Тема в когнитивной психологии 72 страница

Наконец, существенной предпосылкой труда служило также наличие у высших представителей животного мира весьма развитых, как мы видели, форм психичес­кого отражения действительности.

Все эти моменты и составили в своей совокупности те главные условия, благо­даря которым в ходе дальнейшей эволю-ции могли возникнуть труд и человечес­кое, основанное на труде общество.

Что же представляет собой та специ­фически человеческая деятельность, кото­рая называется трудом?

Труд — это процесс, связывающий че-ловека с природой, процесс воздействия че­ловека на природу. “Труд, — говорит Маркс, — есть прежде всего процесс, совершаю-щийся между человеком и природой, про­цесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между со­бой и природой. Веществу природы он сам противостоит как сила природы. Для того чтобы присвоить вещество природы в фор­ме, пригодной для его собственной жизни, он приводит в движение принадлежащие его телу естественные силы: руки и ноги, голову и пальцы. Воздействуя посредством этого движения на внешнюю природу и изменяя ее, он в то же время изменяет свою собственную природу. Он развивает дрем­лющие в ней силы и подчиняет игру этих сил своей собственной власти”¹.

Для труда характерны прежде всего две следующие взаимосвязанные черты. Одна из них — это употребление и изготовле­ние орудий. “Труд, — говорит Энгельс, — начинается с изготовления орудий”².

Другая характерная черта процесса труда заключается в том, что он со­вершается в условиях совместной, кол­лективной деятельности, так что человек вступает в этом процессе не только в оп­ределенные отношения к природе, но и к другим людям — членам данного обще-ства. Только через отношения к другим людям человек относится и к самой приро­де. Значит, труд выступает с самого начала как процесс, опосредствованный орудием (в широком смысле) и вместе с тем опосредствованный общественно.

Употребление человеком орудий так­же имеет естественную историю своего подготовления. Уже у некоторых живот­ных существуют, как мы знаем, зачатки орудийной деятельности в форме употреб­ления внешних средств, с помощью кото-

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 188—189.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 491.

370

рых они осуществляют отдельные опера-ции (например, употребление палки у че-ловекообразных обезьян). Эти внешние средства — “орудия” животных, — однако, качественно отличны от истинных орудий человека — орудий труда.

Различие между ними состоит вовсе не в том, что животные употребляют свои “орудия” в более редких случаях, чем пер­вобытные люди. Их различие еще менее может сводиться к различиям в их внеш-ней форме. Действительное отличие чело-веческих орудий от “орудий” животных мы можем вскрыть, лишь обратившись к объективному рассмотрению самой той деятельности, в которую они включены.

Как бы ни была сложна “орудийная” деятельность животных, она никогда не имеет характера общественного процесса, она не совершается коллективно и не опре-деляет собой отношений общения осуще­ствляющих ее индивидов. Как бы, с другой стороны, ни было сложно инстинктивное общение между собой индивидов, составля-ющих животное сообщество, оно никогда не строится на основе их “производственной” деятельности, не зависит от нее, ею не опос-редствовано.

В противоположность этому человечес-кий труд является деятельностью изна-чально общественной, основанной на со­трудничестве индивидов, предполагающем хотя бы зачаточное техническое разделе­ние трудовых функций; труд, следователь-но, есть процесс воздействия на природу, связывающий между собой его участников, опосредствующий их общение. “В произ­водстве, — говорит Маркс, — люди вступа-ют в отношение не только к природе. Они не могут производить, не соединяясь изве-стным образом для совместной деятель­ности и для взаимного обмена своей дея­тельностью. Чтобы производить, люди вступают в определенные связи и отноше-ния, и только в рамках этих общественных связей и отношений существует их отноше-ние к природе, имеет место производство”¹.

Чтобы уяснить себе конкретное значе-ние этого факта для развития человечес­кой психики, достаточно проанализировать то, как меняется строение деятельности, когда она совершается в условиях коллек­тивного труда.

Уже в самую раннюю пору развития человеческого общества неизбежно возни­кает разделение прежде единого процесса деятельности между отдельными участни­ками производства. Первоначально это разделение имеет, по-видимому, случайный и непостоянный характер. В ходе даль-нейшего развития оно оформляется уже в виде примитивного технического раз­деления труда.

На долю одних индивидов выпадает теперь, например, поддержание огня и об-работка на нем пищи, на долю других — добывание самой пищи. Одни участники коллективной охоты выполняют функцию преследования дичи, другие — функцию поджидания ее в засаде и нападения.

Это ведет к решительному, коренному изменению самого строения деятельности индивидов — участников трудового про-цесса.

