С помощью каких выразительных средств создаются образы стихотворения?

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 3Следующая ⇒

(Эпитеты: тихая песня, святая, безгрешные души, райские сады, душа младая, живой звук, чудное желание, скучные песни.)

Метафоры: месяц, эвезды, тучи внимали, душу нес, душа томилась.

Размер стиха (4 и 3 стопный амфибрахий)

“За все тебя, Господь, благодарю!” (1901 г.)

“ За все тебя, Господь, благодарю!

Ты, после дня тревоги и печали,
Даруешь мне вечернюю зарю,
Простор полей и кротость синей дали.
Я один и ныне – как всегда.
Но вот закат разлил свой пышный пламень,
И тает в ней Вечерняя Звезда,
Дрожа насквозь, как самоцветный камень.
И счастлив я печальною судьбой,
И есть отрада сладкая в сознанье,
Что я один в безмолвном созерцанье,
Что всем я чужд и говорю – с тобой.

“Молитва” написана в 1839 году уже зрелым поэтом.

В минуту жизни трудную
Теснится в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко –
И верится, и плачется,
И так легко, легко...

Молитва – у верующих: установленный текст, читаемый при обращении к Богу, к Святым.

- Что происходит с лирическим героем стихотворения во время молитвы?

(Он получает силы, освобождается от тяжелого бремени, сомнения уходят…)

Почему во втором и третьем четверостишиях исчезает “я” лирического героя?

(Так как при чтении молитвы это происходит с каждым действительно верующим человеком). Четырёхстопный ямб, чередующийся с трёхстопным, перекрёстная рифмовка, чёткая композиция создают ощущение движения, стремительности и гармонии. Что-то светлое и по-детски доверчивое, не очень-то свойственное тому образу поэта, который знаком и привычен.

Когда волнуется желтеющая нива

Когда волнуется желтеющая нива
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, —

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, —
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога...

В8.Как называются образные определения, служащие средством художественной выразительности («ландыш серебристый», «таинственную сагу» и т.п.)?

В9.Слива, ландыш, студёный ключ в стихотворении наделены человеческими свойствами. Каким термином обозначается это художественное средство?

В10.Укажите название стилистического приёма, основанного на повторении одинаковых согласных звуков в строке («Когда студёный ключ играет по оврагу…»).

В11.В стихотворении воссозданы картины русской природы. Как называется описание природы в художественном произведении?

В12.Укажите размер, которым написано лермонтовское стихотворение (без указания количества стоп).

С3.Каким предстаёт внутренний мир лирического героя стихотворения Лермонтова?

С4.В каких произведениях русских поэтов отображена духовная связь человека и природы и как эти произведения соотносятся с лермонтовским стихотворением?

Метрика:

1-я строфа — шестистопный ямб.

2-я и 3-я строфа — чередование пяти- и шестистопного ямба.

4-я строфа — шестистопный ямб, последняя строка укорочена — четырёхстопный ямб, рифмовка — охватная, а не перекрёстная, как в первых трёх строфах.

Это стихотворение завораживает своим ритмом, который задается
в первых трех строфах повторением слова «когда», а в четвертой
сменяющегося на слово «тогда».
Первые три четверостишия - это условия, необходимые лирическому
герою для того, чтобы постигнуть счастье на земле, а счастье
для него - это видеть Бога в небесах, то есть получить благословение
Творца. Но каковы же эти условия? Поэт перечисляет их, придавая
этим перечислениям поэтическую формулу. Чтобы создать ее, поэт
использует очень красивые эпитеты, магия которых завораживает:
«свежий лес, «тенью сладостной», «росой душистой», «румяным
вечером», «час златой», «ландыш серебристый», «студеный ключ»,
«таинственную сагу», «мирный край», «смутный сон».
Созданная поэтическими средствами гармония, таящаяся в природе,
увиденная им, прочувствованная,-это и есть условия для жизни на Земле.

«Тучи»

Тучки небесные, вечные странники!

Степью лазурною, цепью жемчужною

Мчитесь вы, будто, как я же, изгнанники,

С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?

Зависть ли тайная? злоба ль открытая?

Или на вас тяготит преступление?

Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные...

Чужды вам страсти и чужды страдания;

Вечно холодные, вечно свободные,

Нет у вас родины, нет вам изгнания.

Тема странничества – важнейшая тема в истории мировой литературы. Странничество – это невозвратимое оставление всего мирского, жизнь подаянием и постоянный путь из одного святого места к другу. «Странником» осознавал себя и сам поэт.

Написанное и форме обращения к тучам, стихотворение отражает психологический параллелизм образов лирического героя и туч.

Три строфы выражают динамику в размышлениях лирического героя и смену его эмоционального состояния: от сравнения себя с тучами, которые гонимы ветром, к выражению горечи от прощания с Родиной и противопоставлению себя тучам. Тучи - холодные, свободные, бесстрастные, равнодушные; лирический герой - глубоко страдающий от преследования и изгнания, несвободный.

Употребление книжных средств (изгнанники, судьба, решение, тяготеть, преступление, клевета, наскучить, нивы бесплодные, изгнание) и эмоционально-оценочной лексики [лазурная (степь), жемчужная (цепь), милый (север), клевета ядовитая, бесплодные (нивы), открытая (злоба), зависть тайная, преступление) отражает высокую идейную направленность стихотворения и его взволнованную эмоциональную тональность.

Поэтический текст характеризуется использованием различных изобразительно-выразительных средств: олицетворения (тучи - вечные странники), эпитетов (лазурная, жемчужная, ядовитая и др.), сравнений (Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники...), образных перифраз (милый север - Петербург, сторона южная - Кавказ, степь лазурная - небо, цепь жемчужная - облака), риторических вопросов и синтаксического параллелизма (Кто же вас гонит? Судьбы ли решение, зависть ли тайная? Злоба ль открытая? Или на вас тяготит преступление? Или друзей клевета ядовитая?); приема повтора: чужды (2), вечно (2), нет (2).

Все это служит средством эмоционального и смыслового усиления индивидуального эстетического видения мира автора, позволяет читателю приобщиться к нему. . Монолог лирического героя, обращенный к тучам, позволяет в художественной форме передать взволнованное эмоциональное состояние автора благодаря приему психологического параллелизма, характерному для поэзии М.Ю Лермонтова.

«Утёс».

Ночевала тучка золотая

На груди утеса-великана;

Утром в путь она умчалась рано,

По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине

Старого утеса. Одиноко

Он стоит, задумался глубоко

И тихонько плачет он в пустыне.

В лирике Лермонтова любовь – чувство высокое, светлое, поэтическое, но всегда неразделенное или утраченное. В стихотворении «Утес» поэт рассказывает о непрочности человеческих отношений. Утес страдает от одиночества, поэтому ему так дорого посещение тучки, умчавшейся поутру. Образ тучки – «золотая», «умчалась», «по лазури весело играя» противопоставлен утесу: он «великан», но «влажный след в морщине», «задумался глубоко» и «плачет он в пустыне». Такое противопоставление называется антитезой.

«Родина» (1841) Родина

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой.

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни темной старины заветные преданья

Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Но я люблю — за что, не знаю сам -

Ее степей холодное молчанье,

Ее лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек ее, подобные морям;

Проселочным путем люблю скакать в телеге

И, взором медленным пронзая ночи тень,

Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,

Дрожащие огни печальных деревень.

Люблю дымок спаленной жнивы,

В степи ночующий обоз

И на холме средь желтой нивы

Чету белеющих берез.

С отрадой, многим незнакомой,

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

И в праздник, вечером росистым,

Смотреть до полночи готов

На пляску с топаньем и свистом

Под говор пьяных мужичков.

