Глава 3. Координаты сознания и логика 14 страница



Нарциссы умудряются коллекционировать и адреналин, но всё равно сиюминутные эмоции вдруг оказываются за пределами всякого дискурса. Нарциссов ловят, как придурков. Как старушку в супермаркете. И тогда они уже чувствуют подлинные сиюминутные эмоции. Складки лабиринта не смогли их спрятать, не смотря на многослойность и запутанность. В этом сиюминутные эмоции проявляют собственную безусловную природу.

Нарциссы презирают опасность во имя чести. «Сердце женщинам, жизнь королю, душу Богу, деньги ростовщикам, а честь – себе самому». Смысл этой максимы может быть драматичным, беспощадным и даже абсурдным: «Мне сегодня удалось не убить человека», – говорит Томас Джордах у Ирвинга Шоу о каком-то местном мафиози, который смертельно ранил самого Джордаха. Всю жизнь таких личностей, как этот мафиози, Джордах попирал и побеждал. Он – драчун и Нарцисс, но чувствует счастье перед смертью, вырвавшись, как ему кажется, за рамки распределения в себе координат. Самый известный манифест Нарциссов: «Смело мы в бой пойдём за власть Советов, и как один умрём в борьбе за это...».

Манифесты Нарциссов вообще формулируют «волю к смерти» или «честь себе самому», но пафос этого подвига может быть и снижен. Нарцисса можно представлять и несуразным. Эту несуразность Нарциссы сами осознают: «На ровном месте получать за нихуя по роже, особым надо обладать талантом божьим. Не каждому дано – избранников так мало, – нести, как флаг над головой разбитое ебало. Во имя счастья на планете, за будущность потомков – ходить, заёбывать до смерти ублюдков и подонков… («Дар Божий» Х.З.). Данная цитата свидетельствует, что свою субъективность Нарцисс способен осмыслить. Как я – представитель совести, – он не тонет в себе. Это говорит нам о существовании ещё какой-то надперсональной логики у всех. Гегель, кстати, определял её, как объективную, и противопоставлял субъективной, правда, субъективную он никак не описал. Такую попытку сделал Кант. Но, по мнению Гегеля, Кант провалился, перепутав всё со всем, трансцендентальную логику (объективную) с субъективной.

Для объективной логики внимания, как и для нашего субъективного опыта, внешнее и внутреннее находятся по какую-то одну сторону. Наша рефлексия может рассматривать опыт со стороны, то есть она использует опыт, но не принадлежит ему. Видимо, различие между ними, как между определением и свойством. Свойство может быть преодолено, приобретено или растворено, а определение – нет: тогда моё определение, как невидимого человека совести, и определение Нарцисса, как демонстративного субъекта, непреодолимо.

Вот ещё один пример несуразности Нарцисса, вполне осознаваемой автором: «Молодость! Молодость! Я заявился со своим первым произведением в одну из весьма почтенных редакций, приодевшись не по моде. Я раздобыл пиджачную пару, что само по себе было тогда дико, завязал бантиком игривый галстук и, усевшись у редакторского стола, подкинул монокль и ловко поймал его глазом. У меня даже где-то валяется карточка – я снят на ней с моноклем в глазу, а волосы блестяще зачёсаны назад. Редактор смотрел на меня потрясённо. Но я не остановился на этом. Из жилетного кармана я извлёк дедовскую «луковицу», нажал кнопку, и мой фамильный брегет проиграл нечто похожее на «Коль славен наш Господь в Сионе». «Ну-с?» – вопросительно сказал я, взглянув на редактора, перед которым внутренне трепетал, почти обожествляя его. «Ну-с, – хмуро ответил мне редактор. – Возьмите вашу рукопись и займитесь всем, чем угодно, только не литературой, молодой человек». Сказавши это, он встал во весь свой могучий рост, давая понять, что аудиенция окончена». (Сергей Ермолинский, «Записки о Булгакове»).И всё-таки чистая максима Нарцисса была выражена им в эпиграфе к пьесе Дон Кихот:

Люди выбирают разные пути.

Один, спотыкаясь, карабкается

По дороге тщеславия, другой

Ползёт по тропе унизительной

Лести, иные пробираются по

Дороге лицемерия и обмана.

