Это вызвало среди римлян бурю негодования

⇐ ПредыдущаяСтр 24 из 208Следующая ⇒

и массу протестов, как против христианства, так и самого императора Константина. Это и понятно. Если римляне в течение почти 3 веков ненавидели христиан, то провозглашение их религии государственной, не могло вызвать ничего кроме Гнева.

Раздражение римлян против Константина проявилось в бурной и многозначительной вспышке. Трофей, который был воздвигнут в его честь на форуме, после победы у Мильвийского моста, украшенный статуей, державшей в руке, согласно Евсевию, жезл в форме креста, в 326 г.

был повержен на землю разъярённой толпой. Негодование достигло высшей точки, когда стало известно, что император даже не явится принести жертву в храме Юпитера на Капитолийском холме,

как того требовала древняя традиция, по случаю двадцатилетия своего царствования (Константин наследовал трон в 306 г.)… Сенатская аристократия в большинстве была враждебна новому порядку. Она и оставалась враждебной ему до конца 4 в., когда все формы нехристианских культов [при Феодосии] были объявлены вне закона (18, с.219-220).

Эту вражду и ненависть, как простых римлян, так и аристократии, Константин ощущал по отношению к себе всё время пребывания его в Риме после Никейского собора. Боясь заговора или откровенного народного восстания, Константин решил упредить эти события, и убрался подальше от Рима, избрав своим местопребыванием берег Босфора. Это, по сути, бегствоКонстантина оправдывалось тем, что в восточных провинциях христиан было значительно больше, чем где-либо и их соотношение с не христианами было 2:1.

Странная вещь!

Эта политика нанесла Риму самый сильный из когда-либо поражавших его ударов. Константин создал успех христианства, но христианства восточного. Воздвигая Новый Рим на берегах Босфора, Константин низвёл старый Рим до степени столицы только Запада. Последующие катастрофы, нашествие варваров, пощадившее Константинополь и всей тяжестью упавшее на Рим, низвели античную столицу мира до ограниченной и часто даже жалкой роли. Церковное первенство Рима, с такой очевидностью проявившееся во 2 и 3 веках, более не существует с тех пор, как Восток стал иметь свою столицу и зажил отдельной жизнью.

Константин[таким образом] является истинным виновником раскола между Церквами латинской и восточной (50, т. 2, с. 80).

Строительство Константинополя началось в 326 г. (через год после Никейского собора), а в 330 оно было завершено возведением огромной статуи лжехристианину Константину, который был изображён в виде языческого – с точки зрения ортодоксальной Церкви – бога Солнца Аполлона; что лишний раз показывает и доказывает, каким «христианином» был на самом деле этот лукавый Лжеапостол.

Истинные христиане под влиянием арианства – одной из самых праведных, с точки зрения догматики, направлений в христианстве, видя, куда, в какую пропасть религиозного невежества и духовного обскурантизма их завела и привела их политическая Церковь, стали в массовом порядке покидать папистское «христианство». Или оставаясь христианами, стали уходить в глухомань и пустыни Египта, где были недосягаемы для обеих властей; образуя собственные и свободные организации, превратившиеся со временем в монастыри. Но такого допустить было нельзя. Надо было, во что бы то ни стало сохранить стадо овец Христовых в целости и сохранности, иначе просто некого будет «стричь».

Эдиктами 341, 346 и 356 годов была «установлена система уголовных наказаний вплоть до смертной казни за переход из христианства в другую религию»(29, с. 164).

Истинно христианское «Милосердие» и «Добродетель» с точки зрения иерархов политической Церкви!!

Другими словами, если кто посмеет покинуть святую Церковь, Христову невесту и Небесный Иерусалим, тому не будет Спасения не только на том свете, но и на этом. Вот вам и свобода вероисповедания, предоставленная эдиктом языческого императора Галерия от 30 апреля 311 года. Получается так, что «язычники» предоставляли свободу вероисповедания, а христианская политическая Церковь, придя к религиозной Власти и став Великим Гонителем – кабалу! Как в таком случае говорится:

За что боролись, на то и напоролись!!

Больше всего от союза Церкви и государства выиграл, конечно же, Константин. Будучи главой империи, Верховным Жрецом Митраизма, он стал ещё фактически и главным епископом, как Первосвященником (папой) христианства; хотя сама Церковь присвоила этому язычнику титул епископа Церкви по внешним делам. Не довольствуясь ролью епископа по внешним связям, став фактически у руля христианской Церкви, Константин, не дожидаясь, когда Иерархи объявят его самым святым из всех святых, сам себя ещё при жизни объявил Апостолом И. Христа.

Впредь, как Апостол Христов, Мы [то есть Его Превеликое Святейшество Константин] будем помогать в избрании епископа Римского (12, с. 179).

Сказано – сделано! Тем более что случай подвернулся сам собой. На место вскоре скончавшегося епископа (папы) Мильтиада, Константин, вопреки установившейся традиции, лично назначил (!) на должность епископа своего друга Сильвестра. А чтобы ублажить и без того раболепствующую перед ним Церковь, Константин преподнёс своей невесте своеобразный свадебный подарок – величественный Латеранский дворец.

Этим Константин не только заключил союз с «алтарём», но и поставил себя в положение судьи в вопросах законности действий и власти епископов и положил начало созданию христианской государственной церкви с ведущей ролью императора (цезарепапизм). Церковь в правление епископа Сильвестра (314-335) шла под попечение Константина тем охотнее, чем щедрее раздавались высшим представителям церкви юридические и финансовые, а также всякого рода почётные привилегии; бесцветный Сильвестр без колебаний принимал эти дары, обязывавшие папу к признательности (33, с. 26).

Своего друга папу Сильвестра Константин короновал с невиданным доселе размахом, пышностью и торжественностью.

Именно с этого времени Иерархи Церкви стали упаковывать себя в золото, горностаевый мех, драгоценные камни и всю прочую парадную амуницию, которую так ненавидел, порицал и презирал И. Христос (12).

Сделав хотя бы на время (с 325 по 335 годы) христианство государственной религией и заручившись поддержкой его руководящего органа – Церкви в своей политической борьбе, Константин никогда и не думал относиться к ней с почтением или вниманием, не говоря уже об уважении. Со времени их союза и до конца его жизни Церковь служила ему – и не только, – фигурально выражаясь, (извините за грубость), самой обыкновенной политической подстилкой, о которую он вытирал свои грязные солдафонские ноги. Он подмял под себя христианскую Церковь и делал с ней всё, что хотел. Он мог снять с должности любого епископа; мог на его место поставить кого угодно и даже лицо без духовного сана. Мог наказать любого церковника ослушавшего его. Мог лично назначить (созвать) Церковный собор, как это было с Никейским 325 г.; отменить или перенести его на другое время и вообще мог делать в христианской Церкви всё, что только заблагорассудится, ведя себя, при этом, как слон в посудной лавке.

Неоспоримый факт того, что решения Вселенских соборов вступали в силу лишь только после того, как их утверждал тот или иной император, говорит о том, что как Церковь, так и решения её соборов – тьфу, блеф, мыльный пузырь, ничто, и только Воля императора – Всё! В связи с эти уместно напомнить, что решение Никейского собора от 325 года, на котором был принят Символ христианской веры, вступил в силу только после того, как его подписал император Константин.

Феодосий 1-ый утвердил решение Константинопольского собора 381 г.

Маркиан – Халкидонского собора 451 г.

Юстиниан – Константинопольского собора 553 г.

Константин Погонат – Константинопольского собора 680-681 г г.

Императрица Ирина – 2-го Никейского собора 787 г. (29).

После Никейского собора Константин, войдя во вкус Абсолютизма Власти как государственной, так и религиозной ещё более безапелляционно управлял церковью.

Он писал, например, «отцу церкви» Афанасию, архиепископу Александрийскому, когда тот проявлял некоторое своеволие в отношении приёма в церковные общины недостаточно ортодоксально верующих: «Итак, имея указание Моей Воли, всем, желающим вступить в Церковь, давай невозбранный вход. Если же узнаю, что кому-либо, желающему принадлежать к Церкви, возбранил, или преградил ты вход в неё; то немедленно пошлю, кто бы, по Моему Повелению, низложил и удалил тебя с места (29, с. 163).

Эти угрозы сыпались как из рога изобилия не только в отношении отдельных личностей, но и целых соборов:

В 335 г. император писал Тирскому собору «… определениям самодержца, направленным к защите истины, противиться не должно» (29, с. 163).

Император считал, что сможет лучше, чем Иисус, воплотить в реальность библейское пророчество. До тех пор, пока василевс не сошёл в могилу, Церковь практически игнорировала Иисуса, полагая, что

второе пришествие Спасителя уже состоялось в лице Константина(71 с. 325).

При его Абсолютизме Власти во всех сферах общественной, государственной и религиозной деятельности, христианская Церковь, по сути дела, стала представлять собой один из департаментов его обширной империи, а ещё точнее – один из воинских гарнизонов или подразделений его армии, способной лишь подобострастно выполнять волю командира. Таким образом, союз папистской Церкви и государства, вылился в самую уродливую, отвратительную и омерзительную форму управления христианством – Цезарепапизм!

