Марта 1976 года. Первая репетиция на сцене. 3 страница

КРЮЧКОВА. Как она относится к Аполлону? Она ведь понимает, что Меропа его сватает. И вдруг — попросил

383

пять рублей, явно на выпивку. Поэтому у нее могла даже возникнуть симпатия к нему.

БОГАЧЕВ. У него две задачи — объясниться и выпить. ТОВСТОНОГОВ. Да, две — получить возможность вы­пить и выпить.

БОГАЧЕВ. Сначала он хотел объясниться, но отложил. ТОВСТОНОГОВ. Это все чистая импровизация, на все случаи жизни у Аполлона есть свои ходы. И все они сводятся к выпивке.

Ноября 1979 года.

Третье действие. Сцена Глафиры и Купавиной.

ТОВСТОНОГОВ (Е. Поповой). Когда мы попадаем в словесную ткань, упиваемся словами, пропадает вся при­рода характера, образа. (Крючковой.) Вам нравится та жизнь, какой Глафира жила в Петербурге? КРЮЧКОВА. Очень. Зачем она уехала от такой жизни? Глафире нравится, что Купавина приходит в восторг, и распаляется еще больше. Работает на слушателя. ТОВСТОНОГОВ. «Буфф» для Купавиной звучит почти как сегодняшний стриптиз.

Они поняли друг друга, объятие страстное, искреннее, сразу перешли на «ты».

Сцена повторяется.

КРЮЧКОВА. Гениальная пьеса!

ТОВСТОНОГОВ. Прекрасная женская сцена. Два характера, такие разные, раскрываются полностью. Это — высший пик Островского. (Крючковой.) Вы попали сейчас в характер. (Е. Поповой.) Надо все сложнее. Главное — не произносить текст вхолостую. Все делается неживым. Надо говорить на репетиции своими словами, потом, когда найдете действие, заменить свои слова прекрасным текстом Островского. (Крючковой.) Купавина строит ловушку для Беркутова, а он сразу взял инициа­тиву в свои руки и думает только о том, как жениться, чтобы она за счастье считала. В этой сцене нет ни грана трезвости, чем непосредственнее, тем лучше. Работая дома, не нарабатывайте текст, не делайте его механи­ческим. Чтобы не утонуть в словах, надо угадать смысл,

384

суть. Все погибнет, если начнем с л у ш а т ь . Должны с м о т р е т ь , что происходит, какая здесь идет игра. Массив текста может задавить поиск. Слова должны рождаться сами по себе. Большие мастера прошлого, которые гениально играли Островского, умели соединять жизнь сценическую и слово органично, они шли к слову, а не начинали с него. Сейчас это искусство утрачено.

Третье действие. Сцена Горецкого и Чугунова.

БАСИЛАШВИЛИ. Наив Горецкого в том, что он может завладеть всем имуществом дяди, упечь его в тюрьму, а он просит пятьдесят рублей и довольствуется десяткой. ТОВСТОНОГОВ (Рыжухину). Вы будьте с ним начеку. Куда его поведет? Он странный малый, а с безумцем трудно разговаривать.

РЫЖУХИН. Он все время ставит Чугунова в тупик. ТОВСТОНОГОВ (Матвееву). Вы читали слишком актив­но. Здесь активное начало — Чугунов. Горецкий пассивен, у него полный покой — он должен получить деньги и уве­рен, что Чугунов их даст. Надо найти какое-то физичес­кое приспособление — строгает палочку, например. Уве­ренность полная — за талант надо платить. Диалог этой сценой не кончается, он уверен, что дядя даст еще денег. Найдите форму приветливости — любимый, славный дядя, спешить некуда, деньги он, конечно, даст. (Рыжухину.) Найдите с ним форму общения, как с непослушной собач­кой. (Матвееву.) Не лезьте в диалог, пусть это делает Чу-гунов. И шутить не надо, все абсолютно серьезно. У вас бу­дет запой, на двенадцать дней, а для этого мероприятия нужны деньги. (Рыжухину.) Для вас слово «деньги», как нечто совсем неожиданное, абсурд какой-то. (Матвееву.) У него во всем железная логика: деньги на запой нужны — говорит об этом просто, по-деловому. Железная необхо­димость, деваться некуда. Откуда дядя возьмет деньги? Это меня не касается, мне они нужны и я их заработал. И все время что-то насвистывает — это окончательно выводит Чугунова из себя. Двенадцать дней — очень кон­кретно, точно. «Только бы, дяденька, не больше» — это единственное, что меня сейчас волнует. Вроде бы рас­считал, а там уж видно будет. (Рыжухину.) «Грабить» —

385

вот этого Чугунов не выносит. У него на все свои небла­говидные поступки есть длинные объяснения, трактовки, оправдания. На прямые определения он реагирует, как бык на красное.

