Тема в когнитивной психологии 69 страница

В своем внешнем выражении первая, основная фаза интеллектуальной деятель­ности направлена на подготовление второй ее фазы, т. е. объективно определяется пос­ледующей деятельностью самого животно­го. Значит ли это, однако, что животное имеет в виду свою последующую опера­цию, что оно способно представить ее себе? Такое предположение является ничем не обоснованным. Первая фаза отвечает объек­тивному отношению между вещами. Это отношение вещей и должно быть отраже­но животным. Значит, при переходе к ин­теллектуальной деятельности форма пси­хического отражения животными в действительности изменяется лишь в том, что возникает отражение не только отдель­ных вещей, но и их отношений (ситуаций).

Соответственно с этим меняется и ха­рактер переноса, а следовательно, и харак­тер обобщений животных. Теперь перенос операции является переносом не только по принципу сходства вещей (например, пре­грады), с которыми была связана данная операция, но и по принципу сходства отно­шений, связей вещей, которым она отвеча­ет (например, ветка — плод). Животное обобщает теперь отношения и связи вещей. Эти обобщения животного, конечно, форми­руются так же, как и обобщенное отраже­ние им вещей, т. е. в самом процессе дея­тельности.

Возникновение и развитие интеллекта животных имеет своей анатомо-физиоло-гической основой дальнейшее развитие коры головного мозга и ее функций. Ка­кие же основные изменения в коре мы наблюдаем на высших ступенях развития животного мира? То новое, что отличает мозг высших млекопитающих от мозга нижестоящих животных, — это относи­тельно гораздо большее место, занимаемое лобной корой, развитие которой происхо­дит за счет дифференциации ее префрон-тальных полей.

Как показывают экспериментальные исследования Э. Джекобсена, экстирпация (удаление) передней части лобных долей у высших обезьян, решавших до операции серию сложных задач, приводит к тому, что у них становится невозможным решение именно двухфазных задач, в то время как уже установившаяся операция доставания приманки с помощью палки полностью со­храняется. Так как подобный эффект не создается экстирпацией никаких других полей коры головного мозга, то можно по­лагать, что эти новые поля специфически связаны с осуществлением животными двухфазной деятельности.

Исследование интеллекта высших обе­зьян показывает, что мышление человека имеет свое реальное подготовление в мире животных, что и в этом отношении между человеком и его животными предками не существует непроходимой пропасти. Одна­ко, отмечая естественную преемственность в развитии психики животных и челове­ка, отнюдь не следует преувеличивать их сходство, как это делают некоторые совре­менные зоопсихологи, стремящиеся дока­зать своими опытами с обезьянами якобы извечность и природосообразность даже такого "интеллектуального поведения”, как работа за плату и денежный обмен¹.

Неправильными являются также и попытки резко противопоставлять ин­теллектуальное поведение человекообраз­ных обезьян поведению других высших млекопитающих. В настоящее время мы располагаем многочисленными фактами, свидетельствующими о том, что двухфаз­ная деятельность может быть обнаружена у многих высших животных, в том числе у собак, енотов и даже у кошек (правда, у последних, принадлежащих к животным-“поджидателям”, — лишь в очень своеоб­разном выражении).

Итак, интеллектуальное поведение, ко­торое свойственно высшим млекопитаю­щим и которое достигает особенно высо­кого развития у человекообразных обезьян, представляет собой ту верхнюю границу развития психики, за которой начинается история развития психики уже совсем другого, нового типа, свойственная только человеку, — история развития человечес­кого сознания.

 

Monographs. 1936. V. XII. N 5.

355

К. Э. Фабри

НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ

А.Н.ЛЕОНТЬЕВА

И ВОПРОСЫ ЭВОЛЮЦИИ

ПСИХИКИ¹

Научное познание психики человека начинается с зоопсихологии. “Ясно, что ис­ходным материалом для разработки пси­хических фактов должны служить, как простейшие, психические проявления у животных, а не у человека”,— подчерки­вал еще 110 лет тому назад И. М. Сече­нов, выделив эти слова в качестве одного из основных тезисов своего труда “Кому и как разрабатывать психологию”. Пра-вомерность этого требования и сейчас ни одним серьезным ученым не ставится под сомнение, более того — в наше время эта задача злободневна как никогда. Позна-ние психики невозможно без познания за-кономерностей ее становления и развития, без выявления ее предыстории и этапов развития психического отражения, начи­ная от его первичных, наиболее примитив-ных форм до высших проявлений пси­хической активности животных и со­поставления последних с психическими процессами у человека. Эту поистине ги­гантскую задачу должна и призвана ре­шать зоопсихология.

