Марта 1976 года. Первая репетиция на сцене. 6 страница

М О С К В И Н . Наверное это было не так просто, Аполлон сопротивлялся, мог даже ударить.

БАСИЛАШВИЛИ. Интересно, как Влас доставил бари­на. Я бы не послушался слугу. ТОВСТОНОГОВ. Приказ тетки, коляска. БАСИЛАШВИЛИ. Ну и пусть один едет в этой коляске, а я остаюсь в трактире.

ТОВСТОНОГОВ. У него еще не такая степень опьянения, чтобы ослушаться тетку, он знает, чем ему это грозит. Недаром ему необходимо «добавить», из-за этого у него тяжелое состояние. Когда он спрашивает, «где ма тант?», он решает: успеет или не успеет выпить. Страха тут нет. (Москвину и Гаричеву.) Когда Аполлон говорит об охоте, слуги переглядываются, они прекрасно понимают, что никакой охоты не было. Пустой ягдташ Павлин демонстрирует зрителям — «перышка даже нет». Аполлон объясняет неудачную охоту плохими приметами и пока­зывает, сидя в кресле, как он прицеливался, как слу­чилась осечка. Вот в кресле, он и охотится по-настоя­щему. На практике охота ему не удается никогда — то встретит кого-то, то ружье даст осечку, то трактир попадется по дороге. Может быть, Аполлон по существу человек тихий. Вся пластика, поведение — буяна, а раз­говаривает тихо. Кроме «диалогов» с Тамерланом.

Четвертое действие. Сцена Купавиной и Гла­фиры.

ТОВСТОНОГОВ. Глафира довольна предыдущей встречей с Лыняевым? Считает ее своей победой или поражением?

414

ЩЕПЕТНОВА. Победой.

ТОВСТОНОГОВ. А как говорит об этом? ЩЕПЕТНОВА. Говорит как о неудаче.

ТОВСТОНОГОВ. Значит, она и перед Купавиной играет. Не говорит ей правды, скрывает свой первый победный шаг.

Е. ПОПОВА. Почему это победа?

ТОВСТОНОГОВ. Она добилась, чего хотела. Если исклю­чить его последний монолог, которого она не слышала, то все идет как надо: он слушает ее, говорит комплименты, даже любезничает и целует ручки. Е. ПОПОВА. Но до женитьбы еще очень далеко. ТОВСТОНОГОВ. Это было бы уж слишком легко. Ей удается первый шаг.

Лыняев же не может жениться после первого свидания, его надо завоевать.

Е. ПОПОВА. Но ей надо срочно выйти замуж. БАСИЛАШВИЛИ. Она просто боится сглазить. ТОВСТОНОГОВ. Нам выгоднее, чтобы Глафира скрывала свою радость. Конечно, женитьбой еще не пахнет, но дело идет на лад.

БАСИЛАШВИЛИ. Глафира была раньше так откровен­на с Купавиной, раскрыла ей свои карты, что же ей теперь скрывать от нее?

ТОВСТОНОГОВ. Если бы ничего не получилось, она поделилась бы с ней, а сейчас боится, как бы не испор­тить дело.

Таков характер Глафиры. С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Он говорит, что все его любезности — шутка. Так оно и есть, ведь она сама попросила его ухаживать за ней при людях.

ТОВСТОНОГОВ. Глафира говорит обратное тому, что думает. Она же знает, что Лыняев распалился всерьез. У нас должно быть ощущение — кто кого? Мы еще не знаем, что получится. Два боксера после первого раунда разошлись по углам и сели под полотенца. Два удара она нанесла сильных, но это еще не победа — впереди два раунда.

Э. ПОПОВА. Еще не победа?

ТОВСТОНОГОВ. Нет. Но первый раунд она провела хорошо. Два-три удара было прекрасных, и он, пошаты­ваясь, пошел в свой угол. Что будет дальше — неизвест­но, говорить об этом рано.

415

Э. ПОПОВА. Но она действительно была откровенна с Купавиной до конца.

ТОВСТОНОГОВ. Тогда, когда ничего реального не было. Купавина была ей нужна, чтобы встретиться и сблизиться с Лыняевым. А когда она уже сделала конкретные шаги — другое дело. В этом вся Глафира.

КРЮЧКОВА. Мне кажется, что угрожающее письмо Мурзавецкой — большой удар по Купавиной. До сих пор она не придавала серьезного значения ее претензиям, а здесь вдруг поняла, что попалась, придется платить тридцать тысяч.

ТОВСТОНОГОВ. Это письмо — крупное событие. Но мы еще говорим о первой сцене с Глафирой, о ее первой половине. Что происходит с Купавиной?

