ЯЗЫКОВЫЕ СПОСОБНОСТИ И НАВЫКИ

Состояние устного языка и метаязыковых навыков

Нарушения устной речи сопутствуют дислексии доста­точно часто. Различные нарушения языковых способностей, по данным литературы, встречаются при этом расстройстве в 39—63% случаев, а аномалии звукопроизношения — в 10-37% случаев [Mattis S. et al., 1975, 1978; Sats P. et al., 1981]. H. Levinson (1980) у одной трети таких детей обнару­жил недоразвитие устной речи.

Признавая наличие у определенной части детей с дис­лексией нарушений устной речи, специалисты тем не менее по-разному оценивают их роль в патогенезе данного рас­стройства. Например, М. Critchley (1970) и P. Debray (1972) полагают, что они играют незначительную роль в механизмах затруднений в чтении. Л. Ф. Спирова, А. В. Ястре­бова (1988), Р. И. Лалаева (1976), L. Sabbadini-Piatelli (1979), D. Shankweiler (1989), Н. Catts (1993) считают дефекты уст­ной речи и, в частности, «фонематическое (фонологическое) недоразвитие» ведущей причиной дислексии.

Наши наблюдения свидетельствуют о том, что у 22% де­тей этой клинической группы имеются признаки негрубого общего недоразвития устной речи. Обычно все они в полном объеме понимают обращенную к ним речь и пользуются развернутыми фразами. В 44% случаев обнаруживаются нерезко выраженные нарушения звукопроизношения. У 22% детей в речи встречаются аграмматизмы в виде неправильного согласования слов в предложении и искажения падежных окончаний. Нередко наблюдаются затруднения в поиске нужного слова при назывании предмета или понятия, заведомо известного ребенку. Это напоминает явления амнестической афазии взрослых и вызвано инфантильно-астеническим расстройством памяти, описанным С. С. Мнухиным. Словарный запас при дислексии всегда ограничен в объеме, причем активный — в большей степени, чем пассивный. Бедность словаря особенно ярко выступает при необходимости обозначения пространственных, временных и других отвлеченных понятий. У многих детей затруднено использование в речи грамматических конструкций, обозначающих пространственные отношения.

Многочисленные исследования свидетельствуют о нечеткости фонематического восприятия и слухопроизносительных дифференцировок при дислексии [Спирова Л. Ф., 1982; Matejcek Z., 1972; Levinson H., 1980]. У большинства детей с этим расстройством обнаруживаются выраженные затруднения в фонематическом анализе. Англоязычные авторы описывают при специфических расстройствах чтения нарушения spelling, т. е. способности запоминать последовательность букв в слове и правильно воспроизводить ее устно или письменно [Schwalb Е. et al., 1971; Critchley M., Critchley E., 1978].

Проведенное нами исследование показало, что у одной трети детей с дислексией фонематическое восприятие характеризуется нечеткостью и диффузностью. Это проявляется, например, в смешении слов-паронимов (лужа — Луша, удочка — уточка, бочка — почка и т. п.). 92% детей слабо владеют навыком фонематического анализа (табл. 2). Серьезные затруднения возникают при выполнении таких заданий, как подбор картинок на определенный звук, определение количества и последовательности звуков в слове. 16% — не справ­ляются даже с самыми легкими заданиями: выделением глас­ного в середине или согласного в конце и начале слов. При фонематическом анализе слов часто допускаются ошибки: вы­деление слогов вместо звуков, пропуски звуков, чаще глас­ных, и другие реже встречающиеся ошибки.

 

Как видно из таблицы 2, почти все перечисленные рас­стройства устной речи (кроме нарушения фонематического восприятия) у детей со специфическими расстройствами чте­ния встречаются достоверно чаще, чем у здоровых детей того же возраста, но примерно с той же частотой, что и при

задержке психического развития, не сопровождающейся дислексией. Фонематическим анализом они владеют значи­тельно хуже, чем их сверстники с ЗПР.

Полученные нами данные означают, что недоразвитие уст­ной речи и нарушения фонематического восприятия не яв­ляются основной причиной дислексии. В противном случае эти расстройства должны были бы встречаться среди обсуж­даемой категории детей значительно чаще, чем в группе ЗПР. Несформированность навыков фонематического анализа вхо­дит в состав синдрома дислексии, вызвана теми же механиз­мами, что и нарушение чтения, и не может рассматриваться как его причина. Фонематический анализ страдает у детей значительно чаще, чем чтение, являясь более уязвимым на­выком. Однако далеко не всегда при этом дети отстают в чте­нии. По данным англоязычных авторов, близкий по содер­жанию навык «спеллинг» при дислексии нарушен грубее, чем чтение, и при коррекции исправляется в последнюю очередь [Schwalb E. et al., 1971]. Однако следует отметить, что в связи с особенностями английского языка спеллинг по механизмам ближе к письму, чем к фонематическому анализу. Суть дан­ной операции представляет собой называние слова по буквам, а не по звукам. Н. Nelson и соавт. (1976), исследуя две груп­пы детей — с нарушением чтения и спеллинга (а) и только с нарушением спеллинга (б),— обнаружили, что в группе (а) из­бирательно страдают вербально-логические способности (по WISC ВИП ниже НИП), чего в группе (б) не наблюдалось.

Как будет показано в ходе дальнейшего изложения, сим­птоматика дислексии, если она сочетается с недоразвитием устной речи, имеет ряд особенностей, поэтому мы считаем правомерным выделять самостоятельную клиническую под­группу дисфазической дислексии. Эти нарушения у детей с нормальной устной речью мы относим к дисгнозической под­группе дислексии.

Чтение

У половины детей с дислексией после 1-1,5 лет обуче­ния в школе навык чтения обычно отсутствует, что позво­ляет говорить об алексии. Некоторые из них не знают букв, а остальные, выучив часть алфавита, читают только корот­кие знакомые слова, изображение которых они запомнили глобально, как картинку. 25% детей владеют медленным слоговым чтением (6—10 слов в минуту), допуская большое

67

количество ошибок. Остальные читают побуквенно. Нару­шения чтения при этом значительно превосходят по тяже­сти те, которые наблюдаются у основной массы детей с ЗПР.

Среди ошибок, которые они допускают, наиболее рас­пространены следующие: а) замены гласных (52% случаев) и — у — е, е — а, ы — о, например «галка — голка»; «столь­ко — сталько»; «выше — ваше»; б) замены согласных, близ­ких по слухо-произносительным признакам (45% случаев): т — д, г — к, ж — ш и т. п., например «только — долько»; «галка — колка»; «хотела — ходела». Реже встречаются до­бавления гласных (28% ), преимущественно в слогах со сте­чением согласных: «умная — у маня»; «галка — галака»; «кувшин — кувашин». Перестановки звуков (28%) проис­ходят обычно в труднопроизносимых словах и в слогах со стечением согласных.

Распределение по частоте ошибок разных видов у русских детей существенно отличается от того, что описывается ав­торами других стран. В первую очередь это касается переста­новок звуков, «зеркальных» ошибок и инверсий, которые сто­ят на первом месте по частоте у английских и американских детей [Critchley M., 1970] и являются редкостью у наших. Примерно такое же отличие у своих испытуемых по сравне­нию со скандинавской и англоязычной литературой обнару­жили Z. Matejcek, A. Vokounova (1982). По-видимому, ука­занные различия связаны с особенностями письменности в разных языках и отличиями в методиках обучения грамоте. Как известно, в нашей стране и в Чехии ведущим является аналитико-синтетический метод обучения, а в англоязычных странах — «глобальный» метод целых слов. При обучении этим вторым способом значительно чаще происходят зеркаль­ные ошибки и инверсии [Текучев А. В., 1970]. Наши наблю­дения и данные литературы [Matejcek Z., Vokounova A., 1982, 1983] свидетельствуют о том, что дети с дислексией отли­чаются от здоровых не наличием специфических ошибок, а стойкостью и количеством ошибок. При сопоставлении распространенности разных типов ошибок у здоровых и детей с дислексией существенных различий не обнаружи­вается.

Для всех описываемых детей характерна вариабельность ошибок: одно и то же слово ребенок может прочесть и верно и неверно, а ошибочное прочтение с каждой попыткой вы­глядит по-новому: «хотела — ходела — хотила — ходила»;

68

«только — долька — долга*; «щука — чтука — щтука». Многие дети пытаются обойти трудности чтения путем уга­дывания слов, опираясь при этом на начальную часть слова или на сходство звучания, но не на контекст, как это быва­ет у более старших детей [Егоров Т. Г., 1953]: «выше — вышла»; «хотела — ходила»; «дне — две». Искажения зву­кового состава слов и трудности слогослияыия в большин­стве случаев затрудняют детям понимание прочитанного, а иногда оно полностью отсутствует (так называемое «меха­ническое» чтение). Тем не менее, по нашим наблюдениям, нет прямой зависимости между техникой чтения и степе­нью понимания прочитанного. Нередко при очень плохой технике чтения понимание оказывается удовлетворитель­ным, а при сравнительно беглом чтении — может полно­стью отсутствовать.

Анализ нарушений чтения у детей с дислексией позво­ляет заключить, что ведущими, «осевыми», симптомами на начальном этапе овладения чтением (первый — второй класс) у них являются: а) слабость образования звуко-буквенных связей, что проявляется в неспособности в должные сроки овладеть звуко-буквенной символикой, и б) неспособность формировать навыки слогослияния. Именно последнее обстоятельство, по нашему мнению, и является основной причиной нестабильности ошибок и доминирования замен гласных среди ошибок. Гласные, как известно, выполняют слогообразующую функцию в слове и при попытке угадать слог (из-за неспособности прочитать его слитно) заменяют­ся наиболее часто. Катамнестические наблюдения, прове­денные нами, показывают, что на последующих этапах обу­чения ошибки типа замен исчезают, а на первый план вы­ступают аномалии слогослияния и «угадывающие» ошиб­ки. В ряде случаев у детей наблюдается сочетание обоих вышеуказанных типов нарушений. Нередко первое из них выражено слабее, а ведущее положение занимают трудности слогослияния. Обратной картины мы не наблю­дали.

При «дисфазической» дислексии возникают наиболее тя­желые нарушения чтения: большинство детей с алексией, которых мы наблюдали, относятся к этой подгруппе. Како­го-либо заметного своеобразия ошибок у них не обнару­живается.

Письмо

У многих детей дислексия сопровождается серьезными на­рушениями письма. Встречается полная или почти полная аграфия: дети не знают всех или части букв, могут писать лишь несколько коротких слов, изображение которых они вы­учили наизусть. В ряде случаев письмо резко замедлено: пре­жде чем написать букву, ребенок подолгу вспоминает ее изо­бражение. Письменные работы содержат большое количество ошибок (табл. 3). Наиболее распространенными среди них яв­ляются замены гласных: «белка — билка»; «часто — часто»; «пушистый — пушистой» и др. Часты искажения падежных окончаний (аграмматизмы в письме) и расщепления йотиро­ванных гласных («живет — живеот»). В значительном коли­честве встречаются орфографические ошибки на правописа-

ние безударных гласных. Второе по распространенности ме­сто занимают два вида ошибок: пропуски гласных и наруше­ние выделения слов в предложении. Слова иногда состоят из одних согласных («живет — жвт*; «сидит — сдт»). На­блюдается слитное написание предлогов, раздельное написа­ние частей слова («живет — жи вет»), слитное написание нескольких слов («живет в лесу — жвлсу»; «после дождя — послдаждя»).

Другие «специфические» дисграфические ошибки, т. е. замены согласных, близких по слухо-произносительным или графическим признакам [Садовникова И. Н., 1995], встре­чаются у небольшого числа детей.

На отдельной выборке 20 детей 7-8 лет с дислексией и 166 здоровых детей того же возраста нами было проведено сопоставление процентного распределения ошибок разного типа по отношению к общему числу ошибок, допущенных в письме (табл. 4). Как видно из таблицы, дети с дислексией допускают те же ошибки, что и здоровые сверстники, но в значительно большем количестве.

Особого рассмотрения заслуживает вопрос о соотношении ошибок в чтении и письме. В советской литературе эта про­блема специальному исследованию не подвергалась. Однако

при обсуждении механизмов нарушения чтения и письма и систематике этих нарушений авторами обычно подразу­мевается, что в каждом конкретном случае ошибки, допус­каемые при чтении и в письме, однотипны [Лалаева Р. И., 1983]. Наши наблюдения не позволяют согласиться с такой точкой зрения. У обследованных нами детей с дислексией за­мены фонетически близких согласных в письме только в од­ной трети случаев сопровождались аналогичными ошибками при чтении. В отношении замен графически сходных букв та­ких случаев не встречалось совсем. Это согласуется с данны­ми Z. Matejcek (1972), свидетельствующими о своеобразии ошибок в чтении по сравнению с письмом.

При «дисфазической» дислексии овладение грамотой на­рушается уже на этапе усвоения звуко-буквенных связей и аграфия встречается достоверно чаще, чем при «дисгнози-ческой» дислексии, которая проявляется в послебукварный период (табл. 5).

Таким образом, изложенный материал подтверждает на­блюдения других авторов о том, что дислексия обычно со­провождается нарушениями письма, которые проявляются в значительном замедлении темпов усвоения этого навыка. Наблюдающиеся при этом ошибки в письменных работах идентичны тем, что допускают и здоровые дети, но встреча­ются в достоверно большем количестве. Распространенность ошибок разного типа у них не носит специфического харак­тера и определяется не столько своеобразием интеллекту­альной или речевой деятельности ребенка, сколько языко-' выми закономерностями русской письменности.

КОГНИТИВНЫЕ ФУНКЦИИ

Механизм нарушений чтения и письма интересовал ученых уже на ранних этапах разработки проблемы. S. Orton (1937) выдвинул гипотезу, согласно которой причиной дислексии является нарушение функциональной специа­лизации полушарий головного мозга, левшество или ам-бидекстрия. Впоследствии она прошла многократную экспериментальную проверку, которая, однако, не дала одно­значного результата. Получены данные как согласующиеся [Witelson S., 1977], так и противоречащие ей [Springer S., Eisenson J., 1977; Gordon H., 1980].

В 60-х годах значительно возросло число работ, в кото­рых предпринималась попытка найти психологическую функцию, неполноценность которой ответственна за дис-лексические нарушения. В основу большинства исследова­ний была положена монофакторная модель расстройства. У многих детей с дислексией были обнаружены наруше­ния пространственной ориентировки [Zangwill О., 1962; Critchley М., 1964, 1968; Bender L., 1968]. P. Rosenberg (1970), L. Tec (1971) и другие исследователи показали, что у таких детей с большим постоянством встречаются за­труднения в ориентировке в сторонах тела и экстраперсо­нального пространства.

Весьма плодотворным оказалось изучение сукцессивных функций. В целом ряде работ было убедительно доказано наличие связи между неполноценностью временных опе­раций (запоминания и воспроизведения временной после­довательности событий, действий, слов и т. п.) и дислекси-

73

ей [Мнухин С. С., 1934, 1968; Corcin S.. 1974; Richie D., Aten J., 1976; Gaddes W., 1980].

В исследованиях Д. Н. Исаева и соавт. (1976), А. Н. Кар­повой и соавт. (1977), Н. Levinson (1980) изучалась взаимо­связь нарушений чтения с дисфункцией окуло-моторной регуляции. Д. Н. Исаев, Б. А. Карпов и А. Н. Карпова вы­явили у одной трети детей с дислексией диспраксию взора и у большинства — патологические формы сканирующих движений глаз. Серия экспериментов, проведенных G. Leisman и сотр., не подтверждает подобных наблюдений [Leisman G., 1978; Leisman G., Ashkenazi M. et al., 1978; Leisman G., Schwartz J., 1978]. Вероятнее всего, что анома­лии саккадических движений глаз являются следствием не­полноценности навыка чтения, а не его причиной.

Шагом вперед по сравнению с вышеуказанными рабо­тами явилось возникновение нейропсихологического на­правления исследований. Основным его достоинством явля­ется синдромологический подход к проблеме [Doehring D., Hoshko J., 1977; Gaddes W., 1980]. Например, в работе S. Mattis (1981) были описаны 3 нейропсихологических синдрома, встречавшиеся у большинства детей с дислекси­ей. Соответственно автор разделил всю эту клиническую группу на 3 подгруппы со следующими ведущими синдро­мами: а) языковых нарушений; б) артикуляторной и графо-моторной дискоординации; в) зрительно-перцептивных расстройств. Слабой стороной этой работы является при­верженность автора монофакторной модели расстройства. Автор склонен объяснять происхождение расстройств чте­ния нарушением комплекса однородных, качественно близ­ких функций. Этого недостатка лишено исследование, вы­полненное P. Satz и R. Morris (1981), в котором синдромы выделялись с помощью компьютерной обработки методом кластерного анализа. В результате выяснено, что у боль­шинства детей с дислексией обнаруживаются смешанные синдромы, состоящие из разнородных расстройств.

Приведенные выше данные литературы о механизмах дислексии свидетельствуют о разноплановости существую­щих сведений, несводимых к единой модели. По-видимо­му, реальные механизмы дислексии легче понять только в рамках мультифакторной модели расстройства, которая и была использована нами в процессе исследования данной проблемы.

74

Исследование интеллекта

Уже в ранних клинических исследованиях была от­мечена неравномерность умственного развития детей с дислексией [Мнухин С. С., 1934]. Позже это получило подтверждение при использовании психометрических тес­товых батарей, наиболее употребимой из которых являет­ся методика Д. Векслера — WISC [Исаев Д. Н. и др., 1974; Rugel R., 1974]. Краткая ее характеристика приведена в главе 4.

Наш опыт исследования дислексии, не осложненной оли­гофренией, с помощью адаптированного варианта методи­ки Д. Векслера ABM-WISC [Панасюк А. Ю., 1973] позво­ляет утверждать, что у большинства детей с тяжелыми формами этого расстройства (около 90% ) общий интеллек­туальный показатель (ОИП) соответствует пограничной ум­ственной отсталости, т. е. попадает в интервал между 80 и 95 баллами. Однако ОИП не вполне отражает истинный уро­вень их умственных способностей, так как интеллектуаль­ное развитие у них характеризуется выраженной неравно­мерностью. В 25% наших наблюдений это было заметно даже при сравнении интегральных показателей: разница между вербальным (ВИП) и невербальным (НИП) интеллектуаль­ными показателями достигала 10 баллов, и больше в пользу последнего. Для всех детей с дислексией характерна вы­раженная диспропорция между субтестовыми оценками (табл. 6). Все вербальные субтесты они выполняют досто­верно хуже здоровых сверстников, а «Арифметический» и «Повторение цифр» — хуже детей с ЗПР без дислексии. Это свидетельствует о том, что у детей с дислексией кратковре­менная слухо-речевая память на сукцессивно организован­ный материал страдает избирательно, значительно в боль­шей степени, чем другие психические функции. Данное нарушение является патогномоничным для изучаемого со­стояния и участвует в механизмах, порождающих затруд­нения в овладении чтением.

Наши наблюдения в основном согласуются с данными Е. Hanter, H. Levis (1973), Т. Arajarvi и соавт. (1974) и R. Kugel (1974), но несколько отличаются от материалов Д. Н. Исаева и соавт. (1973), обнаруживших у детей с дис­лексией низкие невербальные способности. Различия, ви­димо, обусловлены особенностями обследованного контин­гента в указанной работе: преобладанием детей с более

75

грубыми резидуально-органическими поражениями голов­ного мозга, чем у наших испытуемых.

По итоговому показателю интеллектуального развития — ОИП — дети с дисфазической и с дисгнозической форма­ми дислексии не отличаются друг от друга и от детей с ЗПР без дислексии. Структура интеллекта, проявляющая­ся в соотношении субтестовых оценок, у всех трех катего­рий детей различна (табл. 7, рис. 1). Те из них, кто стра­дает дисфазической дислексией, выигрывая в субтестах «Составление фигур из кубиков» и «Лабиринт», отстают в «Кодировании». При дисгнозической дислексии наименее успешно выполняются субтесты «Арифметический» и «По­вторение цифр», а «Складывание объектов» и «Лаби­ринт» — достоверно лучше, чем это делают дети с ЗПР. Различия обеих форм дислексии между собой наиболее выражены в «Общей осведомленности», «Кодировании» и «Составлении фигур из кубиков». В первых двух досто­верно отстают дети с дисфазической, а в последнем — с дисгнозической дислексией.

Описанные особенности структуры интеллектуальной дея­тельности свидетельствуют о наличии глубинных различий между обоими клиническими типами дислексии и тем са­мым подтверждают обоснованность предложенной нами ти­пологии.

Латерализация сенсомоторных функций

В 20-30-е годы S. Orton, а позднее и другие авторы обна­ружили среди детей с дислексией более высокую, чем у здоровых детей, распространенность левшества, амбидекстрии, а также перекрестных и смешанных типов латерализации сенсомоторных функций [Orton S., 1929; Tec L., 1971; Witelson S., 1977; Pirozzolo F., Rayner К., 1979]. Однако в исследованиях других авторов получены факты, заставляю­щие критически отнестись к этим данным. При достаточно строгом и основательном определении ведущих руки, ноги и глаза с применением широкого набора тестов и использо­вании адекватного контроля по возрасту, интеллектуальному развитию и половому составу не было обнаружено достовер­ных различий по этим показателям между здоровыми деть­ми и детьми с дислексией [Rosenberger P., 1970; Corkin S., 1974; Springer S., Eisencon V., 1977; Gordon H., 1980].

Для определения ведущей руки нами были использова­ны четыре специальные пробы («Поза Наполеона», пере­плетение пальцев, заполнение стоклеточного квадрата точ­ками в максимально быстром темпе правой и левой руками, «Чудесный мешочек») и, кроме того, фиксировалась веду­щая рука при выполнении 6 конструктивных заданий, ко­торые будут описаны в других разделах. Одно из перечис­ленных заданий оценивало ведущую руку в стереогнозисе («Чудесный мешочек»). Два задания выявляли ведущую но­гу: а) моторную («Ударь по мячу») и б) опорную («Попры­гай на одной ноге»). Ведущий глаз также выявлялся двумя пробами: «Посмотри в калейдоскоп» и модифицированный тест А. Р. Лурия с прицеливанием. Кроме того, определя­лось предпочитаемое направление движения взора при рас­сматривании ряда изображений. При математической об­работке вычислялись «коэффициент функционального превосходства правой руки» (КФП) (в графическом тесте и тесте «Чудесный мешочек») и «коэффициент предпочтения правой руки» (КПП) (для конструктивных заданий). КФП вычислялся по формуле Л. Н. Грановской (1972):

Вр. л. Вр. п.

х 100,

где Вр. л.— время, затраченное на выполнение задания ле­вой рукой, а Вр. п.— соответственно, правой. КПП вычис­лялся по формуле Z. Matejcek (1972):

79

Р+А/2 Н

х 100,

где Р — количество заданий, выполненных преимущественно правой рукой; А — количество заданий, выполненных по­переменно правой и левой руками или обеими вместе; Н — общее количество заданий.

Проведенное нами исследование латерализации сенсомо-торных функций не выявило у детей с дислексией значи­мых отличий от нормы (табл. 8, 9). Так же как среди здоро­вых детей при выполнении конструктивных заданий, у ²/₃ из них отмечалось предпочтение правой руки, а в графи­ческой деятельности функциональное превосходство правой руки наблюдалось в половине случаев. Почти у всех детей доминирующей ногой в моторных функциях была правая, а в опорных — у половины правая, у остальных — левая. Реже, чем у здоровых детей, встречался как односторон­ний, так и перекрестный тип латерализации руки, ноги и глаза за счет преобладания случаев неопределенной латера­лизации. Однако различия не достигали статистически досто­верного уровня и в одинаковой мере были свойственны де­тям с ЗПР без дислексии.

Следует отметить, что, как свидетельствуют показатели, приведенные в таблице 8, результаты тестирования весьма за­висят от выбранных заданий. В разных заданиях получают­ся существенно отличные показатели латерализации. Этим можно объяснить имеющиеся расхождения между различны­ми исследованиями. Кроме того, наши материалы подтвер­ждают сложившееся мнение, что перекрестный тип латера­лизации функций мозга является более распространенным и закономерным явлением в здоровой популяции, чем полага­ли раньше [Ананьев Б. Г., Рыбалко Е. Ф., 1964; Доброхото­ва Т. А., Братина Н. П., 1994, Witelson S., 1977].

Зрительно-пространственная ориентировка

Упоминавшееся уже постоянство, с которым зарубежные исследователи обнаруживают при дислексии инверсии букв и зеркальные ошибки, послужило основанием для интен­сивных поисков зрительно-пространственных нарушений при этом состоянии. К настоящему времени накопилось зна­чительное количество наблюдений, свидетельствующих о до­вольно высокой распространенности расстройств пространст­во

венной ориентировки при дислексии у детей [Critchley М., 1970; Rosenberger P., 1970; Кириченко Е. И., 1970; Mattis S. et al., 1975].

При рассмотрении проблем пространственной ориенти­ровки следует различать два ее уровня: образный и концеп­туальный, символический. Анализ литературных данных показывает, что при дислексии с большим постоянством об­наруживается несовершенство символического уровня про­странственных представлений и способности к их вербализа-

82

ции. Отмечают смешение понятий «право — лево», «над — под», «перед — позади» [Kramer J., 1970; Tec L., 1971; Matejcek Z., 1972]. В ряде работ указывается на затрудне­ния в выполнении пространственно организованных движе­ний, что связывается с незрелостью «схемы тела» [Bender L., 1968].

Менее изученным у детей с дислексией остается образ­ный уровень пространственного мышления. Имеются ра­боты, как подтверждающие [Critchley M., 1970; Mattis S. et al., 1975], так и отрицающие наличие расстройств наглядно-образного уровня пространственного мышления [Rosenberger P., 1970]. Однако они трудносопоставимы из-за больших различий в методиках. Описаны трудности передачи детьми пространственных отношений при рисо­вании, отсутствие перспективы в рисунках, искажения пропорций в тесте Гудинаф, неправильная ориентация и искажения фигур в тесте Бендер [Bender L., 1968; Matej­cek Z., 1972; Levinson H., 1980].

Мы изучали следующие виды ориентировки в простран­стве: а) восприятие формы и величины и б) восприятие про­странственных отношений между предметами.

Использование серии из семи заданий, оценивающих вос­приятие формы, величины и пространственных отношений между предметами, показало, что у детей с дислексией име­ется некоторая слабость пространственного восприятия. Од­нако это касается не всех его форм. Недостаточность опре­деляется при зрительном сопоставлении протяженности предметов (особенно по горизонтали) и при оценке простран­ственных отношений между ними. В последнем случае от­ставание обнаруживается чаще в условиях конкуренции не­скольких видов ориентировки (цвет, форма, расположение), что требует хорошего владения произвольной концентраци­ей и распределением внимания. Например, в тесте «Про­странственное лото» у детей с дислексией после стимуля­ции ошибки исчезали, а у детей с ЗПР из контрольной группы — сохранялись. В первом случае допущенные ошиб­ки обусловлены дефицитом внимания, а во втором — непо­средственно недоразвитием зрительно-пространственного вос­приятия. Избирательность затруднений проявляется и при конструировании геометрических фигур из спичек по об­разцу: значительно чаще, чем у здоровых сверстников, ис­кажаются угловые отношения между элементами ломаной

83

линии или неправильно располагается треугольник (проис­ходит ротация его на 30-40°)- При этом заметные искаже­ния формы фигур допускаются очень редко.

Оперирование зрительно-пространственными образами: мысленная ротация изображений и операции пространст­венной комбинаторики — представляет для детей с дислек­сией значительно большую трудность, чем для здоровых сверстников. Однако в еще большей мере это присуще де­тям с ЗПР без дислексии. Из этого следует, что дефицит зрительно-пространственных операций не находится в при­чинной связи с пониженной способностью к овладению чте­нием, поскольку с той же частотой это наблюдается и среди детей с ЗПР.

Запоминание комплексов из пяти геометрических фигур разной формы («Симультанные комплексы») либо рядов фи­гур или рисунков, расположенных в разной последователь­ности («Сукцессивные комплексы»), происходит у детей с «дисфазической» дислексией достоверно хуже, чем у здоро­вых. Воспроизводя «Симультанные комплексы», они отста­ют даже от детей с «дисгнозической» дислексией.

Вербализация пространственных представлений

Как известно, степень вербализованности пространствен­ных представлений у детей не только отражает уровень их речевого развития, но и характеризует способность выделять и осознавать пространственные признаки предметного мира как самостоятельные объекты познания [Люблинская А. А., 1965]. У детей с дислексией влияние обоих факторов приво­дит к существенному отставанию во владении пространст­венными вербально-понятийными обозначениями. Особен­но явственно этот дефицит выступает в экспрессивной речи. Понимание соответствующей терминологии обычно сохра­нено. Дети не пользуются в речи предлогом «над» и прила­гательными «широкий», «узкий», «толстый», «тонкий» (табл. 10, 11).

Большинство таких детей заменяют эти прилагательные обозначениями «большой» или «маленький». Иногда они используют их неадекватно: вместо «толстый» — «широ­кий», «тонкий» — «узкий» и наоборот. Некоторыми прила­гательными, обычно наиболее хорошо усвоенными в дан­ном возрасте у здоровых детей, они владеют достоверно хуже, чем дети с ЗПР.

84

При сопоставлении приведенных фактов с данными ис­следования зрительно-пространственного образного мыш­ления прослеживается отчетливый параллелизм между пер­цептивной недостаточностью при оценке горизонтальной протяженности предметов и слабой вербализованностыо со­ответствующих признаков у детей с дислексией. Наши наблюдения согласуются с данными М. Critchley (1968), который заметил, что при дислексии ориентировка в гори­зонтальных направлениях страдает больше, чем в верти­кальных.

Наиболее яркой отличительной особенностью данной ка­тегории детей является неспособность овладеть понятиями «право — лево». Значительное отставание от здоровых свер­стников наблюдается у них во всех заданиях, требующих оперирования этими понятиями. Во многих из них дети с дислексией достоверно отстают и от детей с ЗПР (табл. 12). Дети с «дисфазической» и «дисгнозической» дислексией не отличаются в этом друг от друга.

Есть основания утверждать, что нарушения вербализа­ции пространственных представлений являются специфич­ными как для «дисфазической», так и для «дисгнозической» дислексии и играют важную роль в механизмах нарушения

86

чтения, уровень речевого развития у них не является определяющим фактором в овладении понятиями «право — ле-. во» и вербализации пространственных признаков. Сущест­вует точка зрения, что затруднения, аналогичные описанным выше, обусловлены недостаточной сформированностыо об­раза «схемы тела» [Bender L., 1968]. Нам представляется уместным по-иному взглянуть на суть феномена.