МАТВЕЕВ. Чугунов все-таки говорит, что денег он не даст. Как Горецкий на это реагирует?

ТОВСТОНОГОВ. Он спокоен. Уверен, что даст. У него подготовлены могучие аргументы. Горецкий не сердится, ни за что не выходит из себя. Горецкий — меланхолик, с загулами и запоями.

Безнадежная любовь к Глафире тоже влияет — не­обходимо забыться.

Сцена Лыняева и Глафиры.

ТОВСТОНОГОВ. Лыняев предчувствует, что его ждет? БАСИЛАШВИЛИ. Нет, но он не прочь пофлиртовать. Глафира ему нужна, чтобы узнать про писца, но при этом он рад, что именно у нее можно узнать, она ему симпа­тична.

ТОВСТОНОГОВ. У него идет постоянная борьба — он старается не потерять бдительности и в то же время боится, что будет оскорблено его мужское самолюбие. БАСИЛАШВИЛИ. Ущемленное самолюбие — позже, а сейчас ему просто лень идти с Купавиной и Анфусой на гулянье.

ТОВСТОНОГОВ. Некоторая настороженность проявляет­ся с самого начала — Глафира сменила темное монашес­кое одеяние на нарядное платье... Настороженность на протяжении всей сцены.

БАСИЛАШВИЛИ. Он надеется, что скромность при ней осталась, но боязнь женитьбы — его вечный страх. Он прячет от женщин глаза, хотя по натуре скорее всего влюбчив.

ТОВСТОНОГОВ. Надо найти место, где оба молчат. Узнав, что Глафира уходит в монастырь, Лыняев спешит узнать про писца. Это прокол Глафиры, она ожидала совсем другого. «Окажите мне маленькую услугу» — все заиграло в ней. Она ждет чего угодно, но не расспросов про писца.

У Островского в пьесе есть две провокации: поначалу волками выглядят Купавина и Лыняев, а Беркутов и Глафира — их жертвами.

386

Ноября 1979 года.

Третье действие. Сцена Лыняева, Мурзавец-кого и Анфусы.

ТОВСТОНОГОВ. Что нового для Лыняева выясняется после разговора с пьяным Аполлоном?

БАСИЛАШВИЛИ. Во-первых, то, что он почти не имеет отношения к интригам своей тетки. Он только знает, что его хотят женить на Купавиной и ничего против этого не имеет. Про подлоги не знает ничего.

ТОВСТОНОГОВ. Вы ничего не знали про мнимый долг Купавина Мурзавецкому. А для Аполлона, который верит, что его отцу старик Купавин действительно был должен, это и есть основание для активного стремления к женить­бе.

БАСИЛАШВИЛИ. И я его провоцирую, чтобы узнать больше — подавайте в суд, коль вас так обманули. ТОВСТОНОГОВ. Верно. Вы знали, что есть фальшивый вексель, что Мурзавецкая выманила с помощью подложно­го письма тысячу рублей у Купавиной, но вы не знали, что есть какой-то огромный долг в двадцать пять тысяч старика Купавина Мурзавецким. Это тот случай, когда мы все знаем, а персонаж узнает на наших глазах БАСИЛАШВИЛИ. Долг выдуманный — это мне ясно. Я его расспрашиваю специально, чтобы побольше выве­дать.

ТОВСТОНОГОВ. А предлог — просьба Купавиной мирно выпроводить подвыпившего Мурзавецкого из усадьбы. Это оказалось не так просто, у Аполлона проснулось самолюбие. Это не так просто — выгнать из дома. Задета «офицерская честь», которой он в самом-то деле давно лишился, его уже выгоняли из полка. БАСИЛАШВИЛИ. Там пустяки, какой-нибудь карточный долг.

Э. ПОПОВА. Нет. Мурзавецкая говорит ему: «Лучше бы ты в карты проигрался».

ТОВСТОНОГОВ. Он на чем-то стыдном попался. БОГАЧЕВ.    Одно дело большой проигрыш, а тут по мелочи — там рубль, там трешка.

ТОВСТОНОГОВ. А по-моему, он просто совершил мелкое воровство — взял из кармана какую-то мелочь — и попал-387

ся на месте преступления. Он играет словами «честь офицера», «слово дворянина», а поступок был очень мелкий и стыдный, он опозорил честь полка. Аполлон даже в пьяном виде пытается соблюдать внешнее достоинство, но сквозь пьяные пары прорывается сознание пережитого позора, а теперь это повторяется — опять гонят. БОГАЧЕВ. Я думаю, что у ворот дома Купавиной его самолюбие особенно увеличивается.