С другой стороны, ярый митраист Константин, желая, показаться перед христианами приверженцем И. Христа, этот Лжеапостол и Двуликий Янус в своём лицемерии доходил порой до абсурда. В своё время, он отдал распоряжение епископу (папе) Мильтиаду:

о доставке ему гвоздей с креста, на котором был распят Иисус. Одну из этих священных реликвий император укрепил на своей короне (12, с. 179).

Это откровенная Ложь, ибо никакого Распятия никогда не было!

Каким миноискателем нашли эти гвозди через 300 лет после мифического Распятия И. Христа, приходится только гадать. Очевидно тем же самым, с помощью которого фанатичная до умопомрачения мать Константина Елена нашла целыми и невредимыми те самые 3-и креста, на одном из которых якобы был распят И. Христос

Хотя и фанатичная до безумия, но Елена понимала, найди она одно или два бревна, ей могут не поверить, что на одном из них был распят Иисус. Надо было, во что бы то ни стало найти 3-и бревна; что она и сделала. По щучьему велению и по её (Елены) хотению 3-и бревна якобы представляющие собой те самые кресты, на одном из которых и был распят Иисус, были легко найдены. Но это ничем не прикрытая наглая Ложь! Это бестактное, этическое и религиозное безобразие настолько понравилось Елене и тем гробокопателям, которые ей помогали, что их археологические находки сыпались как из рога изобилия. Утверждать, что на Голгофе в течение 300 лет деревянные кресты, находясь в земле, не подверглись никакому тлению, оставаясь целыми и невредимыми, могут только абсолютные болваны, безмозглые идиоты или сумасшедшие, которые не знают истории и всего того, что творилось в Иерусалиме и вокруг него в 1 веке. А чтобы дать сему законный вид и толк фанатичку Елену – мать Константина за нахождение фиктивных «крестов» тоже причислили к пантеону Великих Апостолов И. Христа, возведя её в ранг Равноапостольной.

«О времена! О нравы!» совершенно грешных отцов политической Церкви!

Но ценой долгожданной свободы стало именно то, чего носители христианства так старались избегать – поклонение императору… Сильвестр так же был слишком ошеломлён, чтобы разглядеть ту западню, в которую он ведёт преемников св. Петра…. Многих приверженцев веры охватило негодование по поводу того, что их Иерархов совратил и растлил тот самый режим, который нёс гибель их предшественникам.

Учение Иисуса было вытеснено доктриной, переработанной в соответствии с имперскими потребностями. Без околичностей [епископ] Сильвестр недвусмысленно заявил,

что право даровать Спасение теперь является исключительной прерогативой [убийцы и «чудовища» в лице] императора Константина, а не Иисуса Христа.

Это было зловещим знамением абсолютного поражения, осквернением всех тех принципов, которые они [истинные христиане] так долго считали священными(12, с. 180, 182).

Символ

Самая грязная безнравственность,

оправдываемая отвратительными

теориями, выступает в качестве

истинного проявления христианского

духа и христианской свободы.

(50, т. 1, с. 567).

Credo quia impossible, или

Credo quia absurdum est (лат.) –

верю, ибо абсурдно (нелепо).

Тертуллиан.

Символ (от гр. Symbolon – знак, опознавательная примета) – то, что служит условным знаком какого-нибудь понятия, чего-нибудь отвлечённого (Сл. Рус. Яз., Ожегова С. И., с. 660).

Грешные отцы христианства не нашли ничего глупее и циничнее, как облачить Великое Учение Иисуса Христа в некий Символ, как условный знак чего-нибудь отвлечённого, не заслуживающего внимания, и не имеющего никакого значения.

Браво!! Именно этот знак (опознавательная примета)… христианской веры и был частично принят на Никейском (325 г.) соборе. Его открыл император Константин, который, как уже говорилось, никогда не был христианином. На соборе присутствовало по разным данным от 250 по Евсевию, до 318 по Иларию из Пуатье епископов1. В целом же со всеми советниками, помощниками и прочей свитой, в Никее собралось более 2000 человек. Цель, которую преследовал Константин, созывая от своего имени собор, была не столько религиозная, сколько социально политическая. Император, до этого расправившийся не без помощи христиан его армии со всеми противниками и став единоличным правителем империи, решил, выражаясь словами А. С. Пушкина отдохнуть от ратных дел и покой себе устроить. Но… тут соседи беспокоить стали грозного царя, страшный вред ему творя. В том смысле, что христианство, на которое он опирался, раздираемое как внутренними противоречиями (борьба с арианами), так и атакуемое теологическими противниками извне (митраисты, манихейцы, маркиониты, гностики и др.), вынуждено было вести борьбу на всех фронтах и направлениях. Поэтому для императора одной из главных задач, решаемых на соборе, было

слияние религиозного и политического порядка и сведение церковной организации к роли бастиона сил социальной консервации и политического господства (18, с. 224).

Но чтобы осуществить на деле это слияние религиозного и политического порядка, нужно было, как минимум, решить два вопроса, не требующих отлагательства.

Во-первых, объединить все епархии на основе хоть какого-нибудь учения, которого за всё время существования раннего христианства – примерно 300 лет, до этого ничего не было. Для этой цели надо было выработать хоть какую-нибудь единую доктрину, которая могла бы устроить как епископат восточных провинций империи – в основном ариан, так и жалкую голытьбу епископата Запада (Рим). Далее терпеть такого положения дел, когда, по словам И. С. Свенцицкой само слово епископа стало обрядом (57, с. 154) было уже нельзя.

По существу, в руках епископа оказались сосредоточены функции вероучителя, пророка, надзирателя. Истинность христианского учения определялась (во всяком случае, к этому стремились епископы) уже не устной традицией и даже не писаниями апостолов, а словом и решением епископа, на которого перешла «апостольская благодать» (57, с. 154).

Никем и ничем неограниченный культ всевластия и всесилия епископов грозил религиозным сепаратизмом, так как каждый епископ в своей епархии сам, на основе своей грамотности или, наоборот, – невежества, определял что, по его мнению, представляло собой христианское учение. В этом упрекнуть жалкую голытьбу западного епископата, занятого борьбой за Власть и Богатство, было нельзя, так как за 300 лет существования партии переворота, политическая Церковь Запада (Рим) не смогла, в силу невежества своего епископата решить такой важный вопрос.

Во-вторых, надо было определиться и с второстепенными, вопросами, вносившими большой разлад в христианское единство: такими, как, время празднования Пасхи; определение времени пресловутого сотворения мира, и т. п. Наконец, надо было разобраться с арианством, быстро распространявшимся почти во всех восточных приходах (18, с. 248).

Для властолюбивого императора Константина, с таким трудом достигшего политического единовластия, нужен был порядок и спокойствие в империи, но борьба двух больших религиозных группировок – христианства и арианства не сулила этого спокойствия.

Образовались две партии, не столько религиозные, сколько политические. Константин, который до этого момента ловко лавировал между двумя борющими сторонами, после победы над Лицинием, решил непосредственно выйти на поле битвы, чтобы помешать новым центробежным тенденциям, разрушить единство империи и целостность той системы власти, которая имела возможность укрепиться. По его приказанию в 325 г. была собрана всеобщая ассамблея епископов в городе Никее Вифинской, недалеко от хорошо укреплённой резиденции императора (18, с. 248).

Для необразованного и невежественного во всех отношениях епископата Никейского собора, решение второстепенных вопросов не представляло большого труда. Всё сводилось к банальной поговорке: что нам стоит дом построить, нарисуем, – будем жить. Примерно такой бездарный и совершенно бездуховный мягко говоря, подход имел место при решении всех обсуждаемых на соборе вопросов.

Осуждение арианства.

Священник Арий (по-видимому, ливиец по происхождению) родился около 256 г. и умер в Константинополе в 336 г. Он получил образование в школе Лукина из Антиохии, разделявшего взгляды Павла из Самосаты1.

В свою очередь

Лукиан интерпретировал важнейшие положения христианской проповеди, в духе аристотелизма.

Более того

когда Арий переселился их Антиохии в Египет, призванный епископом Александром принять руководство церковью в Баукалисе, густонаселённом квартале Александрии, он столкнулся с совсем иной обстановкой. В христианских общинах Александрии преобладало неоплатоновское направление: менее навязчивое понимание концепции единоличности бога, преобладание идеалистической по характеру диалектики, аллегория в основе объяснения библейских текстов с возможностью непредусмотренных выводов из их объяснения (18, с. 246).

В отличие от неграмотного и необразованного в теософском отношении епископата Запада (Рим),

Арий и его сторонники были выходцами из городской среды, сохранявшей принципы античной образованности (57, с.176).

Все эти обстоятельства вместе взятые, вкупе с Александрийской библиотекой – форпостом и кладезем науки и культуры, которой Арий мог свободно пользоваться, сыграли важную роль в формировании его религиозного мировоззрения. Видя, в какую пропасть теософского невежества заводят Пастухи политической Церкви овец стада Христова в части обожествления пророка Иудеи Иисуса, Арий высказал очень смелое и правдивое суждение. Он высказался в том смысле, что Иисус был реальным человеком, родившимся от мужчины и женщины но, в отличие от простых смертных, был наделён Г. Богом большой харизмой – как исключительной одарённостью, мудростью и святостью, а потому не мог быть с Богом единой сущностью.

