ГЛАВА 9. Пять снежных сокровищ



Когда планы нового восхождения приобрели достаточно чёткие очертания, Кроули обратился к Гаю Ноулзу и Оскару Экенштайну с предложением присоединиться к нему в экспедиции на Канченджангу, но те отказались. Ноулз решил, что с него хватит и одной экспедиции в компании с Кроули, а Экенштайн был не расположен играть роль лидера при Кроули и сказал Келли, что, посомневавшись, рассудил, что риск слишком велик. Кроули, по его мнению, был слишком большим индивидуалистом. Экенштайн также не мог допустить участия в чём-либо совместно с Гийярмо, которого он не любил и считал слишком неопытным для такого восхождения альпинистом, советуя Кроули с ним не связываться.

Восхождение на Канченджангу представляло собой достаточно сложную задачу. Эта гора высотой в 28 208 футов была лишь на 42 фута ниже, чем К2, и располагалась на границе Сиккима и Непала. Она имела пять вершин, её уже исследовали, но ни одной серьёзной попытки покорить её предпринято пока не было. В 1883 году альпинист У.-У. Грэхем совершал восхождения в окрестностях этой горы, а в 1899 году экспедиция под предводительством Дугласа Фрешфилда и Витторио Селлы произвела на ней некоторые замеры и сфотографировала её. Один из участников этой экспедиции, картограф профессор Э. Гарвуд, постарался, насколько было возможно, составить карту горы. До того времени, помимо названных, мало кто из европейцев когда-либо видел эту гору.

По мере того как Кроули утверждался в своих намерениях, он начал изучать фотографии Селлы и карты Гарвуда. Первые представляли собой захватывающее зрелище. Последние же — как вынужден был признать Кроули — оказались очень неточными, хотя пользующийся международной известностью альпинист Ф.-С. Смит, предпринявший попытку восхождения на эту же гору в 1930 году, придерживался другого мнения и считал эти карты невероятно точными, учитывая те трудности, с которыми не мог не сталкиваться Гарвуд, составляя их. Как бы то ни было, когда много лет спустя Кроули корректировал некоторые оценки, данные им в автобиографии, он, вероятно, поразмыслив, смягчил свою критику и заменил часть предложения «Всё, что я могу сказать о карте профессора Гарвуда, это то, что она ошибочна во многих важных местах» на «в некоторых важных местах». Однако этот вариант его отзыва о карте так никогда и не был напечатан.

Экенштайн проявлял всё большее беспокойство по поводу подготовки экспедиции и сказал Кроули, что сама её идея в высшей степени безрассудна. Восхождение на Канченджангу обещало быть более трудным, чем восхождение на К2. Гийярмо был недостаточно подготовлен. По мнению Экенштайна, весь план экспедиции был верным путём к катастрофе и провалу. Кроули, как это было ему свойственно, не обращал внимания на предостережения друга.

Кроули отчаянно стремился покорить Канченджангу. Он мечтал установить рекорд по высоте восхождения.

Подобно тому как он начинал считать себя признанным поэтом, он хотел признания и в кругу альпинистов. Добиваться этого он, казалось, готов был любой ценой и не обращал внимания на все предостережения и препятствия. Он благополучно забыл даже те уроки, которые судьба ему уже преподнесла. Например, то, как отвратительно вёл себя Гийярмо на К2, бросив в беде носильщика, который соскользнул в расщелину на леднике Балто-ро. Этот факт, когда-то вызвавший такое отвращение, Кроули теперь даже не вспоминал. В автобиографии Кроули утверждает, что у него есть «роковая слабость, которая заключается в склонности думать о людях только самое лучшее». «Перед лицом самой очевидности, — пишет он, — я не могу поверить в обман или злой умысел и вечно пытаюсь выстроить что-то из явно прогнившего материала». Задним числом Кроули пришлось признать, что одной большой ошибкой, допущенной им, было партнёрство с Гийярмо, которого в автобиографии он постоянно называетТартареном, впамятьоТартаренеизТараскона, герое юмористических произведений Альфонса Доде, втом числе книги «Тартарен в Альпах». Тартарен (по-французски это слово означает «хвастун») был, надо сказать, не оченьспособным альпинистом. Правда, тем не менее, заключается в том, что, хотя Кроули слабо разбирался в человеческих характерах, он не потерпел бы, чтобы кто-либо встал на пути его надменного и всепоглощающего честолюбия.

Приготовления делались в спешке. Гийярмо вернулся в Швейцарию, чтобы закупить снаряжение и завербовать по меньшей мере двоих — было желательно троих — ал ь-пинистов для экспедиции. Кроули предстояло отправиться в Индию и на месте начать готовить почву для экспедиции. Прежде чем уехать, он посчитал необходимым на всякий случай оставить свои пожелания по поводу собственных похорон.