Иду ли я по одной из этих дорог?

Нет! Я иду по крутой дороге

Рыцарства и презираю земные

Блага, но не честь.

 

М. А. Булгаков – чистый Нарцисс, способный выражать в своём творчестве эмоции, как никто другой, кстати, он собрал большую коллекцию договоров с издательствами, которые остались невыполненными. Эта отложенная возможность заработать могла как-то балансировать его эмоции.

А самые лютые властители, стремящиеся рационализировать общество, должны быть людьми совести. Рациональность – их сильная сторона. Но как бы не стремился товарищ Сталин доказать, что «жить стало лучше, жить стало веселей», ему это не удалось. Не его стезя. Яркость в эмоциях принадлежит только Нарциссам.

Одна из форм лжи – тактичность, но из-за выражаемых по-разному эмоций, тактичность Нарцисса и человека совести тоже выглядит по-разному. Нарцисс говорит громким голосом, а ссорится спокойным и даже тихим. Неизбежным примером, в данном случае, будет В. В. Жириновский. По словам В. В. Познера, Жириновский вежлив в речевой деятельности... но, когда он совсем уж вежлив, пора рвать когти. В следующую секунду можно получить по голове. Вот когда Владимир Вольфович громко выступает – никакой опасности нет.

Выражая себя, Жириновский, действительно, выглядит ярко, а драка в разумных пределах предоставляет для этого тоже блестящую возможность. Жириновский дерётся достаточно рационально. Никому основание черепа не проламывает.

В отличие от Нарцисса человек совести ссорится по-честному, громко и яростно.

Нарциссу, привыкшему подминать мир под себя, тоже нельзя откровенно дать кому-то «сковородкой по голове». Кажется, что яростный в ссоре человек совести мог бы это сделать. Кажется, что мог бы... но, мнению Делёза, «прямая линия», – непреодолимый лабиринт, а рациональность является прямой линией и Минотавром для человека совести. Его сиюминутные эмоции – запутанный лабиринт, в котором сидит рациональность, и она выскочит из этого лабиринта в последнюю секунду. Прямая линия и Минотавр Нарцисса – сиюминутные эмоции – вот они могут выскочить за пределы запутанного рационального лабиринта, поэтому Нарцисс и ссорится, как можно спокойней.

Нарцисс может быть не честен с «другими». Из-за этого на его жизненном пути возникают всякие осложнения, деформируя мир под себя, он делает это с помощью лжи, и сам тоже запутывается в ней. Можно, конечно, как Хлестаков, рассказывать, что к тебе «двадцать тысяч одних курьеров», но при этом нужно бежать, как по тонкому льду. В то же время Нарциссу стыдно чувствовать страх.

Человеку совести страшно чувствовать стыд, но скрывая свои эмоции, он, по крайней мере, не запутывается во внешней лжи. Его преимущество перед Нарциссом в том, что скрывать внутреннюю ложь и запутанность легче.

Человек совести лжёт кратко в потоке речи. Нарцисс кратко говорит правду, ложь он повторяет. Это – его способ поддерживать в беседе тонус. Ничего из того, что он повторяет, он делать не собирается. Мимика у Нарцисса складывается тоже иначе, чем у человека совести. Нижняя губа не поджата, в лучшем случае она кривится. Вообще выпяченная нижняя губа характерна для ярких алкашей. Ещё Нарциссы грузят других своими проблемами: не удивлюсь, если среди нищих и попрошаек – одни Нарциссы.

Люди совести на окружающих только надеются, но объективная логика им подсказывает, что полагаются они на воздух. Условная мораль разъединяет, на самом деле, людей, и человек совести неосознанно дистанцируется от «других». Его выраженная тактика рассчитана на положительный эмоциональный рефлекс у «другого», но это – какая-то ложь. Нарциссы выбирают мелкие грешки в качестве тактики: вместе выпить, покурить, анекдоты опять же... аморальность сближает их с другими – «со структурой восприятия мира». В сухом остатке Нарцисс и человек совести отличаются не столько способностями, уровнем интеллекта или нравственности, сколько акцентом на сиюминутных или отложенных эмоциях. Вообще же, эмоции оказываются чем-то трудно определимым, как кантовская «вещь в себе». «Каждая душа или каждый субъект (монада) полностью закрыт, без окон и без дверей, и в своей весьма тёмной основесодержит весь мир, освещая полностью только маленькую часть этого мира, у каждого свою. Мир, таким образом, сложен или свёрнут в каждой душе, но всякий раз по-разному». (Лейбниц).

