ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ



УЧЕНИЕ ВИВЕКАНАНДЫ

Минск

Звезды Гор

2006

ОГЛАВЛЕНИЕ

К читателю

Введение

Предисловие к первому изданию

Атман, или Высшее Я

Бхакти, или любовь к Богу

Брахман, или высшая реальность

Будда

Буддизм

Христос

Христианство

Сосредоточение

Долг

Воспитание и образование

Этика

Вера

Пища

Свобода и мукти (спасение)

Гита

Бог

Гуру, или духовный учитель

Счастье

Индуизм

Индусы

Жизнь семьянина

Идеальная женственность

Поклонение изображениям

Инкарнация

Индия: причины ее упадка

Индия: ее отличительные черты

Индия: путь ее возрождения

Кришна и карма-йога

Знание и невежество

Человек

Майя

Медитация

Ум и мысль

Мухаммад и ислам

Непричинение зла

Единство

Рамакришна

Религия

Санньяса, или монашеская жизнь

Служение

Сила

Упанишады

Веданта: ее теория и практика

Йога

Словарь

Учение Вивекананды/ Пер. с англ. Т. Штыковой, О. Штыковой, С. Штыковой. – Минск: «Звезды Гор», 2006. – 300 с.

В «Учении Вивекананды» собраны мысли великого индийского философа и подвижника из его различных трудов о религии, науке, образовании, семье и миссии женщины.

Для широкого круга читателей, интересующихся мировыми религиозными учениями и восточной философией.

На русском языке книга публикуется впервые.

К ЧИТАТЕЛЮ

С глубоким удовлетворением мы представляем русскоязычным читателям настоящую книгу – «Поучения Свами Вивекананды». Перевод ее нами тщательно редактировался, многократно сверялся с оригиналом с тем, чтобы читатель имел возможность познакомиться с достоверным текстом, передающим силу мысли и дух автора. Мы сделали все, что могли, все, что позволяли наши собственные способности. Эти бесценные поучения Свами Вивекананда дает нам, опираясь на свой личный, непосредственный опыт постижения Высшей истины, и, по моему убеждению, они способны преобразить жизнь искреннего читателя, возвысив его ум, вдохновляя его на самосовершенствование.

Представленные здесь идеи о скрытых способностях человека, его долге, вере, счастье, служении, силе, также как об Атмане, преданности, сосредоточении, этике, не только просвещают читателя, но и своей оригинальностью заставляют и нас думать дальше самостоятельно.

Лев Толстой, великий русский мыслитель, с большим интересом читал лекции и статьи Свами Вивекананды и отметил необходимость их перевода на русский язык.

В настоящей книге представлена тематическая подборка высказываний из полного собрания сочинений Свами Вивекананды в 8 томах. Читателю будет удобно знакомиться с его идеями, сгруппированными в 44-х тематических разделах. Надеемся, что это позволит расширить мировоззрение, укрепить интеллект, дух служения личности и придаст силы нации в целом.

Я искренне выражаю глубокую благодарность всем, чей труд позволил этому изданию выйти в свет на русском языке.

Свами Джьетирупананда

11.02.2006

ВВЕДЕНИЕ

Однажды утром, в начале сентября 1893 года, миссис Джордж У. Хейл выглянула в окно своего прекрасного дома на Диарборн-авеню в Чикаго и увидела сидящего на противоположной стороне улицы молодого человека восточной наружности, в тюрбане и индусском монашеском одеянии цвета охры.

К счастью, миссис Хейл были чужды условности. Она не вызвала полицию, чтобы чужестранца прогнали, и даже не послала слуг узнать, что ему нужно. Она заметила, что незнакомец небрит, а одежда его измята и грязна, но в то же время в нем чувствовалась некая царственность. Он сидел совершенно спокойный, задумчивый, безмятежный. Не похоже было, чтобы он сбился с пути. (И действительно, его состояние было прямо противоположным: он только что отдался на волю Бога). Вдруг миссис Хейл осенила весьма разумная догадка. Она вышла из дома, перешла улицу и вежливо обратилась к нему:

– Сэр, вы делегат Конгресса религий?

Ей ответили так же вежливо, на прекрасном английском языке. Незнакомец представился как Свами Вивекананда и сказал, что действительно прибыл в Чикаго, чтобы присутствовать на заседаниях конгресса, хотя официально не был его делегатом. Вообще-то он уже приезжал в Чикаго из Индии в середине июля, но, как оказалось, лишь для того, чтобы узнать о перенесении открытия конгресса на сентябрь. Деньги у него заканчивались, и кто-то подсказал ему, что в Бостоне можно прожить дешевле. Туда он отправился поездом, где познакомился с дамой, которая пригласила его остановиться в своем поместье с названием «Луга, овеянные ветром». С тех пор он проводил беседы в разных церковных и социальных группах, ему задавали много глупых вопросов о его стране, дети смеялись над его странной одеждой. Позавчера профессор Дж. Г. Райт, преподававший греческий в Гарвардском университете, купил ему обратный билет в Чикаго, заверив, что он будет желанным гостем конгресса, хотя и не имеет приглашения: «Требовать у вас удостоверение личности, Свами, все равно, что спрашивать у солнца, есть ли у него разрешение светить». Профессор также дал ему адрес комитета, который отвечал за делегатов конгресса, но этот адрес Вивекананда каким-то образом потерял по дороге в Чикаго. Он пытался расспрашивать прохожих, но, как на зло, вокзал находился в центре района, где говорили в основном по-немецки, и Свами никак не мог объяснить, что ему нужно. Тем временем приближалась ночь. Свами не знал, где и как можно воспользоваться городским справочником, и поэтому пребывал в полной растерянности, не представляя, как найти подходящую гостиницу. Ему показалось, что будет проще переночевать в большом пустом товарном вагоне, стоявшем на запасных путях. На следующее утро он проснулся голодный и помятый и, «чувствуя запах свежей воды», как он выразился, направился прямо к озеру Мичиган. Но богатые особняки на Лейк-Шор-Драйв оказались негостеприимными: он постучался в двери нескольких из них, но его отовсюду грубо прогоняли. В конце концов, поблуждав еще немного, он оказался здесь и решил никуда больше не идти, а сесть и положиться на Божий промысел. «И теперь, – закончил Вивекананда, – какое фантастическое спасение! Неисповедимы пути Господни!»

Должно быть, миссис Хейл от души смеялась, слушая все это; Вивекананда всегда с юмором рассказывал о своих приятных и неприятных приключениях, а его глубокие раскаты смеха были очень заразительны. В дом они вошли вместе; там Свами предложили умыться, побриться и позавтракать. Затем миссис Хейл проводила его в штаб-квартиру комитета, где позаботились о том, чтобы устроить Вивекананду вместе с другими делегатами конгресса, прибывшими с Востока.

Идея проведения в Чикаго Конгресса религий зародилась по крайней мере лет за пять до описываемого момента, в рамках основного проекта Всемирной выставки имени Колумба, которая должна была пройти в ознаменование 400-летия открытия Колумбом Америки. Выставка была призвана продемонстрировать материальный прогресс западной цивилизации, особенно в науке и технике. Тем не менее было решено представить все формы прогресса и провести конгрессы, посвященные таким разным темам как развитие женщины, общественная печать, медицина и хирургия, трезвый образ жизни, торговля и финансы, музыка, управленческие и законодательные реформы, экономическая наука и – как бы странно это ни звучало для нас сегодня – воскресный отдых. И поскольку, выражаясь официальным языком комитета, «вера в божественную силу оказывала, подобно солнцу, светоносное и плодотворное действие на интеллектуальное и нравственное развитие человека», было также запланировано проведение Конгресса религий.