Арий попытался внести какую-то видимость логической последовательности в учение Церкви об отношении Христа, как сына божия, к богу отцу.

Он отстаивал монотеистическую трактовку понятия трансцендентного бога. Сын, рассуждал Арий, не может быть своим отцом, понятие сыновства связано с рождением, то есть возникновением во времени. Правда, это возникновение в данном случае домировое и даже довременное, но нельзя признавать существование сына вечным. Поэтому нельзя его считать единосущным отцу и равным ему, он просто подобен ему (29, с. 165-166).

Запретить арианство, как это сделал впоследствии христианский «Герострат» император Феодосий, во время собора было невозможно. Слишком много епархий, церквей и приходов, особенно на Востоке, приняли сторону Ария. Поэтому на соборе была принята формулировка, которая явно не указывала на ариан, которые отрицали Христа, как живое существо, поскольку это абстракция, но давала понять о ком и о чём идёт речь:

Все те, кто говорят, что было время, когда (Христа) не было или прежде, чем он был рождён, не было, или он пришёл к бытию из ничего, или он другой субстанции или сущности, или сотворён, или подвержен изменению, или умалению, всех их католическая и апостольская Церковь предаёт анафеме(18, с. 249-250).

Всех буквально: все кто думает иначе, чем кучка мусора в руках Г. Бога – сатанисты и дьяволисты.

Сотворение мира.

Еврейские бухгалтера, обратив всё своё серое вещество к древнейшим временам, абсолютно точно установили, что их персональный бог Яхве (Иегова) сотворил Вселенную за 3761 год до н. э. То есть за 16000 лет после всемирного потопа. Епископским счетоводам, собравшимся в Никее, было негоже уступать пальму первенства в датировке сотворении мира евреям. Погадав на кофейной гуще или бараньей лопатке, ньютоны жалкой голытьбы (Цецилий) папистов точнее, чем евреи определили новую дату Творения – за 5508 лет до н. э.

Согласно этим датам сотворения мира получается так, что протозавры существовали на Земле, надо полагать, в промежутке между христианским и иудейским творениями мира, динозавры – во времена Авраама, а мамонты – при Моисее.

Что касается археологов, которые до сих пор находят останки пращуров человечества в виде неандертальцев, краманьольцев, а также животных – мамонтов и т. п., возраст которых определяется десятками тысяч лет, то этих сатанистов и антихристов, подрывающих авторитет еврейского Священного Писания в части даты сотворения мира давно пора предать анафеме и за их кощунство сжечь на костре как Джордано Бруно.

Тот факт, что Иерархи политической Церкви во главе с Верховным Жрецом Митраизма императором Константином определили и утвердили на соборе время создания Вселенной – пресловутое сотворение мира – всего за 5508 лет до н. э., не может оставить равнодушным ни одного здравомыслящего человека. Неужели за почти 300 лет существования на тот момент христианства, у этой кучки мусора в руках Г. Бога Никейского собора (впрочем, как и у иудеев) не нашлось времени ознакомиться, хотя бы в общих чертах, с частью огромного количества литературы Александрийской библиотеки, прекрасно показывающей, что о сотворении мира за 5508 лет до н. э., не могло быть и речи. Они же могли ознакомиться с индийскими Ведами, персидской Зенд-Авестой, халдейской Книгой Чисел, сочинениями Гермеса Трисмегиста, произведениями Пифагора, Платона, Плотина, Порфирия и многих других. И везде, во всей этой огромной массе произведений, прослеживается одна и та же мысль, что время создания Вселенной не укладывается ни в какие вообразимые очертания.

Этой литературой, любовно собираемой Птолемеями была забита вся Александрийская библиотека. В конце концов, в самой римской Церкви преподавали и претворяли в жизнь великие идеи религии древней Мудрости в виде Гностицизма – истинного христианства в эллино-римском мире (40), такие выдающиеся религиозные философы, как Василид, Валентин и их ученики. Наверное, потому, что теогония последних, показывающая создание Вселенной за многие миллиарды, а может быть и более лет, не удовлетворяла доморощенный догматизм отцов католической Церкви, потому она и постаралась избавиться от этих Великих Гностиков, лишив их преподавания и изгнав из Рима, ибо они своей Мудростью выставляли напоказ невежество епископата Запада, думавшего иначе.

Епископов Никейского собора, которые, по словам Гельвеция не умели даже расписываться, в части их невежества понять ещё можно. Но как прикажете понимать иудеев, которые, считая себя грамотными и умными, очень любят козырять, когда надо и не надо, священным Писанием в виде Ветхого Завета, называя сие Божественным Откровением. Почему же они в течение 2500 лет существования Библии не удосужились заглянуть в это самое Божественное Откровение в виде 3-ей книги пророка Ездры – автора Ветхого Завета, где с предельной ясностью говорится о прошедших 19000 лет со времени Потопа.

Ибо век1 потерял свою юность, и времена приближаются к старости, так как век разделён на двенадцать частей2, и девять частей его и половина десятой части уже прошли, и остаётся то, что после половины десятой (3 Ездра, 14:10-12).

Этими словами пророк Ездра более чем красноречиво говорит о том, что только после последнего Потопа – а их на планете Земля было уже несколько, с промежутками по времени между каждым Потопом в 50000 лет – и до его (Ездры) времени (5 – 6 век до н. э.) прошло 9,5 х 2000=19000 лет.

А для не в меру умных иудеев только от пресловутого сотворения мира3 и до н. э., прошло всего-навсего только 3761 год. Для папистов Никейского собора немного больше – 5508 лет.

Празднование Пасхи.

Это мероприятие длительное время оставалось яблоком раздора между христианскими епархиями Востока и Запада. Восточники – в основном Малая Азия, праздновали Пасху по еврейскому календарю – 14 нисана, в то время как Западники следовали александрийскому обычаю. На соборе было решено праздновать ежегодную Пасху по-александрийски – в первое воскресенье, после полнолуния, наступающего, в свою очередь, после дня весеннего равноденствия (22 марта).

К чему вся эта схоластика – празднование еврейской Пасхи христианами, совершено непонятно; ведь сам И. Христос никогда её не праздновал. Выросший среди ессеев, получивший их духовное наставление, Иисус никогда не признавал ни субботы, ни Пасхи. (Празднование якобы Пасхи Апостолами, во главе с И. Христом, описанное в Евангелиях – иносказание, как и всё в Новом Завете, и к реальности не имеет никакого отношения).

Более того, как реформатор иудаизма, он просто ненавидел все еврейские праздники и мероприятия связанные с поклонением не Единому Богу=Отцу, а персональному богу евреев Яхве (Иегова).

Любимым пророком для Иисуса был Исаия, с книгой котого он никогда не расставался. В свою очередь Исаия, – своеобразный духовный наставник Иисуса, также крайне негативно относился к празднику на крови – Пасхе:

Я пресыщен всесожжением овнов и туков откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу (Ис. 1:11).

И. Христос не мог совершать Пасху ещё и потому, что в отличие от Иерархов политической Церкви, силой навязавших этот иудейский обряд всем народам христианского мира, прекрасно знал, что Пасха (иудейское «Песах»), это чисто иудейский, да к тому же сугубо языческий праздник. Его древность восходит к тем далёким временам, когда в среде иудейских племён существовал политеизм; когда они поклонялись многочисленным богам, в лице доморощенных божков – терафимов. Когда они вели кочевой образ жизни, их основным занятием было скотоводство, поэтому они в первую очередь поклонялись богу скотоводства. Это поклонение состояло в том, что первенцы всех животных, вплоть до детей, должны были жертвоваться этому богу. Первенцы тех животных, которые были съедобны (по меркам иудеев, но не китайцев), приносились, в жертву. Часть мяса съедалось, освящённое священником, а всё остальное предавалось огню. То, что сгорало, вместе с дымом якобы возносилось на небеса и, таким образом, умиротворяло бога скотоводства. За первенцев тех животных, которые были не съедобны, а также за детей, полагался выкуп, шедший якобы богу, но почему-то оказывавшийся в казнохранилищах храма, а, значит, у первосвященников.

В последствие, иудеи, силой выгнав палестинцев (ессеев) с их территории и заняв их места, перешли к осёдлому образу жизни. Они стали заниматься ещё и сельским хозяйством, выращивая зерно; в первую очередь – ячмень, как самую скороспелую культуру. Теперь настала очередь поклоняться ещё и богу земледелия. Быстро собрав первые килограммы ячменя, иудеи быстро перетирали его в муку, быстро замешивали эту муку на чистой воде, и этот пресный (не кислый – на дрожжах) хлеб – опресноки, также быстро пекли, чтобы ублажить проголодавшего, по их мнению, бога земледелия.

По законам природы такие домашние животные как овцы, – а они составляли подавляющую часть стада каждой семьи – ягнятся весной, примерно в марте-апреле месяце. В это время и приносили первенцев богу. В свою очередь и ячмень, в условиях Палестины, тоже созревал в апреле месяце. И опять же в это время делали опресноки. Затем эти два праздника посвящённых богам скотоводства и земледелия объединили и стали проводить сдвоенный праздник – приносить в жертву животных и печь опресноки. Так зародилась Пасха («Песах»), связанная, не знаю для чего, почему и от чего с пресловутым «Исходом» евреев из Египта, которого, в сущноси, никогда и не было.