Разумеется, при изучении этих вопро-сов перед исследователем встают неимо­верные трудности, в частности, очень труд­но получить представление о конкретных предпосылках и условиях возникновения человеческого сознания, о непосредствен­ной предыстории зарождения трудовой деятельности, членораздельной речи, чело-

веческого мышления и социальной жиз­ни. Ведь зоопсихолог может опереться на поведение только современных животных. Но сравнительно-психологический анализ их поведения и поведения человека откры-вает вполне реальные возможности для решения обозначенных задач и выявления качественных особенностей и отличий че­ловеческой психики. Необходимо только учесть, что история человечества — миг по сравнению с полутора миллиардами лет развития животной жизни на земле, что в результате этого грандиозного процесса эволюции возникло огромное число раз­нокачественных биологических категорий (и, соответственно, форм психического от­ражения), что эволюционный процесс раз­вивался не линейно, а всегда несколькими параллельными путями. К тому же коли­чество “экологических ниш” на земле нео­бозримо, а ведь именно экологическими факторами, условиями жизни видов, заняв-ших эти “ниши”, определяются в первую очередь особенности их психической ак­тивности, а не их филогенетическим поло­жением. Поэтому число “типичных пред­ставителей”, которых необходимо изучать зоопсихологу, огромно (не говоря уже о том, что исследовать поведение всех животных вообще невозможно: число зоологических видов исчисляется миллионами, но даже, например, одних грызунов насчитывается свыше полутора тысяч видов!).

Отсюда следует, что первостепенная задача зоопсихологии состоит в установ­лении прежде всего самых общих законо­мерностей и основных этапов развития психики. Надежную основу для решения этой задачи представляет собой разраба-тываемая советскими психологами теория деятельности. В этом плане большой вклад в разработку общих вопросов психическо­го отражения у животных внес Алексей Николаевич Леонтьев. Мы имеем в виду прежде всего известные работы А.Н.Леон­тьева “Проблема возникновения ощу­щения” и “Очерк развития психики”, впер­вые опубликованные в 1940-1947 гг. и вошедшие затем в его труд “Проблемы развития психики” (1959), а также пос­мертно опубликованную работу “Психоло­гия образа” (1979). В последней он, в част­ности, указал, что многие проблемы

356

зоопсихологии могут быть успешно разре-шены, если рассматривать приспособление животных к жизни в окружающем их мире как приспособление к его дискрет­ности, к связям наполняющих его вещей, их изменениям во времени и пространстве. Напомним, что в “Очерке развития психи­ки” А.Н.Леонтьев излагает свою концеп-цию стадиального развития психики в про-цессе эволюции животного мира.

Развивая свои идеи, А.Н.Леонтьев исхо-дил из того, что не только у человека, но и у животных психика “включена” во внеш-нюю деятельность и зависит от нее, что “всякое отражение формируется в процес­се деятельности животного” (1959, с. 162). Он подчеркивал, что психический образ является продуктом, практически связыва-ющим субъект с предметной действитель-ностью, что отражение животными среды находится в единстве с их деятельностью, что психическое отражение предметного мира порождается не непосредственными воздействиями, а теми процессами, с помо-щью которых животное вступает в практи­ческие контакты с предметным миром: первично деятельностью управляет сам предмет и лишь вторично его образ как субъективный продукт деятельности. По А.Н.Леонтьеву, возникновение и развитие психики обусловлено тем, “что выделяют­ся процессы внешней деятельности, опосре-дующие отношения организмов к тем свой­ствам среды, от которых зависит сохране-ние и развитие их жизни” (1959, с. 159). На каждом новом этапе эволюции поведения и психики животных возникает все более полная подчиненность эффекторных про-цессов деятельности объективным связям и отношениям свойств предметов, во взаи­модействие с которыми вступает животное. Предметный мир как бы все более “втяги­вается” в деятельность. Именно от харак­тера этих связей, по мнению А.Н.Леонтье-ва, зависит, “будет ли отражаться и насколь-ко точно будет отражаться в ощущениях животного воздействующее на него свой­ство предмета” (1959, с. 212). При этом “материальную основу развития деятель-ности и чувствительности животных со­ставляет развитие их анатомической орга-низации” (1959, с. 163), т. е. морфологи­ческие структуры, в частности, нервная система развивается вместе с деятель­ностью.

Напрашивается вывод о том, что дея­тельность животного является источни­ком познавательных способностей живот­ных и что “познание мира” происходит у животных только в процессе и в итоге активного воздействия на окружающую среду, т. е. в ходе осуществления поведен-ческих актов. Чем более развиты, следо-вательно, двигательные возможности жи­вотного, тем выше и его познавательные способности. Можно поэтому сказать, что уровень психического отражения у тех или иных животных зависит от того, в какой мере они способны оказать воздей­ствие на компоненты среды, насколько разнообразны и глубоки эти воздействия, а это в конечном итоге зависит от раз­вития их двигательного аппарата. В этом мы видим воплощение теории деятельно-сти в зоопсихологии и значение этой те-ории для успешного решения вопросов развития психики животных в процессе филогенеза (равно как и онтогенеза).