В случае моей смерти Джордж Сесиль Джоунс должен действовать согласно следующим инструкциям. Бальзамировать тело. Одеть его в белую мантию Тау, красно-золотую тунику Абрамелина с поясом, Короной и Жезлом. В гроб положить большой красный меч. Все магические украшения похоронить вместе с телом. Приготовить надгробный камень и построить склеп для размещения там гроба и могилы, но внутри него не должно быть никаких дат. Использовать белый камень. На надгробии написать только «Пердурабо». Замуровать вход в подвал, тщательно скрыв место захоронения от человеческих глаз. Избавиться от любых упоминаний об этом месте. В склеп поместить книги со всеми моими произведениями в герметичной упаковке. Место должно быть выбрано Джорджем Сесилем Джоунсом, и знать о нём должен только он один. Склеп должен размещаться в благословлённой им земле.

Покинув Болескин 6 мая и прихватив с собой своё личное альпинистское снаряжение, Кроули через шесть дней сел на пассажирский лайнер компании Р & Q «Мармора». Он сделал остановку в Каире и 9 июня прибыл в Бомбей. Добравшись поездом до Калькутты, Кроули навестил Эдварда Торнтона и направился на север, в Дарджилинг. Путешествие привело его в приподнятое состояние духа, и в автобиографии он описывал свою дорогу в стиле бывалого путешественника.

Путешествие началось, как он писал,

с однообразной тряской дороги по абсолютно плоской бенгальской равнине, и вдруг, доехав до Сара-Гат, мы неожиданно очутились на берегу Ганга. Мне уже доводилось видеть эту реку, выше по течению, и там она не представляла собой ничего особенного, но здесь она, мощно разлившись, текла через бескрайнюю пустошь. Был закат, и мутная вода отсвечивала агрессивными красными и оранжевыми бликами. Зловещий медный блеск можно было видеть на спокойной поверхности реки. Её ширина уже сама по себе наводила ужас; она походила на адскую реку. Она простиралась далеко и вправо и влево. В обе стороны ничто не закрывало горизонта. Пустынные воды реки напоминали об океане, но безбрежность открытого моря обычно подразумевает ощущение свободы. Но эта река навевала мысли о тщете и горькой зависимости. Ветра не было, и от Ганга исходил запах разложения. И это было не просто зловоние гниющих растений. Казалось, что разлагается сама земля. Прежде мне не доводилось наблюдать более фантастического и более ужасающего зрелища.

Кроули пересёк Ганг на пароходе, где ему подали отвратительный ужин, и продолжил путешествие в поезде, который шёл вдоль противоположного берега реки. Наконец,

добравшись до подножия гор, путешественник пересаживается на игрушечную железную дорогу, которая взбирается на шесть тысяч с лишним футов вверх до самого Дарджилинга, прихотливо извиваясь и петляя по пути. Подъём происходит быстро; пейзаж постепенно меняется; у путешественника появляется возможность оценить ландшафт страны в целом. Тропическая растительность вокруг необыкновенно пышна и разнообразна. Появление прохлады и тени, влажность воздуха воодушевляют, и мысль о том, что это Тераи, самое заражённое лихорадкой место во всём мире, вызывает шок. К обеду характер растительности значительно меняется. Смешанная природа долин сменяется бодрящим горным пейзажем, но вскоре он скрывается из вида. Вы попадаете в область практически непрекращающегося тумана. На улице тепло, и всё же вас пробирает до костей. Вас охватывает радость, когда вы выходите из поезда на горном гребне в Гуме и обнаруживаете, что поезд начинает спускаться. Это значит, что вы подъезжаете к Дарджилингу.

Приближаясь к пункту назначения, Кроули бросил первый взгляд на гору, которую надеялся покорить, «она выглядела бледно-розовой, бледно-голубой и ярко-белой в рассветных лучах».

Сам Дарджилинг не произвёл на Кроули впечатления. Он обратил внимание разве что на то, что кули были способны переносить тяжёлые грузы — одна молодая женщина донесла его огромный пароходный кофр от вокзала до гостиницы «Вудлендс», где у него был забронирован номер. Но вряд ли что-то ещё могло его здесь порадовать. В городе повсюду витал запах плесени. Если какую-нибудь кожаную вещь оставляли на ночь на улице, к утру она покрывалась зелёным налётом. Большинство местных жителей, как казалось Кроули, составляли «потрёпанные модницы, которых никто не берёт замуж». Это место «кишело молодыми девушками, для которых игра на пианино была единственным способом найти мужа. Но естественно, что при таком климате, пианино не могло оставаться настроенным и пяти минут, даже если кому-то удавалось его настроить». Гостиница была убогой, а еда «такой же заплесневелой, как и местные девушки». От тумана, смешанного с дымом, у Кроули начался кашель, а от влажности — ревматизм. Однако местные власти с готовностью оказывали ему разного рода содействие. Он посетил церемонию масонской ложи и познакомился там с человеком, который впоследствии имел для него значение и оказался ему полезен.

