Марта 1976 года. Первая репетиция на сцене. 7 страница



ТОВСТОНОГОВ. Пусть сам возьмет, для него это тяже­лая работа. (Тарасовой.) «Чайку, чайку!» — какая ра­дость, вроде бы никогда и не пили чаю, и не пробовали еще, просто знаете, что есть такая радость на свете. Она не потеряла радостей пятилетнего ребенка. (Оль-хиной.) Фразу «кабы не поручение, ты бы и не заехал ко мне» надо сказать, не глядя на него и не ставя знак вопроса. «Такие у нас с тобой нынче отношения» — вот что подложите. Внутренний характер вопроса, а не буквальный. И все на юморе, а у вас получается серьез­но. «Старуха» — это вы всегда говорите о себе ирони­чески.

424


Сцена повторяется еще раз.

ТОВСТОНОГОВ         (Басилашвили).   Начинайте   историю

про сутягу как бы издалека — я сейчас вам расскажу очень интересную историю. И в открытую расскажите эту экспозицию зрителю. И привычный для нас современ­ный штамп, который возник от мхатовской борьбы с велеречивостью, сюда не подпускать. Округлое слово, сочное, ничего нельзя пробалтывать. Это общее заме­чание.

БАСИЛАШВИЛИ. Вкусное слово.

ТОВСТОНОГОВ. Вот именно. А как только мы начинаем подгонять его под нашу современную манеру, Островский просто корежится. И это надо делать не из пиетета перед классиком, а потому, что мы сразу перестаем ощущать его как писателя, непревзойденного мастера слова. Нельзя подминать его под простотцу, ни в коем случае. (Олъ-хиной.) Говорите с Лыняевым все время в шутку. Вы его вышучиваете, а он вас. После ухода Лыняева Меро-па расспрашивает Анфусу о том, что делается в доме Купавиной. Анфуса убеждена, что Лыняев ухаживает за ней. Вопрос о том, не ухаживает ли он за Купави-ной, Анфусу смешит. Там-то уж ничего нет, у нас-то чуть-чуть, а там совсем ничего. Абсурдная мысль. Букваль­но засыпать не надо. «Ты уже вовсе спишь» — не потому, что она зевает и буквально засыпает, а потому, что ничего не видит, плохой шпион. (Ольхиной.) Вы так и не съеха­ли со своего тона. Так на нем и сидите. Вы же понимаете реальные отношения, обстоятельства, почему же дальше музыкальных фиоритур не идете? Это неплодотворно и ведет к штампу. К живому не пробиться. Надо сдирать эти мозоли. Никогда не играли Мурзавецкую, а уже знаете, какой взять тон, какой сюда «подходит». Это уже сидит в вас, почти в каждом есть.

Первое действие. Сцена Купавиной и Мурза-вецкой.

ТОВСТОНОГОВ (Крючковой). Меропе нечего делать с вами, с первой ученицей. Вы утратили независимость богатой женщины. Замужество — кто здесь? Лыняев? Это несерьезно. Вы должны вести свою линию. КРЮЧКОВА. Она подавлена?

425


ТОВСТОНОГОВ. Конечно. «Волки и овцы» — все название в этой сцене. Но с этой овечкой Мурзавецкой очень трудно справиться. И внимание ее трудно сосре­доточить. Купавиной скучно со старухой. КРЮЧКОВА. Мне нужна своя жизнь физическая. ТОВСТОНОГОВ. Купавина — порхающий мотылек, ве­селая вдова. Быстрый выход — и сразу на середину. Куда бы она ни вошла, она хозяйка пространства. И кро­ме того, хорошо бы найти характер девочки-подростка. Есть люди, которые всему удивляются. Давайте попро­буем еще раз.

Сцена повторяется. Замечания по ходу действия.

