Семнадцать пунктов Асакуры Тосикагэ. 14 страница



Людей проницательных можно найти лишь среди тех, кто обладает склонностью к размышлениям.

Характер личности и глубину ума можно увидеть по поведению. Поэтому следует иметь в виду, что даже заборы и стены име­ют глаза, и не терять бдительности даже на­едине с самим собой.

В еще большей степени это относится к поведению среди людей, когда нельзя делать ни единого лишнего движения и говорить ни­чего, что другие моіуг истолковать как прояв­ление поверхностного ума.

Более того, даже людям, которые любят вносить в свою жизнь утонченность и элегант­ность, необходимо воспитывать в себе эти качества уже после того, как они сделают свои сердца открытыми и честными. Когда

Тцкуасё

даже в отношениях мужчины и женщины нет правды, то без искренности ничто не сможет глубоко тронуть сердце.

Если ты думаешь сначала о себе и счита­ешь советы своих родителей назойливыми, то преуспеешь лишь в том, что будешь дейст­вовать вопреки их наставлениям. Даже если твоим родителям недостает мудрости, следуй их советам, ибо тогда ты не свернешь с Пути Небесного. Более того, в восьми или девяти случаях из десяти слова родителей будут сов­падать с доводами ребенка. Поэтому собст­венное непослушание может пойти во вред.

Важны все высказывания твоих родите­лей, даже те, которые ты ранее находил раз­дражающими или совершенно неприемлемы­ми. Чем подражать хорошим качествам дру­гих людей, лучше подражай своим несовершенным родителям. Уже одно это бу­дет способствовать продолжению традиций клана и обеспечению лучшей жизни для тво­их потомков.

То, что надо чтить богов и Будду, навер­няка известно каждому человеческому суще­ству и не нуждается в повторении. Однако в этой связи следует хорошо понимать одну небольшую деталь.

Будда и боги появились в этом мире ис­ключительно ради него самого и ради живу­щих в нем. Значит, они сделали это не для того, чтобы причинить человеку вред, а для того, чтобы сделать чистым его сердце, дать ему правильное понимание доброты, справед­ливости, пристойности, мудрости и верности и дать ему понять, что является основой его жизни. А может, их появление означало что-то еще?

Те, кто не понимают этого, утверждают, что веруют в Будду, однако, причиняют лю­дям зло, лишая их собственности и возводя храмы или монастыри. Или же во всеуслы­шание заявляют о том, что чтят богов, но от­бирают у людей землю лишь для того, чтобы отправлять службу в храме. Следует иметь в виду, что подобные действия — это свято­татство как по отношению к богам, так и по отношению к Будде.

Пускай кто-то ни разу не молился Будде или ни разу не совершил паломничества к гробнице, но если он чист сердцем и полон

10 Кодекс Бусидо сострадания, то боги и Будда не будут судить его строго. В сознании тех, кто добр и чист, наверняка живет великий бог Идзэ, Бодхи- саттва Хатиман и особенно — бог Китано.

Опять же, есть люди, которые молятся в храмах лишь тогда, когда им плохо. Это ко­нечно же печально. Ибо боги и Будда жела­ют лишь, чтобы мы молились за счастье в мире грядущем, где сбудутся эти мотивы. Однако учение гласит, что даже это не ведет напрямую к дороге Правды.

Есть люди, которые, находясь на службе у господина, считают, что проявлять усердие в преданности и выполнении своих обязанно­стей следует только после того, как твой гос­подин продемонстрирует благосклонность. Та­кое понимание прямо противоположно пра­вильному. Способность жить и выжить в этом мире изначально зависит от милости твоего господина. Печально, когда люди об этом забывают и, впадая в непомерную амби­циозность, завидуют своим хозяевам и всему миру вообще.

Достойно сожаления, когда человек, при­званный творить в мире добро, эгоистически

жалуется на свое положение и считает, что его можно изменить силой. Родившись челове­ком, следует поклясться превзойти всех, по­могая людям, отдавая всего себя ради других, и именно в этом находить радость до конца своих дней. Бодхисаттва поступал, исходя лишь из этого соображения, и если простой человек будет жить, не отступая от такой клятвы, то может ли быть радость выше этой?

