Когда проснешься, выпей две таблетки «Аспирина» и позвони мне. Я отведу тебя кое-куда, чтобы полностью излечить твое похмелье. 9 страница
Она слабо улыбается. Официантка возвращается к нам с двумя чашками кофе.
Шарлотта берет одну.
— Именно сейчас? Кстати, я не так уж много выпила, — говорит она уныло.
Я не позволю ей отстраниться от меня. Чем больше я говорю, тем больше мы будем пререкаться и тем больше шансов, что сможем вернуться к тому, кем были раньше.
— На прошлой неделе я читал в журнале об одном исследовании …
— К вопросу о прошлой ночи, — начинает она, и благодаря этим вымученным словам беседа вновь останавливается.
Но я ловкий. Я знаю, как увернуться от летящего дротика. Останавливая ее, я поднимаю руку и качаю головой.
— Не беспокойся об этом.
— Но…
— Никаких «но». Все отлично.
— То, что я пытаюсь сказать, это…
— Шарлотта, мы оба выпили несколько коктейлей, и, эй, я все понимаю. С пьяных глаз я кажусь тебе более привлекательным, — ухмыляюсь я и подмигиваю, чтобы она не чувствовала себя виноватой за то, чего едва не случилось.
Уголки ее губ приподнимаются, но не более. Этим утром на них нет помады. Но она по-прежнему прекрасно выглядит. Она всегда такая — днем и ночью, ночью и днем, в дождливую погоду и в солнечный день.
— Это было влияние джина, но даже без него…
Я тянусь к ее руке, беру ее в свою и сжимаю в добром дружеском жесте. Нужно успокоить ее.
— Мы друзья. И это ничем не изменить. Ничто не разрушит нашу дружбу. Ну только если ты однажды не выйдешь замуж за полного ублюдка. Поэтому не делай этого, — говорю я, улыбаясь своей фирменной улыбкой и отчаянно пытаясь увести этот разговор от темы о нас, чтобы она не догадалась, где была и чем занималась моя рука в последние двадцать четыре часа.
|
|
|
— Или если ты не женишься на полной суке, — говорит она, прищурившись, и это моя Шарлотта. Она вернулась, и мы снова прежние. Она не собирается позволить временному помешательству прошлой ночи в такси пустить под откос отношения, о которых можно только мечтать. Хотя, помешательство — не очень подходящее слово. Скорее твердость, влажность и жар. Именно те слова, которые не должны приходить мне в голову при мысли о ней.
— Но то, что я хотела сказать о прошлой ночи ... это о нашей дружбе...
— Я тоже! — говорю я с повышенным энтузиазмом, но она только что произнесла волшебные слова. Друзья. Мы. Я должен зацепиться за них, чтобы мы не упускали из виду то, что мы друзья. — Наша дружба — самое важное для меня, так что давай просто продолжать быть друзьями.
Ее лицо застывает, словно маска. Она крутит кольцо, и мне кажется странным, что мое сердце бьется быстрее, когда я вижу эти движения. Она не обязана носить его сейчас, но оно на ней.
— Да. Друзья. Это самое главное, — говорит она монотонно.
|
|
|
— Это как раз то, о чем мы говорили прошлой ночью, не так ли? — говорю я, напоминая ей на случай того, если под влиянием джина она утратила память. — Пьяный просмотр ТВ, поедание мармеладных мишек и распивание текилы или вина.
— Правильно. Абсолютно верно, — кивнув, говорит она и улыбается, но я чувствую фальшь в ее улыбке.
— Мы должны повторить. Если ты, конечно, не против, — произношу я, словно карточный игрок, идущий ва-банк, чтобы доказать — мы можем быть просто друзьями.
— Конечно.
— Как насчет сегодня вечером? — говорю я, опять-таки повышая ставку. Я собираюсь взорвать свой собственный мозг, демонстрируя, насколько хорошими друзьями мы можем быть.
— Хорошо.
— У меня дома? — удваиваю я ставку.
Следует долгая пауза.
— Серьезно? — она выгибает бровь. — Ты действительно хочешь просто потусоваться?
— Конечно. Мы говорили вчера вечером, что должны.
Она кивает головой, и я не уверен, согласие это или такой вид отказа. Она вздыхает, поправляет волосы в хвосте и пожимает плечами.
— Хорошо, друзья не позволяют друг другу поедать мармеладных мишек в одиночестве. Я принесу мишек.
