Факультативные признаки объективной стороны преступления 10 страница



Таким образом, если в ходе проверки сообщения о преступлении уже имеются достаточные и достоверные основания для освобождения лица от уголовной ответственности на основании примечания к соответствующей статье Особенной части УК РФ, то возбуждение уголовного дела в отношении такого лица, привлечение его к уголовной ответственности может явиться нарушением конституционных прав этого лица, т.к. в применении этих мер в этот момент уже нет необходимости и они тогда являются явно необоснованными, чрезмерными и несправедливыми.
Другое дело, когда для проверки выполнения условий, указанных в примечании, как оснований для освобождения от уголовной ответственности требуется проведение следственных или процессуальных действий; возбуждение уголовного дела здесь является необходимым в целях достижения конституционно значимых целей, вытекающих из ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации <10>.
--------------------------------
<10> Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 N 6-ФКЗ, от 30.12.2008 N 7-ФКЗ, от 05.02.2014 N 2-ФКЗ). Часть 3, ст. 55 // СПС "КонсультантПлюс".

В таких случаях не исключено, что уголовное дело, возбужденное в отношении лица, впоследствии направляется с обвинительным заключением для рассмотрения в суд, где будет рассмотрен вопрос об освобождении от уголовной ответственности. Но, как показывает судебная практика, это довольно редкие, по сути единичные, факты.
В связи с изложенным, с учетом неоднозначности толкования среди ученых-юристов и практических следственных работников части 2 ст. 28 УПК РФ, предусматривающей прекращение уголовного преследования лица по уголовному делу иной категории при деятельном раскаянии лица, по нашему мнению, ст. 24 УПК РФ требует дополнения и регламентации еще одного основания отказа в возбуждении уголовного дела или прекращения уголовного дела - это примечания к соответствующим статьям Особенной части УК РФ.

 

18. Значение судебной практики Верховного Суда Российской Федерации для квалификации преступлений

 

начение постановлений Пленума Верховного Суда РФ по уголовным делам по определенным видам преступлений и опубликованной судебной практики для правоприменителей трудно переоценить. Разъяснения, содержащиеся в них, помогают работникам судебно-следственных органов решить вопрос о наличии или отсутствии в действиях конкретного лица состава преступления, правильно квалифицировать преступные действия. В свою очередь, правильная квалификация влечет назначение справедливого наказания. Законодатель объективно не может в нормах закона охватить все многообразие складывающихся в жизни конкретных ситуаций, поэтому постановления Пленума Верховного Суда РФ, разъясняющие терминологию законодателя, дающие рекомендации по вопросам квалификации, крайне необходимы.

Вопрос о признании судебной практики в качестве самостоятельного источника права неоднократно ставился и обсуждался как на уровне общей теории государства и права, так и на отраслевом уровне. В 40-е, а также послевоенные годы прошлого столетия предпринимались попытки представления руководящих разъяснений пленума Верховного Суда СССР в качестве источника уголовного права[1]. Однако в силу ряда объективных и субъективных причин, а также причин идеологического порядка эти попытки не имели успеха. По мнению М.Н. Марченко, в основе официальной позиции был тезис о том, что советское социалистическое право не может рассматривать судебный прецедент в качестве источника права, поскольку это разрушит социалистическую законность, подорвет или ослабит правотворческую деятельность законодательных органов и создаст судебный произвол в процессе одновременного выполнения правотворческих и правоприменительных функций[2]. Делался вывод о том, что социалистические судебные органы осуществляют правосудие как одну из форм применения закона, не связанную с правотворческими полномочиями суда при разрешении конкретных дел. Указанная точка зрения была преобладающей в прошлом столетии не только в общей теории права, но и отраслевых дисциплинах.

В действительности, «судебный прецедент и судебное правотворчество существовали, прикрывая свое бытие различными формами»[3]. Это проявлялось, по мнению исследователей этой проблемы, в том, что Пленумам Верховного Суда СССР и союзных республик предоставлялось право давать в пределах имеющихся у них компетенций руководящие разъяснения по вопросам правильного и единообразного применения законодательства, обязательные для всех нижестоящих судов. В практическом плане это означало, что пленумы названных судов осуществляли судебное правотворчество, на что не были уполномочены законодательством. На практике все же использовался судебный прецедент, в качестве которого рассматривались решения пленумов и судебных коллегий Верховного Суда СССР и союзных республик. Опубликование решений данных судебных инстанций в официальных изданиях позволяло заинтересованным лицам добиваться сходных решений в сходных случаях по всем аналогичным категориям дел, рассматривавшихся нижестоящими судами[4].