Майор Уайт, транспортный служащий, договорился о том, чтобы 8 тысяч фунтов экспедиционного оборудования и припасов были принесены к подножию ледника Ялунг, однако некоторая часть этого груза была разворована по дороге. Белуджи, как отмечал Кроули, были не такими надёжными и преданными, как кашмирцы, услугами которых он пользовался на К2 и большое количество которых постарался выписать в Непал для участия в новой экспедиции.

Переехав из отеля «Вудлендс» в отель «Драм Друид», Кроули повстречался с итальянцем-управляющим по имени Алцести Риго де Риги, который предложил себя для участия в экспедиции в качестве надсмотрщика за перевозкой припасов и оборудования. Кроули принял предложение. Де Риги умел говорить на языках непали и хинди, а также на тибетском языке, но он никогда не занимался альпинизмом. Как Кроули, так и де Риги предстояло горько пожалеть об этом.

В течение первых трёх недель пребывания Кроули в Дарджилинге город был окутан туманом. Кроме того, всё это время периодически шёл дождь. Наконец 9 июля прояснилось, и Кроули изучил Канченджангу в бинокль, придя к выводу, что её вершины «легко будет достичь, если начинать подъём от седловины, расположенной с западной стороны горы, добраться же до седловины, без сомнения, не составит никакого труда». Трудно было бы быть более далёким от истины. Через четыре дня Кроу-ли вернулся в Калькутту, чтобы докупить кое-что из запасов, не учтённых Гийярмо по причине (как думал Кроули) его жадности. В Калькутте Кроули получил от Гийярмо телеграфное сообщение о том, что он вместе с остальными членами экспедиции потерпел кораблекрушение на Красном море.

Наконец 31 июля все участники экспедиции собрались в Дарджилинге. Гийярмо привёз с собой лишь двоих альпинистов. Первым из них оказался Алексис Паш, 31-летний швейцарец, лейтенант кавалерии; вторым — также офицер швейцарской армии, Шарль Реймон. Оба они были опытными альпийскими скалолазами. Кроули нашёл Реймона слишком суровым, но не лишённым здравого смысла человеком. К Пашу же он сразу проникся симпатией. Как и перед экспедицией на К2, Кроули составил контракт на французском языке, с условиями которого все участники были согласны. Швейцарцы сделали взнос в размере 15 тысяч швейцарских франков: Кроули внёс 5 тысяч швейцарских франков. Участие в восхождении совместно с Кроули явно рассматривалось, по крайней мере им самим, как честь, достойная того, чтобы платить за неё наличными. Лидерство Кроули узаконивалось пунктом договора, в котором категорически утверждалось, что во время восхождения он является главным арбитром во всех вопросах и что все обязаны ему подчиняться. Кроме того, все члены экспедиции обязались на время её отказаться от общения с женщинами. 4 августа контракт был подписан всеми, включая де Риги.

Разрешения на вступление в пограничную область между Индией и Непалом, где и располагалась Канченджанга, пришлось некоторое время дожидаться. Кроули, которому наскучил Дарджилинг, занялся журналистикой и написал две статьи о восхождении на К2 для газеты Pioneer Mail, выходившей в Аллахабаде. Вечный любитель поспорить, в первой из этих статей Кроули критиковал альпийских проводников, которые «страдают некомпетентностью и слишком часто на поверку оказываются трусливой и пьяной деревенщиной». Это утверждение вызвало резкие возражения со стороны мистера Салливана из Лакноу, который выступил в их защиту, охарактеризовав проводников как «храбрых, непьющих и умных людей». Вторая статья стремилась уязвить Альпийский клуб и вызвала острый критический отзыв в газетном номере за 5 августа. Эта анонимная критика содержала пророческую фразу: «Несомненно, альпинизм не понесёт никакого урона, если Канченджанга сотрёт с лица земли этого самодовольного человека».

Было шестнадцать минут одиннадцатого утра 8 августа, когда под проливным дождём отряд вышел из Дар-джилинга. Кроули не терпелось пуститься в путь, и они отправились, не получив разрешения на пересечение границы с Непалом, однако в пограничной деревне КангЛа (нынешней Гаракхет) разрешение было выдано. Экспедиция оказалась многочисленной. Помимо Кроули и его коллег-альпинистов, отряд включал трёх кашмирцев, которые участвовали в восхождении на К2, в том числе Са-ламу Тантру, надсмотрщика за работой носильщиков, шестерых слуг и семьдесят девять носильщиков. Все вместе они несли более семи тонн припасов и оборудования.

