Воспоминания членов команды Руслана Аушева
Якуб Патиев, политолог:«Он стал первым за всю историю страны официальным Героем Советского Союза из числа ингушей. И автоматически стал национальным героем, национальной гордостью. Этим своим подвигом он показал стране и миру равное с другими народами обладание ингушами мужеством, гордостью, государственной мудростью. Его авторитет во всей стране был непререкаем. Никто другой, кроме Руслана Аушева, будучи ингушом, не смог бы победить на выборах в высший законодательный орган страны за пределами этнической территории, как это случилось в 1989 г. Вторая заслуга Руслана Аушева в том, что именно он оказался во главе только что образованной Республики Ингушетия. После того как случилась трагедия ингушского народа октября-ноября 1992 г., и территория республики, по сути, не имела никакой официальной единой власти, когда неофициальные лидеры нации оказались растерянными перед трагедией и практически были отвергнуты народом, он стал во главе республики. Никто другой не смог бы управлять ситуацией в те сложные 90-е годы и заложить основы для дальнейшего роста и становления ингушской государственности. В те годы на горизонте политической жизни не было равных ему. Именно поэтому никто не осмелился выдвинуться или выдвинуть кого-то другого кандидатом на пост президента республики».
Азамат Нальгиев, пенсионер: «Заслуга его перед народом в том, что в самые тяжелые моменты судьбы нашего народа он оказался вместе со своим народом. Он оказался впереди своего народа. Он вытащил из тяжелой ситуации свой народ. Большей заслуги быть не может. Отвечая на вопрос, какая заслуга Аушева перед республикой, скажу: Руслан Султанович Аушев – автор Республики Ингушетия».
|
|
|
Асхап Гойгов:«Главная заслуга Аушева в том, что он организовал наш народ, организовал республику. Те настроения, которые были во время избрания президентом республики, люди хотели возмещения, возмездия (после осетино-ингушского конфликта), хотели военных действий против соседей, которые нас обидели. Все это Аушев повернул на созидание. Он с нуля, с минусов, создал республику. Сформировал кадры. Набрал хорошую команду. Не дал втянуть республику в войну. Большую миротворческую роль играл во время чеченской войны, соблюдая при этом нормы кавказских отношений. Он не допустил театра военных действий в Республике Ингушетия. Республика строилась и развивалась».
3. Галина Ковальская (журнал «Итоги»)в своем материале от 27 августа 1996 года приводит много отзывов простых людей о Р. С. Аушеве:
«Президентство.В первых числах ноября 92-го в Пригородном районе произошел кровавый, но локальный эпизод. Россия его быстро забыла. Для ингушей то была вторая по масштабам, после депортации 44-го года, национальная трагедия. В считанные дни – сотни убитых, в том числе зверски замученных, и десятки тысяч беженцев с той самой земли, которую мечтали «административно переподчинить».
|
|
|
Рассказы беженцев свидетельствовали: главная роль в их изгнании принадлежала не осетинам, а Российской армии. В Назрани повсюду крупными буквами было написано: «Будь проклята, Россия!», «Смерть Хиже» (Хижа – в ту пору один из вице-премьеров, был назначен ответственным за «наведение порядка в зоне конфликта») и «Ельцин – свинья!». Отчаяние, охватившее народ, было сильнее ужаса. Еще немного, и ингушская толпа с кольями и вилами, с охотничьими ружьями и с загодя припрятанными автоматами кинулась бы мстить и «умирать за справедливость».
В эти дни Аушев приехал на родину. «Я, как всякий нормальный человек, примчался домой, когда там стряслось несчастье». Ни яростного и яркого Богатырева, ни мягкого интеллигентного Сейнароева в тот момент слышно не было. Исса Кодзоев и вовсе запропастился невесть куда. Аушев оказался тогда единственным, кому люди поверили.
