Углубление переживания и его запечатление

Эмоция и экзистенция

 

Лэнгле А.

В экзистенциальном анализе решающей характеристикой исполненной экзистенции считается диалогическая открытость Person к самой себе и миру. Эта открытость является не только целью экзистенциально-аналитической беседы, но одновременно и важным мотивационным фактором, который получает свою динамику благодаря тому, что ведёт к экзистенциальному исполнению.

Чтобы в рамках диалогического подхода в психотерапии работать над патологическими нарушениями открытости, необходимо пробиться к уровню процесса переработки, осуществляемого Person и здесь центральным является субъективное переживание. Оно потому так хорошо подходит в качестве исходного пункта психотерапевтического процесса, что представляет собой восприятие, связанное с аффективным резонансом и, таким образом, с субъективно ощущаемой значимостью жизни. Поэтому переживание образует точку пересечения внутреннего и внешнего миров. Непонятные или ранящие чувства могут заблокировать доступ к переживанию или вызвать отчуждение при соприкосновении с ним и таким образом стать сильной помехой для экзистенции.

В этой статье показано, как событие становится переживанием. Сначала это происходит через возникновение аффективности, которая затем запечатлевается в эмоциональном встречном движении и, в конечном итоге, переходит в волевую динамику. Поэтому переживание никогда не является переживанием только вещи, но также переживанием и себя самого в связи с событием. В виде модели этот процесс отражен в персональном экзистенциальном анализе (ПЭА)[1].

Благодаря тому, что экзистенциальный анализ является диалогическим психотерапевтическим подходом, эмоция приобретает в нем высокую значимость, которая в этой статье осмысливается заново в её антропологическом значении. Такое переосмысление позволяет нам дать новое, основанное на этом, определение экзистенциального анализа, и таким образом построить мостик к четырем фундаментальным мотивациям.

Основа экзистенциальной психотерапии.

Экзистенциальный анализ призван развивать открытость человека по отношению к самому себе и способствовать его диалогическому обмену с миром – (эту открытость нужно либо восстановливать , либо укреплять (см. Längle, 1999b, 2001, 2002c). Эта установка была задана Франклом (напр. 1982а, 226 и др. стр.) в качестве цели для экзистенциального анализа и логотерапии: в его формулировке это звучало как «… вести человека к осознанию им своего бытия как ответственного».

Поэтому в экзистенциально-аналитических беседах речь идёт о том, чтобы развить или улучшить способность к внутреннему диалогу, чтобы человек мог говорить с собой. Вместе с этим внутренним разговором появляется диалогический обмен с другим человеком. Без соотнесения с «инаковостью» другого человек никогда не становится «полностью» самим собой, он не находит ни себя, ни своего исполнения (Frankl, 1982a, 160 и сл. стр.). В самом нашем понимании человеческой природы существенным является соотнесённость с Ты (Buber, 1973, 15, 32; Frankl, 1982a, 13). Это происходит в отношениях и в непосредственной встрече, но также и тогда, когда человек встречается с проявлениями Ты: устной речью, текстом, произведением искусства, какой-либо теорией, и даже техникой (на это в научных кругах чаще всего обращают мало внимания). Встреча   с природой, миром животных, растений и вещей также позволяет иметь форму диалогического обмена, представляющего собой основу для исполненного бытия.  

Открытость вовнутрь и вовне, или же внутренний разговор и внешний диалог, тесно переплетены друг с другом. Они подобны двум сторонам одной медали, потому что ни один субъект не существует независимо от объектов. Каждый человек рождается с исходной способностью переживать полученные от мира впечатления и как-то воздействовать на мир, он, по определению, находится «уже-непосредственно-в-мире»[2]. Между человеком и миром существует неустранимая связанность и постоянное взаимодействие. Однако если человек взаимодействует с миром только в форме реакций, он остаётся  на полюсе себя самого. Тогда он лишь защищается, а не открывается, не устанавливает связей. Возникает реактивная связанность, но не единство между субъектом и объектом.

Если же, напротив, происходит духовный обмен, то субъект соотносится с «объектом», открывается ему, «вбирает» его в себя  и отдает свое. Разделение между субъектом и объектом на это время и в духовном плане устраняется. Можно сказать, что субъекту необходим объект, Другой, чтобы развить своё воздействие - . он собственно знакомится с собой, узнаёт себя в своём воздействии на Другого, и так субъект может стать самим собой:ему нужен объект даже для того, чтобы пережить и найти себя.