Несмотря на то что Канченджанга находится менее чем в пятидесяти милях от Дарджилинга, предгорья Гималаев, отделяющие этот город от Канченджанги, изобилуют крутыми склонами, следующими цепью, один за другим. Чтобы преодолеть это расстояние, экспедиции пришлось прошагать более двухсот миль. Сначала идти было легко. Первые 156 миль, составлявших путь до деревни Чабань-онг, они шли по хорошей дороге, а на ночлег располагались в хижинах для носильщиков. Но за Чабаньонгом им пришлось прокладывать себе путь через густые заросли рододендронов. Дождь шёл почти непрерывно, и все кусты вокруг кишели пиявками, только и ждавшими, как бы присосаться к любому теплокровному существу. Некоторые, согласно записям Кроули, достигали семи дюймов в длину и, напившись крови, весили около двух фунтов. Отрывать присосавшуюся к телу пиявку было нельзя: рана вскоре начинала гноиться. Единственным способом избавиться от них была зажжённая сигарета или огонь. Но и курить было практически невозможно, потому что всё немедленно отсыревало. Не спасали даже непромокаемые плащи: влага проникала через любую щель и любое отверстие.

К 21 августа они достигли высоты в 15 тысяч футов, пройдя вдоль хребта Сингалила до прохода Чумбаб, а затем поднявшись вверх по долине Ялунг к леднику Ялунг С этой точки Кроули планировал начать восхождение по юго-западному склону Канченджанги и, полный оптимизма, отправился на разведку.

В своей книге «Канченджанга: Рискованная авантюра» Смит предупреждал, что, вероятно, ни на какой другой горе в мире альпинист не подвергается столь серьёзной опасности. «То, что невооружённому глазу видится как беспорядочно разбросанные по склону тонкие белые нити, — писал он, — на самом деле представляет собой ужасающие ледяные ущелья, в которые с грохотом срываются камни и куски льда, откалывающиеся от скал и ледников». Экспедиция, в которой принимал участие Смит, без колебаний отвергла маршрут, проходящий по юго-западному склону горы и начинавшийся от ледника Ялунг. Даже с далёкого расстояния было понятно, что это слишком опасно. Однако Кроули выбрал именно этот путь.

Юго-западный склон Канченджанги очень крут и состоит из непрерывно следующих друг за другом гранитных обрывов с покрытыми снегом уступами, поднявшись по которым можно попасть на горный хребет, который, , в свою очередь, ведёт к третьей по высоте вершине из пяти пиков Канченджанги. Именно эту уступчатую часть Кроули разглядел из Дарджилинга, что и заставило его недооценить сложность восхождения. Однако и от горного хребта до самой высокой вершины ещё очень далеко. Кроме того, ведущий к хребту уступчатый склон невероятно опасен, поскольку располагается с юго-западной — а значит, более нагреваемой солнцем — стороны горы, что является причиной частых камнепадов, а также снежных и ледяных обвалов. Кроули, рвавшийся вперёд, или неверно оценил особенности горы, или сознательно проигнорировал очевидные трудности восхождения.

Особенности горы были не единственной проблемой. Оказались ненадёжными носильщики. Часть из них дезертировала, и утверждение Кроули о том, что он «в своих странствиях никогда не имел трудностей с местными жителями, слугами, собаками и женщинами», вскоре было опровергнуто. Хотя Кроули и заявлял, что относится к местным жителям с пониманием, на самом деле он всегда ощущал своё превосходство над ними вплоть до того, что порой вёл себя как колонизатор. Это правда, что он не перегружал их работой без надобности и, по его словам, пользовался любовью этих людей, поскольку они знали, что он не допустит никакой несправедливости по отношению к ним. Однако он требовал, чтобы к нему обращал ись Бурра Сахиб, что значит Великий господин. Что же касается понимания, то здесь Кроули проявил полную несостоятельность. Причины бегства носильщиков и других связанных с ними проблем заключались не столько втом, как Кроули с ними обращался, сколько в том, что он игнорировал их культуру и верования. Они боялись не Кроули и не опасностей пути, а бога, который обитал на горе Пяти Снежных Сокровищ, как называлась Канченджанга на местных наречиях. Восхождение на гору вызывало гнев бога, который, как верили местные жители, управляет жизнями всех, кто обитает в окрестностях горы. Первым из всех именно Кроули должен был бы догадаться об этом.