Под воздействием императива – быть до конца с «другим» – человек совести, может отдать то, что не собирался. К счастью, у совести слишком короткое одеяло: приходится выбирать. Тот же смысл, но уже для Нарциссов: – нищелюбивый идиот. Иногда в человеке начинает «голосить», какая-то воля к смерти, нужна «жертва». Знак у «жертвы» может быть разный – ты или тебе, – но «Голос», где жертва, будет обязательно.

Эллочка Щукина была готова «съесть» хоть миллионершу, перещеголяв её в нарядах, она знала тридцать ярких слов, характерных для Нарцисса. Ещё она съедала своего мужа на корню, в то же время уважала его: «Вы поедете в таксо?». Жертва «голосит» сразу двумя способами, как Эллочка Щукина или как её муж. Плотоядность – суть сиюминутных эмоций, но вкушать плоть и кормить собственной плотью – это зеркальное отражение. Люди совести не имеют таланта и способности к выражению уважения. Они его проявляют только, как отражённый свет Нарциссов. Выраженный дискурс сформирован Нарциссами, но, кажется, инженер Щукин разобрался. Людоедка осталась без «другого», а для Нарцисса это смерти подобно. Он не может без восхищения собой жить, а высшее восхищение – это любовь. Это значит – «другой». Но как может заботиться о нём без грубой подделки обманщик и поклонник заботы о себе Нарцисс? Счастье бывает, но не находится в наших руках. Таковы условия «игры». Нужно проскочить между Сциллой и Харибдой: вручить собственные императивы и потребности «слабому звену», противоположной, подавленной координате, это влечёт к гибели, но «зерно не прорастёт, если не погибнет».

Александр Зиновьев в одном из своих интервью говорит о социальной эффективности советской системы: «В хрущёвские и брежневские времена население страны выросло на 106 миллионов человек, пришли голенькие, с отличными аппетитами, и страна выдержала. После объединения Германии прибавилось 17 миллионов человек, хорошо одетых, сытых, с хорошим уровнем жизни. Сразу рост цен, повышение налогов.». А. Зиновьев – антисоветчик, – но не позволяет себе подгонки мышления под позицию. Лозунг такого мышления: «может быть и другое». Камю бы назвал это «методом анализа».

Вот Солженицыну «вывод, к которому придёшь, известен заранее»! По Камю, это – «метод познания». Другими словами, лозунг А. И. Солженицына: «Я – самый, самый!». Всё в человеке запутано: Зиновьев и Солженицын не исчерпываются этим, но это их определения. К совести или Нарциссу человек не сводим, но всё-таки за рамки распределения в себе координат выйти никто не может. Певица Наталья Медведева, вроде бы, Нарцисс из Нарциссов, давая интервью «Акулам пера», тоже сказала: «Надо любить свою Родину».

Если делать смысловой анализ координат, то станет ясно, что императив дискурса не является суммой императивов координат. Он существует наряду с ними.

Как дискурсивная мораль относится к воровству? Без сомнения, мораль считает воровство безобразным и относится к нему соответственно. Но это не – императив совести. Совесть заботится о «другом». Всё, что позволяет другому процветать, хорошо. Если он ворует, значит, процветает, при этом сама совесть воровать не может. Это плохо для «другого». Воровство другого, тем не менее, заставляет её только ухмыляться и не замечать это грех. Она даже испытывает нравственное удовлетворение от того, что «другой» процветает. Иначе говоря, совесть представляет иной картину мира, чем её представляет дискурс.

Нарцисс тоже волнуется по поводу воровства иначе, чем дискурс. С точки зрения Нарцисса, хорошо, когда ты воруешь и процветаешь, а, когда другой ворует и процветает, он ворует, в том числе, и у тебя. Борьба Нарциссов за совесть выглядит ярко. Со стороны человека совести тоже может иметь место осуждение воровства на словах, но слова, как мы знаем, всегда лгут. Это – уже дискурс.

