Тема в когнитивной психологии 14 страница

нии вывод, будто человечество не знало тог­да иных взглядов на психику и сознание, кроме религиозно-идеалистических. Ца­рившая в университетах схоластическая философия (ее и представляли те, кто со­здал термин “психология”) действительно подчинялась диктату церкви. Однако даже в пределах этой философии возникали, от­ражая запросы новой социальной практи­ки, передовые идеи.

В борьбе с церковно-богословской кон­цепцией души утверждалось самосознание рвавшейся из феодальных пут личности. Отношением к этой концепции определял­ся общий характер любого учения.

В эпоху Возрождения, когда студенты какого-нибудь университета хотели с пер­вой лекции оценить профессора, они кри­чали ему: “Говорите нам о душе!”. Наи­более важное в те времена могли расска­зать о душе не профессора, кругозор которых был ограничен сочинениями ан­тичных авторов и комментариями к ним, а люди, представления которых не изла­гались ни в лекциях, ни в книгах, объе­диненных Гоклениусом под общим названием “Психология”. Это были вра­чи типа Вивеса или Фракасторо, худож­ники и инженеры типа Леонардо да Вин­чи, а позднее — Декарт, Спиноза, Гоббс и многие другие мыслители и натуралис­ты, не преподававшие в университетах и не претендовавшие на то, чтобы разраба­тывать психологию. Длительное время по своему официальному статусу психология считалась философской (и богословской) дисциплиной. Иногда она фигурировала под другими именами. Ее называли мен­тальной философией (от лат. mental — психический), душесловием, пневма-тологией. Но было бы ошибочно пред­ставлять ее прошлое по книгам с этими заглавиями и искать ее корни в одной только философии. Концентрация психо­логических знаний происходила на мно­гих участках интеллектуальной работы человечества. Поэтому история психоло­гии (до момента, когда она около ста лет назад начала вести свою историческую ле­топись в качестве самостоятельной экс­периментальной науки) не совпадает с эволюцией философских учений о душе (так называемая метафизическая психо­логия) или о душевных явлениях (так на­зываемая эмпирическая психология).

69

Означает ли это, что в интересах науч­ного прогресса, радикально изменившего объяснение явлений, некогда названных словом “душа”, следует отказаться от термина “психология”, хранящего память об этом древнем слове-понятии?

Ответ на данный вопрос дал Л.С. Вы­готский: “Мы понимаем исторически, — писал он, — что психология как наука дол­жна была начаться с идеи души. Мы так­же мало видим в этом просто невежество и ошибку, как не считаем рабство резуль-татом плохого характера. Мы знаем, что наука как путь к истине непременно вклю­чает в себя в качестве необходимых мо­ментов заблуждения, ошибки, предрассуд­ки. Существенно для науки не то, что они есть, а то, что, будучи ошибками, они все же ведут к правде, что они преодолевают­ся. Поэтому мы принимаем имя нашей на-уки со всеми отложившимися в нем сле­дами вековых заблуждений как живое указание на их преодоление, как боевые рубцы от ран, как живое свидетельство ис­тины, возникающей в невероятно сложной борьбе с ложью”¹.

Психологию на ее многовековом ис­торическом пути считали наукой о душе, сознании, психике, поведении. С каждым из этих глобальных терминов сочеталось различное предметное содержание, не го-воря уже о конфронтации противополож­ных взглядов на него. Однако при всех расхождениях, сколь острыми бы они ни были, сохранялись общие точки, где пере­секались различные линии мысли. Имен­но в этих точках “вспыхивали” искры зна-ния как сигналы для следующего шага в поисках истины. Не будь этих общих то­чек, люди науки говорили бы каждый на своем языке, непонятном для других ис-следователей этого предметного поля, будь то их современники, либо те, кто пришел после них.

Эти точки, ориентируясь на которые мы способны вернуть к жизни мысль бы­лых искателей истины, назовем категори­ями и принципами психологического по­знания <...>.