В 80-90-х годах произошел отказ от признания разъяснений постановлений Пленума Верховного Суда РФ руководящими, хотя по существу они остались таковыми. Отношение к прецеденту как источнику российского права изменилось, но только не в официальной государственно-правовой доктрине и не на уровне правового закрепления как источника российского права. Прецедент по-прежнему формально не признается источником российского права. Однако фактическое изменение отношения к прецеденту означает: 1) резкое расширение сферы применения судебной практики в России с начала 90-х годов (создание Конституционного Суда); 2) заметное изменение отношения к прецеденту отечественных исследователей как следствие первого.

Среди аргументов сторонников непризнания судебной практики в качестве источника современного российского права наиболее широкое распространение получили следующие:

А) утверждение о том, что это противоречит конституционно закрепленному принципу разделения властей. Конституция России 1993 года, как и Конституция США, содержит положение, согласно которому государственная власть осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. С этим положением нельзя не считаться. Однако опыт зарубежных стран показывает, что такого жесткого изначально заданного разграничения функций ветвей власти нет. Оно есть в теории, но не на практике.

Б) тезис о том, что признание судебной практики в качестве источника российского права не согласуется с характерными особенностями романо-германской правовой семьи, к которой традиционно причисляют Россию. Этот аргумент также весьма относителен. Считается общеизвестным, что прецедент, не будучи признанным в качестве источника романо-германского права формально, реально выступает таковым.. Ведущий исследователь данной правовой семьи Рене Давид на основании изучения и обобщения опыта утверждает, что в романо-германской правовой семье «судебная практика является в прямом смысле слова источником права»[5]. В связи с этим, трудно согласиться с мнением, что признание прецедента в качестве источника противоречило бы устоям и традициям романо-германского права.

В) традиционно мнение, что признание судебной практики источником права противоречило бы, с одной стороны, действующей Конституции России и обычному законодательству, а с другой – вступало бы в конфликт с правотворческой деятельностью Федерального Собрания российского парламента. Этот аргумент довольно распространен и не нов.

Исследователи, придерживающиеся мнения о несовместимости судебного правотворчества с парламентским, исходят из двух взаимосвязанных посылок: а) из отсутствия какой бы то ни было правовой основы для судебного правотворчества и б) из заведомого противопоставления правотворческой деятельности суда и создаваемого им прецедента, с одной стороны, и правотворческой деятельности парламента и закона_- с другой.

Изучение различных аспектов правотворческой деятельности судов в современной России и сравнение ее с соответствующей деятельностью Федерального Собрания показывают, что ни одна из указанных посылок не имеет под собой основы.[6] Ибо судебная правотворческая активность осуществляется в строгом соответствии с законом и на основе закона и при этом не только не противоречит законодательной деятельности парламента, а, наоборот, ее дополняет и обогащает. Правотворческая деятельность судов существенно отличается от аналогичной деятельности российского парламента и в силу уже этого не может ни подменять ее собой, ни тем более дублировать.

Особенность судейского правотворчества, по мнению М.Н. Марченко, предопределяется тем, что: 1) оно всегда есть побочный продукт акта правосудия; 2) оно не самостоятельно в том смысле, что привязано к основной функции судебной власти – осуществлению правосудия; 3) оно осуществляется в рамках закона и на основе закона, исходящего от высшей законодательной власти страны; 4) правотворчество суда в значительной мере связано с толкованием (конкретизацией) права и восполнением пробелов в праве; 5) судебные правоположения вырабатываются судьями только на основе «имеющихся норм и правовых принципов, а не своей субъективной воли»[7]; 6) эти «правоположения» не должны противоречить существующим, и в первую очередь конституционным законам; 7) существуют определенные границы или пределы судейского правотворчества, предусмотренные законом[8].