— Ради тебя я буду есть исключительно зеленых.
Она вздрагивает.
— Ненавижу зеленых.
— И принесу вина. Если мне не изменяет память, с мармеладными мишками ты предпочитаешь шардоне?
|
|
|
— Совершенно верно, но, может быть, сегодня вместо вина «Маргарита»?
Я с размаху бросаю салфетку на стол.
— Зацепила меня сразу, — говорю я снова и, кажется, нужно было дважды подумать, прежде чем произнести эти слова.
К счастью, подходит официантка.
— Вот ваша яичница, — говорит она и ставит тарелки, — хорошо прожаренная. Как вы и просили.
Эти последние слова эхом раздаются в голове, когда я понимаю, что натворил. То, что я попросил и озвучил своим дерзким ртом. Моя грандиозная идея. Мое «я могу выключить все чувства».
Я просто пригласил Шарлотту сегодня вечером к себе домой. Во всей Вселенной не хватит потных баскетболистов, чтобы они помогли мне справиться с этой проблемой.
***
Вторая половина завтрака проходит за планированием недельного меню в «Лаки Спот». Никто из нас не произносит ни слова о сегодняшнем и вчерашнем вечере или о наших фиктивных отношениях. Потом мы заезжаем в бар и проводим несколько часов за работой, пока во второй половине дня не заступает на свою воскресную смену Дженни — и прежде, чем отправиться в музей, наши отношения снова плавно возвращаются к дружеским и партнерски-деловым, словно прошлой ночи вовсе и не было.
|
|
|
Но как только мы заходим в музей, что-то словно меняется.
Та раскованная Шарлотта исчезает. Конечно, она все еще играет мою невесту, но уже не так вживается в роль, как было ночью. Понятия не имею, что скажут мама или мисс Офферман, но, когда мы смотрим на картины Эдварда Хоппера, я прилагаю все усилия, чтобы никто ничего не заподозрил.
— Картина прекрасна, — говорит миссис Офферман.
— Совершенно согласен, — поддакиваю я.
Я обнимаю за талию свою фальшивую невесту, оставляю быстрый поцелуй на ее щеке и говорю:
— Прямо как ты. Кстати, я говорил, как чудесно ты выглядишь сегодня?
Шарлотта напрягается, но благодарит меня.
Моя мама смотрит на нас и улыбается.
Но не Эмили. Ее, кажется, вообще не интересует искусство, хотя именно этим она планирует заниматься.
Все в порядке. Я возвращаюсь к начальному плану. Играю. Пока мы бродим мимо Шагала и Матиса, я оставляю остроумные комментарии, и все женщины смеются, в том числе и Шарлотта. К тому моменту, когда доходим до сада скульптур, я уверен, что мы с Шарлоттой в одной упряжке и играем достаточно убедительно.
До тех пор, пока Эмили не поворачивается к ней.
— Как давно ты влюблена в Спенсера?
Шарлотта застывает, и ее щеки вспыхивают.
— Я имею в виду, тебя влекло к нему до того, как вы начали встречаться? — продолжает Эмили. — Ведь вы были друзьями, не так ли? Так что был ли это один из…
— Эмили, дорогая. Это слишком личное, — говорит миссис Офферман, резко обрывая ее.
Девушка пожимает плечами, как будто это ничего не значит.
— Мне просто интересно. Они вместе ходили в колледж. Ничего странного в том, что мне интересно, были ли они влюблены друг в друга еще тогда.
Шарлотта поднимает подбородок.
— Мы всегда были друзьями, — говорит она, а затем прижимает руку ко лбу. — Извините.
Моя мама смотрит на меня, и первая возникшая в голове мысль — она знает. Взглядом она следит за Шарлоттой, выходящей через стеклянные двери из музея, и подзывает меня. Я подхожу. Она говорит шепотом:
— Она чем-то расстроена. Иди за ней. Утешь ее.
Конечно, так и должно быть. Супержених спешит на помощь. Мамы всегда знают, как лучше.
Я выбегаю через двери за Шарлоттой и устремляюсь по коридору, догоняя ее возле дамской комнаты и окликая по имени, но она хватается за ручку двери и толкает ее.
Дверь открывается, закрывается, и я останавливаюсь.
На секунду.