Кремль попытался было придать аушевскому лидерству легитимный статус: его назначили ингушским заместителем главы временной администрации. (Общим главой в регионе был Шахрай, и ему полагались два зама – с осетинской и с ингушской сторон.) Через два месяца Аушев подал в отставку – считал, что Москва и в частности Сергей Шахрай занимают проосетинскую позицию. Ему был чужд и противен чиновничий мир, в котором он вынужденно оказался. Аушев решил, что политика – не для него и по этим правилам он играть не будет. Московское руководство, кажется, не особенно опечалилось отставкой Аушева.
|
|
|
А вскоре за Аушевым в столицу приехали. «Из Назрани, из разных мест, из сел. Они не просили, они такие слова говорили: вроде я их бросил и чуть ли я не предатель. Я четыре года в Афганистане воевал – мне никто никогда таких слов не говорил. Я не знаю, какой мужчина может это стерпеть. Я им сказал, что согласен вернуться и жить там, в Ингушетии, но просто как рядовой человек. А они сказали: нет, ты – с образованием, тебя в Москве знают, нам нужен такой руководитель. Тогда я согласился, но с условием, чтобы это была выборная должность. Чтобы не от московских начальников был мандат, а от народа. Тогда решили, что будет президентская республика».
|
|
|
Потом, в 94-м, когда после утверждения республиканской конституции решили провести новые президентские выборы, Аушев снова «попросится в отставку». Вернее, не станет выдвигаться. На него снова придется изо всех сил давить представителям сел и районов.
В феврале 93-го только-только образовавшаяся Ингушская Республика (в декабре 92-го в тогдашнюю Конституцию РФ внесли поправку: добавили новый субъект федерации), захлебываясь от энтузиазма, выбирала Аушева президентом. Он набрал почти 100 процентов. За него голосовали местные и беженцы, ингуши и те немногие русские, кто еще не покинул Ингушетию. Даже его оппоненты из того самого грозненского комитета, в разговорах с журналистами очень неодобрительно отзывавшиеся о самом Аушеве, о его «порочащих связях» с Москвой, о его афганском прошлом, накануне выборов неожиданно призвали население проголосовать «за».
С президентом Аушевым в тот момент ингуши связывали все надежды: беженцы – на возвращение домой, местные – на восстановление справедливости. Русские, измученные безвластием и ростом преступности, надеялись на наведение хоть какого-то порядка. Все было так безысходно плохо, что без надежды местные жители просто не выжили бы.
«Если совсем честно, - рассказывал один ингуш, - мы выбирали его для войны. Думали: вот генерал, он нас организует и поведет в бой. Никто тогда не мог смириться... А он, видите, повернул совсем по-другому. И заставил людей это принять, признать, что он прав».
На хозяйстве.В новорожденной Ингушской Республике не было ничего – ни властных структур, ни системы жизнеобеспечения. Не было никакой промышленности. Практически не было интеллигенции: мало-мальски выдвинувшиеся из общей массы ингуши традиционно переезжали либо в Грозный, либо во Владикавказ (тогдашний Орджоникидзе). Ингушские идеологи в начале 90-х среди прочего так и обосновывали свои претензии на часть Владикавказа: должен же и у нас быть свой город. Назрань на роль города никак не годилась. Большая грязная деревня, главная достопримечательность которой – обшарпанное здание бывшего райкома, там размещалась администрация Назрановского района.
В Ингушетии не было гостиницы. Про гостиницу – про ее отсутствие – прочувствованно говорил еще в 90-м году на съезде российских депутатов Бембулат Богатырев. «Но ингушам не нужна гостиница, - сказал он тогда. - Если к нам приходит гость, любой ингушский дом становится гостиницей». (Это, кстати, чистая правда.) Потом гостиничный сюжет возникал в начале ингушско-осетинских переговоров. Уполномоченные представители Российской Федерации неизменно поселялись во Владикавказе. Ингушей это возмущало: живут во Владикавказе, значит, общаются с осетинской стороной.
За гостиницу Аушев принялся сразу. Первые гостиничные коттеджи возникли через несколько месяцев после избрания его президентом. Потом появилось здание побогаче. Наконец, около года назад открылась «Асса» – отель западного уровня: с четырьмя белоснежными махровыми полотенцами на душу поселившегося.
