Марта 1976 года. Первая репетиция на сцене. 9 страница

ТОВСТОНОГОВ. Между ними есть существенная раз­ница. Они далеко не ровня. Глумов хоть и беден, но дворянин. Голутвин — разночинец. После реформы каж­дый из них решил приспособиться и нажиться. Но для Глумова путь Голутвина невозможен. Ему надо не на­падать на общество, а войти в него, по возможности на равных, и сделать карьеру изнутри. А борьба и обли­чение — в дневнике... Что такое Курчаев? Лихой, легкий гусар, светский молодой человек, душа нараспашку. Он весел, сам первый смеется на все, о чем говорит. Курчаев дает Глумову важные козыри — оставляет карикатуру на Мамаева и раскрывает секрет тетки — она влюблена в Глумова.

ВОЛКОВА. У Глумовой нет других интересов, кроме интересов сына. Какого качества ее бунт? ТОВСТОНОГОВ. Бунт любящего человека. Пока не узнает, ничего делать не будет. У нее предельная любовь к сыну. Его жизнь — ее жизнь. Но она претендует на доверие сына, требует его.

ИВЧЕНКО. Надо прежде всего убедить самого себя в необходимости решительных действий — почему я, такой талантливый, умный, должен жить здесь, в забве­нии, подсчитывая каждый рубль?!

446

Октября 1984 года.

Первое действие.

ИВЧЕНКО. Есть ощущение, что для Глумова это послед­няя ночь. Последний раз он остается самим собой. Вот его стол, за которым он проводил бессонные ночи, здесь писались памфлеты, множество эпиграмм. Теперь все это не нужно, начинается другая жизнь. Я прощаюсь. ТОВСТОНОГОВ. Просто сжигаете свое прошлое. Сжи­гаете мосты.

ШВАРЦ. Отсюда и дневник. Он родился из потребности продолжать свою деятельность. Многие современники Островского говорили, что это неестественная натяжка, что всем движет нелепая случайность.

ТОВСТОНОГОВ. Глумов понимает будущую безнрав­ственность своего поведения. Он достаточно умен, не просто подлец, которому все равно. Дневник — выход совести, нравственный выход. Это психологическая приро­да дневника.

ШВАРЦ. Сжигая мосты, он начинает дневник. ТОВСТОНОГОВ. Он называет дневник памятником для потомства. Он и себя не жалеет, он откровенно пишет. БАСИЛАШВИЛИ. Он и раньше вел дневник, это все знают.

ИВЧЕНКО. Теперь дневник будет качественно другим. ТОВСТОНОГОВ. Это было из области слухов. Он никому не показывал дневника, даже матери, а с ней он откро­венен. У него репутация злого эпиграмщика, который пишет злые вещи про людей, значит, у него должен быть тайный дневник. Только тогда выкрадывание дневника будет событием.

Трофимов и Михайличенко читают сцену Голутвина и Курчаева.

ТОВСТОНОГОВ. Теперь поговорим об этой паре. ТРОФИМОВ. Голутвин давно пишет, пробует себя в разных жанрах. Пишет романы, повести, комедии. Но не берут никуда. Надо делать что-то другое. Стал искать скандальчики.

ТОВСТОНОГОВ. По-своему он повторяет Глумова, но масштаб меньше. Нам надо так построить, что он вынуж­ден этим заниматься, он все попробовал. Честный путь