ТОВСТОНОГОВ. Ему самолюбие вообще свойственно. Недаром он продолжает носить офицерскую форму, на которую формально уже не имеет прав. Будто все в пол­ном ажуре. А как он относится к Лыняеву? В этой сцене и вообще?

БОГАЧЕВ. Он у Лыняева часто занимает деньги. Они встречаются в городе, в кабачке.

ТОВСТОНОГОВ. Все дело в том, что Мурзавецкий посе­щает такие места, в которые порядочный человек не позволит себе зайти. «Разориха» — символ деревенского вертепа. Лыняев там бывать не может. Аполлон подкарау­ливает Лыняева в городе, «одалживает» у него деньги, но в трактир ходит без него. Пьет он с людьми, которых Лыняев считает подонками.

БОГАЧЕВ. Я думал, что это нечто вроде охотничьего домика.

ТОВСТОНОГОВ. Нет.

БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев не пьет с мужиками. ТОВСТОНОГОВ. А Мурзавецкий пьет и черт знает что там происходит. Но давайте вернемся к сцене. БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев шантажирует Аполлона с самого   начала.

ТОВСТОНОГОВ. Лыняеву как-то неудобно, это не в его характере — быть агрессивным, кого-то выгонять. Пьяный человек неуправляем и Лыняев должен выпроводить его осторожно, надо максимально снять агрессивность. Задача для Лыняева очень сложная — не обидеть, вывести из сада и узнать про «долг».

БОГАЧЕВ. Аполлон все время говорит — «не пойду». Это возмущение?

ТОВСТОНОГОВ. Он понимает, что его могут взять за шиворот и вышвырнуть, но принимает вид невинно оскорбленного достоинства.

БОГАЧЕВ. Лыняев для него вообще-то хороший человек. ТОВСТОНОГОВ. Но в данном случае...

388

БОГАЧЕВ. Да, здесь он меня не понимает, он явно на стороне Купавиной. Так пусть он будет свидетелем моей угрозы мести.

ТОВСТОНОГОВ. Надо учесть, что степень опьянения у него очень высокая — двоится в глазах, Анфусу принял за Купавину, объяснился ей в любви. А тут вдруг появляется человек, который его выгоняет. Надо разобраться, кто он такой вообще. Что-то знакомое, но не более того, а не то что «хороший Лыняев или плохой». Знакомый тембр го­лоса.

БОГАЧЕВ. Вначале он больше всего злится на Купави-ну — он ее видел, она здесь была и все подстроила. ТОВСТОНОГОВ. Вы убеждены, что она нарочно подсуну­ла вам вместо себя Анфусу. Это заговор. У него та стадия самочувствия пьяного человека, когда он становит­ся крайне подозрительным. Вокруг — сплошные заговоры. БОГАЧЕВ. Я к ней со всей душой, а она надо мной надсмеялась.

ТОВСТОНОГОВ. Надо найти момент, где он сам испугал­ся. В пьяном виде у систематически пьющего человека появляется особая мнительность. Ему делается вдруг страшно. У Мурзавецкого здесь нечно подобное — то одна женщина, то две. Почти галлюцинация. БОГАЧЕВ. Вероятно, у него бывает состояние, близкое к белой горячке. У него это уже было, очень его напугало, а теперь повторяется.

ТОВСТОНОГОВ. Да, начались раздвоения, видения. Попробуем сыграть сцену. Только не играйте результат, прикинем по логике, по мысли. Результат выдавать вообще рано, у нас еще нет этого права. (Е. Поповой.) Вы на прошлой репетиции напрасно влезли в результат. Написа­но, что она хохочет, вы и хохочете в полный голос, а вдруг будет что-то совсем другое, а вы обрезаете себе другие возможности, поиски неожиданного. Это очень опасно.

Сцена Мурзавецкого и Лыняева.

ТОВСТОНОГОВ (Богачеву.) Вы опять ушли в слова, а слова здесь — пока дело второстепенное. Все определяет прожитие пауз, действие. Слова должны подаваться легко, а вы их произносите с излишним напором. (Басилашвили.) Пробиться к сознанию пьяного не просто. Мурзавецкому кажется, что за каждым деревом стоит человек — все они

389

участники заговора против него. Лыняев хочет его напу­гать, но Мурзавецкий еще больше заводится: «Где эти люди, давайте их сюда!» Есть момент, когда Лыняев струхнул — Мурзавецкий пошел прямо на него, драться. Лыняев ведь не из самых отважных людей? БАСИЛАШВИЛИ. Нет.