Информацию о прошлом психологии хранят не только сменявшие друг друга

философские системы, но и история есте­ственных наук (в особенности биологии), медицины, педагогики, социологии.

Объективная природа психики такова, что, находясь в извечной зависимости от своих биологических оснований, она при­обретает на уровне человека социальную сущность.

Поэтому ее причинное объяснение не-обходимо предполагает выявление ее обус-ловленности природными и общественно-историческими факторами. Исследуются же эти факторы не самой психологией, а соответствующими “сестринскими” наука-ми, от успехов которых она неизменно зависит. Но и они, в свою очередь, зави­сят от нее, поскольку изучаемые ею явле­ния и закономерности вопреки эпифено-менализму² играют важную роль в биологической и социальной жизни. Не­возможно адекватно отобразить становле­ние психологических проблем, гипотез, концепций, абстрагируясь от развития знаний о природе и обществе, а также иг­норируя обширные области практики, связанные с воздействием на человека.

История науки — это особая область знания. Ее предмет существенно иной, чем предмет той науки, развитие которой она изучает. Следует иметь в виду, что об исто­рии науки можно говорить в двух смыс­лах. История — это реально совершаю­щийся во времени и пространстве процесс. Он идет своим чередом независимо от того, каких взглядов придерживаются на него те или иные индивиды.

Это же относится и к развитию на-уки. Как непременный компонент куль-туры она возникает и изменяется безот­носительно к тому, какие мнения по поводу этого развития высказывают раз­личные исследователи в различные эпо­хи и в различных странах.

Применительно к психологии веками рождались и сменяли друг друга представ­ления о душе, сознании, поведении. Воссоз­дать правдивую картину этой смены, вы­явить, от чего она зависела, и призвана история психологии.

Психология как наука изучает факты, механизмы и закономерности психической

¹ Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 Т. М.: Педагогика, 1982—1984. Т. 1. С. 429.

² Эпифеноменализм — учение о том, что психические акты не имеют самостоятельной ценности
и не являются причинными факторами поведения.

70

жизни. История же психологии описыва-ет и объясняет, как эти факты и законы открывались (порой в мучительных поис­ках истины) человеческому уму. Итак, если предметом психологии является одна реальность, а именно реальность ощущений и восприятий, памяти и воли, эмоций и характера, то предметом истории психо-логии служит другая реальность, а имен-но — деятельность людей, занятых позна-нием психического мира.

Поскольку же знание является продук­том умственной работы, то обычно исто-рия психологии выступает как история научно-психологической мысли. <...>

Имеется определенная последователь-ность в смене “формаций” научного мыш-ления. Каждая “формация” определяет типичную для данной эпохи картину психической жизни. Закономерности этой смены (преобразования одних понятий, категорий, интеллектуальных структур в другие) изучаются историей науки, и только ею одной. Такова ее первая уни­кальная задача.

Вторая задача, которую она призвана решать, заключается в том, чтобы раскрыть взаимосвязь психологии с другими наука-ми. Подчеркивая единство науки, великий физик Макс Планк писал, что наука пред­ставляет собой внутренне единое целое. Ее разделение на отдельные отрасли обуслов-лено не столько природой вещей, сколько ограниченностью способности человеческо-го познания. В действительности существу-ет непрерывная цепь от физики и химии через биологию и антропологию к соци­альным наукам, цепь, которая ни в одном месте не может быть разорвана, разве лишь по произволу.

Уже была отмечена зависимость успе-хов психологии от успешного развития механики, биологии, социологии, кибер­нетики. В свою очередь, ее достижения восприняли многие отрасли знания.