447

не получается. Возможностей у него немного. Он разно­чинец, не дворянин. У него определенная репутация. Т Р О Ф И М О В . Он считает себя талантливым. За то, что его не допускают в общество, хочет отомстить. ТОВСТОНОГОВ. Значит, нужно получить материал, это главное. Для этого ему надо познакомиться с Глу­мовым, который много знает. Но он не рассчитал и пришел в момент, когда у Глумова созрел перелом в жизни. Может быть, год назад они нашли бы общий язык и Глумов посвятил бы его в кое-какие скандаль­чики. Теперь Голутвин может только дискредитировать Глумова. Естественно, Голутвин всего этого знать не мог, он пришел к потенциальному союзнику. Курчаев в гусарской форме, но ничего военного в нем нет. Эта форма дает ему возможность легкой светской жизни. Он уже в такой стадии, когда пренебрегает законами светского человека — что положено, а что не положено. Знакомство с Голутвиным — вызов обществу, с такими людьми вообще нельзя общаться, недопустимо, но Кур-чаеву приятно с «умными людьми» знакомство водить, свой уровень интеллекта он знает. (Михайличенко.) Вы очень робко читали, это понятно, в первый раз, но вы должны настроиться совсем на другую тональность. Это легкая комедийная роль. «Легкая» в смысле спо­соба легко жить. При всей глупости Курчаева в нем должно быть обаяние. Это приятный, лихой человек. У него богатая, хорошенькая невеста, которая предпо­читает Курчаева всем поклонникам. Голутвин попросил его познакомить с известным в определенном смысле человеком и Курчаев охотно откликнулся. Между завтра­ком и обедом. Из кабака в кабак, из ресторана в трак­тир, от самого высшего уровня до самого низкого. Таков его день. А тут подвернулся Голутвин, который может про всякого сказать острое словцо, а он, Курчаев, с удо­вольствием разнесет его по домам. Гусарская форма только помогает ему в таком образе жизни. Истинно военного в нем ничего нет.

Глумову они сейчас совершенно некстати, а они никуда не спешат. Пришли подвыпившие, поют какую-то песенку и уверены, что Глумов протянет им руку по­мощи. Но сразу натолкнулись на сухой прием. ИВЧЕНКО. Голутвин вдруг чем-то заинтересовал Глу­мова, он долго его расспрашивает: что писал? Писал ли пьесы?

448

Актеры снова читают сцену. Каждое слово, произнесенное Трофимовым, вызывает смех присутствующих, Михайличенко читает фор­мально, без юмора.

ТОВСТОНОГОВ. Действительно, почему такой интерес? Хотя он сыграет коварную роль во всей дальнейшей истории, но здесь Глумову показалось, что Голутвин может ему пригодиться в его дальнейших планах. ИВЧЕНКО. Он вхож в литературные круги. Может кое в чем помочь. Надо выяснить, на что он способен. ТОВСТОНОГОВ. Но сейчас они ему мешают. Главное — определить цель прихода. У Курчаева это должно быть оправдано его добротой на почве опьянения. Он сейчас безумно добр. Попросили познакомить с Глумовым — извольте, он мой кузен. Они мало общаются, но формаль­но они родственники. Никакой корыстной цели у Кур-чаева нет. Полная жизненная свобода. Любит рисовать, быстро набросал карикатуру на Мамаева. И наверное, если бы не изменившиеся планы Глумова, они догово­рились бы именно Мамаева взять под обстрел. Хороший матерьяльчик есть.

Но у Глумова цель прямо противоположная. Он ждет Мамаева, чтобы с него начать свое восхождение, а они пришли его разоблачать.

ИВЧЕНКО. Он не может их просто выгнать, чтобы не открыть свое новое лицо.

ТОВСТОНОГОВ. Конечно. Тут очень важно поведение Глумова до прихода Мамаева и после. Когда ему удастся «купить» Мамаева, он просто выгонит Курчаева, а здесь еще нужно соблюдать декорум. Важно сейчас, что они явно задерживаются у вас и вы видите по их поведению, что они расположились надолго.

ТРОФИМОВ. Они собирались, наверно, вместе пойти потом в ресторан, отметить их сговор, обмыть. ИВЧЕНКО. Они бы сейчас работали творчески, а Глу­мов раздражен.

ТОВСТОНОГОВ. Чем меньше вы сейчас будете прида­вать значения «петуху», тем острее он «сработает» потом. Это тоньше.