ТОВСТОНОГОВ (Крючковой). Надо шире пройти. Ищи­те зеркало. Без зеркала никакой жизни для вас нет. Шире, шире — где же это зеркало проклятое? И перей­дите сразу к стулу. Раз уж зеркала нет в комнате, оно есть у вас в сумочке. «Ох, скучно» — попала в самое больное место. Тоскующая вдова, полная сил, жизни. «Замуж хочется?» — глазами отвечает: очень хочется. А потом уже слова. И не идите с ней на прямой кон­такт. Ищите «апарт» в нашу сторону. «Какие женихи?» — и отвернулась. Пока все это не в том градусе, который нужен. Вы же смелая актриса, Светлана, почему вы все под себя играете? Купавина — шумная женщина. Ее физическое ощущение — бунт плоти. (Поповой.) О Купа-вине — не надо делать это главным аргументом. Глав­ное впереди, а то на него сил не хватит. (Крючковой.) Сделайте кусок о Купавине — будто Меропа шутит. Она глупая, глупая, а кое-что понимает.

Сцена повторяется еще раз

ТОВСТОНОГОВ (Крючковой). Медленно входите, валь­яжно, обходите комнату в поисках зеркала. Сделайте Мурзавецкой иронический книксен — Купавина мечта­ет жить в Петербурге. Провинциальная вдова, но хочет быть светской. Отставляет пальчик, похлебывает чай по-петербургски. А на словах о Лыняеве — прыснула в чашку, и вся ее светскость кончилась. (Поповой.) Надо всю эту салонную беседу положить на сквозное дей-

426


ствие — Мурзавецкая постепенно готовит Купавину к главному разговору.

Э. ПОПОВА. А первую сцену надо проще? ТОВСТОНОГОВ. Там прямой детектив, заговор, а тут все сложнее. Выдать Купавину за Аполлона будет не просто. Надо, чтобы в Купавиной было сопротивление, она не поддается, все время ускользает из рук, а вам надо привести ее в форму. (Крючковой.) Попробуйте пританцовывать — в этой провинции закиснешь, если не будешь в постоянном тренинге. (Поповой.) Когда заговорили о смерти, вам удалось наконец взять ее внимание. «Я привезла» — вам надо здесь рассвирепеть. Вы ей сейчас театр устраиваете. Прицепитесь к этой тысяче — пусть видит, что такое Мурзавецкая. Если вы из-за тысячи такое делаете, что же вы устроите из-за пятидесяти! Все время должна быть борьба между вами. Как только я начинаю слушать слова, значит ничего не происходит. (Поповой.) Пока вам не очень трудно с ней. Весь первый акт — скандал Мурзавецкой. Почва под ногами горит — денег нет, платить нечем. Все время важно — что впереди? Как только есть перспектива, сразу интересно смотреть.

Декабря 1979 года.

Первое действие.

ТОВСТОНОГОВ. Задача репетиции — вытащить исход­ное предлагаемое обстоятельство: развал дома Мурза-вецкой, горит земля под ногами, все валится и надо что-то делать. Это особенно должны нести Мурзавецкая и Чугунов. Пока вы все играете будни в жизни дома. А это чрезвычайное обстоятельство. Пока нет чрезвычайности, нет события. Только Глафира выключена из этого, но и она в конце акта понимает, что в борьбе за Лыняева осталась в одиночестве, что на поддержку тетки надежды нет. И Купавина в этом обстоятельстве не участвует, ее деньги «в другом банке», у нее под ногами не горит, где-то маячит жених, Петербург. Поэтому здесь — обы­денность ее визита. Обстоятельства в доме Мурзавец-кой задевают ее постольку, поскольку ей испортили настроение.

427


Сцена Чугунова и Мурзавецкой.