Можно улыбнуться помпезности, но нельзя не согласиться с тем, что созыв такого конгресса явился историческим актом либерализма. Пожалуй, впервые в мировой истории представители всех основных религий собрались вместе и могли свободно говорить о своих верованиях. Парадоксально, но среди организаторов конгресса наиболее искренний либерализм проявляли агностики, поскольку они стремились единственно к поддержанию межрелигиозной терпимости. Рьяные христиане были не так беспристрастны, чего, собственно, и следовало ожидать. Вот слова католического священника: «Это неправда, что все религии одинаково хороши, но также неверно и то, что все религии, за исключением одной, плохи. Христианство будущего более справедливо, чем христианство прошлого, оно отведет каждой религии свое место по евангелической подготовке, которую Отцы церкви видят в преодолении язычества, и эта работа все еще не завершена». Иными словами, язычество в чем-то полезно как подготовка к христианству.

Но что действительно имело значение, так это то, что кардинал Гиббоне, глава американских католиков, принял приглашение быть председателем конгресса. Это было тем более ценно, что архиепископ Кентерберийский отказался присутствовать, заявив, что сам созыв подобного конгресса подразумевает равенство всех религий. Кроме христиан были представлены буддисты, индуисты, мусульмане, иудаисты, конфуцианцы, синтоисты, зороастрийцы и ряд более мелких сект и групп. Вивекананда, конечно, мог бы считаться членом индуистской делегации, но на самом деле, как мы увидим, он поддерживал нечто большее, чем какую-либо религиозную школу; он представлял древнюю индийскую доктрину универсальности духовной истины.

Когда утром 11 сентября состоялось открытие конгресса, Вивекананда – своим великолепным одеянием, желтым тюрбаном и красивым лицом цвета бронзы – сразу же привлек внимание, как одна из самых впечатляющих фигур среди сидящих на трибуне. На фотографиях поражают его крупные черты, в которых есть что-то львиное, – широкий сильный нос, полные выразительные губы, огромные темные горящие глаза. Тех, кто видел его, восхищало также величие его осанки. Хотя и могучего телосложения, Вивекананда был примерно среднего роста, однако всегда казался огромным. Говорили, что, несмотря на крупную фигуру, он двигался с естественной мужской грацией, «словно леопард», как выразилась одна дама. В Америке его часто принимали за какого-нибудь индийского принца или аристократа благодаря спокойной, но уверенной манере повелевать. Другие отмечали, что его лицо выражало «внутреннюю удовлетворенность»; казалось, он в любой момент мог привлечь внутренние резервы силы; а в его глазах был живой, приветливый блеск, говоривший о спокойной, радостной отрешенности духа. На всех производил впечатление его необыкновенно глубокий, красивый, звенящий голос, вибрации которого вызывали у слушателей таинственное душевное волнение. Несомненно, что удивительная реакция аудитории на первое выступление Вивекананды была связана именно с этим. Во время первого заседания конгресса в то утро пришла очередь Вивекананды выступать, но он извинился и попросил дать ему еще немного времени. Позднее, в письме своим индийским друзьям, он признался, что испытывал страх перед сценой. У всех остальных делегатов были подготовленные речи, а у него не было. Однако его нерешительность только усилила всеобщий интерес к нему.

Наконец во второй половине дня Вивекананда поднялся на трибуну. Своим глубоким голосом он начал: «Сестры и братья Америки», – и весь зал, сотни людей зааплодировали и бурно приветствовали его целых две минуты. И до его выступления аудитория была настроена весьма благожелательно; некоторых ораторов встречали восторженно, и всех – с подобающим уважением. Но ничего похожего на это проявление симпатии еще не было. Без сомнения, большинство присутствующих едва ли понимало, почему они были так сильно взволнованы. Вид и даже голос Вивекананды не могли вполне объяснить этого. Большие собрания обладают странной подсознательной телепатией, и зал, должно быть, осознавал, что перед ним был самый необычный из всех людей, человек, чьи слова точно выражают то, что он есть. Когда Вивекананда сказал: «Сестры и братья», он действительно имел в виду, что считает американских женщин и мужчин, сидящих перед ним, своими сестрами и братьями; избитый ораторский оборот стал истиной.

Как только ему позволили, Свами продолжил свою речь, которая была довольно короткой, призывала ко всеобщей терпимости и подчеркивала общую основу всех религий. Когда речь была закончена, снова последовали оглушительные аплодисменты. Дама, присутствовавшая при этом, позднее вспоминала: «Я видела, как множество женщин переступало через скамейки, чтобы приблизиться к нему, и сказала себе: "Ну, мой мальчик, если ты сумеешь выдержать такой натиск, ты действительно Бог!"» Такие атаки впоследствии стали частью повседневного распорядка жизни Вивекананды в Америке.

В следующие дни он произнес еще несколько речей, одна из которых содержала глубокое изложение сущности и идеалов индуизма. К моменту завершения работы конгресса Вивекананда был, вне всякого сомнения, его самым популярным оратором. Его засыпали приглашениями. Лекционное бюро предложило организовать для него тур, и он согласился.

В те дни, когда еще свежа была память о жизни первопроходцев, раздвигавших границы освоенных территорий Америки, не было необходимости выезжать далеко за пределы больших городов, чтобы оказаться в новом мире палаточных шоу. Выступления политиков, философов, писателей и даже великой Сары Бернар воспринимали, в той или иной степени, как цирковые номера. Даже сегодня звание «Свами» ассоциируется с чем-то вроде факира-фокусника, и большинство американцев совсем не знают о том, что те, кто по праву называет себя так, приняли официальные монашеские обеты, и что фактически этот титул столь же достоин уважения, как «отец» в католической церкви. Вивекананда называл себя «Свами» и поэтому в глазах публики был особого рода артистом развлекательного жанра; он мог надеяться на аплодисменты, но не мог рассчитывать на уважение к своей личной жизни. Ему пришлось столкнуться с самым назойливым общественным вниманием, самым грубым любопытством, гостеприимством щедрым, но безжалостным и чрезвычайно утомительным. Это истощило его и близкий ему человек, умерший около десяти лет назад.

Вивекананда был чрезвычайно предан <своему Учителю>, но не объявлял этого каждому встречному. И это было обдуманным решением. Рассказывая по возвращении в Индию о своей работе в Америке, он говорил: «Если я бы проповедовал личность самого Рамакришны, возможно, я обратил бы полмира, но такого рода обращение недолговечно. Я же вместо этого проповедовал принципы Рамакришны. Если люди примут принципы, они в конце концов примут и личность».

Во время проведения Конгресса религий Вивекананде было только тридцать лет; он родился в Калькутте 12 января 1863 года. Его семья носила фамилию Датта, а родители назвали его Нарендранатхом, или, коротко, Нареном. Будучи монахом, он странствовал по Индии под разными именами, а имя Вивекананда принял только накануне своего отплытия в Соединенные Штаты по предложению махараджи Кхетри, который вместе с махараджей Майсура оплатил расходы на его поездку. «Вивека» – это санскритское слово, обозначающее распознавание, точнее сказать, разграничение, в философском смысле, реального (Бог) и нереального (феномены, воспринимаемые нашими органами чувств). «Ананда» означает божественное блаженство или покой, достигаемый через просветление; суффикс «ананда» часто используется в различных именах, принимаемых монахами.

Когда Нарену было около шестнадцати лет, он начал посещать колледж в Калькутте. Красивый юноша атлетического сложения и необыкновенного ума, он также был прекрасным певцом и играл на нескольких музыкальных инструментах. Уже тогда он проявлял большие лидерские способности среди мальчиков своего возраста. Его преподаватели были уверены, что ему предначертано оставить значительный след в жизни.