Помимо объективных причин «вынужденное» правотворчество судов в современной России обусловлено также субъективными факторами. Среди них – слабая или отсутствующая юридическая подготовка отечественных законодателей – депутатов Государственной Думы. Следует отметить также и недостаточную юридическую подготовку следователей. Зачастую в силу объективных причин (большое количество уголовных дел в производстве) они не знают разъяснений постановлений Пленума Верховного Суда РФ и опубликованной судебной практики, делая грубые ошибки при квалификации преступлений. При этом следователи оправдываются тем, что разъяснения постановлений Пленума Верховного Суда РФ не являются руководящими, а судебная практика не является источником права.

Известно, что стабильность права обеспечивается путем придания определенного единообразия судебной практики. Ее подлинная роль очевидна, даже если доктрина воздерживается от признания ее в качестве источника права. По мнению М.Н. Марченко, для превращения фактического признания судебной практики источником права в юридическое необходимо закрепить правотворчество в виде функций высших судебных инстанций и официально придать статус источников права издаваемым ими актам[9]. Нам представляется интересным это предложение, однако как реализовать это предложение на практике - пока трудно предположить.

Доктрина, закон, его толкование, судебная практика имеют тесную взаимосвязь. Сегодня все более стремятся признать независимый характер процесса толкования, которое перестало отыскивать исключительно грамматический и логический смысл терминов закона или намерения законодателя. Роль доктрины проявляется в том, что именно она создает словарь и правовые понятия, которыми пользуется законодатель. Кроме этого, она оказывает влияние на самого законодателя. Последний часто воспринимает подготовленные ею предложения.

В связи с этим следует отметить наметившуюся положительную тенденцию последних лет, когда первоначально какое-либо понятие или положение уголовного права вырабатывается наукой, затем спустя какое-то время включается в виде разъяснений постановлений пленума ВС, а уже после апробации на практике включается в виде законодательных конструкций. Так, например, понятия «хищение», «помещение», «хранилище», «жилище», «значительный ущерб гражданину» по преступлениям против собственности были первоначально выработаны в теории уголовного права. Затем они были разъяснены в постановлении Пленума Верховного Суда РФ по данной категории дел, и лишь потом, будучи включенными в примечания к соответствующим статьям УК РФ, приобрели характер нормы права. Подобная практика представляется в настоящее время наиболее оптимальной для единообразного применения закона. Однако, мы понимаем, что все, что толкует суд, не может быть потом включено в нормы УК РФ в силу объективных причин.

Отмечая положительную роль постановлений Пленума Верховного Суда РФ в правоприменительной практике, необходимо, все же, указать и на недостатки в этом виде деятельности суда.

1. По нашему мнению, в последние годы отсутствует системность в принятии постановлений по определенным категориям дел. Так, иногда принимаются новые постановления практически без каких-либо изменений ранее действующих, либо вносятся существенные изменения в старые, хотя лучше бы принять новые.

2. Новые постановления все чаще и чаще обходят спорные моменты квалификации, по объему меньше и формулировки менее удачные, чем аналогичные в ранее действующих постановлениях.

3. Представляется, более верным было бы решение Верховного Суда РФ о принятии новых постановлений по всем видам преступлений, по которым они существовали ранее, а лишь потом отмена всех устаревших.

Так, постановление Пленума ВС РФ от 6.02.2007 №8 «О признании утратившими силу некоторых постановлений Пленума ВС РФ» признало таковыми 18. По нашему мнению, как минимум пять из восемнадцати нужны правоприменителям, но подготовленные по УК РФ 1996 года и с учетом уже внесенных в него изменений (об умышленном причинении легкого вреда здоровью, оскорблении, клевете, о злостном уклонении от уплаты средств на содержание детей, о посягательстве на жизнь). Наиболее необходимым из отмененных для практиков является постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о посягательстве на жизнь…», поскольку понятие «посягательство» содержалось только в нем. Так, статья 1912 «Посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника» была введена в УК РСФСР 1960 года Законом РСФСР от 25 июля 1962 года. Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. №7 «О судебной практике по применению законодательства об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников» определило понятие «посягательство», разъяснило, что следует понимать под исполнением обязанности по охране общественного порядка и т.д. Затем было принято другое постановление №3 ВС РСФСР от 24 сентября 1991 г. (в ред. постановления от 21 декабря 1993 г.) «О судебной практике по делам о посягательстве на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников и военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка». Учитывая повышенную общественную опасность этих действий и апробацию нормы с подобной законодательной конструкцией «посягательство» на практике, законодатель в УК РФ 1996 года предусмотрел уголовную ответственность за посягательство уже в трех нормах – ст. 277 «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля», ст. 295 «Посягательство на жизнь лица, отправляющего правосудие» и ст. 317 «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа». Однако, несмотря на это, Верховный суд лишь отменил действовавшее постановление, не заменив его новым.