Любой ингуш, от Назрани до глухого горного села, первым делом поинтересуется: «А вы видели нашу гостиницу?» Гостиница – символ движения к цивилизации.
За три года построили несколько дорог, в том числе в горы, в отдаленный Джейрахский район, туда же и газ протянули; два водовода – в Сунжу и в Малгобек. Кондитерская фабрика, кирпичный завод, домостроительный комбинат – что-то уже работает, что-то вскорости будет сдано в эксплуатацию. В Малгобеке, в Назрани, в Сунже – кварталы нового жилья. И еще масса всяких затейливых мелочей вроде детских аттракционов или декоративного прудика с ночной подсветкой в центре Назрани.
«Знаете, - говорит многодетная мать, а у ингушей других не бывает, - вам, москвичам, это кажется чепухой. А вот мне приятно, что мои детишки теперь будут знать и что такое карусели, и что такое мороженое, и как в кафе сидят. Они ж у нас росли – ничего, кроме кур и огорода, не видели».
Женщины Ингушетии Руслана любят. Однажды на собрании по случаю 8-го Марта аушевское поздравление свелось к одной фразе: «Желаю вам, чтобы вы рожали только мальчиков и не обижались, когда муж приводит в дом вторую жену». Женщины изумились, но бурно зааплодировали. (Президентом подписан указ, разрешающий, в соответствии с национальными и религиозными обычаями, брать в жены нескольких женщин.)
Строят школы. Не простые – лицеи. Несколько штук на республику. Кадетский корпус Аушев опекает лично. По его замыслу, корпуса будут готовить не только будущих военных, но и образцовых чиновников.
С учительскими кадрами беда. Старательно собирают лучших из лучших по республике. Но много ли таких в Ингушетии? Отчасти выручают беженцы: владикавказские и грозненские. Уже заканчивается строительство коттеджей для «сагитированных» из других регионов.
Пока не хватает своих специалистов – будут покупать, сколько денег хватит.
Зачем такой размах? Может, сначала навести бы порядок во всех «обычных» ингушских школах – там, особенно в селах, не хватает просто грамотных учителей.
Но Аушев озабочен формированием национальной элиты. И в этом тоже находит понимание и поддержку у жителей Ингушетии.
Отель, пруд с подсветкой, лицеи выглядели бы смешно, если бы не серьезность ингушей. Они гордятся городком детских аттракционов или клумбой почти так же, как своим президентом.
Вопрос вице-президенту Агапову: «Что вы считаете важнейшим достижением за время вашего с Аушевым правления?» – «Мы сумели повернуть народ на путь созидания. Научить его гордиться тем, что построено и сделано, а не тем, что может быть когда-нибудь отвоевано».
«Аушетия».Иногда говорят «Аушетия». Вроде шутят. Мол, Аушев на все посты в республике старается рассовывать своих людей. Родственники, свойственники и земляки – бич кадровой политики на Кавказе (да и всюду на Востоке). Аушевские свои отбираются по другому принципу. «Борис Николаевич, - спрашиваю Агапова, - как это вы, русский воронежский человек, оказались вице-президентом Ингушетии?» Он отвечает: «Мы с Русланом очень подружились еще в Москве». Руслана позвали в президенты, он предложил своему другу и соратнику по Комитету воинов-афганцев: «Поехали вместе!»
Агапов, как и Аушев, бывший афганец. В аушевской команде много бывших афганцев – русских, ингушей. Например, Руслан Плиев. Возглавлял аппарат правительства, сейчас лидер ингушского парламента. Бывший аушевский комбат, русский, сейчас республиканский министр по чрезвычайным ситуациям.
Насколько аушевская команда эффективна, обнаружилось в декабре 94-го. Когда, вопреки доводам, призывам, мольбам ингушского президента, Российская армия двинулась на Чечню через территорию Ингушетии. Через Ингушетию, переполненную бездомными, безработными мужчинами, кипящими ненавистью к российским оккупантам и сочувствием братьям-чеченцам. Что нужно было сделать, чтобы они не бросились под танки? Чтобы то, что через несколько дней случилось с Грозным, не началось в Ингушетии? Только одно: достучаться буквально до каждого. Каждому объяснить: ни на минуту мы не поддерживаем кремлевскую акцию, но мы должны, мы просто обязаны выжить. Сохраниться как народ. Мы не имеем права быть раздавленными этой бронетехникой. Поэтому будем протестовать – словом. Как наш президент. Но не позволим спровоцировать себя на боевые действия.
