Мифологическая модель пространства-времени в «Манхэттэне»
Несмотря на безусловное новаторство Дос Пассоса в области повествовательной техники, в романе «Манхэттэн» узнаваема старая как мир модель мироустройства. С одной стороны, автор обращается к традиционной для мифов модели художественного пространства и времени, с другой стороны, мифологические образы и аллюзии переосмысливаются в контексте культурных метаморфоз эпохи модерна.
Художественное пространство романа отражает картину мира, который «стягивается» к некоему центру: весь мир → Америка → Нью-Йорк → Манхэттэн → Бродвей. Бродвей – центр или ось этого мира; прочий мир расположен вокруг этого центра по концентрическим окружностям. Судьбы персонажей осмысливаются в этом пространстве как движение к центру / от центра. Отсюда и образ «карусели» («ярмарка зверей», «белка в колесе»). Интересно сравнить такую модель мира с представлениями о мироустройстве, к примеру, коренных американцев. Описание таких представлений дано, например, в «Общей истории Вирджинии» Дж. Смита (John Smith, «General History of Virginia», 1624). Во время пребывания Смита в индейском плену в «длинной хижине» проводилась церемония, чтобы наглядно объяснить «бледнолицему» пленнику устройство мироздания. В центре хижины был разведен костер, символизирующий Солнце как центр Вселенной, вокруг костра были выложены на земле концентрические круги из крупы, зерен и пр., символизирующие различные страны, причем «их» страна (т.е. Америка) была обозначена кругом, ближайшим к огню, т. е. к центру мира. В романе Дос Пасоса огонь – символ Апокалипсиса, который неминуемо ожидает город. Неспроста на протяжении романа Нью-Йорк постоянно упоминается в одном ряду с великими городами древности, которых нет больше на карте мира: например, эпиграф к гл. II: «Были Вавилон и Ниневия…».
|
|
|
Манхэттэн – остров, и вода, со всех сторон окружающая Манхэттэн, отсылает нас к мифологическим представлениям о начале времен, о «плоской» земле, со всех сторон окруженной водой (об этом также пишет Дж. Смит в «Общей истории Вирджинии»). Вода – символ края Вселенной, конца света в семантике пространства; также вода – общекультурный символ рождения и смерти. Таким образом, Манхэттэн – это не просто «центр мира», это, по сути, единственный наличествующий мир.
Название романа в оригинале – «Manhattan Transfer», т.е. «Манхеттенская переправа». Мысль о том, что переправа на Манхеттен знаменует очень важный этап в жизни человека, присутствует практически в каждой сцене романа. В романе есть несколько эпизодов, описывающих прибытие парома с иммигрантами. В гавани Нью-Йорка их приветствует Статуя Свободы – символ американской демократии, «американской мечты». Известно, что перед окончательной переправой на Манхеттен иммигранты должны были пройти таможенную и санитарную проверку на Эллис-Айленд – что-то вроде «сортировочной станции», терминал на подступах к земле обетованной, своего рода чистилище.
|
|
|
Эллис-Айленд – крошечный островок, который стал свидетелем множества трагедий. Если чиновники иммиграционной службы обнаруживали у кого-либо из прибывших инфекции или глазные болезни, его отправляли обратно, туда, откуда он прибыл; и его семье приходилось делать мучительный выбор: отправить обратно одного больного без всякой надежды когда-либо увидеться с ним – или вернуться в Старый Свет всем вместе, навсегда отказавшись от «американской мечты».
«Вдоль перил – лица; в иллюминаторах – лица. Ветер доносил тухлый запах с парохода. Пароход, похожий на бочонок, стоял на якоре, накренившись на бок. С его фок-мачты свисал желтый карантинный флаг.
– Я бы дал миллион долларов, чтобы узнать, зачем они приехали, – сказал старик, роняя весла.
– Чтобы нажиться, – ответил юноша, сидевший на корме. – Ведь Америка – страна больших возможностей.
– Одно я знаю, – сказал старик, – когда я был мальчиком, весной сюда вместе с первой сельдью приезжали ирландцы.… Теперь сельди больше нет, а люди все едут и едут. Откуда они берутся – Бог их знает.
|
|
|
– Америка – страна больших возможностей».
