Глава одиннадцатая, в которой Кьяра покупает весьма дорогую вещь
До памятного перевала они добрались без приключений и разговоров; Ораха пребывал в своем собственном мире, где слова были не нужны, Амадею было о чем поразмыслить, Кьяре Мильфлер тоже, а орк был попросту неразговорчив.
Через перевал, где им пришлось пережить несколько неприятных часов, Цатх и Амадей решили не ехать; лучше провести несколько лишних дней в пути, чем еще раз оказаться рядом с Матушкой Порчей. На вопрос спутницы, чем им настолько не угодила короткая дорога через горы, что они тащатся в объезд, они отговорились чем-то вроде «тропу размыло, не стоит рисковать».
Воспользовавшись тем, что спутники уже достаточно опередили их, Амадей подъехал к Кьяре, которая явно не торопилась и чуть ли не придерживала поводья.
-Послушай, я еще вчера хотел спросить тебя… Ты так простилась с братом, что он потом тебе вслед как побитый пес глядел. А ведь ты не хуже меня знаешь, что Ставрос гордится тобой, и любит тебя. Тебе не кажется…
-Не кажется. – Отрезала девушка. – Лучше бы он уважал меня и ценил, как равную. Чтоб ты знал, я за него перед родителями с двенадцати лет отвираюсь! Одну половину его подружек в своей комнате прятала, а вторую через черный ход выпроваживала! А уж сколько раз он через мое окно домой возвращался, и не сосчитать. Кобель. – Припечатала Кьяра и ненадолго замолчала.
-И после всего этого он вздумал мне мораль читать! - Не выдержав, взорвалась она. - Мол, как я могла быть такой дурой, чтобы одной в дом к Вермисам ходить. А еще сказал, что я могла бы и не устраивать представлений, выйти за Диккона и прибрать его к рукам еще до того, как свадебные колокола отзвонят. И вить из него – ну, не веревки, но уж шнурки точно!
|
|
|
-И жила бы себе преспокойно, делала, что вздумается - замужним-то дамам много что с рук сходит, не то что девицам на выданье… муж бы тебе в рот заглядывал, а его мамаша и дорогу к твоему дому забыла, уж об этом бы мы позаботились, - проговорил Амадей, понимая, что ничего более умного Ставрос сказать не мог.
-Вот-вот, слово в слово. – Скривилась девушка.
-А чего ты ждала, скажи на милость? Я знаю Ставроса вполовину меньше твоего, но чтобы он философски принял скандал, в который ты впутала дом Тавма – не фыркай, так оно и есть, - вот на это я бы уж точно не рассчитывал.
Кьяра с деланным безразличием пожала плечами.
-Ну и наплевать.
-На что именно? – Амадей ехал рядом с девушкой, глядя куда-то вдаль. – Не спеши с ответом. Дорога займет самое малое две недели, так что у тебя есть время на все мысли, что ты не успела подумать после того, как вышла из
ратуши.
-Я боюсь их думать. – Тихо ответила Кьяра. – Все это кажется мне дурным сном. Даже ты. И надо только еще немного потерпеть, и я проснусь в своей кровати… мама войдет ко мне, по обыкновению выговаривая за брошенное платье, растворит ставни. Я встану, обниму ее, выгляну в окно - посмотреть погоду - и увижу, как по улице несут даму Вермис в гробу.
|
|
|
-Хорошее начало дня. – Амадей присмотрелся к спутнице – прежде он не чувствовал такой обиды, видимо, была спрятана слишком глубоко.
-А ты что же, ждешь от меня веселых дорожных песенок? Ты всю мою жизнь спутал одним рывком, как негодные нитки! – В голосе Кьяры звенели обида, недоумение и недовольство. – Явился как хогмен из сказки – весь из себя, да еще и с королевской грамотой, раз-два и готово! Госпожа Мильфлер, извольте пожаловать во дворец. Выдернул меня как нитку из основы, я и пикнуть не успела…
Амадей крепко взялся за луку седла Кьяры и наклонился к девушке так близко, что мог пересчитать едва заметные веснушки на ее скулах.