КРЮЧКОВА. Тут очень важно, что «мой», Беркутов, при­езжает.

ТОВСТОНОГОВ. Какое здесь главное исходное обстоя­тельство? Если в первой сцене с Глафирой ей было очень важно и интересно, что происходит между Глафирой и Лыняевым, то здесь она больше делает вид, что ее все это по-прежнему интересует. Здесь она занята собой — приез­жает Беркутов. Это главное обстоятельство до появления письма Мурзавецкой. Этим надо жить. Глафира чув­ствует, что Купавиной не до нее. В этом одна из причин, почему и она не раскрывается. Глафира живет ликующим чувством предвкушения борьбы. А Купавина занята своим чувством к Беркутову. Две женщины в канун бурных свершений.

Э. ПОПОВА. Поэтому каждой тут не до другой. ТОВСТОНОГОВ. В отличие от первой сцены, где у них был складный дуэт, здесь они живут отдельно, каждая по-своему.

КРЮЧКОВА. А письмо?

ТОВСТОНОГОВ. А письмо знаменует полный поворот в отношениях с Мурзавецкой — это настоящий шантаж. Э. ПОПОВА. Ославлю!

ТОВСТОНОГОВ. Просто пустит ее по миру. Е. ПОПОВА. А Глафира знает, что это писал Горецкий, что все обман, подлог.

ТОВСТОНОГОВ. Она не может сказать это Купавиной, которая по своей наивности сразу же сошлется на нее — «Глафира сказала». А Глафира боится Мурзавецкой. К тому же все это ее не так уж и волнует.

416

Ноября 1979 года.

Первое действие. Сцена Мурзавецкого, Пав­лина и Власа.

ТОВСТОНОГОВ (Богачеву). Какое бы причудливое положение Аполлон ни принял, ему все равно хорошо. Ничего нельзя пропускать. Он фиксирует укоризненные взгляды слуг, которые не верят, что Аполлон был на охоте. Произносит монолог о неудачной охоте с полной убежденностью, что это было на самом деле. Одно пере­ходит в другое, все естественно, меньше суетиться, но уж если жест так жест — неожиданный и нелепый. Не теряйте импровизационное состояние, вы хорошо импрови­зируете, но если потерять суть, импровизация может увести вас в сторону. Нафантазируйте жуткую сцену, как вас, барина, офицера, дворянина, тащит слуга на глазах у всего города.

МОСКВИН. Я пришел в трактир, сказал, что по велению Меропы Давыдовны, взял его головой вниз, как барана, и унес.

ТОВСТОНОГОВ. Все это и надо протянуть в данной сцене, а не просто нафантазировать для себя. Мне важ­но отношение всего дома к Аполлону.

Первое действие. Сцена Мурзавецкого и Гла­фиры.

ТОВСТОНОГОВ (Е. Поповой). Я думаю, что Глафире очень трудно все время находиться в облике послушницы. Ходить в черном, отстаивать по многу часов в церкви. Сейчас такой момент, когда можно все с себя сбросить. С Аполлоном она не считается. Должен быть выход молодой козочки — сбросила с себя постылую оболочку и выскочила порезвиться. Аполлон вас задерживает, ме­шает. С этого начинается роль.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ (Богачеву). «Шуры-муры завели?» — это не надо говорить в духе Яго, легче — от меня, мол, ничего не укроется, я все знаю. (Поповой.) Не надо ни на чем задерживаться, все очень легко.

417

БОГАЧЕВ. Это его постоянное развлечение — заигрывать с Глафирой, поддразнивать ее.

ТОВСТОНОГОВ. Он это делает бесцельно, просто препро­вождение времени. Все это прелюдия к тому, чтобы занять денег.

БОГАЧЕВ. У нее?

ТОВСТОНОГОВ. Хотя бы и у нее, он все время об этом думает. Когда она уходит, испортилось настроение — неудача. Не надо было сразу передавать ей привет от Лыняева, поторопился. Не надо проявлять никакой мужской заинтересованности, все это на пустой основе. (Поповой.) Представьте себе, что вы бежите в сад, пока­чаться на качелях, размяться после церковного стояния. (Богачеву.) И все-таки главной всегда остается задача раздобыть водки. Это как болезнь, это единственное, что для него серьезно.

БОГАЧЕВ. Значит, это не просто удовольствие, а необхо­димость.

ТОВСТОНОГОВ. Хорошее настроение у него может быть только тогда, когда вот-вот поднесут. Вы хорошо нашли, что он не хочет пить под взглядами слуг.

Повторяется сцена Мурзавецкого, Павлина и Власа.