Итак, Манхэттэн – конечный пункт назначения большинства иммигрантов, «земля обетованная», спасительный ковчег, предназначенный только для «чистых» (прошедших специальный отбор). В наши дни в Бэттери-парке, в южной оконечности Манхэттэна, куда причаливал паром с Эллис-Айленд, находится скульптурная группа, изображающая переселенцев: изможденные люди, женщины, дети, священнослужители… Люди благоговейно простирают руки в сторону «верхнего» Манхэттэна, кто-то стоит на коленях.… Так сложились обстоятельства, что лица этой скульптурной группы и их полные надежды взоры сейчас обращены прямо на небоскребы Уолл-стрит, финансового «сердца» США. Поэтому жители Нью-Йорка дали скульптуре ироничное название «Иммигранты, поклоняющиеся небоскребам».
Еще в 1630 г. на борту корабля «Арабелла» для одной из первых групп переселенцев в Новый Свет была произнесена знаменитая проповедь Дж. Уинтропа (John Winthrop):
«Мы должны понимать, что мы будем как город на холме. Глаза всех людей обращены к нам, поэтому если мы поступим вероломно с нашим Господом в той работе, которую мы предприняли, и тем самым вынудим его отказать нам в его настоящей помощи, мы станем позором и притчей во языцех всего мира…».
|
|
|
«Город на холме», о котором говорит Джон Уинтроп, – это Иерусалим, а холм – это гора Сион, юго-западный холм в Иерусалиме, на котором стояла городская крепость. Этимология названия «Сион» не вполне ясна, возможно, «цитадель» или «укрепление на холме». Еврейская традиция, начиная с древних пророков, сопоставляла Сион с понятием «цийун» (ивр.) – «веха», ориентир для возвращения. Для евреев Сион стал символом Иерусалима и всей Земли Обетованной, к которой еврейский народ стремился со времени рассеяния после разрушения Иерусалимского храма.
Джон Уинтроп, произнося свою речь на борту «Арабеллы», не имел в виду остров Манхэттэн. Его корабль «Арабелла» направлялся к берегам Новой Англии, чтобы основать там колонию, позже названную Массачусетс. Однако весьма символично то, что название «Манхэттэн» происходит от слова манна-хата, что на одном из языков коренных американцев означает «холмистый или малый остров». Т. е. Нью-Йорк – это «город на холме». Таким образом, с островом Манхэттэн связана такая ассоциация, как «Земля Обетованная», «град Сион», который должен стать центром возрождения человечества. Мифологема «земли обетованной» играет важную роль в американском сознании и американской культуре.
К концу XIX – началу XX вв. в литературе США назрела потребность в «великом американском романе», который бы возвысил специфический американский опыт до общечеловеческих, универсальных масштабов. Еще Марк Твен предсказывал, что американская литература неизбежно придет к необходимости осмыслить противоречие между «американской мечтой» и социальной реальностью ХХ века с его урбанизацией (концентрацией людей и капитала на ограниченной территории). Опыт Первой мировой войны и сопутствующих ей социальных катаклизмов обострил это противоречие. Таким образом, в «Манхэттэне» Дос Пассос обыгрывает образы и символы мифа об Америке как «обретенном рае». Америка как «Новый Свет», «Сад Эдема» – вот образ, который возник в самых первых текстах американских колонистов. Америка ХХ в. – столкновение идеала «американской мечты» с урбанизированной реальностью.
Переправа на остров Манхэттэн, которая мыслится первоначально как новое рождение, постепенно обнаруживает иное значение. Пересечение Атлантики, затем – пересечение Гудзона на пароме как последней водной преграды на пути к Земле Обетованной; отказ о европейских привычек, часто замена имени и фамилии на более «американизированный» вариант – все это вызывает ассоциации с путешествием в царство мертвых.
Г. Гачев, «Национальные образы мира»: «Переселение через Атлантику – это для человека как пересечение Леты в ладье Харона: смерть и новое рождение. Иммигранты – «дважды рожденные», как брахманы в Индии. Пересечение Атлантики – акт перекрещения (анабаптизм!), инициации в Америку и забвения прежней жизни. Поэтому такую роль в американской символике играют левиафан, Иона во чреве кита, кит Моби Дик, «Корабль дураков» – фильм Стэнли Крамера, где тоже «всякой твари оп паре», да и плот Гека Финна – ковчег…».
Далеко не всем переселенцам здесь улыбнется счастье. Америка – это не просто аналог «обретенного рая»; этот рай – для избранных:
«…Если человеку повезет в Нью-Йорке, то ему повезет всюду и везде».