Выше мы видели, что всякая деятель-ность, осуществляющая непосредственно биологические, инстинктивные отношения животных к окружающей их природе, характеризуется тем, что она всегда на-правлена на предметы биологической по-требности и побуждается этими предме­тами. У животных не существует деятель-ности, которая не отвечала бы той или другой прямой биологической потребности, которая не вызывалась бы воздействием, имеющим для животного биологический смысл — смысл предмета, удовлетво­ряющего данную его потребность, и кото-рая не была бы направлена своим после­дним звеном непосредственно на этот пред­мет. У животных, как мы уже говорили, предмет их деятельности и ее биологичес­кий мотив всегда слиты, всегда совпадают между собой.

Рассмотрим теперь с этой точки зре-ния принципиальное строение деятельно-сти индивида в условиях коллективного трудового процесса. Когда данный член коллектива осуществляет свою трудовую деятельность, то он также делает это для удовлетворения одной из своих потребно-стей. Так, например, деятельность загон-щика, участника первобытной коллектив-ной охоты, побуждается потребностью в пище или, может быть, потребностью в одежде, которой служит для него шкура

 

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 6. С. 441.

371

убитого животного. На что, однако, непос­редственно направлена его деятельность? Она может быть направлена, например, на то, чтобы спугнуть стадо животных и на­править его в сторону других охотников, скрывающихся в засаде. Это, собственно, и есть то, что должно быть результатом деятельности данного человека. На этом деятельность данного отдельного участни­ка охоты прекращается. Остальное до­вершают другие участники охоты. Понят­но, что этот результат — спугивание дичи и т. д. — сам по себе не приводит и не может привести к удовлетворению по­требности загонщика в пище, шкуре животного и пр. То, на что направлены данные процессы его деятельности, следо­вательно, не совпадает с тем, что их по­буждает, т. е. не совпадает с мотивом его деятельности: то и другое здесь разделе­но между собой. Такие процессы, предмет и мотив которых не совпадают между собой, мы будем называть действиями. Можно сказать, например, что деятель­ность загонщика — охота, спугивание же дичи — его действие.

Как же возможно рождение действия, т. е. разделение предмета деятельности и ее мотива? Очевидно, оно становится воз­можным только в условиях совместного, коллективного процесса воздействия на природу. Продукт этого процесса, в целом отвечающий потребности коллектива, при­водит также к удовлетворению потребнос­ти и отдельного индивида, хотя сам он может и не осуществлять тех конечных операций (например, прямого нападения на добычу и ее умерщвления), которые уже непосредственно ведут к овладению пред­метом данной потребности. Генетически (т. е. по своему происхождению) разделе­ние предмета и мотива индивидуальной деятельности есть результат происходяще­го вычленения из прежде сложной и мно­гофазной, но единой деятельности отдель­ных операций. Эти-то отдельные операции, исчерпывая теперь содержание данной де­ятельности индивида, и превращаются в самостоятельное для него действие, хотя по отношению к коллективному трудово­му процессу в целом они продолжают, конечно, оставаться лишь одним из част­ных его звеньев.

Естественными предпосылками этого вычленения отдельных операций и при-

обретения ими в индивидуальной деятель­ности известной самостоятельности явля­ются, по-видимому, два следующих глав­ных (хотя и не единственных) момента. Один из них — это нередко совместный характер инстинктивной деятельности и наличие примитивной “иерархии” отно­шений между особями, наблюдаемой в со­обществах высших животных, например, у обезьян. Другой важнейший момент — это выделение в деятельности животных, еще продолжающей сохранять всю свою цельность, двух различных фаз — фазы подготовления и фазы осуществления, которые могут значительно отодвигаться друг от друга во времени. Так, например, опыты показывают, что вынужденный перерыв деятельности на одной из ее фаз позволяет отсрочить дальнейшую реак­цию животных лишь весьма незначи­тельно, в то время как перерыв между фазами дает у того же самого животного отсрочку, в десятки и даже сотни раз большую (опыты А.В. Запорожца).

Однако, несмотря на наличие несомнен­ной генетической связи между двухфазной интеллектуальной деятельностью высших животных и деятельностью отдельного че­ловека, входящей в коллективный трудо­вой процесс в качестве одного из его звень­ев, между ними существует и огромное различие. Оно коренится в различии тех объективных связей и отношений, которые лежат в их основе, которым они отвечают и которые отражаются в психике действу­ющих индивидов.