Среди всех речевых обозначений направлений простран­ства понятия «правое» и «левое» являются наименее чув­ственно подкрепленными, весьма отвлеченными. В отли­чие от этого, например, понятия «впереди — позади» подкрепляются ощущением различий вентральной и дор-зальной частей тела, а «верх — низ» — отношением к вер­тикальной оси «голова — ноги». Подобная абстрактность значительно затрудняет усвоение данных словесных кате­горий в онтогенезе, требует высокой степени осознанности пространственных представлений. Дефицит этих спо­собностей у детей с дислексией, обусловленный незрело­стью перцептивных функций, и приводит к вышеописан­ным явлениям. Подобная гипотеза согласуется с данными D. Slobin (1973, 1976).

Изобразительно-графические способности

Для оценки изобразительных способностей и состояния графических навыков нами использовались следующие за­дания: 1. Тематический рисунок: а) дом, дерево, человек и б) человек. 2. Срисовывание фигур (изображения круга, пря­моугольника, ромба и трапеции). Для всех рисунков давались листы бумаги одинакового формата 130 х 95 мм. Рисунки оценивались в баллах в зависимости от наличия существен­ных деталей. Оценочные «веса» каждого признака устанав­ливались в рисунке человека по критериям Е. Goodenough (1926), в рисунке дома и дерева — на основании литератур­ных данных о деталях, обычно имеющихся в рисунках здоровых детей 7-8 лет [Сакулина Н. П., 1965; Лабунская Г. В., 1965; Svancara J., 1978]. Учитывались наличие композиции в рисунке и соблюдение пропорций (см. гла­ву 5). Срисованные геометрические фигуры оценивались по пятибалльной системе в штрафных баллах (т. е. чем хуже качество, тем выше оценка).

Рисунки «Дом, дерево, человек» (ДДЧ) и «Человек» (Ч) детей с дислексией так же, как и у детей с ЗПР, в общих чертах похожи на рисунки здоровых детей 6—8 лет со всеми присущими этому возрасту особенностями [Игнатьев Е. И., 1961; Сакулина Н. П., 1965; Лабунская Г. В., 1965] (рис. 2). Имеются и существенные отличия: им более свойственны схематизм, бедность композиции, «фризовое» (в один ряд) расположение предметов и фигур, статичность и недоста­ток реализма. У фигуры человека обычно изображаются лишь наиболее крупные части тела (голова, туловище, ко­нечности), а более мелкие (глаза, нос, рот, пальцы, воло­сы) — отсутствуют. Интересно отметить, что фигура чело­века в рисунке ДДЧ часто оказывается беднее деталями по сравнению с его отдельным изображением в рисунке Ч (рис. 3, 4, о, б). У здоровых детей этого обычно не происхо­дит. Руки и ноги они нередко рисуют одной линией («па­лочковые»). Большинство здоровых детей в этом возрасте изображают их двумерными. Суммарные оценки за ДДЧ и срисовывание фигур при дислексии обычно хуже, чем у детей с ЗПР (табл. 13). Однако грубых дефектов изображе­ний, свойственных детям с низким интеллектом («голово­ноги», распад изображений и др.), у них не бывает.

Очень редко у детей с дислексией в рисунках встречает­ся композиционная организация (наличие нескольких

88

нов, элементы сюжета). Одним из наиболее ярких патологических признаков, который встречается у них и отсутст­вует у здоровых детей, является нарушение пропорций как между частями одного изображения, так и между отдельными изображениями. У детей с ЗПР это происходит достоверно реже. Довольно часто рисунки непропорционально малы по сравнению с пространством листа бумаги (табл. 14).

При срисовывании наиболее распространены такие ошиб­ки, как грубое искажение размеров и пропорций фигур, ис­кажение величины углов (рис. 5, а, б, в). Результат у них обычно хуже, чем у детей с ЗПР. Указанные различия при сравнении соответствующих клинических групп оказались достоверными.

Таким образом, приведенные данные с очевидностью доказывают, что незрелость изобразительно-графических способностей является патогномоничной для дислексии. Остается неясным, какое звено этого сложного навыка ответственно за выявленную недостаточность.

Согласно существующим представлениям о психологи­ческой структуре графической деятельности, данный на­вык формируется в тесной зависимости от следующих трех факторов: а) зрительного восприятия; б) произвольной гра­фической активности; в) зрительно-моторной координации (О. Ц. Галкина, Б. Ф. Ломов, Е. И. Игнатьев, Н. П. Саку-лина). Как было показано в предыдущих разделах, зри­тельно-пространственное восприятие у детей с дислексией существенно не страдает. Высокие результаты в субтесте

«Лабиринты» свидетельствуют о том, что произвольная графическая деятельность и элементарные формы зритель­но-моторной координации у них не нарушены. Можно пред­положить, что причиной неполноценности изобразительно-графической продукции является несовершенство сложных форм зрительно-моторной координации.

Для проверки этой гипотезы нами была изучена техни­ка срисовывания фигур. В частности, был проанализиро­ван процесс срисовывания круга как наиболее привычной и часто изображаемой детьми фигуры. С точки зрения ведущей афферентации, можно представить два способа изображения круга (упрощая реальную картину): а) с опо­рой преимущественно на кинестетический контроль за вы­полнением движений, полагаясь на «память руки», как у детей младшего дошкольного возраста, и б) на основе ие­рархически организованной зрительно-кинестетической аф­ферентации, т. е. с опорой на произвольные формы зри­тельно-моторной координации. В первом случае круг изображается одним движением руки и имеет лишь одно соединение, а во втором — в несколько приемов или путем нащупывающего движения руки. В нашем эксперименте здоровые дети 7-8 лет выполняли это действие вторым из вышеназванных способом. При этом в линии, образующей круг, можно найти два и больше соединений или вся она состоит из мелких отрезков линий, положенных один око­ло другого («нащупывающая линия», по Е. И. Игнатьеву). Как показал анализ, большинство детей с дислексией вы­полняют эту фигуру одним движением, т. е. опираются только на кинестетический контроль, полагаясь на «память руки» (табл. 15). Это подтверждает наше предположение о

том, что основной причиной низкого уровня изобразитель­ной деятельности у этих детей является незрелость слож­ных, произвольных форм зрительно-моторной координации. На физиологическом уровне это, по-видимому, обусловле­но слабостью межанализаторной интеграции [Gaddes W., 1980]. Такое положение вещей приводит к ослаблению связи акта рисования со зрительными и перцептивными образами, что, в свою очередь, обедняет рисунок деталями [Корнев А. Н., 1983]. По нашим наблюдениям, большин­ство детей, не усвоивших букв, имеют наиболее низкий уровень развития изобразительных навыков.

Дефицит изобразительно-графических способностей при­нимает непосредственное участие в патогенезе дислексии, особенно на этапе усвоения звуко-буквенной символики.

Сукцессивные функции

Из всех предпосылок интеллекта нарушения сукцессив-ных функций, пожалуй, чаще других встречаются при избирательных нарушениях школьных навыков [Мнухин С. С., 1968; Демьянов Ю. Г., 1971]. Не составляет исключения и дислексия. Нарушения различения, запо­минания и воспроизведения временных последовательно­стей стимулов, действий или символов при специфиче­ских расстройствах чтения обнаруживали С. С. Мнухин (1934), D. Doehring (1968), S. Gantzer (1979) и другие исследователи. Дети на низком уровне выполняют такие задания, как воспроизведение последовательности дви^ жений, звуковых и графических ритмов, допускают много ошибок при воспроизведении последовательности изображе­ний, затрудняются при воспроизведении временной по­следовательности вербальных стимулов (слова, цифры), не способны к автоматизации речевых рядов (времена года, дни недели, месяцы) [Corcin S., 1974; Richie D., Aten J., 1976]. Имеются разные точки зрения по вопросу о модаль­ной специфичности указанных нарушений. D. Bakker (1972) считает, что при дислексии сукцессивные операции страда­ют только на вербальном материале. W. Gaddes (1980) по­лагает, что недостаточность носит полимодальный характер.

Исследуя данную группу функций, мы использовали сле­дующие задания: а) «рядоговорение» (времена года, дни не­дели по порядку); б) воспроизведение звуковых ритмов из 3—6 ударов с разными интервалами; в) тест «Кулак — ребро — ладонь» и аналогичный, но усложненный (добавлено движение ногами) тест.

Эксперименты показали, что дети с дислексией, так же как и дети с ЗПР, достоверно отстают от здоровых во всех перечисленных заданиях. Наиболее часто у них встречает­ся слабость автоматизации речевых рядов (64% случаев), реже страдает воспроизведение звуковых ритмов (46%), и еще реже встречаются затруднения при воспроизведении се­рии движений (33%).

Воспроизведение звуковых ритмов может быть непол­ноценным как из-за состояния слухового анализатора (на этапе анализа предъявленного образца), так и вследствие особенностей функционирования моторных систем (на эта­пе воспроизведения). Для уточнения причины выявлен­ных трудностей целесообразно сопоставить это задание с другими тестами, затрагивающими указанные функции. Частота сочетания низких результатов в воспроизведении ритмов с отставанием в тесте «Кулак — ребро — ладонь» служит косвенным показателем роли недостаточности мо­торики в анализируемом нарушении. С другой стороны, наличие низких результатов одновременно в «ритмах» и субтесте «Повторение цифр» из ABM-WISC дает анало­гичную информацию в отношении речеслухового анализа­тора. Первый тип сочетаний встречается среди наших ис­пытуемых в восьми случаях из двадцати двух (36%), второй — в восемнадцати случаях (82%). Различия досто­верны (р < 0,002). Тот факт, что большинство детей, не справившихся с воспроизведением ритмов, одновременно проявляют несостоятельность при воспроизведении циф­ровых рядов, указывает на заинтересованность высших отделов слухового анализатора. По-видимому, именно сла­бость церебральных систем, обеспечивающих удержание в кратковременной памяти ритмически организованных се­рий звуковых сигналов, приводит к низким результатам при воспроизведении ритмов.

Дефицит тех или иных сукцессивных функций, по на­шим наблюдениям, встречается у 88% детей с дислексией. В разной степени эти нарушения проявляются при «дис-фазическом» и «дисгнозическом» вариантах расстройства. В «дисфазической» подгруппе больше страдает воспроизве­дение звуковых ритмов, а в «дисгнозическои» — доминиру­ет слабость автоматизации речевых рядов (времена года, дни недели) (табл. 16).

97

НЕЙРОПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ СПЕЦИФИЧЕСКИХ НАРУШЕНИЙ ЧТЕНИЯ

В медико-психологической практике нейропсихологи-ческое исследование решает одну из двух категорий задач: а) диагностика острых повреждений мозга и связанных с этим выпадений ранее сформированных высших психи­ческих функций (ВПФ) и б) выяснение характера дизонто-генеза ВПФ, обусловленного ранним очаговым поврежде­нием мозга, хронической церебральной недостаточностью, и анализ лежащих в основе этого мозговых механизмов. По сути дела, это два разных направления в нейропсихоло­гии детского возраста, различающиеся не только по объек­ту исследования, но и по методологии. В первом случае все обнаруженные нейропсихологические синдромы и симпто­мы правомерно интерпретировать как результат очагового повреждения определенных мозговых структур («эффект очага»), так как предполагается, что до повреждения ребе­нок был здоров. Во втором случае приходится проводить дифференциацию «эффектов очага» от «эффектов фона», то есть проявлений общей задержки психического развития, нередко возникающих при раннем органическом пораже­нии головного мозга [Лебединский В. В. с соавт., 1982; Мар­ковская И. Ф., 1994].

Уже первые клинико-психологические описания специ­фики очаговых поражений головного мозга у детей с оче­видностью показали, что симптоматика повреждений моз­говых структур существенно зависит от возраста, в котором произошло повреждение. Так, например, у детей младше 10 лет при повреждении речевых зон левого полушария кли­нические проявления речевых нарушений выражены зна­чительно слабее, чем у взрослых, и обычно подвергаются быстрой редукции. С. С. Мнухин (1940, 1948) одним из пер­вых обратил внимание на то, что у детей нарушения психи­ческих функций при повреждениях субкортикальных струк­тур проявляются значительно тяжелее, чем при корковых деструкциях, и нередко по ряду признаков схожи в симпто­матике с корковыми синдромами взрослых. Впоследствии эти клинике психологические наблюдения были подтвер­ждены экспериментально и другими исследователями.

Систематическое изучение нарушений высших психиче­ских функций, наступающих в результате мозговых повре­ждений у детей, было начато в начале 60-х годов. Создате-

99

лем первой нейропсихологической батареи тестов для детей является R. Reitan, который и считается одним из родо­начальников детской нейропсихологии за рубежом. В на­шей стране нейропсихологические методы исследования де­тей с нервно-психическими расстройствами применялись в исследованиях Н. Н. Трауготт (1959), Д. Н. Исаева (1982), Ю. Г. Демьянова (1976), Э. Г. Симерншщой (1985), А. Н. Кор-нева (1991), И. Ф. Марковской (1987,1994). В исследовани­ях Э. Г. Симерницкой (1985) с помощью адаптированной нейропсихологической методики А. Р. Лурия (1969) изуча­лись последствия острых очаговых повреждений головного мозга у детей 4 лет и старше.

Полученные в вышеперечисленных исследованиях резуль­таты позволяют описать некоторые закономерности проявле­ния нейропсихологических синдромов и симптомов при ран­них очаговых органических поражениях головного мозга.

1. У детей младше 10 лет, особенно в дошкольном воз­расте, клинико-психологические проявления очаговых по­ражений головного мозга слабо выражены, а нередко вооб­ще могут отсутствовать. В раннем возрасте встречаются случаи, когда даже довольно обширные повреждения моз­говой ткани не вызывают серьезной дезорганизации пове­дения и не сопровождаются выраженной неврологической симптоматикой.

2. Возникшие нарушения психической деятельности обычно в сравнительно короткие сроки подвергаются обрат­ному развитию. В наибольшей мере это характерно для ост­рых повреждений головного мозга, например при черепно-мозговой травме. При хронической органической патологии мозга компенсаторные перестройки реализуются значитель­но слабее (как, например, при нейроинфекциях и т. п.).

3. Стертость и атипичность клинических проявлений оча­говых поражений головного мозга у детей в разной степени выражены в зависимости от локализации повреждения. При корковых и левополушарных очагах (у праворуких) она боль­ше, а при субкортикальных и правополушарных — сущест­венно меньше. В последних случаях клиническая картина весьма близка к той, которая наблюдается у взрослых.

4. При некоторых локализациях поражений головного мозга у детей наблюдается своеобразный отставленный эф­фект. При повреждении корковых зон, поздно созревающих в онтогенезе (лобных и теменных), последствия поврежде-

100

ния в полной мере проявляются в том возрасте, когда у здоровых детей они начинают активно участвовать в регу­ляции психических процессов (обычно в младшем и стар­шем школьном возрасте).

5. Степень атшшчности клиники очаговых синдромов су­щественно меняется с возрастом. Причем данная законо­мерность имеет различный характер для левого и правого полушарий. В первом случае с уменьшением возраста ре­бенка симптоматика становится все более стертой и ати­пичной. Во втором — наоборот: чем младше ребенок, тем грубее симптоматика поражения правого полушария. Ран­ние очаговые поражения коры головного мозга компенси­руются значительно полнее и лучше, чем поражения под­корковых отделов [Rutter M. et al., 1970]. Последние по симптоматике нередко напоминают синдромы корковых по­ражений у взрослых, что нередко служит причиной невер­ного понимания топического происхождения подобных рас­стройств у детей [Мнухин С. С., 1946, 1948].

Перечисленные закономерности нарушения и восстанов­ления церебральных функций в детском возрасте вносят оп­ределенную специфику в нейропсихологическую диагности­ку и трактовку полученных данных. При острых мозговых повреждениях (кровоизлияния, опухоли, травмы) вышеопи­санный атипизм выражен слабее и позволяет опираться на те принципы и закономерности, которые выявлены экспе­риментально на взрослых больных. В этом отношении дети с резидуально-органическими заболеваниями ЦНС демон­стрируют целый ряд существенных отличий. Ранние повре­ждения мозговой ткани, приводя к дизонтогенезу психиче­ских функций, одновременно вызывают компенсаторные перестройки деятельности церебральных функциональных систем. В результате целый ряд психических функций мо­жет формироваться на отличной от нормы церебральной ос­нове. Нарушение развития психических функций может быть связано как с повреждением мозговых центров, с ко­торыми они связаны генетически, так и с перегрузкой тех отделов мозга, которые выполняют викарирующую функцию (так называемый «crowding-эффект») [Satz P. et al., 1988; Strauss A. et al., 1990]. Кроме того, поскольку психические функции в онтогенезе связаны иерархическими отноше­ниями, некоторые из них могут страдать опосредованно (так называемый эффекты «вторичного недоразвития»). Как

101

отмечает В. В. Лебединский (1985, с. 30), первичный де­фект может нарушить развитие «отдельных базальных звень­ев психических процессов, высшие же уровни страдают вто­рично (ведущая координата нарушения развития — «снизу вверх»). В качестве иллюстрации разницы в топико-диаг-ностических решениях у детей и взрослых можно привести нарушение фонематического восприятия. У взрослых обыч­но это связано с поражением височных отделов левого по­лушария [Тонконогий И. М., 1973; Лурия А. Р., 1975]. У детей же несформированность фонематического воспри­ятия чаще возникает как следствие системных влияний стой­ких нарушений звукопроизношения, дефектных артикуляторно-кинестетических образов на сенсорное звено речевого анализатора [Бельтюков В. И., 1977]. В таком случае ин­терпретация этого феномена у детей как фокального сим­птома, по-видимому, была бы ошибочной.

Специфика нейропсихологической диагностики в детском возрасте заключается еще в том, что оценка результатов выполнения какого-либо задания требует знания возрастных нормативов его выполнения. Кроме того, должна учитывать­ся возрастная доступность самой процедуры тестирования. Обычно чем младше ребенок, тем явственнее сказываются на результатах выполнения задания общепсихологические факторы, и в том числе интеллектуальная зрелость. Это может привести к смешению «эффектов очага» и «эффек­тов фона» [Hynd G. W., 1989].

Анализ церебральных механизмов дислексии у детей пред­ставляет собой достаточно сложную проблему. Сложность вопроса обусловлена не только вышеперечисленными обстоя­тельствами, но и тем, что дислексия не является моносимпто­матическим состоянием. Значительное число подобных рас­стройств возникает на резидуально-органическои основе. Это служит причиной того, что, кроме специфических для нару­шений письменной речи симптомов, у многих детей мы обна­руживаем разнообразные сопутствующие когнитивные, нев-розоподобньге и психоорганические расстройства.

Как известно, при негрубых резидуально-органических поражениях головного мозга наиболее часто и избиратель­но страдают предпосылки интеллекта [Мнухин С. С., 1968; Исаев Д. Н. и др., 1974]. В большинстве случаев подобные состояния характеризуются неравномерностью в развитии интеллектуальных способностей, западениями в отдельных

102

навыках, нестабильностью умственной продуктивности и др. [Исаев Д. Н., 1982]. Конкретная синдромальная структура состояния при этом зависит от обширности и локализации мозгового повреждения, возраста, в котором это произошло, и компенсаторных резервов данного организма. Они, конеч­но, в определенной степени влияют на темпы и продуктив­ность усвоения письменной речи, как и любых других на­выков, но играют при этом неспецифическую роль. Многие из них, по нашим наблюдениям, также часто встречаются и у детей с ЗПР, не испытывающих тяжелых и стойких затруднений в чтении или письме.

Таким образом, нашей главной задачей являлось выде­ление специфического для дислексии симптомокомплекса и его нейропсихологический анализ. Приведенные выше ма­териалы позволяют утверждать, что избирательно и чаще, чем при других видах задержки психического развития, при дислексии страдает способность к вербализации простран­ственных представлений, обнаруживается незрелость изо­бразительно-графических навыков и дефицит сукцессивных функций. Эти нарушения уже с полным основанием можно рассматривать как имеющие прямую связь с патопсихоло­гическими механизмами дислексии. Однако при этом еще остается неясным: почему наличие тех же самых наруше­ний у детей в одних случаях приводит к специфическим расстройствам чтения, а в других (например, у детей с ЗПР), где все они, хотя и реже, но тоже встречаются,— нет? От­вет на этот вопрос удалось получить только при анализе сочетаний (кластеров), которые образуют выявленные рас­стройства. Выяснилось, что дефицит одновременно несколь­ких психических функций, сочетающихся определенным образом, обнаруживается у большинства детей с дислекси­ей и почти не встречается при других формах ЗПР (табл. 17). Указанные типы кластеров, как оказалось, различаются при «дисфазическом» и «дисгнозическом» вариантах расстрой­ства.

Анализ приведенных в таблице кластеров с нейропси-хологических позиций создает впечатление скорее муль-тифокальности, чем единого по церебральной локализа­ции нейропсихологического синдрома. В то же время неравномерность структуры психического развития пред­полагает избирательный характер поражения определен­ных мозговых систем. В настоящее время в мировой лите-

103

ратуре крайне мало сведений, содержащих надежно ве­рифицированные данные о локализации поражения голов­ного мозга при дислексии. Немногочисленные секционные наблюдения показывают, что у детей, страдавших дис­лексией, наиболее выраженные аномалии развития голов­ного мозга затрагивают преимущественно левое полушарие [Galaburda A., Kemper Т., 1979; Kemper Т., 1984; Geschwind N., Galaburda A. M., 1985].

Расстройства, которые обнаруживаются при дислексии с наибольшим постоянством (слабость вербализации про­странственных представлений, нарушения сукцессивных функций, слабость вербально-логического мышления), по данным нейропсихологической литературы, чаще наблю­даются при поражениях у детей левого полушария [Симер-ницкая Э. Г., 1974, 1985; Rudel R., Denkla M., 1974; Gad-des W., 1980]. Нарушения изобразительной деятельности, проявляющиеся в обедненности деталями и нарушении про­порций, также более характерны для поражения левого по­лушария [Красовская В. А., Ченцов Н. Ю., 1980; Дег-лин В. Л. и др., 1986; Arena R., Gainotti Y., 1978]. Задания же, наиболее трудные для «правополушарных» больных (конструктивные, ориентировка в схематическом изображе­нии пространственных отношений, стереогнозис), выполня­ются большинством детей с дислексией на уровне здоровых сверстников. Это согласуется с данными исследований С. Dennis (1980), в которых у детей, перенесших раннее удаление левого полушария, навыки чтения оказались зна­чительно худшими, чем у перенесших удаление правого по­лушария. Вывод о неполноценности левополушарных и сохранности правополушарных функций при дислексии под­тверждается и в работах S. Witelson, R. Rabinivitch (1972) и Н. Gordon (1980). Высказывается предположение, что ле-вополушарная недостаточность как на функциональном, так и на морфологическом уровне может быть обусловлена ги­перфункцией правого полушария, которое в этом случае по­давляет созревание и функциональную активность левого полушария [Geschwind N., Galaburda A. M., 1985].

В 80-х годах голландский исследователь Dirk Bakker на ос­новании многолетних неиропсихологических исследований предложил оригинальную «модель межполушарного балан­са» , связывающую трудности в овладении чтением у детей с дислексией с нарушением оптимального межполушарного взаимодействия. Используя метод дихотического прослуши­вания (при этом через наушники одновременно предъявля­ются две разные группы слов), он обнаружил, что у старших дошкольников и у первоклассников в начале года отмечается функциональное превосходство левого уха над правым. В кон­це первого года обучения ведущим ухом становится правое.

105

В этом случае усвоение чтения проходит без осложнений. У детей же, которые «стартуют» в школе с правым ведущим ухом, т. е. левым доминирующим по уровню активности по­лушарием, возникает дислексия (L-тип дислексии). При этом темп чтения резко замедлен, но ошибок допускается мало. То же происходит с теми, кто, «стартуя» с левым, не переклю­чился в конце первого года на правое (Р-тип дислексии) [Bakker D., 1990]. В этом случае темп чтения относительно высок, но ошибок много. Эти данные о смене ведущего по ак­тивности полушария на протяжении первого года обучения были подтверждены и при электорофизиологическом иссле­довании (методом вызванных потенциалов). Автор связыва­ет необходимость подобной реверсии межполушарного ба­ланса с тем, что на начальном этапе освоения грамоты, графической символики функционально наибольшая нагруз­ка падает на системы мозга, ответственные за перцептивную обработку зрительно-пространственной информации (усвое­ние графем). К концу первого года обучения эти проблемы ста­новятся менее актуальны, а на первый план по значимости выступают языковые операции, необходимые для декоди­рования словосочетаний и фраз. На основе этой модели была разработана методика дифференцированной коррекции дис­лексии путем избирательной стимуляции левого (при Р-типе) или правого (при L-типе) полушария [Bakker D., 1990; KappersE. J., 1994].

Наряду со свойственной большинству детей с дислексией левополушарной недостаточностью, у детей с «дисфазиче-ской» формой дислексии нам удалось выявить нейропсихо-логический синдром, включающий нарушение фонемати­ческого восприятия, затруднения в припоминании слов при назывании (расстройство памяти «инфантильно-астениче­ского» типа, по С. С. Мнухину) и нарушение кратковремен­ной слухоречевой памяти. Мы расцениваем это как следст­вие недостаточности у них левовисочных мозговых систем. Это согласуется с наблюдением других авторов [Симерниц-кая Э. Г., 1978, 1981; Gaddes W., 1980] и подтверждается данными ЭЭГ-исследования, которое выявило снижение средней мощности биоэлектрической активности в левом по­лушарии и наличие локальных корковых нарушений в лоб-но-височных отделах. Тем не менее описанные выше кла­стеры нарушений, специфичных для дислексии, по нашему мнению, свидетельствуют, что подобная фокальная дисфунк­ция левовисочных структур является лишь одной из несколь-

106

них функциональных систем мозга, сочетанная дефицитар-ность которых создает стойкие трудности в овладении чте­нием.

Специального рассмотрения заслуживает вопрос о взаи­мосвязи нарушений устной речи и чтения. Преобладание дефицита левополушарных функций, с одной стороны, и очевидная связь готовности к обучению чтению с состояни­ем устной речи, с другой, наводят многих исследователей на предположение о наличии каузальных отношений меж­ду недоразвитием устной речи, языковых операций и дис­лексией [Левина Р. Е., 1940; Лалаева Р. И., 1983; Mattis S., 1981; Fletcher J. M., 1981; Shankweiler D. et al., 1994]. Как показывает опыт, тяжелое недоразвитие устной речи обыч­но в той или иной мере затрудняет усвоение чтения. Лишь у 50-60% таких детей обнаруживаются стойкие трудности в овладении чтением, превышающие тяжесть устноречевых нарушений и сохраняющиеся после компенсации послед­них. Если трудности в овладении чтением пропорциональ­ны тяжести недоразвития устной речи и исчезают по мере его компенсации, их правомерно считать неспецифически­ми. В формировании дислексических расстройств, как мы убедились, нарушения основных языковых средств (звуко-произношения, лексики, грамматического строя) играют вто­ростепенную роль. Даже при «дисфазической» дислексии мы не встречали ни одного случая, когда бы недоразвитие устной речи без каких-либо сопутствующих расстройств при­вело к специфическим нарушениям чтения. Только ком­плекс нарушений, приведенных в таблице 17 (в который может входить и недоразвитие речи), дезорганизуя одно­временно несколько разных компонентов функциональ­ного базиса чтения, ведет к формированию дислексии. На­личие неполных сочетаний, т. е. отсутствие одного-двух важных компонентов, приводит лишь к «латентной» дис­лексии. По нашим данным и наблюдениям других авторов, нарушения звукопроизношения, фонематического воспри­ятия и фонематических представлений создают помехи в основном на начальном этапе овладения чтением в буквар­ный период [Liberman J., Shankweiler D., 1985; Wagner R., Torgessen J., 1987]. Недостаточное осознание звуковой сто­роны слова препятствует полноценному усвоению звуко-буквенной символики. Если же к этому присоединяются недостаточность межанализаторной интеграции и меж­сенсорного переноса, неполноценность произвольных форм

107

зрительно-моторной координации в изобразительной дея­тельности, букварный коордириод растягивается у ребенка на годы.

Неполноценность металингвистических способностей, как правило, сопутствует дислексии. Все дети, страдающие этим расстройством, испытывают серьезные трудности в тех ви­дах когнитивной деятельности, где объектом познания яв­ляется речь. Осознание звуковых, лексических или грам­матических ее закономерностей, дискретный анализ речевого потока и усвоение теоретических правил ее графической сим­волизации являются для них наиболее трудными задачами. Аналогичные наблюдения имеются и у других авторов [Kamhi A., Catts H., 1986; Leong С. К., 1991]. Как нам пред­ставляется, в настоящее время нет веских оснований свя­зывать метаязыковые функции с какими-либо нейропсихо-логическими механизмами. По-видимому, данная функция имеет общемозговую, системную природу.

Важную роль в происхождении трудностей овладения чте­нием играет дефицит сукцессивных операций. Это убеди­тельно показали наши эксперименты. Аналогичные ре­зультаты получены и другими исследователями, которые цитировались в главе 1. Способность анализировать времен­ную последовательность символов или звуков и удерживать ее в памяти чрезвычайно важна для овладения письменной речью [Журова Л. Е., Эльконин Д. В., 1963; Gaddes W., 1980]. В наибольшей мере это справедливо по отношению к альфабетическим типам письменности, в которых осущест­вляется пространственное моделирование временной после­довательности звуков речи графически.

Результаты экспериментального исследования детей с дис­лексией показывают, что дефицит сукцессивных функций носит у них модально неспецифический характер (проявля­ясь при оперировании как речевыми, так и неречевыми сти­мулами).

 

ДИНАМИКА ДИСЛЕКСИИ И ВТОРИЧНЫЕ ПСИХИЧЕСКИЕ РАССТРОЙСТВА

39 детей с дислексией наблюдались нами в течение не­скольких лет: 6 человек — 1 год; 14 человек — 2 года; 13 человек — 3 года; 6 человек — 4 года.

108

За время, прошедшее после первого обследования, 4 ре­бенка были переведены во вспомогательную школу, 5 — про­должали учиться в массовой школе, а остальные — в школе для детей с ЗПР или в речевой школе. У большинства из них (72%) расстройства оказались стойкими. Даже через несколько лет чтение оставалось медленным, неавтомати­зированным и безвыразительным. 20 детей читали по сло­гам даже после 3-4 лет обучения, а 3 ребенка за тот же промежуток времени овладели лишь побуквенным чтени­ем. Все они продолжали допускать при чтении большое число ошибок. Среди них наиболее стойкими оказались замены гласных (36% случаев против 52% — при первом обследо­вании), значительно реже стали встречаться замены фоне­тически близких согласных (18% случаев при 45% — пер­воначально). Зато преобладающими оказались ошибки угадывающего типа (51% детей). Таким образом, в этих слу­чаях наблюдалась примерно та же динамика ошибок, что и у здоровых детей [Егоров Т. Г., 1953]. Нарушения письма были в среднем менее стойкими. Счетные навыки, как и при первичном исследовании, страдали в наименьшей сте­пени (табл. 18).