В первой строчке лирический герой утверждает: “Люблю отчизну я…” — и тут же оговаривается — “но странною любовью”; “необъяснимости” чувства лирического героя к Родине — невозможности однозначного отношения к ней.

Вторая часть стихотворения начинается с противительного союза “но”. Абстрактная лексика первой части заменяется на весьма конкретную, почти “этнографическую”. Но неоднозначность оценки остаётся: “холодное молчание степей” соседствует с “дымком спалённой жнивы”, “полное гумно”, вызывающее отрадное чувство лирического героя, с “дрожащими огнями печальных деревень”.

Стихотворение на патриотическую тему совершенно лишено у Лермонтова привычной патетичности и декларативности. Образ Родины далёк от романтического. Большинство эпитетов во второй части чрезвычайно точны и конкретны, лишены метафоричности: “просёлочный” путь, “спалённая жнива”, “жёлтая” нива, “белеющие” берёзы, “росистый” вечер. И в этом случае “люблю” лирического героя, с одной стороны, подчёркивает необъяснимость, истинность этой любви — она не преображает действительность, не приукрашивает её, а с другой стороны, эта неприукрашенная действительность — единственно достойна любви, она и есть то, что в понимании лирического героя составляет суть Родины.

Задание С3.Критик Н.А. Добролюбов, размышляя о стихотворении «Родина», заметил, что М.Ю. Лермонтов учит любить родину «свято, чисто и разумно». Как вы понимаете смысл этих слов?

Н.А.Добролюбов имеет ввиду, что в стихотворениях М.Ю.Лермонтова отображаются все те чувства, которые должен испытывать истинный патриот страны. Именно этими чувствами руководствуется поэт при написании стихотворения «Родина». М.Ю.Лермонтов говорит о том, что родину надо любить, любить чисто и искренне за ее красоту «безбрежных лесов», «разливы рек её, подобные морям» и «её степей холодное молчанье».

Задание С4.В творчестве каких русский поэтов развивались лермонтовские мотивы «странной» любви к Родине? (Приведите конкретные примеры)

«Странная любовь» к Родине показана в стихотворении Некрасова «Родина». В этом стихотворении Некрасов показал нам свои грустные воспоминания, от которых начинает болеть душа. Тютчев в своем стихотворении «Успокоение» показал свои философские размышления на тему Родины.

С1. Какую роль в размышлениях поэта об отчизне играет прием антитезы?

С2В чем своеобразие патриотического чувства поэта?

.С3.Сопоставьте стихотворение М.Ю.Лермонтова «Родина» со стихотворением

С.А. Есенина «Гой ты, Русь, моя родная…». В чём вы видите близость позиций двух поэтов?

***

Гой ты, Русь, моя родная,

Хаты — в ризах образа...

Не видать конца и края —

Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,

Я смотрю твои поля.

А у низеньких околиц

Звонно чахнут тополя.

Пахнет яблоком и медом

По церквам твой кроткий Спас.

И гудит за корогодом

На лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежке

На приволь зеленых лех,

Мне навстречу, как сережки,

Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:

"Кинь ты Русь, живи в раю!"

Я скажу: "Не надо рая,

Дайте родину мою".

(С.А. Есенин.1914)

С5. Е Ерохина.

Почему Лермонтов называет свою любовь к родине «странной»? (по лирике М.Ю. Лермонтова)

Любовь к родине — особое чувство, оно присуще каждому человеку, но при этом очень индивидуально. Возможно ли считать его «странным»? Мне кажется, что здесь скорее речь идет о том, как поэт сказавший о «необычности» своей любви к родине, воспринимает «обычный» патриотизм, то есть стремление видеть достоинства, положительные черты, свойственные его стране и народу.

В известной степени романтическое мировосприятие Лермонтова также предопределило его «странную любовь» к родине. Ведь романтик всегда противостоит окружающему миру, не находя в реальной действительности положительного идеала. Как приговор звучат слова Лермонтова, сказанные о родине в стихотворении «Прощай, немытая Россия...». Это «страна рабов, страна господ», страна «голубых мундиров» и преданного им народа. Беспощаден и обобщенный портрет своего поколения, нарисованный в стихотворении «Дума». Судьба страны оказывается в руках тех, кто «промотал» то, что составляло славу России, а грядущему им предложить нечего. Может быть, сейчас нам эта оценка кажется слишком жесткой — ведь к этому поколению принадлежал как сам Лермонтов, так и многие другие выдающиеся русские люди. Но становится понятнее, почему человек, высказавший ее, назвал свою любовь к отчизне «странной».

Это также объясняет, почему Лермонтов, не находя идеала в современности, в поисках того, что действительно позволяет гордиться своей страной и ее народом, обращается к прошлому. Вот почему стихотворение «Бородино», рассказывающее о подвиге русских воинов, построено как диалог «прошлого» и «настоящего»: «Да, были люди в наше время, / Не то, что нынешнее племя: / Богатыри — не вы!». Национальный характер раскрывается здесь через монолог простого русского солдата, чья любовь к родине абсолютна и бескорыстна. Показательно, что это стихотворение не относится к романтическим, оно предельно реалистично.

Наиболее полно зрелый взгляд Лермонтова на природу патриотического чувства отражен в одном из последних стихотворений, многозначительно названном «Родина». Поэт по-прежнему отрицает традиционное понимание того, за что человек может любить свою отчизну: «Ни слава, купленная кровью, / Ни полный гордого доверия покой, / Ни темной старины заветные преданья...». Вместо всего этого он трижды повторит другую, самую важную для него идею — его любовь к родине «странная». Это слово становится ключевым:

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой...

Но я люблю — за что, не знаю сам...

Патриотизм нельзя объяснить рациональным путем, но можно выразить через те картины родной страны, которые особенно близки сердцу поэта. Перед его мысленным взором проносятся бескрайние просторы России, с ее проселочными дорогами и «печальными» деревнями. Эти картины лишены патетики, но они прекрасны в своей простоте, как и обычные приметы деревенской жизни, с которой поэт чувствует свою неразрывную внутреннюю связь: «С отрадой, многим незнакомой, / Я вижу полное гумно, / Избу, покрытую соломой, /С резными ставнями окно...».

Только такое полное погружение в народную жизнь дает возможность понять истинное отношение автора к родине. Конечно, для поэта-романтика, аристократа странно, что именно так он чувствует любовь к отчизне. Но, может быть, дело не только в нем, но и в самой этой загадочной стране, о которой другой великий поэт, современник Лермонтова, потом скажет: «Умом Россию не понять...»? По-моему, с этим трудно спорить, как и с тем, что истинный патриотизм не требует каких-то особых доказательств и часто вовсе не объясним.

Иной взгляд на Россию — в стихотворении «Прощай, немытая Россия…» (1841). И здесь уместно будет говорить об исторической ситуации 30–40-х годов XIX века, о восприятии её поэтом, о биографических фактах, повлиявших на это восприятие.

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, послушный им народ.

Быть может, за хребтом Кавказа

Укроюсь от твоих царей,

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей.

«Как часто, пёстрою толпою окружён…» (1840)

1-е Января

Как часто, пестрою толпою окружен,

Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,

При шуме музыки и пляски,

При диком шепоте затверженных речей,

Мелькают образы бездушные людей,

Приличьем стянутые маски,

Когда касаются холодных рук моих

С небрежной смелостью красавиц городских

Давно бестрепетные руки, -

Наружно погружась в их блеск и суету,

Ласкаю я в душе старинную мечту,

Погибших лет святые звуки.

И если как-нибудь на миг удастся мне

Забыться, - памятью к недавней старине

Лечу я вольной, вольной птицей;

И вижу я себя ребенком; и кругом

Родные всё места: высокий барский дом

И сад с разрушенной теплицей;

Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,

А за прудом село дымится - и встают

Вдали туманы над полями.