-Так может, мне отправить тебя обратно домой? Чтобы ты как следует насладилась сочувствием ближних, как перепелка на вертеле – медленным огнем? Будешь ныть и жаловаться – я так и сделаю, Кьяра Мильфлер, и отправлюсь искать себе другого декоратора.
Девушка растерянно молчала, глядя в темно-красные, злые глаза альбиноса, остановившиеся прямо напротив ее собственных.
|
|
|
-Ты сама, еще до моего предложения отказалась от своего имени. Эту нитку ты сама выдернула. Мне осталось только подобрать ее с пола, куда ты ее уронила. Я умею видеть в грязи, все-таки сын старьевщика. – Напомнил Амадей, отстраняясь. – Вот что, Кьяра. Сделай милость – передумай все свои плохие мысли до того, как мы въедем в Трискелион. Столица кислых физиономий не любит. Где твой кураж? С таким настроем надо было за Вермиса замуж идти. Верни мне ту, которая хотела танцевать со зверями в лесу. Да поскорее.
Амадей пришпорил коня и оправился догонять опередивших его спутников, оставив Кьяру в одиночестве. Однако уже через пару часов она поравнялась с ними и более не отставала.
Они провели в пути уже неделю. С каждым днем весна все смелее шагала по земле; она забирала часы у ночи и отдавала их дню, хватала серые тряпки туч, протирала ими небо и отшвыривала прочь, суровым гребнем расчесывала древесные кроны до первых брызг зеленой крови, вышептывала из-под земли молодую траву. А в ледяном флаконе у нее за пазухой дожидался своего часа сладкий яд, собранный по капле неведомо где; она выльет его во все колодцы и источники на исходе апреля, чтобы всякий живой в мире обезумел от стука своего сердца и заметался в поисках такого же шалого существа.
|
|
|
Ветер теплел с каждым часом, небо разворачивалось свитком темно-голубого бархата, и на пригорках уже трепетали от собственной дерзости цветы, которые Кьяра называла слезами зимы, а Ораха – лепестки-леденцы. Дорога уводила их вглубь острова, дальше от побережья, вдоль гор.
Амадею без видимых причин с утра было не по себе; едва дотянув до полудня, он понял, что более не в силах делать вид, что ничего не происходит. Привстав на стременах, он раскинул руки, вдохнул полной грудью, открыл глаза по-настоящему и посмотрел в сердце мира – и чуть не захлебнулся от тревоги, плеснувшей ему в лицо порывом горького ветра.
-Остановимся. – Он натянул поводья, не слушая возражений спутников.
-Амадей, самое большее через час мы будем в Каппио, - Кьяра не спешила спускаться с лошади. – Городок на три десятка домов, но уж лучше жесткие стулья в их харчевне, чем камни у дороги.
-Нам не надо в Каппио, - ответил Амадей, оглядывая спутников, - как хотите, только не туда.
-А чем он тебе не глянулся? – Удивилась девушка. – Захолустье, конечно, но мы туда не навек собираемся.
-Что, опять? – Цатх подъехал ближе к Амадею.
-Вроде того. – Ответил тот. – Не так сильно, но как посмотрю в ту сторону - так меня с души воротит. Найдем обходной путь?
-Почему нет. - Орк тронул коня. – За мной.
Они свернули с дороги в сторону, намереваясь проехать через поля и лес, и обогнуть город, не приближаясь к нему, не ступая на его землю. Спустя несколько часов пути тропа вывела их из леса к оливковой роще, за которой вновь показалась дорога, будто только их и поджидавшая. Однако через полчаса пути Амадей вновь остановился.
-Мы здесь уже были. Тут деревья даже для олив старые, я их запомнил. Цатх, похоже, мы вернулись туда, откуда свернули.
