Разновидности форм первичного состояния 16 страница
Правильное дыхание, как процесс инстинктивный и подсознательный, должно быть самой естественной вещью на свете, однако, по моим наблюдениям, невротики очень редко дышат правильно. Это происходит потому, что они сознательно используют дыхание для подавления нежелательного чувства, которое мелким дыханием загоняется внутрь. Короче говоря, дыхание становится элементом противоестественной системы. Невротическое дыхание есть прекрасная иллюстрация того, как противоестественная система подавляет работу естественной системы. Дело втом, что, испытав первичное состояние, больные автоматически начинают дышать глубоко и ровно.
Так как невротическое дыхание предназначено для того, чтобы подавить первичную боль, то, если заставить больного в
первичном состоянии глубоко дышать, то можно, тем самым, открыть клапан подавления чувства. В результате происходит высвобождение взрывной силы, которая прежде была более или менее равномерно распределена по всему организму, проявляясь повышением артериального давления, температуры, дрожанием рук или какими‑то иными симптомами. Техника дыхания в первичном состоянии становится царской дорогой к Боли, вскрывая по пути память. В каком‑то смысле, дыхание — это действительно путь к подсознательному.
Есть, конечно, искушение свести переживание первичного состояния к простому следствию гипервентиляционного синдрома (то есть, дыхание, более глубокое, чем обычно, приводит к повышению снабжения организма кислородом и вымывает из крови углекислый газ). Но поддавшись такому искушению, мы упустим из вида два важных фактора. Первый заключается в том, что, как показывают результаты научных исследований, боль и неприятные переживания сами по себе подавляют процесс дыхания — этот феномен был отмечен учеными, но не получил никакого объяснения. Я убежден, что первичная психотерапия объясняет эту связь между степенью боли и глубиной дыхания. Во–вторых, в большинстве случаев гипервентиляция сопровождается дурнотой или головокружением. Такого никогда не происходит при глубоком дыхании в первичном состоянии. На самом деле, если пациент говорит, что у него кружится голова, то это верный признак того, что он не находится в первичном состоянии.
|
|
|
Я не думаю, что дыхательная техника, сама по себе, обладает внутренней способностью трансформировать невроз. Глубокое дыхание, как и непроизвольные вздохи, может на какое‑то время снять напряжение, но тогда его можно считать еще одним средством защиты, таким же как и другие способы сбрасывать напряжение.
В большинстве случаев применение дыхательной техники либо ненужно или применяется редко в течение нескольких первых дней первичной психотерапии. Надо помнить, что нашей главной целью является первичная боль, а глубокое дыхание — это только одно из средств добраться до нее.
|
|
|
Дыхание и возникновение голосовой реакции, которая неразрывно связана с дыханием, представляется одним из основных индикаторов существования невроза. Нервничающий человек, у которого, например, берут телевизионное интервью, часто не может совладать со своим дыханием. Это можно приписать тому, что он старается создать образ, который не соответствует его истинному «я».
Пациент, приступающий к сеансам первичной терапии, обычно оказывается в подобной ситуации и сталкивается с аналогичными трудностями. Часто наш пациент напуган и при первом посещении психотерапевта нервно облизывает губы, часто глотает и делает глубокие вдохи.
По мере того, как первичная психотерапия успешно продвигается вперед и начинает расшатывать системы защиты, вздохи становятся чаще. Кажется, что боль, поднимающаяся из скрученного в тугой узел желудка, не может пройти через барьер грудной клетки (больной при этом зачастую испытывает ощущение тугой повязки на груди). Глубокое дыхание начинает разрушать этот барьер. Больного просят сильно выдыхать и говорит при этом: «Ааах!» После того, как это «ах» прицепляется к восходящему чувству, больного оставляют в покое. Сила, действующая снизу, находит выход и дальше протискивается наверх автоматически. Больной оказывается в состоянии, которое я называю конфликтным дыханием.
|
|
|
Именно в этот момент можно сказать, что главный прорыв вот–вот наступит — больной перемещается из состояния полной нереальности своего бытия в состояние преимущественно реальное. Конфликтное дыхание обычно возникает после переживания нескольких первичных состояний, непосредственно перед тем, как главное соединение чувства и сознания свяжет личность пациента воедино. После этого пациента заливают чувства и внутренние озарения. Он познает свое чувство и боль.