В аллею темную вхожу я; сквозь кусты

Глядит вечерний луч, и желтые листы

Шумят под робкими шагами.

И странная тоска теснит уж грудь мою:

Я думаю об ней, я плачу и люблю,

Люблю мечты моей созданье

С глазами полными лазурного огня,

С улыбкой розовой, как молодого дня

За рощей первое сиянье.

Так царства дивного всесильный господин -

Я долгие часы просиживал один,

И память их жива поныне

Под бурей тягостных сомнений и страстей,

Как свежий островок безвредно средь морей

Цветет на влажной их пустыне.

Когда ж, опомнившись, обман я узнаю,

И шум толпы людской спугнет мечту мою,

На праздник незванную гостью,

О, как мне хочется смутить веселость их,

И дерзко бросить им в глаза железный стих,

Облитый горечью и злостью!..

В8Лермонтов часто обращается к образному определению предмета, помогающему понять авторское отношение к изображаемому: «дикий шепот», «бестрепетные руки». Как называется этот троп?

В9 «Наружно погружась в их блеск и суету» - при помощи какого средства художественной изобразительности создан образ?

В10 К какому приему прибегает автор: «глядит вечерний луч», «встают вдали туманы»?

В 11 «Зеленой сетью трав», «мечту мою, На праздник незванную гостью» - к какому средству изобразительности прибегает автор?

В12 Определите стихотворный размер, которым написано стихотворение.

Выполняя задание С3 – С4, дайте связный ответ на вопрос в объеме 5–10 предложений.

С3 Как выражается мысль о бесприютном одиночестве в стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен»?

С4С какими стихотворениями Лермонтова ( или других поэтов) перекликается стихотворение «Как часто, пестрою толпою окружен»?

Вариант № 7
В8	эпитет
В9	метонимия
В10	олицетворение
В11	метафора
В12	ямб

Двоемирие — отличительная черта романтизма. И в этом смысле перед нами хрестоматийный пример оппозиции реального мира — лицемерного, бездушного, чуждого лирическому герою — и мира прекрасной мечты, где он свободен и счастлив.

Говоря о реальном мире, чуждом лирическому герою и созданном в первых строфах, важно вспомнить об образе маскарада — лживости, лицемерия “света”. В нём невозможны истинные чувства: руки “бестрепетны”, а значит, любовь ложна. “Звуки” превращаются в “шум музыки и пляски”, “дикий шёпот затверженных речей”. Этот мир создаёт ощущение пестроты.

В противоположность ему идеальный мир — сугубо мир “души” лирического героя. Его прекрасная мечта. Поэтому звуки здесь становятся “святыми”.

Этот мир светел, наполнен ощущением любви: “лазурный огонь” в глазах, “розовая улыбка”, как “молодого дня за рощей первое сиянье”. Свет вечернего луча, как и часто у Лермонтова, приносит покой и умиротворение.

Чувства находят своё выражение: плачу, люблю. Важность слёз. “Дивное царство” идеальной мечты запечатлевается в памяти и становится единственным местом, где душа лирического героя получает возможность жить, испытывать эмоции. “Дивное царство” мечты неподвластно времени.

Потому так горько возвращение к реальной жизни.

Причастность к миру “иному”, миру мечты, как и отказ от лжи и лицемерия действительности — причина одиночества лирического героя. В этой связи наиболее актуальными становятся мотив изгнанничества и мотив одиночества в людской толпе, не способной понять и оценить лирического героя («1831-го января»).

«Дума» (1838)

Печально я гляжу на наше поколенье!

Его грядущее - иль пусто, иль темно,

Меж тем, под бременем познанья и сомненья,

В бездействии состарится оно.

Богаты мы, едва из колыбели,

Ошибками отцов и поздним их умом,

И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,

Как пир на празднике чужом.

К добру и злу постыдно равнодушны,

В начале поприща мы вянем без борьбы;

Перед опасностью позорно малодушны

И перед властию - презренные рабы.

Так тощий плод, до времени созрелый,

Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,

Висит между цветов, пришлец осиротелый,

И час их красоты - его паденья час!

Мы иссушили ум наукою бесплодной,

Тая завистливо от ближних и друзей

Надежды лучшие и голос благородный

Неверием осмеянных страстей.

Едва касались мы до чаши наслажденья,

Но юных сил мы тем не сберегли;

Из каждой радости, бояся пресыщенья,

Мы лучший сок навеки извлекли.

Мечты поэзии, создания искусства

Восторгом сладостным наш ум не шевелят;

Мы жадно бережем в груди остаток чувства -

Зарытый скупостью и бесполезный клад.

И ненавидим мы, и любим мы случайно,

Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

И царствует в душе какой-то холод тайный,

Когда огонь кипит в крови.

И предков скучны нам роскошные забавы,

Их добросовестный, ребяческий разврат;

И к гробу мы спешим без счастья и без славы,

Глядя насмешливо назад.

Толпой угрюмою и скоро позабытой

Над миром мы пройдем без шума и следа,

Не бросивши векам ни мысли плодовитой,

Ни гением начатого труда.

И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,

Потомок оскорбит презрительным стихом,

Насмешкой горькою обманутого сына

Над промотавшимся отцом.

Это стихотворение об эпохе бездействия, порождающей “лишних” людей.

Форма — разностопный ямб и произвольная строфика — создаёт впечатление “потока мыслей”: “Мы иссушили ум наукою бесплодной...” Однако ум в философии Лермонтова — во многом губительная сила, то, что лишает человека свободы выбора, воли. Действительность, трагизм эпохи заставляет Лермонтова скептически относиться к возможностям разума: он способен лишь заглушить “жизнь чувств” и породить равнодушие. “Равнодушие”, ощущение пустоты и бессмысленности существования пронизывает все сферы интеллектуальной и духовной жизни, становится всеобъемлющим и осмысливается на разных уровнях:

— на философском (отсутствие будущего и призрачная ценность прошедшего);

— мировоззренческом (познанье и сомненье мыслятся бременем в силу своей бесполезности);

— нравственном (равнодушие к добру и злу);

— психологическом (малодушие, неспособность к борьбе).

С другой стороны, эта идея является центральной, стержневой как в плане содержания, так и в плане выражения: стоит обратить внимание на особенности сравнений и метафор, особенности лексики, кольцевую композицию:

— “тощий плод, до времени созрелый” (преждевременная старость души, одиночество в толпе);

— жизнь — “как ровный путь без цели, как пир на празднике чужом” — отсутствие движения, одиночество, неприкаянность (тут можно вспомнить о Пушкине и мотиве пира и праздника в его поэзии);

— “толпой угрюмою и скоро позабытой…” — безликость, отсутствие яркой индивидуальности;

— остаток чувства — “зарытый скупостью и бесполезный клад” — невозможность и неспособность так или иначе установить связи с миром; уродливость этих связей отражается и на уровне лексики: не случайно “клад” становится “бесполезным”, а “ошибки отцов” — богатством. Единственно возможной оценкой такой действительности становится ирония, настойчиво перерастающая в сарказм.

Наука бесплодна, страсти осмеяны неверием — ни рассудок, ни чувства не способны Однако то, что “унылая элегия” приобретает черты сатиры, а в синтаксисе ярко выражены ораторские, декламационные черты, свидетельствует об особенностях авторской позиции. негодует, высмеивает, но он тем самым “утверждает некий положительный идеал. Финал стихотворения, возвращаясь к началу тем не менее содержит важнейшую для Лермонтова тему будущего — грядущего справедливого суда (на него уповает лирический герой в «Смерти поэта»). И тогда горькая насмешка над былым и настоящим, свойственная описанному в «Думе» поколению (осмеянные страсти, “глядя насмешливо назад”), становится единственно возможным выражением отношения потомков к нему самому.