Конечно же, и объект, Другой, тоже действует на субъект, субъект узнаёт его воздействие[3]

Эта глубокая структурная связанность человека с миром используется в психотерапевтической беседе: по возможности в самой наилучшей, понимающей, тёплой, встречающей форме беседы в защищённых рамках терапевтических отношений. В ней, с одной стороны, субъект может выразить и узнать себя рядом с  Другим (психотерапевтом), а, с другой стороны, этот Другой, психотерапевт имеет воздействие на субъекта и его внутреннюю беседу. Терапевтический диалог приобретает своё лечащее воздействие благодаря тому, что в нем пациенту создается возможность быть самим собой около другого человека. Он представляет собой образец опыта и рамку для диалогической открытости вовне и, одновременно, является примером того, как человек благоприятным образом может вступать в диалог с самим собой. Психотерапевтическое воздействие экзистенциально-аналитическая беседа приобретает, если человек, приходя на эти встречи, учится переносить образцы таких внешних бесед извне и вовнутрь.

«Внутренняя и внешняя способность к диалогу», как мы можем это вкратце сформулировать, является не только целью психотерапевтической работы, но также представляет собой главный действенный фактор экзистенциально-аналитической психотерапии (см. также Längle, 1988). Потому что через диалогический обмен с миром человек получает необходимое «духовное питание» для развития своей внутренней сущности. Обмен делает Person более видимой, способствует развитию Я-структур, включает субъекта с более крупную систему взаимосвязей, в которой он может обрести смысл. В непрерывном внутреннем диалоге пережитое воздействие перерабатывается, и к этому осмыслению человек может подключить собственную креативность. Способность к диалогу делает для человека возможным осуществлять непрерывную переработку впечатлений и событий. Он может также и задним числом проделать эту работу в отношении дефицитов, травм, конфликтов, - всего, что вызывает страдание и является поводом для визита к психотерапевту. Внешняя и внутренняя открытость потому и обладает целительной силой, что в итоге дает переживание  полноты жизни и экзистенциального исполнения. 

 

2. Значение субъективного переживания в экзистенциально-аналитической психотерапии.

 

В аспекте развития личности экзистенциальный анализ исходит из того, что у каждого человека от рождения есть предрасположенность к открытости и диалогу. С точки зрения антропологии открытость считается характеристикой духовного измерения человека (Frankl, 1982b, 220 и сл. стр.; 1957, 666 и сл. стр.) или бытия Person (Buber, 1973, 53). Для её дальнейшего развития и формирования необходим опыт диалога с другими людьми и миром. Если в этой области имеются какие-либо дефициты, диалогическая способность Person  может зачахнуть или развиться не полностью – например, в результате психических травм или обид. Блокады и фиксации в психологических защитах, могут привести к тому, что способность Person к открытому взаимообмену больше не будет осуществляться – в обоих случаях для преодоления дефицитов и травм человеку может потребоваться помощь извне.

В отличие от других терапевтических подходов (например, упражняюще-обучающих, психодинамических, креативно-терапевтических и др.), экзистенциальный анализ как подход диалогический    для обработки психических и духовных проблем задается вопросом: что является центром диалога, «субстратом» на котором и ведется собственно терапевтическая работа, осуществляется оптимальное терапевтическое воздействие. Ведь разговор можно построить по-разному.Он может быть в большей степени сфокусирован на содержаниях , как это бывает, например, в дискуссии, или –  на спонтанной креативности и своеобразии личных ассоциаций обоих собеседников, как это происходит во время рассказа или дружеской беседы. Или же разговор в большей степени служит цели  выражения себя: например, когда кто-то хочет произвести впечатление, оправдаться или, рассказать о себе в форме самопрезентации. Или разговор может служить, например, отстаиванию позиции, как это происходит в дебатах (ср. возможные информационные уровни коммуникации, а  также представления Schulz von Thun, 1981).

Все эти формы беседы терапевтически малоэффективны. Они являются поверхностными и односторонними, содержат большое количество новой информации, и поэтому просто не могут подвести человека к проработке того, что его нагружает и нахождению себя. Дискуссии, дебаты, самопрезентации и пр. в процессе переработки не соотносятся с  персональным в человеке,  они остаются на других уровнях: фокусируются на уровне внешнего предмета или на цели, которую преследуют. Таким образом, эти формы беседы не способны сделать для человека видимым травматически блокированный процесс переработки опыта, и не дают возможности постепенно устранить структурный дефицит. Каждый психотерапевт знает, что воздействие терапевтической беседы исчезает, если начинается дискуссия или же, того хуже, защита позиций.