Конфликтное дыхание — это непроизвольный элемент первичного состояния; пациент начинает глубоко и часто дышать, как загнанная лошадь. Дыхание становится частым и глубоким и в момент кульминации становится похожим на пыхтение паровоза. Больной при этом, как правило, настолько сильно по
глощен своими чувствами, что не замечает особенностей своего дыхания. Конфликтное дыхание является результатом давления снизу, давления, которое оказывают все отрицаемые чувства, удерживавшиеся внутри силами невроза. Такое дыхание может продолжаться от пятнадцати до двадцати минут, а пациент выглядит так, словно он бежит марафонскую дистанцию, и ему нужен весь кислород, который он вдыхает. При обычных условиях такое дыхание очень скоро привело бы к потере сознания.
|
|
|
Как только дыхание начинает жить собственной жизнью, то есть, становится автоматическим, то психотерапевту остается только наблюдать. Конфликтное дыхание есть патогномо- ничный признак того, что пациент находится в первичном состоянии. Пациент говорит, что чувствует себя беспомощным перед волной первичной боли. В это время пациенты каким‑то образом понимают, что могут оборвать это состояние, если захотят, но за все время, что я практикую первичную терапию, не было ни одного случая, чтобы больной прекратил на этой стадии свое первичное состояние.
По мере нарастания амплитуды и частоты дыхания, мы чувствуем, что вот–вот наступит кульминация — через минуту или две. Живот сотрясается от беспорядочных сокращений, грудная клетка бурно вздымается; ноги сгибаются и разгибаются в коленях, больной сильно качает головой из стороны в сторону; он рыгает. Такое впечатление, что пациент последним отчаянным бегством пытается спастись от своей первичной боли. Внезапно по телу больного проходит одна большая судорога, кажется связь есть — она — связь между чувством и сознанием вырывается изо рта в виде первичного крика. Теперь больной дышит свободно, полной грудью. Один пациент сказал: «Я только дыханием вернул себя к жизни». Пациенты обычно называют возникшее ощущение «прохладным», «очищенным» или «чистым».
После того как главное соединение состоялось, мы видим свободное, без усилий дыхание, являющее собой разительный контраст с тем судорожным беспорядочным дыханием, какое было у пациента в начале часа. Один больной, чемпион своего
6 — 849
колледжа по бегу, говорил, что никогда еще не дышал так полно — даже после забега на одну милю.
Первичный крик имеет целый ряд побочных эффектов. Пациенты, которые в своей обыденной жизни никогда не кричали, начинают ощущать в себе неведомую им ранее силу. Сам крик является освобождающим переживанием.
Когда больной слышит свой первичный крик, записанный на пленку, он всегда узнает изменения дыхания, характерные для каждой стадии переживания первичного состояния. Критически важны звуки, сопровождающие дыхание; пациент не может быть частью собственной защитной системы, когда в процесс дыхания вовлекается весь его организм без остатка.
В редких случаях пациент может имитировать первичный крик, подделывать его. Издают такой фальшивый крик, как правило, верхушками легких; чаще всего такой крик больше похож на пронзительный визг. Фальшивый первичный крик является обычно продолжением нереальной надежды. Поскольку первичный крик, если он настоящий, знаменует собой конец борьбы, то его невозможно услышать от человека, который продолжает борьбу.