«Выхожу один я на дорогу…» (1841)

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сияньи голубом....

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? жалею ли о чем?

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть;

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть! -

Но не тем холодным сном могилы....

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,

Про любовь мне сладкий голос пел,

Надо мной чтоб вечно зеленея

Темный дуб склонялся и шумел.

Стихотворение, “впитавшее” основные мотивы лирики Лермонтова, своеобразный итог в формировании картины мира и осознании лирическим героем своего места в нём. Мотиводиночества (этот мотив будет рассмотрен в отдельной консультации).

Мотив странничества, пути, понимаемый не только как неприкаянность романтического героя-изгнанника («Листок», «Тучи»), но поиск цели жизни, её смысла — так и не открытого, не названного лирическим героем — ни в применении к судьбе отдельной личности («И скучно, и грустно…»), ни в применении к судьбе целого поколения («Дума»). В разбираемом стихотворении образ дороги, “подкреплённый” ритмикой, тесно связан с образом вселенной: создаётся впечатление, что пространство расширяется, дорога эта уходит в бесконечность, связывается с идеей вечности.

В стихотворении «Выхожу один я на дорогу» “пустыня” — это картина первозданного космоса, Вселенной, послушной слову Бога. Небо и земля уже не противопоставлены друг другу; напротив, они объединяются в вечной гармонии, и на фоне её ещё острее ощущается одиночество лермонтовского лирического героя.

Мотив свободы — центральный в философии романтизма, весьма значимый для Лермонтова («Желание», «Узник», «Сосед», «Соседка», «Пленный рыцарь»). Воля и покой в ранней лирике исключают друг друга («Я видел тень блаженства...», «Челнок»), в зрелой лирике ситуация изменяется: ищет покоя уставший от странствий листок, не отвергает близкий к смерти покой лирический герой «Горных вершин» («Из Гёте»). Однако “покой” в «Выхожу один я на дорогу…» вовсе не эквивалентен смерти, это не холодное и мрачное небытие, а, напротив, существование, “ощущение себя живым”, и признаки этого покоя — не загробные и фантастические, а земные и понятные — дыхание, песня любви, шум зелёного дуба… Это не смерть, а сон: забыться — уйти от внешней суеты, освободиться от рефлексии, отдать себя во власть чувств и ощущений. Сон в анализируемом стихотворении — это уход от действительности в идеальный мир мечты, вечного блаженства, таков же сон Мцыри под песню рыбки. Характерно, что умиротворение и покой связаны здесь с теми же “элементами” блаженства, что и в «Выхожу один я на дорогу…»: любовь, чудные звуки, вечное существование, не жизнь, но и не смерть… Без помощи рассудка вызывает сон образы, духовно близкие лирическому герою («На севере диком…», «Сон»), в нём заложена возможность таинственного ясновидения. “Но не тем холодным сном могилы…” Вечность — освобождение от земного времени, это и бессмертие (неумирание, подобно постоянно зеленеющему дубу), и приобщение к вечной жизни вселенной. Не случайно состояние “забытья” в последних строфах напоминает “действенный покой” природы.

«Я не унижусь пред тобою…»

Категоричность отражена в лексике: свобода — раб, ненависть к целому миру — любовь к одной женщине, была — стала, смеяться — плакать, обманывать — любить. Высокая цена любви (ей пожертвовано вдохновение, обеспечивающее бессмертие; лирический герой готов “целый мир на битву звать” за одно пожатие руки; он отдаёт возлюбленной “всю душу”) становится фактором, противопоставляющим лирического героя миру и бывшей возлюбленной.

Важнейшие мотивы: внутренней свободы; быстротечности любви; рыцарского служения и обесценивания его изменой; романтической гордости — внутренней силы в борьбе с самим собой; неизбежности воспоминания (“слишком знаем мы друг друга, чтобы друг друга позабыть” — формула, не раз возникающая в лермонтовской лирике); стремления забыться, уйти от душевной боли путём “наслаждений” и обмана — воплощённого скорее в прозаических, чем в лирических произведениях Лермонтова. Показательна и тема “ангельской”, возвышенной, идеальной любви, которую ожидал и не нашёл герой этого стихотворения. Стихотворение написано в жанре послания, что сразу же отсылает нас к пушкинской традиции. Но в отличие от стихов в альбом, от стихотворений, воспевающих любовь и говорящих о ней как о чувстве, дающим творческие силы, "Я не унижусь пред тобою..." говорит о любви как о чувстве, невозможном для героя, а потому не только не дарящем ему радости бытия, творческих сил, но и лишающем их. Герой одинок и даже озлоблен. Ни один из поэтов до Лермонтова не осмелился бы в послании к женщине, некогда им любимой, позволить себе употребление ораторских интонаций, ораторского пафоса. А между тем Лермонтов предельно насыщает свой монолог эмоциями: в тексте присутствуют и укоряющие, горькие восклицания, и гневные, яростные вопросы. Эмоции лирического героя слиты, едины, непрерывны. Они обрушивается на читателя, вызывая у него ответные чувства. Лирический герой интимной лирики, не нашедший спасения в мире поэзии, в поэтическом творчестве, несчастен в и любви. Она приносит ему только горе и страдания так же, как и ненавистное ему светское общество, мир-маскарад. Трагизм мироощущения усиливается тем, что в интимную лирику, говорящую о сугубо личных чувствах, проникают социально-философские обобщения о месте человека в мире, о его праве на счастье, о его романтической мечте, связанной с поиском вселенской гармонии бытия и человеческой личности.

«Смерть Поэта».

Погиб поэт! — невольник чести —

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде... и убит!

Убит!., к чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

Не вы ль сперва так злобно гнали

Его свободный, смелый дар

И для потехи раздували

Чуть затаившийся пожар?

Что ж? веселитесь...— он мучений

Последних вынести не мог:

Угас, как светоч, дивный гений,

Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно Навел удар... спасенья нет:

Пустое сердце бьется ровно.

В руке не дрогнул пистолет. И что за диво?., издалека,

Подобный сотням беглецов,

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока;

Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы;

Не мог щадить он нашей славы;

Не мог понять в сей миг кровавый,

На что он руку поднимал!..

И он убит — и взят могилой,

Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

Вступил он в этот свет, завистливый и душный

Для сердца вольного и пламенных страстей?

Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

Он, с юных лет постигнувший людей?..

И прежний сняв венок,— они венец терновый,

Увитый лаврами, надели на него:

Но иглы тайные сурово

Язвили славное чело;

Отравлены его последние мгновенья

Коварным шепотом насмешливых невежд,

И умер он — с напрасной жаждой мщенья,

С досадой тайною обманутых надежд.

Замолкли звуки чудных песен,

Не раздаваться им опять:

Приют певца угрюм и тесен,

И на устах его печать.

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

Игрою счастия обиженных родов!

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

Таитесь вы под сению закона,

Пред вами суд и правда — всё молчи!..

Но есть и божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный суд: он ждет;

Он не доступен звону злата,

И мысли и дела он знает наперед.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью!

Оно вам не поможет вновь,

И вы не смоете всей вашей черной кровью

Поэта праведную кровь!

Основные темы здесь — конфликт поэта и толпы, божественный дар и обречённость на гибель.Следующая часть стихотворения (23 строки) — элегия. Вторая часть наполнена антитезами, иллюстрирующими невозможность понимания между поэтом и “светом”, толпой.