Особенность двухфазной интеллекту­альной деятельности животных состоит, как мы видели, в том, что связь между собой обеих (или даже нескольких) фаз определяется физическими, вещными свя­зями и соотношениями — пространствен­ными, временными, механическими. В ес­тественных условиях существования животных это к тому же всегда природ­ные, естественные связи и соотношения. Психика высших животных соответствен­но и характеризуется способностью отра­жения этих вещных, естественных связей и соотношений.

Когда животное, совершая обходный путь, раньше удаляется от добычи и лишь затем схватывает ее, то эта сложная дея­тельность подчиняется воспринимаемым животным пространственным отношени-

372

ям данной ситуации; первая часть пути — первая фаза деятельности с естественной необходимостью приводит животное к воз­можности осуществить вторую ее фазу.

Решительно другую объективную ос­нову имеет рассматриваемая нами форма деятельности человека.

Вспугивание дичи загонщиком приво­дит к удовлетворению его потребности в ней вовсе не в силу того, что таковы есте­ственные соотношения данной вещной си­туации; скорее наоборот, в нормальных случаях эти естественные соотношения таковы, что вспугивание дичи уничтожа­ет возможность овладеть ею. Что же в та­ком случае соединяет между собой непос­редственный результат этой деятельности с конечным ее результатом? Очевидно, не что иное, как то отношение данного ин­дивида к другим членам коллектива, в силу которого он и получает из их рук свою часть добычи — часть продукта со­вместной трудовой деятельности. Это от­ношение, эта связь осуществляется благо­даря деятельности других людей. Значит, именно деятельность других людей состав­ляет объективную основу специфическо­го строения деятельности человеческого индивида; значит, исторически, т. е. по способу своего возникновения, связь мо­тива с предметом действия отражает не естественные, но объективно-общественные связи и отношения.

Итак, сложная деятельность высших животных, подчиняющаяся естественным вещным связям и отношениям, превраща­ется у человека в деятельность, подчиняю­щуюся связям и отношениям изначально общественным. Это и составляет ту непос­редственную причину, благодаря которой возникает специфически человеческая форма отражения действительности — сознание человека.

Выделение действия необходимо пред­полагает возможность психического отра­жения действующим субъектом отноше­ния объективного мотива действия и его предмета. В противном случае действие невозможно, оно лишается для субъекта своего смысла. Так, если обратиться к на­шему прежнему примеру, то очевидно, что действие загонщика возможно только при условии отражения им связи между ожи­даемым результатом лично им совершае­мого действия и конечным результатом

всего процесса охоты в целом — нападе­нием из засады на убегающее животное, умерщвлением его и, наконец, его потреб­лением. Первоначально эта связь высту­пает перед человеком в своей еще чувствен­но воспринимаемой форме — в форме реальных действий других участников труда. Их действия и сообщают смысл предмету действия загонщика. Равным об­разом и наоборот: только действия загон­щика оправдывают, сообщают смысл дей­ствиям людей, поджидающих дичь в засаде, если бы не действия загонщиков, то и уст­ройство засады было бы бессмысленным, неоправданным.

Таким образом, мы снова здесь встре­чаемся с таким отношением, с такой свя­зью, которая обусловливает направление деятельности. Это отношение, однако, в корне отлично от тех отношений, которым подчиняется деятельность животных. Оно создается в совместной деятельности лю­дей и вне ее невозможно. То, на что на­правлено действие, подчиняющееся этому новому отношению, само по себе может не иметь для человека никакого прямого био­логического смысла, а иногда и противоре­чить ему. Так, например, спугивание дичи само по себе биологически бессмысленно. Оно приобретает смысл лишь в условиях коллективной трудовой деятельности. Эти условия и сообщают действию человечес­кий разумный смысл.

Таким образом, вместе с рождением действия, этой главной “единицы” деятель­ности человека, возникает и основная, об­щественная по своей природе “единица" человеческой психики — разумный смысл для человека того, на что направлена его активность.

На этом необходимо остановиться спе­циально, ибо это есть весьма важный пункт для конкретно-психологического понима­ния генезиса сознания. Поясним нашу мысль еще раз.

Когда паук устремляется в направле­нии вибрирующего предмета, то его дея­тельность подчиняется естественному от­ношению, связывающему вибрацию с пищевым свойством насекомого, попада­ющего в паутину. В силу этого отноше­ния вибрация приобретает для паука био­логический смысл пищи. Хотя связь между свойством насекомого вызывать вибрацию паутины и свойством служить

373

пищей фактически определяет деятель­ность паука, но как связь, как отношение она скрыта от него, она “не существует для него”. Поэтому-то, если поднести к паутине любой вибрирующий предмет, например звучащий камертон, паук все равно устремляется к нему.