Идея о том, что Новый Свет – это некий тест для человечества, пройти который могут только самые достойные, восходит к самым первым текстам американской литературы. Мы уже упоминали о роли протестантской этики в формировании американской цивилизации и ментальности. Однако даже не столь религиозно настроенные люди также писали об Америке как об испытании. Джон Смит отметил в «Описании Новой Англии» («Description of New England», 1616):
«Воистину достоин тот человек голодной смерти, кто здесь не сможет выжить, если обладает здравым смыслом, силой и здоровьем… Кто может желать лучшей доли, имея при этом малые средства, но лишь свои собственные заслуги, чтобы добиться успеха, чем возделывать эту землю, которую он обрел с риском для жизни? Если у него есть хотя бы малая толика добродетели и великодушия, что для подобного человека может быть более приятным, чем закладывать основание и строить фундамент для своего потомства на голой земле, с Божией помощью и собственными трудами, без предубеждения к чему бы то ни было?».
Г. Гачев, «Национальные образы мира»: «США – это Ноев ковчег микронародов, первая составная внеземная цивилизация – из высадившихся на чужую планету сильных – хищных и исходно свободных индивидов, порвавших со своими Матерями-Природинами (в Старом свете) и начавших тотально новую жизнь».
Герои романа «Манхэттэн» понимают, что этот рай – не для всех:
«…Я был бы счастливым человеком, если бы мог вернуться на родину. Тут не место для старого человека. Тут могут жить только молодые и сильные».
«Когда у тебя есть деньги, ты можешь жить так, как тебе нравится».
«…В Нью-Йорке ничего не имеет значения, кроме денег».
«Не хочет смотреть на меня, потому что я лакей. Ладно, когда я наживу деньги, я им покажу!»
Осознание той истины, что рай может обернуться адом, приходит не сразу; а когда оно приходит, вырваться из плена Манхэттэна уже невозможно. Это – город-ловушка, город-воронка, он заманивает, затягивает и заставляет кружиться в бешеном темпе, как в беличьем колесе. Образ беличьего колеса («squirrel-cage») то и дело всплывает в репликах персонажей.
«Как ни тошнит от Нью-Йорка, а уйти от него некуда. И это самое ужасное… Нью-Йорк – вершина мира. Нам остается только крутиться и крутиться, как белка в колесе».
«…Городская жизнь никуда не годится.
– А как на это посмотрит Нелли?
–…Здешняя жизнь не подходит ни мне, ни ей.
– Вы правы, этот город – сущий ад. Я думаю, что в один прекрасный день мы с женой все распродадим…»
В романе «Манхэттэн» практически отсутствуют образы природы. Вместо «земного рая», сада Эдема в романе Дос Пасоса мы видим унылый городской пейзаж: чахлые пустыри вдоль железнодорожного полотна; мусорные кучи на набережной; грязная вода Гудзона.
«Свинцовый сумрак тяжело ложится на худые плечи пожилого человека, идущего по направлению к Бродвею... Сломанная кукла среди раскрашенных говорящих кукол, он бредет дальше, уронив голову в кипение и гуд, в жерло унизанного бусами букв зарева.
– Я помню, когда тут были луга, – ворчит он…».
«Бэд плелся по Бродвею, прихрамывая из-за волдырей на ногах, мимо пустырей, на которых в траве среди крапивы и бессмертника блестели консервные банки, мимо рекламных щитов и вывесок; мимо лачуг и брошенных будок; мимо канав, полных щебня и раздавленных колесами отбросов; мимо серых каменных холмов, в которые настойчиво вгрызались паровые сверла; мимо ям, из которых вагонетки, полные камня и глины, карабкались по деревянному настилу на дорогу…»
«… Мы стоим на пороге великих событий. Все изобретения – телефон, электричество, стальные мосты, механическая тяга – все это открывает широчайшие перспективы, и мы должны быть впереди, в первых рядах прогресса. Господи, да разве все перескажешь?
Вороша тростью сухую траву и репейник, мистер Перри шевельнул какой-то предмет. Он нагнулся и поднял треугольный череп с парой загнутых спиралью рогов.
– Черт возьми! – проговорил он. – Замечательный был баран».