ТОВСТОНОГОВ. Сейчас неясно, как вы относитесь друг к другу. (Москвину.) Вам обязательно надо быть в союзниках с Павлином — вы оба относитесь к молодому барину крайне неодобрительно. (Богачеву.) Представляе­те себе ваше положение? Под неодобрительными взгляда­ми слуг вам надо еще оправдываться, почему пустой ягдташ; объяснять, что охота — ваша страсть, что вы без нее жить не можете. Вам надо найти какую-нибудь пе­сенку. Не пойте ее все время, но она в вас засела. Сделайте какую-нибудь звуковую непрерывность, вы ее все время слышите и моментами она из вас как бы выры­вается.

Сцена повторяется еще раз.

ТОВСТОНОГОВ (Богачеву). Не надо суетиться, все время должно быть свободное тело. Ничего не надо фиксировать, все рождается сию минуту. Водку просите

418

как-то мечтательно, ласково: «Человек, водки!» (Гариче-ву.) Подороже продавайте свое согласие. Довел барина до унижения и довольный пошел за водкой. Аполлон перед ним заискивает, жалко улыбается — «Адски хочет­ся, братец». Вот теперь можно дать. (Богачеву.) Опас­ная роль. Надо очень тонко сыграть. Создать, например, целую гамму опьянения. Не громкую. Это не пьяный купчик. Больше неожиданностей.

БОГАЧЕВ. Боюсь наиграть, и от этого наигрываю еще больше. Еще не чувствую...

ТОВСТОНОГОВ. Конечно. Попробуйте искать его изнут­ри, с пластикой у вас все в порядке, нужен только точный отбор, чтобы не было внешней суеты. Ни в коем случае не переходите в актив, потом найдем, где добавить. Воспитайте в себе покой и физически свободное тело. Когда я понимаю, чего вы хотите, сразу становится интересно, как только вы начинаете изображать просто пьяного человека — скучно.

Декабря 1979 года.

Первое действие. Сцена Мурзавецкой и Лы-няева.

БАСИЛАШВИЛИ. Как относится в этой сцене Лыняев к Мурзавецкой? Подозревает он ее в подлогах? ТОВСТОНОГОВ. Нет. Она — жертва.

БАСИЛАШВИЛИ. Как складывается день? Сегодня вос­кресенье, все в церкви, потом Лыняев заехал в Гостиный двор, встретил там Купавину и Анфусу, Купавина навязала ему Анфусу, попросила отвезти к Мурзавецкой. Лыняев ехать туда не хотел, придется разговаривать, открывать Меропе глаза, а он этого не хочет. Можно вначале сыграть мизантропа — что же это делается: ради денег люди идут на все! Или он человек более легкий? ТОВСТОНОГОВ. Только не мизантроп, это не свойствен­но Лыняеву.

БАСИЛАШВИЛИ. Значит, он не Флор Федулыч, а скорее отец из «Последней жертвы».

ТОВСТОНОГОВ. Зачем проводить аналогии с другими пьесами? Давайте черпать ассоциации из жизни.

419

Б А С И Л А Ш В И Л И Я хочу за что-то зацепиться, от чего-то оттолкнуться. Я думал, что вначале это хмурый человек, а потом раскрывается.

ТОВСТОНОГОВ. Нет, нет, не тот характер. Он человек открытый.

БАСИЛАШВИЛИ. А что значит это «ух!», с которым он появляется?

ТОВСТОНОГОВ. Жарко, он толстый человек, ему труд­но передвигаться. Добрый, хороший человек, и все вокруг хорошо, только в последнее время завелась в округе какая-то грязь, и он это открыл.

БАСИЛАШВИЛИ. И я, Лыняев, этого волка скоро поймаю. Он-то считает, что ему удалось всех одура­чить, а я нарушу его покой, его планы, разоблачу, выведу на чистую воду, и все опять будет хорошо. ТОВСТОНОГОВ. Вот это верно. Первая сцена для Лыняева — визитная карточка, и он сразу должен за­воевать наши симпатии. Мизантропию здесь никак не протащить. И зачем? Это впоследствии никак не разо­вьется.

БАСИЛАШВИЛИ. Почему Лыняев вдруг начал ловить мошенников? Невмоготу стало видеть, что делается вокруг? Он мировой судья, хорошо говорит. ТОВСТОНОГОВ. Надо бороться со злом. Это заложено в нем, сидит в нем? БАСИЛАШВИЛИ. Да.