ТОВСТОНОГОВ (Рыжухину). Эта сцена — звездный час Чугунова. Он — этакий Макиавелли местного масштаба. За формой подьячего должно быть вдохновение, подъем. Пока у вас все правильно, но нет озарения. А он все ставит, как игрок на игорный стол. Здесь он на высоте. Не было бы столичных сволочей, он довел бы дело до конца, Беркутов ему все портит. Вам надо стремиться в этом куске к внутреннему подъему, вам не хватает поэзии уголовщины. Это победительный кусок, хотя Ме-ропа и кричит на вас. Она игрок и вы тоже. Эта сцена должна завинтить все, поэтому внутренне ее надо под­нять до вдохновенного самочувствия, иначе получится мелкое жульничество, масштаб должен быть другой. Вы действуйте в пределах правды, но правда-то какая-то мелкая. (Поповой.) Мало юмора. В этой сцене все начи­нается. Чугунов должен продать свою идею подороже — у него же весь план разработан. Он пришел спасать и все готов ей уступить, потому что он хозяин положе­ния, а не она, хоть она и кричит. Он внутренне ведет сцену. Он хозяин положения, а форма угодливая — Чугу-нов подыгрывает Меропе, льстит ей. Он изобретатель­ный человек, находка для нее. Сейчас этого второго плана нет и получается не волк, а мелкий сутяга. (Крюч­ковой.) Купавина жутко не любит допускать в себя неприятности.

И надо найти в сцене легатированность, пока все очень рвано. По внутренней линии — ищите предельную степень наивности.

Декабря 1979 года.

Второе действие.

БАСИЛАШВИЛИ. Почему все относятся к Мурзавец-кой уважительно в первом акте, хотя она так ведет себя?

ТОВСТОНОГОВ. Лыняев на первом этапе в уголовщине ее не подозревает, не связывает ее с подлогом. Это все впереди.

БАСИЛАШВИЛИ. Значит, сначала все это из разряда дамских глупостей?

428


ТОВСТОНОГОВ. Да. Вы знаете, что завелся какой-то сутяга — и все. Пока вы это с Мурзавецкой не связы­ваете.

(Крючковой.) Главное качество Купавиной — по­скорее избавляться от неприятностей. Чугунов дал какую-то бумажку странного вида, надо ее подписать — и все. А он плачет. (Рыжухину.) «Немножечко» совести тут-то и сработало, вексель жжет руки. (Басилашвили.) Лыняев взял над Купавиной негласное опекунство, поэтому его все интересует — куда ездила, зачем? Он был дружен с ее мужем и с Беркутовым они одна компа­ния. Муж умер, и Лыняев считает себя обязанным по­могать ей, взял на себя ответственность за нее. Их сцена должна строиться на чувстве его ответственности по от­ношению к ней, а не на общественном разоблачитель-стве.

Но Купавина поставила его на место, и он сразу
отказался от действий — в этом весь его характер. Что
здесь по действию происходит? Мы разобрали обстоя­
тельства, а что он здесь делает? Куда вы включите рас­
сказ про цыгана? Вы ее спасаете, а она не желает спа­
саться — вот         природа         взаимоотношений             между
ними.

(Крючковой.) Купавину нельзя играть гусыней. Это даже мило, что она настолько ничего не понимает. Она — такая аппетитная овца, а вокруг — волки. БАСИЛАШВИЛИ. И я волк, только добрый.

Сцена Купавиной и Аполлона.

ТОВСТОНОГОВ. Аполлон начинает с уверенности, а в процессе разговора сникает, потому что видит, что она его не принимает. И в конце концов съезжает на пятерку, чтобы уж совсем без всего не уйти. БАСИЛАШВИЛИ. Эта пятерка, может, неожиданна для него самого.

Начал жаловаться, еще и не предполагая, что возьмет в долг. На пять рублей он съехал не потому, что хочет выпить, это неожиданный выход из дурацкого положения, в котором он оказался. Он в общем-то поря­дочный человек.

ТОВСТОНОГОВ. Это интересно — найти в подонке благородство.

429


Декабря 1979 года.

Второе действие. Сцена Купавиной и Апол­лона.