В то время Калькутта была главным портом, через который в Индию проникали европейские идеи и культурные веяния, и ни один молодой индийский студент не мог избежать их влияния. Чтобы противостоять притязаниям христианского миссионерства, было создано движение, призванное модернизировать индуизм – покончить с древними ритуалами и вмешательством духовенства в светские дела, освободить женщин и отменить детские браки. Это движение называлось Брахмо самадж. Нарен присоединился к нему, но вскоре обнаружил, что цели Брахмо самаджа были поверхностны – они не удовлетворяли его духовные потребности. Он читал Юма, Герберта Спенсера, Джона Стюарта Милля и стал называть себя агностиком. Родители убеждали его жениться, но он отказался, чувствуя, что должен оставаться целомудренным и несвязанным, чтобы быть готовым посвятить себя душой и телом великому делу. Какому? Он еще точно не знал. Он все еще искал кого-то или что-то, во что бы мог поверить всем сердцем. Тем временем его мятежный и бесстрашный дух горел жаждой действия.

Так случилось, что родственник Нарена был почитателем Рамакришны, а один из преподавателей Нарена, профессор Хасти, входил в число тех немногих англичан, которым доводилось встречаться с Рамакришной. То, что эти двое рассказали о Рамакришне, возбудило любопытство Нарена. Затем, в ноябре 1881 года, его как-то пригласили петь в доме, где Рамакришна был гостем. Они недолго побеседовали, и Рамакришна пригласил молодого человека навестить его в храме богини Кали в Дакшинешваре, где он жил, на берегу Ганги в нескольких милях от Калькутты.

С самого начала личность Рамакришны заинтриговала и озадачила Нарена. Он никогда не встречал никого, похожего на этого строчного бородатого человека сорока с лишним лет, обладавшего невинной непосредственностью ребенка. Он выглядел так, словно пребывал в состоянии необыкновенного восторга; то и дело громко восклицал или пел, чтобы выразить свою радость, радость в Божественной Матери Кали, которая, очевидно, была для него живым присутствием. Речь Рамакришны была смесью философской утонченности и простых притч. Он говорил, слегка заикаясь, на диалекте своей родной бенгальской деревни и иногда употреблял просторечные словечки с непосредственностью крестьянина. К тому времени слава о нем распространилась, и многие известные бенгальцы были его постоянными посетителями, в том числе Кешабчандра Сен – лидер Брахмо самаджа. Кешаб любил Рамакришну и восхищался им, несмотря на свои собственные реформистские принципы. Рамакришна оставался ортодоксальным индусом, приверженцем обрядности, и заботы Кешаба о социальных проблемах казались ему забавной, неизбежно бесполезной игрой. Мир, согласно индусской поговорке, похож: на загнутый собачий хвост – разве его выпрямишь?

Нарен отправился в Дакшинешвару, одолеваемый противоречивыми чувствами: одна половина его стремилась к самоотдаче и преданности, а другая, образованная по-западному, была скептически настроена и нетерпима к суеверию. Когда Нарен с несколькими друзьями вошел в комнату Рамакришны, тот попросил Нарена спеть. Нарен спел. Необычайная сцена, последовавшая за этим, может быть лучше всего описана словами самого Вивекананды: «Ну вот, я спел песню, и вскоре он вдруг поднялся, взял меня за руку и вывел на северную веранду своей комнаты, закрыв за собой дверь. Она была заперта снаружи, так что мы остались одни. Я думал, что он намеревался дать мне несколько советов наедине. Но, к моему крайнему изумлению, из глаз его полились слезы радости – потоки слез, в то время как он держал меня за руку и говорил со мной неясно, как со старым другом. "Ах! — сказал он. – Ты пришел так поздно! Как ты мог быть таким недобрым, заставляя меня ждать так долго? Мои уши почти сгорели, слушая разговор мирских людей. О, как я стремился излить свое сердце тому, кто сумеет все понять – мой сокровенный опыт!" И продолжал в том же духе, прерывая свою речь рыданиями. Затем он сложил ладони вместе и торжественно обратился ко мне: "Господь, я знаю тебя! Ты – Нара, древний мудрец, воплощение Нараяны. Ты пришел на землю, чтобы облегчить страдания человечества..." И так далее.

Его поведение совершенно ошеломило меня. "Кто этот человек, которого я пришел навестить? – спросил я себя. – Должно быть, он бредит! Как же так, я – никто, сын Вишванатха Датты, а он осмеливается называть меня Нарой!" Но я молчал и позволил ему продолжить. Тогда он вернулся в свою комнату и принес для меня сладости: сахарные леденцы и масло. И стал кормить меня из рук. Я все твердил: "Пожалуйста, дайте мне, я хочу поделиться с друзьями", но это было бесполезно. Он не остановился до тех пор, пока я не съел все. Тогда он схватил меня за руку и сказал: "Обещай, что скоро придешь сюда снова, один!" Он был так настойчив, что я вынужден был сказать "да". Затем мы вернулись, чтобы присоединиться к моим друзьям».

Это, конечно, было серьезное психологическое испытание для восемнадцатилетнего интеллектуала из колледжа! Но интуиция Нарена была гораздо глубже его умствований. Он не мог выбросить Рамакришну из памяти, как какого-то чудака. Ибо если этот человек и был сумасшедшим, то даже в его безумии было что-то святое. Нарен чувствовал, что перед ним великий святой, и уже успел полюбить его.

Во время их второй встречи Рамакришна проявил себя совсем в ином качестве – как человек, наделенный сверхъестественной и пугающей силой. На этот раз Нарен застал его в комнате одного. Рамакришна с любовью приветствовал юношу и попросил сесть рядом с ним. Потом, как впоследствии описывал Нарен: «...бормоча что-то про себя и устремив свой взгляд на меня, он медленно приблизился ко мне... В мгновение ока он поставил свою правую ногу на мое тело. Это прикосновение дало мне совершенно новое переживание. Сидя с широко открытыми глазами, я увидел, как стены и все остальное в комнате закружилось, исчезая и превращаясь в ничто; вся Вселенная вместе с моей собственной личностью должна была вот-вот потеряться во всеобъемлющей, таинственной Пустоте! Я был ужасно напуган и думал, что нахожусь на пороге смерти, – ведь потеря индивидуальности означала для меня не что иное, как смерть. Я не мог владеть собой и закричал: "Что вы делаете со мной! У меня родители дома!" Услышав это, он громко рассмеялся. Поглаживая меня по груди, он сказал: "Ну ладно, на сегодня достаточно. Все придет в свое время". Удивительно было то, что как только он сказал это, все прекратилось. Я был снова самим собой. И все в комнате и за ее пределами было таким же, как раньше».

Своим прикосновением Рамакришна подвел Нарена к самой грани того сверхсознательного переживания, которое индусы называют самадхи. В самадхи всякое ощущение личности исчезает, и человек познает истинное Я – вечно пребывающую в нем Божественность. Божественность, будучи Единством, переживается как некая Пустота в противоположность многообразию предметов, которые составляют наше обычное чувственное сознание. В этой Пустоте личность утрачивается, а потеря личности неизбежно должна казаться смертью тем, кто к этому не готов.

Для Рамакришны, достигшего невообразимо высокого состояния духовного сознания, самадхи было ежедневным опытом, и сознание божественного присутствия никогда не покидало его. Вивекананда вспоминает: «Я подошел к нему и задал вопрос, который я задавал другим всю свою жизнь: "Вы верите в Бога?" – "Да", – ответил он. "Вы можете это доказать?" – "Да". – "Как?" – "Я вижу Его так же, как вижу тебя, только намного отчетливее". Это сразу же произвело на меня впечатление. Впервые я встретил человека, который осмелился сказать, что видит Бога, и что религия – это Реальность, которая воспринимается, ощущается намного интенсивнее, чем мы ощущаем мир».