ИВЧЕНКО. Сейчас он его просто раздражает, да еще бумагу портит. ТОВСТОНОГОВ. Когда он скажет, что это не просто

449

петух, а Мамаев, это сразу что-то изменит. (Михайли-ченко.) Ваш рисунок — не импровизация, у вас есть вы­работанный прием рисовать дядюшку. Он потом недаром говорит, что умеет рисовать только дядю. КРЮЧКОВА. Болван этот Курчаев.

ТОВСТОНОГОВ. Зачем вешать такой ярлык? Он неда­лекий парень, но добрый, легкий, стал жертвой страш­ной интриги. Он должен вызывать сочувствие. КОВЕЛЬ. Никакой он не болван.

ТОВСТОНОГОВ (Михайличенко). У такого рода людей есть свойство — все, что он рассказывает, кажется смеш­ным ему самому. Надо это поискать. Он не острит. Чело­век с настоящим юмором очень серьезен и ждет реак­ции, а этот всегда первый реагирует на свои шутки, не ожидая реакции окружающих. Это в природе Курчаева. Самому все смешно, что бы он ни рассказывал. Я не требую, чтобы вы сейчас это делали, надо искать такой способ мышления. Это надо в себе воспитать. Таких людей много.

Актеры снова читают сцену до слов Голут­вина «Поедем обедать».

ТОВСТОНОГОВ (Трофимову). Эта игра не получилась. Голутвин сейчас в таком состоянии, что это дело надо запить. Черт с ним!

ТРОФИМОВ. Выпить, а потом искать другой выход. ТОВСТОНОГОВ. Потом вы с лихвой отыграетесь на самом Глумове. Сейчас Голутвин затаился — «ладно, ладно» (Ивченко.) С этим визитом в вашей жизни мно­гое изменилось. Курчаев оставил карикатуру, да еще с подписью. Ваш главный партнер в игре — мать. Но у вас не было времени на сговор, как использовать рисунок Курчаева.

ИВЧЕНКО. Это импровизация. Посмотрел на карика­туру и вскрикнул: «Маменька!» Он знает, что она и без сговора все поймет.

Читается сцена с Мамаевым.

ТОВСТОНОГОВ (Басилашвили). Вы входите в комна­ту и видите сидящего за столом человека, который на вас не обращает внимания. Это очень важное обстоя­тельство. Глумову важно для начала нанести вам шоко-450

вый удар. У Мамаева остается один выход — беседо­вать со слугой.

БАСИЛАШВИЛИ. Может, это не хозяин, откуда я знаю?

ТОВСТОНОГОВ. Важно, что человек не встал, не ото­рвался от своего дела, не оказал вам внимания. БАСИЛАШВИЛИ. Да, я не привык к такому. ТОВСТОНОГОВ (Ивченко). Вы не должны быть не­вежливы, вы инсценируете глубочайшее погружение в свое дело.

ИВЧЕНКО. Надо найти какое-то нелепейшее занятие. ТОВСТОНОГОВ. Всем ходом действия так задано появ­ление Мамаева, так важен для Глумова его приход, что достаточно того, что вы на него не обращаете внима­ния. В этом неожиданность. (Басилашвили.) Дело не в том, что квартира холостая, а к какому типу привел его слуга. К невоспитанному человеку.

БАСИЛАШВИЛИ. Он получает удовольствие от таких поездок. Ему не нужна квартира. Так же и в лавках. Он важно спрашивает: «Колбаса есть?» И ничего не покупает. Получает удовольствие. Повод для общения. ТОВСТОНОГОВ. По существу, вам не нужна квартира, не нужна и колбаса.

БАСИЛАШВИЛИ. «Где гостиная?» — спрашиваю я слугу, как бы извиняясь перед Глумовым. Мол, мы ме­шаем, а все из-за тебя.