Сопоставив результаты экспериментально-психологиче­ского исследования с данными катамнеза, мы попытались выявить критерии, на которых можно было бы построить прогноз дислексии. Для сравнения были выбраны дети с крайними вариантами динамики: в одну группу объедини­ли детей, у которых сохранились тяжелые нарушения чте­ния (16 детей), в другую — тех, у кого нарушения чтения

полностью или в значительной степени компенсировались (11 детей). Наиболее информативной для прогноза оказа­лась ABM-WISC. Три субтеста из двенадцати более всего различали вышеуказанные подгруппы: «Недостающие де­тали» (№ 7), «Составление фигур из кубиков» (№ 9) и «Ко­дирование» (№ 11) (табл. 19). Среди детей со стойкой дис­лексией 11 (69%) при первичном обследовании в 1-м классе имели низкие результаты в двух из трех перечисленных субтестов: в № 7 и № 11 ниже 8 баллов, а в № 9 — ниже 11 баллов. В подгруппе детей, у которых дислексия компенси-

ровалась, это встречалось лишь в первом случае (9%). Раз­личия достоверны (р < 0,001).

Таким образом, результаты выполнения перечисленных субтестов можно использовать в качестве критериев про­гноза дислексии. Если у ребенка, испытывающего трудно­сти в чтении, при выполнении этих субтестов хотя бы в двух из них результаты оказываются ниже пороговых ве­личин, следует ожидать, что дислексические расстройства будут весьма стойкими.

Динамика данного состояния включает и изменения пси­хопатологической картины: трансформацию психооргани­ческой симптоматики и образование вторичных психоген­ных ситуационных наслоений.

Психоорганическая симптоматика, прежде всего цереб-растения, у большинства детей претерпевает волнообразные колебания. Чередование компенсации и декомпенсации за­висит как от эндогенных биологических процессов, так и от средовых влияний. Мы наблюдали колебания с большими и малыми периодами. Последние представляют собой суточ­ные изменения работоспособности и церебрастении. К кон­цу учебного дня может нарастать утомление, падает умст­венная продуктивность и нередко возрастает двигательная активность. Колебания с большими периодами определяют­ся неравномерным распределением учебной нагрузки в те­чение календарного года. Уже в конце третьей — начале четвертой четверти у большинства детей нарастает утомле­ние, снижается успеваемость, иногда присоединяются на­рушения сна, головные боли, усиливается эмоциональная лабильность.

На большом материале, включавшем 480 детей 6-17 лет с расстройствами речи, в том числе и с дислексией, нам удалось установить возрастные периоды, в которые деком­пенсация происходит наиболее часто. Всего за 5 лет нами зарегистрирован сто один случай впервые выявленных де­компенсаций у детей с вышеуказанными расстройствами, обучавшихся в речевой школе. Из них у 21% это произо­шло в возрасте 7-8 лет, у 50% — в 9,5-11,5 лет и у 18% в 13 лет и старше. Наиболее неблагоприятен для этих детей возраст от 9,5 до 11,5 лет. По отношению к общему числу детей соответствующего возраста, находившихся под наблю­дением, декомпенсации возникали в возрастной подгруппе 9,5-11,5 лет у 27% детей, в 7-8 лет — у 17% и в 13 лет и

111

старше — у 14% детей. Интенсивный показатель частоты декомпенсации в возрасте 9,5-11,5 лет достоверно выше, чем в 7-8 лет (р < 0,05) и в 13 лет и старше (р < 0,01) [Корнев А. Н., 1987]. В большинстве случаев ведущей сим­птоматикой в период декомпенсации является утяжеление церебрастении, эмоциональной лабильности; в ряде случа­ев присоединяется аффективная неустойчивость. При этом, как правило, усугубляется школьная дезадаптация, и у не­которых детей начинают развиваться вторичные психоген­ные психические нарушения в связи с реакцией на собствен­ную несостоятельность и ситуацию «хронического неуспеха». Большинство детей с дислексией, по нашим наблюдениям, переживают состояние протрагированной фрустрации. Эти переживания нередко усугубляются недостаточно тактич­ным и негибким поведением учителя. Попытки оказать пси­хологическое или дисциплинарное давление на такого уче­ника дают только негативные последствия [Громбах С. М., 1988]. Неблагоприятно сказываются попытки форсировать темпы овладения чтением: практически всегда это утяже­ляет нарушения чтения.

Немаловажна реакция семьи на трудности детей [Иса­ев Д. Н., 1984]. Если в семье царит атмосфера эмоциональ­ного неприятия ребенка, связанная с неоправдавшимися на­деждами на его успех, это создает условия для развития кризисного состояния. При углублении декомпенсации на­чинают появляться аффективные и протестные формы ре­акций сначала только на учебные, а затем и на многие дру­гие трудные для него ситуации. Появляются прогулы уроков (сначала только уроков чтения, а затем и других), за кото­рыми может последовать отказ посещать школу. По дан­ным некоторых исследователей [Schonhout S., Sats P., 1983], у детей с дислексией значительно чаще, чем в общей попу­ляции (в ^г/4 случаев), встречаются делинквентные формы поведения [Rutter М., 1987]. J. Wepman (1962) обнаружил, что среди малолетних преступников дислексия встречается значительно чаще, чем среди благополучных детей. В тех случаях, когда ребенок не получает своевременной лечеб­ной и психокоррекционной помощи, патологические фор­мы реагирования генерализуются, приобретают ригидный характер, и на этой основе формируются психопатоподоб-ные нарушения или патологическое развитие личности.

112

У детей, склонных к тормозным, интрапунитивным ре­акциям, прогрессирование декомпенсации идет по пути раз­вития неврозоподобной симптоматики. При этом повышается уровень тревожности, снижается самооценка [Skulova M., 1978; Thomson M., Hartley G., 1980]. Тревожность приобре­тает характер фобических переживаний в ситуациях, свя­занных с чтением. В тяжелых случаях подобные явления возникают при всех видах учебной деятельности. Иллюст­рацией может послужить следующий пример.

Юля Ш., 10 лет 11 мес., учится в четвертом классе массовой школы. Испытывает значительные трудности в чтении и письме. По остальным предметам успевает на «4». Диагноз: специфиче­ская задержка психического развития церебрально-органическо­го генеза. Синдром органического инфантилизма, невропатопо-добный вариант. Дислексия выраженная, «дисгнозический» вариант.

Из анамнеза: наследственность не отягощена. Родители здоро­вы, оба имеют высшее образование. Мать родила девочку в 37 лет, отцу было 42 года. Девочка от первой физиологической бе­ременности, стремительных родов. Закричала сразу. Раннее раз­витие с небольшой задержкой: ходить начала с 1 года 3 мес., первые слова — с 1 года 3 мес., фразовая речь появилась с 1,5 лет. В раннем возрасте была беспокойная, страдала экссудатив-ным диатезом, пищевой аллергией. С 3 лет — нейродермит. До школы воспитывалась дома. С 7 лет пошла в школу и стала часто болеть ОРВИ. В 5 лет занималась с логопедом в связи с дефектным произношением звуков и и р. В первом классе училась в основном на «4». Со второго класса появились тройки по чтению и письму, несмотря на усиленные дополнительные занятия дома. Занимает­ся в музыкальной школе по классу фортепьяно. Учится там не­плохо, но не любит на уроках сольфеджио читать ноты, старается выучить их наизусть.

По характеру самолюбивая, капризная, нетерпеливая. Если что-то не получается — бросает. Очень волнуется перед контроль­ными работами. Если о предстоящей контрольной не предупреж­дают заранее, то отказывается выполнять ее, так как от волнения совсем теряется. Болезненно переживает свои трудности в чте­нии. В присутствии класса вслух не читает, а иногда отказывает­ся и от устных ответов.

В клинической симптоматике доминируют проявления психи­ческого инфантилизма с сенситивными и тревожно-мнительными чертами в характере. Интеллект соответствует возрасту. Резко вы­ражена церебрастеническая симптоматика. Избирательно страда-

113

ет зрительное внимание, при чтении теряет строку. В процессе коррекции уже усвоенные навыки плохо автоматизируются. Час­то дает срывы. При обследовании читает очень тихим голосом, еле слышно. При этом заметно волнуется. Чтение медленное, сло­говое, с запинками и небольшим количеством ошибок. Использу­ет «двойное чтение»: сначала про себя по слогам, а вслух — слит­но, целыми словами. Коэффициент техники чтения — 65 (в норме — 100, см. главу 4).

Все перечисленные выше средовые факторы могут усу­губить фрустрационные переживания или, наоборот, суще­ственно сгладить их. Но, пожалуй, решающее значение для исхода имеет своевременность оказания коррекционной по­мощи. Чем позже начата коррекционная работа, тем выра-женнее вторичные расстройства. Дети, продолжающие учиться в массовой школе и не получающие логопедиче­ской коррекционной помощи, являются наиболее неблаго­получными [Skulova M., 1978]. В этом случае дезадаптация обычно углубляется, что сопровождается сменой ведущих синдромов в клинической картине. Церебрастенический син­дром перестает быть ведущим, и его сменяет в этой «роли» неврозоподобный или психопатоподобный синдром. Иногда они последовательно сменяют друг друга. Индивидуальные биологические особенности организма ребенка сказывают­ся не только в преобладании симптоматики определенного регистра [Снежневский А. В., 1970], но и в скорости пере­хода с одного регистра на другой.

По нашим наблюдениям, наиболее важным фактором, влияющим на этот процесс, является массивность резиду-ально-органической симптоматики. Поэтому дети с орга­ническим инфантилизмом оказываются в таких случаях менее благополучными, чем дети с церебрастеническим инфантилизмом.

СПЕЦИФИЧЕСКИЕ НАРУШЕНИЯ ПИСЬМА

В существующей литературе, посвященной нарушениям письма у детей, нет единства как в отношении терминоло­гии, так и в определении природы данных состояний. Как и в отношении дислексии, на Западе для определения спе­цифических нарушений письма (specific spelling disability,

114

disorthografia) принят количественный критерий: отста­вание в навыке письма на две и более стандартных ошиб­ки (или на полтора-два класса) от уровня усвоения осталь­ных предметов при отсутствии существенных нарушений интеллекта, зрения или слуха (ICD-10). Качественной ха­рактеристике ошибок не придается значения для отнесения расстройства к категории специфических. Ошибки играют значимую роль при отнесении дисортографии к одному из подтипов. Согласно Е. Boder (1973), например, выделяются следующие подтипы: дисфонетический (среди ошибок пре­обладают инверсии порядка или расположения), дисэйде-тический (ошибки в виде фонетического написания вместо традиционного, т. е. как слышат, так и пишут) и смешан­ный дисфонетически-дисэйдетический.

В русской логопедической литературе определения спе­цифических нарушений письма к настоящему времени раз­работаны недостаточно. Вот несколько примеров. «Дис-графия — это специфическое нарушение процесса письма» [Лалаева Р. И., 1989], без каких-либо конкретных критери­ев отграничения. «Частичное расстройство процессов пись­ма... Их основным симптомом является наличие стойких специфических ошибок... не связанное ни со снижением интеллектуального развития, ни с выраженными наруше­ниями слуха и зрения, ни с нерегулярностью школьного обучения» [Садовникова И. Н., 1995]. Последнее определе­ние представляется более содержательным, но критерии ди­агностики носят преимущественно негативный, исключаю­щий характер (так называемые «критерии исключения»). Единственный позитивный критерий — наличие специфи­ческих ошибок в письме. Согласно существующей практи­ке, он и является в России единственным работающим кри­терием. Однако в этом случае остается неясным вопрос: какие же ошибки правомерно считать специфическими и чем они отличаются от неспецифических? На последний вопрос кон­цептуального, теоретически обоснованного ответа обычно не дается. Практически все авторы ограничиваются перечис­лением специфических ошибок и описанием предполагае­мых механизмов их возникновения. Ассортимент ошибок, приводящийся в разных работах, довольно существенно раз­личается. С нашей точки зрения, правомерно называть спе­цифическим только само расстройство и его механизмы, а

115

не ошибки письма. Точно такие же ошибки нередко встре­чаются у здоровых детей на начальных этапах обучения, но | затем быстро исчезают [Ананьев Б. Г., 1955]. При дисграфии же они приобретают стойкий характер.

На основании анализа существующих исследований, по­священных данному вопросу, и собственных наблюдений мы предлагаем следующее определение дисграфии. Дис-графией следует называть стойкую неспособность овла­деть навыками письма по правилам графики (т. е. руково­дствуясь фонетическим принципом письма), несмотря на достаточный уровень интеллектуального и речевого раз­вития и отсутствие грубых нарушений зрения или слуха. Возникающие при этом ошибки можно разделить на несколь­ко категорий: а) ошибки звуко-буквенной символизации (замены букв фонематически или графически близких), б) ошибки графического моделирования фонематической структуры слова (пропуски, перестановки, вставки букв, ассимиляции, персеверации) и в) ошибки графического мар­кирования синтаксической структуры предложения (от­сутствие точек в конце предложения, заглавных букв в начале его, отсутствие пробелов между словами или соз­дание неадекватных пробелов в середине слов). Особо сле­довало бы выделить ошибки, повторяющие устноречевые парафазии (так называемое «косноязычие в письме»). С на­шей точки зрения, эти ошибки отражают проблемы устной, а не письменной речи и лишь условно могут быть включе­ны в дисграфические.

Как известно, дислексия и дисграфия нередко сопут­ствуют друг другу. Некоторым авторам это дало основание отождествлять оба нарушения или ставить их в причинно-следственную зависимость друг от друга. Как отмечает Z. Matejcek (1987), представители французской школы исследо- * вателей (J. Roudinesco, S. Borel-Maisonny et al.) считают, что дисграфия, или «дисортография» в зарубежной терми­нологии, является первичным, более глубоким расстрой­ством, а дислексия — вторичное, производное и более легкое нарушение. Большинство англо-американских спе­циалистов отводят нарушениям письма второстепенную роль, зачастую даже никак не выделяя это расстройство терминологически [Critchley M., Critchley Е., 1978; Тагпо-pol M., 1981; Lerner J., 1993]. Немецкие исследователи во­обще не разделяют эти два синдрома, обозначая их общим

116

понятием Lese-Rechtschreibschwache — нарушение чтения и письма. В некоторых исследованиях дислексия и дисгра-фия рассматривались как компоненты общего синдрома вро­жденной афазии [Ingram Т., Reid J., 1956]. Z. Matejcek «дисортографию» (что соответствует отечественному поня­тию «дисграфия») описывает как один из вариантов дис­лексии, тем самым невольно подчеркивая примат расстрой­ства чтения. В русской дефектологической литературе дислексии отличают от дисграфий, но при описании и ана­лизе механизмов почти отождествляют их.

Эпидемиологические показатели свидетельствуют об от­четливом превышении частоты появления дисграфий по сравнению с дислексиями [Kosc L., 1983]. По нашим данным, при безвыборном обследовании письма и чтения у 186 уча­щихся первых классов дислексия была обнаружена у 10% детей (включая легкие ее формы), а дисграфия — у 21%. По данным литературы, дисграфия встречается в 2—3 раза чаще дислексии [Ковшиков В. А., Демьянов Ю. Г., 1967; Valtin A. et al., 1981; Kosc L., 1983]. Последняя в большин­стве случаев сопровождается нарушениями письма. Однако далеко не всегда дисграфий сопутствуют серьезные затруд­нения в чтении [Valtin A. et al., 1981]. В литературе описа­ны и случаи так называемой «чистой» дислексии, при ко­торой письмо не страдает [Matejcek Z., 1972]. Таким образом, эти две группы синдромбв хотя и перекрываются, но не совпадают. Есть основания полагать, что дисграфия и дис­лексия могут иметь существенно разные причины и меха­низмы [Fritch U., 1983].

КЛИНИКА И СИСТЕМАТИКА СПЕЦИФИЧЕСКИХ НАРУШЕНИЙ ПИСЬМА

Систематика дисграфий разработана недостаточно и пред­ставлена преимущественно педагогическими ее варианта­ми. Терминология, используемая авторами, весьма разно­образна, хотя содержание понятий во многом совпадает. Вот краткий перечень классификаций дисграфий, опубликован­ных в России за последние 35 лет: 1. Дисграфий на почве акустической агнозии и дефектов фонематического слуха, дисграфий на почве расстройства устной речи (графическое косноязычие), дисграфий на почве нарушения произноси-

117

тельного ритма, оптическая дисграфия [Хватцев М. Е., 1959]; 2. Акустическая, оптическая и моторная дисграфии [Тока-рёва О. А., 1969]; 3. Артикуляторно-акустическая дисгра­фия, акустическая дисграфия, дисграфия на почве нару­шения языкового анализа и синтеза, аграмматическая дисграфия, оптическая дисграфия [Волкова Л. С., 1989].

Ниже приводится переработанный нами вариант клас­сификации, объединяющий наши соображения и данные тех исследований, которые отражают современный уровень представлений о данном предмете [Беккер К. П., Совак М., 1981; Садовникова И. Н., 1995].

СИСТЕМАТИКА СПЕЦИФИЧЕСКИХ НАРУШЕНИЙ ПИСЬМА

А. Специфические нарушения письма I. Дисграфии (аграфии)

1. Дисфонологические дисграфии

а) Паралалические дисграфии («Косноязычие в письме»)

б) Фонематические дисграфии

2. Метаязыковые дисграфии:                        • ,

а) Дисграфии вследствие нарушений языкового анализа и синтеза

б) Диспраксические (моторные) дисграфии II. Дисорфография

1. Морфологическая

2. Синтаксическая

Б, Неспецифические нарушения письма вследствие задержки пси­хического развития, умственной отсталости, педагогической за­пущенности. «Ложная дисграфия» (по И. Н. Садовниковой)

Аграфия, как и алексия, может лишь условно считаться самостоятельным вариантом расстройств письменной речи. Как правило, это транзиторное состояние, переходящее со временем (через 1-2 года) в дисграфию. Подобная тяжесть затруднений и невозможность в течение длительного време­ни овладеть даже звуко-буквенной символикой являются следствием не столько количественных, сколько качествен­ных особенностей механизмов. Наши наблюдения показа­ли, что если не считать глубокой умственной отсталости, то наиболее частой причиной аграфии является сочетанное на­рушение графической символизации и фонематического вос­приятия. В разделе, посвященном дислексии, приведены со­ответствующие экспериментальные данные. Обычно это дети с недоразвитием устной речи (не обязательно резко выра-

118

женным), у которых языковое сознание в своем развитии не достигло стадии, дающей возможность осознания звуко­вой стороны слова. Они воспринимают слова только в их смысловом аспекте. Понятие «звуки речи» (т. е. фонемы) остается для них оторванным от конкретной речевой дейст­вительности. Это затрудняет установление звуко-буквенных ассоциаций. Если же у ребенка одновременно отстает раз­витие изобразительной деятельности и изобразительно-гра­фической символики, то усвоение звуко-буквенных связей длительное время оказывается невозможным (рис. 6-8). По нашим наблюдениям, именно у таких детей рисунки были наиболее бедны деталями, а при срисовывании страдало опе­рирование сенсорными эталонами. Ниже приводится кли­ническая иллюстрация.

Сережа Т., 8 лет, впервые обследован в детской психиатриче­ской больнице № 9, где находился в связи с трудностями в обуче­нии. Мальчик, окончив первый класс, не овладел письмом и чте­нием. В момент обследования не знает букв. Счетными навыками владеет в пределах 20, но затрудняется при переходе через раз­ряд.

Из анамнеза: единственный ребенок в семье. Отец с семьей не живет, страдает хроническим алкоголизмом. Мать здорова, обра­зование — 8 классов. Мальчик родился от первой нормальной

беременности, срочных родов, с массой тела 3050 г. Закричал сразу. До 1 года дважды болел пневмонией и 3 раза после 1 года. В дошкольном возрасте был подвижным, возбудимым. Раннее раз­витие — своевременное. Посещал ясли и детский сад. В школу пошел с 7 лет. В коллективе сверстников конфликтен, суетлив, крикливый.

При клиническом обследовании: мальчик эмоционально не­зрелый. В суждениях легковесен. Звукопроизношение нарушено. Заменяет звуки: ц — с («цыпленок — сыпленок»), ш — ф («шап­ка — фапка»), з произносит межзубно. Грамматически речь пра­вильная, но бедная по словарному составу. Не употребляет пред­логи «над», «под», «перед», «позади». Фонематическое восприятие нарушено: нечетко различает с — ш в словах-паронимах. Фоне­матические представления и анализ грубо нарушены. Допускает много ошибок при подборе картинок на звуки га, б, с, ш, з. Фоне­матический анализ слова «шуба» произвел следующим образом: с, су, б; «кошка»: к, о, с, ку, ка. Обобщающими понятиями вла­деет. Сравнение понятий недоступно. Скрытый смысл сюжетных картинок понимает. Имеется нечеткость зрительно-пространствен­ного восприятия: допускает много пространственных ошибок при складывании по образцу фигур из палочек. Сукцессивные функ­ции развиты в соответствии с возрастом. Изобразительные навы­ки развиты слабо. Рисунок «дом, дерево, человек» примитивный, бедный деталями, небрежный. По качеству соответствует рисун­кам детей 5-летнего возраста. Интеллектуальное развитие соот­ветствует пограничной умственной отсталости. При исследовании интеллекта по методике Д. Векслера получены следующие резуль­таты: общий интеллектуальный показатель — 93, вербальный ин­теллектуальный показатель — 85, невербальный интеллектуаль­ный показатель — 104. Субтестовые оценки:

Диагноз: задержка психического развития; синдром органиче­ского инфантилизма (невропатоподобный вариант), алексия; аграфия.

Катамнестическое обследование через 2 года. Мальчик учится в третьем классе школы для детей с задержкой психического раз­вития. Овладел выразительным чтением целыми словами и лю­бит читать. В письме допускает много ошибок: пропуски соглас­ных, смешения мягких — твердых согласных («осень — осен»), орфографические ошибки. Задачи решает неплохо, но допускает ошибки при вычислении.

Таким образом, в приведенном примере аграфия, возник­шая вследствие ряда специфических нарушений, со време­нем трансформировалась в дисграфию, оказавшуюся доста­точно стойкой. Трудности в чтении и счете у мальчика носили значительно менее выраженный и нестойкий характер.

Хотя во всех случаях письмо страдает в результате дей­ствия комплекса причин, целесообразно выделять среди них ведущие механизмы.

Дисграфии, одним из ведущих механизмов которых явля­ются фонологические нарушения, мы назвали дисфоно-логическими. Нарушения письма при этом тесно связаны с аномальным развитием устного языка. Как известно, не все расстройства устной речи в одинаковой мере осложняют ов­ладение письмом. Наиболее неблагоприятны те из них, ко­торые препятствуют развитию дифференцированных фонема­тических представлений, дезорганизуют фонематическое восприятие, затрудняют овладение фонематическим анали­зом. Еще на ранних этапах усвоения фонетической системы родного языка это приводит к стойким нарушениям звуко-произношения: смешению близких по слухо-произноси-тельным признакам звуков («зубы — су бы-», «гриб — криб» и т. п.). Часто эти ошибки не связаны с трудностями произ­несения смешиваемых звуков. Изолированно ребенок повто­ряет их правильно, а в потоке речи смешивает. По мнению В. И. Бельтюкова (1977), это происходит вследствие нару­шения взаимодействия речеслухового и речедвигательного отделов речевой функциональной системы. Слуховой анали­затор в этом случае недостаточно исполняет роль канала об­ратной связи. Ребенок не слышит своего произношения, но достаточно хорошо слышит дефекты речи окружающих. Только услышав свою речь в магнитофонной записи, он обна­руживает, что говорит неправильно. Поскольку фонема­тические представления формируются на основе интеграции артикуляторных и акустических дифференциальных призна­ков, при подобных нарушениях межанализаторного взаимо­действия они оказываются неполноценными. Речевой слух не только не способствует самокоррекции, но, наоборот, ис­кажается под влиянием дефектного звукопроизношения. В результате создается порочный круг: слабость слухового контроля тормозит устранение дефектов произношения, а по­следнее вносит искажения в фонематические представления и способствует нечеткости фонематического восприятия. Если

121

такой ребенок своевременно не получает логопедической по­мощи, то к началу овладения грамотой он остается с дефект­ным звукопроизношением и несовершенной фонематической системой. Сочетание таких нарушений приводит к дисгра-фии: дефекты произношения проявляются в письме, и ре­бенок пишет слова так, как произносит их. Этот вариант дисфонологической дисграфии мы назвали паралаличе-ским, так как он является следствием паралалии [Правди-на О. В., 1973].

У детей с паралалическим вариантом дисграфии обычно имеются полиморфные нарушения звукопроизношения. На­ряду с заменами и смешением встречаются искажения и упрощения звуков. Упрощения звуков количественно пре­обладают: ребенок использует временные заменители труд­ных для произношения звуков, свойственные детям ранне­го возраста («бочка — ботькаъ, «булка — булька, буйка», «пушка — пуська», «рама — ляма» и т. п.). Это явление от­ражает общую незрелость артикуляторного аппарата, что обычно сопровождается артикуляторной диспраксией. В ряде случаев трудности звукопроизношения приводят к наруше­нию слоговой структуры слов в виде пропусков и переста­новок слогов. В письме наряду с ошибками произношения (так называемое «косноязычие в письме») обычно встреча­ются и другие виды ошибок (рис. 9). Часто замены и сме­шения касаются и тех звуков, которые ребенок правильно произносит. Однако для возникновения дисграфии выше-

описанных нарушений устной речи недостаточно. Лишь в сочетании с приведенной ниже клинической симптомати­кой они могут стать причиной дисграфии.

При клиническом исследовании у большинства детей с такими нарушениями определяется синдром осложненного психического инфантилизма. На фоне эмоциональной жи­вости, лабильности и непосредственности обнаруживаются проявления церебрастении, повышенная отвлекаемость, сла­бость произвольной концентрации внимания и волевых про­цессов. Интеллектуальная сфера характеризуется отчетли­во выраженной неравномерностью. Вербально-логические способности обычно существенно ниже невербальных. Не­которые конструктивные задания (кубики Кооса) выполня­ются даже лучше средневозрастной нормы. Из предпосы­лок интеллекта в наибольшей степени страдают: способность к воспроизведению ритмов, тонкая пальцевая моторика и сукцессивные функции. В качестве иллюстрации приводится следующий клинический случай.

Слава К., 8 лет 6 мес., ученик первого класса речевой школы. Один год проучился в массовой школе. Не успевает по письму.

Из анамнеза: второй ребенок'в семье. Старшая сестра здорова. Родители здоровы, учась в школе, трудностей не испытывали. У обоих образование восемь классов. Бабушка страдает эпилепсией, дед — левша. Родился от третьей беременности, протекавшей с токсикозом первой половины. Во время беременности мать пере­несла грипп. Закричал сразу. Масса тела — 3200 г. Сидел с 6 мес., ходил с 1 года 3 мес., первые слова — с 1 года, фразы — с 3 лет. До 1 года был беспокойным. Перенес несколько раз пневмонию с астматическим компонентом, эпидемический паротит, ветряную оспу. С 3 лет посещал детский сад. По характеру упрямый, обид­чивый, медлительный. Страдает ночным энурезом.

При клиническом обследовании легко вступает в контакт. Эмо­ционально незрелый. Работоспособность низкая. При утомлении становится непоседливым. Звукопроизношение нарушено: нечет­ко произносит ч, ж, иногда вместо ч произносит щ («ручка — рущка»), р — велярное. Фразовая речь грамматически правиль­ная. Фонематическое восприятие недостаточно дифференцирован­но: на слух смешивает пары ш — ж, п — б. Фонематическим ана­лизом владеет неплохо. Оральный праксис нарушен: нечетко и замедленно воспроизводит по подражанию определенные положе­ния языка. Недостаточно развит динамический праксис: ошиба­ется в выполнении теста «Кулак — ребро — ладонь». Затрудняет­ся в воспроизведении звуковых ритмов: повторяет только короткие

123

серии ударов. Интеллектуальное развитие соответствует погранич­ной умственной отсталости. При исследовании интеллекта по ме­тодике Д. Векслера получены следующие результаты: общий ин­теллектуальный показатель — 96, вербальный интеллектуальный показатель — 92, невербальный интеллектуальный показатель — 101. Субтестовые оценки:

В письме под диктовку стойкие замены ч — щ, единичные про­пуски гласных.

Клинический диагноз: задержка психического развития; син­дром органического инфантилизма (невропатоподобный вариант); церебрастенический синдром; паралалическая дисграфия.

Фонематические дисграфии. К этой категории мы отно­сим расстройства письма у детей с нормально развитой уст­ной речью, при которых доминируют стойкие ошибки в виде смешения оппозиционных согласных, близких по акусти-ко-артикуляторным признакам (б-п, д-т, с-з, ш-с, т-т , л-л' и др.). Кроме этих ошибок, в диктантах присутствует и много других: пропуски букв, орфографические ошибки и др. Их количество весьма непостоянно и варьирует в широких пре­делах. На это оказывает влияние как сложность текста, так и установка ученика. Мы нередко наблюдали случаи, когда у ребенка в диктантах ошибок было сравнительно немного, а в письме кому-нибудь из родных или в тетрадях по мате­матике их число резко возрастало. В первом случае ребенок обращал специальное внимание на ошибки, а во втором — не делал этого. Подобные явления свидетельствуют о недо­статочной автоматизированности навыка письма.

Большинство детей с этим нарушением имеют низкую умственную работоспособность и трудности в концентрации и распределении внимания. Это тоже в немалой степени влияет на качество письма: при утомлении количество оши­бок значительно возрастает. Фонематическое восприятие нарушено сравнительно редко. Фонематические представ­ления всегда несовершенны. При подборе картинок на оп­ределенный звук дети допускают много ошибок. Например, на звук п ребенок наряду с другими откладывает и кар­тинки с изображением бабочки и Сич;;и, -пг звук с — зон­тик. В подобных заданиях недостаточность фонематической сферы проявляется наиболее отчетливо, так как требуется выполнить одновременно две операции: вычленение перво­го звука в слове и дифференциацию его с оппозиционными фонемами. Навыки фонематического анализа обычно сфор­мированы у них слабо. При выполнении заданий на устный фонематический анализ результаты всегда выше, чем в пись­ме под диктовку. Одновременное выполнение во время пись­ма нескольких трудных для ребенка операций значительно снижает избирательность фонемно-графемного выбора. При этом каждая из них реализуется хуже, чем в случае изоли­рованного выполнения.