С этого момента экспедиция начала неумолимо разваливаться . За те три дня, в течение которых экспедиция добиралась до места, подходящего для начала восхождения, враждебность, давно нараставшая в отношениях между Кроули и Гийярмо, прорвалась наружу. Гийярмо обвинил Кроули в том, что он не выставляет знаки, чтобы разметить дорогу для носильщиков. Кроули, в свою очередь, обвинил Гийярмо в том, что тот устраивает лагеря не там, где он ему указывает. Вина Кроули в данном случае не вызывает сомнений: он слишком торопился, чтобы как следует размечать дорогу, в результате чего Гийярмо сбивался с пути и разбивал лагерь там, где мог. Гийярмо разозлился на Кроули ещё и за его равнодушие к нуждам носильщиков. Многие из них шли босыми. Кроули утверждал, что они прячут ботинки среди вещей, которые несут, и что они сами предпочли совершать восхождение босиком, но едва ли это правда. Ведь экспедиция шла по льду. Мало того, что носильщикам было холодно, отсутствие обуви на ногах добавляло ещё одну трудность: люди всё время скользили.

Затем Реймон нарушил правила, отклонившись от курса, чтобы найти более лёгкую дорогу для своих носильщиков, но это ему не удалось, и в результате он был вынужден вырубать во льду ступени при помощи альпинистского топорика. Кроули вернулся, чтобы посмотреть, что случилось с Реймоном, и помог вырубать ступени, но был очень недоволен этим случаем неповиновения. Когда несколько носильщиков заболели, кто от кислородного голодания, а кто от снежной слепоты, Кроули отнёсся к этому слишком беззаботно. Со времён восхождения на К2 он был убеждён, что высота не может являться причиной болезни, и все симптомы объяснял усталостью людей. Тех же, кто страдал от снежной слепоты, которая, t по словам Кроули, была просто временной реакцией на яркий свет, лечили неправильно, глазными каплями с атропином. Вдобавок к этим несчастьям де Риги перестал справляться с управлением таким большим отрядом носильщиков. Он утратил авторитет и контроль над ними до такой степени, что Паш вынужден был спуститься к нему и взять часть его обязанностей на себя.

Однажды Гийярмо повёл своих носильщиков в обход вершины ледника, отклонившись от маршрута, назначенного Кроули. С каждым шагом он всё более отчаивался. По мере продвижения вверх, глядя на вершину горы, возвышавшуюся над ним и окутанную туманом, Гийярмо постепенно терял всякую надежду на то, что выбранный ими маршрут приведёт их к вершине, а заодно и доверие к Кроули. Что же касается Кроули, то, с его точки зрения, экспедиция трещала по швам потому, что остальные отказывались ему повиноваться.

На высоте около 18 тысяч футов они основали Лагерь III, а затем сделали рывок, основав Лагерь IV на высоте примерно 19 тысяч футов. Здесь Реймон и Паш упали от изнеможения, хотя Кроули, по его собственным словам, чувствовал себя «свежим, как краска, и настроенным, как скрипка». Он расценил состояние остальных членов экспедиции всего лишь как результат физического и психического перенапряжения, а также теплового удара, хотя и признал, что они серьёзно больны. Тем временем даже у него возникли проблемы со здоровьем. Солнце светило так сильно, что кожа Кроули на открытых участках начала трескаться и шелушиться, вызывая боль.

На следующий день появился Паш со своими носильщиками. В это время Гийярмо пребывал в скверном настроении, а Реймон начал паниковать: в результате Кроули поссорился с обоими. Альпинисты осыпали друг друга взаимными обвинениями, а запасы провизии начали истощаться. Когда все, кроме де Риги, собрались в одном лагере, хватило нескольких часов, чтобы парафин закончился, а еды осталось в обрез. А ниже по склону горы носильщики де Риги были на грани мятежа. Один из носильщиков Паша бежал, сорвался со скалы и погиб, унеся с собой вьюк с вещами Паша.

Кроули приказал Гийярмо взять с собой нескольких носильщиков и спуститься вниз, чтобы разыскать тело и вещи, атакже пополнить запасы провизии. На островке обнажённой породы, на 1 500 футов ниже лагеря, Гийярмо нашёл погибшего человека. Остальных носильщиков эта первая смерть, казалось, не удивила: бог горы получил свою жертву, и тело похоронили. Но друга погибшего носильщика охватил страх, и он бежал, бросив постель Паша в снег. Оставшиеся носильщики были деморализованы. Тогда Кроули взял задачу подъёма боевого духа на себя. В своём романе «Дневник наркомана», опубликованном в 1922 году, он описывает, что он для этого сделал: «Несколько лет назад я руководил экспедицией в Гималаях; кули боялись идти по снежному склону, который нависал над ужасной пропастью. Я крикнул, чтобы они смотрели на меня, быстро вскарабкался на вершину склона, затем соскользнул вниз, как мешок овса, и вскочил на ноги лишь на самом краю обрыва. Пока я возвращался к ним, они пребывали в оцепенении от благоговейного изумления».