Человек, профессия которого — война, должен усмирить свой разум и вглядеться в глубины других людей. В этом и будет за­ключаться наивысшее из военных искусств.

Когда человек обладает талантами в ис­кусствах, то это свидетельствует о глубине его сердца и о способностях его клана.

В этом мире ценится одна лишь репутация, и если человек хочет добиться известности и в искусствах, то ему следует взяться за это со всей серьезностью, несмотря на недоста­ток умения. Если человек проявляет интерес к учебе, то пусть ему и недостает таланта — все равно проявленное им усердие вызовет уважение других людей; очень редко что-ни-

будь делается безупречно хорошо, однако, проявляя упорство, можно сравниться в этом деле с другими, и уже одно это будет оценено по достоинству. Можно родиться в очень благородной семье и быть очень красивым, но когда люди берут рукопись, чтобы декла­мировать песнь, обдумывают рифмы при сло­жении стихов или настраивают инструменты, то как, должно быть, неудобно находиться среди таких людей и быть вынужденным на­ходить какое-нибудь оправдание собственной неспособности, или же сидеть, подперев ще­ки, когда другие вместе играют музыку, или не уметь даже сыграть в мяч. Нечего и гово­рить, что это касается также и тех случаев, когда, получив хорошо написанное письмо от друга, кто-то вынужден прибегать к тако­му негодному средству, как диктовка ответа кому-либо более способному. Еще большую неловкость вызовет необходимость просить кого-либо другого написать за него письмо де­вушке, а этот факт, который надлежит дер­жать в тайне, получит огласку. Действитель­но, неудобно не знать, как играть даже в та­кие развлекательные игры, как го, сёги или сюгороку2, когда люди собираются вместе и отдыхают. То, что необходимо быть умелым в таких видах искусства стрельбы из лука, как мато, касагакэ и ину-умоно3, не подлежит сомнению и является делом вполне понятным.

Человек, обладающий умом и непреклон­ным сердцем, сможет подчинить себе других. Люди бывают разные, и если использовать пришедшегося тебе по душе человека где придется,— например, человека военного в делах литературных, человека, не обладаю­щего даром красноречия,— в качестве по­сыльного, а тугодума — там, где необходимо соображать быстро,— то это может закон­читься плохо и даже погубить чью-то жизнь или карьеру. Человека следует использовать в соответствии с тем, что он умеет делать лучше всего.

Если использовать людей точно так же, как изогнутое дерево используют для колеса, а прямое — для оси, то каждый будет при деле и на своем месте.

В связи с вышесказанным возникает во­прос: а нельзя ли будет как-то использовать

даже такого человека, который особенно нико­му и не нужен? Правильно ли будет, когда один человек не найдет применения другому лишь потому, что тот ему не по душе? Пра­вильно было сказано, что человек с неискрен­ним сердцем вряд ли сможет в чем-то до­стичь успеха. Поговорка, что все таланты идут от сердца, относится как раз к такой си­туации.

И особенно человеку, профессией которо­го является владение оружием, необходимо усмирить свой разум и вглядеться в глубины других людей. Именно в этом и заключается наилучшее из военных искусств.

Большинство обычных людей наверняка брали в руки Гэндзи Моногатари Мурасаки Сикибу и Записки у изголовья Сэй Сёнагон и не раз прочитывали их от начала до конца. Нет ничего лучшего, чем эти книги, для обу­чения человека правильному поведению и воспитанию хороших качеств его сердца. Когда читаешь эти книги, то сразу видишь, что их написали люди большой души.

Конечно, нельзя действовать необдуман­но, во вред другому человеку, испытывать чрезмерную страсть к вещам или же дружить с никудышными и дрянными людьми. Человеческая природа заключается в том, что хо­рошему научиться трудно, а привыкнуть к плохому легко, и поэтому люди постепенно уподобляются тем, кто их окружает. Это мое глубокое личное убеждение.