Интеллектуальное развитие детей с фонематической дисграфией обычно несколько снижено в пределах от ниж­ней границы нормы до пограничной умственной отстало­сти. В типичных случаях вербально-логические способности страдают в значительно большей степени, чем невербаль­ные. Для детей характерна речевая продукция, сравнитель­но бедная по словарному составу, с упрощенной структурой фраз. При составлении рассказа по картинкам приходится оказывать организующую помощь в виде наводящих вопро­сов. Иначе рассказ получается малоразвернутым и излиш­не лаконичным. Понимание скрытого смысла-картинок доступно в достаточной мере. Почти у всех детей плохо сфор­мированы некоторые предпосылки интеллекта. Среди них наиболее несовершенны сукцессивные функции. Все дети с фонематической дисграфией плохо автоматизируют речевые ряды (времена года, дни недели и др.), большинство испыты­вают затруднения при воспроизведении ритмов и рядов цифр в прямом и обратном порядке. Дети допускают много оши­бок при повторении серий слогов с оппозиционными соглас­ными: па — ба — па, да — да — та, за — са — за и т. п. Вме­сто требуемой последовательности воспроизводится серия одинаковых слогов (да — да — да или та — та — та) или нарушается их временная очередность (па — ба — па — па — па — ба, да — да — та — та — да — да). Подобные затруд­нения объясняются, на наш взгляд, не только дефицитом сукцессивной памяти, но и неполноценностью фонематиче­ских дифференциаций. Это подтверждается тем фактом, что в сериях контрастных слогов дети не испытывают затруд­нений (например, па — ла — ва или ма — ба — за). Поня­тия «право — лево» усваиваются с большим трудом и много позже, чем у здоровых сверстников.

125

Вова К., 9,5 лет. Впервые обследован в речевой школе, куда был переведен после 2 лет обучения в массовой школе. Не успе­вал там по письму. В диктантах допускает много ошибок: смеше­ния букв (з — с, л — б), пропуски гласных, многочисленные ор­фографические ошибки. Чтением владеет значительно лучше. Читает целыми словами, медленно, с единичными ошибками и удовлетворительным пониманием. Задачи в два действия решает при оказании организующей помощи взрослых. С примерами справляется лучше (сложение и вычитание в пределах 100, с еди­ничными ошибками). Таблицу умножения знает слабо.

Из анамнеза: второй ребенок в семье. Старшая сестра учится хорошо. Родители здоровы. Отец в детстве испытывал трудности в усвоении письма. Мальчик от второй нормальной беременности, вторых быстрых родов. Закричал после отсасывания слизи. Мас­са тела — 3500 г. На первом году перенес пневмонию и стафило­кокковый энтероколит; после 1 года — краснуху и ветряную ос­пу. Сидел с 6 мес., ходил с 1 года, первые слова — с 1 года 2 мес., фразы — с 2,5 лет. Посещал ясли и детский сад. К логопеду впер­вые обратились в 8,5 лет. По характеру обидчивый, с неустойчи­выми интересами. В последний год стал более вспыльчивым, раз­дражительным.

При клиническом исследовании производит впечатление эмо­ционально незрелого, легковесного. При упоминании о трудно­стях в«учебе замыкается. Отвлекаем. Недостаточна способность к концентрации и распределению внимания. Речь чистая, грамма­тически правильная. Словарный запас беден. В беседе и при опи­сании сюжетных картинок использует короткие упрощенные фра­зы. Фонематическое восприятие не нарушено. Правильно различает слова-паронимы. Фонематические представления сформированы слабо. При подборе картинок на п, б, с, ш допускает ошибки: в группу картинок на с включил «замок», в группу на ш — «щу­ку». Фонематическим анализом владеет, но допускает единичные ошибки. Слово «карточка» проанализировал следующим образом: к, а, р, т, ч, к, а. Запас знаний ограничен: многих профессий не знает, мало смог рассказать о типичных признаках весны и осе­ни. Обобщающими понятиями владеет. Сравнение несложных по­нятий проводит правильно («кукла — девочка», «мяч — арбуз», «дерево — бревно»); в более сложных («стекло — доска», «озеро — река») — затрудняется. Конструктивными навыками владеет хоро­шо. Тест «Прогрессивные матрицы Равена» выполнил на уровне средней нормы (50-й центиль). При исследовании интеллектуаль­ных функций по методике Д. Векслера получены следующие ре­зультаты: общий интеллектуальный показатель — 84, вербальный интеллектуальный показатель — 81, невербальный интеллектуаль­ный показатель 90. Субтестовые оценки приводятся ниже:

126

При исследовании предпосылок интеллекта обнаружились серь­езные затруднения при воспроизведении ритмов. Названия сто­рон тела на себе путает. Порядок времен года и дней недели знает плохо.

Клинический диагноз: задержка психического развития; це-ребрастенический синдром; фонематическая дисграфия.

Назвав следующую группу дисграфий метаязыковой, мы имеем в виду следующее. Все отнесенные сюда расстрой­ства в основе своей имеют нарушения не языковых, а мета-языковых процессов: операций, связанных с осознанием основных лингвистических единиц членения речи (предло­жение, слово, слог, звук) и анализом устных высказываний на эти условные единицы. В этом смысле они могут быть противопоставлены нарушениям письма, обусловленным де­фектами языковых (фонологических) операций.

Дисграфий, обусловленные нарушением языкового (ме-таязыкового) анализа — синтеза. Этот вид дисграфий яв­ляется наиболее распространенным среди специфических нарушений письма. У детей с подобными расстройствами в письме появляются многочисленные пропуски букв (чаще гласных и реже — согласных) и перестановки букв и сло­гов. Нарушается деление текста на предложения (отсутст­вуют точки и заглавные буквы) и предложения — на слова. В последнем случае часть слова пишется отдельно или два и более слов пишут слитно (рис. 10).

В основе таких нарушений лежит целый ряд причин. Од­на из них — несформированность навыка анализа и синтеза

слов и предложений. Дети затрудняются в членении их на морфемы, слоги и фонемы. Данный навык является одной из форм интеллектуальной деятельности. Освоение его зависит как от уровня языковой зрелости, так и от состояния интел­лектуальных способностей и предпосылок интеллекта. Дис-графия анализа — синтеза развивается не только у детей с на­рушенным звукопроизношением, но и столь же часто у детей с чистой речью. У тех и у других в большинстве случаев кли­ническое исследование обнаруживает незрелость познаватель­ных способностей, достигающую иногда степени погранич­ной умственной отсталости. Неполноценность предпосылок интеллекта: нарушены произвольная концентрация, пере­ключение внимания и динамический праксис.

Важную роль в происхождении описываемых расстройств письма играют взаимоотношения слухоречевого и речедвигательного анализаторов. Как известно, фонематический ана­лиз может нормально осуществляться лишь на основе инте­грации речевого слуха и артикуляторных кинестезии, которые взаимодополняют друг друга. У детей с дисграфией подобная интеграция развита недостаточно. Во время ана­лиза слов они опираются только на проговаривание (т. е. на речевые кинестезии). Это значительно снижает возможность вычленения гласных звуков, как артикуляторно менее кон­трастных, чем согласные. В результате на письме появля­ются пропуски именно гласных.

Сопоставление дисграфий анализа — синтеза у детей с дефектами устной речи и без них не обнаруживает разли­чий по тяжести нарушений фонематического анализа. Зато степень зрелости предпосылок интеллекта прямым образом влияет на число ошибок. По данным И. М. Плоткиной (1978), коэффициент корреляции между результатами выполнения заданий, оценивающих предпосылки интеллекта (слухоречевая память, внимание и др.), и количеством ошибок фо­нематического анализа и синтеза равен 0,7, т. е. высокодо­стоверен. Состояние устного анализа, в свою очередь, сильно коррелирует с количеством ошибок в письме (г = 0,85). На успешность фонематического анализа, кроме способностей ребенка, влияет и языковая сложность речевого материала. Одним из определяющих факторов является длина звуко­ряда. При анализе ряда из 3 звуков допускается больше ошибок, чем в ряду из 2 звуков, а в ряду из 3 слогов — больше, чем в ряду из 2 слогов. Имеет значение конструк-

128

ция слога: наличие стечения согласных (ССГ) резко повы­шает число ошибок. Таким же образом сказывается степень знакомости слова.

Лена К. 7 лет 9 мес., окончила первый класс, не успевает по чтению, письму и математике.

Из анамнеза: родители лишены родительских прав. Отец зло­употребляет алкоголем. В семье 5 детей, Лена — первая. Млад­ший брат страдает расщелиной твердого неба. Девочка от первой беременности, протекавшей с токсикозом второй половины. Мас­са тела при рождении — 3550 г. Закричала сразу. Раннее разви­тие — своевременное. С 7 мес. часто болела пневмонией. Посеща­ла ясли и детский сад.

По характеру: возбудима, любит подвижные игры, с детьми контактирует мало, чаще находится в стороне от них. На уроках пассивна, играет с какими-нибудь предметами (гвоздиком, резин­кой и т. п.). Любит выполнять задания бытового характера (убор­ка в классе, уход за цветами и т. п.).

При клиническом исследовании девочка держится робко, не­решительно. Отвечает односложно. Отвлекаема, непоседлива. За­пас знаний мал. Владеет только элементарными обобщающими понятиями (посуда, домашние животные, мебель). Сравнение по­нятий недоступно. Скрытый смысл на сюжетных картинках по­нимает неплохо. Наглядно-образное мышление развито слабо. Выполняет конструктивные задания несовершенно, на наглядно-действенном уровне. При этом невнимательна, не замечает своих ошибок. Интеллектуальное развитие снижено до степени погра­ничной умственной отсталости. Чтение слоговое, местами —- no-буквенное, замедленное. В письме много ошибок, среди которых преобладают пропуски гласных, нарушение выделения предло­жений из текста. Не ставит точки и не пользуется заглавными буквами. Союзы пишет слитно со словами, и фрагменты слов пи­шет отдельно (рис. 11). Фонематическое восприятие не нарушено: правильно различает слова-паронимы с оппозиционными соглас­ными. При подборе картинок на определенные звуки допускает единичные, непостоянные ошибки. Фонематический анализ гру­бо страдает, особенно в словах со стечением согласных: «шуба» — ш, у, б, а; «куст» — к, с, т; «чашка» — ч, а, к, а. Счетными навы­ками (сложением лучше, чем вычитанием) владеет в пределах 20 с переходом через разряд, с ошибками. Девочка испытывает боль­шие затруднения при выполнении заданий на динамический прак-сис («Кулак — ребро — ладонь») и при воспроизведении ритмов. Времена года и дни недели по порядку назвать не смогла. При исследовании интеллектуальных способностей по методике Д. Векс-лера получены следующие результаты: общий интеллектуальный

129

Пропуск стр. 30-31

нема). Изображение каждой буквы происходит неавтомати­зированно, требует отдельного сознательного контроля. При безотрывном письме качество букв резко ухудшается, теря­ются или «размываются» их дифференциальные признаки. Поэтому дети, чтобы писать по возможности разборчиво, каж­дую букву изображают отдельно. Во всех случаях отмечает­ся крайне неровный, «корявый», нестабильный почерк. Буквы разного размера и разного наклона. В ряде случаев ус­ваивается неверный ход движения руки при изображении букв, что делает невозможным безотрывное письмо.

Графо-моторные движения при письме совершаются с большим напряжением, скованно. В результате рука у ре­бенка быстро устает. Письмо становится медленным по тем­пу. Характерно, что в первом классе почерк у таких детей сравнительно лучше и буквы разборчивее, чем в более стар­ших классах. Это связано с тем, что в 1-м классе ребенок имеет достаточно времени, чтобы вырисовывать каждую бук­ву отдельно. Уже в 3-м классе требуемая скорость письма такова, что делает это невозможным. Так как автоматизи­рованный навык не вырабатывается, то ускорение письма резко ухудшает его качество.

При клиническом исследовании у детей с диспраксиче-ской дисграфией обнаруживается нарушение пальцевого праксиса. Это проявляется, например, при выполнении та­ких заданий, как завязывание узлов, шнуровка и т. п. Ри­сунки обычно весьма низкого качества, как по техническим, так и по содержательным показателям. При выполнении графо-моторных тестов выявляется инертность в переклю­чении с одной двигательной формулы на другую. Конструк­тивные навыки обычно неплохо развиты, но в целом невер­бальные интеллектуальные способности ниже вербальных. Выполнение проб на динамический праксис вызывает опре­деленные затруднения.

Сопоставление данных клинического, нейропсихологи-ческого исследований и особенностей проявления ошибок позволяет объяснить механизм их возникновения. По на­шему мнению, замены букв в письме у таких детей возни­кают вследствие инертности двигательного стереотипа. На­личие у двух или нескольких букв одинаковых начальных элементов провоцирует ошибку в виде смешения этих букв. Аналогичен механизм недописывания элемента буквы при наличии такого же у соседней. Как справедливо замечает И. Н. Садовникова (1995), смешиваются кинестетические

132

образы и двигательные «формулы» (кинемы), а не оптиче­ские образы (графемы). Письмо — это прежде всего двига­тельный навык, и на начальном этапе его освоения харак­тер ошибок в изображении букв отражает закономерности построения движений в большей мере, чем особенности зри­тельного восприятия [Бернштейн Н. А., 1947].

Антон О., 10 лет 8 мес., учится в четвертом классе. Слабо успевает по письму. По остальным предметам успеваемость удов­летворительная. Эпизодически отмечаются снохождения.

Из анамнеза: единственный ребенок в семье. Родители здоро­вы. Родился от второй беременности, протекавшей с токсикозом второй половины. Роды срочные, без осложнений. Масса тела при рождении — 3350 г. Раннее развитие своевременное. После 1 года дважды перенес пневмонию. 2 мес. назад перенес легкое сотрясе­ние головного мозга. По характеру обидчивый, иногда упрямый. В школе держится независимо, чем вызывает нарекания со сторо­ны учителей. Увлекается электротехникой. Любит мастерить. За­нимался картингом.

При клиническом исследовании приветлив, но сдержан. Пове­дение с чертами детскости, а иногда даже пуэрильности. Уровень притязаний несколько завышен. Умственная работоспособность невысокая, отчетливо колеблющаяся в разные дни. Речь чистая, развернутыми, правильно построенными фразами. Умственное раз­витие соответствует возрасту. Тонкая координация движений паль­цев развита недостаточно, имеются нерезко выраженные явления пальцевой диспраксии: долго завязывает узлы, при шнуровке пу­тает направление завязывания. Пробу «Кулак — ребро — ладонь» выполнил плохо, возникали персеверации. Звуковые ритмы вос­производит хорошо. При отсчитывании от 100 по 3 темп работы низкий, допускает ошибки. При исследовании интеллекта по ме­тодике Д. Векслера получены следующие результаты: общий ин­теллектуальный показатель — 102, вербальный интеллектуальный показатель — 108, невербальный интеллектуальный показатель — 96. Субтестовые оценки:

Наиболее низкие результаты мальчик получил в заданиях, тре­бующих оперирования временной или пространственной последо­вательностями (субтесты № 6 и 8) и в графо-моторных заданиях (субтесты № 11 и 12).

Клинический диагноз: задержка психического развития; син­дром церебрастенического инфантилизма; диспраксическая дис-

графия. Образцы письменной продукции мальчика приведены на рис. 13, а, б. Письмо замедленное по темпу, из-за чего мальчик не успевает за классом при диктантах. В письме много ошибок в виде недописывания элементов, уподобления соседних элементов букв, замен е — в.

Диспраксические дисграфии, достигающие значительной степени выраженности, встречаются довольно редко. В та­ких случаях они весьма стойки и трудно поддаются исправ­лению.

Саша Д., 12 лет, наблюдался нами в связи со стойкими труд­ностями в письме, которые не удалось преодолеть, несмотря на многолетние коррекционные занятия. По всем остальным пред­метам мальчик учится на «4» и «5». Увлечен математикой, неод­нократно побеждал на математических олимпиадах. Занимается в заочной математической школе при МГУ. Нарушения письма и резко замедленный его темп существенно затрудняют выполне­ние письменных работ.

Из анамнеза: мать — левша. Бабушка — левша. Отец — даль­тоник. Мать по профессии математик, в детстве затруднялась в

назывании правой и левой сторон тела. Мальчик родился от пер­вой беременности у резус-отрицательной матери. Резус-конфлик­та зарегистрировано не было. Родился с массой тела 3500 г. Ран­нее развитие протекало без особенностей. Всегда был неуклюжим. Отсутствуют музыкальный слух и чувство ритма. Мальчик — час­тично переученный левша.

При клиническом исследовании мальчик адекватен в обще­нии. Эмоциональные реакции и волевые процессы соответствуют возрасту. Круг интересов ограничивается преимущественно мате­матикой, физикой, любит серьезное чтение. Интеллектуально раз­вит выше среднего уровня. Склад ума рассудочный. Конструктив­ное мышление развито неплохо, но испытывает трудности при мысленной ротации геометрических фигур в горизонтальном на­правлении. Правую и левую руки на себе различает, ориентиру­ясь на некоторые вспомогательные признаки: на правой руке мо­золь, на левой — часы. Пробу Хеда выполняет с ошибками. Геометрические фигуры по памяти воспроизводит неплохо. Тема­тический рисунок «Дом, дерево, человек» очень низкого качест­ва: бедный деталями, примитивный, диспропорциональный. По качеству рисунок соответствует уровню развития 5-летнего ребен­ка. Сам мальчик признался, что рисовать никогда не умел.

Письмо по темпу крайне замедленно, с большим количеством ошибок в виде недописывания элементов букв, уподобления не­которых букв друг другу. Почерк крайне неровный, буквы разно­го размера. В связи с тем, что мальчик не успевает за классом, в письме появляются пропуски, орфографические ошибки. Если же он получает возможность писать медленно, то качество письма значительно улучшается, но это отнимает у него много физиче­ских сил.

Мальчик был повторно исследован через 2 года, в восьмом клас­се. Несмотря на выполнение рекомендованных упражнений, улуч­шений в навыке письма практически не наблюдалось (рис. 14). Мальчику было рекомендовано овладеть стенографией, что впо­следствии значительно облегчило ему запись материала, диктуе­мого на уроках.

Описанные типы дисграфий в чистом виде встречаются у детей сравнительно редко. Обычно наблюдается смешан­ная картина. Чаще всего сочетаются дисграфий фонемати­ческая и «анализа — синтеза». Диспраксическая дисграфия представляет собой относительно редкое расстройство, но при многих других специфических нарушениях письма от­мечаются неровный и неразборчивый почерк, замедленный темп письма, трудности в автоматизации графо-моторного

135

навыка. Динамика нарушений во многом зависит от свое­временности начала коррекции. По нашим наблюдениям, наиболее затяжной характер дисграфия носила у детей, по­мощь которым была оказана лишь после третьего класса. Нередко, после исчезновения специфических замен, в письме остаются орфографические ошибки, являющиеся стойкими и трудноисправимыми. Заучивая грамматические правила, такие дети затрудняются в их практическом применении. Одна из причин этого — неспособность обнаруживать в сло­вах сомнительные места, требующие использования правил. Это, по-видимому, является отражением определенной язы­ковой незрелости, сохраняющейся у этих детей достаточно долго.

Дисорфографии — в настоящее время наименее изучен­ная категория нарушений письма. До недавнего времени все случаи нарушений письма, проявлявшиеся в большом количестве орфографических ошибок у детей, даже если они носили стойкий характер, рассматривали как неспецифи­ческие и они не являлись предметом серьезного изучения. За последнее десятилетие появилось несколько публикаций, определивших как бы новое направление в изучении нару­шений письма: сопоставительный анализ дисграфических

и орфографических ошибок у детей с нарушением речевого развития и у тех, кто не имеет отклонений в этой сфере [КомароваВ. В., Милостивенко Л. Г., Сумченко Г. М_м 1992; Прищепова И. В., 1994]. В первой из цитированных работ авторы довольно убедительно показали, что у многих детей со специфическими нарушениями письма имеется тесная связь между дисграфическими и орфографическими ошиб­ками. Наш опыт также согласуется с этими наблюдениями. Нередко дети, прошедшие коррекционный курс по устране­нию дисграфии, избавлялись от дисграфических ошибок, но при этом на первый план выступали орфографические ошибки и оказывались довольно резистентными к педаго­гической коррекции. В других случаях первые 2 года обуче­ния проходили у детей относительно благополучно, а с 3-го класса количество орфографических ошибок резко возрас­тало и стойко сохранялось на протяжении последующих лет. Подобные нарушения письма нередко носят настолько стой­кий характер, что сохраняются вплоть до окончания шко­лы. Таким образом, правомерно полагать, что имеется осо­бая категория стойких, специфических нарушений письма, проявляющихся в неспособности освоить орфографические навыки, несмотря на знание соответствующих правил, ко­торую правомерно именовать дисорфографией. Основными трудностями таких детей является обнаружение орфограмм и решение орфографической задачи. Последнее обычно тре­бует владения морфологическим анализом слов, достаточ­ного лексического запаса, способности выбирать необходи­мые проверочные слова по формально грамматическим признакам. По наблюдениям В. В. Комаровой, Л. Г. Мило­стивенко и Г. М. Сумченко, например, дети с дисорфогра­фией с трудом подбирали однокоренные слова, смешивая их со словами, содержащими корни-омонимы (прив[и]ли — завивка). Особенно трудны орфограммы с безударными глас­ными в окончаниях. По наблюдениям авторов, написание безударных гласных в словарных словах давалось таким де­тям легче.

Сопоставляя дисорфографии с дисграфиями, можно пред­положить, что в обоих случаях основой трудностей являет­ся несформированность метаязыковых навыков. При этом неполноценность фонематического анализа приводит к дис­графии, а несформированность морфологического анализа — к дисорфографии. Поэтому последнюю правомерно было бы именовать морфологической дисорфографией.

137

По нашим наблюдениям, вышеперечисленные механиз­мы не в полной мере объясняют стойкость орфографиче­ских ошибок. Существенную роль в их возникновении игра­ют дефицит произвольной концентрации, переключения и распределения внимания, нарушения сукцессивной слухо-речевой памяти. В коротких словах ошибки возникают ре­же, чем в длинных, в словах с одной орфограммой реже, чем в словах с двумя и большим количеством орфограмм. В творческих работах орфографических ошибок обычно боль­ше, чем в диктантах. При диктовании по целым фразам ошибки возникают чаще, чем при пословном диктовании. Иначе говоря, чем более комплексным является акт пись­ма, тем в большем количестве появляются орфографические ошибки.

Особый род дисорфографии представляет собой стойкая неспособность овладеть синтаксическими правилами на пись­ме, т. е. пунктуацией. Данную форму дисорфографии, кото­рую правомерно было бы назвать синтаксической, еще пред­стоит изучить.

Как уже было отмечено выше, перечисленные характе­ристики дисорфографии представляют собой лишь первые достаточно фрагментарные наблюдения. Данный вид рас­стройства нуждается в дальнейшем систематическом экс­периментальном изучении. В частности, весьма важным представляется определение ранних дифференциальных признаков, позволяющих отличить нарушения письма, свя­занные с неполноценным усвоением правил, от собственно дисорфографии, при которой страдает способность приме­нять эти правила.

Глава 4

СОВРЕМЕННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

ОБ ЭТИОЛОГИИ И ПАТОГЕНЕЗЕ

ДИСЛЕКСИИ И ДИСГРАФИЙ

Концептуальный подход к проблеме этиологии специ­фических нарушений письма и чтения, как и других нерв­но-психических расстройств, за последнюю четверть века существенно изменился, стал глубже и сложнее. Монокау­зальные модели в настоящее время уже не выдерживают критики. «Линейное» понимание этиологии не объясняет всей сложности возникновения психических расстройств, как, впрочем, и любых других [Давыдовский И. В., 1962]. Клинический и экспериментальный опыт свидетельствует, что любая из возможных причин болезненного состояния вызывает патологические изменения лишь при наличии определенных внутренних условий. К последним относят­ся наследственные задатки, иммунологические и реактив­ные ресурсы организма, возрастные и половые особенно­сти мозговых тканей, их резистентность и пластичность, характер церебральной нейродинамики, т. е. комплекс при­знаков, традиционно относимый к понятию «конституция». Сюда же следует добавить и возможные последствия ранее перенесенных заболеваний. Состояние психической дезадап­тации обычно возникает лишь после того, как к комплек­су этиологических факторов присоединяется еще один ком­понент. Условия жизни индивида оказываются таковыми, что предболезненное состояние, возникшее вследствие со­вокупности вышеназванных обстоятельств, переходит в бо­лезнь или болезненное состояние. Под условиями жизни подразумеваются микро- и макросоциальные ее аспекты. Более или менее высокий уровень требований, который социальное окружение предъявляет к индивиду, сущест­венно влияет на то, перейдет «патос» в «нозос» или нет. При благоприятном стечении обстоятельств, несмотря на наличие патологических изменений в ЦНС, он может удер­жаться на стадии предболезни [Семичев С. Б., 1987].

139

Основываясь на таких представлениях, мы полагаем, что анализ этиологии и патогенеза расстройств письменной ре­чи у детей должен затрагивать три группы вопросов: а) кон­ституциональные предпосылки, значимые для овладения чтением и письмом; б) экзогенные повреждающие воздей­ствия и их возможные последствия и в) условия обучения и лингвистические особенности письменной речи того или ино­го языка, а также необходимый для овладения ею базис психологических навыков с учетом применяющихся мето­дов обучения чтению и письму.

Еще J. Hinshelwood (1917) обратил внимание на наличие повторных случаев дислексии в одних и тех же семьях. Позд­нее многие авторы подтвердили наличие так называемой «семейной» дислексии. В исследовании В. Hallgren (1950) этот вопрос подвергнут специальному изучению. Были по­лучены подробные генеалогические сведения более чем в ста семьях, имевших повторные случаи дислексии. Генети-ко-статистический анализ показал, что дислексия наследу­ется преимущественно по моногибридному аутосомному до­минантному типу. Это означает, что тип наследования не сцеплен с полом, а для проявления фенотипических при­знаков дислексии достаточно получить соответствующий аномальный ген от одного из родителей. Автор различает четыре типа семей: а) семьи с повторными случаями у сиб-сов пробанда и обоих родителей (3% от всех случаев семей­ной дислексии); б) семьи, где сибсы пробанда и один из родителей страдают дислексией (91%); в) семьи, где роди­тели здоровы, а дислексия встречается у сибсов пробанда, сибсов родителей или у прародителей (7%); г) одиночные случаи. По данным М. Zahalcova и соавт. (1972), наслед­ственная отягощенность по дислексии составляет 45%. Сле­дует отметить, что о связи расстройств чтения с наследст­венной предрасположенностью многие авторы говорят и в тех случаях, когда у родственников имеются такие наруше­ния, как заикание, левшество, недоразвитие устной речи. При таком подходе показатели наследственной отягощен­ности оказываются весьма высокими. По нашим данным, среди детей с дислексией в 60% случаев наследственность была отягощена широким кругом пограничных психических расстройств у ближайших родственников и только в 25% — нарушениями непосредственно письменной речи.

140

Значимость генетических факторов в этиологии дис­лексии подтверждается и близнецовыми исследованиями. Н. Bakwin (1973), обобщая несколько подобных работ дру­гих авторов и собственные данные, подсчитал конкордантность по дислексии — 338 пар близнецов. Среди однояйце­вых близнецов конкордантность составляла 84%, среди двуяйцевых — 29%.

С помощью нейропсихологического исследования Н. Gor­don (1980) доказал, что наследственность предопределяет у таких детей не только способности к чтению, но и функ­циональную специализацию полушарий головного мозга. Ис­пользуя тесты, ориентированные на оценку левополушар-ных и правополушарных функций, он обследовал группу детей с дислексией, их близких родственников и родствен­ников здоровых детей (контрольная группа). Дети с дислек­сией и 90% их родственников значительно лучше выполня­ли «правополушарные» тесты, чем «левополушарные». В контрольной группе подобных различий не было.

Таким образом, не вызывает сомнений тот факт, что у детей с дислексией наследственная предрасположенность иг­рает важную этиологическую роль. При этом остается от­крытым вопрос: всегда ли достаточно одного этого этиоло­гического фактора для развития нарушений письменной речи?

По мнению Z. Matejcek (1972), существуют чисто гереди-тарные (конституционально обусловленные) случаи дислек­сии, но их численность достигает заметных величин лишь в странах с трудной для усвоения письменной речью (на­пример, в англоязычных, где произношение весьма значи­тельно отличается от написания). В языках, где написание соответствует произношению (испанский, чешский, отчас­ти — русский), дислексии исключительно конституциональ­ного генеза мало. Они редко достигают значительной степе­ни тяжести и имеют сравнительно благоприятный прогноз.

141

Среди 60 детей с тяжелыми формами дислексии, находив­шихся под нашим наблюдением, которые имели отягощен­ную наследственность (высокую вероятность генетического происхождения расстройства), в 86% случаев в анамнезе встречались две-три экзогенные вредности. Таким образом, тяжелая дислексия чаще имеет наследственно-энцефалопа-тическое происхождение. С этим согласуются и клинические данные, которые будут изложены в других разделах.

По нашим данным, вредности анте-, пери- и раннего пост-натального периодов встречаются у детей с дислексией в 85% случаев. Почти с такой же частотой (75%) мы наблю­дали это в группе детей с задержкой психического разви­тия, не имевших нарушений письменной речи. В 69% слу­чаев в анамнезе детей с дислексией отмечаются осложнения анте- и перинатального периодов: токсикоз беременности, угрожающий выкидыш, резус-конфликт, соматические за­болевания и др. 27% наблюдавшихся нами детей родились недоношенными или из двойни. По частоте вредностей ан­те- и перинатального периода дети с дислексией не отлича­ются от детей с задержкой психического развития без дис­лексии. Напротив, значительные различия существуют в отношении постнатальных осложнений и заболеваний. Нейроинфекции, травмы головы или так называемая «це­почка детских инфекций» встречаются при дислексии в 52%, а при других формах задержки психического разви­тия — в 29% случаев. В этиологии дислексии более важная роль принадлежит сравнительно поздно воздействующим па­тогенным факторам (интра- и постнатального периода). В 46% случаев онтогенез у них осложнен влиянием несколь­ких (от двух до четырех) повреждающих факторов. Чаще всего за осложнениями родового периода следуют заболева­ния постнатального периода. Подобный множественный ха­рактер осложнений раннего онтогенеза, по-видимому, не слу­чаен. Существуют данные, свидетельствующие, что каждое предшествующее осложнение повышает риск возникнове­ния последующего. Например, генетические аномалии пло­да нередко провоцируют осложнения в течении беременно­сти [Блюмина М. Г., 1985]. А это, в свою очередь, снижает резистентность к постнатальным нейроинфекциям и дру­гим соматическим заболеваниям.