Чтобы выйти на уровень процесса, осуществляемого Person, или структурный уровень Я, в терапевтической беседе необходимо иметь как можно больше информации о том, какие способы обхождения с опытом есть у человека.. В психотерапии нас интересует, как информация «приходит» к субъекту, как он её понимает, как он с ней «обходится», что он из неё «делает». Именно эта информация о процессе наиболее плотно представлена в субъективном переживании. В нем содержится больше всего информации для эффективных психотерапевтических бесед: в переживании информация, поступающая из ситуации, в текущем процессе восприятия и переработки соединяется в единое целое со всеми важнейшими внутренними силами, а также имеющейся уже у человека информацией.

Это не означает, что переживание является единственным источником познания как это считает (эмпиризм)[4]. Скорее речь идет о психологически центральном положении переживания. Переживание представляет собой «точку пересечения» внешнего и внутреннего мира. Оно является основой, на которой человек только и может преодолевать обстоятельства и формировать жизнь в конкретном мире условий, возможностей и требований. Поэтому свободный доступ к переживанию – это предпосылка для экзистенции –   диалогически открытой жизни в «мире», и в жизни, создаваемой Person.

Выше мы задали вопрос: что должно стать центром диалога, чтобы он мог развить терапевтическое воздействие, и назвали переживание в качестве такого центра. Эти первые размышления проливают свет на то, каким образом можно добиться открытости. Отсутствие доступа к переживанию в значительной степени определяется заблокированной или неосуществленной переработкой пережитого. Тогда пережитое может остаться либо непонятным, либо ранящим. В большей или меньшей степени осознанная эмоциональная реакция отрицания или вытеснения пережитого, а также, как следствие, всего, что его напоминает, приводит к потере открытости Person и закрывает доступ к формированию исполненной экзистенции.[5] Здесь впервые мы подходим к существованию тесной и необходимой взаимосвязи между эмоцией и экзистенцией.

Что такое переживание?

Так как переживание имеет для экзистенциальных терапевтических направлений и диалогических форм беседы центральное значение (см. также Ofman, 1988, 257), далее следует подробнее рассмотреть, что такое «переживание», и из чего оно состоит.

Понятие «пере-живание» (Er-leben) уже по значению корня связано с жизнью, со способом проживать ситуацию.[6] Пере-живание могло бы быть расшифровано как: вступать в контакт, устанавливая соотнесение с жизнью; вбирать в себя ситуацию в аспекте согласования ее с собственной жизнью. [7]

С практической точки зрения это означает, что переживание содержит чувства. Переживание – это восприятие с аффективным резонансом. Без такового оно осталось бы простым принятием к сведению информации, что-то вроде мысли или ассоциации.    Чувства представляют собой основу переживания. Они также и есть та форма, через которую мы соотносимся с жизнью (см. теорию второй фундаментальной мотивации в Längle, 1993a, 1994, 2003). Так как для возникновения чувств нужно время, то и для достижения интенсивности переживания, в общем, также необходимо время в качестве предпосылки, конечно, если речь не идёт об особенно интенсивных, сильных впечатлениях. Недостаток времени, как правило, приводит к уменьшению плотности переживания, тогда мы говорим о наличии «стресса». Путешествие, музыка, беседа, становятся «внутренним событием» - переживанием - только тогда, когда можно отдаться содержанию, когда не нужно постоянно смотреть на часы.

Строго говоря, любой процесс: размышление, воспоминание, деятельность, даже если они автоматизированы, сопровождаются чувством и, таким образом, изначально все они представляют собой переживание. Однако если сопровождающие чувства в меньшей степени соотносятся с содержанием, которым человек занят, а больше связаны, к примеру, с привнесёнными настроениями или воспоминаниями, которые позникают ассоциативным путем, то речь не идёт о переживании в нашем понимании. Потому что в этом случае жизнь не открыта для ситуации. Переживание подразумевает резонанс в аспекте чувств с актуальной ситуацией или же с тем, чем человек занят именно сейчас. Можно было бы назвать переживание отражением открытой «диалогики конкретной ситуации».

 

4. Ступени переживания в связи с моделью ПЭA (персонального экзистенциального анализа).

 

Давайте более подробно остановимся на том, как событие становится переживанием. Какая форма чувств приходит в движение в переживании? Является ли переживание событием, носящим характер процесса, или же это феноменом, который возникает неожиданно и сразу, как нечто завершенное, и более уже не изменяется и не углубляется?