Вместо ответа орк подъехал к Кьяре, выдернул белую ленточку, продернутую через прорези в ее рукаве, и повязал на ветку, повыше. Потом он повернул коня и направил его вспять, в сторону моря. Спутники последовали за ним, поторапливаясь и не рассуждая. Еще пара часов галопом по дороге, а потом – по невесть откуда взявшейся тропе, путающейся под ногами и уводящей в поля, рысью по редколесью, шагом между крупными валунами, последний поворот – и вот они, подуставшие и растерянные, оглядывают все ту же рощу вековечных деревьев с серой морщинистой корой. В сгустившихся сумерках было еще видно, что на одной из веток повязана белая ленточка, и ветер треплет ее почем зря.
-Ходим кругами. – Цатх покачал головой. – Амадей?
-А я что? Может, попробуем запутать следы?
-Так ведь за нами не следят. – Подал голос Ораха. – Тут никого кроме нас, даже птиц не слышно, а они в это время поют как нанятые. От кого убегаем-то?
-От беды. – Цатх озадаченно нахмурился. – Амадей?
-Да не знаю я, что делать!
-А твой приятель?
-Он спит. - Амадей опустил голову. – Боюсь, на этот раз он прозевал момент, и толку от него в этот раз не будет. Так что решаем сами.
И тут же, без предупреждений, будто боясь, что еще неосознанное намерение может быть услышано, юноша поднял своего коня на дыбы, разворачивая его, и вонзил шпоры в черные бока. Он помчал, не разбирая дороги, поминутно поворачивая то вправо, то влево, прижимаясь к жесткой гриве – а за ним скакали его спутники, пытаясь не упустить альбиноса из виду. Они походили на потревоженную стайку птиц, взлетевших с дерева и мечущихся по небу в поисках спасения.
Но что неспешный шаг, что отчаянное бегство – все оказалось без разницы и без результата. Дорога вновь свернулась в невозможный узел и обернулась сама против себя. Взмыленные, хрипящие кони вынесли четверых всадников уже в ночь, все к тем же старым оливам, и Кьяра дрожащей рукой отвязала свою ленточку с дерева.
-Ну все. – Ораха мешком сполз с коня. – Как хотите, мне выдохнуть надо.
Он уселся прямо на землю, открыл флягу и глотал воду, дергая кадыком. Напившись, он вытер лицо рукавом и с тихим вздохом вытянулся на каменистой земле. Остальные также спешились, чтобы перевести дух.
-Не вышло. – Цатх раздраженно блеснул клыками.
Амадей глотнул из фляги, прикрыл глаза.
-Ага. Похоже, здесь для нас оставили только одну дорогу. И ведет она как раз туда, куда идти не стоит.
-Вы двое знаете явно больше, чем мы, - подал с земли голос музыкант. - Может, поделитесь?
-Я предпочел бы поделиться с вами чем-то лучшим, - ответил Амадей. – А придется вместе ехать в дурное место. Я, знаешь ли, их издалека чувствую. В прошлый раз мне удалось удрать, а сейчас не выйдет.
-Может, переночуем здесь? – Спросила Кьяра. – А поутру отправимся в Каппио… уж не знаю, за что ты его дурным местом назвал.
-Идет. Я туда на ночь глядя не поеду. – Кивнул Амадей. – Устроимся за валунами, с подветренной стороны.
Они расседлали лошадей, и Цатх отвел их к ручью, напиться; сложили из камней очаг и соорудили из веток и плащей навес от ночного ветра. Кьяра пошарила в котомках и попыталась сложить собранную снедь в подобие ужина. И только когда все уселись рядом с весело горевшим костерком, то почувствовали, что устали до дрожи в ногах. Удивительно, но как только они смирились с тем, что придется ехать в Каппио, их будто оставили в покое, прекратили изводить тягостной тоской, и никому даже не пришло в голову, что подобная умиротворенность сродни той, что испытывают приговоренные к казни – все определено и скоро закончится.
Ораха, едва успев прожевать свой кусок хлеба с сыром, прикорнул на земле и тут же тихо засопел. Кьяра клевала носом, Амадей поминутно протирал глаза; и только Цатх невозмутимо смотрел на огонь, пошевеливая длинной веткой угольки.
-Спите, - наконец сжалился он. – Толку от вас…
Совести у его спутников было небогато, и они не преминули воспользоваться орочьей добротой.