Вышеперечисленные патогенные влияния имеют разный механизм воздействия на развивающийся мозг. Наиболее

142

известными типами поражений в пре-, пери- и постнаталь-ном периодах являются: а) гипоксический, б) токсический, в) инфекционный и г) механический. Ниже приводятся этио­логические факторы, с которыми связаны указанные типы поражений [Gollnitz G., 1974]:

а) гипоксический тип преимущественно связан с такими осложнениями, как неправильная имплантация яйца, ане­мия и порок сердца у матери, пороки сердца плода, эритроб-ластоз плода, пороки развития плода и плаценты, инфаркты плаценты, преждевременная частичная отслойка плаценты, аномалия развития пуповины, затяжные роды, обтурация ды­хательных путей после родов, асфиксия в родах;

б) токсический — при интоксикации медикаментами (не­осальварсан, гидантоин, барбитураты, некоторые нейро­лептики, тетрациклин, левомицетин, некоцилаты и др.). нефропатии (преэклампсия и др.), диабете, гипотиреозе, алкоголизме матери и нарушениях обмена веществ вслед­ствие него, несовместимости крови матери и плода в Rh- и АВО-системах, гипербилирубинемии, ацидозе и других со­стояниях;

в) инфекционный тип поражения в эмбриональном пе­риоде (от 4-й недели до 4-го месяца беременности) наблюда­ется при краснухе, кори, цитомегалии, герпесе, ветряной оспе, эпидемическом паротите, полиомиелите, коксаки, ин­фекционном гепатите, гриппе; в фетальном периоде (начи­ная с 5—7 месяцев) — при бактериальных инфекциях у матери (кокки, спирохеты, листерии), риккетсиозах, забо­леваниях, вызванных простейшими (плазмодиями малярии, токсоплазмами); в постнатальном периоде — вирусные и бак­териальные нейроинфекции;

г) механический тип — при плодоизгоняющих манипу­ляциях, амниотической отшнуровке, близнецовости, опу­холях таза и узком тазе, двурогой матке, затяжных родах, внутричерепных кровоизлияниях, вызванных преждевре­менных родах, инструментальных пособиях, черепно-моз­говой травме в постнатальном периоде.

Перечисленные типы поражений в некоторой степени ска­зываются на клинике резидуального периода энцефалопатии. Однако в значительно большей мере на это влияет время поражения, т. е. этап онтогенеза, с которым совпало повре­ждающее воздействие. Впервые эта закономерность в обра-

143

зовании пороков развития была сформулирована Стоккар-дом в 1921 году [по Ушакову Г. К., 1973].

Наиболее ранимым в эмбриогенезе является период максимальной клеточной дифференциации. Согласно принципу гетерохронии эмбриогенеза, сформулированному Л. К. Анохиным (1978), различные нейронные образования созревают с разной скоростью и в разные сроки в соответст­вии с нуждами тех жизненно важных функциональных сис­тем, в которые они включены. Период максимальной кле­точной дифференциации обычно совпадает с переходом данной группы нейронов в «рабочее» состояние как элемен­та соответствующей функциональной системы. Одновремен­но происходит консолидация этой системы на основе мини­мально необходимого количества нейрональных элементов (принцип «минимального обеспечения»). Гистологически­ми показателями наступившей консолидации функциональ­ной системы являются образование синаптических связей между ее элементами и завершение миелинизации соответ­ствующих проводящих путей. Этапы онтогенеза, в которые происходит консолидация ведущих функциональных сис­тем мозга, носят название «критических периодов». В это время функциональные системы оказываются наиболее уяз­вимыми. Если же повреждение произошло до наступления такого периода, то благодаря пластичности еще незрелых клеточных элементов последствия повреждения могут в зна­чительной степени компенсироваться. Повреждение в кри­тический период и после его окончания может компенсиро­ваться лишь частично [Lenneberg Е., 1968; Кретчмер Н., Гринберг Р., 1970]. Многочисленные клинические и экспе­риментальные наблюдения свидетельствуют, что поврежде­ния на ранних этапах онтогенеза чаще вызывают аномалии развития подкорковых структур, а поздние вредности (пе­ри- и постнатальные) в большей степени затрагивают выс­шие, корковые отделы мозга [Friede R., 1975]. Кроме по­вреждения мозговых тканей и последующих выпадений функций, в большинстве случаев наблюдаются отклонения в развитии мозговых систем, получившие название «дизонто-гений». Впервые этот термин употребил Швальбе в 1927 г. для обозначения внутриутробных пороков развития [цит. по Ушакову Г. К., 1973]. В дальнейшем это понятие приоб­рело значительно более широкую трактовку, включив ме­нее грубые, резидуальные состояния.

144

Из всех известных вариантов дизонтогенеза к патогенезу дислексии и дисграфий имеют отношение следующие два: а) по типу ретардации и б) по типу асинхроний [Ушаков Г. К., 1973; Ковалев В. В., 1979]. В. В. Лебединский (1985) пола­гает, что ретардация может быть представлена двумя ва­риантами: недоразвитием психических функций и за­держанным их развитием. Понятие «задержанное развитие» подразумевает преимущественно темповый характер отстава­ния. Примерно такой точки зрения на дислексию развития придерживаются и некоторые зарубежные авторы [Satz P. et al., 1971]. В пользу этой гипотезы, казалось бы, свиде­тельствует более высокая распространенность дислексии в тех странах, где особенно рано начинают обучение детей в школе (в Англии, США и др.). Однако если подобная точка зрения верна, следует ожидать спонтанного исчезновения дислексии с возрастом, чего на практике не наблюдается.

Как было показано в 3-й главе, у детей со специфически­ми расстройствами письма и чтения имеется выраженная неравномерность развития отдельных сенсомоторных и ин­теллектуальных функций. Со срезовыми исследованиями со­гласуются и данные анамнеза о раннем психомоторном развитии. По нашему мнению, это свидетельствует об асин­хроний психического развития таких детей. При дизонто-генезе подобного типа трудности в обучении возникают не только в связи с незрелостью определенных функций, но и из-за дисгармонии в их созревании как системного образо­вания. Это вносит дезорганизацию в их взаимодействие и координацию при формировании функционального базиса чтения и письма.

Катамнестические наблюдения свидетельствуют о значи­тельной стойкости дислексии [Корнев А. П., 1982]. Нередко она сохраняется и в зрелом возрасте, а при изучении ино­странного языка проявляется вновь [Critchley M., 1964]. Стой­кость подобных расстройств дает основания связывать это с парциальным недоразвитием ряда психических функций.

Таким образом, в патогенезе расстройств письменной ре­чи принимают участие три типа дизонтогенеза: задержан­ное развитие, асинхрония развития и парциальное психи­ческое недоразвитие. В различных клинических вариантах дислексии и дисграфий указанные типы дизонтогений пред­ставлены в разной степени. При семейных, генетически обу­словленных расстройствах дизонтогенез ближе к задержан-

145

ному типу развития [Matejcek Z., 1972]. При энцефалопати-ческих вариантах указанных состояний доминируют про­явления асинхроний развития и парциального недоразви­тия.

В наибольшей степени дизонтогенез такого рода сказы­вается на формировании предпосылок интеллекта. Вни­мание, память, сукцессивные операции, пространственная ориентировка, речевые навыки, зрительно-моторная коор­динация сами непосредственно не определяют интеллекту­альный потенциал. Ребенок может быть достаточно сообра­зительным, даже одаренным, но иметь низкий уровень внимания или несовершенную зрительно-моторную коорди­нацию. Тем не менее перечисленные функции создают не­обходимое базисное обеспечение (энергетическое, перцеп­тивное, информационное и пр.) умственной деятельности. Как было показано в предыдущей главе, при нарушениях предпосылок интеллекта, особенно если одновременно стра­дает несколько из них, интеллектуальная деятельность мо­жет существенно осложниться.

С большим постоянством у детей с дислексией и дисгра-фией обнаруживаются клинические симптомы и ЭЭГ-фено-мены, свидетельствующие о поражении подкорковых и ство­ловых активирующих систем мозга [Исаев Д. Н. и др., 1974; Ефремов К. Д., Корнев А. Н., 1985]. Это является причиной снижения умственной работоспособности, нарушения про­извольной концентрации внимания, повышенной отвлекае-мости. Довольно часто расстройства внимания носят модаль­но-специфичный характер. По нашим наблюдениям, чаще у детей страдает зрительное произвольное избирательное вни­мание. Расстройства внимания и умственной работоспособ­ности в составе синдрома церебрастении сочетаются с не­полноценностью сукцессивных операций. Сукцессивные процессы, т. е. анализ и синтез временных последователь­ностей сигналов и стимулов, как показали клинические и нейрофизиологические исследования, тесно связаны со спо­собностью к произвольной избирательной концентрации вни­мания [Мнухин С. С., 1968; Суворов Н. Ф., Таиров О. П., 1985] и при ее расстройствах существенно страдают.

Если повреждение затрагивает церебральные системы, участвующие в речевых функциях, у детей нарушается их созревание. Это может серьезным образом затруднить овла­дение письмом и чтением. С наибольшей вероятностью это

146

происходит в двух случаях: а) при избирательном недораз­витии фонологической системы и б) при нарушении форми­рования метаязыковых функций ребенка [Shankweiler D., Liberman I., 1989; Catts H., 1993; Schankweiler D., 1994]. Расстройства артикуляционных механизмов и синтаксиче­ских операций существенно на овладение чтением и право­писанием (кроме пунктуации, разумеется) не влияют. Од­нако даже в вышеупомянутых двух категориях случаев стойкие затруднения в овладении чтением возникают лишь при наличии дефицита еще некоторых неречевых механиз­мов, описанных в 4-й главе. По нашим наблюдениям, навык письма значительно более уязвим в отношении фонологи­ческих и метаязыковых дисфункций и страдает даже при нарушении только этих механизмов. Однако нельзя не от­метить, что на практике изолированное недоразвитие фоно­логических способностей или метаязыковых операций встре­чается довольно редко.

При резидуальных энцефалопатиях часто наблюдаются отклонения в развитии зрительно-пространственной ориен­тировки и зрительно-моторной координации. Это тормозит овладение графическим образом букв, препятствует автома­тизации графо-моторных навыков, что проявляется в за­медленности акта письма, нестабильности почерка, а ино­гда в смешении при письме графически сходных букв. Как было показано выше, подобные осложняющие нарушения существенно повышают резистентность дислексии к коррекционным воздействиям.

Перечисленные причины и механизмы нарушений пись­ма и чтения, однако, не равноценны по значимости. Их срав­нительная «патогенность» различна для разных систем письменности. У детей, говорящих на английском языке, например, незрелость зрительно-пространственных функ­ций, по-видимому, больше затрудняет овладение грамотой, чем у их русских сверстников. Отчасти это может быть свя­зано с разницей в графических характеристиках русского и латинского алфавита: в последнем значительно больше гра­фически сходных букв (например, d, b, p, q или n, u, h). Для русских и чешских детей важнее речеслуховые спо­собности. По данным D. Shankweiler (1994), незрелость ме­таязыковых и фонологических механизмов в наибольшей степени препятствует освоению чтения в языках с альфабе-тической системой письменности. С другой стороны, навы-

147

ки фонематического анализа, по его данным, раньше созре­вают у носителей языка фонологически легко структури­руемого и имеющего письменность с высокой регулярностью соотношений произношения и написания. Не последнюю роль в данных различиях играет и метод обучения. При аналитико-синтетическом методе создается опора на слухо­вой фонематический анализ и сукцессивыые навыки, а при глобальном («look-and-say») методе — на зрительное запо­минание ряда букв.

Данные экспериментально-психологического анализа пси­хологических механизмов дислексии и дисграфий убеждают в том, что при изолированном нарушении созревания каж­дой из перечисленных предпосылок интеллекта труднопре­одолимых проблем в усвоении письма и чтения не возника­ет. Если же страдают одновременно несколько из них, вероятность появления подобных расстройств значительно возрастает. Однако даже в этом случае появление дислек­сии или дисграфий не является фатальным. Окончатель­ный исход зависит от того, насколько методы и приемы обучения ребенка оказались адекватными его сохранным способностям.

Как уже отмечалось в начале главы, вклад социальных, средовых факторов в патогенез дислексии весьма велик. К их числу относятся: объем и уровень требований, предъ­являемых обществом к ребенку в отношении грамотности, возраст начала обучения грамоте, методы и темпы обуче­ния. Существует точка зрения, что у подавляющего боль­шинства детей дислексию можно было бы предотвратить, выбрав оптимальный для них метод и темп обучения. Для одних детей наилучшим является слуховой аналитико-синтетический метод, но крайне труден метод зрительного гло­бального запоминания («look-and-say»). Для других, наобо­рот, глобальный или полуглобальный метод с опорой на зрительный анализатор предпочтительнее, а аналитико-син-тетический — крайне нежелателен [Levine M., 1979; Matej-cek Z., Sturma J., 1986]. Более того, на разных этапах овла­дения чтением эффективность этих методов различается. По данным англоязычных авторов, например, на ранних эта­пах освоения грамоты ребенок использует преимуществен­но стратегию глобального запоминания графическго образа слова, а позже переходит к аналитико-синтетической стра­тегии, после чего вновь (уже на более высоком уровне мае-

 

148

терства) возвращается к глобальному опознанию слов и их групп (Ellis N., 1993). Одним детям помогает развернутое вербализованное преподнесение алгоритма навыка; другим — усвоение грамоты облегчается, если оно происходит на уровне непроизвольного запоминания в процессе игры. Не­совпадение индивидуального когнитивного стиля ребенка и предлагаемого ему метода усвоения навыка является весь­ма важным, но еще малоизученным звеном патогенеза дис­лексии и дисграфий.

Не менее важно учитывать индивидуальный темп усвое­ния материала ребенком. Например, при «дисфазическом» ва­рианте дислексии (см. главу 3) дети довольно долго не могут автоматизировать звуко-буквенные связи. Если такому ребен­ку не продлить букварный период, неизбежно возникают серьезные трудности в слогослиянии. Это происходит впол­не закономерно. Единица чтения более высокого порядка (слог) является комплексом более элементарных единиц (зву-ко-букв). Пока не будут автоматизированы эти элементарные единицы первого порядка, невозможно автоматизировать еди­ницы чтения второго порядка (т. е. слоги). Поэтому при «дис­фазическом» варианте дислексии трудности слогослияния не­редко носят вторичный характер и при индивидуализации темпов обучения вполне преодолимы.

Таким образом, этиология дислексии и дисграфий явля­ется сложным переплетением причин, условий и предпосы­лок. Поликаузальная модель позволяет не только правиль­но осмыслить их взаимоотношения, но и дает возможность выработать научно обоснованный подход к профилактике подобных состояний. Достаточно сложной оказывается и организация патогенетических механизмов. Трудности в обу­чении возникают как результат сочетания трех групп явле­ний: биологической недостаточности определенных мозго­вых систем, возникающей на этой основе функциональной недостаточности и средовых условий, предъявляющих по­вышенные требования к отстающим в развитии или незре­лым психическим функциям.

Глава 5 ••»•••••••••••••••••••••••

ДИАГНОСТИКА ДИСЛЕКСИИ И ДИСГРАФИЙ

Синдромы дислексии и дисграфии — явления, возник­шие на пересечении биолого-психологических и социокуль-туральных закономерностей, поэтому их диагностика должна включать широкий ассортимент клинико-психологических и психолого-педагогических методик. В процессе обследо­вания должны принимать участие по меньшей мере три спе­циалиста: психиатр, психолог и логопед.

Обычно поводом для обращения к врачу или логопеду является рекомендация учителя или инициатива родителей, предполагающих наличие у ребенка трудностей в овладе­нии письмом или чтением.

ОСНОВНЫЕ ЗАДАЧИ ДИАГНОСТИКИ

В связи с этим первой задачей является уточнение ха­рактера трудностей и степени отставания в этих навыках. Встречаются случаи, когда излишне тревожные родители, сами рано начавшие читать, уже через полгода обучения ребенка в школе бьют тревогу по поводу медленного (с их точки зрения) продвижения его в данном навыке. На самом деле ребенок может вполне укладываться в рамки нормы с учетом ее вариативности. Случается, что ученик, пропус­тивший по болезни много занятий, тоже попадает в катего­рию неуспевающих по чтению или письму. Нет оснований расценивать это как аномальное состояние. И наконец, наи­более диагностически трудными являются аномалии чте­ния и письма у детей со снижением интеллекта. Решение вопроса, обусловлено ли отставание в данном навыке недо­статочным умственным развитием или имеет самостоятель­ный генез, прямо зависит от результатов клинико-психоло-

160

гического исследования умственного развития ребенка. Ди­агностика интеллекта является второй задачей.

Как уже отмечалось в других главах, большинство детей с недоразвитием устной речи испытывают определенные трудности в чтении и письме, но лишь около одной трети из них страдают специфическими нарушениями этих навыков. Поэтому третьей задачей является исследование устной ре­чи, основных языковых средств и речевых навыков, необ­ходимых для овладения грамотой. Необходимо сопоставить степень выраженности затруднений в письменной речи и уровень развития устной речи. Выявляются речевые функ­ции или навыки, несформированность которых создает па­тологическую основу расстройства.

Наконец, четвертой задачей является анализ психопа­тологической картины, и особенно двух ее аспектов: выра­женности психоорганической симптоматики и реакции ребенка на трудности в учебе. Массивность резидуально-ор-ганической симптоматики существенно влияет на прогноз и определяет выбор лечения.

Особенности реагирования на трудности в овладении письменной речью определяют возможности коррекционной работы в зависимости от активного или пассивного участия ребенка, наличия протестного поведения и т. п. и потребно­сти в психотерапевтическом лечении.

Из перечисленных задач последние три одинаковы по содержанию как при дислексии, так и при дисграфии. Пер­вая — решается разными средствами, поэтому в ходе изло­жения мы обратимся к ней в последнюю очередь.

ОЦЕНКА УМСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ

Как указывалось выше, при дислексии или дисграфии состояние навыков письма и чтения слабо согласуется с уров­нем интеллектуального развития. Диспропорция между ни­ми, наоборот, является определяющим признаком дислек­сии и дисграфии. Однако для того, чтобы выявить наличие этой диспропорции, необходимо оценить состояние интел­лекта. Кроме того, уровень интеллектуальных способностей необходимо учитывать при планировании и проведении кор­рекционной работы и определении типа образовательного учреждения, в котором она может быть организована в оп­тимальном для ребенка режиме. Наконец, прогноз резуль-

151

тата коррекционной работы тоже в немалой степени зави­сит от познавательной активности ребенка. Это должно быть принято в расчет и обязательно доведено до сведения роди­телей (в максимально щадящей форме) во избежание обра­зования у них неоправданных ожиданий, которые порож­дают нередко неадекватные требования по отношению к ребенку и преждевременное разочарование в отношении ре­зультативности коррекционной работы.

Диагностика умственного развития у детей со специфи­ческими задержками психического развития является од­ной из наиболее трудных задач в силу того, что их интел­лектуальные способности развиты неравномерно. Наиболее общим проявлением этого является диссонанс между вер­бальными и невербальными интеллектуальными способно­стями. При дислексии умственные операции, которые тре­буют участия речи (внешней или внутренней), развиты значительно хуже, чем другие формы мышления (нагляд­но-образное, интуитивное и др.). Более информативны в этом случае задания, адресованные к образным мыслительным процессам, требующие логических операций на невербаль­ном материале (пространственная комбинаторика, поиск ал­горитма изменения фигур, классификация пространствен­ных конфигураций и т. п.). Удобные возможности для этого представляют невербальная часть методики Д. Векслера, про­грессивные матрицы Равена, тест Гуденаф и др. Примене­ние методики Д. Векслера позволяет не только психометри­чески верифицировать клиническую оценку интеллекта, но и установить количественные соотношения между уровня­ми развития разных интеллектуальных навыков, т. е. опре­делить индивидуальные профили структуры интеллектуаль­ных способностей. Методика состоит из шести вербальных и шести невербальных субтестов, каждый из которых пред­ставляет собой серию однотипных усложняющихся заданий. В результате исследования получаются двенадцать субтес­товых шкальных оценок и три интегральных интеллекту­альных показателя: общий, вербальный и невербальный. Ниже приводится краткая характеристика основной диаг­ностической направленности субтестов [Блейхер В. М., 1976; Лычагина Л. И., 1974; Панасюк А. Ю., 1976; Корнев А. Н., 1981].

Субтест № 1 «Осведомленность» дает представление о запасе сведений житейского характера, которые ребенок мо­жет сформулировать в вербализованной форме.

152

Субтест № 2 «Понятливость» отражает знание ребен­ком социально-бытовых норм поведения.

Субтест № 3 «Арифметический» оценивает количест­венные представления и счетные навыки ребенка, требует концентрации внимания и использования оперативной па­мяти.

Субтест № 4 «Аналогии — сходство» требует от ребенка владения навыками сравнения понятий по существенным признакам и умения проводить аналогии.

Субтест № 5 «Словарь» ориентирован на оценку способ­ности дать определение тем или иным словам.

Субтест № 6 «Повторение цифр» оценивает объем крат­ковременной слухоречевой памяти на сукцессивно органи­зованный материал и способность к деавтоматизации ря­дов.

Субтест № 7 «Недостающие детали» при выполнении требует актуализировать значимые признаки изображенных предметов и обнаруживать недостающие из них. Выполне­ние зависит от состояния зрительного внимания.

Субтест № 8 «Последовательные картинки» оценивает способности устанавливать временную последовательность и логическую связь событий на серии картинок.

Субтест № 9 «Складывание фигур из кубиков» (вари­ант теста Кооса) оценивает состояние пространственного мышления и конструктивных навыков на предметном уров­не.

Субтест № 10 «Складывание объектов» является сенси­билизированным вариантом разрезных картинок. Оценива­ет навыки зрительно-пространственного синтеза преимуще­ственно на образном уровне и эвристические способности.

Субтест № 11 «Кодирование» дает представление о спо­собности к оперативному образованию зрительно-моторно­го навыка и зрительно-зрительных ассоциаций.

Субтест № 12 «Лабиринты» оценивает зрительно-мотор­ную координацию и способность к экстраполяции.

При использовании неформализованных методов патопси­хологического исследования познавательных способностей необходимо использовать достаточно широкий ассортимент вербальных и невербальных заданий. В зависимости от воз­раста пропорциональное соотношение тех и других законо­мерно меняется. Это связано с тем, что в ходе психического онтогенеза представленность наглядно-образных операций

153

в структуре мышления постепенно уменьшается, а на пер­вый план начинает выступать абстрактное, категориальное, вербально-логическое мышление [Выготский Л. С., 1982; J. Bruner, 1971; Piaget J., 1994]. Наш опыт свидетельству­ет, что в старшем дошкольном возрасте методики, ориенти­рованные на оценку понятийного, вербально-логического мышления (составление рассказа по сюжетной картинке или серии картинок, исследование обобщающих понятий и др.). по численности должны составлять примерно одну треть, а задания, адресующиеся к наглядно-образным формам мыш­ления («разрезные картинки», складывание картинок из ку­биков, складывание пирамидки, «Почтовый ящик», тест Ко-оса и др.),— две трети от общего числа методик. В младшем школьном возрасте пропорция меняется и должна состав­лять примерно 1:1, а в среднем школьном возрасте (10-11 лет) соответственно 2:1 в пользу методик оценки абст­рактного, вербально-логического мышления (сравнение понятий, логические аналогии, «исключение 5-го лишне­го» и др.).

Кроме характеристики общего уровня интеллектуальной зрелости, целесообразно оценить такой показатель, как структура интеллекта. Под этим понятием подразумевается соотношение зрелости (относительно возрастных норм) раз­ных форм умственных операций, составляющих интеллект. Об этом можно судить по сравнительной успешности вы­полнения качественно разнородных заданий, использован­ных при обследовании. Знание о дефицитарных, незрелых и сохранных компонентах интеллекта ребенка позволяет вы­брать приоритетные «мишени» в психокоррекционной ра­боте и оптимально построить методику обучения, опираясь на сохранные и щадя слабые звенья познавательной сферы.

В процессе диагностики, при возникновении у ребенка трудностей в самостоятельном выполнении задания важно уметь гибко и дозированно оказывать ему помощь. Все разнообразие форм помощи условно можно сгруппировать в пять основных категорий: а) поощрение; б) стимуляция; в) организующая помощь; г) разъяснение (т. е. подробное объяснение способа решения диагностической задачи); д) разъяснение + развернутая демонстрация правильного выполнения задания. При оказании двух последних форм помощи обычно проверяется способность ребенка к «пере­носу», т. е. к продуктивному использованию оказанной

154

помощи для овладения новым навыком или типом умст­венной операции с последующим самостоятельным их ис­пользованием на новом диагностическом материале. Спо­собность к «переносу» свидетельствует о величине «зоны ближайшего развития», по Л. С. Выготскому, и резерве компенсаторных возможностей ребенка. Анализ необходи­мого и достаточного объема помощи позволяет, в опреде­ленной степени, представить природу снижения интеллек­туальной продуктивности. В тех случаях, когда ребенок удовлетворяется помощью, относящейся к категориям (а), (б) и (в), интеллектуальная недостаточность обычно обу­словлена нарушениями нейродинамики или «предпосылок интеллекта», что прогностически благоприятно. Если же необходима помощь типа (г) или (д) и отсутствует способ­ность к «переносу» (при условии, разумеется, что диагно­стические задания адекватны возрастным требованиям по качеству и трудности), то больше вероятности, что имеет место общее психическое недоразвитие. В последнем слу­чае, как будет указано ниже, меняются некоторые крите­рии диагностики дислексии.

ИССЛЕДОВАНИЕ «ПРЕДПОСЫЛОК ИНТЕЛЛЕКТА»

Как указывалось в главе 3, нарушение определенных предпосылок интеллекта играет ключевую роль в психоло­гических механизмах дислексии и дисграфий. Поэтому их исследование является необходимым во всех случаях спе­цифических нарушений письма и чтения.

«Графо-моторные методики»

1. Тематический рисунок «Дом — дерево — человек».

Данное задание является адекватным для детей 5 лет и старше. Интерпретация производится как с позиции степени зрелости графического символизма в рисунке (насыщенность существенными деталями, композиционная сложность), так и в плане оценки сформированности графо-моторных навы­ков и формообразующих движений, способности передать пространственные признаки предметов и их пропорции. Выраженная бедность детализации и примитивная струк­турная организация рисунка чаще свидетельствуют о не­зрелости наглядно-образного мышления и способности к

155

символообразованию. Подобные недостатки обычно имеют весьма неблагоприятное прогностическое значение для ус­воения письменной речи, особенно если этому сопутствует неполноценность метаязыковых функций. Недостаточность графо-моторных навыков обычно серьезно затрудняет ос­воение каллиграфии.

Ниже приводятся балльные критерии оценки зрелости ри­сунка «Дом — дерево — человек». Каждый элемент предмет­ного изображения оценивается по наличию или отсутствию значимых признаков, а затем полученные оценки суммиру­ются. При наличии тех или иных погрешностей определен­ное число баллов вычитается из полученной суммы.

а) Оценка изображения человека. Возможность узнать в изображении фигуру человека — 0,5 балла. Наличие голо­вы, ног, рук, туловища, глаз, носа, рта, одежды оценива­ется по 1 баллу за каждую деталь (парный орган оценивает­ся в 1 балл). Наличие пальцев, ушей, волос — по 2 балла. Наличие бровей, ресниц или шеи — по 3 балла. Если конеч­ности имеют толщину (изображены двумя линиями), начис­ляется 2 балла. Изображение человека в профиль оценива­ется в 2 дополнительных балла. Правильное «прикрепление» рук и ног — по 1 баллу.

б) Оценка изображения дома. Наличие хотя бы отдален­ного сходства с домом — 0,5 балла. Наличие окон, дверей и крыши — по 1 баллу. Изображение с элементами перспек­тивы — 0,5 балла (рис. 15).

в) Оценка изображения дерева. Наличие крупных маги­стральных ветвей — 1 балл. Наличие мелких ветвей, ли­стьев — по 2 балла. Изображение рисунка коры — 1 балл. Конусовидный ствол — 1 балл. Ствол в виде прямоугольни­ка — 0,5 балла. Разветвленный ствол — 2 балла. Схематич­ное изображение дерева («образ-клише») — 5 баллов.

При нарушении параллельности линий в каком-либо изо­бражении вычитается по 0,5 балла за каждое нарушение.

Кроме содержательной характеристики в рисунках оце­нивается и техническое исполнение. И. Шванцара (1978) описывает 5 признаков «органичности» в рисунках детей: наклон фигуры более чем на 15" от вертикальной оси, нали­чие двойных линий, прерывистых линий, дрожащие («тря­сущиеся») линии, неприсоединенные линии. Наличие в ри­сунке двух и более признаков «органичности» является патогномоничным для резидуально-органических церебраль­ных поражений у детей.

156

По нашим наблюдениям, низкие результаты в данном задании наблюдаются не только у детей с дислексией, но и у детей с первичным недоразвитием устной речи.

2. Срисовывание фигур. Задание обладает довольно вы­сокой диагностической способностью в отношение наруше­ний пространственного праксиса, недостаточной сформи-

157

рованности формообразующих движений, неполноценности зрительно-моторной координации. Е. Taylor (1959) предло­жила набор фигур для копирования, отобранный ею из су­ществующих психометрических методик, наиболее адекват­ный, по ее мнению, для решения вышеуказанных задач (рис. 16). Без грубых погрешностей большинство детей вос­производят по образцу фигуру 1 с 3-летнего возраста, фи­гуру 2 — с 5 лет, фигуру 3 — с 5,5 лет, фигуру 4 — с 6 лет и фигуру 5 — с 7 лет.

3. Для детей старше 8 лет целесообразно использовать набор десяти фигур из графического теста Эллис (рис. 17). Фигуры воспроизводятся ребенком по памяти. В зависимо­сти от степени погрешностей при воспроизведении фигур

каждая оценивается в 1, 0,5 или 0 баллов. Затем оценки суммируются. Причинами снижения результатов в данном задании могут быть как диспраксия, конструктивная ап-раксия, так и зрительная агнозия. Для дифференциации расстройств зрительного гнозиса от диспраксий следует ре­зультаты выполнения данного задания сопоставить с резуль­татами, полученными в палочковом тесте Гольдштейн-Ши-рера, менее чувствительном к нарушениям пальцевого праксиса. Графический тест Эллис является диагностиче­ски довольно чувствительным к резидуально-органическим энцефалопатиям у детей.

Конструктивные методики

1. Палочковый тест Гольдштейн-Ширера, адаптирован­ный для детей. Так же как и предыдущее задание, данная методика помогает выявить нарушения конструктивного праксиса. Она менее чувствительна к расстройствам тонкой координации движений пальцев и поэтому более информа­тивна в сопоставлении с графическими тестами.