Как мы приходим к переживанию? Прогулка по парку, заход солнца, поездка на машине, встреча, фильм, что делает событие переживанием, и когда мы не можем говорить о переживании? Переживание возникает, если у человека, занимающегося чем-либо, рождаются чувства в отношении содержания этого занятия или в отношении актуальной ситуации. То есть тогда, когда именно то, на что он направляет своё внимание, приводит к развитию чувств. Поясним это на примере. Представим себе весеннюю прогулку. Мы находимся на природе. Солнце, цветы, теплый ветер по-своему «говорят» с нами. Если мы открыты для всех этих впечатлений, если мы можем дать природе «затронуть» себя, тогда возникает сопровождающая внешние ощущения «музыка чувств», и она имеет значительную степень интенсивности. Эти чувственные впечатления как бы проецируют то, что мы воспринимаем извне, на нас, но уже изнутри, создавая «аффективную репрезентацию». В подобном случае речь идет о переживании.

О переживании мы также можем говорить и при столкновении человека с неприятным для него событием. Например, возникающая опасность неожиданно вызывает напряжение, и в связи с этим человек подвергается наплыву чувств. Если во время поездки на машине, мирно беседуя со спутником, мы чувствуем, что машину вдруг начинает заносить, то наше внимание мгновенно обращается в сторону опасности. И позже, после того, как испуг с его оцепенением и, вероятно, совершенно трезвым, без эмоций восприятием минует, накатывает волна чувств, которая может быть настолько сильной и глубокой, что всё произошедшее становится «внутренним событием».

Каждое переживание начинается с подобных описанным выше эмоций, называемых в экистенциальной литературе непосредственной аффицированностью[8]. В теории ПЭА   (см. Längle, 1993b, 2000) этот феномен назван первичной эмоцией[9]   Первичная эмоция содержит те самые силу и витальность, которые характерны для любого переживания, - благодаря им мы так стремимся к переживаниям. В них мы чувствуем жизнь, её вкус и силу. Наше бытие черпает из переживания большое количество основных содержаний, и наши воспоминания наполнены именно ими, прожитыми переживаниями. Как и по отношению ко всему, что доставляет нам удовольствие, тут также возникает вероятность опасной зависимости от таких переживаний. Однако, эта зависимость в большей степени угрожает тогда, когда жизнь «не схвачена» также и изнутри, а подчиняется только влиянию внешних стимулов.

Непосредственная аффицированность является основой любого переживания. Однако в покое или через упражнение переживание может получить углубление, если начнется процесс дальнейшего осмысления содержания ситуации. В непосредственной затронутости – в первичной эмоции - человек, занят собой и своими чувствами. Но уже здесь начинается имплицитное осмысление существенного, того, о чем идёт речь в этой ситуации и что имеет значение для субъекта.[10] Эти содержания могут быть намного глубже и обширнее, чем можно предположить в связи с повседневным или вовсе банальным характером конкретной ситуации. Глубина ситуации иногда не может открыться на когнитивном уровне, и поэтому полнее и лучше передаётся в чувственном восприятии. В вышеприведённых примерах Person могла быть захвачена, например, многообразием природы, богатством её форм и цветов. Или же в качестве существенного содержания она могла «ухватить» скоротечность и быстрый бег времени, свойственные экзистенции. Благодаря обнаружению содержания первичной аффицированности раскрывается глубинное измерение, которое даёт переживанию нечто существенное.

 

Углубление переживания и его запечатление.

 

Непосредственная аффицированность в первичной эмоции может перейти в ещё один процесс, вызывающий ответ из самой глубины Person. Это происходит с человеком естественным образом, если отсутствует какая-либо блокада. Однако процесс не всегда является осознанным или же ему не всегда уделяется внимание. В этом ответе из своей глубины «берёт слово» Person, и это самая глубокая форма ее проявления (см. Längle, 1999с): она начинает под впечатлением непосредственного переживания находить своё интуитивное соответствующее самой себе чувствование ситуации и противопоставлять его воспринятому в непосредственном впечатлении. Personтаким образом освобождается от власти впечатления. Она вновь обретает свободу в возврате к собственной «изначальности», своему собственному источнику, и становится созидающей (о модели Person см. Längle, 2002а)[11]. Если мы вернёмся к нашим примерам, то переживание природы на этой ступени выражается не только в захваченности, а побуждает к собственному, внутреннему говорению. Возникают воспоминания, возможно, начинает звучать мелодия, текут мысли, может быть, складываются поэтические строки. Непроизвольно человек начинает внутренне разговаривать с собой о том, как прекрасно, необычно, или тяжело то, что он сейчас переживает. Он может еще больше углубить своё переживание, если сообщит кому-то о своей взволнованности, разделит своё переживание с другим человеком, узнает о его ощущениях и услышит его внутреннюю речь.