Еще одной проблемой, никем, кроме ис-тории науки, не разрабатываемой, являет­ся выяснение зависимости процессов по-рождения и восприятия знаний (в нашем случае — знаний о психике) от социокуль-турного контекста, от идеологических вли­яний. Не выяснены, например, причины, по

которым от учения Демокрита сохра­нились лишь фрагменты (да и то извест­ные из вторых рук), тогда как от Платона дошло чуть ли не полное собрание сочине-ний. Но не исключается, что в самом этом факте отразилось своеобразие борьбы раз-личных людей вокруг вопросов, хотя и те-оретических, но захватывающих их корен-ные земные интересы.

Существует легенда, будто Платон пытался уничтожить сочинения Демокри­та¹, скупая их с этой целью. (А в те време-на уничтожить произведения какого-ни­будь автора было нетрудно).

Во всяком случае, Платон, заимствуя у Демокрита сведения, касающиеся приро-ды, ни в одной из своих работ его, как ука-зывает А.Ф. Лосев, не упоминает.

Если от прославленных авторов одной и той же эпохи в одном случае доходят, по существу, все труды, в другом, по су-ществу, ничего не остается, то есть осно-вания объяснять это не случайностью, а умышленными акциями против одного из них. Столкновение умов может превра-титься в установку на истребление сочи­нений какого-либо автора или даже его самого. Вненаучные средства, как извест­но, пускались в ход не только в древние времена. Свободную мысль, естественнона-учное исследование природы человека пы-тались приостановить кострами инквизи­ции, застенками, полицейскими мерами.

Разве не свидетельствует, например, об этом предписание Главного комитета по делам печати царской России “арестовать и подвергнуть судебному преследованию” книгу И.М. Сеченова “Рефлексы головного мозга” как ведущую к “развращению нравов”?²

Борьбу непримиримых воззрений от­ражают и многие современные дискуссии.

Научные проблемы, идеи, теории зарож-даются и трансформируются под влияни­ем потребностей общества, социальной практики. Так, новая наука, которая стро-илась на опыте, эксперименте, математике и объясняла мир из его собственных зако-нов, а не исходя из божьей воли, возникла, когда рушились феодальные порядки, став-шие препятствием для развития произво-дительных сил общества.

 

² Научное наследство. М., 1956. Т. 3 С.64.

71

В наши дни научно-технический про­гресс, сопряженный с революционными из­менениями, которые произвела компьюте­ризация в материальном и духовном производстве, изменил, как было сказано, и стиль психологического мышления.

Из этого явствует и третья, решаемая только историей психологии, задача: изу­чить взаимоотношения между обществен­ными запросами и научным творчеством как процессом, имеющим свою специфику.

Исторический анализ этой специфики позволяет проникнуть в лабораторию исследовательского труда отдельной лич­ности.

Здесь перед нами четвертая задача ис­тории науки. За творческой личностью стоит целый мир мыслей, неповторимых пе-

реживаний, нескончаемых споров ученого с другими людьми и с самим собой, интел­лектуальных радостей и поражений, неза­вершенных исканий и сбывшихся надежд. Приобщиться к этому миру — значит осоз­нать гуманистическое, личностное начало науки.

Решая эти четыре задачи, история на­уки и определяет свой собственный пред­мет. Грубо говоря, этот предмет дан в сис­теме трех координат: историологической (развитие знаний о психическом, опосре­дованное сменой стилей мышления), соци­альной (прежде всего отношения между наукой и обществом, а также между сами­ми “обитателями” мира науки) и личнос­тной (неповторимость творческих исканий отдельного ученого).

72

А.В.Петровский, М.Г.Ярошевский

[ПСИХОЛОГИЯ

КАК НАУКА О ДУШЕ]

Некогда студенты шутили, советуя на экзамене по любому предмету на вопрос о том, кто его впервые изучал, смело от­вечать: “Аристотель”. Этот древнегречес­кий философ и естествоиспытатель, жив-ший в IV веке до н.э., заложил первые камни в основание многих дисциплин. Его по праву следует считать также отцом психологии как науки. Им был написан первый курс общей психологии “О душе”. Кстати, касаясь предмета психологии, мы следуем в своем подходе к нему за Ари­стотелем. Сперва он изложил историю вопроса, мнения своих предшественников, объяснил отношение к ним, а затем, ис­пользуя их достижения и просчеты, пред­ложил свои решения.