Загонщик, спугивающий дичь, также подчиняет свое действие определенной связи, определенному отношению, а имен­но отношению, связывающему между со­бой убегание добычи и последующее ее захватывание, но в основе этой связи ле­жит уже не естественное, а общественное отношение — трудовая связь загонщика с другими участниками коллективной охоты.

Как мы уже говорили, сам по себе вид дичи, конечно, еще не может побудить к спугиванию ее. Для того чтобы человек принял на себя функцию загонщика, нуж­но, чтобы его действия находились в соот­ношении, связывающем их результат с конечным результатом коллективной де­ятельности; нужно, чтобы это соотноше­ние было субъективно отражено им, чтобы оно стало “существующим для него"; нуж­но, другими словами, чтобы смысл его дей­ствий открылся ему, был осознан им. Со­знание смысла действия и совершается в форме отражения его предмета как созна­тельной цели.

Теперь связь предмета действия (его цели) и того, что побуждает деятельность (ее мотива), впервые открывается субъек­ту. Она открывается ему в непосредствен­но чувственной своей форме — в форме деятельности человеческого трудового коллектива. Эта деятельность и отража­ется в голове человека уже не в субъек­тивной слитности с предметом, но как объективно-практическое отношение к нему субъекта. Конечно, в рассматривае­мых условиях это всегда коллективный субъект, и, следовательно, отношения от­дельных участников труда первоначаль­но отражаются ими лишь в меру совпа­дения их отношений с отношениями трудового коллектива в целом.

Однако самый важный, решающий шаг оказывается этим уже сделанным. Дея­тельность людей отделяется теперь для их сознания от предметов. Она начинает со­знаваться ими именно как их отношение. Но это значит, что и сама природа — пред-

меты окружающего их мира — теперь так­же выделяется для них и выступает в сво­ем устойчивом отношении к потребнос­тям коллектива, к его деятельности. Таким образом, пища, например, воспри­нимается человеком как предмет опре­деленной деятельности — поисков, охоты, приготовления и вместе с тем как пред­мет, удовлетворяющий определенные потребности людей независимо от того, испытывает ли данный человек непосред­ственную нужду в ней и является ли она сейчас предметом его собственной деятель­ности. Она, следовательно, может выделять­ся им среди других предметов действи­тельности не только практически, в самой деятельности и в зависимости от налич­ной потребности, но и “теоретически”, т. е. может быть удержана в сознании, может стать “идеей”.

2. Становление мышления и речи

Выше мы проследили общие условия, при которых возможно возникновение сознания. Мы нашли их в условиях совместной трудо­вой деятельности людей. Мы видели, что только при этих условиях содержание того, на что направлено действие человека, выде­ляется из своей слитности с его биологичес­кими отношениями.

Теперь перед нами стоит другая про­блема — проблема формирования тех спе­циальных процессов, с которыми связано сознательное отражение действительности.

Мы видели, что сознание цели трудово­го действия предполагает отражение пред­метов, на которые оно направлено, незави­симо от наличного к ним отношения субъекта.

В чем же мы находим специальные условия такого отражения? Мы снова на­ходим их в самом процессе труда. Труд не только изменяет общее строение дея­тельности человека, он не только порожда­ет целенаправленные действия; в процессе труда качественно изменяется содержание деятельности, которое мы называем опе­рациями.

Это изменение операций совершается в связи с возникновением и развитием орудий труда. Трудовые операции чело­века ведь и замечательны тем, что они

374

осуществляются с помощью орудий, средств труда.

Что же такое орудие? “Средство труда, — говорит Маркс, — есть вещь или ком­плекс вещей, которые человек помещает между собой и предметом труда и кото-рые служат для него в качестве провод­ника его воздействий на этот предмет”¹. Орудие есть, таким образом, предмет, ко-торым осуществляют трудовое действие, трудовые операции.

Изготовление и употребление орудий возможно только в связи с сознанием цели трудового действия. Но употребление ору-дия само ведет к сознанию предмета воздей-ствия в объективных его свойствах. Упот-ребление топора не только отвечает цели практического действия; оно вместе с тем объективно отражает свойства того предме-та — предмета труда, на который направле-но его действие. Удар топора подвергает бе-зошибочному испытанию свойства того материала, из которого состоит данный пред-мет; этим осуществляется практический анализ и обобщение объективных свойств предметов по определенному, объективиро-ванному в самом орудии признаку. Таким образом, именно орудие является как бы носителем первой настоящей сознательной и разумной абстракции, первого настояще-го сознательного и разумного обобщения.

---

Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 184; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!