После этого Нарен стал частым гостем в Дакшинешваре. Постепенно он оказался вовлеченным в круг молодых учеников – большинство из них были его ровесники, – которых Рамакришна готовил к монашеской жизни. Но Нарен нелегко поддавался этому влиянию. Он постоянно спрашивал себя, не объясняется ли сила Рамакришны гипнозом. Поначалу он отказался хоть как-то принимать участие в поклонении Кали, говоря, что это сущий предрассудок. И Рамакриш-не, по-видимому, нравились его сомнения. Бывало, он говорил: «Проверяй меня, как менялы проверяют монеты. Ты не должен мне верить до тех пор, пока тщательно меня не испытаешь». А сам, в свою очередь, проверял Нарена, неделями не обращая на него внимания, чтобы посмотреть, не перестанет ли тот посещать Дакшинешвару. И когда этого не случилось, Рамакришна обрадовался и поздравил Нарена с тем, что у него хватило внутренней силы. «Кто-нибудь другой, – сказал Рамакришна, – давно покинул бы меня».

Действительно, сомнение, свойственное темпераменту Нарена, было одним из его самых удивительных качеств. Мы все когда-либо испытывали сомнения, и то, что этот проницательный наблюдатель ничего не принимал на веру, должно послужить нам немалым утешением. Когда мы читаем о жизни Рамакришны и видим, как часто он даровал Нарену глубочайшие откровения, может даже показаться, что Нарен сомневался слишком много и слишком долго. Но мы должны помнить, что вера Нарена не была поверхностной. Его сомнения были велики, ибо он был способен глубоко верить. Для большинства из нас обращение в какую-нибудь веру не имеет далеко идущих последствий. Для Нарена «верить» означало быть совершенно преданным объекту своей веры. Неудивительно, что он колебался! Неудивительно, что его внутренние битвы были столь суровыми!

В 1885 году у Рамакришны развился рак горла. По мере того как становилось ясно, что Учитель не пробудет с ними долго, молодые ученики все больше и больше сближались. Нарен был их лидером вместе с другим юношей по имени Ракхал, который позднее стал Свами Брахманандой. Однажды, когда Рамакришна лежал в последней стадии болезни, Нарен медитировал в комнате внизу. Внезапно он утратил внешнее сознание и вошел в самадхи. На какой-то миг его охватил ужас, и он выкрикнул: «Где мое тело?» Один из учеников подумал, что Нарен, должно быть, умирает, и побежал наверх сообщить об этом Учителю. «Оставьте его как есть на некоторое время, – с улыбкой сказал Рамакришна. – Он достаточно долго упрашивал меня дать ему этот опыт». Прошло немало времени, прежде чем Нарен вошел в комнату Рамакришны, переполненный радостью и покоем. «Теперь Мать показала тебе все, – сказал ему Рамакришна. – Но ключ я оставлю у себя. Когда ты завершишь работу Матери, ты вновь обретешь сокровище». Это был один из немногих случаев, когда Рамакришна давал ясно понять, что он предопределил Нарену миссию учить в миру.

15 августа 1886 года Рамакришна произнес имя Кали чистым звенящим голосом и перешел в конечное самадхи. В полдень следующего дня доктор объявил о его кончине.

Юноши чувствовали, что должны держаться вместе, и один из почитателей нашел для них дом в Баранагоре, примерно на полпути между Калькуттой и Дакшинешваром, который они могли использовать как монастырь. Это был старый обветшалый дом, под полом которого жили кобры. Его можно было арендовать дешево, потому что предполагалось, что в нем водятся привидения. Там на алтаре они установили урну с прахом Рамакришны и поклонялись ему каждый день. Вдохновляемые Нареном, они решили отречься от мира и позднее приняли монашеский обет, как предписывалось традицией.

Их было только пятнадцать. У них почти не было денег и было всего несколько друзей. Иногда они обходились вообще без еды, а временами жили только на вареном рисе, соли и горьких травах. У каждого из них было только по две набедренные повязки. Впрочем, совместно они владели одним комплектом одежды – его надевал тот, кому нужно было выйти в город. Спали они на полу, на соломенных рогожах. И все же они непрестанно шутили и смеялись, пели гимны и устраивали жаркие философские дискуссии, и молчали только тогда, когда медитировали. Они все время чувствовали присутствие Рамакришны, но относились к нему отнюдь не с благоговением и печалью, а подчас даже шутили над ним. Один посетитель рассказывал, как Нарен копировал Рамакришну, входящего в экстаз, а все остальные хохотали до упаду.

Но постепенно юношей стало все больше тянуть к жизни странствующих монахов. С посохом и чашей для подаяния они обошли всю Индию, посещая храмы и места паломничества, проповедуя, прося милостыню, целые месяцы медитируя в уединенных хижинах. Иногда их принимали раджи или богатые почитатели; намного чаще они разделяли пищу бедняков.

Этот опыт был особенно ценным для Нарена. В течение 1890–1893 годов он обрел непосредственное знание о голоде, бедности, благородстве Индии, а также и духовную мудрость, с которой ему предстояло отправиться на Запад. Путешествуя по стране, он достиг мыса Коморин, и там ему было видение. Он увидел, что Индия имеет свою миссию в современном мире как сила для духовного возрождения; он также видел, что эта сила не может быть действенной, пока социальные условия Индии не будут радикально улучшены. Необходимо найти средства для школ и больниц, необходимо собрать и организовать тысячи учителей, врачей и работников. Именно тогда он и решил отправиться в Соединенные Штаты в поисках помощи. И это решение позднее реализовалось – когда Рамнада посоветовал ему отправиться на только что объявленный Конгресс религий в Чикаго. Таким образом, конкретная возможность совпала с намерениями Нарена. В конце мая 1893 года он отплыл из Бомбея через Гонконг и Японию в Ванкувер, а оттуда отправился поездом в Чикаго.

После закрытия Конгресса религий Вивекананда почти два полных года читал лекции на востоке и в центральной части Соединенных Штатов, выступая, в основном, в Чикаго, Детройте, Бостоне и Нью-Йорке. К весне 1895 года он был совершенно измотан и здоровье его пошатнулось, но, по своему обыкновению, он не придавал этому значения. «Вы когда-нибудь бываете серьезным, Свамиджи?» – как-то спросили его, возможно, с долей упрека. «О да, – ответил он, – когда у меня болит живот». Он видел забавную сторону даже в тех многочисленных чудаках и целителях, которые безжалостно докучали ему, надеясь, что отблеск его славы падет и на них. В своих письмах он в шутливом тоне упоминает о «секте миссис Верпул» и о каком-то «ментальном целителе метафизико-химико-физико-религиозного неизвестно чего».

В то же время он встречался с гораздо более серьезными людьми – агностиком Робертом Индгерсолом, изобретателем Николой Теслой, певицей мадам Кальве – и произвел на них сильное впечатление. И, что самое важное, он привлек несколько учеников, чей интерес и энтузиазм не были временными – они были готовы посвятить всю свою жизнь практике его учения. В июне 1895 года Вивекананду вместе с двенадцатью учениками пригласили переехать в дом в Саузенд-Айленд-парк на реке Сент-Лоренс. Здесь почти два месяца он в непринужденной обстановке обучал их, как Рамакришна когда-то обучал его самого и его собратьев-учеников. Никто из приверженцев Вивекананды не забудет этого времени, и для него самого это тоже, наверняка, был самый счастливый период его первой поездки в Америку.

В августе Вивекананда отплыл в Европу, посетил Францию и Англию и возвратился в Нью-Йорк в декабре. Именно тогда, по настоятельной просьбе своих последователей, он основал первое из обществ веданты в Америке – Нью-Йоркское общество веданты. В это же время он получил два предложения: возглавить кафедру восточной философии в Гарвардском университете и занять аналогичный пост в Колумбийском университете. Вивекананда отклонил оба предложения, сказав, что, будучи странствующим монахом, не может заниматься подобной работой. В любом случае, он стремился вернуться в Индию. В апреле он отплыл в Англию, что стало первым этапом его возвращения домой.

