и предложи а пред собою, и сътворь молитву благословениа, и нача ясти с водою токмо, и не бѣ варива, ни соли, ни влагы; и обое съвокупя и обѣд, и вечерю ядяше. И нѣкоторым от братиа видяшеся от устъ его яко дымъ малъ исходящь, егда таковыа ядяше хлѣбы. И тогда друг другу преклоншеся, глаголааху: «Воле, братие, колико есть тръпѣние мужа сего и въздръжание его! Яко пребысть четыре дни ничтоже не ядый и на четвертый сущу поздѣ гнилым хлѣбом алкоту свою утѣшаше и уставляше; и то же не даром хлѣб гнилый, но драгою цѣною прекупивъ, ядяше».
И сказав это, опоясал чресла свои крепко и начал работать и тесать с утра до вечера. И доски все обтесал, также и столбы обработал и поставил, с Божьей помощью сени построил к вечеру и поставил их. Уже поздно, в вечернее время, Данило-старец снова вынес ему решето хлебов тех, плату за дело рук его. Сергий же взял хлеб, и положил его перед собой, и попросил в молитве благословения, и начал есть хлеб с водой, а другого не было ничего — ни вареного, ни соли, ни питья; было это ему и обедом, и ужином. Некоторые из братии видели, что из уст Сергия как будто дымок исходил, когда он такой ел хлеб. Тогда, друг к другу наклонившись, говорили они: «Вот, братья, каково терпение мужа этого и воздержание Сергия! Ведь он четыре дня ничего не ел и на четвертый только поздно гнилым хлебом голод свой утоляет и усмиряет; и хлеб гнилой не даром, но, дорогой ценой получив, ест».
Нѣкоторый же от мних поропта[138] единъ брат тогда на Сергиа: не ядоша бо и по два дни. И оскръбишася, не имуще что вкусити, и приидоша к нему, и пред ним поимы и поносы творяху, глаголюще: «Плѣсневии хлѣби! Еще ли нам въ миръ не исъходити просити хлѣба? Се убо на тя смотрихом, якоже учил ны еси; и се тебе слушающе нынѣ уже изчезаем от глада. Того ради утро рано изыдем от мѣста сего камо къждо потребных ради. Да не пакы възвратимся сѣмо, уже не могуще к тому тръпѣти бываемых: недостатковъ и скудости здѣ». Не вси же пороптаху, но нѣкоторый брат единъ от них.
Один же из братьев возроптал тогда на Сергия: ведь не ели они больше двух дней. И возмутились иноки, оставшись без еды, и пришли они к Сергию, и стали они его ругать и поносить, говоря: «Заплесневел хлеб у нас! Доколе нам к мирянам не ходить просить хлеба? Вот мы на тебя смотрели, как ты учил нас; послушались мы тебя и теперь вот умираем от голода. Поэтому утром рано уйдем с этого места куда нужно за едой, и больше мы не возвратимся сюда, не в силах будучи терпеть здесь лишений и скудости». Не все, однако, роптали, но некий брат, один из них.
Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 291; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!