Человека совести может накрыть и собственный Нарцисс, ссорящийся по-честному за дискурс, таким образом, картина запутывается. У каждого из нас по отношению к одному и тому же в сознании куча-мала. И часто дискурс – единственный выход из положения. Человек совести уже закрыл глаза на воровство другого. Это – его не яркая, но забота о своей «структуре восприятия мира»: Нарцисс показывает человеку совести, каким этот мир является на самом деле, если воровать можно. В этот момент Нарцисс делает хорошо себе дважды: он ярко заботится о своей «структуре восприятия мира», человеке совести, и повышает собственное благосостояние. Сложность возникает, когда два Нарцисса воруют: не один из них не удовлетворён. Не удовлетворены и два человека совести, если не один из них не ворует. «Структура восприятия мира» как-то немеет. Видимым образом, расходясь друг с другом, совесть или Нарцисс идеально сочетаются. Такое впечатление, что сами координаты могут жить душа в душу и без дискурса. Если человек совести кратко солжёт, Нарцисс решит, что это правда. Если Нарцисс будет часто повторять свою ложь, человек совести тоже решит, что это правда. Мир становится похожим на тебя самого... и понятным. Правда, честные слова друг друга они истолкуют превратно, да и на практике напорются на несоответствие своих представлений реальности.

Человек совести и Нарцисс каждый по-своему будут понимать и какую-то договорённость между собой. То, о чём они договорились, выражается в их сознании по-разному: в итоге выраженная другим «ложь» будет вызывать справедливое негодование.

Дискурс оказывается универсальным выходом из положения, позволяет избежать открытого конфликта. Невыраженный конфликт – не ложь. Это, как раз, правда. Это – то, что мы сделали.

Совесть и Нарцисс всё время борются между собой. Мы отводим глаза от совести с презрением, от Нарцисса – со стыдом. Человек говорит: «Моё потребление выше!» (В. Пелевин), – сразу же посылая окружающим знак, который пребывает в его фактуре речи. Смысл знака прямой, нравственный и зеркальный. Нравственность прямо участвует в фабрикации речи, а форма речи, как мы знаем, «самое главное». Подавленная координата не имеет собственного голоса, она использует голос ведущей координаты и выражает свой смысл одинаково с ней.

Сознание реагирует на события по правилам распределения психики в себе, но трудно сказать, какая из координат выигрывает в результате своей безоговорочной победы. Если Нарциссу удалось навязать совести форму условной морали, он, почему-то, начинает ходить по краю собственного благополучия. Место этого Нарцисса скоро займёт «другой». Вроде бы, самопожертвование должно быть императивом совести? Человек, рационально преследующий грехи «других», становится людоедом. Это, вроде бы, – метафизическое дно Нарцисса? Он, конечно, «других» не кушает, только стремится поразить их хотя бы галстуком.

Благодаря смыслу, который приходит первым, двойственность возникает у чего угодно. По большому счёту, это разные акценты одного и того же. Эгоист, Нарцисс, совесть, условная мораль, воля к жизни, воля к смерти, людоедство, любовь... Двойные наименования указывают на существование непознаваемой «вещи в себе», которая стоит за всеми этими своими определениями, в полном соответствии с Кантом.

Нарцисс собой любуется и слеп от самолюбования. Совесть собой совсем не любуется. Скорей всего, у неё нет глаз для этого. Но ещё большой вопрос: есть ли они у Нарцисса! Совесть считается внушением. Никто её не видит: она тоже не видит, путает себя с условной моралью, но стремление к светлой точке в сознании Нарцисса разве не слепота? Он замечает эту слепоту только, благодаря объективной логике и рефлексии. Христиане проецируют счастье быть с Богом на загробную жизнь, слепы к этой жизни. Коммунистическое светлое будущее, вроде бы, проецировалось на земную жизнь. Но коммунизм строился для будущих поколений, за них осуществлялось опережающее отражение действительности. И эту фикцию никто не замечал.