Таким образом, роль постановлений Пленума Верховного Суда РФ и опубликованной судебной практики очень велика. Знание положений указанных постановлений и практики применения уголовного закона способствует его единообразному применению.

 

19. Множественность преступлений. Единое сложное преступление, его отличие от множественности преступлений

 

Общее понятие множественности в уголовном законе отсутствует. Однако ее можно определить как совершение одним субъектом двух или более преступлений, применительно к которым сохранены уголовно-правовые последствия.

Множественность преступлений включает количественный и качественный признаки. Количественный признак означает, что одним субъектом совершается два или более преступных деяния. Качественный признак множественности предполагает соответствующую структуру множественности, включающую самостоятельные единичные преступления. Каждое взятое в отдельности общественно опасное действие или бездействие должно содержать конкретный состав преступления и рассматриваться как единое целое. Кроме того, необходимо иметь в виду, что множественность преступлений может охватывать как оконченные, так и неоконченные преступления, как преступления, совершенные в одиночку, так и при любой формесоучастия. Например, лицо, судимое за покушение на убийство, совершает разбой. В данном случае множественность охватывает неоконченное и оконченное преступления.

Не каждый случай фактического совершения лицом двух или более преступлений охватывается уголовно-правовым понятием «множественность преступлений». Обязательным условием наличия множественности является то, что каждое преступление, ее образующее, влечет уголовно-правовые последствия. Если хотя бы по одному из двух преступлений такие последствия отсутствуют, множественности нет.

К примеру, множественность отсутствует, если по одному из двух совершенных преступлений:

· истекли сроки давности (ст. 78, 83 УК);

· погашена или снята судимость (ст. 86 УК);

· лицо освобождено от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием (ст. 75 УК);

· лицо освобождено от уголовной ответственности в связи спримирением с потерпевшим (ст. 76 УК);

· лицо освобождено от уголовной ответственности по делам опреступлениях в сфере экономической деятельности (ст. 76.1 УК);

· лицо освобождено от наказания в связи с изменением обстановки (ст. 80.1 УК);

· лицо освобождено от уголовной ответственности или наказания вследствие применения акта амнистии (ст. 84 УК);

· лицо освобождено от наказания в результате помилования (ст. 85 УК) и т.д.

Во всех перечисленных случаях уголовно-правовые отношения между лицом и государством, возникшие в результате совершения прежнего преступления, прекращаются, поэтому говорить о множественности преступлений нельзя.

Множественность преступлений отсутствует и в том случае, когда в отношении одного из двух совершенных преступлений осуществлена декриминализация, т.е. упразднена его преступность и наказуемость.

Она отсутствует также тогда, когда по одному из двух преступлений имеются процессуальные препятствия для возбуждения уголовного дела, например отсутствует жалоба потерпевшего по делу частного или частно-публичного обвинения (ч. 2, 3 ст. 20 УПК).

Итак, множественность преступлений — это совершение лицом двух или более преступлений, когда по крайней мере по двум из них не исключается возможность привлечения к уголовной ответственности.

 

Множественность преступлений– совершение одним и тем же лицом одновременно или последовательно двух и более преступлений, каждое из которых способно влечь самостоятельные уголовно-правовые последствия.

Формы множественности:

· совокупность – это совершение двух или более преступлений, ни за одно из которых лицо не было осуждено, за исключением случаев, когда совершение двух или более преступлений предусмотрено статьями Особенной части УК в качестве обстоятельства, влекущего более строгое наказание (ч. 1 ст. 17 Уголовного кодекса РФ);

· рецидив – это совершение умышленного преступления лицом, имеющим судимость за ранее совершенное умышленное преступление (ч. 1 ст. 18 Уголовного кодекса РФ).

Виды совокупности:

1. реальная совокупность – совершение двух или более деяний, содержащих признаки двух и более преступлений, ни за одно из которых лицо не было осуждено;


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 533; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!