Как бы высоко ни поднялась мысль Аристотеля, обессмертив его имя, за ним стояли поколения древнегреческих муд­рецов. Притом не только философов-тео-ретиков, но и испытателей природы, на-туралистов, медиков. Их труды — это предгорья возвышающейся в веках вер­шины: учения Аристотеля о душе. Это-му учению предшествовали революцион­ные события в истории представлений об окружающем мире.

Анимизм

Переворот заключался в преодолении древнего анимизма (от лат. “анима” —

душа, дух) — веры в скрытый за видимы-ми вещами сонм духов (душ) как особых “агентов” или “призраков”, которые поки­дают человеческое тело с последним дыха-нием, а по некоторым учениям (например, знаменитого философа и математика Пифагора), являясь бессмертными, вечно странствуют по телам животных и расте-ний. Древние греки называли душу сло-вом “псюхе”. Оно и дало позднее имя на-шей науке.

В имени сохранились следы изначаль-ного понимания связи жизни с ее фи­зической и органической основой (срав­ните русские слова: “душа”, “дух”, и “дышать”, “воздух”). Интересно, что уже в ту древнейшую эпоху, говоря о душе (“псю-хе”), люди как бы соединяли в единый ком-плекс присущее внешней природе (воздух), организму (дыхание) и психике (в ее пос­ледующем понимании). Конечно, в своей житейской практике они все это прекрасно различали. Когда знакомишься со знани­ем человеческой психологии по их мифам, не можешь не восхищаться тонкостью по-нимания ими стиля поведения своих бо-гов, наделенных коварством, мудростью, мстительностью, завистью и иными каче-ствами, которые придавал небожителям творец мифов — народ, познавший эту пси­хологию в земной практике своего обще-ния с ближними.

Мифологическая картина мира, где тела заселяются душами (их “двойниками” или призраками), а жизнь зависит от произво-ла богов, веками царила в общественном сознании.

Гилозоизм

Революцией в умах стал переход от анимизма к гилозоизму (от греч. слов, оз­начающих: “материя” и “жизнь”). Весь мир — универсум, космос — мыслился от­ныне изначально живым. Границы между живым, неживым и психическим не про-водилось. Все они рассматривались как по-рождение единой первичной материи (пра-материи), и тем не менее это философское учение стало великим шагом на пути по-знания природы психического. Оно покон-чило с анимизмом (хотя он и после этого на протяжении столетий, вплоть до наших

 

Феникс, 1996. Т. 1. С. 53—77, 81, 86—93.

73

дней, находил множество приверженцев, считающих душу внешней для тела сущ­ностью). Гилозоизм впервые поставил душу (психику) под общие законы есте­ства.

Утверждался непреложный и для со­временной науки постулат об изначальной вовлеченности психических явлений в круговорот природы.

Гераклит и идея развития как закон (Логос)

Гилозоисту Гераклиту космос явился в образе "вечно живого огня", а душа (“пси­хея”) — в образе его искорки. Все сущее подвержено вечному изменению: “Наши тела и души текут, как ручьи”. Другой афоризм Гераклита гласил: “Познай само­го себя”. Но в устах философа это вовсе не означало, что познать себя — значит уйти в глубь собственных мыслей и пережи­ваний, отвлекшись от всего внешнего. “По каким бы дорогам ни шел, не найдешь гра­ниц души, так глубок ее Логос”, — учил Гераклит.