Двадцать девятого августа Кроули, Паш и Реймон пустились в путь вместе с дюжиной носильщиков, чтобы основать Лагерь V на высоте около 21 тысячи футов. Это был стремительный бросок. При малом количестве оставшейся провизии они подвергались риску. Их опасения оправдались. В течение двух дней им пришлось ждать подкрепления с запасами еды, но никто так и не появился. Тогда Кроули послал в Лагерь IV Паша с короткой запиской. В ней он обвинял де Риги в неспособности справиться со своими обязанностями и просил Гийярмо подняться к нему как можно скорее. Однако, не дождавшись ответа, он продолжил восхождение.

Вместе с несколькими носильщиками Кроули двинулся вперёд и принялся вырубать во льду ступени, чтобы остальная часть экспедиции могла продвинуться выше. Если ему и не удастся покорить гору, он, чёрт возьми, должен суметь подняться выше максимальной высоты, равной 21 653 футам, которой достигла экспедиция на К2. Местами лёд был хрупким, и передвижения отряда вызвали небольшую лавину. У одного из носильщиков, напуганного близостью горного бога, началась истерика, и он отвязал себя от общей верёвки. Чтобы привести носильщика в чувство, Кроули ударил его ледовым топориком. Это ещё сильнее ослабило дух носильщиков. По возвращении в Лагерь V они начали роптать, кроме того, их охватил ещё более сильный страх перед богом. Ночью несколько человек бежало. Они добрались до Лагеря IV и пожаловались Гийярмо на то, что их бьют. Затем они спустились в Лагерь III, где де Риги убедил их не покидать экспедиции, обещав, что больше их никто не тронет. Он не мог позволить себе потерять ещё несколько человек в придачу к тем, которые уже ушли.

На следующий день, 1 сентября, Гийярмо и де Риги с большим отрядом носильщиков поднялись в Лагерь V, но не принесли с собой никаких припасов. Вновь прибывшие встали в оппозицию Кроули, оспаривая его лидерство и предъявив ему целый список обвинений, включая его обращение с носильщиками. Разгорелась ссора. Кроули отверг все обвинения.

По мере приближения ночи экспедиция оказалась перед лицом серьёзных трудностей. Лагерь V был слишком мал, чтобы все могли разместиться на ночлег. Кроме того, ненадёжность снежного покрова заставляла опасаться, что он не выдержит веса расположившихся на нём людей. Тогда Кроули велел носильщикам спуститься в Лагерь IV и укрыться там под скалами. Они повиновались. Гийярмо и де Риги, чьи претензии на лидерство потерпели полный крах, решили вернуться в Лагерь III и пустились в путь. Некоторое время спустя Паш изъявил желание последовать за ними: с тех пор как он утратил свои постельные принадлежности, ему приходилось спать на ледяном полу своей палатки, и он больше не мог выносить холода, постоянных ссор и деспотизма Кроули. Кроули приложил все усилия, чтобы отговорить его, но безрезультатно.

Когда солнце начало садиться, Паш вышел из Лагеря V. Он не рассчитал риска, на который шёл. После целого дня под палящим солнцем снежная толща «прогрелась» и легко могла поползти. Спустя тридцать минут Кроули и Реймон услышали крики, которые, как им показалось, принадлежали Гийярмо и де Риги. Реймон, несмотря на возражения Кроули, отправился узнать, в чём дело. Стало темно. Реймон не звал Кроули на подмогу и не возвращался. Это невероятно, но Кроули не предпринял ничего. Он остался в своей палатке и в положенное время отправился спать. Нет сомнений: он был уязвлён тем, что никто не слушался ни его приказов, ни советов.

Когда рассвело, Кроули проснулся и пошёл посмотреть, что же всё-таки случилось. Несколько ниже Лагеря V двадцатифутовый отрезок проложенной ими тропы был снесён лавиной вниз примерно на 250 футов. Кроули огляделся, но никого не увидел. То, что здесь произошло, было позднее описано Гийярмо в эссе «На Канченджанге. Путешествие и научные исследования, проведённые во время путешествия в Гималаи на границу Сиккима и Непала», опубликованном в журнале «Альпийское эхо» в 1914 году.

После того как Гийярмо и де Риги ушли, Паш нагнал их. Обвязав одной страховочной верёвкой себя и ещё троих носильщиков, альпинисты начали спуск. Гийярмо шёл, первым, за ним — де Риги, за которым следовали Паш и носильщики. Носильщик, шедший следом за Пашем, поскользнулся: у европейцев на ногах были кошки, тогда как носильщики были лишены такого подспорья, хотя некоторые из них к тому времени уже обулись в обыкновенные ботинки. Падая, этот человек увлёк за собой носильщика, шедшего пятым. Паш, несмотря на то что был в кошках, не смог удержать их и тоже упал. Замыкающий всей цепочки, третий носильщик сорвался вместе с ними. Они соскользнули мимо Гийярмо и де Риги и своим падением вызвали лавину. Последние двое не могли сделать ничего, поэтому их тоже увлекло лавиной. Гийярмо изо всех сил старался удержаться на поверхности снежной толщи, но соскользнул в расселину. Де Риги потерял сознание, ударившись о выступ скалы. Гийярмо, держась за верёвку, выбрался из расселины к де Риги, привёл итальянца в чувство и освободил де Риги от опутавшей его верёвки. Ни носильщики, ни Паш не подавали никаких сигналов. Гийярмо и де Риги позвали на помощь. Через некоторое время появился Реймон, и все трое принялись копать снег в поисках пропавших людей. После часа таких поисков они оставили попытки. Никто не мог выжить, будучи погребённым под лавиной в течение такого долгого времени.