* * *

Как подчеркивал А.Н.Леонтьев, при изучении происхождения и развития пси­хики необходимо учесть, что материаль­ным субстратом психического отражения не обязательно является нервная система. Неудовлетворительность “нейропсихизма”, согласно которому возникновение психики связано с появлением нервной системы, по А.Н.Леонтьеву, “заключается в произволь-ности допущения прямой связи между по-явлением психики и появлением нервной системы, в неучете того, что орган и функ­ция хотя и являются неразрывно взаимо-связанными, но вместе с тем связь их не является неподвижной, однозначной, раз и навсегда зафиксированной, так что анало-гичные функции могут осуществляться различными органами” (1959, с. 10). Поэто-му нельзя ставить возникновение психики “в прямую и вполне однозначную связь с возникновением нервной системы, хотя на последующих этапах развития эта связь не вызывает, конечно, никакого сомнения” (1959, с. 11). Таким образом, Леонтьев по-дошел к проблеме происхождения и разви­тия психики с глубоко осознанным пони­манием диалектического характера этого процесса: от наиболее примитивных, зача-точных форм, субстратом которых являет­ся менее дифференцированная материя —

357

протоплазма, к высшим формам психичес­кого отражения, возникающим на основе все более дифференцированной нервной ткани. Напрашивается вывод, что переход от, можно очевидно сказать, “плазматичес­кого" психического отражения к “нервно­му”, связанный с появлением тканевой структуры у животных организмов, являл­ся подлинным диалектическим скачком, ароморфозом в эволюции животного мира. Нет нужды доказывать, что такой диалек-тико-материалистический подход к эволю­ции психики в корне отличается от плос-ко-эволюционистического, по существу метафизического подхода, при котором усложнение поведения и психики живот­ных однозначно связывается только (и притом часто произвольно) с изменениями в строении нервной системы.

Итак, намеченный А.Н.Леонтьевым подход к проблеме зарождения и разви­тия психики приводит к выводу, что нали­чие нервной системы не является исход­ным условием развития психики, что, следовательно, психическая деятельность появилась раньше нервной деятельности. Очевидно, последняя возникла на таком уровне развития жизнедеятельности, ког­да осуществление жизненных функций стало уже настолько сложным, что возник­ла необходимость в таком специальном регуляторном аппарате, каковым и явля­ется нервная система. Затем же, уже в качестве органа психического отражения, нервная система (точнее — высшие отде­лы центральной нервной системы) стала необходимой основой и предпосылкой для дальнейшего развития психики. Этот сложный вопрос требует, конечно, специ­ального рассмотрения, которое вышло бы за рамки этой статьи. Отметим лишь, что формирование нервной системы определя­лось решающими функциональными из­менениями (коренными изменениями в жизнедеятельности организмов), т. е. имел место примат функции перед формой.

Важно отметить и указание А.Н.Ле­онтьева на то, что “если бы не сущест­вовало перехода животных к более слож­ным формам жизни, то не существовало бы и психики, ибо психика есть именно продукт усложнения жизни” (1959, с. 26), что характер психического отражения "за­висит от объективного строения деятель­ности животных, практически связываю-

щей животное с окружающим его миром. Отвечая изменению условий существова­ния, деятельность животных меняет свое строение, свою, так сказать, “анатомию". Это и создает необходимость такого из­менения органов и их функций, которое приводит к возникновению более высокой формы психического отражения” (там же). Как мы видим, А.Н.Леонтьев отчет­ливо отстаивал положение о примате функции в эволюции психики: изменив­шиеся условия адаптации к окружающей среде обусловливают изменение строения деятельности животных, вследствие чего меняется строение органов и их функци­онирование, что, в свою очередь, приводит к прогрессивному развитию психическо­го отражения. Другими словами, А.Н.Ле­онтьев положил в основу своей концеп­ции развития психики положение о том, что сущность этого процесса, его перво­причина и движущая сила есть взаимо­действие, представляющее собой матери­альный жизненный процесс, процесс ус­тановления связей между организмом и средой. Тем самым А.Н.Леонтьев распро­странил на сферу психического отраже­ния известное положение марксистской философии о том, что всякое свойство рас­крывает себя в определенной форме взаи­модействия.