Из Англии Вивекананда взял с собой двух самых преданных и энергичных учеников: капитана Севьера вместе с миссис Севьер, а также Дж. Дж. Гудвина, англичанина, с которым он впервые познакомился в Америке и который стал записывать его лекции и учения. Позднее за ним в Индию последовала ирландка Маргарет Нобль, ставшая сестрой Ниведитой и посвятившая остаток своей жизни образованию индийских женщин и делу независимости Индии. Все они, кроме миссис Севьер, жили в Индии до самой смерти.

Вивекананда прибыл на Цейлон в середине января 1897 года. Отсюда его дорога в Калькутту превратилась в триумфальное шествие. Соотечественники следили за отчетами о его лекциях в Америке по газетам. Возможно, успех Вивекананды подчас преувеличивали, но совершенно справедливо рассматривали его визит на Запад как символическую победу, значительно превышающую по своим масштабам то количество денег, которое он собрал для своего дела, или то число учеников, которых он нашел. Действительно, можно утверждать, что ни один индус до Вивекананды не заставил американцев и англичан принять себя в таком качестве – не как раболепного союзника, не как открытого противника, но как искреннего доброжелателя и друга, равно готового учить и учиться, просить помощи и предлагать ее. Кто еще мог так беспристрастно, как он, встать между Востоком и Западом, превознося достоинства и порицая недостатки обеих культур? Кто еще мог воплотить в себе молодую Индию девяностых в синтезе с древней Индией Вед? Кто еще мог выступить борцом с нищетой и угнетением в Индии и в тоже время искренне восхвалять американский идеализм и британскую целеустремленность? Таково было величие Вивекананды.

Но среди всех этих похвал Вивекананда никогда не забывал, что он ученик Рамакришны, равный своим собратьям-монахам. 1 мая 1897 года он созвал собрание всех учеников Рамакришны – и тех, кто принял монашеский обет, и тех, кто жил в миру, – чтобы поставить их деятельность на организационную основу. Он предложил им объединить образовательную, филантропическую и религиозную деятельность, и таким образом было положено начало Миссии Рамакришны и матха, или монастыря, Рамакришны. Миссия незамедлительно приступила к работе, приняв участие в борьбе с голодом и чумой, открыв свои первые больницы и школы. Брахмананда был избран президентом Миссии, и Вивекананда передал ему все деньги, собранные им в Америке и Европе. Сделав это, он был вынужден попросить несколько пенни, чтобы на пароме переправиться через Гангу. Впредь, согласно его собственному наставлению, он жил так же бедно, как и его собратья-монахи.

Несколько позже матх был освящен в Белуре, располагавшемся неподалеку от храма в Дакшинешваре, вниз по течению реки, на противоположной стороне Ганги. Матх в Белуре до сих пор остается главным монастырем Ордена Рамакришны, который сегодня имеет около ста действующих центров в различных частях Индии и в соседних странах. Эти центры предназначены для созерцательной жизни или общественного служения, или для того и другого одновременно. У Миссии Рамакришны есть свои больницы и клиники, колледжи и средние школы, промышленные и сельскохозяйственные училища, библиотеки и издательства. Всем этим руководят монахи Ордена.

В июне 1899 года Вивекананда во второй раз отправился на Запад, взяв с собой Ниведиту и Свами Турьянанду, одного из своих братьев-монахов. На этот раз он следовал через Европу и Англию, но следующий год провел в основном в Америке. Он побывал в Калифорнии и оставил Турьянанду заниматься с учениками в Сан-Франциско. Вивекананда хотел основать ряд центров веданты на Западе. На сегодняшний день существует десять центров в Соединенных Штатах Америки и по одному в Аргентине, Англии и Франции.

Ко времени своего возвращения в Индию Вивекананда был очень болен и сам говорил, что жить ему осталось недолго. Несмотря на это, он был счастлив и спокоен и, казалось, рад был освободиться от той мятежной энергии, которая руководила им в молодые годы. Теперь он стремился только к тишине созерцания. Перед самым отъездом из Америки он написал прекрасное и удивительно откровенное письмо другу: «Я рад, что был рожден, что так страдал, рад, что совершал ошибки, и рад обрести покой. Падет ли мое тело и освободит меня, или я обрету свободу в этом теле, но прежнего человека уже нет, он ушел навсегда, чтобы уже никогда не вернуться! За моей работой было честолюбие, за любовью – моя личность, за чистотой – страх. Теперь все это исчезает, и я плыву по течению».

Некоторые говорят, что уход Вивекананды из этой жизни, произошедший 4 июля 1902 года в Белур-матхе, выглядел как заранее продуманный акт. За несколько месяцев до этого Вивекананда постепенно снимал с себя всевозможные обязанности и готовил преемников. Здоровье его улучшилось. В день смерти он с удовольствием пообедал, беседовал о философии и совершил двухмильную прогулку. Вечером он вошел в состояние глубокой медитации, и его сердце перестало биться. В течение нескольких часов его пытались пробудить. Но, по-видимому, работа его была завершена, и Рамакришна вернул ему ключ от сокровища...

Лучше всего знакомиться с Вивеканандой, читая не о нем, но читая его. Личность Свами – со всем ее обаянием и силой, отвагой, духовным влиянием, веселостью и неистовством – отчетливо проявляется в его работах и в записях его выступлений.

При чтении трудов Вивекананды всегда следует помнить, что «глупая последовательность – это демон маленьких умов». Эмерсон, написавший эти слова в эссе об уверенности в себе, противопоставлял «маленьким умам» великие умы Иисуса, Сократа и других. Несомненно, Эмерсон причислил бы к этому списку и Вивекананду, если бы они могли встретиться и узнать друг друга. Но Эмерсон умер в 1882 году.

Вивекананда менее всего заботился о формальной логике. Он почти всегда импровизировал, вдохновляемый конкретными обстоятельствами, исходя из того, кто были его слушатели, реагируя на то, что стояло за тем или иным вопросом. Ему было в высшей степени безразлично, если его слова сегодня, казалось, противоречили сказанному вчера – такова была его природа. Будучи просветленным, он знал, что истина заключается не в последовательности фраз. Она – в самом говорящем. Если то, что он есть, истинно, тогда слова не важны. В этом смысле Вивекананда не мог себе противоречить.

Вивекананда был не только великим Учителем, несущим весть всему человечеству; он также был великим индийцем, патриотом и вдохновителем своих соотечественников вплоть до нынешнего поколения. Но ошибочно считать его политической фигурой даже в самом лучшем смысле этого слова. От начала и до конца он оставался юношей, посвятившим свою жизнь Рамакришне. В действительности его миссия была духовной, не политической и даже не социальной.

Политика Ордена Рамакришны всегда оставалась верной замыслу Вивекананды. В начале двадцатых годов, когда борьба Индии с Англией достигла своего накала, Орден резко критиковали за то, что его членам не разрешалось принимать участие в Движении гражданского неповиновения, руководимом Ганди. Но сам Ганди никогда не присоединялся к этой критике. Он прекрасно понимал, что религиозная организация, поддерживающая политическое движение – каким бы благородным и справедливым оно ни было, – может только скомпрометировать себя духовно и таким образом потерять тот авторитет, который оправдывает ее существование в человеческом сообществе. В 1921 году Ганди приехал в Белур-матх на юбилей Вивекананды, трогательно почтив его память. Ганди сказал, что труды Свами научили его любить Индию еще больше. С чувством благоговения он посетил комнату с окнами на Гангу, в которой Вивекананда провел последние месяцы своей жизни.