Г. Гачев, «Национальные образы мира»: «Америка растет как бы сверху и сбоку, а не из земли, без пуповинной связи с нею…Вещественность бытия здесь вся изготовительна, а не вырастающа…. Американец чужд вертикали растения как принципа бытия (а вместе с этим и идее корней…)… не модель Мирового древа, характерная для всех культур Евразии: некогда тут дереву вырасти – ни одно уважающее себя и достойное уважения древо не выросло за 360 лет со времени первых пуританских поселений…»
В мифологической модели мира Мировое Древо – символ связи всех уровней мироздания и ось «скрепления» этих уровней. В микрокосме Манхэттэна нечего скреплять, земля действительно плоская! Во-первых, Америка – страна без корней (см. Гачев); во-вторых, с «верхним этажом», видимо, тоже что-то не так… (1925 год – «Век Джаза» в самом разгаре; Брэддок Вашингтон предлагает взятку Богу; развенчивается протестантский миф о богатых как особой категории людей, отмеченных Божьей благодатью). Вместо Мирового Древа здесь – искусственные растения в холлах офисов и ресторанов: «В передней они наткнулись на красивого юношу – он спокойно блевал в пожарное ведро под искусственной пальмой». Ось мирозданияв романе Дос Пассоса представлена символом Нью-Йорка – небоскребом.
Небоскребы Нью-Йорка величественно-прекрасны и пугающи одновременно:
«Горел шестиэтажный дом с узкими окнами. Уже поставили выдвижную лестницу. Коричневый дым, кое-где пронизанный искрами, валил из нижних окон. Три полисмена махали дубинками, оттесняя толпу к ступеням и решеткам на другую сторону улицы. На узком пространстве мостовой пожарная машина и красный насос сверкали медью. Толпа молча смотрела на верхние окна, где двигались тени и изредка вспыхивал огонь. Тонкий столб пламени встал над домом, как римская свеча.
…Порыв ветра наполнил улицу дымом и запахом горелых тряпок. Тэтчеру внезапно стало дурно. Когда дым рассеялся, он увидел несколько человек, свисавших гроздьями с подоконников…. Пламя над домом вспыхнуло ярче. Что-то черное упало из окна и лежало на тротуаре, визжа. Полисмены оттесняли толпу в соседний квартал.
…– Что вы на это скажете? Все жильцы двух верхних этажей попались, как в мышеловку. Наверно, поджог. Какой-нибудь проклятый поджигатель…».
«Огни зданий, возвышавшихся в конце парка, горели им прямо в лицо».
Уязвимость громады небоскреба – символ обреченности города и самой урбанистической цивилизации. Страх пожаров, слухи о неких «поджигателях» – городской фольклор Нью-Йорка; «поджигатели» – инфернальные существа, демоны города.
«Человек с керосиновым бидоном прошел мимо него, задев его жирным рукавом. Запах пота и керосина. Вдруг это поджигатель? Мысль о поджигателе заставила его содрогнуться. Пожар. Пожар».
Вода и огонь – стихии, угрожающие Нью-Йорку. Одна из глав романа называется «Смерть в воде, смерть в огне».
«Бэд сидит на перилах моста. Солнце взошло за Бруклином. Окна Манхэттена охвачены пламенем. Он дергается вперед, скользит, висит на одной руке, солнце – в глаза. Вопль застревает у него в гортани, когда он падает».
Гибнет в огне Стэн Эмери, возлюбленный Эллен Тэтчер:
«Он выглянул на улицу. Улица встала на дыбы. Выдвижная лестница и пожарная машина карабкались по ней, кувыркаясь, волоча за собой пронзительный вой сирены. Пожар, пожар, воды, воды! Убытков на тысячу долларов, убытков на сто тысяч долларов, убытков на миллион долларов. Небоскребы вздымаются пламенем, в пламени, в пламени. Он отскочил в комнату. Стол перекувырнулся. Горка с фарфором вскочила на стол. Дубовые стулья взобрались на горку, потянулись к газовому рожку. «Воды, воды! Не люблю я этого запаха – в городе Нью-Йорке, графство Нью-Йорк, штат Нью-Йорк». Он лежит на спине на полу вертящейся кухни и смеется, и смеется. «Один человек пережил потоп – он едет верхом на великой деве на белом коне. Вверх, в пламя, вверх, вверх!».
– Керосин, – прошептал потнорожий бидон в углу кухни. «Воды, воды!».
Он стоял, шатаясь, на скрипучих, перевернутых стульях, на перевернутом столе. Керосин лизал его белым холодным языком. Он качнулся, вцепился в газовый рожок, газовый рожок поддался; он лежит на спине в луже, зажигает спички – влажные, не загораются. Спичка вспыхнула, зажглась; он осторожно прикрыл огонек ладонями».