В последствие, когда у руля религиозной власти в Израиле стали первосвященники из клана саддукеев – этих безбожников (И. Флавий) и атеистов (Е. П. Блаватская) они, переделав и переписав Библию пророка Ездры в угоду своим меркантильным интересам, совершенно ничего не понимая в аллегории Ветхого Завета, приняли пресловутый Исход за историческую действительность. А чтобы как-то отмечать это великое, по их мнению, событие, не нашли ничего глупее, как связать языческую Пасху с мифическим Исходом. Объединение Пасхи с Исходом стало необходимым ещё и потому, что после переписки саддукеями Ветхого Завета, и навязания иудеям персонального бога Яхве, отпала необходимость в поклонении богам скотоводства, земледелия, семейного очага и т. п. В то же время праздник Пасхи надо было как-то сохранить, поскольку за многие столетия и даже тысячелетия иудеи к нему привыкли.

В свою очередь, епископы раннего христианства Запада, точно такие же безбожники как и саддукеи, решительно ничего не понимая, на сей раз, в иносказательности Евангелий, приняли Тайную вечерю за празднование И. Христом и его Апостолами Пасхи. Для любого здравомыслящего человека – это абсурд. То, что Тайная вечеря – иносказание, подтверждается следующими соображениями:

Во-первых, при организации Тайной вечери никакого заклания реального агнца (ягнёнка) не было. Все Апостолы во главе с И. Христом вкушали хлеб, обмакиваемый в какой-то соус, но ни в коем случае не ели жертвенного мяса. Этот факт – красноречивое свидетельство того, что Тайная вечеря это не Пасха.

Распространилось новое предание, гласившее, что Иисус не вкушал Пасху перед смертью, но умер в самый день еврейской Пасхи, знаменуя собой пасхального агнца (50. т. 2, с. 72).

Во-вторых, стихи:

И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Моё. И взяв чашу, благодарив, подал им; и пили из неё все. И сказал им: сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая(Мрк., 14:22-24),

есть ничто иное, как иносказание. Слова относительно еды Тела и пития Крови, принять за реальность бытия, могут только сумасшедшие, ибо это – иносказание. А если весьма важные в теософском отношении, слова, сказанные И. Христом, – иносказание, то и сама Тайная вечеря то же самое. Весь вымысел отцов Церкви относительно Тайной вечери явился результатом того, что истинное Значение и Смысл слов сказанных Иисусом из приведённой цитаты, таких как Хлеб, Чаша, Тело, Кровь и Новый Завет, не могут объяснить до сих пор все современные Иерархи Церкви вкупе с целой армией их богословов. Это и понятно, потому что это язык теософского символизма. Что же, в таком случае, мы можем требовать от невежественного во всех отношениях епископата Никейского собора? Наверное, то, что и получили, – навязывание чисто еврейского, и к тому же языческого праздника всем христианам.

Невероятно!! Но это факт!

Обсудив, и утвердив в течение нескольких дней вышеперечисленные вопросы, епископат Никейского собора перешёл к рассмотрению главного вопроса – догмата о вере. Если рассмотрение второстепенных вопросов у него не вызвало особых затруднений, то вопрос о христианской вере стал для него непреодолимой стеной или камнем преткновения, который они не могли ни перешагнуть, ни обойти. В течение двух месяцев (!) они спорили до хрипоты, предлагая различные варианты; сведя, в конце концов, всё Учение И. Христа к пресловутому, бездарному, бессмысленному и антидуховному Символу …веры.

Так почему же христианство имеет Символ веры? Почему не Закон веры, по ассоциации с Законом Моисея? Почему не Учение веры, по ассоциации с Учением 12-ти апостолов?

Отвечая на поставленные вопросы, мы вынуждены будем констатировать, что собравшиеся на Никейском соборе епископы ничего другого, кроме пресловутого Символа, придумать не могли. И вот по каким, с моей точки зрения, причинам.

Прежде чем говорить о главном догмате христианства, давайте сначала обратимся к другим религиям. Возьмём, к примеру, ислам и спросим себя, что составляет основу, фундамент, или на чём базируется религия ислама? И сами себе ответим, что ислам зиждется на речениях пророка Мухаммеда – сурах, оформленных в виде Корана, что в переводе означает Чтение.

Тоже самое касается и великой религии персов, парсизма или зороастризма, которая, базировалась на религиозных воззрениях её основателя – Заратустры (Зороастра) оформленных в виде Зенд-Авесты. Это же относится и к индийскому Ведизму – религии, привнесённой в Индостан их Древнейшей Руси переселившимися туда племенами Ариев. Их Священные Знания в виде разного рода Наставлений, Поучений, Молитв, Гимнов, Преданий, церковных Песнопений и т. п., составляют огромный по объёму сборник под названием Веды. Нечто подобное мы находим и у египтян, религиозные верования которых были основаны на Учении и проповедях Гермеса Трисмегиста (Трижды Величайшего), собранные в многочисленные – до нескольких десятков – книги. Тоже самое относится и к даосизму (Лао-Цзы), буддизму (Гаутама Будда), манихейству (Мани) и т. д. и т. п. Несмотря на названия и небольшие различия в культовой обрядности, все они, по своей сути, являли собой единую мировую, истинную религию древней Мудрости Востока.

Итак, какую бы религию, или отдельное течение (направление), в ней мы бы не взяли, везде мы видим одно и то же – все они основаны на религиозных воззрениях, в виде Учений, основателей этих религий, которые собраны или в отдельные сборники (Коран), или в многотомные Веды. Обращаю ваше внимание и подчёркиваю, поскольку это весьма важно, что все без исключения религии основаны на теософском Учении (проповеди, изречения) их основателей. кроме папистского «христианства»! Невероятно! Но это факт!

В свою свою очередь в так называемом христианском Символе веры нет ни одного слова И. Христа. В таком случае само слово основатель христианства, по отношению к И. Христу, становится неуместным. Поэтому такую религию (если её можно назвать таковой) и веру нужно именовать, в лучшем случае – так называемым христианством, где кроме названия от Учения И. Христа ничего нет. А в худшем – как персональной «религией» епископата (папства) Запада (Рим), придуманной имдля своих нужд и потребностей. Это самый страшный и единственный в своём парадокс, как абсурд, в религии и вере.

Собравшиеся на Никейском соборе епископы христианской Церкви, должны были обратиться к изречениям Иисуса, собрать их воедино, как это сделали мусульмане в отношении изречений пророка Мухаммеда, оформить их соответствующим образом и на их основе создать определённую религиозную доктрину своего Учителя под любым названием: Закон, Учение, Наставление… в вере и т. п.

В конце концов, они могли бы обратиться и к Нагорной проповеди И. Христа, которая представляет собой, по сути дела, квинтэссенцию Его этических и духовных воззрений, и состоит из трёх глав Евангелия от Матфея. Но ничего подобного не было сделано. В таком случае поневоле напрашивается вопрос – почему? Почему епископам во главе с императором Константином, собравшимся на Никейский собор, ничего не оставалось делать, как придумать некий Символ (знак… опознавательная примета)… христианской веры. Или выражаясь языком словаря (С. И. Ожегов) как

то, что служит условным знаком какого-нибудь понятия, чего-нибудь отвлечённого.

Вдумайтесь в эти слова: Символ, как условный знак… понятия… христианской веры! Не Закон, не Учение И. Христа, а всего-навсего знак понятия веры, да и то условный.

Дело в том, что за 300 лет своего существования, совершив путь от первых весьма демократических христианских общин времён ап. Павла до крупнейшей, на время собора, авторитарной, монархической религиозной организации, политическая Церковь своими деяниями (делами, а не словами) сама себя загнала в такую духовно-теософскую пропасть, выбраться из которой не представлялось возможным. Эта Церковь по сути дела отвергнувшая, как мы потом увидим, на соборе, основные религиозные воззрения бога истинного И. Христа, перевернула в Его Учении всё вверх ногами.

Простые прихожане, да и духовенство низших чинов прекрасно видели и понимали всю ту теологическую Ложь, что вносили в религиозное сознание их пастухи, но только сделать, в условиях религиозной диктатуры, ничего не могли. Поэтому стоило только Арию сказать всего несколько более или менее правдивых слов относительно сущности Иисуса, как его воззрение было тут же подхвачено огромной массой, как простых христиан, так и множеством епископов, особенно в восточной части империи. Это ещё раз говорит о том, что религиозные убеждения меркантильного епископата Запада (Рим) не пользовались в глазах паствы авторитетом, и только Сила и Власть епископата, позволяли ему держать своих овец в рамках повиновения. Я был бы рад ошибиться в своих убеждениях, но факты, как очень упрямая вещь, не позволяют мне этого сделать. Давайте поразмышляем.

1)Отношение к Власти.

Могли ли епископы, собравшиеся на Никейский собор в 325 году, взять за основу Главного религиозного догмата христианской веры хотя бы Нагорную проповедь, где говорится о весьма негативном отношении И. Христа к Власти. Конечно же, нет!Отношение Иисуса к Власти вообще и к Властьпредержащим в частности, будь то светским или духовным, было самым негативным. Он никогда не властвовал сам и требовал подобного от своих учеников:

Больший из вас да будет вам слуга: ибо кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится (Мф., 23:11,12).