Вы и сегодня можете посетить эту комнату; она до сих пор сохраняется в точности такой, какой была, когда Вивекананда покинул ее. Но она не похожа на музей и даже не выглядит нежилой. Рядом с ней находится комната, которую занимает президент Ордена Рамакришны. Так они и существуют бок о бок – видимый человеческий авторитет и невидимое вдохновляющее присутствие. Вивекананда все еще присутствует в жизни матха в Белуре и является таким же участником повседневных дел монастыря, как любой из монахов.

Кристофер Ишервуд

июнь 1960 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Бесспорно, учение Свами Вивекананды оказало влияние на жизни сотен людей, вдохновило и изменило их. На последующих страницах приводятся отрывки из трудов великого Свами, предназначенные для тех, кто не знаком с ними или кому не хватает времени прочесть его многотомные произведения и выступления, чтобы получить хотя бы частичное представление о силе и возвышенности его учения.

Возможно, эти фрагменты окажутся полезными и тем, кто изучал его труды. Ведь иногда одного-двух слов этой великой динамичной личности достаточно, чтобы ободрить впавшего в уныние или пробудить его к новой надежде и мужеству, когда все вокруг кажется мрачным, а обстоятельства непреодолимыми. При чтении трудов такого человека как Свами Вивекананда, затронувшего так много аспектов нашей личной и национальной жизни, у каждого неизбежно появляются свои собственные предпочтения и любимые места. И это естественно. Поэтому любая подборка, с какой бы тщательностью она ни была подготовлена, будет несовершенной.

Составитель сочтет свои усилия плодотворными, если нижеследующие фрагменты вызовут у вас желание изучить труды Свами Вивекананды более тщательно и самим определить, какой аспект его учения наиболее близок вам.

Адвайта ашрам

Маявати, Гималаи,

1 февраля 1948 года

АТМАН, ИЛИ ВЫСШЕЕ Я

1. Истинной Реальностью, сущностью всего является Вечное, неизменно пребывающее в Блаженстве, неизменно Чистое и Совершенное Единое. Это Атман, Дух; в святом и грешнике, в счастливом и несчастном, в прекрасном и уродливом, в людях и животных – это все то же, всегда и всюду, Сияющее Единое.

2. Вот я стою, и если я закрою глаза и попытаюсь постичь свою сущность – «Я... Я... Я», – какой образ возникнет передо мной? Образ тела. Значит, я только соединение материальных веществ? Веды говорят: «Нет». Я – дух, живущий в теле. Я не тело. Тело умрет, но я не умру. Я здесь, в этом теле; оно погибнет, но я буду продолжать жить.

3. Веды утверждают, что весь мир есть переплетение независимости и обусловленности, свободы и рабства, но сквозь все это сияет дух – независимый, бессмертный, чистый, совершенный, святой. Ведь если дух ничем не обусловлен, независим, он не может погибнуть, ибо смерть – это только изменение состояния и зависит от условий; если дух независим – он совершенен, ибо несовершенство опять-таки лишь состояние, и поэтому оно обусловлено. И этот бессмертный, совершенный дух непременно один и тот же и в высочайшем боге, и в ничтожнейшем из людей, разница между которыми состоит лишь в степени проявления духа.

4. Дух не может знать: он есть знание. Дух не может быть счастлив: он есть счастье. То, что счастливо, свое счастье позаимствовало; то, что обладает знанием, свое знание восприняло; то, что имеет относительное существование, обладает лишь отраженным бытием.

5. То, что мы сейчас видим как Вселенную, предстанет перед нами Богом (Абсолютом), и тот Бог, который так долго был вне нас, окажется внутри нас – как наше собственное Я.

6. Дух неизменен – он есть Беспредельность, Абсолют, Вечность, Знание, Блаженство и Бытие.

7. Если и существует единая доктрина, проникающая все наши учения, которые открыто противостоят друг другу, то это доктрина о том, что величие, сила и чистота изначально пребывают в душе; только, согласно Раманудже, душа то расширяется, то сужается; и, согласно Шанкаре, она подвержена заблуждениям. Не обращайте внимания на эти различия. Все признают истину, что сила – в душе; потенциальная или проявленная – она там. И чем раньше вы поверите в это, тем лучше для вас.

8. Чувство независимости, которое наполняет нас, показывает, что существует нечто помимо ума и тела. Дух, царящий внутри, независим и порождает стремление к свободе.

9. Каждая душа – это звезда; и все звезды пребывают в той бесконечной лазури, в том вечном небе, именуемом Богом. В Нем – корень, истинная сущность, подлинная индивидуальность всех и каждого. Религия началась с поиска тех звезд, что исчезли из поля нашего зрения, скрывшись за горизонтом, и закончилась обретением их всех и себя в Боге.

10. Знай же, что ты есть Он, и строй свою жизнь соответственно. Человек, который это знает и строит свою жизнь соответственно, уже никогда не будет блуждать во тьме.

11. Истину о душе вначале нужно услышать. Услышав же, размышляйте о ней. Затем медитируйте на ней. Довольно пустых рассуждений! Убедитесь, наконец, что вы – бесконечный дух. И если это так, тогда полная нелепость, что вы – тело. Вы есть высшее Я, и это надо осознать. Дух должен узнать себя как дух. Сейчас дух воспринимает себя как тело. Это должно прекратиться. В тот самый момент, когда вы начнете осознавать это, вы обретете свободу.

12. Мы знаем, что имеем глаза, только по проявлению их деятельности – зрению, также и ощутить высшее Я возможно лишь через его проявления. Дух не может спуститься на низ ший план чувственного восприятия. Он – условие всего во Вселенной, хотя сам безусловен.

13. Жена любит мужа не ради мужа, но ради Атмана, ибо она любит высшее Я. Никто не любит жену ради нее самой, но муж любит жену, ибо любит высшее Я. Никто не любит детей ради самих детей, но человек любит высшее Я и поэтому любит детей. Никто не любит богатство из-за самого богатства; богатство любят, потому что любят высшее Я. Никто не любит брахмана ради самого брахмана; брахмана любят, потому что любят высшее Я. Также и кшатрия любят не ради самого кшатрия, но потому, что любят высшее Я. Никто не любит этот мир ради него самого; мы любим мир, потому что любим высшее Я. И точно так же никто не любит богов из-за самих богов; человек любит богов, потому что любит высшее Я. Нет вещи, которую бы любили ради нее самой, но только вследствие любви к высшему Я мы любим ее. Поэтому необходимо услышать высшее Я, размышлять о нем, сосредоточиться на нем.

14. Внутри нас пребывает лев – вечно чистый, просветленный, неизменно свободный Атман; и как только человек познает Его через размышление и сосредоточение, этот мир майи исчезает. Атман равно присутствует в каждом, и чем больше человек практикует медитацию и сосредоточение, тем быстрее в нем пробуждается кундалини («свернувшаяся спиралью» энергия). Когда эта сила достигает головы, видение человека становится незамутненным — он на опыте познает Атмана.

15. «Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам». Этот единый и единственный Бог – «известнейший» из известных. Лишь Его мы видим повсюду. Все знают свое высшее Я; все знают – «Я есмь», даже животные. Все, что мы знаем, есть проекция высшего Я.

16. То Самосущее Единое труднопостижимо для органов восприятия. Все органы – инструменты – направлены вовне, но Самосущее Единое, Высшее Я, познается изнутри. Помните наиважнейшее условие – стремитесь познать это Я, обратив взор вовнутрь.

17. Творящие зло, неспокойные умом не могут увидеть Свет. Лишь тем, кто честен сердцем, чист в делах, кто владеет своими чувствами, высшее Я открывает себя.