Переживание может нас не только «захватывать», оно может полностью «овладевать» нами. Что при этом подразумевается? Впечатление бывает настолько сильным и вызывает такие интенсивные спонтанные чувства, что Person может оказаться пассивной: неспособной принимать решения, и, вероятно, даже думать. Например, когда чувствуешь себя совсем маленьким рядом с величественностью гор, или находишься под таким впечатлением от силы природы, что «лишаешься дара речи». Конечно, имеется в виду внешняя речь, но также умолкает и та внутренняя речь, о которой мы говорили выше. Или же в случае неожиданной опасности, когда, например, внезапно заносит машину, поднимающийся страх одолевает способность Person к ответственному, адекватному ситуации поведению; тогда человек просто реагирует.

То есть переживание иногда делает нас несвободными и в такой степени овладевает нами, что мы утрачиваем свою креативность и способность вести внутренний диалог. Конечно, чаще всего это происходит при душевном перенапряжении и обидах. Именно тогда наша самая большая глубина замолкает, источник автономного креативного содействия пассивен, и переживание остается во власти впечатления и сильных спонтанных чувств.

Итак, переживание получает дальнейшее углубление, находя внутренний резонанс и соединяясь с собственной креативностью Person .[12] Важным шагом процесса по переработке переживания таким образом становится «схватывание» того, что начинает «звучать» в человеке, заявляет о себе, в ответ на воспринятое во впечатлении. Без этого шага Person не может вновь найти или сохранить свою автономию. В противном случае мы останемся «захваченными» впечатлением – чем-то чужим и внешним для нас, будем находиться в его власти, и оно нас одолеет. Нас унесёт боль, или же наслаждение, сверхъестественность[13] или невыносимая тяжесть, да мало ли есть того, что приобретает над нами власть. Но этот шаг, в котором происходит запечатление через частичное отделение от впечатления сохраняет для нас не только личную свободу по отношению к новому, но также помогает закрепить пережитое. Именно за счет нахождения собственного, происходящего из самой глубины содержания и обозначающего персональную позицию по отношению к впечатлению, возникает внутренняя почва, попадая на которую исходное впечатление уже не может так легко пропасть и поблекнуть. Вместо этого оно становится «соразмерным» Person и доступным для неё. Чужое соединяется с «собственным», и благодаря подключению персональной креативности, лучше закрепляется в жизни человека.

Этот вид переработки в равной степени происходит как при приятных, так и при травмирующих, приносящих страдание, внушающих неуверенность событиях. В этом последнем случае нечто начинает говорить в субъекте примерно таким образом: «Этого я не хочу; это же ужасно. Если это так, то мне всё равно…». Невроз с экзистенциально-аналитической точки зрения, среди прочего, характеризуется тем, что образует такого рода фиксированную установку по отношению к пережитому (см. также Längle, 2002b).[14]

В психопатогенезе невроза мы можем обнаружить в общем такой же, как при углублении переживания, этап процесса обработки – обнаружение «собственного». Как следствие этого шага здесь также возникает закрепление пережитого. В неврозе негативное переживание страха, истерии, депрессии и обхождение с этим переживанием фиксируются в виде патологии и постоянно запускают свою динамику, следствием которой являются фиксированные копинговые реакции[15]. С фиксациями, возникающими благодаря такой позиции, можно как раз очень хорошо работать в рамках терапевтического диалога: пациентов можно запросить в их позиции и помочь им узнать, что возможны также и другие позиции в отношении аналогичных чувств.

Опять же из модели ПЭА   можно кое-что привлечь для объяснения и этого аспекта переживания.[16] Здесь речь идёт о «внутреннем переживании», или эмоциональности, о том, что противостоит стимулируемому извне аффекту. Под эмоциональностью мы понимаем самые глубокие внутренние чувства, которые прорываются из сердцевины Person, и, отчасти, подобно предвидениям, выходят за пределы непосредственной ситуации (см. статью из этой книги стр. 27-42). Эмоциональность – это в большей степени интуитивное чутье на правильное, осмысление содержания ситуации как чувствование значения пережитого для собственной жизни. В отличие от первичной эмоциональности эта глубокая эмоциональность также содержит по существу «голос» совести Person с её видением того, что в данной ситуации в общем, является хорошим и правильным. При этом данный этап переживания очевидно содержит также и когнитивный аспект, а именно, понимание и занятие позиции.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 211; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:




Мы поможем в написании ваших работ!