И. Христос и Властолюбие – вещи несовместимые. Чего стоит эпизод, связанный с омовением Иисусом ног своим ученикам.

Встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался; потом влил воды в умывальницу, и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан… Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу: ибо Я дал вам пример, чтоб и вы делали то же, что Я сделал вам (Иоанн., 13:4,5,14,15).

Ну а как же поступали наши властолюбивые правители – как светские, так и духовные – называющие себя последователями И. Христа – христианами? Как они, на деле, а не на словах, следовали и следуют этому примеру? Как надо понимать наших духовных наставников, святых отцов и даже земных богов в лице того же папства Рима, одуревших от Всевластия до такой степени, что заставляли в своё время разного рода государей целовать им их пыльные туфли? А никак! Плевать они хотели на всё то, чему учил их Иисус и призывал ап. Павел!

Вот один, из множества, пример того, как Власть уродует сознание человека. Как он, извращённый Манией Величия, и Вседозволенностью перестаёт понимать границы разумного.

Уже при первой встрече Фридрих1, как пишут историки, отказался держать под уздцы лошадь папы, как того требовали традиции того времени, и оскорблённый Адриан2 отказал королю в разрешении лобызать его туфлю. Целый день прошёл в переговорах, чтобы склонить высокомерных повелителей к уступкам (63, с. 173).

Прямо по Евангелию ап. Иоанна. С той лишь разницей, что Иисус сам мыл ноги своим ученикам, а папы Рима дозволяли мыть, то есть облизывать, свои пыльные туфли только королям и императорам, а не какому-нибудь смерду. Надо полагать потому, что у королей языки были чище, по части микробов. Вот до какого омерзительного состояния доходили одуревшие и очумевшие от Всевластия так называемые христиане, если их можно назвать таковыми; кичившиеся тем, на глазах паствы, конечно, что они слуги и ретивые последователи этических норм поведения И. Христа. Это люди двойной морали. На словах, особенно перед прихожанами, они твердят о приверженности Учению Иисуса, любят этим козырять и поучать других, а на деле и не думают исполнять Его Заветы.

Принять за основу Главного догмата веры Нагорную проповедь И. Христа епископы Никейского собора никак, и ни в какой мере не могли. В таком случае они должны были бы лишить себя Власти и опять вернуться к тому состоянию первых христианских общин времён ап. Павла и его последователей, когда епископов или не было вообще, или же они избирались весьма демократическим путём, не имея при этом жалованья и неся службу и выполняя свои обязанности только во имя религиозных идей.

Такое положение дел никак не могло устроить меркантильный епископат Никейского собора, так как Нагорная проповедь И. Христа и Его этико-религиозные воззрения в корне расходились с мнением и внутренними потребностями епископов относительно Власти, к которой они безудержно стремились. В этой борьбе, если не сказать большего – грызне за Власть, епископы не гнушались ни чем, используя все доступные, а в большей мере, недоступные средства.

Епископы вели борьбу не только за укрепление и возвышение епископата как церковного института, но и между собой – за видные места, за влияние, за богатство и власть.… В этой борьбе святые отцы использовали все средства: взаимные обвинения в безнравственности, в присвоении церковных средств и в других преступлениях, подстрекательство мирян чужой епархии против их епископа. Наиболее часто во внутренней борьбе использовалось обвинение в ереси, в схизме или в частном нарушении какого-нибудь канонического предписания, возводимом в степень ереси. В результате таких обвинений и нередко следовавших за ними отлучений возникали «расколы» и еретические движения, в которых участвовали приверженцы обвинённого епископа. Конечно, не всегда источники этих движений были именно таковы, но то, что это имело место, засвидетельствовано Тертуллианом:

Соперничество [за её Величество Власть] в епископате – мать расколов(29, т. 1, с. 159).

Чем больше епископы входили во вкус Власти, тем больше они отдалялись от прихожан и мирян; тем больше они старались возвыситься над толпой овец Христовых, придумывая и присваивая самим себе всевозможные звания и титулы.

Если вначале епископ был лишь первым пресвитером и председателем совета пресвитеров, избираемым довольно демократичным способом, то в дальнейшем он становится высоким и властным сановником, не избираемым, а «рукополагаемым» своим предшественником и стоящим высоко не только над мирянами, но и над рядовыми клириками.

Его решения безапелляционны, он единолично распоряжается всеми делами своей епархии. Иначе говоря, наступает эпоха «монархического епископата».

Возвышенное значение епископов нашло выражение в специальной титулатуре церковных сановнико – преосвященство, высокопреосвященство, блаженство, святейшество, в роскошном облачении, ставшем их прерогативой, в шикарной «архиерейской» форме выездов.

Об апостолах и их преемниках, бродивших по стране пешком и живших скудными щедротами жертвователей, остались только новозаветные легенды и смутные предания(29, т. 1, с. 159).

Ну и как в этой эпохе монархического епископата, когда жалкая голытьба возомнила себя земными богами, в условиях исключительной Мании Величия, можно было думать этой кучке мусора в руках Г. Бога о великих Заветах бога истинного И. Христа? Именно поэтому апостол Павел с таким негодованием, как и И. Христос, относился ко всем Властьпредержащим, не различая их ни по светскому, ни по религиозному признаку. Все они для них создатели и вершители нашего грешного, сатанинского мира; ни кто иные, как правители тьмы.

Потому что наша брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Ефес. 6:12).

Христианские епископы отнюдь не были людьми смиренными, бескорыстными, свободными от алчности и честолюбия. Все данные свидетельствуют о том, что они пускали в ход всевозможные происки для достижения своих целей. Всюду мы видим,

что избрание главарей церкви было результатом заговоров, интриг, склок и плутовства.Выборы часто превращались в сцены ужаса, вызывая кровопролития и убийства. Лица, домогавшиеся сана епископа, пускали в ход все средства, чтобы добиться поста, обеспечивавшего им неограниченную власть и неизмеримые богатства

Если кто думает, что нарисованная нами картина преувеличена, пусть он обратится к церковным историкам, которые обычно и сами были епископами или священниками. Неправда обычно сама обращается против себя и помогает себя разоблачить. Святой Григорий Назианский… рисует нам епископов своего времени (4-й в.) такими чертами, которые делают мало чести этим главарям Церкви.

«Они смотрят, – говорит он, – на этот сан не как на пост, на котором надо быть образцом добродетели, а как на средство обогащения; не как на службу, о которой надлежит давать отчёт, а как на магистратуру, не подлежащую контролю.… Тот же святой сообщает, что на пост епископа назначали невежд и детей , что в них не было ни капли любви, а лишь озлобленность и страстность; что их благочестие состояло в том, что они осуждали нечестивость других, шпионя за их поведением не для того, чтобы исправить, а чтобы опозорить их; что они порицали или хвалили людей не за тот или иной образ жизни, а лишь в зависимости от интересов партии [«переворота»], к которой принадлежали; что они восхваляли друг в друге то, что резко порицали в сторонниках противного лагеря; что их споры между собой напоминали ночные побоища, где не разбирают друга и недруга; что они придирались к пустякам под прекрасным предлогом защиты веры; наконец, что

они были предметом отвращения для язычников и презрения для порядочных христиан. Эти нравы были точно такими же и до, и после него… (14, с. 172, 3).

Разве можно было в условиях такой борьбы за Власть, обращаться лицом к И. Христу и брать за основу Главного религиозного догмата христианства Его Нагорную проповедь, с её крайне негативным отношением к Власти и Властьпредержащим? Конечно же, нет! В этих условиях надо было забыть про Заветы И. Христа, Его религиозные воззрения и придумать в пику Ему нечто такое, чтобы и волки были сыты, и овцы целы; даже если эта придумка будет представлять собой некую религиозную абракадабру, теософский вымысел чистейшей воды, замешанный на духовной фантасмагории.

2). Отношение к Богатству.

И. Христос относился к Богатству вообще и к богатым в частности с ещё большим отвращением и презрением чем к Власти и Властьпредержащим. Все прекрасно знают Его изречение:

…как трудно имеющим богатство войти в Царство Божие ибо удобнее канату1 пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие (Лк., 18:24,25).

И Он прав! Прав в том отношении, что любое накопление богатства, это явный или скрытый грабёж, или бандитизм, основанный на неправедных законах, принятых если и не самими бандитами, то их ставленниками или пособниками; скрытой или явной эксплуатации людей, обмане, взяточничестве, коррупции, подтасовке определённых отчётных данных, мизерной оплате наёмного труда, закупке некачественного дешёвого сырья, выпуске негодной, фальсифицированной продукции и многие другие десятки и сотни способов Наживы. Нажива, Алчность, Страсть к деньгам и богатству. Как всё это соответствует каким-то звериным инстинктам, рычанию и борьбе зверей за делёж добычи.

Не собирайте себе сокровищ на Земле – [взывал И. Христос, обращаясь к епископату и прихожанам политической Церкви], – где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут (Мф, 6:19).