Последние шестнадцать строк, написанные, как вспоминают современники, чуть позже, связываются с проблемами, затронутыми в пушкинской «Моей родословной». Употреблённые с большой буквы слова “Свобода, Гений и Слава” сближают стихотворение с традицией пушкинской «Вольности» и «Деревни», с декабристской поэзией. Важно отметить и тему справедливого суда, связанного в представлении Лермонтова с будущим: “Божий”, “грозный”, неподкупный суд, который невозможно обмануть.

“Пророк».

Своим “Пророком” Лермонтов словно отвечает Пушкину. Четырёхстопный ямб обоих произведений в сочетании с маркированной лексикой, одинаковостью темы и названия выглядит неслучайным и позволяет говорить об аллюзиях и реминисценциях. Осмысление этого даёт возможность оценить употребление союза “с тех пор как”, открывающего стихотворение Лермонтова. Этот союз делает его словно продолжением пушкинского стихотворения, где описываются преображение и получение поэтом-пророком Божьего завета, у Лермонтова мы видим последующую, этапно более позднюю ситуацию. Пушкин пишет о самом пророке, о его феноменальной сущности, а Лермонтов — о его положении в мире, среди людей, собственно о его жизни, поскольку у первого пророк общается с Богом (он в пустыне), а у второго — с людьми.

«Пророк» (1841)

“Глас Бога”, взывающий к лирическому герою Пушкина, подвергается людскому сомнению: “Глупец, хотел уверить нас, что Бог гласит его устами”.

Отношения “Бог — пророк” сменяются у Лермонтова оппозицией “пророк — люди”.

Романтические мотивы тесно переплетаются в этом стихотворении с библейскими: традиционная противопоставленность романтического героя и толпы перерастает в философское осмысление темы пророка, его обречённости на непонимание. В пушкинском— призыв Бога к пророку. У Лермонтова— суждение толпы. Кроме того, лермонтовское стихотворение имеет оригинальное композиционное членение: оно начинается с прошедшего времени. Первая, вторая и половина третьей строфы — отношения между пророком и людьми установлены, и время не способно ничего в них изменить. Об этом свидетельствуют две следующие строфы, а также финальный призыв “старцев” к детям — обращение к будущему. Нельзя не обратить внимания на образ природы, влекущий за собой разговор о лермонтовских романтических пейзажах ранней лирики, и картины умиротворяющей природы, связанной в поэтическом мире Лермонтова с важнейшими понятиями “покоя” и “свободы” («Желание», «Узник», «Ветка Палестины», «Когда волнуется желтеющая нива…», «Из Гёте», «Выхожу один я на дорогу…»).

Тема поэта, которая в лирике Лермонтова завершается как раз «Пророком», будет продолжена поэтами 60-х годов. Отзвуки «Пророка» слышатся в стихотворении Н.А. Некрасова («Блажен незлобивый поэт…»).

«Нищий»

У врат обители святой

Стоял просящий подаянья

Бедняк иссохший, чуть живой

От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,

И взор являл живую муку,

И кто – то камень положил

В его протянутую руку.

Так я молил твоей любви

С слезами горьким с тоскою;

Так чувства лучшие мои

Обмануты навек тобою!

М.Ю. Лермонтов «Тучи»

Тучки небесные, вечные странники!

Степью лазурною, цепью жемчужною

Мчитесь вы, будто, как я же, изгнанники,

С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?

Зависть ли тайная? злоба ль открытая?

Или на вас тяготит преступление?

Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные...

Чужды вам страсти и чужды страдания;

Вечно холодные, вечно свободные,

Нет у вас родины, нет вам изгнания.

Жанр: стихотворение.

Текст отражает размышления лирического героя, обращенные к тучам, о Родине и о себе, полные горечи и любви к ней.

Текст отражает динамику чувств: от сожаления, связанного с констатацией изгнания (ср. слова: странники, изгнанники), к эмоциональному усилению: горечи, скрытому страданию (ср. лексемы: зависть, злоба, преступление, клевета ядовитая) и осознанию безысходности. Наряду с горечью, стихотворение овеяно любовью к Родине (милый север, родина).

Объединенные темой изгнания, ключевые образы лирического героя и туч сопоставляются и противопоставляются: вечно холодные -вечно свободные чужды страсти —Нет Родины – Нет изгнания –

Я: способность к страданиям, неволя, способность к страстям, есть Родина (милый север), изгнан

Жажда свободы, простора усиливается поэтическими перифразами: степь лазурная (небо); цепь жемчужная (тучки небесные).

Тема изгнания и связанное с этим чувство горечи, трагизма эксплицируются в тексте благодаря особым лексическим средствам: 1) обозначающим нравственно-этические понятия: судьба, зависть, злоба, преступление, клевета ядовитая; 2) называющим явления природы (в связи с приемом психологического параллелизма): тучки небесные, степь лазурная, цепь жемчужная; 3) отражающим мотив преследования: странники, изгнанники, гнать, изгнание; 4) актуализирующим образ родины: родина, милый север.

Употребление книжных средств (изгнанники, судьба, решение, тяготеть, преступление, клевета, наскучить, нивы бесплодные, изгнание) и эмоционально-оценочной лексики [лазурная (степь), жемчужная (цепь), милый (север), клевета ядовитая, бесплодные (нивы), открытая (злоба), зависть тайная, преступление) отражает высокую идейную направленность стихотворения и его взволнованную эмоциональную тональность.

Наряду с нейтральными словами (север, гнать, зависть) в тексте используется поэтическая лексика (степь лазурная - огромное голубое небо, цепь жемчужная - белоснежные облака, плывущие в небе друг за другом), а также книжные средства, как уже отмечалось.

Особая роль подтекста. В стихотворении речь идет об изгнании поэта «с милого севера» (из Петербурга) «в сторону южную» (Кавказ).

Поэтический текст характеризуется использованием различных изобразительно-выразительных средств: олицетворения(тучи - вечные странники), эпитетов (лазурная, жемчужная, ядовитая и др.), сравнений(Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники...), образных перифраз (милый север - Петербург, сторона южная - Кавказ, степь лазурная - небо, цепь жемчужная - облака), риторических вопросов и синтаксического параллелизма (Кто же вас гонит? Судьбы ли решение, зависть ли тайная? Злоба ль открытая? Или на вас тяготит преступление? Или друзей клевета ядовитая?); приема повтора: чужды (2), вечно (2), нет (2).

Все это служит средством эмоционального и смыслового усиления индивидуального эстетического видения мира автора, позволяет читателю приобщиться к нему.

Образ автора автобиографичен. Стихотворение было написано М.Ю. Лермонтовым в 1840 году, за год до смерти, перед отъездом в ссылку на Кавказ. За текстом «стоит» личность, глубоко страдающая от одиночества и предстоящей разлуки с Родиной.

Цель текстовой деятельности - выразить горечь изгнания, жажду свободы, любовь к Родине.

Монолог лирического героя, обращенный к тучам, позволяет в художественной форме передать взволнованное эмоциональное состояние автора благодаря приему психологического параллелизма, характерному для поэзии М.Ю Лермонтова.

Нанизывание риторических вопросов, использование синтаксического параллелизма с анафорой и приема повтора усиливают эстетическое воздействие текста на читателя. Обилие книжных и эмоционально-оценочных средств, характерных для стихотворения, формирует его высокую тональность и гражданский пафос.

С5. Почему Лермонтов называет свою любовь к родине “странной”?

Рекомендуемые произведения: «Бородино» (1837), «Когда волнуется желтеющая нива» (1837), «Спеша на север издалёка…» (1837), «Тучи» (1840), «Родина» (1841), «Спор» (1841), «Прощай, немытая Россия» (1841), «Как часто, пёстрою толпою окружён…» (1840).