Методика состоит из двух частей: тренировочной и тес­товой. В тренировочной части ребенку предлагается по об­разцу воспроизвести из палочек разной длины три фигуры

159

(рис. 18). В тестовой части он из тех же элементов воспро­изводит поочередно десять фигур по памяти.

Оцениваются фигуры № 1, 4* 6, 7, 10 при правильном исполнении в 2 балла, при ошибке в размерах — 1 балл, при других ошибках — 0 баллов, а № 2, 3, 5, 8, 9 соответст­венно — 1 балл и 0 баллов.

По данным Е. Taylor, здоровые дети 5 лет при выполне­нии этого задания допускают незначительное количество ошибок в виде инверсий или искажений размеров. С 6-лет­него возраста ошибок обычно не допускается. Для нейро-психологической диагностики задание целесообразно исполь­зовать у детей 7 лет и старше.

2. Кубики Кооса. Это одна из широко и давно используе­мых методик оценки невербального интеллекта, входит в методику Д. Векслера WISC, применялась, в частности, для исследования обучаемости. В одинаковой мере она исполь­зуется в нейропсихологической диагностике как взрослых, так и детей [Лурия А. Р., 1969; Симерницкая Э. Г., 1985; Марковская И. Ф., 1987]. Для складывания из четырехцвет­ных кубиков предлагаются фигуры, изображенные на ри­сунке 19. Оценка производится в зависимости от времени выполнения задания по четырехбалльной системе (табл. 20).

Данная методика позволяет оценить сформированность операций зрительно-пространственного анализа и синтеза, уровень развития наглядно-образного мышления, способ­ность к программированию и последовательной реализации конструктивной деятельности.

По данным Е. Taylor, фигура 1 доступна для безоши­бочного исполнения большинству детей 6 лет и старше (здесь и далее — нижние границы нормы). Фигура 2 — для детей 7 лет и старше, 3 — для детей 9 лет и старше, 4 и 5 — детям 10 лет и старше.

Исследование моторики

В нашей стране и за рубежом широкое применение при определении моторной зрелости получила «шкала мотор­ной одаренности» Н. И. Озерецкого (1928) и ее модифика­ции. Она позволяет дать комплексную, хотя и не очень дифференцированную характеристику двигательного ана­лизатора в целом. Некоторые задания из этой методики нашли применение в нейропсихологической практике [Лу-рия А. Р., 1969].

1. Тест Н. И. Озерецкого на реципрокную координацию рук (1).

Ребенку предлагается (после демонстрации) одновремен­но ударять по столу двумя руками: правой, сжатой в кулак, и левой — раскрытой ладонью. Затем наоборот: левой, сжа­той в кулак, а правой — раскрытой ладонью. Так повторить 3—4 раза. Оценивается ритмичность движений и способность синхронно сменять положение обеих рук одновременно. По данным автора, задание может быть адекватным для детей 12 лет и старше. При резидуальных поражениях двигатель­ных систем мозга выполнение данной пробы обычно затруд­нено: отмечаются синкинезии, переключение на следующее движение обеими руками происходит разновременно. Дан­ное задание, как и следующее, оценивается качественно по степени выраженности затруднений. Возможна и количест­венная оценка успешности выполнения этой и других по-

добных проб с помощью подсчета количества правильно вы­полненных движений в серии из шести или двенадцати за­даний.

2. Тест на реципрокную координацию (2) в виде рит­мичного постукивания ладонью одной руки два раза, а дру­гой — один раз. Во второй половине теста производится сме­на рук. Возрастная доступность та же, что и в предыдущей пробе.

3. Проба на динамический праксис «Кулак — ребро — ладонь» [Лурия А. Р., 1969].

В нашей версии данного задания ребенку предлагается вос­произвести по образцу серию из девяти движений, состоящую из трижды повторяющегося ряда трех вышеназванных дви­жений. Если ребенок не справился с заданием, образец демон­стрируется повторно до пяти раз. Оценивается правильное воспроизведение. По нашим данным, задание доступно боль­шинству здоровых детей 6 лет и старше. Данный тест чувст­вителен не только к поражению двигательных систем (пре­имущественно премоторных их отделов), но и к модально неспецифическому дефициту сукцессивных функций. Пер­вый и второй варианты расстройств порождают разные ви­ды ошибок. В первом случае чаще страдает переключение с одного движения на следующее в автоматизированном режи­ме: ребенок персеверирует или делает большие паузы между движениями. Во втором случае дети путают последователь­ность движений или пропускают некоторые из них. Предпо­ложительно затруднения в данном задании можно связать с левополушарной недостаточностью.

4. «Пересчет пальцев».

Ребенку предлагается поочередно коснуться каждым паль­цем, начиная со второго, большого пальца той же руки, а за­тем сделать то же самое, но начиная с мизинца. Оценивается точность, дифференцированность движений пальцев и спо­собность к переключению с одного движения на другое (от­сутствие застреваний). Выполнение без ошибок оценивается в 0 баллов, каждая синкинезия штрафуется 1 баллом, про­пуск пальца и нарушения порядка движений — 2 баллами, наличие мно,, сественных синкинезий — 4 баллами. По нашим наблюдениям, данные задания доступны и выполняются в основном верно детьми с 6 лет, а с 8 лет выполняются прак­тически безошибочно (см. таблицу 4)> что согласуется с дан­ными Н. И. Озерецкого и М. О. Гуревича (1930).

163

5. Проба на пальцевой гнозис и (в меньшей степени) праксис.

Ребенку предлагается, не глядя на свою руку (которую при необходимости можно экранировать), вслед за экспери­ментатором воспроизводить различные позы пальцев: а) все пальцы выпрямлены и сомкнуты, ладонь повернута вперед;

б) 1-й палец поднят вверх, остальные собраны в кулак;

в) указательный палец выпрямлен, остальные собраны в кулак; г) 2-й и 3-й пальцы расположены в виде буквы Y; д) 2-й и 5-й пальцы выпрямлены, остальные собраны в ку­лак; е) 2-й и 3-й пальцы скрещены, остальные собраны в кулак; ж) 2-й и 3-й пальцы выпрямлены и расположены в виде буквы Y, а 1-й, 4-й и 5-й пальцы собраны в щепоть («зайчик»); з) 1-й и 2-й пальцы соединены кольцом, осталь­ные — выпрямлены. Оценивается выполнение каждой по­зы в штрафных баллах: поза не выполнена — 1 балл, поза воспроизведена неточно — 0,5 балла, замедленное воспро­изведение позы (поиск нужных движений) — 1 балл, если поиск продолжался от 10 до 30 секунд — 2 балла, если боль­ше 30 секунд — 3 балла. Выполнение этого задания в зна­чительной степени зависит от состояния кинестетического анализатора и «схемы тела» [Лурия А. Р., 1969]. Зарубеж­ные исследователи рассматривают нарушение данных опе­раций как одно из проявлений синдрома Герстманна [Тон­коногий И. М., 1973]. У взрослых синдром Герстманна наблюдается при поражении теменных зон коры доминант­ного по речи полушария.

6. Исследование орального праксиса.

По подражанию ребенку предлагается выполнить 11 дей­ствий: 1) улыбнуться; 2) надуть щеки; 3) сделать губы трубочкой (как при звуке у); 4) сделать губы как при звуке о; 5) «покатать орешки за щеками» (кончиком язы­ка); 6) высунуть язык лопаткой (широким); 7) поднять кончик языка вверх и положить его на верхнюю губу; 8) опустить кончик языка вниз и положить его на ниж­нюю губу; 9) поместить кончик языка в правый угол рта; 10) то же — в левый угол рта; 11) высунуть язык и сделать кончик узким.

Оцениваются точность движений и способность к пере­ключению в случае воспроизведения серии трех движений. Оценки: невозможность выполнить движение штрафуется

164

оценкой в 1 балл, движение, выполненное неточно,— 0,25 балла, наличие синкинезий (сопутствующих движений губами, челюстью) — 0,5 балла за каждую пробу, асиммет­ричное выполнение движения — 0,5 балла.

По нашим данным, здоровые дети 6 лет и старше оши­бок в этом задании практически не допускают. Симптомы оральной диспраксии, по-видимому, свидетельствуют о дис­функции или незрелости теменно-центральных отделов ко­ры [Тонконогий И. М., 1973].

Нарушения орального праксиса обычно встречаются у де­тей с артикуляционной диспраксией, дизартрией и, нередко, при моторной алалии. В первых двух случаях, по нашим данным, тяжесть оральной апраксии коррелирует с выражен­ностью нарушений звукопроизношения. При сопоставлении результатов исследования детей со спастическими гемипаре-зами мы убедились, что симптомы оральной апраксии при­мерно одинаково часто встречаются как при право-, так и при левополушарном раннем повреждении мозга.

7. Пробы Хеда на пространственную организацию дви­жений.

а) Наглядный вариант. Ребенку предлагается воспроиз­вести движения, выполняемые сидящим напротив обсле­дующим: коснуться левой рукой правого (левого) уха, пра­вой рукой — левого глаза и т. п. Для диагностических целей, по нашим данным, задание может быть использовано у де­тей 9 лет и старше. Его выполнение требует мысленной про­странственной переориентации для преодоления тенденции к зеркальному воспроизведению. Ошибки возникают не толь­ко при нарушении пространственного праксиса, но и при снижении психической активности (инактивности) по «лоб­ному» типу.

б) Речевой вариант. Те же движения выполняются по речевой инструкции. Несмотря на кажущееся сходство с предыдущим, этот тест адресован к иным психическим функ­циям: он оценивает владение понятиями «право — лево» и речевую регуляцию двигательных актов. Его выполнение затруднено у детей с левополушарной недостаточностью и у большинства детей, страдающих дислексией. Данное зада­ние легковыполнимо большинством здоровых детей с 8 лет.

165

Сукцессивные функции

1. Повторение цифровых рядов.

а) В прямом порядке. Ребенку предлагается повторить ряд цифр в том же порядке, в котором они были названы. Для воспроизведения даются ряды длиной от 3 до 6 цифр. Дети в возрасте 4,5 лет и старше воспроизводят ряд из 4 цифр (в одной из двух попыток с рядами одинаковой длины, но разного числового состава), дети 6,5-7 лет — ряд из 5 цифр, дети 10 лет и старше — ряд из 6 цифр.

б) В обратном порядке. Ребенку дается инструкция, что ряд цифр повторять нужно в обратном порядке, начиная с конца, и это демонстрируется на примере ряда из 2 цифр. В 7 лет дети уже способны воспроизводить ряды из 3 цифр, в 9 лет — из 4-х и в 12 лет — из 6 цифр.

Первая часть данного задания характеризует преимуще- ₍ ственно иконическую сукцессивную слухоречевую память. Вторая — состояние оперативной памяти.

При ранних правополушарных или двусторонних орга-1 нических поражениях головного мозга у детей в большей! степени страдает воспроизведение цифр в обратном поряд-1 ке, а при левополушарных — в прямом [Taylor E., 1959]. Таким образом, при правополушарной недостаточности обыч-1 но увеличивается разрыв между результатами прямого и| обратного воспроизведений, который в норме не превышает двух единиц.

Следует отметить, что на результаты выполнения этой и ряда последующих проб существенное влияние может ока­зать расстройство активного внимания, определяемого, в| свою очередь, функциональным состоянием глубоких струк-J тур мозга.

2. Воспроизведение звуковых ритмов.

Ребенок должен вслед за экспериментатором воспроиз-1 вести серию ударов по столу, разделенных длинными и ко- [ роткими паузами. Серии постепенно удлиняются и услож-J няются по структуре. Образцы ритмов:

№ 1111,1 Н

№ 2 !!! !, ! !!!, !! И

№ 3 !! !!!, !!! !!

№ 4 !!! !!!, !! !!!!, !!!! И

По нашим наблюдениям, для детей 6 лет и старше вос­произведение всех указанных ритмических последователь­ностей не представляет затруднений. Дети с дислексией

166

I

выполняют это задание (как и предыдущее) с большим количеством ошибок. Подобные затруднения у детей стар­ше 6 лет, не страдающих слабоумием, следует расценивать как один из признаков предрасположенности к дислексии [Корнев А. Н., 1995]. У взрослых данный тест диагностиру­ет поражение премоторных и височных структур правого полушария. По нашим данным, полученным на детях со спастическими гемипарезами [Корнев А. Н., Молчанов А. И., 1990], его выполнение примерно одинаково страдает как при право-, так и при левополушарном поражении.

Следует различать два вида затруднений при его выпол­нении. В одних случаях страдает процесс воспроизведения ритмов при сохранной способности к их слуховому разли­чению («премоторный» тип нарушения). В других — нару­шено слуховое различение звуковых ритмов и этим обуслов­лена неспособность к их воспроизведению («височный» тип дефекта, сенсорная амузия). Для определения ведущей при­чины нарушений следует предложить ребенку сравнить две серии ударов, предъявленных последовательно. При «пре-моторном» типе нарушения слуховое сравнение ритмов про­демонстрирует более высокие результаты, чем их воспроиз­ведение. При «височном» типе нарушений существенных различий не обнаружится.

Исследование устной речи

По нашим наблюдениям и данным литературы [Плотки-на И. М., 1978], между тяжестью недоразвития устной речи и выраженностью специфических нарушений чтения и пись­ма нет прямой зависимости. Обычно детям с недоразвитием речи труднее овладеть грамотой, чем здоровым сверстни­кам, но, пожалуй, не более трудно, чем детям с задержкой психического развития и нормально развитой устной речью. Как указывалось выше, письменная речь по психологиче­ским и семиотическим параметрам достаточно отлична и автономна от устного языка. Тем не менее недоразвитие некоторых аспектов устной речи серьезно затрудняет овла­дение письмом и чтением. В данном разделе мы не претен­дуем на исчерпывающее описание методов исследования уст­ной речи детей. Это не входит в наши задачи и, кроме того, довольно подробно было описано в логопедической литера­туре [Филичева Т. Б., Чиркина Г. В., 1985; Жукова Н. С., Мастюкова Е. М., Филичева Т. В., 1990; Усанова О. Н., 1990; Волкова Л. С., 1995].

167

Оценка развития устной речи, языка и метаязыковых функций при обследовании детей дошкольного возраста важ­ны для определения степени риска развития дислексии и дисграфии. В школьном возрасте это необходимо для пони­мания места устноязыковых нарушений в механизмах дис­лексии и дисграфии, выбора предпочтительной методики обучения грамоте и составления индивидуальной програм­мы коррекционного обучения.

Наряду с общей характеристикой импрессивной и экс­прессивной речи, основных языковых средств (фонетики, лексики и грамматики) особенно тщательно должны быть исследованы те функциональные подсистемы, которые наи­более интимно связаны с письменной речью. Важны не толь­ко семиотические аспекты связи устного и письменного язы­ка, представленные в основных принципах, на которых построена русская письменность [Щерба Л. В., 1983]. Не меньшее значение имеют требования, предъявляемые к со­стоянию механизмов устной речи и языка конкретной ме­тодикой обучения письму и чтению. В России основным и практически единственным является аналитико-синтетиче-ский метод обучения, при использовании которого сроки и качество освоения письма прямо зависят от зрелости уст­ной речи, в особенности ее фонетических и фонематических операций (по крайней мере, на начальном этапе обучения). Существенное влияние на этот процесс оказывают и состоя­ние лексической сферы, способность к словообразованию и словоизменению. В дополнение к существующим методам диагностики устной речи ниже приводятся некоторые, раз­работанные нами, приемы формализованной оценки речевых функций, создающие возможности для нейропсихологиче-ской интерпретации природы выявленных лингвопатологи-ческих синдромов [Корнев А. Н., 1991].

Проведенные нами исследования позволяют объединить все разнообразие лингвопатологической симптоматики в не­сколько синдромов, наиболее отвечающих, по нашему мнению, нейропсихологическим принципам анализа рас­стройств: синдром функциональной дислалии, синдром ар­тикуляционной диспраксии, синдром переднего аграмматиз-ма, синдром дизартрии развития, синдром морфологического дисграмматизма, синдром фонематического недоразвития, синдром моторной алалии и синдром сенсорной алалии [Кор­нев А. Н., 1990, 1994]. Включенный в данную методику речевой диагностический материал, разумеется, может быть

168

расширен и дополнен для более детального качественного анализа выявленных нарушений. Однако возрастные нор­мативы, приведенные в таблице 2, получены именно на этом материале, и для того, чтобы ими можно было воспользо­ваться в количественной оценке речевых функций, иссле­дователь должен ограничиться рамками приведенного ни­же материала.

Для оценки звукопроизношения представляется удоб­ным и информативным экспресс-метод, позволяющий вы­явить даже скрытые, стертые дефекты звукопроизношения. В процессе обследования ребенку предлагается повторять нижеприведенные двустишия или фразы, насыщенные слож­ными для произнесения звуками. Предлагаемый материал включает две части: а) двустишия, включающие наиболее часто смешиваемые, артикуляционно сложные согласные, и б) фразы со сложной слоговой структурой.

а) 1. Щеткой чищу я щенка,

Щекочу ему бока.

2. Часовщик, прищурив глаз, Чинит часики для нас.

3. Стоит воз овса, Возле воза — овца.

4. Клала Клава лук на полку.

5. Зоя зайкина хозяйка, Спит в тазу у Зои зайка.

6. Клара у Вали играла на рояле.

б) 7. Рыбки в аквариуме (повторить два раза).

8. Милиционер остановил велосипедиста.

9. Сыворотка из-под простокваши. 10. Полполдника проболтали.

При исследовании каждая фраза или двустишие произно­сятся ребенку один раз, после чего предлагается повторить текст самому. Оценки: а) если после повторного прочтения ребенок не мог повторить двустишие или фразу — 1 штрафной балл, замена звука — 0,5 балла, искажение звука — 0,25 бал­ла, пропуск слога или звука — 0,5 балла, перестановка сло­гов — 0,5 балла, скандированная речь (послоговое произнесе­ние слов) — 0,5 балла, общая нечленораздельность — 1 балл.

169

В зависимости от того, в каких скороговорках ребенок испытывает наибольшие трудности, можно судить о том, какие церебральные системы страдают в большей степени: премоторные (больше нарушено переключение) или кине­стетические (дефектное произнесение сложных звуков).

Анализируя фонематические процессы, следует различать в них три аспекта: фонематическое восприятие (различение фонем), фонематические представления и навыки фонемати­ческого анализа и синтеза. Если первая из перечисленных функций формируется у ребенка спонтанно, без направлен­ного обучения, то последние две нуждаются в нем. Навыки фонематического анализа в полной мере формируются уже в добукварный и букварный период обучения.

Исследование фонематического восприятия, т. е. способ­ности на слух дифференцировать смыслоразличительные признаки близких фонем, производится с помощью пред­метных картинок, названия которых являются словами-паронимами: «коза — коса», «бочка — почка», «дом — том» и т. п. (см., например, перечень картинок, приведенный О. В. Правдивой, 1973). Сначала уточняется: знакомы ли ребенку названия всех картинок. Затем предлагается пока­зывать названные картинки. Наличие систематических ошибок (более двух ошибок на одну и ту же пару фонем) при дифференциации слов-паронимов дает основание для заключения о нарушении фонематического восприятия дан­ной группы звуков.

При исследовании более старших детей (старше 8 лет) уместнее использовать следующий прием. Ребенку предла­гается прослушать приведенные ниже деформированные фра­зы, найти и исправить ошибку.

Инструкция: «Выслушай фразы, которые я тебе скажу. В некоторых из них есть ошибки. Найди эти ошибки и ис­правь их».

1. Хозяйка сварила зуб. 2. Мальчик перелез через сабор и забрался в Огород. 3. У девочки болел суб. 4. На лугу паслась коса.

Л-Б

1. Воду хранили в почке. 2. На цветке сидела папочка J 3. Мальчик бил воду из стакана. 4. Из чайника шел бар.

170

д-т ••

1. В этом томе я живу. 2. У меня взрослая точка. 3. На лугу росла густая драва. 4. В конце предложения надо ста­вить дочку.

Г-К

1. Футболисты забили кол. 2. Собака-грызла гости. 3. В этом доме я живу 3-й кот. 4. Учитель поставил мальчику гол.

Ж-Ш

1. В руке у мальчика воздушный жар. 2. После дождя образовалась большая луша. 3. Летом я шил у бабушки. 4. Раскаленная печка давала сильный шар.

Ш-С

1. В нашем доме отремонтировали крысу. 2. Я люблю пить томатный шок. 3. Из норы выбежала большая черная кры­ша. 4. Продавец взял острый нос и отрезал кусок колбасы.

Следует подчеркнуть, что, в отличие от взрослых боль­ных, у детей первичные нарушения фонематического вос­приятия встречаются очень редко: только при сенсорной алалии и тугоухости [Трауготт Н. Н., Кайданова С. И., 1975]. Чаще наблюдаются вторичные расстройства, возникающие в раннем возрасте в результате отрицательного влияния стой­ких дефектов произношения на становление слуховых эта­лонов фонем. В таких случаях нарушена дифференциация одной или нескольких групп фонем при сохранной способ­ности к различению остальных (даже более сложных) зву­ков. Иногда те же звуки смешиваются и в экспрессивной речи. При этом у детей обычно обнаруживается неполно­ценность артикуляционных кинестезии.

Фонематические представления исследуются следующим образом:

1. Повторение слогов с оппозиционными звуками: са-ша, ша-са, са-за, за-са, за-жа, жа-за, ша-жа, жа-ша са-са-ша, ша-са-ша, ша-ша-жа, жа-ша-жа

по-бо, бо-по, та-да, да-та, ла-ра, ра-ла па-па-ба, ба-ба-па, да-та-да, та-да-та.

2. Придумать слова, начинающиеся со звуков: р, с, ш, п, d, m.

171 В зависимости от того, в каких скороговорках ребенок испытывает наибольшие трудности, можно судить о том, какие церебральные системы страдают в большей степени: премоторные (больше нарушено переключение) или кине­стетические (дефектное произнесение сложных звуков).

Анализируя фонематические процессы, следует различать в них три аспекта: фонематическое восприятие (различение фонем), фонематические представления и навыки фонемати­ческого анализа и синтеза. Если первая из перечисленных функций формируется у ребенка спонтанно, без направлен­ного обучения, то последние две нуждаются в нем. Навыки фонематического анализа в полной мере формируются уже в добукварный и букварный период обучения.

Исследование фонематического восприятия, т. е. способ­ности на слух дифференцировать смыслоразличительные признаки близких фонем, производится с помощью пред­метных картинок, названия которых являются словами-паронимами: «коза — коса», «бочка — почка», «дом — том» и т. п. (см., например, перечень картинок, приведенный О. В. Правдивой, 1973). Сначала уточняется: знакомы ли ребенку названия всех картинок. Затем предлагается пока­зывать названные картинки. Наличие систематических ошибок (более двух ошибок на одну и ту же пару фонем) при дифференциации слов-паронимов дает основание для заключения о нарушении фонематического восприятия дан­ной группы звуков.

При исследовании более старших детей (старше 8 лет) уместнее использовать следующий прием. Ребенку предла­гается прослушать приведенные ниже деформированные фра­зы, найти и исправить ошибку.

Инструкция: «Выслушай фразы, которые я тебе скажу. В некоторых из них есть ошибки. Найди эти ошибки и ис­правь их».

3-С

1. Хозяйка сварила зуб. 2. Мальчик перелез через сабор и забрался в огород. 3. У девочки болел суб. 4. На лугу паслась коса.

П-Б

1. Воду хранили в почке. 2. На цветке сидела папочка| 3. Мальчик бил воду из стакана. 4. Из чайника шел бар.

170

Д-т -

1. В этом томе я живу. 2. У меня взрослая точка. 3. На лугу росла густая драва. 4. В конце предложения надо ста­вить дочку.

Г-К

1. Футболисты забили кол. 2. Собака .грызла гости. 3. В этом доме я живу 3-й кот. 4. Учитель поставил мальчику гол.

Ж-Ш

1. В руке у мальчика воздушный жар. 2. После дождя образовалась большая луша. 3. Летом я шил у бабушки. 4. Раскаленная печка давала сильный шар.

Ш-С

1. В нашем доме отремонтировали крысу. 2. Я люблю пить томатный шок. 3. Из норы выбежала большая черная кры­ша. 4. Продавец взял острый нос и отрезал кусок колбасы.

Следует подчеркнуть, что, в отличие от взрослых боль­ных, у детей первичные нарушения фонематического вос­приятия встречаются очень редко: только при сенсорной алалии и тугоухости [Трауготт Н. П., Кайданова С. И., 1975]. Чаще наблюдаются вторичные расстройства, возникающие в раннем возрасте в результате отрицательного влияния стой­ких дефектов произношения на становление слуховых эта­лонов фонем. В таких случаях нарушена дифференциация одной или нескольких групп фонем при сохранной способ­ности к различению остальных (даже более сложных) зву­ков. Иногда те же звуки смешиваются и в экспрессивной речи. При этом у детей обычно обнаруживается неполно­ценность артикуляционных кинестезии.

Фонематические представления исследуются следующим образом:

1. Повторение слогов с оппозиционными звуками: са-ша, ша-са, са-за, за-са, за-жа, жа-за, ша-жа, жа-ша са-са-ша, ша-са-ша, ша-ша-жа, жа-ша-жа

по-бо, бо-по, та-да, да-та, ла-ра, ра-ла па-па-ба, ба-ба-па, да-та-да, та-да-та.

2. Придумать слова, начинающиеся со звуков: р, с, ш, п, d, m.

171

3. Отобрать картинки на заданный звук: п-б, ш-с, з-с, д-тп.

Следует отметить, что последнее задание носит комплекс­ный характер. На его выполнение влияет не только состоя­ние фонематических представлений, но и, в определенной степени, владение элементарными формами фонематического анализа.

При исследовании фонематического анализа использу­ются следующие приемы (задания расположены в порядке усложнения):

1. Выделение звука на фоне слова (по картинкам и на слух).

2. Выделение ударных гласных в начале (Алик, азбука, уточка, ослик), в середине (мак, сон, лук, стол, куст) и в конце слова (коза, кусты, мячи, весло).

3. Выделение согласного в начале слова: крыло, сажа, зеркало.

4. Выделение безударного гласного в начале слова: игра, утенок, огурец, арбуз.

5. Назвать звуки в словах по порядку: сок, лак, кошка, карандаш.

По нашим данным, выделение отдельных звуков в слове и полный фонематический анализ коротких, трехбуквен­ных слов доступен 78% детей 6 лет.

Повторение фраз.

Ребенку предлагается повторить фразу, произнесенную обследующим. В случае ошибки опыт повторяется с другой фразой той же длины и сложности. Данное задание входит в методику обследования интеллекта Бине-Симона. Еще в 1925 году оно в расширенном виде было адаптировано для русской популяции и стандартизовано А. П. Нечаевым. За­дание может использоваться для оценки синтаксического компонента языковой компетенции детей и диагностики лек-сико-грамматического недоразвития. По данным литерату­ры, предельная длина фразы, которую ребенок способен по­вторить, близка к той, которой он может пользоваться в спонтанной речи. Можно полагать, что выполнение этого задания зависит от функциональных возможностей премо-торных отделов мозга. Дети с тотальным избирательным недоразвитием речи обычно демонстрируют весьма низкие результаты в этом задании. При этом нередко способность строить развернутые высказывания и уровень речевой ак­тивности тоже низки.

172

Для повторения предлагаются следующие фразы (длина оценивается в слогах):

Длина фразы в слогах:

1. Дети, ложитесь спать! Дети пошли гулять.              6

2. Часы висят на стене. Чашка стоит на столе.            7

3. Лошадь бежит по дороге. В лесу весной поют пти-      8 цы.

4. Кошка побежала за мышкой. Зимой на улице хо-      9 лодно.

5. Посмотрите в окошко на детей. Бедная собачка    10 замерзает.

6. Летом солнышко греет очень сильно. Книга и ка-    11 рандаш лежат на столе.

7. Курочка повела своих деток гулять. Уточка бы-    12 стро плавает по озеру.

8. Поросята любят валяться в грязной куче. Серди-    13 тый мороз нарумянил детям щеки.

9. Вечером няня рассказывает детям сказки. Дети    14 пошли в лес за грибами и ягодами.

10. Грузовая машина быстро едет по дороге. Страш-    15 ная буря разрушила избушку рыбака.

11. Лиса залезла в курятник и утащила петуха. Пер-    16 вый чистенький снежок падает на мерзлую зем­лю.

12. Мама ходила сегодня в сад и принесла нам мно-    17 го груш. Ранней весной прилетела птичка и ста­ла вить гнездышко.

13. Ваня любит сказку про серого волка и хитрую    18 лису. Бабушка и Миша уходили после обеда по­гулять в лес.

14. Летом после дождя дети очень любят бегать по    19 сырой земле. Во время дождя все птички в лесу перестают петь свои песни.

15. Мама подарила Кате книгу с очень красивыми    20 рисунками. Сегодня утром дети очень хорошо уб­рали свою комнату.

16. Мальчики ходили гулять в лес и поймали там    21 маленького зайчика. Маша выучила стихи, по­ложила книги в сумку и пошла гулять.

17. Маленькие котята целыми днями возятся и играют 22 друг с другом. После лета наступает осень, и с каж­дым днем становится холоднее.

173

А П. Нечаев приводит следующие возрастные нормы для этого теста, которые, на наш взгляд, для современных де­тей представляются заниженными (табл. 21).

Оценкой в данном задании является длина фразы в сло­гах, которую смог повторить ребенок (засчитывается луч­ший из всех полученных результат). По нашим наблюдени­ям, наиболее низкие оценки в этом задании получают дети с моторной алалией.

Обследование грамматической стороны речи (исполь­зование морфологических элементов и служебных слов для построения грамматически правильных фраз).

Приводимая ниже методика включает модифициро­ванные задания, описанные в книге Бейн Э. С., Бурлако-вой М. К., Визель Т. Г. (1982).

Опыт использования приведенных ниже заданий позво­ляет предполагать, что первая часть каждого из разделов (оценка правильности грамматической конструкции) харак­теризует преимущественно состояние метаязыковых функ­ций, а вторая — собственно языковых операций.

Перед исследованием дается инструкция: «Выслушай предложение, которое я тебе прочитаю, и ответь: правиль­но оно построено или нет?, так говорят или допущена ошиб­ка?». Во второй половине задания ребенок должен не толь­ко оценить, но и исправить неверную грамматическую конструкцию. За каждый неверный ответ испытуемый по­лучает 1 штрафной балл.

Таким образом, суммарный результат будет соответст­вовать количеству ошибочных ответов. Хотя в разных раз­делах содержится неодинаковое количество заданий и абсолютное количество полученных штрафных баллов не­равноценно, после перевода сырых оценок в шкальные дан­ное различие нивелируется.

I. Падежные окончания существительных.

1. «Правильно ли я сказал?»