18. Атман не постичь ни долгими рассуждениями, ни силой интеллекта, ни длительным изучением священных писаний.

19. После долгих поисков повсюду – в храмах и церквях, на земле и в небесах – вы наконец возвращаетесь, завершая круг, туда, откуда вы начали – к своей собственной душе, и видите, что Тот, Кого вы искали по всему свету, о Ком рыдали и молились в церквях и храмах, Кого воображали тайной из тайн, сокрытой в облаках, на самом деле есть ближайший из близких. Это ваше собственное Я, подлинная сущность вашей жизни, тела и души.

БХАКТИ, ИЛИ ЛЮБОВЬ К БОГУ

1. Бхакти-йога – это реальный, подлинный поиск Бога, поиск, который начинается, проходит и завершается в Любви. Единый миг безумной, беспредельной любви к Богу дарует нам вечную свободу.

2. «Бхакти – это сильная любовь к Богу. Когда человек обретает ее, он любит все и ни к кому не испытывает ненависти; он постоянно удовлетворен... Такая любовь не может быть низведена до устремленности к какой-либо земной цели"[1]. ибо пока сохраняются земные желания, такая любовь не приходит.

3. «Бхакти – больше, чем карма, больше, чем йога[2], ибо они преследуют определенную цель, тогда как бхакти сама по себе и награда, и средство, и цель»[3].

4. Главное достоинство бхакти заключается в том, что это самый легкий и естественный путь достижения великой божественной цели. Главный же ее недостаток в том, что в своих низших проявлениях она нередко вырождается в отвратительный фанатизм. Фанатики – индусские, мусульманские или христианские – это почти всегда те, кто находится на низших ступенях бхакти.

5. Исключительная преданность избранному идеалу, без которой не может развиться истинная любовь, очень часто является также причиной неприятия всего остального. Все слабые и неразвитые души в любой религии и любой стране находят только один способ любить свой идеал – ненавидя все прочие. Именно по этой причине человек, который так любит своего Бога, так предан идеалам своей религии, превращается в яростного фанатика, как только увидит или услышит что-либо, относящееся к идеалам других.

6. У любого человека представление о полезном... обусловлено присущими ему потребностями. Поэтому для тех, кто никогда не поднимается выше того, чтобы есть, пить, производить потомство и умирать, польза сводится лишь к чувственным наслаждениям; им предстоит долго ждать и пройти через множество рождений и воплощений, чтобы научиться чувствовать хоть малейшую потребность в чем-то более высоком. Но для тех, кто вечные стремления души ценит гораздо выше, нежели мимолетные влечения земной жизни, для кого чувственное удовлетворение всего лишь бездумная младенческая игра, – для них Бог и любовь Божия составляют высшую и единственную ценность человеческого существования.

7. Бхакти живет в вас, только пелена вожделения и алчности скрывает ее, и как только эта пелена будет удалена, бхакти проявит себя.

8. Один из способов достижения бхакти состоит в многократном повторении имени Бога. Мантры – повторение священных слов – обладают силой... Чтобы обрести бхакти, стремитесь к общению со святыми людьми, достигшими бхакти, и читайте книги, подобные Гите и «Подражанию Христу»[4], постоянно думайте о качествах Бога.

9. Но отвлеченных рассуждений о Боге недостаточно: надо любить Его и трудиться ради Него. Откажитесь от мира и всего мирского, особенно пока «росток» еще слаб. День и ночь, сколько сможете, не думайте ни о чем другом. Все повседневные нужды можно мысленно соединять с Ним. Ешьте ради Него, пейте ради Него, спите ради Него, узнавайте Его во всем. Говорите о Боге другим – это в высшей степени благотворно.

10. Стремитесь снискать милость Бога и Его величайших детей – таковы два главных пути к Богу. Очень трудно встретиться с этими детьми Света. Пять минут, проведенных в их обществе, изменят всю жизнь; и если вы действительно желаете этого, один из них придет к вам. Присутствие тех, кто возлюбил Бога, освящает все вокруг – «такова слава детей Господа». Они суть Он, и когда они говорят, их слова – священные писания. Место, в котором они побывали, наполняется их вибрациями, и те, кто приходит туда, чувствуют эти вибрации и обретают стремление к святости.

11. Бхакти-йога не требует: «Откажись», она говорит только: «Люби, люби Высшее», и все низменное естественно отпадает от того, чья любовь обращена к Высшему.

12. В бхакти-йоге самым важным является искреннее, пламенное желание Бога. Мы жаждем всего, кроме Бога, ибо осуществление наших обыденных желаний происходит во внешнем мире. До тех пор, пока наши нужды ограничены рамками физического мира, мы не ощущаем потребности в Боге. Только когда жизнь наносит нам тяжелые удары и мы во всем разочаровываемся, появляется потребность в чем-то более высоком, – тогда мы ищем Бога.

13. Бхакти ничего не уничтожает; она учит, что все свойства нашей природы могут стать средствами к спасению. Мы должны лишь обратить их к Богу и отдать Ему ту любовь, которая обычно растрачивается на преходящие объекты наших чувств.

14. Бхакти отличается от вашего западного представления о религии тем, что не допускает элементов устрашения и наличия Существа, которое необходимо ублаготворить и умилостивить. Есть далее бхакты, почитающие Бога как свое собственное дитя, чтобы не осталось ни малейшего чувства страха и благоговения. В истинной любви не может быть страха, и пока присутствует хотя бы малая толика его, вы не приблизитесь ас бхакти. В бхакти также нет места для просьб и сделок с Господом. Просить о чем-то Бога – святотатство для бхакты. Он никогда не станет молиться о здоровье, богатстве, и даже о том, чтобы попасть на небеса.

15. В религии Любви нам всем поначалу приходится быть дуалистами. Бог для нас – отдельное Существо, и себя мы тоже воспринимаем отдельными существами. Затем как связующее начало возникает любовь – человек начинает приближаться к Богу, и Бог тоже приближается к нему. Человек берет все разнообразные отношения жизни – отца, матери, сына, друга, господина, возлюбленного – и переносит их на свой идеал Любви, на своего Бога. Для него Бог существует во всем этом, и цель его странствия достигнута тогда, когда он осознает, что окончательно слился с идеалом, которому поклоняется.

16.Мы все начинаем с любви к себе, и не справедливые претензии нашего маленького «я»

даже любовь делают эгоистичной. Однако в конце концов наступает момент, когда все озаряет

вспышка Света, в котором становится очевидным, что это маленькое «я» едино с Бесконечным. Сам человек преображается в Свете любви и наконец осознает прекрасную и вдохновляющую истину, что Любовь, Любящий и Возлюбленный – суть одно.

17. Путь преданности естественный и приятный. Философия[5] силой возвращает горный поток назад к его истоку. Этот метод быстрее, но он очень труден. Философия учит: «Все проверяй». Преданность призывает: «Все отдай на волю потока, добейся полного самоотречения». Этот путь длиннее, но легче и радостнее.

18. Отбрось враждебные мысли, если стремишься обрести постоянную бхакти. Ненависть сильно препятствует течению бхакти; лишь тот, кто ни к кому не испытывает ненависти, достигает Бога.

19. Если человек однажды не получает пищи, это доставляет ему беспокойство; если умирает его сын – как это для него мучительно! Истинный бхакта испытывает такие же муки в своем сердце, когда стремится к Богу. Бхакти обладает великим свойством очищать ум, и достаточно лишь прочно утвердиться в бхакти к Всевышнему Господу, чтобы ум очистился.

20. Из всех отречений самым естественным, пожалуй, является отречение бхакти-йога. В нем нет никакого насилия – ни от чего не нужно отказываться, ничего не нужно отрывать от себя, ни от чего не нужно резко отстраняться. Отречение бхакты – легкое, спокойное, плавное и такое же естественное, как все, что нас окружает.