Проснулись все еще засветло, на голой земле не очень-то разоспишься; наскоро прожевали остатки ужина, запивая его водой из фляги Цатха, и, не особо торопясь, направились в сторону Каппио.
Городок уютно устроился в излучине небольшой реки, бегущей с гор; три десятка домиков вели хоровод вокруг колокольни, особняк здешнего нобиля грелся на возвышении, окруженный садом. Остатки крепостной стены, некогда защищавшей Каппио от алчных соседей, наполовину были разобраны жителями, наполовину попросту осыпались. Затянутые плющом, выщербленные руины могли разве что дать приют козопасу в жаркий полдень, или стать местом детских игр. Поравнявшись с этой зримой границей города, путники остановились. До города они доехали спокойно, не вспоминая о том, как их сюда привели, но теперь остановились, переглядываясь в нерешительности.
-Тихо как, - покачала головой Кьяра, - как на кладбище. И воздух нездоровый.
-Кьяра! – Оборвал ее Амадей. – Выбирай слова. Тем более здесь.
-Ну, не так уж и тихо, - пожал плечами Ораха. – Я слышу шаги, и плеск воды, и прочие звуки маленького города, вот только разговоров не слышу совсем. И еще… что-то постукивает, ровно так, звонко, будто козочка копытцами… - И он поцокал языком, обозначая ритм, слышный только ему одному.
-И что это может быть? – Кьяра озадаченно посмотрела на музыканта.
-Откуда мне знать, - пожал тот плечами.
-Надо ехать. – Цатх оглядел спутников. – Держитесь рядом.
И стоило им двинуться в сторону городка, как та сила, что привела их против воли, вновь дала о себе знать. Да так, что им пришлось изо всех сил сдерживать коней, чтобы не влететь в Каппио лихим галопом. Первого жителя они увидели, когда проезжали через уже вскопанные огороды, тянущиеся полосой вдоль остатков южной стены.
-Эй, любезный!.. – И Амадей подавился своим голосом.
Горожанин, по всей видимости, огородник, таскал воду из колодца, расположенного неподалеку. И все бы ничего, но воды он натаскал столько, что грядки превратилась в болото, а он, не замечая того, что бродит уже по щиколотку в грязи, выливал очередное ведерко в земляную жижу. Путники постарались объехать его стороной – выглядел огородник не лучшим образом; насквозь промокший, чуть ли не мхом поросший, с безумными вытаращенными глазами и очень уж серым лицом. И запах, окружавший его, не внушал доверия – так пахнет стоячее болото, в которое забрела корова, да там и околела.
-Он мертв, - Цатх сплюнул. – Недели две.
-Как мертв? – Кьяра ахнула. – Он же ходит, вы что?
-Для этого необязательно быть живым. – Амадей усмехнулся через силу. – Сама посмотри. У живых таких лиц не бывает.
Мертвец добрел до колодца, опустил ведерко за водой, потянул его наверх; он не обращал ни малейшего внимания на всадников. Полностью поглощенный своей работой, он не представлял для них опасности, разве что лошади забрызгали себе бока разведенной им грязью. Они продолжили свой путь, даже не обсуждая возможность свернуть и оказаться где-нибудь подальше; яснее ясного было, что так просто их не отпустят.
Следующий встреченный ими горожанин подрезал виноградник; дело нехитрое, хотя и требующее известной сноровки: резать не торопясь, не сплющивая лозу, не слишком укорачивать плечи, на которые придется по осени вся тяжесть гроздьев – ну, и еще соблюсти кое-какие правила. Если сделать все это один раз и оставить виноградник в покое до подвязки перед обильными апрельскими дождями – жди хорошего урожая. А если повторять обрезку раз за разом… и про урожай, и про сам виноградник можно забыть. Горожанин, такой же серолицый и отвратительно пахнущий даже на расстоянии, медленно, лениво кромсал кривым ножом ни в чем не повинную лозу.
-Что он будет резать, когда закончит с этими пеньками? – Ораха подстегнул лошадь. – Поехали быстрее, что ли.