Как только рассвело, выжившие приступили к печальной обязанности по отысканию тел погибших. Вскоре они увидели Кроули, спускавшегося с горы. Как могло случиться так, что они видели его, а он их не видел, остаётся загадкой. Ему кричали, но он не ответил.

Начиная с этого момента описания событий в значительной степени расходятся. По словам Кроули, когда он оказался поблизости от Лагеря IV, он слышал крики и отозвался на них, но не получил ответа. Подумав, что голоса могут быть галлюцинацией, Кроули добрался до лагеря и забрал носильщиков, которые ночевали там. В Лагере III он обнаружил только носильщиков и стал ждать. Наконец появились Гийярмо и остальные. К счастью, они получили лишь незначительные травмы. Хотя Кроули заметил, что де Риги старался держаться достойно, он всё же с досадой упоминает о его «нытье и постоянных воплях». Затем Кроули, судя по всему, приказал де Риги послать носильщиков в Лагерь V, чтобы разобрать лагерь, забрать оборудование и свести вниз Саламу Тантру и остальных оставшихся там людей. Де Риги не мог заставить носильщиков повиноваться, но Кроули это удалось. Затем он якобы приказал выкопать из снега тела погибших и 3 сентября воздвиг над ними памятник в виде пирамиды из камней. После погребения Кроули отказался от продолжения экспедиции. Его спутники нарушили контракт, не подчинялись его приказам, оспаривали его власть, вели себя (по его мнению) безрассудно и непрофессионально, и ему больше нечего было здесь делать. Взяв с собой нескольких носильщиков, он пустился в дальний путь до Дарджилинга.

Не связываемые больше никакими обязательствами, Гийярмо, Реймон и де Риги тоже направились в Дарджилинг. Гийярмо кипел от гнева. Согласно его версии произошедшего, Кроули бросил их в беде. По свидетельству Гийярмо, последний раз перед встречей в Дарджилинге он видел Кроули, когда тот миновал место недавно сошедшей лавины и даже не побеспокоился выяснить, что произошло. Гийярмо утверждал, что Кроули не принял никакого участия ни в поиске мёртвых тел, ни в погребении. По словам Гийярмо, тела были обнаружены 4 сентября, похороны же устроили 6-го, когда была построена пирамида из камней.

Когда именно Кроули добрался до Дарджилинга, точно не известно, однако известно, что он предпринял прежде всего, когда оказался в городе. Он телеграфом послал свой несправедливый отчёт об экспедиции в редакцию . Daily Mail в Лондон. Сделав это, он принялся писать другие статьи, где во всех несчастьях обвинял Гийярмо. Когда 20 сентября остальные члены экспедиции прибыли в Дарджил инг, оказалось, что всё произошедшее уже предано гласности, причём в версии Кроули. Если до этого Гийярмо сердился, то теперь он был просто взбешён. Он полагал, что Кроули будет помалкивать о том, что случилось. Вместо этого он обнаружил всю историю экспедиции в печати. И ответственность за всё лежала на нём. Есть даже основания предполагать, что первую из своих статей Кроули написал ещё в палатке в Лагере V, после того как ушёл Реймон.

В последней статье, напечатанной в Pioneer Mail 15 сентября, Кроули оправдывал свои действия во время схода лавины. Он писал:

И ещё несколько слов в порядке объяснения того, почему я не спустился вниз во время этого происшествия. В момент первого крика я был уже в постели и заваривал себе чай после двенадцати часов, проведённых в снегу без еды; мне понадобилось бы десять минут только на то, чтобы собраться. На Реймоне были его ботинки и одежда, поэтому он готов был выйти немедленно. Я попросил его позвать меня, когда он выяснит, в чём дело, и в том случае, если ему понадобится какая-то помощь. Он не позвал меня. Те, кто не был там, не имеют права судить об обстоятельствах произошедшего; и я являюсь единственным человеком, который был там и который знает всё об этой горе.

Далее по тексту следуют впечатления Кроули об отеле «Драм Друид», где он снова поселился.