Безумный старик-бродягя пророчит Апокалипсис:
«…Страхование от землетрясения, черта с два оно им поможет, а?… Вы знаете, ребята, сколько времени понадобилось Богу, чтобы разрушить Вавилонскую башню? Семь минут… А вы знаете, сколько времени понадобилось Господу Богу, чтобы разрушить Вавилон и Ниневию? Семь минут… В любом нью-йоркском квартале больше грешников, чем было на одной квадратной миле в Ниневии, а сколько времени, думаете вы, понадобится Господу Богу Саваофу, чтобы разрушить Нью-Йорк, Бруклин и Бронкс? Семь секунд… Истинно говорю вам – близок день суда Господня… А все-таки, ребята, страшно представить себе это: серный огонь, каменный дождь, землетрясение, потоп, падающие дома…».
Исследователи романа отмечали, что время в романе «Манхэттэн» «карусельно», лихорадочно ускорено. Во-первых, взлеты и падения, успех и неудачи сменяют друг друга практически независимо от планов и намерений самих героев. Кружение колеса Фортуны – по сути, бег на месте. Т.е. время на Манхэттэне не линейно; отсутствует возможность устойчивого поступательного развития. Время воронкообразно, затягивает.
«В маленьком треугольнике перед таможней Джимми поворачивается и долго смотрит в глубокую воронку Бродвея, лицом к ветру».
Персонажи романа сетуют на то, что невозможно выбраться из этого «проклятого» города.
«– Гнусная, вонючая, вшивая дыра... Чтоб они провалились вместе со своими ночлежками…
– Давно вы в этом городе?
– В августе будет десять лет.
– Как подумаешь, что я столько лет мечтал попасть в этот город… Я родился и вырос на ферме…
– Почему же вы не едете обратно?
– Каждую весну говорю себе: я уйду, поселюсь там, где трава, лужайки, где коровы идут с пастбища, – и все никак не могу уехать. Привязался!»
Во-вторых, для разных персонажей время движется с разной скоростью. Как в воронке, где скорость вращения увеличивается по мере приближения к центру, и, наоборот, замедлена на крайней окружности вращения. Так, Джимми Херф, единственный персонаж, которому удается вырваться за пределы Манхэттэна, все действие романа старается держаться как бы на периферии, в результате его не настолько затягивает коловращение, как остальных. Другой пример – Бэд Корпнинг, который в принципе не в состоянии удерживать тот темп, который задает Манхэттэн. Характерна его лейтмотивная реплика: «Мне бы только добраться до центра». Напомним, что Манхэттэн – это всего лишь 59 кв. км; протяженность Бродвея, по которому уже десять (!) лет бродит Бэд в поисках пресловутого «центра», – около 25 км. Т. е. Бэд непостижимо далек от центра воронки, еле балансирует на ее краю. В итоге воронка словно «выплевывает» Бэда – он гибнет в водах Ист-Ривер. Это неудивительно, ведь Манхэттэн – единственная наличествующая территория, и того, кто не нашел себе место, ждет смерть в окружающей Манхэттэн стихии хаоса – воде. Сорвавшись с «края земли», ты обречен. Край земли – Бруклинский мост. Характерно, что Центральный парк – место локализации «природы» в Нью-Йорке – находится в центре города, а не за городом. Т.е. мы едем «за город», чтобы насладиться близостью к природе и отдохнуть; а жители Нью-Йорка – в центр.
Библейские аллюзии
Помимо переоценки образа Америки как «обретенного рая», в романе также осуществляется пародийное переосмысление других образов христианской мифологии. Это и названия некоторых глав («Чудо девяти дней», «Пятицентовый рай»); и образ вселенского потопа (песенка про Длинноногого Джека с Перешейка); и «Великая Дева на белом коне» как травестирование образа всадника Апокалипсиса; здесь Дева – реклама шампуня от перхоти:
«По Линкольн-сквер в уличной толчее медленно ехала девушка верхом на белой лошади. Ее каштановые волосы ниспадали ровными, поддельными волнами на белый конский круп и на золоченое седло, на котором зелеными и красными буквами было написано «Антиперхотин».
«– Я видела сегодня девицу с «Антиперхотином»… Она произвела на меня большое впечатление. Именно так я представляла себе «Великую Деву на белом коне».
– «На пальцах перстни, на ногах бубенцы, и несет она гибель во все концы», – отчеканил Стэн одним духом».
Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 716; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!