ТОВСТОНОГОВ. Это — главный стимул. И вы должны обмануть нас. До приезда Беркутова мы должны верить, что вы всех разоблачите, что вы что-то знаете и нахо­дитесь на верном пути. Островский создает здесь лож­ный ход, за который нам надо зацепиться, он поможет создать остроту. В предыдущей сцене мы видели, как завязывается мошенничество, а здесь приходит человек, от которого никак не ждешь решительных действий, тол­стый, добродушный человек, которому противопоказано разоблачительство, и вдруг именно он говорит о вол­ках так, как будто все уже знает. У нас возникает ощущение обманчивости его добродушия, мы должны поверить, что он вот-вот что-то зацепит, кого-то пой­мает, а потом оказывается, что это ложный ход. Но он должен быть закономерен. Потом Лыняев все отдаст Беркутову и сам не заметит, как в этой борьбе оказал­ся овцой, съеденной волком по имени Глафира. Вот об-420

щая схема роли, ее движения. Первый ход — прямая провокация. Надо сыграть еще все конкретные обстоя­тельства — жаркий день, вас заставили тащиться с Анфусой, вы бы давно уже лежали у себя на диване вместо того, чтобы ехать в дом, который вам не очень симпатичен, нужно к тому же соблюдать этикет по отно­шению к Мурзавецкой, ему хочется как можно скорее унести отсюда ноги.

БАСИЛАШВИЛИ. Я не могу сразу уехать? ТОВСТОНОГОВ. Надо посидеть, поговорить... И вроде он все эти условия выполнил.

БАСИЛАШВИЛИ. Но он откровенно говорит Меропе: «У нас одна беседа: ближних судить». Это и навело меня на мысль о мизантропии. К этой реплике можно подойти по-разному. Мы, мол, поставлены с вами в такое положение, что нам остается только ближних судить. Или — вы в вашем доме только этим и занима­етесь. А третье — шутка.

ТОВСТОНОГОВ. Да, это шутка, и я бы делал это как можно смелее. Но вместе с тем в каждой шутке есть доля правды. Мы должны это понять. Через это про­читывается и его подлинное отношение к Мурза-вецкой.

ОЛЬХИНА. Для нее это опасный разговор, его шуточ­ки она воспринимает как намеки, имеющие к ней не­посредственное отношение.

ТОВСТОНОГОВ. Она даже не пытается выяснить, на что он намекает, что ему известно. Она уходит от раз­говора. Почему? Потому что ей уже жжет руки задуман­ное ею дело, а он человек для нее не опасный. Она Лыняева, как противника, врага, не воспринимает. Его не следует опасаться. Она умный психолог и в резуль­тате окажется права. На что-то он там набрел, но он не может знать о ее участии в подлогах. Значит, это пустой разговор вообще. Она его вышучивает — почему никуда не ездишь? Боишься? Надо его высмеять, а вы всерьез с ним разговариваете, поэтому ничего не полу­чается. Нет вашего к нему отношения. Он для вас — пустобайка, болтун, не страшный человек. БАСИЛАШВИЛИ. Так оно и есть на самом деле. ТОВСТОНОГОВ. Она одна знает ему цену — она умная женщина. А мы, зрители, должны здесь клюнуть на то, что она недооценивает противника. Здесь ложный ход

421

и тянется он долго, до приезда Беркутова. Давайте еще раз, только не торопитесь. Поначалу Мурзавецкая должна насторожиться на реплику: «Завелся в нашем округе какой-то сутяга», а вы это пропускаете.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ (Басилашвили). Я довел бы всю сцену до крайности. Вообще все это очень смешно. В каждом повороте найдите смешное, в каждом повороте. Он будто забавляется — «волка поймаю» — и хохочет. Сейчас это звучит чересчур разоблачительно. А он никакой не разоблачитель. Поэтому Мурзавецкая и не обратила на его слова внимания, она его ни во что не ставит. «Боюсь» — это признание тоже должно прозвучать ве­село: вот я такой, взрослый, толстый человек, а боюсь, что женят. Это — тоже шутка. Если он впрямую объяв­ляет, что боится, а потом его действительно окрутят — это примитив. А если он понимает, что действительно боится, и знает, что боится, и вышучивает за это сам себя, будет юмор. Попробуйте во всем найти забаву. Человек, который проявляет чувство юмора по отношению к самому себе, всегда вызывает симпатию. Выход Лы-няева должен быть странным.

БАСИЛАШВИЛИ. «Навязала» — получается хамство по отношению к Анфусе.

ТОВСТОНОГОВ. Тут тоже спасает юмор. Если посме­ется он, посмеется Анфуса, что она «навязанная», тогда и возникнет юмор. Не мы должны хохотать над каждой репликой, этого все равно не будет, а должно быть смешно вам самому. Не комедийный трюк я имею в виду, а ваш настрой, ваше отношение к происходящему, характер поведения.