ТОВСТОНОГОВ. Все подчеркнуто логично. Вот человек, слуга, который нуждается в постоянном совете, потому что своего соображения у него не хватает. И мое отли­чие от остальных в том, что я это понимаю и не теряю терпения, а учу. Это должно быть не в характерности, а в способе мыслить. Этот способ мыслить — благодат­ная почва для результата. Этот слуга вроде бы разумный человек, но не охватывающий масштаба жизни. (Ивчен­ко.) Ваша задача не извиняться, а взять на себя — это не он виноват, это я виноват.

13 октября 1984 года. Первая картина.

ТОВСТОНОГОВ (Ивченко). Когда Мамаев рассказы­вает про гимназиста, который не захотел с ним разго-451

варивать, вы должны дать понять ему, что вы тоже были таким мальчиком, но вас не останавливал на ули­це такой «мудрец», как Мамаев, и у вас не было нас­тавника, о чем вы всю  жизнь жалеете.

ИВЧЕНКО. Я тоже был таким легкомысленным — от этого зависит градус моей реакции на рассказ о «бес­путном» гимназисте.

ТОВСТОНОГОВ. Мамаев говорит: «На опасном пути мальчик», а у вас своя «горестная» тема — мальчик повторяет мой путь. Маска несмышленыша должна под­купить Мамаева.

ИВЧЕНКО. И куда может привести этот путь? ТОВСТОНОГОВ. В тюрьму.

БАСИЛАШВИЛИ. А если бы мальчик открылся Мама­еву, доверился, а не спешил бы домой, то и тюрьмы не было бы.

ТОВСТОНОГОВ. Конечно. И вот Глумов, хотя и не мальчик-гимназист, но жаждет ваших наставлений. Глумов — режиссер авантюры. Это особенно проявляется в сцене с Манефой. Он все подготовил, все организовал, и на наших глазах подкупает Манефу. КОВЕЛЬ. Здесь она не фиглярствует.

ТОВСТОНОГОВ. Здесь — дело. Весь «театр» — у Туру-синой. Но там дали всего десять рублей, а Глумов дает пятнадцать.

И В Ч Е Н К О . Он все подсчитывает, записывает расходы. ТОВСТОНОГОВ. Они ему обременительны, но необхо­димы. Он сознательно пустился на расходы, которые должны окупиться сторицей.

ИВЧЕНКО. Настроение у него отличное, все идет пре­красно.

ТОВСТОНОГОВ. Да. Все идет ему навстречу. Курчаев сам дал в руки карикатуру на дядю, она сработала. Судьба ему благоприятствует. Вместе с расходами он запишет в дневник разговор с дядей, тут он даст волю своему саркастическому перу, литературный дар у него есть! Мы должны увидеть, какое удовольствие Глумов получает от своего дневника. Он наслаждается сатири­ческим ядом своего дара, который вынужден скрывать. Глумов вообще много работает. В дальнейшем мы уви­дим, что он не поленится выучить наизусть трактат Кру­тицкого. А это адский труд! Азарт игрока в этом образе весьма важен. Ошибся в одной-единственной карте —

452

забыл на столе дневник! Простейшая ошибка. И на Го­
лутвина нельзя было злиться. Это тоже ошибка. Поэтому
пьеса и называется           «На каждого мудреца довольно

простоты». Это социальная пьеса. Все заострено до предела. Вот почему я против салонной комедии, хотя в Малом театре играли именно так, и играли мастерски. Но мне вспоминается в связи с этой пьесой такой писа­тель, как Салтыков-Щедрин. Эта комедия стоит особня­ком в творчестве Островского.

Последнее явление первой картины — поверженный Курчаев. (Ивченко.) Зачем вы уделяете Курчаеву столько внимания? Не надо на него затрачиваться. Тут вам важно понять, как сработала интрига с портретом. Кур-чаев для вас уже битая карта, он вышел в тираж. Мы следим за умелым ходом глумовской интриги. ИВЧЕНКО. Я не рассчитывал, что так быстро все сра­ботает.