В разработанной А.Н.Леонтьевым пе­риодизации развития психики, охватыва­ющей весь процесс эволюции животного мира, выделяются стадии элементарной сенсорной психики, перцептивной психи­ки и интеллекта. Это было тем более зна­менательно, что, за исключением В.А.Ваг­нера, усилия советских зоопсихологов (Н.Ю.Войтониса, Н.Н.Ладыгиной-Котс и других) были направлены на изучение пси­хики обезьян и не касались более низких уровней эволюции психики. Концепция стадиального развития психики, предло­женная А.Н.Леонтьевым, являлась поэто­му новым словом в науке, особенно на фоне традиционного упрощенного и сейчас уже вообще неприемлемого деления на три яко­бы последовательные "ступени” — инстинк­та, навыка и интеллекта. Концепция А. Н. Леонтьева принципиально отлича­ется от такого понимания сущности эво­люции поведения и психики прежде всего тем, что в ее основу положен не формаль­ный признак деления всего поведения

358

животных на врожденное (якобы "низшее") и благоприобретаемое (“высшее"). Сейчас уже хорошо известно, что врожденное, ин­стинктивное поведение не является более примитивным по сравнению с индивиду­ально приобретаемыми (научением), а что, наоборот, оба эти компонента эволюцио­нировали совместно, представляя единство целостного поведения, и что, соответствен­но, на высших этапах филогенеза мощное прогрессивное развитие получили как про­цессы научения, так и инстинктивные (ге­нетически фиксированные) компоненты по­ведения животных.

К сожалению, однако, упомянутые упро­щенческие, по существу метафизические, представления об этапах эволюции поведе­ния животных, соответствующие уровню знаний 20-х годов, подчас преподносятся и поныне, особенно в работах некоторых фи­зиологов. Так, например, В. Детьер и Э. Стеллар предлагают даже неизвестно по каким количественным данным вычер­ченное изображение кривых, из которых явствует, что простейшие сильны таксиса­ми, у “простых” (?) многоклеточных же появляется, причем сразу "на полной мощ­ности”, рефлекс, насекомые являются всеце­ло "инстинктивными” и “рефлекторными” животными, рыбы в основном также, но не­много способны к обучению, птицы — на­половину “инстинктивными”, наполовину “обучающимися”, а млекопитающие — вполне обучающимися. При этом одна ка­тегория якобы сменяет другую: таксисы будто окончательно исчезают у птиц и низ­ших млекопитающих, рефлексы и инстин­кты теряют всякое приспособительное зна­чение у низших приматов, которые якобы, как и низшие млекопитающие, адаптиру­ются исключительно с помощью обучения и (приматы) отчасти мышления. Все это всецело противоречит современным знани­ям о поведении животных. Можно, на­пример, напомнить, что таксисы, эти ори­ентирующие компоненты любого пове­денческого акта, непременно присущи поведению всех без исключения животных, а также человеку.

Проблемы психики животных не тер­пят упрощенчества, а тем более “глобаль­ных” псевдорешений и дилетантского от­ношения, которые подчас встречаются в публикациях, авторы которых далеки от зоопсихологии, не считают нужным при-

нять ее во внимание, но спешат выступить с поверхностными, нередко надуманными сенсационными “объяснениями”. Только зоопсихологии, которая прежде всего яв­ляется наукой об эволюции психики, по плечу задача научного познания законо­мерностей психики на всех уровнях фило­генеза животных, вплоть до подступов за­рождения человеческого сознания.

Иногда в качестве решающего крите­рия эволюции поведения и психики жи­вотных пытаются использовать степень сложности строения центральной нервной системы. В этих случаях за исходное при­нимается морфологическая структура, яко­бы определяющая филогенетический уро­вень и специфику поведения. Разумеется, при решении вопросов эволюции психики непременно надо учитывать строение и функции нервной системы изучаемых жи­вотных (наряду с другими их морфофунк-циональными признаками, например, дви­гательного аппарата). Но, как мы уже неоднократно указывали, особенности мак­ростроения центральной нервной системы, особенно головного мозга, далеко не всегда отвечают особенностям поведения живот­ных, уровню их психической деятельнос­ти. Достаточно указать, например, на птиц, психическая деятельность которых по уровню своего развития вполне может быть приравнена к таковой у млекопитающих, в то время как головной мозг птиц лишен вторичного мозгового свода — серой коры больших полушарий (неопаллиума), содер­жащей высшие ассоциативные центры. Аналогично поражает сложностью своего поведения, граничащего подчас с интеллек­туальным, крыса, мозг которой является весьма примитивным по своему строению: с гладкой поверхностью больших полуша­рий, лишенной борозд (последние появля­ются среди грызунов и зайцеобразных только у бобра, сурка и зайцев).

Тем не менее нередко высказывается мнение, будто прогресс в эволюции пове­дения животных первично определяется морфологическими изменениями в цент­ральной нервной системе (например, уве­личением числа нейронов в результате му­тации). Совершенно ясно, что единственно верным является противоположный под­ход, при котором признается примат фун­кции перед формой (строением), подход, успешно осуществляемый и в советской

---

Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!