В коридоре тихо, что так не свойственно для обычно оживленного музея. Я толкаю дверь и следую за ней. Она стоит у раковины и брызгает воду на лицо.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, подходя к ней. Здесь три кабинки, и все они пустуют. Эхо чьих-то шагов затихает в коридоре.
Она качает головой. Я подхожу, кладу руку ей на поясницу и аккуратно поглаживаю. Она вздрагивает.
— Ты плохо себя чувствуешь? Болит голова из-за вчерашней ночи, или что?
Раздается скрип двери, и мы замираем. Дверь снова закрывается, но я не слышал, чтобы кто-то вошел. В дамской комнате тихо, тут только мы.
Она разворачивается, хватает меня за рубашку и тащит в кабинку.
— Я не могу больше притворяться.
Я опускаю плечи. Мои конечности наливаются тяжестью. Видимо, я отказал ей слишком грубо.
— Ты о помолвке?
— Нет. С ней все в порядке. Фиктивная помолвка — не проблема, — говорит она, глядя на меня.
Я никогда не видел в ее карих глазах столько напряжения, будто она собирается штурмовать отвесную стену. Она даже не моргает.
Я морщу лоб.
— Тогда в чем проблема? — мне действительно любопытно, потому что если речь идет не о наших фиктивных отношениях, то у меня нет ни малейшего понятия, о чем она.
Ее хватка на моей рубашке усиливается. Челюсть сжата. Она выдыхает через нос. Я никогда не видел Шарлотту такой.
— Что я сделал не так?
— Прошлая. Ночь, — бормочет она, произнося каждое слово отдельно.
— Что прошлая ночь?
Выглядя огорченной, она закрывает глаза, но, сделав глубокий вдох, снова открывает их. Кажется, ее резкость немного поутихла.
— Ты просто притворяешься, что ничего не произошло.
— Нет, — говорю я быстро, пытаясь защитить себя, — я этого не делаю.
Но на самом деле именно этим я и занимаюсь весь день. И прилагаю для этого все усилия.
— Ты делаешь именно это. За завтраком ты вел себя именно так. Мы просто делаем вид, что ничего не замечаем, но я так не могу, — говорит она довольно жестко, и это одно из того многого, что меня восхищает в Шарлотте — ее упорство и сила воли. — Ты не дал мне высказаться, но я должна кое-что знать. Я говорила тебе, что из меня хреновая лгунья, и это на самом деле так. Я абсолютно ужасный врун. Даже вчера вечером, когда я сказала, что мой отец был медбратом — это все-таки было правдой.
Вот и еще одна черта, которую я люблю в ней — она чертовски честная.
— Ладно, что ты хочешь знать? — спрашиваю я, и по коже пробегает нервная дрожь. Гребаные нервные мурашки скачут по мне, как обезьяны.
Словно могло быть иначе.
Она закатывает глаза.
— Серьезно, Спенсер?
Я вытаскиваю руки из карманов.
— Видимо, да. Почему бы тебе просто не объяснить мне? Что ты хочешь знать?
Она скручивает ткань моей рубашки в руке, притягивая меня ближе, и в доли секунды расстояние между нами уменьшается. До этого нас разделял целый метр — достаточно, чтобы гормоны оставались спящими. Теперь они проснулись, захватывая в свою вихревую воронку. Повышая температуру еще на несколько градусов.
— Я тебя не привлекаю?
Моя челюсть падает. В голове звенит. Должно быть, она сумасшедшая.
— Ты серьезно?
Она кивает.
— Отвечай на вопрос, Холидей. Это твое «давай просто сосредоточимся на том, чтобы остаться друзьями». Дело в этом, да?
— Ты великолепная. Прекрасная. Потрясающая, — говорю я, рассыпая комплименты, словно уличный торговец, — и да, я не хочу разрушить нашу дружбу. Она слишком важна для меня.
— Ты все еще не ответил на вопрос.
— Я сказал, что ты красивая.
— Ты сказал бы то же самое и о Харпер. Тебя влечет к Харпер?
Я с трудом сглатываю. Стараюсь подобрать нужные слова, но все, что приходит в голову — картинки прошлой ночи. То, что я вытворял с ней в своих фантазиях, находясь дома наедине с собственной рукой — все те гребаные вещи, которые мечтаю сделать с моей лучшей подругой. Потому что меня дико влечет к ней — и я узнал об этом в последние сорок восемь часов. Это словно притяжение всех уровней стратосферы с мощностью реактивного самолета.