БАСИЛАШВИЛИ. Меропа в моих глазах — ханжа. Я не люблю этот образ жизни, но человек она честный, чис­тый. Другое дело, что под ее именем действуют какие-то сутяги, жулики, которые обделывают темные делишки, даже ее рукой подписывают бумаги, хотя она, конечно, об этом и не подозревает. И вот этого-то сукина сына, который не жалеет честного имени других, я и поймаю. А ее вины нет никакой.

ТОВСТОНОГОВ. На этом этапе — да. Дальше на нее все больше падает подозрений, и тогда он перестает

422

с ней общаться. Но только после того, как он что-то узнает.

БАСИЛАШВИЛИ. Когда Евлампия показывает Лы-няеву письмо от Мурзавецкой о мнимом подлоге ее мужа.

ТОВСТОНОГОВ. Мы сейчас должны знать больше, чем Лыняев. Меня в этой сцене интересует Меропа. ОЛЬХИНА. С Меропой очень странно, если она умная женщина.

ТОВСТОНОГОВ. А что странного?

ОЛЬХИНА. Что она никакого внимания не обратила на слова Лыняева.

ТОВСТОНОГОВ. Почему? Откуда вы это знаете? Об­ратила.

ОЛЬХИНА. Но тут же дала ход фальшивому письму. ТОВСТОНОГОВ. Она не считает Лыняева за серьезного человека. Только с этих позиций надо играть сцену, иначе дальше все нелогично. Этот ход и подтверждает несерьезность ее отношения к лыняевским рассужде­ниям — на этом строятся их взаимоотношения. Решаю­щая фраза у Мурзавецкой: «Дай бог нашему теляти да волка поймати!» То есть — неспособен ты ни на что, никого ты не поймаешь. В этом — ироническое отноше­ние к Лыняеву. К себе она ничего из его рассужде­ний не отнесла. Поэтому и не отказалась от своего плана.

ОЛЬХИНА. Вообще-то она рисковая баба, игрок. ТОВСТОНОГОВ. Я все время на этом настаиваю. На секундочку насторожилась, и тут же скинула все это. ТАРАСОВА. Когда они беседуют, Анфуса занята чаем? ТОВСТОНОГОВ. Нет. Она принимает во всем актив­ное участие. Мы не должны заметить, что у вас нет текста. Вот ваша актерская задача. Должно создаться впечатление, что вы здесь много и долго говорите. Тогда будет юмор. А если она будет пить чай и вставлять односложные «да уж... что уж...» — это будет поверх­ностно, неинтересно. Непродуктивный ход. В театре Корша эту роль играла Мария Михайловна Блюменталь-Тамарина. Состав был потрясающий: Радин играл Беркутова, Кторов — Аполлона, Пашенная — Мурза-вецкую, а на всю жизнь запомнилась Блюменталь-Тама-рина в роли Анфусы. ТАРАСОВА. Она играла живую женщину?

423

ТОВСТОНОГОВ. Конечно, живую, не мумию. Потом был ее творческий вечер. Ее спросили, как она работает над ролью. И последовал знаменитый ответ: «А я ее учу». И она не соврала. Пока она «учила», она уже все знала о человеке. Вся система, весь метод заключались в процессе учения роли.

Сцена повторяется.

ОЛЬХИНА. Я опять почувствовала, что появился «тончик». Как не попадать в «тончик»?

ТОВСТОНОГОВ. Вы не играете обстоятельства, гово­рите слова и только. Будьте в обстоятельствах, тогда вы и слезете со своего «тончика». Вы все время боитесь в него попасть, только об этом и думаете и, конечно, попадаете в него. А вы не бойтесь этого, старайтесь ничего не пропускать, заполняйте свою жизнь. Вы игра­ете слишком серьезно, а ведь историю с Анфусой можно сыграть смешно. «Красавицу поддел» — эту реплику вы пропускаете. (Басилашвили.) Почему вы не принимаете эту реплику? Ведь действительно смешно, что вы при­везли Анфусу — как невесту на смотрины. Иначе полу­чается информация, нам это совершенно неинтересно. Мы должны следить, как люди шутят друг с другом, и через это постигать подлинные их отношения. Это «ух!» тоже не случайно, а вы пропускаете. Он привез Анфусу сюда, как ему велела Купавина, значит, пол­дела сделано, еще немного — и доберусь до своего ди­вана. Для вежливости надо посидеть, поболтать — и домой! На это надо нанизать все. ГАРИЧЕВ. Подать ему стул?

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 310; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!