Этот термин "логос”, введенный Герак­литом, но применяемый поныне, приобрел великое множество смыслов. Но для него самого он означал закон, по которому “все течет”, и явления переходят друг в друга. Малый мир (микрокосм) отдельной души идентичен макрокосму всего миропорядка. Поэтому постигать себя (свою психею) — значит углубляться в закон (Логос), кото­рый придает вселенскому ходу вещей со­тканную из противоречий и катаклизмов динамическую гармонию.

После Гераклита (его называли “тем­ным” из-за трудности понимания и “пла­чущим”, так как будущее человечества он считал еще страшнее настоящего) в запас средств, позволяющих читать “книгу при­роды" со смыслом, вошла идея закономер­ного развития всего сущего, в том числе “текущих, как ручьи” тел и душ.

Демокрит и идея причинности

Учение Гераклита о том, что от Зако­на (а не от произвола богов — властите­лей неба и земли) зависит ход вещей, пе­решло к Демокриту. Сами боги — в его изображении — не что иное, как сфери­ческие скопления огненных атомов. Че-

ловек также создан из различного сорта атомов, самые подвижные из них — ато­мы огня. Они образуют душу.

Единым и для души, и для космоса он признал не сам по себе закон, а закон, со­гласно которому нет беспричинных явле­ний, но все они — неотвратимый результат соударения атомов. Случайными кажутся события, причину которых мы не знаем.

Демокрит говорил, что хотя бы одно причинное объяснение готов был бы пред­почесть царской власти над персами. (Пер­сия была тогда сказочно богатой страной.) Впоследствии принцип причинности назва­ли детерминизмом. И мы увидим, как имен­но благодаря ему добывалось по крупице научное знание о психике.

Гиппократ и учение о темпераментах

Демокрит дружил со знаменитым ме­диком Гиппократом. Для медика важно было знать устройство живого организма, причины, от которых зависят здоровье и болезнь. Определяющей причиной Гиппок­рат считал пропорцию, в которой смеша­ны в организме различные “соки” (кровь, желчь, слизь). Пропорция в смеси была названа темпераментом. И с именем Гип­пократа связывают дошедшие до наших дней названия четырех темпераментов: сангвинический (преобладает кровь), холе­рический (желтая желчь), меланхоличес­кий (черная желчь), флегматический (слизь). Для будущей психологии этот объяснительный принцип при всей его наивности имел очень важное значение. Недаром названия темпераментов сохра­нились поныне. Во-первых, на передний план ставилась гипотеза, согласно которой бесчисленные различия между людьми умещались в несколько общих картин по­ведения. Тем самым Гиппократ положил начало научной типологии, без которой не возникли бы современные учения об ин­дивидуальных различиях между людьми. Во-вторых, источник и причину различий Гиппократ искал внутри организма. Ду­шевные качества ставились в зависимость от телесных.

О роли нервной системы в ту эпоху еще не знали. Поэтому типология являлась, го­воря нынешним языком, гуморальной (от лат. “гумор” — жидкость). Следует, впро-

74

чем, заметить, что в новейших теориях признается теснейшая связь между нервны­ми процессами и жидкими средами орга­низма, его гормонами (греческое слово, оз­начающее то, что возбуждает). Отныне и медики, и психологи говорят о единой ней-рогуморальной регуляции поведения.

Анаксагор

и идея организации

Афинский философ Анаксагор не при­нял ни гераклитово воззрение на мир как огненный поток, ни демокритову картину атомных вихрей. Считая природу состоя­щей из множества мельчайших частиц, он искал в ней начало, благодаря которому из беспорядочного скопления и движения этих частиц возникают целостные вещи. Из хаоса — организованный космос. Он признал таким началом “тончайшую вещь", которой дал имя “нус” (разум). От того, какова степень его представленности в различных телах, зависит их совершен­ство. “Человек, — говорил Анаксагор, — является самым разумным из животных вследствие того, что имеет руки”. Выходи­ло, что не разум определяет преимущества человека, но его телесная организация оп­ределяет высшее психическое качество — разумность.

---

Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 210; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!