— Я похож на сумасшедшего? — спрашиваю я с напряжением в голосе. Я в восторге от ее вопроса, но, вместе с тем, он меня жутко бесит, и сейчас у меня такой чертовский стояк, потому что весь этот проклятый день я должен был притворяться, что мы просто друзья.
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответила?
— Да.
— Нет, ты не похож на сумасшедшего. Ты выглядишь раздраженным. Прямо как я. Так что, думаю, мы оба в бешенстве.
— Нет, я не взбешен, — говорю я и хватаю ее руку, распрямляя пальцы, а потом прижимаю ее тело к себе, — я не взбешен. Я чертовски возбужден. Потому что я был бы безумцем, если бы не увлекся тобой, — говорю я ей.
Ее глаза загораются, как бенгальские огоньки. Еще одна прекрасная черта в добавление к вышесказанным. В ее зрачках пляшут озорство и радость.
— Правда? — и это все, больше ни нотки гнева. Она мягкая и пушистая, а голос, доносящийся до меня, заставляет хотеть ее еще больше. Вынуждает хотеть услышать, как она этим голосом будет произносить что-то другое.
— Да, — произношу я сквозь зубы. Обнимая за талию, я прижимаюсь к ней еще сильнее и провожу пальцем по ее подбородку. — Но к лучшей подруге не должно быть влечения. Это неправильно. Мне, вероятно, придется пройти обследование, чтобы избавиться от этой нереальной тяги к тебе. Я попросил бы врачей излечить меня от этого, но они скажут: «Простите, сэр, но это распространилось на весь организм, и мы не можем справиться».
Ее улыбка становится шире.
— Правда? — спрашивает она, но это вряд ли вопрос — больше похоже на утверждение.
Теперь, когда она вызвала меня на разговор, я не отступлю. Это не в моем стиле.
— Не заставляй меня доказывать это, — говорю я, легко толкая ее.
Ее глаза искрятся.
— Докажи мне.
— Вызов принят.
Уже через несколько секунд я скольжу рукой под ее юбку, и у нее перехватывает дыхание, когда она понимает, что я делаю. Кончиками пальцев я сжимаю мягкую плоть ее бедер. Добравшись до трусиков, провожу указательным пальцем по хлопковой ткани. Они влажные, и мой член поднимается выше самого высокого небоскреба. Я стону. Не отрывая от нее глаз, проникаю одним пальцем под трусики. Ее плечи дрожат, и моя кровь закипает, когда пальцем я начинаю двигать по ее влажной, горячей, гладкой киске. Затем я провожу им по своим губам и вдыхаю ее влагу. На вкус она, как в моих фантазиях. На этот раз мой стон разносится раскатом грома. Он прокатывается по всей дамской комнате, и Шарлотта трепещет в моих объятиях.
Она смотрит, как я слизываю ее соки со своего пальца, и в этот момент все сомнения исчезают. Все уже понятно. Она открывает губы и говорит:
— У меня тоже есть кое-что, что я хочу тебе доказать. Сегодня ночью.
— Что же это?
Но прежде, чем она успевает ответить, дверь со скрипом открывается. Я отстраняюсь, и она разглаживает свою блузку, а потом поправляет юбку. И теперь ей известно — нет никаких сомнений в том, что я чертовски хочу ее, поэтому я подношу палец обратно ко рту и еще раз его облизываю. Не отрывая от нее глаз, я шепчу:
— Так чертовски вкусно.
Она вздрагивает, ее губы трепещут. Я подношу палец к ее губам и кладу ей в рот. Она тут же, посасывая, обрисовывает его своим языком.
Я смотрю на нее, прожигая взглядом, вытаскиваю палец, щипаю за уголок рта, открываю дверь и выхожу. И сталкиваюсь с миссис Офферман.
Она моргает, а затем виновато улыбается и уплывает прочь.
Я возвращаюсь к семье, уверенный лишь в одном — понятия не имею, что случится сегодня, когда придет Шарлотта.
Глава 15
Открыв дверь, я вручаю ей «Маргариту».
Она благодарит, и, делая глоток, заходит в мою квартиру. На Шарлотте джинсы, черные балетки и шикарная серая майка с каким-то кружевом на вырезе.