Ирония Христа: «Если то, что в вас свет, то какова же тьма?». В Древнем Египте существовала «молитва слепого», которая звучит, как «Отче наш». В романе Олега Маркеева «Чёрная луна» главный герой убивает злодейку Лилит, тоже став на время слепым. Так было в легенде: убьёт слепой. Эти примеры можно множить. Слепой Нарцисс натыкается на слепую совесть. Они борются друг с другом за право выразить свою незрячесть. Но с другой стороны, как мы уже говорили, у эмоций существует «зоркое зрение». Это смысловое противоречие следует как-то понимать.

Ложь и правда сходятся, и возникает истина, но не сама по себе. Я выбираю эту истину тем, что говорю, и тем, что делаю. Я выбираю, как мне лгать и что мне делать. Психика следует за ведущей координатой, но истина находится где-то за её пределами и в конечном счёте совпадает с логикой, в тоже время будучи избрана мной. Таким образом, моя психика сходится с неизвестным вектором, и в этот момент на мою внутреннюю реальность и обрушивается свет. После этого соотношение во мне координат перестаёт быть заведённым автоматом.

К. Г. Юнг называл этот искомый вектор «надперсональный слой психики».

Взаимодействие между совестью и Нарциссом определяется тем, что они отталкиваются друг от друга, как положительный и отрицательный полюса, как плюс отталкивает плюс, а минус – минус. Чем ближе одинаковые полюса друг к другу, тем безусловней сила отталкивания. Как бы, возникает трещина внутри единства, внутри одного и того же. По идее, в этой трещине находится интересующий нас вектор. Либо трещина и есть сам «вектор». О важности напряжения внутри трещины есть одно свидетельство. Рассказчик едет в метро с мальчиком в шапке с завязанными ушами:

– Развяжи шапку, здесь тепло.

– Я обещал маме не развязывать! – говорит мальчик.

Впоследствии из честного мальчика вырос Григорий Перельман. Ведущая координата Перельмана – это совесть. Она напряжена и даже перенапряжена. Перельман отказался от миллиона долларов, потому что кто-то не смог вспомнить разговор, который дал Перельману в руки нить, и не согласился стать его соавтором. Чем одна координата сильней и безусловней, тем и другая не слабей, а чем сильней координаты наталкиваются друг на друга, тем выраженней «вектор». Если Г. Перельманне пожелал принять деньги, это заставляет задуматься о нём, как о Нарциссе. Привлечь к себе внимание ему вполне удалось.

 

Гегель отдал Канту заслугу в определении мыслительных способностей – отождествления и различения. Кант разделил их по основанию отношения к чувственности или рассудку. Иллюстрируя работу аналайзера и реактивного ума, Хаббард тоже приводил примеры рассудочного и чувственного мышления. «Яблоки – это черви и дырки в яблоках» – это отождествление, доведённое до предела. Чувственное мышление в качестве основания для чего угодно, выбирает какую-то линию, как прямую, и всё отождествляет, после этого понятие берёза, меньшее по объёму, чем понятие дерева, может оказаться вообще единственным растением. Под таким углом зрения «чувственное мышление» представляется нарушением заповеди и «сотворением кумира».

Может существовать и гнёт счастья. «Гнёт» нравится чувственному мышлению: –понятие сводится к собственному признаку, он обобщается до символа веры. Чувственное мышление содержит безусловное обобщение: «Женщины – стервы, мужчины – козлы». С точки зрения логики, это ссылка на личность, а с точки зрения Канта – чувственность в чистом виде В то же время, это рационализация, которая встречается повсеместно, упрощение субъекта в своём мышлении с целью его восприятия в перспективе манипулирования. Такая рационализация превращает субъекта в объект, но после этого смысл, который приходит первым, превращает и такого преобразователя субъектов в объекты тоже в объект. Эта справедливость смысла, который приходит первым, кажется божественным промыслом. А противная сторона часто упрощается в мышлении, чтобы воля заработала. Противник делается умопостигаемым, но это воображаемая реальность со всеми вытекающими следствиями. Прямая линия, встречающаяся в исполнении чувственного мышления повсеместно, ведёт в тупик.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 350; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!