Несмотря на то, что мы часто говорим о «глубоких» чувствах, мы редко уточняем, где же располагается эта «глубина». Основываясь на моем личном опыте, думаю, что «глубокое чувство» охватывает весь организм, в особенности же область желудка и диафрагмы. Некоторые из нас с раннего детства привыкают к мысли о том, что наши родители не желают, чтобы мы бурно выражали свои чувства и вообще были по–настоящему живыми. Скоро мы привыкаем ходить затаив дыхание, чтобы не сделать или не сказать, чего‑нибудь неправильного, чтобы не говорить слишком громко, не озорничать и не смеяться во весь голос. Рано или поздно этот страх начнет душить чувства, что проявится сдавленным голосом, чувством стеснения в груди и ощущением тугого узла в желудке. Из‑за этого процесса вытеснения, голос пациента становится выше, чем должен быть, что ясно показывает, что голос не связан с целостным организмом.
Во многих случаях голос невротика можно сравнить с голосом куклы чревовещателя. Губы движутся механически, слова лишены человеческой индивидуальной окраски — они абсо
лютно не связаны с организмом и душой. Поскольку голос и интонации у невротика опираются на защитные слои напряжения, а не на солидное основание истинного чувства, то голос невротика часто дрожит.
Рот и губы при неврозе тоже часто вовлекаются в патологический (болезненный) процесс. Пациенты, прошедшие курс первичной терапии часто рассказывают, что до лечения ощущали напряжение в губах. Одна пациентка только после курса первичной терапии впервые в жизни ощутила свою верхнюю губу. До этого она всегда была онемевшей. Она рассказывала: «Наверное, это случилось потому, что в нашей семье родители все время твердили детям: «Не распускай верхнюю губу». По этому поводу я полагаю, что первичная боль отражается на всем нашем организме. Если человек злится, то губы его плотно сжимаются в тонкую нитку. Если чувство гнева длится долго, то и губы постоянно сохраняют такое положение.
После курса первичной терапии не только расслабляются мимические и жевательные мышцы, но и голос становится ниже. Вероятно это один из самых ярких признаков того, что данный пациент успешно прошел курс первичной терапии. Тонкоголосые, инфантильные женщины вновь обретают глубину и полноту своих голосов. Речь их становится богаче интонационно.
Речь невротика часто лишена интонационных нюансов, так как отражает состояние устойчивого напряжения. Один пациент говорил мне: «Я всегда говорил быстро и отрывисто, всегда речь моя шла от головы. Я никогда не говорил с чувством. Все это неимоверное давление изнутри оттесняло все чувства по кусочкам. Теперь я испытываю чувства и могу высказывать их». Вероятно выражение «поток слов» — очень подходящая аналогия, когда хотят сказать, что речь невротика — это сливная труба напряжения.
Пациент, который всегда говорил тихим голосом, сказал мне после окончания курса первичной терапии: «Я думал, что все вокруг меня очень маленькое. Мне постоянно чудилось, что откуда‑то я постоянно слышу громкий голос. Мне всегда не хватало духу заговорить громко». Еще один больной, который всю жизнь говорил в нос, сказал: «Всю жизнь я думал, что у меня
что‑то не в порядке с носом. Теперь мне кажется, что я всю жизнь хныкал, хотя и сам этого не замечал. Я всю жизнь пропускал свои чувства через ноздри, вместо того, чтобы открыто и честно высказывать свое отношение к разным вещам».
Один из показателей того, что речь может весьма точно отражать внутреннее «я», заключается в том, что если невротик представит себе, что говорит чужим голосом (то есть, лишившись привычной речевой защиты), то он часто испытывает тревогу. Именно по этой причине я на групповых занятиях иногда прошу пациентов «меняться» голосами.
Совершенно ясно, что я считаю речь невротика одним из его защитных механизмов. Человек, говорящий тихим голосом, скорее всего, лицедействует, стараясь едва слышными фразами привлекать к себе как можно меньше внимания; именно так он держит крышку над своим первичным криком.