Но все властолюбивые епископы плевать хотели на эти призывы И. Христа. Они для того и рвались к Власти, чтобы за тот срок, что будут управлять, успеть наесться до отвала, нахапать и накопить столько, чтобы потом хватило бы на всю оставшуюся жизнь, чтобы можно было доживать свой век как у Христа за пазухой.

Могли ли, в таком случае, епископы Никейского собора, взять за основу Главного религиозного догмата христианской веры всё ту же Нагорную проповедь, где говорится о крайне негативном отношении И. Христа к Богатству вообще и к богатым в частности. Конечно же, нет!

К началу 4 века, как отдельные епархии, так и Церковь в целом уже имели в своём распоряжении огромные богатства. Церковный историк В. В. Болотов, исследуя события раннего христианства, писал о том, что в то время Александрийский патриарх Кирилл потратил не меньше миллиона рублей золотом только на подношения придворным императора Феодосия 2-го, не говоря уже о целых флотилиях с хлебом для империи (в основном столице – Константинополю) и подарках самому императору. Вот какими богатствами располагала только одна Александрийская епархия.

Ничего удивительного в этом нет. В 4-м столетии почти каждый епископ, обретший Власть, старался всеми силами приумножить своё богатство. Весьма красноречивое тому подтверждение – нескрываемое раздражение карфагенского епископа Киприана, ярого защитника политической Церкви, которого никак нельзя уличить в антипатии по отношению к своим собратьям по вере:

Весьма многие епископы, которые должны были увещевать других и быть для них примером, на самом деле, забросив божественное, стали заботиться о мирском; оставив кафедру, покинув народ, они скитаются по чужим областям, стараясь не пропустить торговых дней ради корыстной прибыли, и покуда братья в церкви голодают, они, увлекаемые любостяжанием, коварно завладевают братскими доходами и, давая взаймы, удваивают свои барыши (23, с. 90).

В конце концов, такое безобразие, когда епископы, увлекаемые любостяжанием, в погоне за барышами бросали на произвол судьбы своих прихожан, не могло не остаться незамеченным.

Росло богатство не только Церкви как организации, но и её руководителей. Эльвирский собор начала 4 века признал за епископами право вести торговые операции. Единственное ограничение заключалось в том, что сам епископ не должен был покидать своей епархии; если же он хочет торговать в других областях, то «пусть пошлёт сына, вольноотпущенника, наёмного агента…

В приведённом постановлении Эльвирского собора интересно упоминание вольноотпущенника. Отпущенные на волю рабы обычно выполняли роль управителей и торговых агентов в богатых домах. Такие же люди были и в домах епископов, которые имели своих отпущенников, а значит,и рабов» (57, с. 180-181).

Крайне ошибочно было думать, что христианство уничтожило рабство. Напротив, оно дало ему новую опору. Античный мир держал рабов в повиновении только при помощи страха.

Христианство впервые возвысило безвольную покорность рабов на степень нравственной обязанности, которая должна выполняться с радостью (25, с. 382).

Вот как не на словах, а на деле выполнялись епископатом политической Церкви великие Заветы и речения бога истинного И. Христа, обращённые непосредственно к ним:

Покупатели и торговцы не войдут в дом моего Отца!

Ноепископы плевать хотели на дом Отца И. Христа. Для них свой дом, да к тому же почти собственная Церковь были куда важней. Страсть к Наживе и накоплению Богатств доходила до такого положения, когда одно из богатых семейств, протащив на должность епископа своего ставленника, старалась всеми силами удержать эту должность в руках своего семейства. Это напоминает нам еврейское сообщество религиозной аристократии в лице атеистов (Е. Блаватсткая) саддукеев, которые, единожды получив должность первосвященника, впоследствии старались, во что бы то ни стало сохранить её в своих руках. Так, например, первосвященник Анна и его пять сыновей, сменяя друг друга, держали религиозную власть в Иудее более 50 лет. Этот религиозный Монархизм саддукеев Израиля, с удовольствием был перенят епископатом Запада (Рим).

Епископский сан нередко переходил от отца к сыну или от брата к брату. Власть, которой они располагали не только на религиозной почве, но также и в экономической сфере, благодаря управлению значительными богатствами – собственностью Церкви, делала назначение на епископский пост чрезвычайно привлекательным для членов состоятельных семейств (18, с. 241).

Епископам было из-за чего драться. Чем дальше, тем всё больше становилось благ, которые приносила епископская должность. Скромное хозяйство первоначальных христианских общин, рассчитанное на обслуживание совместных трапез и на материальное обеспечение богослужения, в особенности обряда причащения, в дальнейшем возросло до колоссальных размеров (29, т.1, с. 160).

Особенно сильно и, самое главное, в весьма короткое время, папистская Церковь вообще и епископы в частности, быстро разбогатели, когда христианство стало государственной религией. В то время все храмы, земли и имущество последователей других религий, под общим названием язычество, было насильно отнято у них и передано политической Церкви.

Ну и что же вы хотели бы, в таком случае, от епископов Никейского собора и политической Церкви в целом? Чтобы они отдали всё назад или поделились накопленным (скорее – награбленным) богатством хотя бы со своей паствой и мирянами; проникнувшись бескорыстием святых Апостолов И. Христа? Такого не могло быть никогда! Накось – выкуси! Вот всё, что они ответили бы на данное предложение. Не для того они захватывали Власть в раннехристианских общинах, и прибирали к рукам чужое имущество и земли, чтобы так легко расстаться со всем присвоенным богатством. Разве они могли, в таком случае, включить в догмат веры и принять к исполнению Великий Завет (если не требование) И Христа:

Не собирайте себе сокровищ на Земле (Мф, 6:19).

Для них это был абсурд! Как такое можно было принять к исполнению и вписать в Символ веры, когда они только тем и занимались, что собирали и приумножали для себя эти самые сокровища. А слова И. Христа:

Горе вам богатые, ибо вы уже получили своё утешение.

Горе вам пресыщенные ныне, ибо взалчете

являлись для меркантильного епископата пресыщенного богатством – костью в горле. Такое они могли говорить только своим овцам, лицемерно наставляя их, но только не себе.

Богатство не замедлило развратить римских епископов и их духовенство.… В 4-м веке святой Василий жаловался на гордость, заносчивость и чванство римской Церкви.

Я ненавижу, – говорил он, – гордыню этой Церкви(14, с. 198).

По словам Аммиана Марцелина, нет ничего удивительного в том, что люди,

стремившиеся лишь к величию и богатству, боролись с таким жаром и яростью за обладание этим саном, ибо они были уверены, что, получив его, они скоро разбогатеют благодаря приношениям матрон, приобретут блестящую внешность,

будут выделяться великолепием экипажей, богатыми пирами, роскошью, превосходящей царскую роскошь(14, с. 197).

3).Отношение к духовно-этическим ценностям.

Разве устраивала Нагорная Проповедь И. Христа собравшихся в Никее епископов в части претворения в жизнь ими и их Церковью духовно-этических ценностей? И опять приходится отвечать, – конечно же, нет! Исключительная нравственность и духовная возвышенность И. Христа укладывается всего в две фразы сказанные им:

Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумом твоим»: Сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22:36-39).

О каких деяниях И. Христа мы бы не говорили, и как бы не характеризовали Его поступки в духовно-этической сфере, мы всегда будем упираться во вторую фразу, а она, в свою очередь, не отделима от первой; потому что Искренняя и Возвышенная Любовь к своим ближним покоится и базируется на самозабвенной Любви к Господу Богу. Именно эта Любовь, начиная по отношению к Г. Богу и кончая Его врагами, и характеризует этическую и духовную человеческую сущность Иисуса.

Нравственность Иисуса становится ещё более величественной, если учесть в какое время он жил и в каких условиях, подобных сегодняшним – с морально-нравственной точки зрения, ему приходилось исполнять высокую Миссию, данную Г. Богом. Вот свидетельство одного из историков того времени.

Мир уже одряхлел, безумство языческого культа дошло до отвратительных излишеств. За безбожием в религии, как всегда следовал упадок нравственности. Безнравственность, по-видимому, стремилась до конца исчерпать чашу нечестия… Преступность царила повсюду, и никто не знал спасения от ужаса и разрушения, которые она производила в тысячах сердец.… Повсюду было видно такое оцепенение сердец, такое огрубление нравственного чувства, что его сознавали ненормальным и зловещим даже те, которые были им. Даже языческий мир чувствовал, что пришло исполнение времени (50).

В этом хаосе преступности, безнравственности и бездуховности и явился миру Светоч Добродетели, Милосердия и Любви ко всем и вся, великий пророк и реформатор иудаизма И. Христос. В своей нравственности Иисус идёт значительно дальше Моисея. Если для последнего важны совершаемые действия (например, убийство) и только в этом случае человек несёт ответственность, то для Иисуса сам факт гнева или даже помысел, как мысль об убийстве, уже подлежит осуждению. С точки зрения этических принципов Иисуса, человек даже в своих намерениях должен быть чист перед Г. Богом.

Этические нормы поведения любого человека в наиболее концентрированном виде сформулировал ап. Павел.

О, если бы удалены были возмущающие вас! К свободе призваны вы, братья, только бы свобода (ваша) не была поводом к угождению плоти1, но любовью служите друг другу. Ибо весь закон в одном слове заключается: «люби ближнего своего, как самого себя». Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом. Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделения плоти; ибо плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы. Если же вы духом водитесь, то вы не под законом.

Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное; предваряю вас, как и прежде предворял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют.

Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание.… Если же живём духом, то по духу и поступать должны (Гал., 5:12-25).

Как бы подытоживая вышесказанное относительно этических принципов, мы приходим к выводу, что духовность и нравственность человека – вещи, неотделимые друг от друга. Не может человек духовно богатый, быть ничтожно безнравственным и наоборот. А духовно богатыми и высоконравственными могут быть только люди искренне верующие в Г. Бога. В свою очередь, чтобы искренне веровать в Г. Бога, надо осознанно понимать Его Суть; в противном случае слепая вера в Нечто, не Понимаемое и Неосознанное, это абсурд. Как раз таким абсурдом забиты головы современных христиан, для которых богом истинным в лучшем случае является некогда реальный человек, реформатор иудаизма – Иисус Христос, а в худшем – идол (икона).

Что касается святых с ног до головы отцов, то о какой нравственности, а тем более духовности епископов (пап) может идти речь, если они в погоне за Властью и Богатством, при избрании их епископами (папами), готовы были перегрызть друг другу глотки. О какой этике с их стороны можно говорить, если они на своих соборах, в порыве исключительной любвеобильности к ближним, били друг другу физиономии, топтали соперников ногами, а наиболее непослушных и строптивых ублажали таким милосердием как палки и дубинки, о чём будет сказано ниже в другом разделе.

Если они сами называли свои соборы разбойничьими, значит, они действительно заслуживали такого названия. А если посчитать, сколько епископы (папы) навесили друг на друга проклятий (анафем) – на тех же соборах и кроме них – хотя бы за первое тысячелетие, то трудно себе представить, как они, будучи проклятыми, с ног до головы, с таким ярмом анафем на шее, могли ещё пребывать на Земле. Под тяжестью такого груза проклятий они должны были давным-давно провалиться в Тартарары (преисподню) и быть там, у дьяволов на самых почётных местах и должностях.

Если И. Христос с негодованием отвергал Моисеевское око за око и зуб за зуб, то грешные отцы, наоборот, с удовольствием претворяли эти Законы в жизнь, прикладываясь увесистыми кулачищами и по оку и по зубам. Как могли они в таком случае претворять в жизнь одну из великих Заповедей И. Христа:

А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф, 5:44).

Что они с радостью и делали. Не только любили, но и благословляли. Да ещё как благословляли! То кулаком по физиономии, сапогом в живот, или дубиной по голове (спине). Данное речение И. Христа в корне противоречило нормам жизни, поведения, не говоря уже об их этическом и духовном состоянии всего клира партии переворота политической Церкви папства Рима.

В этих условиях епископы Никейского собора и должны были составить главный догмат христианства, как своеобразный Коран или Веды. Оттягивать это дело дальше было уже нельзя. Прошло почти 300 лет со времени смерти Иисуса, а Его религиозные воззрения оставались неоформленными ни в какие рамки, или догмы. В таком случае ничего удивительного нет в том, что каждый епископ понимал Учение Иисуса так, как позволяла ему его образованность (или нет), нравственность и т. п. В связи с чем, можно было это Учение интерпретировать как угодно, что, нередко, и случалось, понимая Его религиозные идеи как какому епископу вздумается, и какой иерарх её по своему уяснит.

Необходимость оформления религии Иисуса подстёгивалась к тому же наметившимся глубоким расколом, который привнёс в христианство Арий; своими реалистическими взглядами на сущность Иисуса, а также на положение дел в религии и вере. В принципе, Никейский собор для того и был созван, чтобы в первую очередь обсудить (а точнее – осудить) взгляды Ария и быстро распространявшееся арианство.

Осудив Ария, назвав его прогрессивные и, вместе с тем, правдивые взгляды на сущность Иисуса – как обычно и как всегда – ересью, а также, разрешив второстепенные вопросы, собор подошёл к необходимости создания главного догмата веры. Но

кривая коса трёхсотлетних деяний жалкой голытьбы епископата нашла на краеугольный камень в виде религиозных воззрений и этических норм Иисуса Христа.

Они никак не могли прийти к единственно правильному и верному решению, – что же им взять за основу этого догмата; или от чего оттолкнуться в своём дальнейшем «творчестве». Но на ум не приходило ничего, ничто их не устраивало.

В принципе, как я уже говорил, они должны были обратиться к религиозным воззрениям Иисуса, в виде Его речений и, оттолкнувшись от Нагорной Проповеди, оформить всё это в какое-то стройное, логическое и последовательное Учение. Но это не устраивало меркантильный епископат. Слишком далеко зашли они в своём неуёмном рвении, в части стремления к Власти и Богатству. А религиозные воззрения и Нагорная Проповедь И. Христа своей сутью восставали против всего этого, в том числе и против бездуховного ритуализма культовой обрядности, который епископы, в силу своего духовного невежества, считали религией.

Даже сейчас, когда Новый Завет многократно и соответствующим образом переделан, отредактирован и переписан в угоду политической Церкви, когда от настоящих Евангелий и Посланий остались, как говорят, рожки да ножки – о чём будет сказано ниже в соответствующем разделе, – даже сейчас на этих осколках самовластья Церкви можно создать более или менее стройное религиозное Учение. Для этого достаточно взять за основу Нагорную проповедь – как этическую составляющую этого учения, добавить к ней Иоанновское рассуждение о Г. Боге=Свете=Отце, присовокупить Павловское суждение о храме божьем внутри нас и Святом духе, покоящемся в этом истинном храме Г. Бога, о самосовершенствовании и Познании самого себя, о 1000-летнем Царствии Небесном на земле, Любви к ближнему и, в первую очередь, к Г. Богу, прибавить негативные суждения И. Христа о Власти, Богатстве, торговле, и мы будем иметь нечто подобное религиозным воззрениям сына Божия.

То же самое можно было сделать и на Никейском соборе, но собравшемуся там епископату такое учение стало бы костью в горле. В таком случае надо было объявить Гностицизм – как Путь к Познанию Бога, истинно христианским учением. Отказаться, как это делали гностики, от стремления к Власти и Богатству. Встать на Путь Добродетели, Милосердия и Любви ко всем и вся. Объявить Ветхий Завет вредной для христианства книгой и порвать с иудаизмом. Но всё это было в корне не приемлемо для епископата того времени, слишком далеко ушедшего от Учения И. Христа, и возврата, к которому уже быть не могло.

В течение 2-х месяцев толпы епископов слонялись по Никее, или проводили бестолковые заседания, споря до хрипоты и не зная, что предпринять. Как вылезти из той пропасти или трясины религиозно-духовного невежества, куда они сами себя своими деяниями загнали? Как совместить несовместимое – бескорыстие (альтруизм) Учения Иисуса и меркантилизм в деле накопления Богатства, епископата? Как сделать так, чтобы волки были сыты, приобретая несметные богатства, и овцы целы, дабы было кого, по-прежнему, стричь, набивая свои карманы, погреба и казнохранилища? Как сделать так, чтобы вопреки Заветам бога истинного И. Христа, можно было, не обращая никакого внимания на Его Учение обретать Власть, копить Богатство; вопреки Закону императора Галерия о свободе вероисповедания, расправляться с инакомыслием и уничтожать всех, кто становился бы на их пути к религиозному монархизму? Тех епископов, из состава ариан, кто осмеливался предлагать решение в духе Учения И. Христа, ожидал суровый остракизм и изгнание из Церкви.

На соборе отцы, вдохновлённые духом святым и поддержанные государём, определяют, что Иисус – бог, единосущный отцу, и провозглашают анафему Арию и его приверженцам,

криками, угрозами и побоями затыкают рот всем пытающимся возражать против постановления ортодоксов.

Наконец, епископов, отстаивающих противоположное мнение, отправляют в ссылку (14, с. 179).

В том числе наиболее бессовестного подделывателя и фальсификатора древних текстов Евсевия Панфила, занимавшего в то время сторону ариан.

Вообще на святом собрании, говоря словами принимавшего участие в нём Евсевия (Панфила),

господствовала «повсеместно ожесточённая словесная брань» – как ещё часто на соборах (16, т. 1, с.316).

Согласно древним преданиям, епископат Никейского собора, целых два месяца находящийся в своеобразной религиозно-духовной коме, не пришёл ни к какому решению по вопросу главного догмата партии переворота, и собор был перенесён на 327 год.

За два года ссылки, Евсевий Панфил, как и подобает любому ренегату, пересмотрел своё религиозное Кредо и, дабы расположить к себе императора Константина стал его придворным историком а, по существу – придворным холуём.

Вот как описывает отвратительнейший из всех панегиристов явление чудовища Константина епископату Никейского собора:

Но император явился перед епископами «как ангел Господень с неба, излучая свет в своём блистательном одеянии, как бы лучащемся блеском в огненном потоке пурпура, и украшенный светлым мерцанием золота и драгоценных благородных камней» (16, т. 1, с. 313).

Бывший арианин, вернувшийся из ссылки, Евсевий, как оборотень переметнулся на сторону жалкой голытьбы, заслужив, тем самым расположение императора Константина.