ТОВСТОНОГОВ. Пугая Мурзавецкого, он разбудил в нем зверя, которого сам испугался. (Богачеву.) Нам интереснее всего здесь процесс размышлений пьяного человека. Я не требую, чтобы вы сразу все сыграли, но хочу установить логику. Когда вы уходите в агрессив­ность, вы начинаете играть интонации и сразу становится неинтересно. (Басилашвили.) Вы понимаете, что ему терять нечего. Вы получили очень трудное для человека вашего характера задание — кого-то выгнать, это Лыняеву вообще противопоказано.

БАСИЛАШВИЛИ. А разве у него нет цели выведать у Мурзавецкого планы его тетки?

ТОВСТОНОГОВ. Детективный сюжет нас меньше всего сейчас интересует, это существует само по себе. Кроме того, мы-то, зрители, все знаем. (Богачеву.) Вы пережи­ваете огромное возмущение — вас хотят выгнать,— а слова произносите спокойно, вяло, отрывисто, нет сил. Лыняеву приходится каждый раз начинать сначала, чтобы пробиться к вашему сознанию. Попробуйте вести диалог с пустотой — вы настолько пьяны, что не видите, где в самом деле находится Лыняев. Голос откуда-то доносит­ся, а человек в другом месте, голос почему-то отдельно от него. Я даже считаю, что в какой-то момент Мурзавец-кий вдруг может заснуть. И сразу же проснуться. Хорошо бы сцену галлюцинаций развить максимально.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ. Логика как будто ясна. Теперь мне хочется, чтобы вы настроились играть искрометную коме­дийную сцену. Каждая сцена здесь — самостоятельный аттракцион. Попробуем все довести до крайности. Если мы будем только в пределах логики и понятности, не будет спектакля в том качестве, к которому мы стремим­ся. Хочется уже на первом этапе разбудить вашу фанта­зию. «Апарты» надо везде произносить, как отсебятину, будто у Островского этого   текста нет. В этом и будет

390

элемент пародии на старый провинциальный театр. (Бога-чеву.) Вы зовете Тамерлана, а появляется Лыняев, и вы успокаиваетесь, будто Лыняев и есть собака. БОГАЧЕВ. Сцена сложна для    меня тем, что очень проста.

ТОВСТОНОГОВ. Это и есть самое трудное. Почему так сложен для театра Мольер? Логика ясна, сюжет прост, а природу игры найти очень трудно. Но для тех, кто ее находит, открывается богатство великой драматургии.

Третье действие.

ТОВСТОНОГОВ. Горецкий очень спокойно относится к возможности ареста.

ТОЛУБЕЕВ. Да, жить везде можно. Это его логика. ТОВСТОНОГОВ. Хорошо бы найти проявления его подлинной влюбленности в Глафиру.

ТОЛУБЕЕВ. Хорошо бы иметь возможность где-то смот­реть на нее издали.

ТОВСТОНОГОВ. Рефрен его чувства — «разрешите для вас какую-нибудь подлость сделать». Он так понимает любовь и действительно готов на все, притом бесплатно. (Толубееву.) Вы смело взяли характерность, но не это здесь главное. Юмор надо искать на глубинных основах. Шепелявость — только дополнительная краска, может быть, она и вовсе не понадобится. (Щепетновой.) Для Глафиры Горецкий, конечно же, никакой не жених. Она им занимается только ради Лыняева. Она готова продать Мурзавецкую? ЩЕПЕТНОВА. Вполне готова.

ТОВСТОНОГОВ. Продажа в чистом виде — об этом сце­на. (Басилашвили.) Что здесь у Лыняева? БАСИЛАШВИЛИ. Чисто деловая сцена. Он и не подоз­ревает, что произойдет потом, ничего не предвидит и не думает о будущем, ему важно узнать правду от Горецкого, этого исполнителя подлогов, а что он будет с этим делать дальше — еще не знает. Очень важно, что он хочет пре­подать Горецкому урок морали.

ТОВСТОНОГОВ. Глафире важно продемонстрировать Лыняеву, какую она вызывает к себе любовь хотя бы у Горецкого.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Она хочет показать, что молодой мужчи­на ради нее готов на все.

391

БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев тоже перед ней гарцует, хотя и бессознательно.