ТОВСТОНОГОВ. Глумов через жалобы и стенания Кур-чаева угадывает, что произошло на самом деле, и наблю­дает, а все поняв, выкидывает Курчаева, как ненужную больше вещь. Причем, он пренебрегает тем, что тот начал догадываться о его роли, это уже неважно — Курчаев списан.

ИВЧЕНКО. Я мог бы даже и открыться, но это неваж­но, Курчаев сам себя уничтожил. Ход его логики — дядя вас выгнал, и правильно сделал, я вас тоже выгоняю. ТОВСТОНОГОВ. Уходя, Курчаев хочет произнести ог­ромный гневный монолог, но выдавливает одно слово: «Прощайте!» Он задыхается от негодования. У Глумова все идет по плану, даже с перевыполнением. ВОЛКОВА. Одна сцена — каскад событий. ТОВСТОНОГОВ. Все это — пролог к будущей жизни. Впереди — прыжок в столицу, в. Петербург! Блиста­тельная карьера.

Крючкова и Волкова читают сцену Мамаевой и Глумовой из второй картины.

ТОВСТОНОГОВ (Крючковой). Вы так прочитали, что создается впечатление, будто всезнающая дама ментор­ским тоном поучает безграмотную старуху. А надо вклю­чать в ее жизнь два важных обстоятельства — перед

453

Мамаевой мать Глумова, которого она видела в театре и который ей очень понравился. И вот теперь — он у нее в доме! Какое удачное совпадение! Какая радость! Не рациональная логика, а крайнее возбуждение, экзаль­тация. У Мамаевой, видимо, был большой перерыв по части любовных приключений, а это для нее — главное в жизни. Она говорит, говорит, все с целью взять мать в союзники. Ей интересно все, что говорит Глумова, но только в той части, которая касается отношения к ней Глумова. Когда мать пускается в воспоминания о детстве Егорушки, то сразу теряет внимание Мамаевой.

Важное исходное обстоятельство для Глумова — он появляется в гостиной с крайне деловым видом, с папкой в руках, страшно озабочен делами и, увидев Мамаеву, страшно «взволнован» этой случайной встречей. На самом деле по его плану он сознательно устраивает этот слу­чай, но всем своим видом демонстрирует Мамаевой, что он на службе у дяди, и нет для него ничего важ­нее.

Мы уже говорили, что Глумов всякий раз надевает ту или иную маску, в зависимости от партнера. С Горо-дулиным, например, он напяливает маску нигилиста, мрачного циника, чуть ли не террориста, способного бросить бомбу в губернатора. У Глумова во всем спеку­ляция на политической позиции человека, на его взгля­дах, с учетом важнейших свойств характера и сла­бостей.

В сцене с Городулиным он даже пародирует то, что сам недавно исповедовал. Глумов — хамелеон, легко переходит от одной маски к другой.

Актеры читают сцену Мамаева и Глумова.

ТОВСТОНОГОВ (Ивченко). Глумов совершает неко­торый «прокол» с Мамаевым, когда просит его ввести в дом Турусиной и помочь посвататься к Машеньке и чтобы об этом ни в коем случае не узнала Мамаева. Мамаев сердится, когда его кто-то учит. Он такие вещи замечает, чувствует, а Глумов увлекается, спешит и едва не выходит из роли.

Но исправляет ошибку лестью — «Удивляться уму вашему!» (Басилашвили.) Вы от лести испытываете физическое наслаждение. Тепло разливается по всему телу, этакое блаженство.

454

КРЮЧКОВА. Мамаева очень утомляет собственная жена.

БАСИЛАШВИЛИ. Конечно. Жуть какая-то. Глумов должен его спасти. У нее сильный темперамент, а вокруг так много прохвостов. А Глумов — свой человек. КОВЕЛЬ. Он давно уже уставал от жены, не справ­лялся.