ШАБАЛИНА (Богачеву). «Что значит это дело в срав­нении с вечностью... чуть было не сказал с соленым огурцом» — вы играете так, будто ваша шутка не про­ходит, а она проходит, и вы должны радоваться этому. Вы сейчас иронизируете над собственной шуткой. БОГАЧЕВ. Я ведь понимаю нелепость ситуации, в кото­рой оказался. Вынужден врать и вдруг неожиданно для меня самого у меня в голове возник этот «соленый огу­рец». Я просто делюсь с нею.

ТОВСТОНОГОВ (Богачеву). Вы должны играть любовь, страсть. «Соленый огурец», «в сравнении с вечностью» — не вкладывайте в эти слова глубокого содержания, это казенные слова, положите их на страстность. Главное — идите на сближение.

БОГАЧЕВ. Ведь он не разыгрывает Купавину. Боюсь, чтобы не получилось, будто я ее разыгрываю. ТОВСТОНОГОВ. Он выполняет задание. БОГАЧЕВ. Присущим ему способом.

ТОВСТОНОГОВ. Обычно у него это получалось, с любой женщиной.

ШВАРЦ. Ему самому дико смешно про соленый огурец, иначе не получится. Это у каждого б ы в а е т — в д р у г такое придет в голову!

БОГАЧЕВ. Это возникло только сейчас, сию минуту. ТОВСТОНОГОВ. Предложение обратиться по делу к Чугунову — оскорбление. Обязательно надо сыграть это гусарское начало: задета честь. И ведите всю сцену на одном дыхании, не надо дробить.

БОГАЧЕВ. «Души низкие ищут денег, души возвышен­ные ищут блаженства» — это острота?

ТОВСТОНОГОВ. Это не острота, это как «соленый огу­рец». Понял, что сказал пошлость — это не я, это не мои слова, отсюда возникло — «как сказал один полковой писарь». Это, мол, цитата.

БОГАЧЕВ. Он не хочет говорить о любви, потому что ее нет?

ТОВСТОНОГОВ. Он предлагает ей сделку. БОГАЧЕВ. Будем деловыми людьми. ТОВСТОНОГОВ. Я предлагаю, чтобы он рухнул на

430


колени, а потом встал и сказал: «Вы не увидите меня на коленях».

БОГАЧЕВ. Рухнул, а потом решил — нет, этого я уже не могу. От этого встал.

ТОВСТОНОГОВ. Да. Должен быть переход к сле­дующей спирали разговора, иначе действие остано­вится. (Крючковой.) Вам становится все смешней и смеш­ней. Трудно сдержаться, она хочет прекратить сцену.

Богачев падает на колени — «Вы не увидите меня на коленях!» Все смеются.

ТОВСТОНОГОВ. Верно. Упал, а потом подумал — чего ради? Надо все вести к словам: «Но полюбить меня вы должны». Это уже задано, предопределено судьбой, ничего не поделаешь. Так велела тетя. (Крючковой.) Когда он пытается рассказать про то, как его не оце­нили в полку, она резко меняет ритм. Полковые исто­рии ее не интересуют, и вообще пора кончать разго­вор.

Январь 1980 года.

Третье действие. Сцена Чугунова и Горец-кого.

ТОВСТОНОГОВ (Толубееву). Я хочу, чтобы вы почув­ствовали удовольствие от процесса вымогания денег.. Вы держите Чугунова на крючке — это и есть ваше дей­ствие. Удовольствие даже садистическое. В чем ваше преимущество? Во-первых, вы сделали дело и вам обязаны заплатить. Во-вторых, если вы его разоблачите, его посадят, а за себя вы нисколько не боитесь. Преиму­щество полнейшее, используйте его до конца. Вы знаете трусливую натуру Чугунова, вы его презираете. Ему вы этого не показываете, но мы должны это видеть. И вы должны получать наслаждение от процесса, от шантажа. Можно впрямую требовать денег, но так интереснее, и характер получается сложнее. Не суетитесь, пусть Чугунов суетится.