К занятиям искусством каллиграфии меня подтолкнул тот факт, что однажды я заметил, как хорошо некая дама писала иероглифы, и был в смятении. То, что я, подобно другим, начал изучать вака, добившись того, что мое имя попало в поэтический сборник Сингосюивакасю4, и то, что я занялся сочи­нением поэм,— все это произошло благодаря тому факту, что я соревновался со своими юными друзьями — сначала из-за амбиций, а затем — стремясь создать себе репутацию. Вот так — естественно и с течением време­ни — мое сердце расположилось к этому за­нятию, и я общался с теми, кто имел такие же склонности.

Когда люди стареют, то окружающие ис­пытывают к ним антипатию, и становится трудно принимать участие в жизни общества.

И тогда, если ты вообще не связан ни с ка­ким видом искусства, другие люди вообще перестанут замечать, что ты существуешь, а тебе нечем будет утешить свой ум.

Что же касается игры в мяч, то в молодо­сти мне пришлось выйти на замену из-за не­достатка игроков, и, благодаря тому, что я без стеснения вел себя с другими игроками, под конец обрел спокойствие духа и добился того, что мог, правда без особой лихости, иг­рать, различая людей искусных, а также пло­хую и хорошую технику. Таким образом, я ни перед кем не оскандалился, несмотря на их мастерство.

Что же касается изучения музыки, то на этом тоже настояли мои родители, и, в качестве пособия по изучению трех основ­ных мелодий лютни, меня учили играть на ба­рабане еще с того времени, когда я был ма­леньким ребенком. Эти занятия пришлось прервать на полпути из-за работы и недо­статка времени. Мои устремления оказались тщетными, ибо после этого я уже не смог об­щаться с людьми, которые обучали подобным вещам. Это достойно сожаления.

В этом деле чье-либо искусство тоже на­ходится под влиянием друзей. Как в про­шлом, так и в настоящем мужчины и женщи­ны, добившись известности в мире искусств, достигли этого, не ставя перед собой каких- либо определенных целей. Они просто запол­няли свое сознание луной и цветами, наблю­дали за изменчивостью этого мира, проника­лись нежностью, чувствовали аварэ5 вещей и следили за чистотой своих намерений.

И, таким образом, они добились славы на Пути Искусств благодаря своей доброте, талантам и высокоразвитому чувству пре­красного.

Когда размышляешь о таких вещах, то может показаться, что в сегодняшнем ми­ре нам недостает таких утонченных людей.

В молодости, когда энергия бьет через край, люди обращают свое тщеславное внимание на свою общественную внешность, думая только о себе и своих желаниях; они не хотят дисциплинировать свой ум и обретать боль­шую утонченность. Встречая тех, кто видит их сердце насквозь, не проникнутся ли к ним подобные люди мгновенной антипатией? Ино­гда кажется, что когда такие неутонченные люди стареют, то становятся ничем не лучше тех же лис и барсуков. И что им тогда оста­ется делать?

 

Беспорядочно падают цветы вишни,

Скрывают дорогу,

По которой приближается моя старость.

Аривара-но Нарихира

 

Только и жду, когда настанет мой конец...

Будет это сегодня или завтра?

Кайский6 водопад слез и мой:

Где их прольется больше?

Аривара-но Юкихира

 

И тогда я взойду на Зеркальную гору И хорошенько присмотрюсь:

Это тело, прожившее так много лет,

Не будет ли оно выглядеть старым?

Отомо-но Куронуси

 

Подумать только: восемьдесят лет прожито.

И как это могло случиться?

Ох, мимолетность жизни!

Дочь Ки-но Мицукиё

 

Если вспомнить, что эти стихотворения любили и цитировали в прекрасном прошлом,

то в них можно услышать и пафос, и изяще­ство.

Когда человек полностью выкладывается в молодости, о чем тогда он будет думать в старости? Конечно, жизнь — это не более, чем призрачное мгновение, но можно сделать так, что твое имя запомнят надолго. Но если ты не известный буддистский священник, му­дрец, святой, или, опять же, человек высоко­культурный, то как память о тебе сохранится в грядущих поколениях? Хотя и говорят, что человек сотворен не из камня или дерева, не подобны ли те, кто попусту растратили свои жизни, деревьям, что гниют в тени до­лины?