Из ранней лирики: «Кавказ» («Хотя я судьбой на заре своих дней…») (1830), «Предсказание» (1830), «Желание» («Зачем я не птица…») (1831), «Кто видел Кремль в утра час златой» (1831), «Синие горы Кавказа, приветствую вас…» (1832).

Тема Родины в раннем творчестве осмысляется романтически («Я видел тень блаженства...», «Монолог», «Настанет день — и миром осуждённый…», «1830 год. Июля 15-го», «Жалобы турка», «Я пробегал страны России…») и нередко становится неким “фоном” для разнообразных творческих исканий поэта — и в плане содержательном, и в плане жанровом: «Русская мелодия» («В уме своём я создал мир иной...») (1829); «Русская песня» (1830). Сделав творчество собственным лирическим дневником, юный поэт чрезвычайно внимательно относится к форме, в которую он облекает сокровеннейшие мысли, мечты, чувства. Он увлечён опытами в области стиховедения и стихотворчества. С.Е. Раич, А.З. Зиновьев (подготовивший Лермонтова к поступлению в пансион), А.Ф. Мерзляков (профессор красноречия и поэзии в Московском университете, переводчик, поэт, автор известного романса «Среди долины ровныя...»), чьи лекции слушал Лермонтов в Университетском пансионе, требовали от стиха музыкальности и пластичности, “благозвучия” и “живописи“, поддерживали и развивали интерес Лермонтова к поэтике народной песни, в форму которой, наряду с подражанием фольклору, нередко облекается у него романтическое содержание («Песня», «Жёлтый лист о стебель бьётся…», 1831).

Тема Родины связывается в стихах юного Лермонтова с мотивом свободы (традиция поэтов-декабристов), приобретая политический смысл («Приветствую тебя, воинственных славян…», 1832; «Новгород», 1830) или осмысливается в русле романтически воспринятой истории («Баллада» («В избушке позднею порою…», 1831); незаконченная поэма «Последний сын вольности»).

В записной книжке юный Лермонтов замечает: “У России нет прошедшего; она вся в настоящем и будущем. Сказывается сказка: Еруслан Лазаревич сидел сиднем двадцать лет и спал крепко, но на двадцать первом году проснулся от тяжкого сна, и встал, и пошёл… и встретил он тридцать семь королей и семьдесят богатырей, и побил их, и сел над ними царствовать. Такова Россия”.

Война 1812 года становится предметом художественного исследования в ранних стихотворениях «Поле Бородина» (1831) и «Два великана» (1832), получает своё развитие в стихотворении «Бородино». Важно обратить внимание на синтез фольклорных и романтических мотивов в «Двух великанах», на “чужой голос” в освещении исторического события в «Бородино» (симптоматично и изменение стиля от «Поля Бородина» к «Бородино»), на противопоставление в нём прошлого и нынешнего поколений.

Размышления о России в зрелой лирике, сопровождаясь самоанализом, приведут к разговору о “странной” любви к Родине, о непохожести этого чувства на официальный патриотизм.

Безусловно, разбор стихотворения «Родина» должен войти в сочинение либо как заключительная часть (с обобщением всего предыдущего), либо стать канвой рассуждений о Родине (как это отчасти показано в консультации, посвящённой разбору стихотворения). И здесь, чтобы не повторяться, я предлагаю ознакомиться с этой консультацией.

Любимый город, воплощение Родины для лирического героя Лермонтова — Москва (здесь вполне уместно сказать о биографических фактах, связавших поэта с Москвой): “Покуда я живу, клянусь, друзья, не разлюбить Москву! Москва, Москва, люблю тебя как сын, как русский — сильно, пламенно и нежно!” (поэма «Сашка»). Это город, в котором “жива” история: “Москва не есть обыкновенный город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, расставленных в симметрическом порядке… нет! у неё есть своя душа, своя жизнь” («Панорама Москвы»). В «Двух великанах» она (со своей знаменитой колокольней Ивана Великого) — воплощение богатырской России, в «Бородино» — мерило доблести и патриотизма. Именно в средневековой Москве, верной традициям и сильной “миром”, происходит действие «Песни про… купца Калашникова».

В очевидной связи с этой темой — особенности пейзажа в лирике Лермонтова, и об этом подробно говорилось выше (материалом для разбора послужат «Когда волнуется желтеющая нива...», «Памяти А.И. Одоевского», «Выхожу один я на дорогу…», «Для чего я не родился…», «Люблю я цепи синих гор…», «Синие горы Кавказа, приветствую вас…», «Как часто, пёстрою толпою окружён…», «Из Гёте»); мотив изгнанничества («Тучи», «Спеша на север издалёка…»), а особенно — «Прощай, немытая Россия…». Можно говорить в этой связи и о проблеме Востока и Запада (отсылаю к замечательной статье Ю.М. Лотмана), о стихотворении «Спор», где вновь за Россией будущее. Актуальна и тема памяти как возвращения к Родине — месту, связанному с детством («Кавказу», «Синие горы Кавказа, приветствую вас…», «Как часто, пёстрою толпою окружён…»), духовной Родине, и — шире — месту, откуда “родом” душа («Желание» — «Зачем я не птица…»; «Ангел»). Особый смысл и значение приобретает понятие родины в «Мцыри», где она одновременно и страна детства, и край свободы, и недостижимая мечта.

С5. М.Ю. Лермонтов о назначении поэта и поэзии

Рекомендуемые произведения: «Смерть поэта» (1837); «Я не хочу, чтоб свет узнал…» (1837); «Поэт» («Отделкой золотой блистает мой кинжал») (1838); «Не верь себе…» (1839); «Журналист, читатель и писатель» (1840); «Любил и я в былые годы…» («Из альбома С.Н. Карамзиной») (1841); «Пророк» (1841).

Из ранней лирики: «Поэт» («Когда Рафаэль вдохновенный...») (1828); «К гению» (1829); «Арфа» (1830); «Эпитафия» («Простосердечный сын свободы»…) (1830); «Посвящение» («Прими, прими мой грустный труд…») (1830); «Посвящение» («Тебе я некогда вверял..») (1830); «К***» («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья…» (1830), «К***» («Когда твой друг с пророческой тоскою…») (1830); «Пускай поэта обвиняет…» (1831); «Слава» (1831); «1831-го июня 11 дня»; «Нет, я не Байрон…» (1832); «Я жить хочу, хочу печали» (1832); «К*» («Печаль в моих песнях…») (1832).

О Лермонтове часто говорят как о романтике, идеально воплотившем единство жизненного и творческого пути. Действительно, трагедия детства; наполненная событиями короткая жизнь; дуэли; ссылки; дерзкое поведение; стихи, распространявшиеся в списках; недовольство властей; ранняя смерть, окутанная тайной — всё это создавало вокруг Лермонтова романтический ореол, способствовало тому, что его личность и его лирический герой стали отождествляться в глазах публики. Они действительно очень близки; близки — но не тождественны.

Безусловно, в ранней лирике юный поэт, испытывающий влияние господствующей литературной традиции, всеми силами старается создать некий романтический образ: его лирический герой, его поэт — избранник небес, он вдохновлён свыше и окружён тайной, и потому противопоставлен толпе, не способной понять его, осуждён на изгнанничество и одиночество, нередко осуждён на смерть, которая нередко окрашена патетически, торжественна: это героическая смерть, это вызов “равнодушному” миру: “Я рождён, чтоб целый мир был зритель торжества и гибели моей”. Герой ранней лирики требует безграничной и безоговорочной свободы и сознает несбыточность желаний. Его “мятежность”, бурная жизнь ума и сердца (на этом этапе юный Лермонтов редко разделяет их) — единственно возможное состояние для поэта, цена его дарования: “Он хочет жить ценою муки, ценой томительных забот, // Он покупает неба звуки, он даром славы не берёт”. Да и само это дарование — “пламенная страсть”, “жажда песнопенья” — часто не божественная сила, подчиняющая поэта себе, но демоническая власть. Лирический герой склонен к рефлексии, к самопознанию. Главный жанр — исповедь.