Проситель    здесь сильнее, чем тот, у кого просят. И улыбку снимите, на всю сцену.

431


Сцена повторяется. Горецкий — Толубеев спокойно и долго строгает палочку. Чугунов ходит вокруг него.

ТОВСТОНОГОВ (Толубееву). Вот теперь вы поверили в природу вашего существования. Мне очень важно, чтобы вы поверили, потому что юмор высекается только на этом пути, иначе просто служебная сцена получается. Выкачивание денег из дяди-жулика, если вы почувству­ете точную природу их взаимоотношений, превратится в процесс, и вы будете получать от него удовольствие и легко найдете собственные краски и приспособле­ния.

ТОЛУБЕЕВ. Я думал, что все это проще — просить денег, настаивать, приставать к нему.

ТОВСТОНОГОВ. Результат не меняется, но способ важно найти неожиданный.

Сцена Купавиной и Мурзавецкого.

ТОВСТОНОГОВ (Богачеву). «Я чист» — все это дело затеяла тетка, старая дева, интриганка, вы тут ни при чем. Со слов «какое обстоятельство» — другой темп, быстро, легко, не надо рассиживаться, это подготовка к самому главному для вас — попросить денег на вы­пивку. Легко, вперед, натиск его усиливается, земля горит под ногами. Он как бы говорит — «я бы давно ушел, понимаю, что надоел, но есть одно обстоятельство, из-за которого не могу уйти». Сейчас он до слез может дойти.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ (Богачеву). «Отстаньте! Лессе! Вы мне надоели!» — он уже давно о другом говорит, не о женитьбе, не о долге, а она все о том же. Повернулся к ней спиной и зарыдал. Так и сидите к ней спиной. Когда дала пять рублей — а он рассчитывал максимум на трешку! — стремительно кинулся на колени. Сейчас наметилась верная логика.

Э. ПОПОВА. Он вызывает щемящую жалость... БОГАЧЕВ. Сейчас у меня более цельное ощущение. Раньше кусками что-то было, а в целое не складыва­лось.

432


ТОВСТОНОГОВ. Это естественно, мы пробуем, ищем. (Крючковой.) Вы стали лучше понимать Купавину? КРЮЧКОВА. Лучше, но не знаю, как со стороны. ТОВСТОНОГОВ. И со стороны гораздо лучше. Вы настро­ены сексуально, у него был какой-то шанс, но все испор­тило самодовольство Аполлона.

БОГАЧЕВ. Как только он увидел, что она к нему благо­склонна, он вдруг резко свернул в сторону — «Я не встану перед вами на колени! Фигли-мигли и про­чее!»

КРЮЧКОВА. И у нее все улетучилось, осталась легкая жалость — что ты хочешь, миленький, чего тебе надо? БОГАЧЕВ. Денег.

КРЮЧКОВА. На тебе деньги, только не плачь. ТОВСТОНОГОВ. Надо повторять? БОГАЧЕВ. Нет, не надо, пусть уляжется. Э. ПОПОВА. Ж и в а я сцена получилась. Такое решение близко Богачеву, и его жалко, и симпатичен, и мил. А началось с такой вызывающей позы!

ТОВСТОНОГОВ. Есть с чего начинать и к чему прийти. Немирович-Данченко всегда советовал искать — с чем человек входит, как входит, с чего начинает? (Бога-чеву.) Вы сегодня так верно сыграли сцену с Меропой, что это качество помогло вам и в сцене с Купавиной. А когда вы начинаете пыжиться — все тут же и конча­ется.

ТОЛУБЕЕВ. А вот мне кажется, что в сцене с Чугуно-вым я теряю состояние влюбленности. Неразделенной любви.