В этом деле следует быть благоразумным. Если человек часто выходит из себя, то нет ничего более унизительного. Как бы зол ты ни был, первое, о чем ты должен поду­мать,— это умиротворить свой разум и по­стараться правильно разобраться в возник­шей ситуации. И только тогда, когда правда будет на твоей стороне, твоя злость будет оп­равданной.


Неразумно злиться просто из-за предвзя­тости, ибо тебя перестанут уважать. Поэто­му, как бы сильно ты ни разозлился, хороше­го результата не жди. Только способность к здравым рассуждениям производит впечат­ление на людей и вызывает их уважение. По­этому, когда чувствуешь злость, надо просто попытаться успокоиться и хорошо продумать ситуацию. Хорошо, если ты не стыдишься исправлять собственные ошибки. Принимать уже содеянное слишком близко к сердцу и настаивать на своем, прав ты или вино­ват,— худшее из всех зол.

Но, с другой стороны, и другим, и тебе будет плохо, если ты просто никак не отреа­гируешь и будешь вести себя, как трехлетний ребенок, когда необходимо будет проявить злость, раздражение или высказать неодоб­рительное отношение к чему-то или к кому-то. Это касается также тех случаев, когда обяза­тельно следует высказаться по поводу проис­ходящего, дабы не прослыть слишком сго­ворчивым. Конечно, хорошо обладать умени­ем сохранять спокойствие, однако если ситуация требует порицания, то его надо вы­сказать, иначе покажешься совсем глупым.

Давным-давно, когда все люди были доб­рыми, мы могли считать таких людей хоро­шими или плохими. Однако в наше время люди, которые или смотрят на других свысо­ка, или таят зло в своих сердцах, бросают тень на тех, которым присущи лишь доброта и порядочность.

Кажется, что приверженцам Буддизма, ставшим на Путь Бескорыстия, недостает ума и проницательности, но, когда они гово­рят и ведут себя, как трехлетние дети, это — совсем иное.

Более того, безмолвно сидящего глупца, неспособного отличить добро от зла, никогда не назовут хорошим человеком. Об этом сле­дует крепко задуматься.

Священники, практикующие дзадзэн, не родились умными; просветленное понима­ние всех вещей пришло к ним через умиро­творение сознания. Это же касается и уче­ных, которые, благодаря большому уважению к изучаемому предмету и умиротворению сознания, действительно стали мудрыми и в других делах.

Становится человек хорошим или злым, умным или тугодумом,— зависит всего лишь от того, как он использует свой разум. Глав­ный возраст человека — до десяти лет.

За это время необходимо постараться на­учиться хоть чему-то. Возраст от десяти до четырнадцати или пятнадцати лет характе­рен отсутствием подлинного интереса к чему- либо. В четырнадцать или пятнадцать лет че­ловек все еще медленно и плохо воспринима­ет происходящее, и никакая дисциплина тут не поможет. В возрасте от восемнадцати или девятнадцати до тридцати лет ум человека упорядочивается, и он ко всему проявляет ис­ключительный интерес, однако этот период длится не более двенадцати или тринадцати лет.

В этом переменчивом мире наш путь — это путь дисциплины.

Так уж устроен наш мир, что даже одно из десяти наших желаний не сбывается так, как мы бы того хотели. Наверное, даже у Императора не все получается так, как ему хотелось бы. Тот же, кто будет проявлять настойчивость и усердие в делах, которые ему не по душе, получит предупреждение небес. Не следует надеяться получить сегодня удо­вольствие от того, чем ты вчера был огорчен, или же добиться в этом году того, в чем ты не преуспел в году прошедшем.