Де Риги было дано право на ответное слово. Он критиковал по существу, очертив основные проблемы, возникшие у членов экспедиции со своим лидером, начиная от высоких взносов за участие и заканчивая замечанием Кроули о том, что де Риги не является настоящим джентльменом, как остальные альпинисты, но может оказаться полезным во время переговоров с носильщиками и поставщиками по поводу грузов и цен на их перевозку. Закончил де Риги заявлением, что если Кроули являет собой пример джентльмена, то он, де Риги, чрезвычайно рад, что таковым не является.

Гийярмо и Кроули встретились для обсуждения экспедиции 26 сентября: встреча эта не закончилась ничем определённым, но во время неё Гийярмо просил Кроули больше не писать для прессы. На самом деле это было не что иное, как применение тактики проволочек, поскольку на следующий день Гийярмо написал Кроули угрожающее письмо. В письме он обвинял Кроули в подлом поведении, в присвоении общественных денег экспедиции, требовал выплаты причитающихся ему денег — бюджет экс-педиции находился в банке Дарджилинга — и угрожал Кроули в случае, если тот не выполнит этого требования, послать экземпляр «Подснежников из сада викария» в такое место, что Кроули вряд ли будет этому рад. Поскольку книга была написана в непристойно эротическом жанре, Гийярмо, возможно, видел в ней некий рычаг для шантажа Кроули. Но он не знал, с кем связался: Кроули был в высшей степени рад любой рекламе.

Перед лицом тех затрат, которые повлекла бы за собой подача на Кроули в суд, Гийярмо отступил. Кроули со своей стороны решил прекратить шантаж и клевету, направленные на Гийярмо. Это было мудрое решение. Если бы он продолжил в том же духе, то перегнул бы палку и сам подвергся бы опасности. Вместо этого он остался в отеле в компании молодой непальской девушки по имени Тенгуфт.

Любопытно, что, как и в случае с картами Гарвуда, Кроули позднее, на какое-то мгновение, склонился к тому, чтобы признать некоторые из обвинений Гийярмо. В заметках Кроули на черновике автобиографии читаем: «Надо привести отчёт Гийярмо... это будет честным завершением истории». Это замечание, правда, зачеркнуто. Кроули решил, что так будет лучше.

Хотя Кроули и сожалел о погибших, в сущности, он не чувствовал никакого раскаяния. У него давно уже оформилась позиция, согласно которой раз уж кто-то умер, то больше не о чем говорить. Поиск тел погибших он считал напрасной тратой сил. Самым большим его разочарованием было то, что он не сумел покорить Канченджангу. Кроули считал, что поднялся до высоты 25 тысяч футов, но тем самым он принимал желаемое за действительное, и, вероятнее всего, самой высокой точкой, которой он достиг, были 22 тысячи футов. В письме Экенштайну он предложил ему на следующий год попробовать ещё раз, вместе, но предложение было отвергнуто. Канченджанга окончательно не была покорена вплоть до 1955 года, когда командир экспедиции сэр Чарльз Эванс решил не посягать на самый высокий пик горы из уважения к религии местного населения. С тех пор все другие экспедиции поступали так же. На самую большую вершину горы нога человека не ступала до сих пор.

Главный критический аргумент, который Кроули выдвигал против Гийярмо, заключался в том, что тот поставил слишком много людей на одну страховочную верёвку и, кроме того, шёл первым, вместо того чтобы быть замыкающим и предпринять необходимые действия в случае, если бы его спутники сорвались. Это был веский аргумент в пользу Кроули, и его справедливость впоследствии подтвердилась. В 1922 году во время попытки покорения Эвереста одной страховочной верёвкой оказались связаны семь носильщиков. Все они сорвались и погибли.

Из-за плачевных результатов экспедиции пострадала репутация Кроули. В февральском номере журнала Альпийского клуба за 1906 год поспешили сообщить, что Кроули не является членом этого клуба. Когда стало широко известно, что Кроули не пришёл на помощь своим товарищам, его авторитет в альпинистских кругах резко упал. Его заявление в одной из статей, что он вовсе не был «очень уж озабочен оказанием помощи при тех обстоятельствах» потому, что «подобные несчастные случаи в горах [он имел в виду несчастья из-за глупого поведения] относятся к тому роду происшествий, к которым я не испытываю сострадания», едва ли помогло ему чем-либо. Не пошло ему на пользу и замечание о том, что Гийярмо был достаточно взрослым и опытным, чтобы спастись самому, а спасать де Риги всё равно никому не пришло бы в голову.

Шли споры по поводу того, что в ту ночь в палатке в Лагере V Кроули испытал не что иное, как приступ страха. Сорок лет спустя, как написал в книге «Великий Зверь» Джон Симондс, он наблюдал, как Кроули трясущимися руками в отчаянии записывал размер своей дневной дозы наркотика, к которому у него уже давно возникло привыкание. У Кроули было своё название для такого состояния. Он называл его «страх Канченджанги».

 


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 356; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!