Когда специалист по первичной психотерапии заставляет пациента с быстрой речью говорить медленнее, он заставляет последнего «испытывать боль», то есть, взламывает защитный механизм. Пока в душе пациента существует хранилище отрицаемых чувств, именно они окрашивают и формируют каждое слово, исходящее из уст невротика, уродуя заодно и его мимику и движения губ. Когда пациент выговаривается в течение первых часов психотерапии, мы наблюдаем, как именно работают его системы защиты. Здесь по меньшей мере «сама среда является важным сообщением».
Я думаю, что речь являет собой всего лишь одну из граней многообразных защитных действий личности. Когда мы обнаруживаем, что у пациента сюсюкающая, как у младенца, речь, то — как говорит мне личный опыт — мы часто обнаруживаем незрелость и в его сексуальных отношениях и инфантильность телосложения. Если вспомнить то, что писал выше, то можно сказать, что обнаружив расстройство в одном участке психики, нельзя ожидать, что он единственный, расстройство можно обнаружить во всех уголках организма. То же самое расстройство, которое мешает пациенту говорить в полный голос, может также мешать этому человеку испытывать оргазм.
Вот пример: мальчика постоянно критикуют и ругают за все, что бы он ни сказал или ни сделал, но при этом запрещают ему
возражать или иным способом выражать гнев и недовольство. Подавленный гнев остается и накапливается, придавая его лицу угрюмое выражение — оно становится все более угрюмым по мере того, как мальчик взрослеет, превращаясь в мужчину. Потом у него рождаются дети. Каждое произносимое отцом слово окрашено гневом и злобой, и таит угрозу в отношении ребенка. Ребенок подавляет все аспекты своего естественного поведения, лишь бы не будить в душе отца старый, пока уснувший вулкан. Ребенок начинает приглушать свою речь; движения его становятся ограниченными и скованными. Эта скованность может повлиять на многие функции организма, возможно, даже на процесс физического роста. Страх сказать что‑то не так и вызвать неукротимый гнев у отца, может привести к расстройствам речи. Каждое произнесенное слово он взвешивает, оценивая, какую опасность для него оно в себе таит. Результатом могут стать запинающаяся речь и заикание.
Один бывший заика так объяснил мне природу своих речевых расстройств: «На самом деле мое заикание было борьбой. Было такое чувство, что говорил «не я», и говорил только для того, чтобы не выпустить на волю мое истинное «я». Мне всегда приходилось тщательно подбирать слова с тех пор, как я научился говорить. Кончилось тем, что я мог произносить вслух только мысли моих родителей. Я начал говорить их словами. Я говорил только то, что они хотели слышать. Я словно прилипал к ним своим ртом. И пока мое настоящее «я» не сказало мне, что именно я чувствую, я мог спокойно жить и существовать с этим расстройством».
Этот человек ни разу не заикался, находясь в первичных состояниях, то есть, когда становился самим собой. Заикание представляет собой наглядное свидетельство конфликта между двумя ощущениями своего «я» и симптом, порожденным этим конфликтом.
То, что пациент не заикался, входя в первичное состояние, говорит о том, что чувства подавляются невротическими симптомами.
Во время групповых сеансов, когда этот человек обсуждал с Другими пациентами свои проблемы, одна пациентка сказала, что если он прилип к своим родителям ртом, то она прилипла к
ним своим фригидным влагалищем. Другими словами она выразила то, что местом борьбы является тот участок тела, который ребенок выбирает ее ристалищем. Если эта женщина надеется остаться хорошей и чистой для своих родителей, то борьба (отрицание чувства) может разряжаться через гениталии. У других пациентов, как мы видели местом борьбы может оказаться рот. В любом случае, когда ребенок сознанием воспринимает отношение к нему со стороны родителей, он начинает действовать, исходя из этих отношений, а не из собственных реальных чувств, мы можем ожидать, что и тело его не будет функционировать в реальном, текучем и гладком нормальном стиле.
Речь — это творческий процесс, в ходе которого мы в каждый данный момент порождаем то, чего за мгновение до этого не существовало. Невротик же каждое мгновение воспроизводит в речи свое прошлое. Здоровый же человек каждое мгновение творит новое настоящее.
10
Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 349; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!