Девочка ест каша. Девочка ест кашу. Мальчик читает книгу. Мальчик читает книга. Он читает книгой. Мужчина пьет чая. Муж­чина пьет чай. Он пьет чаем. Мама довольна сыном. Мама доволь­на сыну. Она довольна сына. Кошка сидит на стула. Кошка сидит на стулом. Она сидит на стуле. Женщина идет в магазин. Женщи­на идет в магазином. Мышка залезла в шкафом. Мышка залезла в шкаф. Собака вышла из будки. Собака вышла в будку. Учитель ста­вит отметку ученик. Учитель ставит отметку ученику. Дети подхо­дят к школу. Дети подходят к школе. Мама шьет дочери нарядным платьем. Мама шьет дочери нарядное платье. Птичка клюет зерен. Отец читает книгу детям. Отец читает книгу дети. В лесу выросли грибами. В лесу выросли грибы.

2. «Исправь ошибки».

Собака сидит около будка. Лошадь скачет по дорогу. Машина стоит перед дома. Я часто вспоминаю о домом. Он пишет шарико­вой ручку.

П. Личные окончания глаголов.

1. «Правильно ли я сказал?»

Я ешь суп. Ты едим суп. Я ем суп. Мы ешь суп. Мы едим суп. Мы едят суп. Они есть суп. Они едят суп. Мы читаешь книгу. Мы читаем книгу. Они читают книгу. Ты читаешь книгу. Они читает книгу.

2. «Исправь ошибки».

Он летишь на самолете. Мы пишет письмо. Мама кормишь ребенка. Мальчик идут в школу. Дети смотрю кино. Люди идем по улице. Часы идет точно. Собака громко лаем. Кошка ловлю мышку. Девочка пою песню.

III. Времена глаголов.

1. «Правильно ли я сказал?»

Я вчера буду купаться. Я вчера купалась. Я завтра буду ку­паться. Мы завтра пойдем в лес. Мы завтра были на даче. Он завтра был в кино. Он завтра будет в кино. Он вчера пойдет в кино.

2. «Исправь ошибки».

Мальчик вчера будет читать книгу- У нас в школе завтра была экскурсия. Иван Петрович в детстве будет маленького роста. Все старики когда-то будут молодыми. Помнишь, как завтра мы бы были и в этом доме? Раньше он будет трусливым, а теперь сме­лый. Ты придешь вчера? Ты был там завтра?

175

IV Родовые окончания прилагательных.

1 «Правильно ли я сказал?»

Л рогой друг. Родной дочь. Дорогая друг. Родная дочь. Высо-ебо Золотой кольцо. Высокий небо. Золотое кольцо. Голу­бая небо. Большая город. Золотая кольцо. Большой город. Боль­шое город.

2. «Исправь ошибки».

Красивый ручка. Высокая дом. Плохой погода. Сильная ве­тер. Большое лужа. Спортивная велосипед. Куриный яйцо. Злой собака. Железный дорога. Красивая кот.

V. Линейная схема фразы порядок слов. 1. «Правильно ли я сказал?»

Девочка разбила чашку и заплакала. Мы были грибы и соби­рали в лесу. Заплакала куклу и девочка разбила. Мы были в лесу и собирали грибы. Дети сели в класс и вошли за парты. Хозяйка, которую сварила каша, очень вкусная. Дети вошли в класс и сели за парты. Мужчина вошел в дом, на котором был синий плащ. Каша, которую сварила хозяйка, очень вкусная. Мужчина, на котором был синий плащ, вошел в дом.

VI. Логико-грамматические конструкции(инструкция и способ оценки те же, что и в предыдущих речевых заданиях).

1. «Правильно ли я сказал?»

Телега везет лошадь. Кошка поймала мышку. Лошадь везет телегу. Мышка поймала кошку. Земля освещается солнцем. Море омывается берегами. Солнце освещается землей. Берега омывают­ся морем. Фонарь освещается улицей. Улица освещается фона­рем.

2. «Ответь на вопросы».

Учитель наказал мальчика. Кто провинился? Собаку укусила оса. Кто кусался? Мама зовет домой дочку. Кто дома? Кто на ули­це? Витю слушал учитель. Кто говорил? Петю ударил Ваня. Кто дра­чун? Володю ждет Лена. Кто задержался?

3. «Правильно ли я сказал?»

Я взял зонт, потому что шел дождь. Зима пришла, потому что река замерзла. Шел дождь, потому что я взял зонт. Река замерз­ла, потому что пришла зима. Светит солнце, потому что на улице тепло. Мы попали в кино, хотя у нас не было билетов. На улице тепло, потому что светит солнце. Мы попали в кино, хотя у нас были билеты. Самолет разбился, хотя мотор был сломан. Цветы не поливали, потому что они засохли. Самолет разбился, хотя мотор был цел. Цветы засохли, потому что их не поливали.

4. «Ответь на вопрос».

Ваня шел впереди Пети. Кто шел позади? Лес позади дома. Что впереди? Автобус впереди грузовика. Что позади? Кошка боль-

176

те собаки. Кто меньше? Мальчик ниже девочки. Кто выше? Де­душка старше бабушки. Кто моложе? Дуб выше березы. Что ниже?

5. «Ответь: что я сделал раньше?»

Я позавтракал после того, как нарубил дров. Я выпил чаю после того, как пришел с улицы. Я много тренировался, прежде чем выступил на соревнованиях. Прежде чем пойти в школу, я позавтракал. Я поздоровался прежде, чем начать разговор.

6. «Покажи на картинке».

Где собака хозяина? Где хозяин собаки? Где мамина дочка? Где мама дочки? Где дочка мамы?

Из приведенных заданий I-IV и VI, 2, 4, 6 доступны большинству здоровых детей в возрасте 6 лет и старше, а остальные — после 7-летнего возраста. Большое количество ошибок в заданиях I—IV у детей, не страдающих умствен­ной отсталостью, свидетельствует о недоразвитии грамма­тической стороны речи (импрессивный или экспрессивный аграмматизм) или несформированности метаязыковых функ­ций (особенно если в первой части каждого задания ребе­нок получает худшую оценку, чем во второй). В наиболее грубой форме это наблюдается у детей с моторной ал алией. При этом задания I-IV затрудняют их примерно в одина­ковой степени. Дети с неалалическими формами первично­го тотального недоразвития речи наибольшие затруднения испытывают в задании III. В логико-грамматических кон­струкциях низкие результаты показывают не только дети со специфическими речевыми расстройствами, но и те, у кого снижен интеллект. Иначе говоря, они диагностически менее избирательны, чем у взрослых пациентов.

Для оценки состояния связной речи можно использо­вать задания на составление рассказа по серии картинок. Качественный анализ полученных текстов должен вклю­чать учет таких характеристик, как осмысление сюжета, передача причинно-следственных связей и временной по­следовательности событий, связность и распространенность высказываний, наличие аграмматизмов (морфологических и синтаксических). При анализе недостатков необходимо дифференцировать недостаточное понимание сюжета и не­способность полноценно передать его в устном повествова­нии. Выполнить эту задачу можно с помощью уточняю­щих вопросов. В определенной степени на качество составленного рассказа влияет степень выраженности ло-гофобии у ребенка, которая заставляет его предельно уп-

177

рощать изложение и используемые грамматические конст­рукции, избегать трудных для него оборотов. В связи с этим беседа с ребенком на свободно избранную тему, аде­кватную его развитию, интересам и жизненному опыту, нередко оказывается более показательной в плане выяв­ления аграмматизмов, так как в этой ситуации у ребенка меньше выражена установка на самоконтроль грамматиче­ской правильности речи.

АНАЛИЗ ПСИХОПАТОЛОГИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ

Несмотря на то что наличие психопатологической сим­птоматики не играет ключевой роли в механизмах наруше­ния чтения и письма, ее анализ имеет весьма важное значе­ние для коррекционной работы. У детей с подобными расстройствами обычно обнаруживается широкий спектр психопатологических синдромов: от гиперактивности и рас­стройств внимания до грубой психоорганической симпто­матики. Исключение составляют конституционально обу­словленные дислексии или дисграфии, которые встречаются достаточно редко. Среди наиболее распространенных пси­хопатологических расстройств следует назвать так называе­мые «расстройства активности и внимания» (F 90.0 в МКБ-10). При их диагностике особое внимание следует обратить на некоторые особенности проявления основных симптомов. В частности, необходимо определить: ситуативный или ге­нерализованный характер им свойствен.

В первом случае существует вероятность, что данное рас­стройство носит невротический характер и является одним из проявлений «школьной фобии», которая требует психо­терапевтического лечения. Подобные проявления неусид­чивости и отвлекаемости обычно связаны с повышенной тре­вожностью ребенка.

Генерализованные расстройства активности и внимания мало зависят от ситуации, часто сопутствуют так называе­мой «минимальной мозговой дисфункции», сочетаются с церебральной астенией, но могут иметь и конституцио­нальную природу. Они более стойки, нередко требуют ме­дикаментозного лечения. Таким детям легче помочь, если организацию учебного процесса, стиль работы учителя адап­тировать к особенностям их поведения.

178

При анализе психоорганической симптоматики удобно придерживаться иерархии синдромов в соответствии с груп­пировкой G. Gollnitz (см. с. 52). Более тяжелая симптома­тика соответствует более массивному и распространенному резидуально-органическому поражению головного мозга. От­сутствие таковой обычно свидетельствует о конституциональ­ном происхождении дислексии или дисграфии.

Особый интерес представляет отношение ребенка к труд­ностям в учебе. Дети с явлениями психического инфантилиз­ма переживают обычно не столько трудности в овладении чтением и письмом, сколько социальные последствия воз­никшей школьной дезадаптации. При этом чем репрессив­нее, жестче обстановка в семье и школе по отношению к ребенку, тем аномальнее его реакции на трудности. Эмо­ционально более зрелые дети легко фрустрируются в связи с хроническим неуспехом, хотя внешних признаков этих переживаний некоторое время почти незаметно. Особенно быстро декомпенсируются повышенно обязательные или исполнительные дети. Чувствуя явное или скрытое не­удовольствие родителей, они изо всех сил стараются угодить, постоянно переживают чувство вины за плохие оценки.

В связи со значимостью родительской реакции на неус­певаемость ребенка следует этому вопросу уделять особое внимание. Выяснение истинного отношения родителей к про­блемам ребенка является непростой задачей, так как в этом вопросе они не всегда откровенны, а иногда вполне искрен­не заблуждаются на этот счет. Весьма распространенной так­тикой родителей является демонстрация ребенку собствен­ной уверенности в его высоких способностях, которые он мог бы реализовать, «если бы очень постарался». Нередко в назидание ему ставится в пример кто-то из более благопо­лучных сиблингов (брат, сестра), родственников или знако­мых. В этом случае ситуация в семье формально выглядит благополучной. Однако ребенок при этом постоянно ощу­щает, что приязнь родителей прямо зависит от школьных оценок. Это может привести к невротизации. Для получе­ния более детальной и точной информации по этому вопро­су можно использовать такие методики, как АСВ [Эйдемил-лер Э. Г., 1996], «Тест-опросник родительского отношения к детям» А. Я. Варги и В. В. Сталина [Овчарова Р. В., 1996].

Для исследования системы отношений ребенка к учеб­ным проблемам можно использовать «Цветовой тест отно­шений» [Эткинд А. М., 1980]. Весьма полезной может

179

оказаться прожективная методика «Незаконченные пред­ложения», разработанная G. Spache (1976) для обследова­ния детей с нарушениями чтения. Цель методики — выяв­ление проблемных зон в системе отношений ученика к учебе, чтению, учителю и одноклассникам. Она рассчита­на на детей 6 лет и старше.

Инструкция для первоклассников: «Это игра, которая называ­ется: „Говори первое, что придет и голову!". Я скажу слово или несколько слов и сделаю паузу (замолчу). Когда я замолчу, ска­жи мне первое, что придет тебе в голову. Я буду записывать это. Ты готов?»

Инструкция для учеников второго класса и старше: «Закончи каждое предложение тем, что первое придет тебе в голову. Давай сначала попробуем вместе».

1. Чтение — это удовольствие, если это вместе с ...

2. Мой учитель читает ...

3. Чтение — это ...

4. Я не могу читать, когда ...

5. Чтение — это неприятное занятие, когда это вместе с

6. Я считаю чтение ...

7. Чтение о ...

8. Мои одноклассники читают ...

9. Читать приятнее всего, когда ...

10. Моя логопедическая группа ...

11. Чтение в школе — это ...

12. Чтение вместе с ...

13. Я читаю ...

14. Чтение, когда это игра, ...

15. Когда я читаю, я весь ...

16. Чтение — это лучшее ...

17. Когда я читаю, новые слова ...

18. Чтение перед классом ...

19. Я люблю читать, когда ...

20. Чтение вслух ...

21. Лучше всех в нашем классе читает ...

22. Я читаю лучше всего ...

23. Последнее время мой логопед ...

24. Чтение в логопедической группе ...

25. Я не люблю читать, когда ...

26. Мне всегда нравится читать о ...

27. Я читаю лучше ...

28. Мне легче учиться чтению, когда ...

29. Я не люблю читать о ...

30. Я расстраиваюсь, когда читаю о ...

31. Я не читаю, когда ...

180

32. Лучшее в чтении ...

33. Я начал читать ...

34. Мне смешно, когда я читаю о ...

35. Во время чтения я чувствую ...

36. Мой класс думает, что я читаю ...

37. Когда я читаю дома, ...

38. Дома я читаю ...

39. Дома мама читает ...

40. Мой учитель думает, что я читаю ...

41. Учитель выводит меня из себя, когда ...

42. Я люблю читать, когда учитель ...

43. Мне приятно, когда учитель ...

44. Мой логопед ...

45. Учитель делает меня счастливым, когда ...

46. Учитель нравится мне больше всего, когда ...

47. Учитель не нравится мне сильней всего, когда ...

48. Если бы я был учителем ...

49. Мой учитель улыбается ...

50. Мой логопед считает логопедическую группу ...

51. В прошлом году мой учитель был ...

52. Учитель повышает голос, когда ...

53. В этом году мой учитель стал ...

54. Учитель думает, что я ...

55. Учитель сердится, когда ...

56. Учитель доволен, когда ...

57. В будущем году я хотел бы, чтобы учитель ...

58. Учитель считает класс ...

59. Лучшая книга, которую я прочитал,— о ...

60. Книги с картинками ...

61. Мои книги ...

62. Книги без картинок ...

63. Мне понравилась книга ...

64. Школьные книги ...

Вопросы, относйщиеся к предполагаемым конфликтогенным ситуациям: «Учитель»: № 2, 23 и 40-58. «Уроки чтения»: № 5, 8, 10-12, 18, 20, 24, 25, 28, 42. «Отношение к сверстникам»: № 1, 4, 5, 8, 10, 14, 15, 21, 24, 36. «Процесс чтения»: № 3, 4, 6, 7, 9, 16, 17, 18, 20, 25, 27, 31, 35. «Читательские интересы»: № 3, 7, 9, 13, 15, 19, 22, 26, 29, 30, 32, 34, 37, 59, 64. Другие: № 33, 37, 38, 39.

Полученные ответы затем анализируются по содержанию. Отмечаются те из них, в которых отражаются значимые для ребенка переживания (положительные или отрицатель­ные). При этом представляется возможность выявить те си­туации, которые могут быть причиной дезадаптации.

181

ОЦЕНКА НАВЫКА ЧТЕНИЯ

Чтение — это сложный комплексный вид деятельности, состоящий из ряда операций. Достаточно полно навык чте­ния может характеризовать совокупность нескольких его параметров: способ, скорость, правильность, автоматизиро-ванность (так называемая «беглость») и понимание прочи­танного. Подобная комплексная оценка возможна лишь при наличии специального набора методик. В отечественной де­фектологии и психологии подобные методики отсутствуют, и чтение оценивается «по общему впечатлению» или в срав­нении с требованиями школьной программы. Однако сами эти требования лишены научного обоснования и сформули­рованы описательно, что делает невозможным их формали­зацию. Необходимо иметь возрастные нормативы отдель­ных параметров, характеризующих чтение. Эта работа была выполнена под нашим руководством В. Пробстовой (1983).

У 150 учащихся 2-6-го классов* было проведено иссле­дование навыка чтения. Отбор учащихся был случайным: в каждом из 8 классов двух массовых школ (со 2-го по 6-й класс) отбирались по 3—4 ученика. Таким образом были ском­плектованы пять экспериментальных групп по 30 человек в каждой. Обследование проводилось в середине учебного го­да в индивидуальном порядке по двум стандартным тек­стам разной сложности: № 1, примерно соответствующий программным требованиям 2-го класса, и № 2 — для 5-го класса. Каждый испытуемый читал оба текста. Регистри­ровались количество правильно и неверно прочитанных слов за первую минуту, допущенные ошибки, способ чтения и понимание прочитанного при пересказе.

Статистическая обработка полученных данных показала, что среднегрупповая скорость чтения от класса к классу плав­но возрастает. Наиболее заметный прирост отмечается в 3-м классе. Только между средними показателями 2-го и 3-го классов различия были достоверными (р < 0,01 для обоих тек­стов). После 3-го класса нарастание скорости чтения проис­ходит снова плавно. Достоверных различий между мальчи­ками и девочками по скорости чтения обнаружено не было. Начиная с 5-го класса у мальчиков намечается некоторое от­ставание, но оно не достигает уровня достоверности (табл. 22).

* Дети обучались по программе 1-4 классов, поступив в школу в 7 лет.

182

Динамика скорости чтения в процессе обучения непо­средственным образом зависит от совершенствования спо­соба чтения (табл. 23). У учащихся 2-го класса навык чтения еще несовершенен и отличается значительной не­стабильностью: 27% детей при переходе от простого тек­ста к более сложному регрессировали к более примитивно-

му способу чтения. В более старших классах ничего по­добного уже не наблюдалось. Эксперимент показал, что решающая перестройка способа чтения происходит у де­тей в 3-м и 5-м классах. Как видно из таблицы, в 3-м классе большинство учащихся завершают овладение слит­ным чтением целыми словами, а к 5-му классу происхо­дит автоматизация навыка и чтение становится беглым и выразительным. Оценка количественной взаимосвязи ско­рости и способа чтения показала, что коэффициент корре­ляции между этими показателями во всех классах достигает у детей высокозначимой величины: в среднем 0,69 (р < 0,01). Следовательно, скорость чтения без боль­шой погрешности может использоваться и как характери­стика способа чтения.

Подсчет количества ошибочно прочтенных слов, как и ожидалось, показал закономерное уменьшение числа оши­бок в старших классах (табл. 24). Наиболее значительное изменение этого показателя происходит в 3-м классе (р < 0,001 для обоих текстов). По критерию Z. Matejcek, Z. Zlab (1971), социально приемлемым считается чтение с количеством ошибочно прочтенных слов вдвое большим, чем во 2-м классе. По нашим данным, это соответствует 11 ошиб­кам на текст из 100 слов (т. е. не более 11%).

Как видно из таблиц, 3-й класс является своеобразным рубежом зрелости как для скорости, так и для точности чтения. В процессе обучения меняется не только количест­во, но и качество ошибок. По сравнению со 2-м в 6-м классе в 4-5 раз реже встречаются замены звуков и слогов, но в 2,5 раза возрастает количество замен слов, что согласуется с данными Т. Г. Егорова (1953). Это свидетельствует о пере­стройке функциональной структуры навыка. В 1-2-м клас­сах — единицей чтения у многих является еще слог, а в 5— 6-м классах — слово и группа слов. В старших классах

чтение происходит с опорой на смысловой контекст и веро­ятностное прогнозирование, поэтому у них преобладают ошибки угадывающего типа в виде замены слов.

Степень понимания прочитанного у большинства детей являлась относительно независимой величиной и не корре­лировала с вышеуказанными параметрами чтения. Было вы­явлено отчетливое улучшение качества (полноты и связно­сти) пересказа у детей от класса к классу (табл. 25). Во 2-м классе многие дети при пересказе нуждались в дополни­тельных вопросах, что улучшало качество изложения. При усложнении текста у них и у учеников 3-го класса сущест­венно ухудшались понимание и пересказ прочитанного. Наи­больший прирост этого показателя отмечался у учащихся 4-го класса (р < 0,05). У них и более старших детей уровень сложности текста уже не оказывал существенного влияния на качество его понимания.

Полученные нами возрастные нормативы были исполь­зованы для создания стандартизованной методики исследо­вания навыка чтения (СМИНЧ). За образец была взята ме­тодика Z. Matejcek, Z. Zlab (1971). В ней также используются два стандартных текста, после прочтения которых подсчи­тывается количество правильно прочтенных слов за первую минуту. С помощью специальной формулы этот показатель

Примечание. Тип А — пересказ полный со всеми подробностями, иногда с некоторыми неточностями; тип Б — пересказ включает все су­щественные смысловые фрагменты при полном отсутствии второстепен-вых подробностей; тип В — пересказ фрагментарный, пропущены суще-^ственные моменты, имеются искажения; тип Г — отсутствие понимания прочитанного.

переводится в относительный, отражающий соотношение аб­солютного показателя и возрастной нормы. Однако, как уже отмечалось ранее, для целей диагностики дислексии важно соотношение уровня навыка не столько с паспортным, сколь­ко с умственным возрастом или с коэффициентом интел­лектуального развития. Поэтому мы модифицировали фор­мулу пересчета с тем расчетом, чтобы коэффициент техники чтения (КТЧ) можно было соотносить с общим ин­теллектуальным показателем (ОИП), полученным при ис­следовании интеллекта по методике ABM-WISC. Получен­ный нами КТЧ имел в группе здоровых детей такое же распределение, доверительный интервал и границы нормы, что и ОИП.                          _м _

КТЧ = 100 + ^-^х 50. м

где М — число правильно прочитанных слов за первую ми­нуту у обследованного ребенка; м — аналогичный средний показатель у здоровых детей того же возраста и класса. Ниж­няя граница нормы этого показателя — 95. В приложении I приведены стандартные тексты для обследования и табли­ца перевода абсолютных данных в КТЧ. Коэффициент на­ходят в таблице на пересечении горизонтальной строки, со­ответствующей количеству правильно прочитанных слов за первую минуту, и вертикального столбца, соответствующе­го классу (возрасту) и номеру текста. Каждый ребенок (на­чиная со 2-го класса) исследуется по двум текстам. Соответ­ственно в итоге будут получены КТЧ_г и КТЧ₂. У здоровых детей эти два коэффициента незначительно отличаются друг от друга. При выраженной нестабильности навыка КТЧ₂ оказывается существенно ниже KT4_t (на 10 и более еди­ниц). Данный коэффициент удобен тем, что объединяет в себе оценку сразу трех параметров чтения: скорости, спосо­ба (опосредованно) и точности (за счет вычитания ошибоч­но прочтенных слов). Понимание прочитанного проверяет­ся отдельно путем пересказа или ответов на вопросы, приведенные в приложении. Вопросы охватывают фрагмент текста, который обычно ребенок успевает прочитать за ми­нуту или чуть больше. Если он читает слишком медленно, то следует позволить ему дочитать этот фрагмент до конца (98 слов в тексте № 1 и 127 слов в тексте № 2). Удовлетво­рительным понимание следует считать, если ребенок отве­тил верно не менее чем на 7 вопросов из 10.

186

Апробация на клиническом материале показала доста­точную валидность методики. СМИНЧ позволяет отличить дислексические нарушения от неспецифических, вторичных яарушений чтения. В основе такой дифференциации лежит сравнение КТЧ и ОИП. У детей с дислексией КТЧ всегда оказывается меньше ОИП на 20 и более единиц. Иначе го­воря, навык чтения у них оказывается существенно хуже, чем можно было бы ожидать при данном уровне интеллек­туального развития. Критическим значением этого отстава­ния является разница в 20 баллов. У детей с дислексией на фоне умственной отсталости в степени дебильности эта раз­ность — 15 и более единиц. Таким образом, если в резуль­тате обследования с помощью ABM-WISC и СМИНЧ у ре­бенка без умственной отсталости КТЧ оказался на 20 единиц меньше ОИП, данное состояние следует расценивать как дис­лексию. Если КТЧ ниже 95, но разность КТЧ — ОИП мень­ше 19, то нарушения чтения носят неспецифический ха­рактер, т. е. не являются дислексией.

Кроме диагностических целей, данную методику удобно использовать для оценки истинного прогресса (не связанно­го с повзрослением) в освоении чтения при коррекционной работе. Подобный метод оценки позволяет сравнивать меж­ду собой детей разного возраста и класса. Если по стандартам своего возраста дети на одинаковом уровне владеют чтением, КТЧ будут близки по величине. Еще одним достоинством СМИНЧ является возможность диагностировать дислексию в тех случаях, когда ошибок в чтении почти не допускается. Подобные варианты дислексии иногда встречаются: реже — в первые годы, чаще — на 3-5-м годах обучения. По-видимо­му, при трудностях слогослияния дети пользуются разными стратегиями: одни пытаются ускорить темп за счет угадыва­ния (и появляются ошибки), другие — стараются читать пра­вильно, невзирая на замедление темпа.

Оценка автоматизированности навыка чтения является еще одним важным компонентом в диагностике нарушений чтения. В норме навыки чтения, после того как сформиру­ются, начинают автоматизироваться. При этом уже не тре­буется сознательно контролировать каждую операцию, из ко­торых состоит навык. Это существенно экономит затрату энергии в процессе чтения, делает навык стабильным, т. е. тем, что мы называем беглым чтением. Косвенно некоторое представление об этом можно получить при сравнении КТЧ_г

187

я КТЧ₂. Однако возможна и более точная оценка. На основе вышеописанной модели процесса развития навыков деко­дирования и слогослияния нами в 1986 году был создан «Тест оперативных единиц чтения» (ТОПЕЧ) (в предыдущем из­дании именовавшийся МОАЧ). Он состоит из 6 списков, вклю­чающих по 100 слогов (псевдослов) или слов каждый, и од­ного дополнительного списка А, включающего 100 -чисел, наименование которых является односложным словом (см. приложение 2). Данный тест был апробирован на 30 здоровых учащихся 2-3-х классов и более чем 250 детях 2-5-х клас­сов с дислексией. Он зарекомендовал себя как достаточно на­дежное средство диагностики автоматизированных оператив­ных единиц чтения. Он позволяет не только диагностировать автоматизированность чтения, но и выбрать оптимальную стратегию коррекционной работы и необходимые данному ре­бенку приемы тренировки навыка слогослияния.

В ходе исследования ребенку предлагается как можно бы­стрее, но не делая ошибок, прочитать сначала 100 букв, за­тем 100 открытых слогов и т. д. Обследующий регистрирует не только время выполнения задания, но и количество, и ха­рактер допущенных ошибок. У бегло читающих детей время, затраченное, например, на прочтение списка № 3, равно вре­мени чтения списка № 2 или превышает его не более чем на 15-25%. Это означает, что закрытые слоги (СГС) ребенок чи­тает автоматизированно. Если же время чтения списка № 3 превысит на 30% и более время, затраченное на список № 2 (например, 78 сек. и 60 сек.), следует заключить, что слоги типа СГС (ЛОК, РУМ, СУМ и т. п.) ребенок читает неавтомати­зированно, сукцессивно, сливая 1 или 2 элемента (например, СО...К, СУ...М). Список А предназначен для выявления не­достаточной автоматизированности звуко-буквенных связей.

В наиболее тяжелых случаях дети затрудняются даже при чтении списка № 1. Здоровые дети затрачивают на него 50-80 сек. При неавтоматизированности звуко-буквенных связей время прочтения возрастает до 100 сек. и более. Это может быть обусловлено двумя наиболее распространенными причи­нами: а) непрочностью, неавтоматизированностыо звуко-бук­венных связей или б) замедленным индивидуальным темпом любых видов деятельности (своеобразной брадипсихией). В первом случае время чтения списка № 1 будет значимо (на 30% и более) превышать время, затраченное на список А. Во втором случае — существенных различий между ними не будет.

188

Слова дети прочитывают обычно быстрее, чем бессмыс­ленные слоги. Поэтому список № 5 сам по себе оценивающего значения не имеет (слоги такого типа входят в список № 3), а используется лишь для сравнения с ним списка № 6. Раз­личия между ними являются показателем автоматизирован-ности закрытых слогов со стечением согласных. Во всех случаях, кроме увеличения времени чтения сравнительно с предыдущей таблицей, показателем недостаточной автома­тизации является и значительный прирост числа ошибок. Ряд детей, будучи не в состоянии читать данный тип слогов автоматизирование и быстро, пытаются выйти из положе­ния за счет угадывания. При этом резко учащаются ошиб­ки (в 2 раза и более).

Таким образом, исследование навыка чтения проводится в три этапа. Первый этап: с помощью СМИНЧ устанавлива­ется уровень сформированности навыка чтения, вычисля­ются КТЧ и определяется их соответствие интеллектуаль­ному развитию обследуемого ребенка.

Второй этап: если при исследовании на первом этапе ди­агностирована дислексия, то по данным тестирования АВМ-WISC определяются стойкость выявленного расстройства и его прогноз. Это нужно для перспективного планирования коррекционной работы (сроки, этапность и т. п.). Кроме то­го, данная информация важна для психологической подго­товки ребенка и родителей. Знание ими ближайших и отда­ленных перспектив способствует адекватному отношению к коррекционному обучению. Как чрезмерный оптимизм, так и неоправданный пессимизм одинаково вредны.

И наконец, на третьем этапе, когда принято решение о включении ребенка в коррекционную группу, с помощью ТОПЕЧ определяется тип слогов, с тренировки которых не­обходимо начинать работу, и слоговая сложность слов, до­ступных ребенку для чтения на данном этапе.

ОЦЕНКА НАВЫКА ПИСЬМА

В соответствии с описанной выше моделью анализа пси­хологической организации письма как навыка, его диаг­ностика должна включать оценку операций символизации (т. е. буквенного обозначения звуков на основе правил гра­фики) и операций графического моделирования слова (на основе правил как графики, так и орфографии).

189

I. Диагностика усвоения ребенком графем и звуко-бук-венных связей.

1. Подбор ребенком названных букв из разрезной азбу­ки.

2. Запись букв под диктовку.

3. Списывание букв с печатного их изображения. Если ребенок допускает замены букв, следует установить

степень их постоянства. Чаще ошибки такого рода носят не­стабильный характер, что свидетельствует о слабости звуко-буквенных связей, недостаточной усвоенности зрительного образа букв или слабом владении двигательными навыками изображения букв, т. е. недостаточном усвоении «кинем». Первая и последняя причины из названных встречаются наи­более часто. При неполноценности звуко-буквенных связей среди ошибок в буквенном диктанте преобладают замены фо­нематически близких букв. В случаях нарушений усвоения зрительных образов графем будут преобладать замены опти­чески сходных букв, что встречается редко (рукописные с-е, у-д-з, м-ш). При незрелости графо-моторных образов кинем подбор букв из разрезной азбуки сопровождается меньшим числом ошибок, чем запись их под диктовку. Списывание букв с их печатного изображения в таких случаях тоже за­труднено. Среди ошибок преобладают замены сходных по на­чертанию букв (о-а, б-д, и-у, п-т, л-м, и-ш, а-д). При этом зада­ния 2 и 3 будут выполнены хуже, чем 1. Если же нарушено усвоение зрительного образа букв, то задания 1, 2 и 3 будут выполняться одинаково плохо.