Явившись как обвинённый, он, в конце концов, подчинился противной партии Александра и Афанасия.Правда, Евсевий своей дипломатией, красноречием, своей сервильностью заслужил благосклонность императора, которому он отныне давал богословские и церковно-политические советы (16, т.1, с. 314).

По данным некоторых источников именно Евсевий Панфил, имевший отношение к литературному творчеству – наиболее бессовестный подделыватель и фальсификатор древних текстов (4, т. 3, с. 23), придворный холуй императора Константина и, по совместительству,

отвратительнейший из всех панегиристов, плюс первый исключительно недобросовестный историограф древности (16, т. 1, с. 196),

вывел всех участников собора из состояния отупения, ступора, бездеятельности и не понимания того, как, каким образом, предав забвению, истинное Учение бога истинного И. Христа, состряпать нечто такое, чтобы этот суррогат хотя быотдалённо имел некое отношение к религии и вере.

Поднаторевший в писательском труде (автор «Церковной истории»), именно Евсевий якобы предложил оформить христианский догмат в виде ничего не значащего Символа, дабы уйти от Учения И. Христа, которое было не приемлемо для епископата; и, как писатель, даже сделал его набросок:

В символ, предложенный историком церкви Евсевием, были включены слова «рождена, не сотворена, из существа Отца, единосущна Отцу» (50, т. 2, с. 279).

После обсуждения, всевозможных уточнений, правок и т. п. наконец Гора Учения И. Христа родила мышь

Отвратительного, бессмысленного и совершенно антидуховного суррогата «творческой» деятельности кучки мусора в руках Г. Бога

облачённого в знак, опознавательную примету, под названием…Символ…веры. После чего императору осталось провозгласить написанное и навязать его собору, за что епископы были ему бесконечно признательны.

Радости жалкой голытьбы Никейского собора, разделявших ортодоксальные взгляды Константина, не было предела. Они смеялись, радовались, обнимались и поздравляли друг друга. Ещё бы! Ведь с принятием этого официального документа, епископам политической Церкви полностью развязывались руки.

Теперь они могли делать всё, что угодно, ибо Символ ничего не запрещал. А то, что не запрещено, – то разрешено!

Противоречивость найденной формулы выглядела настолько удобной, что привела делегатов собора в полный восторг: «Это вера… – отцов выкрикивали они. – Это вера апостолов. С нею все мы согласны; все так мудрствуем (29, т. 1, с. 194).

Значит теперь, можно было делать всё, что заблагорассудится. Нещадно эксплуатировать овец стада Христова, преследовать всех инакомыслящих в лице разного рода еретиков, подвергать их аресту, допросам, пыткам, предавать суду и сжигать на кострах. Насильственным образом распространять и насаждать т. н. «христианство», ставшее после Никейского собора персональной религией епископата (папства) Запада (Рим), не имеющего никакого отношения к Учению И. Христа. Захватывать Власть любыми путями и средствами, вплоть до покупки престола св. Петра за деньги, о чём будет сказано ниже. Собирать несметные богатства, распутничать, предаваясь животным страстям и вожделениям, а в своём Чванстве, Снобизме, Мании Величия и т. п., выраженных в непогрешимости заменять собой самого Г. Бога, став земными богами. Итак,

полная свобода Вседозволенности во всём и вся,

а Иисус со своими Апостолами и их нравоучениями могли идти куда подальше!

Символ, за который с нескрываемой радостью проголосовали епископы Никейского собора, состоял, в то время, всего-навсего из первых семи фраз. Этот Великий Парадокс т. н. христианской религии, представлял и представляет до сих пор своего рода метаморфозу религиозных воззрений И. Христа! За 300 лет своего существования христианство со всеми религиозными воззрениями И. Христа, проповедями ап. Павла и их последователей, со всеми своими горестями, страданиями и радостями побед, всё буквально уложилось в

семь жалких, антидуховных, бессвязных и бессмысленных фраз,

в которых абсолютно ничего нет – да и быть не могло – от создателя, как мы наивно полагаем, этой религии – И. Христа: ибо сие нам упорно вдалбливает как минимум 1700 лет весь клир политической Церкви, крайне заинтересованный в своей лживой историографии.

Это невероятно! И даже чудовищно!! Но это неотразимый факт! В Символе так называемой христианской веры, нет ни одного слова И. Христа, ни одной буквы из Его многочисленных речений!!

Создаётся впечатление, что Иисуса не существовало, что Его не было на Земле, что Он никогда ничего не говорил, ниче го не проповедовал, ничему не учил, не наставлял в вере в Г. Бога=Света=Отца, ни за что не ратовал и ничего не провозглашал. Такое впечатление, что Его просто-напросто предали Забвению. Что, в принципе, так и есть! Даже по сей день! А чтобы загладить перед Ним свою вину за то, что предали ЗабвениюЕго религиозные идеи и воззрения, Его и назвали при этом, богом истинным. Но этот бог истинный длительное время вёл упорную и вместе с тем опасную для своей жизни теософскую борьбу. Проповедовал свои идеи. Распространял сам и через св. Апостолов великое Учение древней Мудрости Востока. Призывал к вере в Единого Г. Бога, что иже еси на небеси. К познанию Царства Небесного внутри нас, Любви к ближнему и даже врагам своим. К Милосердию и Всепрощению, Добродетели и Спасению в загробном мире только через веру в Единого Г. Бога=Света=Отца и свои праведные деяния на нашей грешной земле. Так, где же всё это?!

А ничего этого нет, да и быть не могло! А нет потому, что этические и религиозно-духовные воззрения И. Христа никоим образом не устраивали Иерархов политической Церкви собравшихся в Никее в 325, году. О каком Законе, Учении или Наставлении в вере может, в таком случае, идти речь? Без этических и религиозно-духовных воззрений И. Христа этот Символ можно без преувеличения назвать самой элементарной

отпиской – как очисткой грязной совести политической Церкви жалой голытьбы епископата Никейского собора, во главе с крёстным отцом этого Символа, чудовищем Константином.

Таким образом, религиозно-духовные и этические воззрения И. Христа, а также проповеди ап. Павла и других Апостолов не стали, как должно было быть на самом деле, Учением христианской веры, на которое надо было опираться епископам в своих деяниях, поступках и даже помыслах. Но тогда им надо было духовно переродиться, чего сделать они уже не могли. Все религиозные воззрения бога истинного остались как бы для ни чего не значащего факультативного чтения, как чтения на досуге, между делом и, между прочим. Да ещё для розного рода наставлений и поучений своей паствы грешными отцами, когда им надо было опереться на них в тех или иных случаях религиозной жизни.

А теперь попробуйте сравнить главные религии древней мудрости Востока и то, что составляло их основу, на которой они базировались, с так называемым «христианством». На одной стороне многостраничные, объёмом в несколько сот листов проповеди пророка Мухаммеда (Коран), Учение Заратустры (Зенд-Авеста), или многотомные Веды, не говоря уже о десятках книг Гермеса Трисмегиста. Все вместе и каждое в отдельности они представляют собой именно Наставление в вере их создателей.

На другой – жалкие, бессмысленные, ничего не значащие и никого ни к чему не обязывающие семь фраз Символа… веры. Это ли не парадокс? Это ли не

Унижение, Забвение и даже Оскорбление невежественной и меркантильной кучкой мусора в руках Г. Бога в лице епископата Никейского собора религиозного Учения И. Христа?

И не в этом ли – отсутствие в главном догмате христианства Учения И. Христа – кроется вся суть того, что ни в одной религии мира не было, и нет такого духовно-этического растления, как в так называемом христианстве. На протяжении многих веков со стороны кучки мусора в руках Г. Бога в лице западного (Рим) епископата, оно проявлялось в виде борьбы за Власть и Богатство, нещадной физической эксплуатации овец стада Христова, симонии при покупке церковных должностей, торговли – как на базаре с молотка – святым престолом Петра, многочисленных убийств и отравлений при борьбе за папскую тиару, грабежей, насилия, охоты на ведьм, гнуснейшей Инквизиции, продажи порочных Индульгенций, уничтожение всех инакомыслящих кто имел свои взгляды на положение дел в религии и вере, полное растление в виде похоти и разврата и т. д. и т. п., особенно в эпоху Средневековья (Родриго Борджия и иже с ним).

Вот к чему вёла, привёла и добилась своего меркантильная и невежественная во всех отношениях жалкая голытьба епископата Никейского собора придуманным ей Символом… веры, который своими фразами, в отличие от других религий ничему не учит, ничему не обязывает и ни к чему конкретному не призывает. Просто набор бессвязных и бессмысленных фраз, не затрагивающих человеческие души, не говоря уже о вере в Г. Бога. Символ, как знак понятия – это ли не красноречивость!! – «христианской» веры начинается словами: Верую. На что так и хочется сказать: ну и верьте, кто вам не велит, мы-то тут причём?

Итак, вместо краеугольного камня – как Учения И. Христа, что должен был стоять во главе угла христианской веры, кучка мусора в руках Г. Бога в лице епископата Никейского собора во главе с убийцей, антихристианином и чудовищем императором Константином воздвигли её на куске бесформенной глины – как знаке, или грязном песке – как понятии,

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 466; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!