Актеры читают сцену Глумова, Мамаева и Городулина.

ТОВСТОНОГОВ (Ивченко). Вы говорите Городулину все противоположное тому, что говорили Крутицкому. Почти бунтарь. Борец за благосостояние масс. Все об­ратное. Спекуляция на различных позициях. ИВЧЕНКО. Он продает то, что ему самому раньше было близко.

ТОВСТОНОГОВ. Цинизм. С Городулиным особенно контрастная маска. А вот с Мамаевым и Крутицким маски близкие друг другу, здесь нюансы тонкие. Оба консерваторы, но по-разному. С Крутицким — ничто­жество человека, раболепие. С Мамаевым краски более мягкие, Глумов завоевал его еще в первой картине, а здесь продолжает. Но «прокололся» — ученик вдруг стал поучать учителя. Будет трудный момент, когда Глумов на сцене находится одновременно с Городули-ным и Мамаевым. Глумов молниеносно переходит от одной маски к другой, никто ничего даже не успевает заподозрить. (Крючковой.) Мамаева в первых актах вся во власти эмоций. Только когда узнает об измене, она умнеет. Из чувственной самки на наших глазах выраста­ет умный мститель. Она очень тонко использует ошибки Глумова, находит обиженного им, недооцененного Го­лутвина. Она даже не дает возможности Глумову в чем-то ее заподозрить.

КРЮЧКОВА. Уже украв дневник, она разговаривает с Глумовым как ни в чем не бывало.

БАСИЛАШВИЛИ. Мамаева обращает Глумова в муж­чину, распаляет его «скрытую страсть».

ИВЧЕНКО. Ей интересно, как он мучительно раскры­вается.

БАСИЛАШВИЛИ. Она все изведала в жизни, ее волнует «чистота» Глумова.

455

Октября 1984 года.

Четвертая картина — у Турусиной.

ТОВСТОНОГОВ. Представим себе, из чего складывается день Крутицкого. Он свято соблюдает традицию визи­тов. Половина дня — визиты, другая — графомания. Герои пьесы относятся друг к другу недружелюбно и неуважительно, но традиция визитов соблюдается. Пря­мой цели нет. Это способ жизни данного сословия. Л Е Б Е Д Е В . А мне кажется, что у него это просто оста­новки во время прогулки. Он так стар и немощен, что вынужден заходить в знакомые дома для отдыха, а потом отправляться дальше.

ТОВСТОНОГОВ. Люди, ничего не делающие, создают видимость активной деятельности. И у Мамаева такая же жизнь. И у Городулина. Этот образ жизни отли­чается только ритмом, что зависит от темперамента, возраста, характера. Но система никчемных визитов и бесплодной суеты остается. Большая говорильня. Неда­ром Глумов в разговоре с матерью называет Москву обширной говорильней, в которой ему легко будет заво­евать успех.

ПОПОВА. Турусина, вероятно, была великосветской львицей.

ТОВСТОНОГОВ. Но она уже давно вышла в тираж и замаливает грехи молодости. Вероятно, Крутицкий тоже был ее любовником, иначе его намеки не объяс­нить. Замечу, что наши герои — не клинические идиоты, у каждого из них — всепоглощающая страсть. Только Мамаева освобождается от страсти, ее глубоко оскор­били, и она мстит. Тогда мы выйдем на щедринские высоты, если доведем страсти Мамаева, Крутицкого и Городулина до логического предела. Надо уйти от бы­товой, светской комедии. Почему все время вспомина­ется Салтыков-Щедрин? Потому что он необычайно современен. В этом я особенно убедился при постановке «Балалайкина» в «Современнике». Многие не верили, что актеры произносят щедринский текст, считали, что они гонят отсебятину. Например, упоминается даже ресторан «Пекин». Оказывается, был такой ресторан и во времена Салтыкова-Щедрина. Совпадения были поразительные, даже в мелочах.

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 361; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!