ТОВСТОНОГОВ. Вы хотите упростить сцену, а мне хо­чется найти необычный характер необычного человека. Мы только в конце акта узнаем про его влюбленность, а здесь надо играть мрачность перед запоем, спокойную деловитость, состояние человека, способного на все. А так получится влюбленный заурядный парнишка, который вытащил из дяди десятку простым попрошайничест­вом, а потом решил продать дядю за более крупную сумму.

Должен получиться какой-то особенный человек, и деньги он вымогает не как любой другой, а своим, лично ему присущим способом. Он ведет себя неторопливо, зная, что Чугунов от него так просто не уйдет, слишком он от племянника зависит.

433


Январь 1980 года.

Четвертое действие. Сцена Беркутова и Лы-няева.

ТОВСТОНОГОВ (Басилашвили). Ваши оценки должны быть гораздо острее.

БАСИЛАШВИЛИ. Оценки обстоятельств? ТОВСТОНОГОВ. Да. Он вас загоняет в угол по любому вопросу. Вероятно, когда они ехали сюда, к Купавиной, Лыняев все рассказал Беркутову, а тот всю дорогу молчал, вместо того чтобы возмутиться, молчал как-то странно.

Это не могло не удивить Лыняева. БАСИЛАШВИЛИ. Я ведь знаю, что собой представляет Беркутов, но я верю всему, что он говорит. ТОВСТОНОГОВ. Он для вас—непререкаемый автори­тет во всех деловых вопросах. Авторитет побеждает факты. Авторитет сильнее. Вы неглупый человек и вам непросто пойти против фактов, но Беркутов неотразимо аргументирует. Например, он не говорит, что Чугунов — честнейший и милейший человек, а говорит, что он «свод законов на память знает». А вы не знаете, хотя и юрист.

(Стржельчику.) Вам нужно изолировать Лыняева от дел, он слишком много знает. (Басилашвили.) Он вас все время загоняет в тупик, никак не вырваться. Подби­вает вас морально.

БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев здесь не испытывает разоча­рования в Беркутове?

ТОВСТОНОГОВ. Нисколько. Беркутов, как деловой человек, для него на огромной высоте. У вас хватает юмора и ума понимать, что по сравнению с ним вы Эр-кюль Пуаро местного околотка. Он сдается, хочет пе­рейти в область интимных отношений, где они могут быть на равных, но и это не получается. Оказывает­ся, лес — огромное богатство, а Лыняев думал совсем иначе.

С каждым поворотом, неожиданным для Лыняева, Беркутов растет в его глазах. Вы здесь гниете в провин­ции, а он в столице далеко вас во всем обогнал. Все знает, во всем разбирается, на все у него своя, ориги­нальная, неожиданная точка зрения. Встречаются праг­матик, циник Беркутов и идеалист Лыняев, светский

434


человек и провинциал. То, что они старые друзья, только обостряет контраст, делает противопоставление более явным.

Беркутов — человек новой формации. С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Ему еще предстоит увидеть, как я раз­говариваю с Купавиной.

Третье действие. Сцена Лыняева, Глафиры и Горецкого.

ТОВСТОНОГОВ (Матвееву). Ничего не получится, если у вас не будет истовой влюбленности. У него дро­жат губы. «Разрешите для вас какую-нибудь подлость сделать» — это для него высшее проявление страсти. По отношению к Лыняеву эта декларация носит явно угрожающий характер. Горецкому очень не нравится, что Глафира объединяется с Лыняевым. Что у нее может быть общего с этим толстым человеком? Для Горецкого огромное событие, что он так близко общается с Глафи­рой, до этого он ей только письма писал. Накал должен быть максимальным на протяжении всей сцены. Вы бе­рете у Лыняева деньги, давая ему понять, что это вас все равно с ним не примиряет. «Это я писал-с» — скажите с гордостью, как об огромном деянии. Он действительно гордится своим талантом идеально подделывать любой почерк. Он сам недавно это в себе открыл. (Е. Поповой.) Нельзя вам с Горецким столь явно кокетничать, он не отстанет тогда от вас.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 301; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!