Е. ПОПОВА. Глафира ведь знает, что Горецкий подонок. ТОВСТОНОГОВ. Она ничего от этого не теряет. Е. ПОПОВА. Ей все равно? ТОВСТОНОГОВ. Она очень прагматична. ТОЛУБЕЕВ. Мне захотелось сыграть эдакого Есенина, только один пишет гениальные стихи, а другой талантливо подделывает чужой почерк. У каждого свой талант. Это его субъективное ощущение. Может ли он нравиться Глафире?

ТОВСТОНОГОВ. Вряд ли. И вообще у нее чувства на втором плане, а выгоды в Горецком для нее никакой. Весь вопрос в том, что он в данный момент нужен ей для главной цели — поймать Лыняева.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Для него подлость — акт рыцарства, а у нее главное — продемонстрировать Лыняеву молодого человека, безумно в нее влюбленного. РЫЖУХИН. Я не понимаю, при чем здесь Есенин. ТОВСТОНОГОВ. Это только условно, с позиций Горец-кого — он так думает, потому что гордится своим талан­том.

РЫЖУХИН. Он —дурак.

ТОВСТОНОГОВ. Актер может подложить что угод­но, важно найти путь к характеру и не забывать о юморе.

ТОЛУБЕЕВ. Горецкий презирает свою специальность зем­лемера — это может делать любой, а научиться так под­делывать почерки и сочинять письма — это особый талант, мало кому дается.

БАСИЛАШВИЛИ. Чем Горецкий хуже, тем Лыня-ев проникается к себе большим уважением, как к муж­чине.

ТОВСТОНОГОВ. Субъективно Горецкий может себя ставить очень высоко, но для нас он никакой не Есенин. И жених он незавидный. Глафире нравится всякий, кто перед ней ползает, кто бы это ни был. Моральных преград она вообще не знает. Центр этой сцены — Горецкий. Мне кажется, что ассоциация с Есениным здесь вообще неуместна, и по жанру — это комедия, а не трагедия. Ведет не туда по мысли. К Лыняеву у Горецкого ревности нет, его живот и возраст для молодого Горецкого исклю­чают какую-либо любовную ситуацию.

392

Четвертое действие.

БАСИЛАШВИЛИ. Почему в Лыняеве совсем нет борьбы?

ТОВСТОНОГОВ. Беркутов для него — огромный автори­тет в деловых вопросах. Все ваши усилия по разобла­чению махинаций, обманов, подлогов оказываются напрас­ными. Беркутов вышибает один ваш аргумент за другим. Он деловой человек, вы ему верите.

БАСИЛАШВИЛИ. Но мы до приезда сюда, к Купавиной, должны были говорить и спорить.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Нет, нам не удалось поговорить серьезно. Беркутов и не хотел этого. Но я ведь доверяю Лыняеву, раскрываю ему свои планы.

ТОВСТОНОГОВ. Это безусловно, хотя его поведение все время противоречит словам. Лыняева он всерьез не принимает и с ним не советуется, он просто не хочет портить с ним отношения из-за будущего — соседи. Только в конце пьесы мы понимаем все хитроумие берку-товского плана.

СТРЖЕЛЬЧИК. Почему он не убирает Мурзавецкую? ТОВСТОНОГОВ. Она ему нужна.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Поскольку он может заставить ее служить ему, Беркутову, надо ее только немного припуг­нуть, чтобы держать в руках.

БАСИЛАШВИЛИ. А я -то ждал поддержки, предъявлял ему неопровержимые факты подлости и воровства. Он должен рухнуть для меня как личность — ни на что не отреагировал.

ТОВСТОНОГОВ. Он все переводит в новое качество и рассуждает по законам железной логики. Вам трудно с ним спорить, вы не деловой человек.

БАСИЛАШВИЛИ. Мне недостаточно его доводов. Купавину грабят, все козни идут от Мурзавецкой — я это точно знаю. Он мне грубо обрезает крылья, и я не понимаю — почему?

ТОВСТОНОГОВ. Вам и нужно сыграть полную растерян­ность. Но Беркутов для вас — непререкаемый авторитет. СТРЖЕЛЬЧИК. Я же сразу сказал Лыняеву, что собираюсь жениться на Купавиной. Тем самым я даю ему понять, чтобы он прекратил свою деятельность — я беру и Купавину и ее имение под свою защиту. Лыняев больше не должен волноваться, с моей точки зрения.

393

ТОВСТОНОГОВ. Если Беркутов женится на Купавиной, он ее действительно в обиду не даст.

БАСИЛАШВИЛИ. Он мне все объяснил, и я сразу сдаюсь — ты, мол, приехал и уехал, а я здесь живу, по­неволе запутаешься.

ТОВСТОНОГОВ. Вы спорите с Беркутовым, но быстро успокаиваетесь, вас это устраивает.

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 366; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!