В это время ему важно подчеркнуть единство судьбы и творчества, поэтому так значимо для него имя Байрона. Интересным в этой связи может стать сравнение двух стихотворений, написанных в Москве, временной промежуток между которыми — почти два года: «Не думай, чтоб я был достоин сожаленья...» и «Нет, я не Байрон…».

“Переломный” 1837 год проходит для Лермонтова под знаком гибели Пушкина: стихотворение «Смерть поэта» открывает новый этап в осознании и развитии темы поэта в творчестве Лермонтова. Гибель Поэта — приговор судьбы. А сам поэт показан как бы с разных сторон, но всегда чуждым обществу, погубившему его: в первой части это “невольник чести”, готовый “восстать против мнений света”, обладающий “свободным, смелым даром”, объятый “жаждой мести”, но не способный противостоять “мелочным обидам”, мучениям, навязанным глупой безжалостной толпой, символом которой становится “хладнокровный убийца” с пустым сердцем. С другой стороны, поэт, “с юных лет постигнувший людей”, остаётся тем не менее искренним, верящим в людей и непосредственно воспринимающим мир (отсюда — параллель с Ленским), и в этом он тоже уязвим: “Зачем он руку дал клеветникам ничтожным, // Зачем поверил он словам и ласкам ложным…” Противостояние поэта и толпы не снимается, а лишь усиливается смертью поэта — Лермонтов уверен в справедливости “высшего суда” — суда Божьего, суда потомства. «Смерть поэта» — пример удивительной гармонии мысли, идеи Лермонтова и её поэтического воплощения. Говоря о поэтике стихотворения, важно обратить внимание на разнородность и единство фрагментов, интонационно-стилистический строй, жанровые особенности отдельных частей, смену ритмического рисунка, многочисленные реминисценции из произведений Пушкина.

Предмет размышлений “позднего” Лермонтова — место поэзии в обществе. Ощущая приближение “века прозы”, лермонтовский поэт болезненно и напряжённо ищет и не находит применения своему поэтическому самовыражению — результату интенсивной и мучительной внутренней жизни. На антитезе прошлого и настоящего построен «Поэт» (1838); предметом обсуждения (взгляд с разных сторон) тема поэтического творчества становится в стихотворении «Журналист, читатель и писатель» (1840); об изменении поэтической манеры речь идёт в, казалось бы, шутливом, но весьма значимом стихотворении «Любил и я в былые годы...» («Из альбома С.Н. Карамзиной»); особое завершение тема поэта получает в «Пророке» 1841 года, и об этом уже шла речь в консультации. Поздняя лирика — тема статьи В.Г. Белинского «Стихотворения М.Лермонтова» (1840), которую, конечно, имеет смысл прочитать и с точки зрения восприятия стихов Лермонтова в его время, и с точки зрения возможного критического разбора.

С5.“Одинок я — нет отрады…” (Мотив одиночества в лирике Лермонтова)

“Одиночество” — привычное состояние романтического лирического героя. “Посвящённый” в тайны идеального мира, непонятый толпой, изгнанный или странствующий, ищущий и жаждущий свободы, он, как правило, предстаёт перед читателем одиноким. Это один из самых устойчивых и постоянных мотивов лермонтовского творчества, отразившийся в большинстве его произведений. Поэтому список рекомендуемых стихотворений (особенно ранних) весьма условен: «Ветка Палестины» (1837); «Узник» (1837); «Я не хочу, чтоб свет узнал…» (1837); «Как часто, пёстрою толпою окружён…» (1840); «И скучно, и грустно..» (1840); «Пленный рыцарь» (1840); «Завещание» (1840); «Утёс» (1841); «Листок» (1841); «Выхожу один я на дорогу...» (1841). Из ранней лирики: «Один среди людского шума...» (1830); «Одиночество» (1830); «Н.Ф.И…вой» (1830); «К***» («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья…») (1830); «Нередко люди и бранили…» (1830); «1831-го июня 11 дня», «Ужасная судьба отца и сына» (1831); «Как в ночь звезды падучей пламень…» (1832); «Нет, я не Байрон…» (1832); «Желанье» («Отворите мне темницу…»), 1832; «Парус» (1832).

В качестве вступления к сочинению (обоснования темы) можно сравнить стихотворения «Узник» Пушкина и Лермонтова, подчеркнув мотив безотрадности одиночества, безнадёжности стремления к свободе у последнего. Безусловно, делать это нужно, опираясь на текст, обращая внимание не только на разницу в композиции стихотворений, но и на цвет, свет, звуки поэтических миров, синтаксическое построение фраз, значимость эпитетов. “Сырая темница” (почти фольклорный образ) и решётка противопоставлены у Пушкина образу свободного мира (со всеми атрибутами свободы — “горы”, “море”, “ветер”), воплощение которого — орёл — птица, обладающая инстинктом свободы. Некоторое сомнение в осуществлении надежды вызывает лишь то, что орёл, как и лирический герой, “привязан” к тюрьме — “вскормлен” в ней. Однако открытость финала стихотворения позволяет неоднозначность толкования. Лермонтовский мир свободы (символы которого меняются в разных редакциях этого стихотворения, но всегда сохраняют некоторые черты “земного” счастья и наслаждения), наполненный красками, светом (“сиянье” дня, “черноглазая” девица, “черногривый” конь, “пышный” терем, “зелёное” поле), движением, сменяется картиной мира тюрьмы, где свет — тусклый, “умирающий”, часовой — “безответен” и шаги его наполняют мир однообразным звуком.

При работе над основной частью сочинения необходимо помнить, что мотив одиночества у Лермонтова становится центральным и всеобъемлющим (“Никто не дорожит мной на земле, // И сам себе я в тягость, как другим” — «1831-го июня 11 дня»), приобретает не только биографический (“Ужасная судьба отца и сына // Жить розно и в разлуке умереть”, “Мой отец // Не знал покоя по конец, // В слезах угасла мать моя, // От них остался только я — // Ненужный член в пиру людском, // Младая ветвь на пне сухом”); психологический, но и философский смысл: это бесплодный поиск цели и смысла бытия. “Ледяной” ли это и “беспощадный“ “свет” («На светские цепи...», «Как часто, пёстрою толпою окружён..»), “отчизна” ли — “страна рабов, страна господ” или целый мир, вселенная («Благодарность»)...

Печатью одиночества отмечены даже самые близкие, интимные человеческие отношения — дружба и любовь («Отчего»).

Но если в юношеской лирике одиночество — одновременно источник страдания (“Как страшно жизни сей оковы // Нам в одиночестве влачить”) и предмет устремлений, подчёркивающий избранность и исключительность (“Кто может, океан угрюмый, // Твои изведать тайны? кто // Толпе мои раскажет думы? // Я — или Бог — или никто” — «Нет, я не Байрон»), то в поздних стихах одиночество уже не сулит какого бы то ни было удовлетворения лирическому герою, оно “предстаёт как естественный неизбежный общий итог бытия” («Лермонтовская энциклопедия»). Показательно в этом смысле стихотворение «И скучно, и грустно...», где нет ощущения высокого, торжественного трагизма, скорее усталость и безысходность. Стихотворение это, построенное на антитезе, отражает взгляд на важнейшие мировоззренческие понятия: желание, любовь, страсть — скоротечны и жалки на фоне вечности, рассудок — “бремя познанья и сомненья” всего поколения («Дума»).