Аушевская команда ринулась по пути следования военной колонны, опережая ее. Разъясняли, уговаривали, упрашивали. Сделали невозможное.
Замечательно, что ни в оценке чеченской войны, ни в оценке действий российских генералов, ни в отношении кремлевской политики в целом «русскоязычные аушевцы» ничем не отличаются от вайнахов. Разве что словосочетаний вроде «имперская политика» или «русский шовинизм» Аушев не произносит. Это делает Агапов.
Чеченская позиция президента Ингушетии вызывала у российских генералов массу нареканий. Его обвиняли чуть ли не в государственной измене. Между тем, решительно осуждая войну, Аушев ни на минуту не перестает ощущать себя гражданином России. Все его доводы в пользу вывода войск и прекращения войны основаны на российских государственных интересах: Аушев доказывает, что война на Кавказе наносит больший ущерб российской территориальной целостности, чем существование дудаевской Чечни. Глава соседнего с Чечней региона, он, естественно, кровно заинтересован, чтобы по соседству не рвались бомбы, чтобы прекратился, наконец, неиссякаемый поток раненых и беженцев, чтобы по его республике не гуляли танковые колонны, после «боевого похода» которых от только что проложенной дороги ничего не остается.
Изобретательные умы вроде генерала Куликова могут рассуждать о желательности «чеченизации» конфликта. Аушев-то прекрасно понимает, что война у границ, будь то гражданская или с участием армии, ничего хорошего его родине не сулит.
Кажется, Александр Лебедь первым сообразил, что эта аушевская роль вайнаха-россиянина вкупе с авторитетом ингушского президента – государственный капитал. Потому Лебедь и усадил Аушева на недавних переговорах с российской стороны.
Беженцы.Посреди Назрани, около прудика с подсветкой, пустырь, кое-как огороженный забором. За ним, почти впритирку друг к другу – обшарпанные фургончики. На несколько десятков семей – один кран и две выгребные ямы. По территории ползают и бегают детишки с явными признаками рахита – болезни, раньше на Кавказе невиданной.
Многие беженцы из Чечни и из Пригородного района сами или с помощью родственников построили или купили жилье. Нашли работу. Хотя в этих местах безработица страшная еще с советских времен, на специалистов спрос есть. В фургонном городке остались те, кто сам выкарабкаться не может.
С марта аушевское правительство перестало финансировать неустроенных беженцев. В конце концов, они – граждане Северной Осетии, так пусть беспокоятся о них Галазов или Москва. Аушевская линия: беженцы должны вернуться. Нельзя позволять Галазову саботировать их возвращение. Аушев рассчитывает надавить на Москву, чтобы та вынудила осетинские власти заняться возвращением беженцев-ингушей. А они уже не хотят возвращаться. Еще полтора-два года назад только и твердили: «Домой!» Сейчас – устали. Нет сил отстраивать разрушенное и сожженное. Кажется немыслимым снова погрузиться в атмосферу вражды и подозрительности. Спрашиваю: «Обижаетесь на своего президента?» – «На Аушева?! Что вы, без него мы бы и вовсе пропали». Точно так же бросаются на защиту своего президента безработные, когда я позволяю себе заметить, что строительные подряды лучше было бы продавать своим, а не словакам с югославами.
Антиаушевская оппозиция, кажется, существует только в Москве. В республике я ее не нашла.
Похоже, президент Аушев смог дать своим соплеменникам нечто не менее важное, чем водопровод или газопровод. Аушев дал ингушам ту самую «общенациональную идею», о которой пока только мечтает Борис Ельцин. Идея эта проста. Самим построить республику, в которой можно жить»[75].
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 859; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!