Проклятье. Замаскировалась. По ее наряду невозможно понять, что у нее на уме. Я мог бы догадаться, будь она одета в короткое черное платье и туфли на каблуках, которые словно умоляют трахнуть ее. Опять же, я сам в джинсах и черной футболке, поэтому не уверен, что моя одежда говорит «Готов на все», хотя надеюсь на это.
Она трясет пакетиком мармеладных мишек.
— Свежайшие.
— Выращены здесь, я надеюсь?
— Конечно. От фермы до стола меньше двадцати километров.
— Отлично. Им лучше быть мелкосерийного производства, — говорю я, насмехаясь над мировым пищевым пуританством, и счастлив, что, по крайней мере, все еще могу подтрунивать над ней.
Она заговорщически шепчет:
— Они из Бруклина. Конечно, это ограниченная партия. Хотя до сих пор не понимаю, почему можно послать человека на Луну, но нельзя убрать зеленых мишек из пакетов.
— Это одна из великих тайн жизни, — я закрываю дверь и жестом приглашаю ее в гостиную. Она идет впереди меня, и я ничего не могу с собой поделать и таращусь на ее задницу, пока она пересекает паркетный пол на пути к моему дивану, словно дает мне лицензию поглазеть на нее и проверить, насколько я заинтересован.
— Наряду с существованием гигантской спаржи, — усмехается она.
— Я никогда не пойму необходимости существования овощей нестандартного размера. Но ты на самом деле ездила в Бруклин, чтобы купить этих мишек? — спрашиваю я, когда она садится на бежевый диван. Раздвижные стеклянные двери, которые ведут к террасе, открыты, и теплый июньский воздух заполняет комнату.
Она качает головой, скидывает свои балетки и поджимает под себя ноги.
— Филиал бруклинского магазина, который выпускает их, открылся в Мюррей-Хилл. Но они из местных ингредиентов без использования желатина.
— Главное требование к составу мармеладных мишек, — я присоединяюсь к ней на диване, повторяя то, что она говорит на протяжении многих лет — она не притронется к конфетам, приготовленным с желатином, потому что он производится из говядины, и если бы ей хотелось есть говядину в конфетах, то она ела бы конфеты из говядины, но ей это не надо. Потому что это просто отвратительно. Поэтому мясные конфеты — не вариант.
Я указываю на свой ноутбук.
— Какие планы? Канал Netflix? Hulu? Или смотрим «Касл»? Последнее шоу Феррелла? Романтическая комедия? Шпионский фильм? Спортивный канал, чтобы проверить бейсбольную статистику?
Она открывает пачку конфет и кладет в рот желтого мишку. Он проскальзывает между ее губ. Везучий медведь. — Как насчет «Касл»? (Примеч. «Касл» — американский комедийно-драматический телесериал, транслировавшийся каналом ABC. Шоу создано Эндрю У. Марлоу и повествует об известном писателе детективов Ричарде Касле и детективе Кейт Беккет.) Давай посмотрим ту серию с ирландским бандитом.
Я точно знаю, о какой из них она говорит, потому что почти каждый эпизод мы смотрели вместе. Я быстро нахожу его, мысленно благодаря себя за то, что не забыл закрыть вкладку с порно прошлой ночью.
Фидо забредает в комнату, смотрит на нас и мяукает. Уверен, что на кошачьем языке он доносит ей, чем я занимался, но, слава Богу, в корпорации Berlitz еще не создали переводчик для котов.
Мы располагаемся в отработанных за многие годы позах. Она на одном конце дивана, утонув в подушках. Я — на другом, а ноутбук, стоящий на журнальном столике, транслирует шоу на экран телевизора. Мы перерыли половину мешка с мишками, Шарлотта сортирует их по цветам. Я беру зеленого, чтобы побесить ее. Мы потягиваем напитки, и в какой-то момент шоу она кладет свои скрещенные ноги на мои бедра.
Это равносильно удару молнии, и я возвращаюсь обратно в прошлый вечер в ресторане, когда она касалась меня своей ногой. И тут же задумываюсь, нет ли у меня фут фетиша. Никогда не думал об этом раньше, но мой пристальный взгляд сосредоточен на ее ногах и ногтях, покрытых розово-конфетным лаком … и я не могу перестать глазеть, хотя осознаю, что пропустил каждое слово Касла, объясняющего Беккет свое предположение о мотиве убийства в этом эпизоде.
Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 472; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!