Нередко встречаются случаи, когда ребенок почти не до­пускает ошибок в вышеуказанных заданиях, но выполняет их крайне медленно. Это свидетельствует об отсутствии ав­томатизированное™ звуко-буквенных связей. Подобная осо­бенность резко замедляет процесс письма и служит причи­ной многочисленных ошибок при записи слов.

П. Оценка навыков графического моделирования сло­ва должна быть организована таким образом, чтобы были решены следующие задачи.

Определение доминирующих ошибок (в диктанте, твор­ческой работе, при вставке пропущенных букв). Посколь­ку поводом для диагностики обычно является наличие в письме большого количества ошибок, они и становятся в первую очередь объектом анализа. При изучении письмен­ных работ основное внимание уделяется часто повто

190

ряющимся типам ошибок, которые могут быть сгруппиро­ваны следующим образом: а) замены оппозиционных со­гласных в сильной позиции; б) замены оппозиционных согласных в слабой позиции (так называемое «фонетиче­ское письмо»); в) замены ударных гласных; г) замены безударных гласных; д) ассимиляции (прогрессивные и регрессивные), т. е. замены, обусловленные контекстным влиянием букв, входящих в одно и то же слово или слово­сочетание (И. Н. Садовникова (1995) называет их персеве­рациями и антиципациями); е) расщепление йотирован­ных звуков и букв («йолка», «живеот»); ж) пропуски букв; з) перестановки букв или слогов; и) итерации, или удвое­ние букв (например, прописной и строчный варианты од­ной и той же буквы); к) добавление букв (например, в ситуации стечения согласных); л) нарушение лексическо­го членения фразы; м) нарушение маркирования границ предложения (отсутствие заглавных букв в начале и точки в конце предложения); н) ошибки грамматического согла­сования слов (замены окончаний).

Специальное внимание следует обращать на то, в какой части слова чаще допускаются ошибки (корень, пристав­ка, суффикс, окончание), какова степень постоянства, ре­гулярность ошибок определенного типа. Как было отмече­но в другом разделе, по психологической организации такие виды письменной деятельности, как списывание (самодик­тант), диктант, творческая работа (письменные ответы на вопросы, свободный диктант, изложение, сочинение), встав­ка пропущенных букв, отличаются друг от друга. Поэтому весьма информативным представляется сопоставление ха­рактера и распределения ошибок при выполнении этих работ. Как показывает практика, наиболее трудным для детей видом письменной работы является сочинение и пись­менные свободные высказывания в ответ на заданные уст­но вопросы. Весьма показательны письменные работы, вы­полненные на неязыковых предметах (природоведение, история и т. п.). При непрочных, недостаточно автомати­зированных навыках правописания в последнем случае ошибок значительно больше, чем, например, в диктантах. Сопоставление таких работ, как диктант и вставка пропу­щенных букв, позволяет выяснить стабильность системной организации всех операций, входящих в комплексный акт письма. При неполноценности самоорганизации в процес-

191

се письма под диктовку ребенок допускает в диктанте зна­чительно больше ошибок, чем при вставке пропущенных букв. Если же основной причиной ошибок является не-сформированность операций и анализа, фонематической дифференциации или алгоритма решения орфографических задач, разница в количестве ошибок между этими двумя видами письменных работ не столь демонстративна.

Все типы вышеперечисленных ошибок могут быть раз­делены на две большие группы: 1) биографические (вышепе­речисленные типы а, в, д, е, ж, з, и, к, л, м) и 2) орфогра фические (остальные типы). Дисграфические ошибки И. Н. Садовникова (1995) предлагает делить на три под­группы: 1) ошибки на уровне буквы и слога (замены, пропуски и ассимиляции), 2) ошибки на уровне слова (на­рушение лексического членения фраз и морфемной цело­стности слов) и 3) ошибки на уровне предложения (аграм-матизмы и маркирование границ предложения). Нам такое деление представляется несколько искусственным, так как механизмы, стоящие за этими ошибками, нередко явля­ются общими для групп 1 и 2 и, отчасти, 2 и 3. В частно­сти, незрелость осознания ребенком разделения языкового смыслового аспектов речи обусловливает слабое владение операциями членения устноречевых высказываний на язы­ковые единицы, что сказывается на сформированности как лексического, так и морфологического и фонематического анализа. Кроме того, фонематический анализ — это всегда операция, происходящая на уровне слова. Поэтому она подвержена в связи с этим влияниям звукового контекста (яркий пример этого — ассимиляции в письме). Феномено­логия дисграфических ошибок весьма подробно описана в работе И. Н. Садовниковой (1995).

Сенсибилизированным тестом на выявление дисграфи­ческих нарушений является списывание и исправление де­формированного текста. Один из вариантов подобного зада­ния приводится ниже.

ДЕФОРМИРОВАННЫЙ ТЕКСТ

Пропати у коски котяда. Кошка очень грунсила, перестана езть, искала их, жаломно мяукала. Хожаин посол в лес, поймат бетку, прилес домой. Ветка была мала. Она не умела езть, ходить и спотреть. Полосили белку к кожке. Кожка омнюхала малетько-го жверка и начала колмить как звоих котят. Когда белка под-

192

росла, кошка стала училь ее ловить мысей. Она принетла мен-твую мышь, полосила ее на пол. Потом принесла длугую мышь, полуживую, и притезла шивую мышь. Она вывустила ее из жубйв и опять пойпала.

III. Анализ каллиграфических характеристик письма,

автоматизации каллиграфических навыков, графо-моторной зрелости. Мы уже отмечали, что у многих детей с этим рас­стройством нарушена каллиграфия, почерк неровный и не­стабильный. Движения руки при письме нередко скован­ны, что приводит к быстрому мышечному утомлению во время письма. Для диагностики нарушений моторного ком­понента письма может быть использован тест Кортиса [Крас-нопольский Э., Столпова М., 1927] и данные Гурьянова (1962). Ребенку предлагают как можно быстрее писать фра­зу: «Маша пришла в школу» в течение 2 минут. Затем под­считывается среднее количество знаков, написанных за 1 минуту, по формуле:

В таблице 26 приведены возрастные нормативы теста Кор­тиса.

ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНАЯ ДИАГНОСТИКА НАРУШЕНИЙ ПИСЬМА И ЧТЕНИЯ

В процессе дифференциальной диагностики необходимо отграничить следующие формы нарушений письменной ре­чи: а) первичные, специфические расстройства от вторич­ных, обусловленных умственной отсталостью, тугоухостью или педагогической запущенностью; б) разные виды специ­фических нарушений письма и чтения друг от друга: дис-фазическую дислексию от дисгнозической, дисграфию от дисорфографии.

ОТГРАНИЧЕНИЕ ДИСЛЕКСИИ И ДИСГРАФИЙ

ОТ ВТОРИЧНЫХ НАРУШЕНИЙ ПИСЬМА И ЧТЕНИЯ

ПРИ ОБЩЕМ ПСИХИЧЕСКОМ НЕДОРАЗВИТИИ

Как известно, навыки письма и чтения усваиваются ум­ственно отсталыми детьми медленнее, чем в норме [Фео­фанов М. П., 1955, Лалаева Р. И., 1983]. При снижении интеллекта до степени имбецильности это, за редким ис­ключением, становится вообще невозможным. Навык чте­ния обладает сравнительно меньшей когнитивной сложно­стью и менее уязвим к снижению интеллекта, чем письмо и тем более математика. За 2-3 года детям со снижением ин­теллекта до степени легкой дебильности обычно удается ов­ладеть чтением целыми словами. Однако оно надолго оста­ется маловыразительным, монотонным, с недостаточным пониманием прочитанного. Наиболее выражены трудности в чтении и письме в букварный период. Детям трудно дают­ся осознание звуковой стороны слов, фонематический ана­лиз и графо-моторные навыки. При дислексии же чаще ос­новные трудности выявляются к концу 1-го класса и позже (особенно при «дисгнозическом» варианте дислексии).

Дети со специфическими нарушениями письменной речи социально адаптированнее, находчивее и сообразительнее в быту. Эмоциональные реакции у них дифференцированнее и живее. Даже в наихудших своих способностях — вербально-логическом мышлении — они опережают умственно отсталых детей и, что особенно важно, могут продуктивно использовать оказанную помощь и осуществлять перенос усвоенного навы­ка при решении аналогичных задач. Важной особенностью, отличающей их, является неравномерность, мозаичность

194

структуры интеллектуальных функций. Для умственной от­сталости типична тотальность недоразвития [Сухарева Г. Е., 1965]. Еще более выражены различия между этими двумя группами в невербальных способностях.

Более трудную задачу представляет отграничение дис­лексии, осложняющей умственную отсталость, от неспеци­фических нарушений письменной речи. В ее решении по­могает использование СМИНЧ и ABM-WISC. Снижение КТЧ на 15 баллов и более по сравнению с ОИП является веским доводом в пользу специфической природы обнаруженных нарушений чтения. Кроме того, клиника психического не­доразвития, осложненного дислексией, обычно своеобраз­на, атипична по синдромальной структуре [Исаев Д. Н., 1982]. В большинстве случаев это дети с астенической фор­мой олигофрении, характеризующейся неравномерностью интеллектуального развития, относительной сохранностью эмоционально-волевой сферы и способности сознавать соб­ственную несостоятельность. Наш опыт свидетельствует, что ошибки в дифференциальной диагностике дислексии у ум­ственно отсталых детей происходят довольно часто, особен­но на 1-м году обучения. На 2-3-м годах обучения ошибки случаются реже. Без использования стандартизованных ме­тодов оценки чтения (типа СМИНЧ) и сопоставления ре­зультатов с данными ABM-WISC диагностические ошибки представляются нам неизбежными. Следствиями же подоб­ных ошибок являются неправильный выбор коррекцион-ных методик и затягивание сроков коррекции.

ОТГРАНИЧЕНИЕ ОТ ВТОРИЧНЫХ РАССТРОЙСТВ

ПИСЬМЕННОЙ РЕЧИ ПРИ ВЫРАЖЕННОМ

НЕДОРАЗВИТИИ УСТНОЙ РЕЧИ

Данная задача весьма трудна для разрешения. Более то­го, существует много противников подобного разграниче­ния. Как указывалось в других главах, ряд исследователей не считают целесообразным дифференцировать специфиче­ские нарушения письма и чтения и вторичные расстройства этих навыков вследствие грубого недоразвития устной ре­чи. С нашей точки зрения, такое разграничение имеет принципиальное значение. Если ребенок в 7 лет с трудом строит короткие фразы из 3-4 слов с аграмматизмами, гру­бо искажая звуковую и слоговую структуру слова, то впол-

195

не понятно, что он не способен усвоить систему графиче­ской символизации речи прежде всего потому, что речевая деятельность и языковая система не стали для него объек­том познания и анализа, так как сами находятся еще в про­цессе становления, крайне нестабильны и незрелы. Прин­ципиально иначе должен расцениваться случай, когда языковая система в основном завершила свое созревание, устная речь достигла социально приемлемого уровня (даже при наличии отдельных недостатков) и, несмотря на это, ребенок оказывается неспособным освоить ее символизацию с помощью буквенного обозначения.

Опыт показывает, что у детей с недоразвитием устной речи, начавших обучение сразу в речевой школе, серьезные затруднения в письменной речи возникают сравнительно ред­ко: в 15-20% случаев. Однако темп усвоения материала у них безусловно ниже, чем у здоровых. Если же ребенок с подобным нарушением 2-3 года проучился в массовой шко­ле, то тяжелые расстройства письма и чтения развиваются значительно чаще (в 40—50% случаев).

Дифференциальный диагноз в таких случаях основывает­ся на сопоставлении степени отставания в письме и чтении и тяжести недоразвития устной речи. При диагностике чте­ния с помощью СМИНЧ, переводя первичные данные в КТЧ, следует соотносить их в таблице не с возрастом, а с классом речевой школы, в котором учится ребенок. При таком под­счете дети с вторичным нарушением чтения будут иметь КТЧ, близкий к 100, а дети с дислексией — 80 и ниже.

ОТГРАНИЧЕНИЕ ОТ НАРУШЕНИЙ ПИСЬМА И ЧТЕНИЯ ПРИ ТАК НАЗЫВАЕМОЙ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ЗАПУЩЕННОСТИ

Под педагогической запущенностью принято подразуме­вать неполноценное усвоение школьных навыков, причи­ной которого являются педагогические упущения (низкая квалификация учителя, пассивность в оказании индивиду­альной помощи, завышенная оценка знаний, недостаточ­ный контроль усвоения знаний и т. п.) или многочисленные пропуски занятий по уважительным или неуважительным причинам. Происхождение нарушений чтения и письма при педагогической запущенности весьма многообразно. Одной из причин, например, может быть несоответствие темпа про-

196

работки материала в классе индивидуальному темпу, свой­ственному данному ребенку. В этом случае он не успевает _За классом и, недостаточно усвоив простой навык, вынуж­ден переходить к более сложному. Одним из распространен­ных примеров этого является ситуация, когда ребенок не успел автоматизировать слогослияние, а учитель понужда­ет его читать целыми словами. Чтобы выйти из трудного положения, ученик или «читает» текст наизусть, или ис­пользует «двойное» чтение (про себя — по слогам, вслух — целыми словами). При таком форсировании темпов обуче­ния накапливается недоусвоенный материал и с какого-то момента дальнейшее продвижение становится невозможным. Другой пример: учитель, недостаточно оценив знания до-букварного периода, приступает к изучению букваря. Час­то в таком положении оказываются дети из неблагополуч­ных семей, не посещавшие детский сад. В результате такого недосмотра возникают нарушения письма или чтения. Обыч­но в таких случаях трудности в письменной речи незначи­тельны по тяжести и довольно легко устраняются. В пись­ме отсутствуют специфические ошибки, орфографические ошибки носят нестойкий, полиморфный характер. В послед­нем случае ребенок допускает ошибки на те правила, кото­рых не знает. При исследовании чтения разница между КТЧ и ОИП не достигает критической величины.

Нельзя не отметить, что педагогическая запущенность довольно редко является единственной причиной наруше­ния письменной речи. Чаще мы встречаем случаи, когда ребенок, имеющий предрасположенность к расстройству (на­пример, с латентной дислексией), в педагогически неблаго­приятной обстановке декомпенсируется. При более удачном стечении обстоятельств эта предрасположенность могла так и остаться в скрытой форме. Этот пример еще раз подчер­кивает роль социальных факторов в возникновении такого рода расстройств.

Наиболее достоверное отграничение нарушений, в гене-зе которых педагогическая запущенность играет первосте­пенную роль, от специфических расстройств письменной ре­чи осуществимо, вероятно, только в процессе коррекционной работы.

Дифференциация дисфазической формы дислексии от Дисгнозической представляется нам актуальной с точки зре­ния выбора адекватной коррекционной программы. Их

197

разграничение строится на выявлении специфических сим­птомов, присущих той и другой, которые описаны в гла­ве 3, наличии (в первом случае) или отсутствии (во втором) нарушений устной речи. Важное значение имеет время ма­нифестации трудностей в овладении чтением: букварный период — при дисфазической и послебукварный — при дис-гнозической форме.

Весьма непростой задачей является дифференциация дис-графии и дисорфографии. На первый взгляд она кажется вполне простой, решаемой на основе выявления преоблада­ния специфических дисграфических ошибок в письме. Одна­ко на практике чистую, хрестоматийную картину наруше­ний письма мы встречает весьма редко. Трудность решения этой задачи обусловлена как недостаточной изученностью дисорфографии, так и тем, что они нередко сопутствуют друг другу. Кроме того, довольно часто после исчезновения явлений дисграфии в результате проведенной коррекцион-ной работы на первый план выступают дисорфографические ошибки, носящие весьма стойкий характер. Встречаются и случаи, когда вслед за относительно благополучным перио­дом освоения письма в первые 1-2 года обучения, в 3-м классе резко возрастает число орфографических ошибок и сохраняется в последующие годы обучения. В связи с этим, по нашему мнению, при коррекции дисграфии во всех слу­чаях одновременно следует проводить работу по предупре­ждению дисорфографии даже тогда, когда она себя еще не обнаруживает.

РАННЕЕ ВЫЯВЛЕНИЕ ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТИ К ДИСЛЕКСИИ

Как уже отмечалось выше, чем позже обнаруживаются нарушения письменной речи, тем большей степени тяже­сти они достигают и тем более длительный коррекцион-ный курс в таких случаях требуется. Существенно зависит от этого и эффективность коррекционной работы. Разра­ботка программ скринирующих обследований детей до­школьного возраста для выявления предрасположенности к дислексии ведется уже достаточно давно [Gates A., 1940; Lunzer Е. et al., 1976; Limbosch N. et al., 1978; Satz P. et al., 1978; Arlin P., 1981]. В последние десятилетия на

198

русском языке появились разработки оригинальных ме­тодик оценки школьной зрелости и адаптации соответст­вующих методик [Цеханская Л. И., 1978; Куинджи Н. И., Сорокина Т. Н., 1981; Симерницкая Э. Г., 1991; Бугримен-ко Е. А. с соавт., 1992; Архипова И. А., Матвеева А. А., 1994; Чередникова Т. В., 1996]. Однако в большинстве своем они не имеют конкретной нацеленности на выявле­ние предрасположенности к какому-либо расстройству, что снижает их практическую ценность. Кроме того, не все из них удовлетворяют требованиям, предъявляемым к скри-нинговым методикам: требуют слишком много времени для обследования и специального обучения для пользова­ния ими.

В логопедии для раннего выявления предрасположенно­сти к дисграфии используются задания, оценивающие го­товность к овладению анализом звукового состава слова [Спи-рова Л. Ф., 1970; Бессонова Т. П., Грибова О. Е., 1994]. Данный метод обладает довольно надежным прогнозом, но только относительно тех нарушений письменной речи, про­исхождение которых непосредственно связано с несформи-рованностью фонематического анализа. Для оценки риска возникновения дислексии его прогностическая ценность не­значительна. Недостатком этого метода является то, что он ставит в неравные условия детей, посещавших дошкольные детские учреждения, и тех, кто воспитывался дома. Послед­ние, не имея возможности получить необходимую подго­товку в этих навыках в детском саду, разумеется, хуже справ­ляются с данными заданиями и без достаточных оснований могут быть отнесены к группе риска. Строго говоря, ука­занные приемы не являются методикой, так как процедура исследования не формализована, не определен стандартный набор заданий, отсутствуют единообразные критерии интер­претации и возрастные нормы.

Разрабатываемые скрининговые методики должны удов­летворять определенным общепринятым требованиям. Ос­новная их задача — выявлять при массовых обследованиях группу детей, подозрительных в отношении возможности возникновения того или иного расстройства (так называе­мую «группу риска»). В связи с этим каждая подобная ме­тодика должна иметь диагностическую направленность на определенное заболевание или группу заболеваний, объеди­ненных сходными механизмами возникновения или похо-

К                                                                                                190

жей симптоматикой. Методики подобного рода должны быть просты в использовании и занимать в ходе исследования минимальное количество времени. Для надежности и еди­нообразия заключений метод оценки и получение оконча­тельного вывода должны быть четко формализованы с ука­занием пороговых значений результата, разделяющих норму и патологию. Основываясь на этих принципах, мы разрабо­тали методику раннего выявления предрасположенности к дислексии (МРВД) [Корнев А. Н., 1982].

Как подробно изложено в главе 3, при дислексии нару­шения чтения обычно сопровождаются отставанием в раз­витии ряда психических функций. С довольно большим по­стоянством у этих детей выявляются симптомокомплексы, включающие 3-4 дефицитарных функции, что проявляет­ся в неспособности выполнить соответствующие задания или низком качестве их выполнения. Эти симптомокомплексы отсутствуют не только у здоровых детей, но и у детей с другими формами задержек психического развития, не за­трудняющими овладение чтением. Таким образом, обнару­жение этих симптомокомплексов до начала обучения в школе может расцениваться как достоверное свидетельство высо­кого риска возникновения дислексических расстройств у данного ребенка. Задания, выявляющие неполноценность психических функций, входящих в эти симптомокомплек­сы, могут быть использованы как основа для создания скри-нирующей методики.

Из числа заданий, вызывающих избирательные затруд­нения у детей с дислексией, нами были отобраны наиболее простые в использовании, требующие малой затраты време­ни и легкие для интерпретации. Этим критериям удовлетво­ряли следующие задания: 1) «Рядоговорение» (перечисление в прямом порядке времен года и дней недели); 2) «Ритмы» (воспроизведение звуковых ритмов); 3) тест «Кулак — реб­ро— ладонь»; 4) субтест «Повторение цифр» из методики ABM-WISC; 5) рисунок «Дом, дерево, человек»; 6) срисовы­вание геометрических фигур; 7) ориентировка в понятиях «право — лево»; 8) составление рассказа по серии картинок Н. Радлова. Подробно задания изложены в приложении 3. Эти 8 заданий составили первичный вариант методики, из которого в процессе апробации предстояло отобрать наибо­лее прогностически надежные задания.

200

Апробация методики проводилась в два этапа. На пер­вом этапе были обследованы дети, поступающие в 1-й класс в возрасте 6,5-7,5 лет (202 человека). На втором этапе у 186 из них в конце учебного года оценивались навыки чтения, письма и устного счета. Все исследования проводились ин­дивидуально, кроме диктантов. Выполнение заданий оце­нивалось в штрафных баллах, т. е. при ухудшении выпол­нения оценка возрастала. При обследовании чтения по 5-балльной шкале раздельно оценивались: техника чтения (скорость и способ чтения), количество допущенных оши­бок и понимание прочитанного (полнота пересказа). При получении за любой из перечисленных показателей оценки ниже 4 начислялись штрафные баллы: по одному за каж­дый балл ниже 4. Штрафные баллы суммировались и со­ставляли итоговую оценку за чтение. Письмо оценивалось по числу допущенных ошибок. Устный счет — по 5-балль­ной шкале, исходя из программных требований.

В обследовании I этапа принимали участие 137 детей 6,5-7,5 лет из подготовительных групп детских садов, 65 уча­щихся 1-го класса (в начале первой четверти) массовой школы и 50 учащихся 7-8 лет, начинающих обучение в подготовительном или 1-м классе школы для детей с тяже­лыми нарушениями речи. Таким образом, методика была апробирована на 202 здоровых детях и 50 детях с выражен­ными нарушениями устной речи (дизартрией, моторной ала-лией, ринолалией). Как видно из табл. 27, для основной массы здоровых детей выполнение большей части заданий не представляло затруднений. Результаты II этапа исследо­вания приведены в табл. 28. Для выявления заданий, даю­щих наиболее надежный прогноз успешности усвоения чте­ния и письма, были вычислены коэффициенты корреляции между оценками, полученными за выполнение тестовых за­даний, с одной стороны, и оценками, выставленными при обследовании чтения, письма и счета,— с другой. Как вид­но из табл. 29, уровень владения навыками чтения и письма наиболее тесно коррелирует с выполнением заданий № 1, 2, 3 и 4. Еще более высокие коэффициенты корреляции с на­выками чтения и письма дают интегральные показатели, представляющие собой сумму оценок, полученных за не­сколько заданий. Максимально высокие коэффициенты кор­реляции дала батарея тестов, включающая следующие за­дания: «Рядоговорение», «Повторение цифр», «Ритмы» и

201

ствами устной речи, выполнение тестовых заданий дава­лось труднее, чем здоровым детям младше их на 1 год. Наи­большие трудности вызывали задания № 4, 5, 7 и 8. При обследовании школьных навыков в конце учебного года у 24 из них (48%) были обнаружены дислексические расстрой­ства. Наиболее высокие корреляции между показателями первого этапа исследования и оценками за чтение были по­лучены для заданий № 1, 3, 4, 7 и 8 (табл. 31). В батарею тестов, обеспечивающую наилучший прогноз будущих ус­пехов в чтении, вошли следующие задания: «Рядоговоре-ние», «Повторение цифр», «Рассказ по серии картинок» и «Ориентировка „право — лево"». Использование данной ба­тареи тестов у детей с речевой патологией позволило вы­явить предрасположенность к дислексии в 87% случаев.

Таким образом, апробация 8 отобранных заданий пока­зала, что для выявления предрасположенности к дислек­сии наиболее пригодны № 1, 2, 3, 4, 7 и 8, которые и долж­ны составить окончательный вариант МРВД. В таком составе МРВД была апробирована еще на 500 детях. Результаты апробации показали, что прогноз дислексии оправдался

в 65% случаев. Было выявлено 28 детей с дислексией (6%). Выявленную с помощью МРВД группу риска мы дополни­тельно обследовали с использованием субтестов ABM-WISC, дающих прогноз стойкости дислексии (см. главу 3): «Не­достающие детали», «Составление фигур из кубиков» и «Ко­дирование». У отобранных таким образом детей с пред-

положительно стойкой дислексией надежность прогноза по­высилась до 82%.

Наш опыт и экспериментальные данные позволяют ре­комендовать МРВД для использования в ходе предшколь-аой диспансеризации как скринирующую методику. Она достаточно проста в использовании и может применяться широким кругом специалистов, работающих с детьми: нев­ропатологами, психиатрами, педиатрами, дефектологами, воспитателями детских садов и др. Следует помнить, что обследование с помощью МРВД — это лишь первый этап в выявлении патологии. Отобранная группа детей с повышен­ным риском должна пройти углубленное обследование пси­хиатра, психолога, невропатолога и логопеда. Использова­ние в ходе исследования интеллекта ABM-WISC позволит не только оценить умственное развитие, но и предсказать ожидаемую стойкость дислексии. В заключение обследова­ния должен быть сформулирован развернутый клинический диагноз и намечен план медикаментозного лечения, психо- • лого-педагогических и логопедических мероприятий, направ­ленных на предупреждение дислексических расстройств. Опыт показывает, что осуществить это легче всего в услови­ях специальной школы для детей с задержками психиче­ского развития или в школе для детей с тяжелыми наруше­ниями речи.

Глава 6 •••••••••••••••••••••••••••!

ВОПРОСЫ ЛЕЧЕНИЯ, ЛЕЧЕБНОЙ ПЕДАГОГИКИ И ПРОФИЛАКТИКИ ДИСЛЕКСИИ И ДИСГРАФИЙ

ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ОРГАНИЗАЦИИ ПОМОЩИ

Система оказания помощи детям с дислексией и дисгра-фией определяется комплексом проблем, стоящих перед этими детьми. Задачу следует понимать шире, чем только обу­чение письму или чтению. Достижение социальной адапта­ции — вот главная цель коррекции. Трудности в письменной речи — важная, но не единственная причина дезадаптации таких детей. В предыдущих разделах это было аргументиро­вано достаточно подробно. Дислексия и дисграфия — это большой синдром, включающий нарушения предпосылок ин­теллекта, когнитивную незрелость, языковую недостаточ­ность, фрустрационные нарушения, соответствующие пове­денческие реакции и, наконец, непосредственно нарушения письменной речи. В лечебно-коррекционной работе должны быть предусмотрены все перечисленные проявления дезадап­тации, поэтому помощь должна быть комплексной и осуще­ствляться группой специалистов: психиатром (невропатоло­гом), психологом, логопедом и учителем.

Заслуживает рассмотрения вопрос: где должна проводить­ся подобная работа? В настоящее время существуют несколь­ко типов учреждений, в которых ребенок с дислексией и дисграфией может получить помощь: логопедические каби­неты при школах, классы выравнивания, школы для детей с задержками психического развития и школы для детей с тяжелыми нарушениями речи. Дети с относительно легки­ми нарушениями проходят коррекционный курс в логопе­дических кабинетах. Часть из них 2-3 раза в неделю посе­щает групповые занятия. Другие получают индивидуальную консультативную помощь, основной акцент в которой дела­ется на занятиях дома с родителями. Логопед контролирует ход исправления нарушений и инструктирует родителей о

206

методике занятий. Аналогичную консультативную! помощь можно получить у логопеда психоневрологического диспан­сера, если ребенок состоит в нем на учете. В тех случаях, когда испытываемые трудности касаются не только письма и чтения, но и других предметов, ребенок определяется в класс выравнивания или в школу для детей с ЗПР. При тяжелых нарушениях письменной речи, сочетающихся с недоразвитием устной речи, обучение проводят в школе для детей с тяжелыми нарушениями речи. Те, кто нуждаются в госпитальном лечении, проходят кратковременный коррек-ционный курс в психиатрической больнице.

Несмотря на такую разветвленную систему специализиро­ванных учреждений, не все дети своевременно получают в них помощь. Наиболее часто причиной этого являются два обстоя­тельства: поздняя диагностика и несогласие родителей на пе­ревод ребенка в одно из специализированных учебных заве­дений или классов. Поздняя диагностика происходит чаще всего из-за недостаточной компетентности учителей началь­ных классов в данных вопросах и неумения отличить времен­ные трудности от тех, которые носят специфический харак­тер. Отказы родителей связаны с мотивами психологического рода. У некоторых из них возникает ложное представление, что на ребенка навешивают ярлык неполноценного и что он является объектом социальной сегрегации. Подобная непра­вильная реакция является следствием не только недопони­мания со стороны родителей. Отчасти этому способствует не­достаточное просвещение населения по данным вопросам с помощью средств массовой информации. В качестве положи­тельного примера в организации подобной работы можно при­вести опыт других стран. Например, в США систематически в научно-популярных журналах (Scientific American и др.) пропагандируются школы для детей с дислексией, издают­ся популярные книги для родителей по данным вопросам, су­ществует добровольная Ассоциация родителей, имеющих де­тей с трудностями в обучении (ACLD).

Вопрос о достоинствах и недостатках изоляции (т. е. вы­вода в специализированные учреждения) и интеграции (т. е. оставления их в массовой школе среди здоровых детей) сам по себе непростой. Вот как анализирует его U. Ackerman-Beh-ringer (1979) [цит. по Z. Tresohlava et al. Легкая дисфункция мозга в детском возрасте. М.: Медицина, 1986. С. 164]:

207

р ОСНОВНАЯ (массовая) ШКОЛА ПРЕИМУЩЕСТВА Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 2190; Мы поможем в написании вашей работы! Поделиться с друзьями: ⇐ Предыдущая123 Мы поможем в написании ваших работ! . . © 2014-2024 — Студопедия.Нет — Информационный студенческий ресурс. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав (2.517)