21. «В этом бренном мире, где все так быстро обращается в прах, нужно использовать отпущенное нам время во имя самых высоких целей», – говорит бхакта. Воистину, самое достойное применение человеческой жизни – посвятить ее служению всему живому.

22. Весь эгоизм мира вскормлен чудовищной идеей тела, именно тем заблуждением, что мы – лишь тело, которым обладаем, и всеми возможными способами должны стараться его сохранять и ублажать. Но если вы знаете, что представляете собой нечто большее, чем просто тело, – вам не с кем сражаться и не с чем бороться, вы мертвы для всех эгоистичных устремлений. Поэтому бхакта утверждает, что мы должны быть мертвы для всего мирского. Это и есть истинное самоотречение. Пусть все идет своим чередом. Именно в этом заключается смысл слов: «Да будет воля Твоя»[6], но отнюдь не в том, чтобы постоянно бороться и сражаться и думать при этом, что Бог внушает нам все наши пристрастия и честолюбивые помыслы.

23. «Господи, они строят высокие храмы во имя Твое, они приносят дары во имя Твое. Я же беден; уменя нет ничего. Поэтому я беру свое тело и приношу его к ногам Твоим. Не отвергай меня, о Господи!» Вот молитва, идущая из глубины сердца бхакты. Для того, кто это испытал, вечное принесение себя в жертву Возлюбленному Господу неизмеримо выше всех богатств и власти, выше заоблачных мечтаний о славе и наслаждении.

24. Покой тихого смирения бхакты – это покой, находящийся за пределами всякого понимания. Он имеет неизмеримую ценность.

25. Когда преданный достиг этого состояния, у него уже не возникает вопроса, можно ли доказать существование Бога и является ли Он всемогущим и всеведущим. Для него Он – только Бог Любви; Он – высший идеал любви, и этого вполне достаточно; как Любовь Он самоочевиден, ведь влюбленному не нужно доказывать, что возлюбленная существует. Может потребоваться немало аргументов, чтобы доказать существование богов-судей в других формах религии, но бхакта даже не думает и не может думать о таких богах. Для него Бог существует только как Любовь.

26. Достигший совершенства бхакта уже не ходит в храмы и церкви, чтобы встретиться с Богом; для него не существует такого места, где бы Его не было. Он видит Его как в храме, так и вне храма; он находит Его как в святости святого, так и в пороке грешника, ибо он уже поместил Его во славе в своем собственном сердце как единственный всемогущий неугасимый Свет Любви, который вечно сияет и пребывает во всем.

27. В конце концов бхакта приходит к тому, что сама Любовь есть Бог и ничто иное. К чему может обратиться человек, чтобы убедиться в существовании Бога? Любовь всегда была самым очевидным из всех очевидных явлений. Ее мощь движет солнце, луну и звезды, проявляется в мужчинах, женщинах, животных – везде и во всем. Она выражает себя в физических силах, таких, например, как гравитация. Она существует повсюду, в каждом атоме, проявляясь во всем. Это и есть беспредельная Любовь – единственная движущая сила Вселенной, видимая повсюду; она и есть Бог.

28 «Даже если мне известно, что я есмь Он, все же я отделю себя от Него и сделаюсь иным, чтобы наслаждаться Возлюбленным» – так говорит бхакта.

29. Я знал одного человека, которого в миру называли сумасшедшим, и вот что он отвечал всем: «Друзья мои, весь мир – приют для умалишенных; одни сходят с ума из-за земной любви, другие – из-за репутации, третьи – из-за славы, четвертые – из-за денег, а пятые – из-за стремления спасти свою душу и обрести рай. В этом огромном сумасшедшем доме я тоже сумасшедший, я схожу с ума от любви к Богу. Вы сумасшедшие, и я тоже. Но мне кажется, что мое сумасшествие, в конечном итоге, самое лучшее». Любовь истинного бхакты – это пламенное безумие, перед которым все прочее исчезает. Вся Вселенная для него полна любовью и только одной любовью – такой ее видит любящий. Поэтому, когда в человеке живет такая любовь, он обретает вечное блаженство и вечное счастье. И лишь священное безумие божественной любви может навсегда излечить болезнь мира, живущую в нас.

30. Люди в этом мире всю жизнь гоняются за женщинами, богатством, славой; порой судьба сильно бьет их, и тогда они узнают, каков мир на самом деле. В этом мире истинную любовь можно испытывать только к Богу. Рано или поздно мы понимаем, что человеческая любовь пуста. Люди не умеют любить, хотя и говорят о любви. Жена говорит, что любит своего мужа, и целует его, но как только муж умирает, она в первую очередь думает о банковском счете и завтрашнем дне. Муж; любит свою жену, но когда от болезни она утрачивает прежнюю красоту и силу или когда совершает ошибку, он теряет к ней всякий интерес, Вся земная любовь – лишь лицемерие и пустота.

31. В любви нет боли, она приносит лишь блаженство, иначе это не любовь, а нечто другое, ошибочно принятое за любовь. Если мы смогли полюбить своего мужа или жену, детей, весь мир, всю Вселенную так, что в нас не возникает ни боли, ни ревности, ни эгоистических чувств, значит, мы способны быть непривязанными.

32. Вопрос: Означает ли это, что мирянину невозможно познать Бога тем путем любви, на котором почитаешь Его как мужа или возлюбленного, а себя считаешь Его супругой?

Ответ: За редким исключением, для обычных мирян, конечно же, это невозможно. И зачем придавать особое значение именно этому чрезвычайно деликатному пути, выделяя его из всех остальных? Разве не существует иных способов почитания Бога, кроме идеала любви мадхура? Почему не следовать четырьмя другими путями[7], приняв имя Господа всем сердцем? Пусть вначале откроется сердце, и все остальное приживется. Но знайте, према не появится, пока есть вожделение. Почему бы не попытаться сначала избавиться от плотских желаний? Вы спросите: «Как же это возможно? Ведь я мирянин». Чепуха! Если человек мирянин, разве из этого следует, что он должен быть воплощением невоздержанности или что ему следует всю свою жизнь сохранять супружеские отношения?

И, в конце концов, не подобает мужчине становиться женщиной, чтобы практиковаться в любви мадхура!

33. Мы признаем Бога не потому, что Он действительно нам нужен, но потому, что нуждаемся в Нем для своих эгоистических целей. Любовь – эха нечто совершенно бескорыстное, она не помышляет ни о чем, кроме прославления и поклонения тому, кому мы отдаем ее. Она почитает, поклоняется и не просит ничего взамен. Просто любить! – это единственное, о чем просит истинная любовь.

34. Лишь тогда человек любит, когда убежден, что объектом его любви не является нечто низкое, ничтожное, бренное. Лишь тогда человек любит, когда понимает, что возлюбленное им не прах земной, но истинный Бог. Жена сильнее полюбит своего мужа, если будет думать, что ее муж – сам Бог. Муж; сильнее полюбит свою жену, если будет знать, что его жена – сам Бог. Та мать будет больше любить своих детей, которая знает, что дети – сам Бог. Тот возлюбит злейшего врага своего, кто знает, что этот враг – сам Бог. Тот возлюбит святого, кто знает, что святой – сам Бог; и он же возлюбит последнего грешника, ибо знает, что сущность грешника – все тот же Господь.

35. Отсутствие мысли о себе – неотъемлемое качество любви к Богу. Религия в наше время превратилась просто в хобби, модное увлечение. Люди идут в церковь подобно стаду овец. Их сознание не вмещает Бога, ибо они думают лишь о том, что можно что-то получить от Него. Большинство из тех, кто самодовольно считает себя преданными верующими, – бессознательные атеисты!


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 273; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!