Невоплощённость замыслов, неприменимость “могучих сил”, растраченный “в пустыне” поэтический дар устанавливают особые отношения лирического героя не только с миром («Я не хочу, чтоб свет узнал...»), но и с Богом («Благодарность»).

Лирический герой оторван от пространства “мира и отрады”, связанного с верой («Ветка Палестины»), его стремление обрести гармонию с природой («Когда волнуется желтеющая нива…», «Выхожу один я на дорогу…», «Из Гёте») в большинстве случаев не воплощено (исключением является лишь стихотворение «Пророк», где природа, воплощающая божественную волю, тем не менее не может стать для лирического героя единственно возможным миром, ибо по воле Бога он должен выполнять пророческую миссию именно в людском обществе). Одиночество в «Выхожу один я на дорогу…» приобретает вселенский масштаб.

Завершить сочинение можно разбором стихотворения «Завещание» (1841), где тема одиночества, лишённая романтического ореола, звучит, тем не менее, очень “по-лермонтовски”: “…Последние стихи этой пьесы насквозь проникнуты леденящим душу неверием в жизнь и во всевозможные отношения, связи и чувства человеческие” (В.Г. Белинский). Причина и следствие (предчувствие смерти и одиночество лирического героя) теряют чёткую логическую связь, становятся взаимозависимыми. Обращение “брат” в первой строке становится весьма условным обращением к боевому товарищу. При разборе мне кажется весьма полезным руководствоваться тезисами Л.Гинзбург (Творческий путь Лермонтова. Л., 1940. Гл. 6. С. 192–194): наличие двух тем (тема одинокой смерти и тема любви к оставленной на родине женщине); прерывистость, разговорность интонации; “рядоположение” обоих тем, внутреннее сопоставление их; стремление героя скрыть своё чувство за обыденной речью, отмена всякой образности, “нагнетание” слов служебного значения. Лирическое произведение превращается в “сложную психологическую повесть” об одиночестве.

С5. В чём своеобразие любовной темы в лирике Лермонтова?

Вновь мы имеем дело с темой, обладающей для Лермонтова особой значимостью. Большинство лирических произведений Лермонтова — о любви: слова этого корня (как указано в «Лермонтовской энциклопедии») имеют очень высокую частотность употребления. Поэтому особое внимание при работе над этой темой нужно обратить именно на “своеобразие” любовной темы. Прежде всего, хотелось бы порекомендовать образец разбора стихотворения «Расстались мы; но твой портрет…» из книги Ю.М. Лотмана «Анализ поэтического текста» (Л., 1972. С. 169–180).

Безусловно, в ранней лирике особенности подхода к данной теме будут во многом определяться романтической традицией: безответность, обман, измена той, которая — единственная в мире — могла бы понять лирического героя, — всё это устойчивые мотивы любовной лирики. Измена возлюбленной, разрыв с ней тем не менее не уничтожают чувства лирического героя, напротив — делают его ещё глубже, непобедимей в его душе: “Я не могу любовь определить, // Но это страсть сильнейшая! — любить. // Необходимо мне, и я любил // Всем напряжением душевных сил. // И отучить не мог меня обман; // Пустое сердце ныло без страстей, // И в глубине моих сердечных ран // Жила любовь, богиня юных дней…” («1831-го июня 11 дня»). Пережитые страдания (а без них герой не мыслит любви) становятся воспоминанием, имеющим “неограниченную власть” над душой. Сердце, “испытавшее муки”, становится хладным и бесчувственным по отношению к чужим эмоциям, былые страдания не дают возможности и его собственной душе вновь отдаться любви. В тех редких случаях, когда речь идёт о взаимном чувстве, оно показано либо как безнадёжно потерянное прошлое, либо видится в ореоле трагического пророчества.

Несбыточность любви связана для лирического героя и с его собственным внутренним миром (“Мне любить до могилы Творцом суждено, // И по воле того же Творца // Всё, что любит меня, то погибнуть должно // Иль, как я же, страдать до конца”).

В рассуждении о любви Лермонтов верен себе. “Я вас любил так искренне, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим” — невозможная для него фраза. Лишь раз в его ранней лирике возникает подобная мысль («К***» — «О, не скрывай! Ты плакала о нём», 1831). Гораздо чаще расплата возлюбленной за неоценённое чувство — раскаяние в будущем («К Н.И….» — «Я недостоин, может быть…”, 1831). Измена женщины видится как перст судьбы («Не ты, но судьба виновата была…», 1831; «Всевышний произнёс свой приговор», 1831), она — проявление всеобщего обмана — отличительной черты мира вообще («Стансы», 1831).

Центральной частью сочинения на эту тему может быть разбор стихотворения «Я не унижусь пред тобою…» (предложенного в списке тем для восприятия, истолкования, оценки). Комментируя это стихотворение, важно обратить внимание на особенности синтаксиса — отрывистость, категоричность фраз. Эта категоричность отражена и в лексике: свобода — раб, ненависть к целому миру — любовь к одной женщине, была — стала, смеяться — плакать, обманывать — любить. Высокая цена любви (ей пожертвовано вдохновение, обеспечивающее бессмертие; лирический герой готов “целый мир на битву звать” за одно пожатие руки; он отдаёт возлюбленной “всю душу”) становится фактором, противопоставляющим лирического героя миру и бывшей возлюбленной. Важнейшие мотивы, на которые следует обратить внимание: внутренней свободы; быстротечности любви; рыцарского служения и обесценивания его изменой; романтической гордости — внутренней силы в борьбе с самим собой; неизбежности воспоминания (“слишком знаем мы друг друга, чтобы друг друга позабыть” — формула, не раз возникающая в лермонтовской лирике); стремления забыться, уйти от душевной боли путём “наслаждений” и обмана — воплощённого скорее в прозаических, чем в лирических произведениях Лермонтова. Показательна и тема “ангельской”, возвышенной, идеальной любви, которую ожидал и не нашёл герой этого стихотворения.

Максимализм Лермонтова в освещении темы любви приводит к мысли об абсолютной верности, верности за гробом, которая воплощается в стихотворениях с балладным сюжетом («Гость» и другие), в поздней лирике становится ещё одним подтверждением невозможности взаимного чувства: мешает или измена, или смерть («Любовь мертвеца»).

Любовная тема в поэзии Лермонтова нередко приобретает философскую окраску: это не столько описание переживаемого чувства, сколько рассуждение о любви. Неслучайно поэтому появление этой темы в стихах, ставящих важнейшие философские вопросы. Любовь эта всегда трагична, несчастна (как и у романтиков вообще), но в поздней лирике наряду с несбыточностью счастливой любви в настоящем («Мне грустно потому, что я тебя люблю...») и будущем («Они любили друг друга так долго и нежно...»), всё чаще возникает мотив воспоминания о любви — любви в прошлом, которая до сих пор непобедима в душе лирического героя («Нет, не тебя так пылко я люблю...», «Завещание», «Валерик»). Губительность любви, её изначальная неспособность к счастью соединения с “предметом страсти” своеобразно освещается в «Сне», «Морской царевне», «Дарах Терека», «Тамаре».

Показателен и образ идеальной мечты, воплощающей любовь, в стихотворениях «Как часто, пёстрою толпою окружён...», «Из-под таинственной, холодной полумаски...», «Морская царевна».

Безусловно, тема любви имеет прямое отношение биографии Лермонтова, и в комментарии к стихотворениям могут появляться имена и фамилии реальных возлюбленных поэта, но не стоит увлекаться: в этом вопросе М.Ю. Лермонтов и его лирический герой далеко не всегда близки.