Если же мы все-таки будем упорство­вать, то желания в нашем сердце взметнутся одно за другим, словно пыль на ветру, и дела наши постигнет та же участь. Необходимо изо всех сил стараться забыть об этих уст­ремлениях, ибо тот, кто таит в своем сердце злобу,— человек безнадежно порочный. Этого несчастного будут презирать как в ми­ру, так и среди приверженцев Буддизма. Лю­бой человек с какой-либо эгоистической при­вязанностью, от которой он не может изба­виться, непременно станет недалеким и женоподобным. Если избавиться от подоб­ных вещей и не пускать их в свое сердце, то возникнут новые, более благородные по­мыслы. Во всех делах на первое место обяза­тельно следует ставить человека и никого не подвергать осмеянию.

Даже во время сражения, которое заведо­мо нельзя выиграть, надо воспрянуть духом и быть решительным, дабы никто не смог превзойти тебя в непреклонности. Необходи­мо стараться быть опорой для других и вся­чески вселять в них уверенность.

Как бы дружен ты ни был с каким-либо человеком, не говори с ним о сражениях, если тот рожден трусом.

Не следует стремиться избежать предсто­ящей битвы лишь из-за ее огромной важнос­ти. Однако не следует настаивать на сраже­нии, которого можно избежать из-за его вто- ростепенности.

Что же касается сражений вообще, то те из них, которые явно не будут иметь решаю­щего характера, следует отодвинуть на зад­ний план. Однако в кризисной ситуации, по­вторись она хоть сотню раз, решения следует принимать самому. В бою неподобающее по­ведение просто губительно.

Вот, собственно, и все, что смог постичь неразумный автор этих строк. Лишь избыток моих родительских чувств заставляет меня излагать это своим, возможно, еще более не­разумным потомкам.

Изо всех сил старайтесь стать образован­ными и воспитанными людьми и берегите себя.

9 февраля 1383 года

Третий год Эйтоку7

 

Комментарии

СИБА ЁСИМАСА (1350—1400). Сиба Ёсимаса был

предводителем воинов в периоды Намбоку и Муромати и прославился как администратор, полководец и поэт. Се­мейство Сиба, родственное династии Асикага, объединилось с Хатакеяма и Хосокава, образовав те три семейства, пред­ставители которых занимали должность канрея (главного ад­министратора). Сиба занимал этот пост при сегунах Есиаки- ра, Ёсимицу и Ёсимоти из династии Асикага. Его карьера противоречива, как и у многих других великих людей того периода. В возрасте 12 лет он был назначен иа важную должность, но через четыре года был уволен, когда его отец, Сиба Такаиунэ, был изгнан из Киото за то, что нанес оскор­бление группе воинов-монахов. Однако в 1378 году, когда группировка даймё отстранила канрея Хосокаву Ериюки от власти, Сиба сменил его на этой должности и занимал ее в течение последующих 12 лет, укрепив бакуфу и возобновив торговлю с Китаем, где в то время правила династия Мин.

В 1391 году ситуация снова изменилась, и к власти возвра­тилось семейство Хосокава. Наконец, в возрасте э0 лет он

снова занял должность канрея за несколько месяцев до сво­ей смерти.

Сиба Есимаса жил do время, которое ознаменовалось как политическими колебаниями, так и значительными куль­турными достижениями, и именно культурные достижения так отчетливо проявились в Тикубасе — работе, которую Сиба Есимаса написал в возрасте 33 лет для юношей своего клана. Представляя собой краткий перечень правил, напи­санных классическим японским стилем, Тикубасё демонстри­рует ие только этические принципы поведения воина, ио и изысканный стиль жизни аристократии. Его лейтмоти­вом является сочетание подобающего мужчине конфуциан­ского мировоззрения, основанного на честности и справедли­вости, и буддистской благосклонности к другим. В нем со­держится назидание хорошо обдумывать и быть дисциплинированным, ибо мужчина стареет быстро; и если он не доберется до сути вещей, то мало чего достигнет в жизии. Впечатляет то большое внимание, которое Сиба Есимаса уделяет искусствам и их влиянию на репутацию от­дельного человека и всего клана. Он считал эти социальные условности очень важными, и в этом документе мы видим, насколько близко верхние слои воинского класса подошли к идеалам знати, оставшись верными идеалам собственным.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 372; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!