-А зачем? - Кьяра старалась держаться поближе к Цатху. – Хочешь полюбоваться на остальных горожан? Кажется, они тут все на одно лицо…
Она оказалась права. Во всем Каппио не оказалось ни одной живой души. При этом каждый был на месте и занят своими делами – но уж лучше бы они спокойно лежали в земле. Даже верховым всадникам вскоре стало тошно; Кьяра обернула лицо полотняным платком, Ораха прижимал к носу полу плаща. Тяжелый гнилостный запах висел над домами подобно отравленному облаку, стелился по улицам как туман с малярийных болот. На новоприбывших мертвецы не обращали никакого внимания, поэтому первоначальная оторопь вскоре сменилась тоской и отвращением. Бывшие горожане двигались медленно, как заводные куклы, у которых ослабела пружина, их мертвые лица были похожи на выжатые серые тряпки. Старик в длинном холщовом фартуке подметал улицу перед своей лавочкой, и его метла уже процарапала в утоптанной земле канавку; хозяйка трактира носила туда-сюда кувшин и стаканы на подносе – удивительно, до сих пор целые. В одном из домов, куда Амадей рискнул заглянуть (но тут же выскочил, зажимая рот ладонью), семейство сидело за столом и ужинало из давно пустых мисок, запихивая обгрызенные ложки в гнилые рты…
День выдался ясный, солнце улыбалось с небес, ранняя трава уже пробилась сквозь пожухлую старую, зеленея нежной отвагой. Каппио оказался уютным, спокойным городком, в такие обычно отправляют незаконнорожденных детей наполовину знатной, наполовину красивой крови, чтобы они росли там, не зная горя и забот, выпавших на долю одного из родителей.
И на фоне этого благоденствия, будто отвратительные насекомые по девичьей вышивке, ползали мертвые горожане; один из них заставил коня Кьяры шарахнуться, а саму ее взвизгнуть не своим голосом. Этот человек, бывший при жизни плотником, не так давно взялся сколачивать помост для выступлений артистов, которые обязательно приедут на весеннюю ярмарку. Он почти успел закончить свою работу, до того, как стал перебирать доски в бесконечных поисках нужной. Когда притянутые насильно в городок путники выехали на площадь, он стоял неподвижно, изредка поматывая головой как спящая лошадь. Казалось, он устал от такого нелепого посмертия и желает лишь поскорее рассыпаться в прах. Своей неподвижностью он отличался от большинства горожан, делающих свое дело с методичностью механизмов; казалось, он противился силе, управляющей здесь всем, будто гвоздь, попавший в шестеренки. И вдруг его затрясло, он схватился за молоток и, размахнувшись, что есть сил грохнул им по помосту – да так, что расколол доску. Вот тут-то Кьяра и завизжала; после тягостной вязкой тишины удар прозвучал вдвойне устрашающе. Однако этим все и закончилось; плотник, выронив молоток из внезапно ослабевшей руки, принялся бестолково примерять доски, не решаясь выбрать нужную.
Они проехали городок насквозь, не испытывая желания задержаться; все увиденное или заставляло тяжело дышать, подавляя отвращение, или нагоняло тоску. Оказавшись возле осыпающейся стены, на которую вылезли погреться ящерицы, путники посовещались и направились по дороге, выводящей из города – без особой надежды. Однако не прошло и пяти минут, как стало ясно, что она каким-то неведомым образом извернулась, и теперь ведет их прямиком в город.
-Попробуем еще раз? – Кьяра повернула коня. – Следите внимательно, где мы сворачиваем не туда?!
-Да тут хоть обсмотрись, - Ораха сжал губы так, что его скептическая родинка почти исчезла, - толку-то?!
И все же они попытались еще раз. И еще. И только когда Кьяра, уже открыто всхлипывая, направилась на дорогу из города в пятый раз, Амадей преградил ей путь. Он подъехал к девушке, осторожно вынул поводья из судорожно стиснутых рук и протянул ей почти пустую флягу с водой.
-Не реви. А то домой отправлю.
-Может, нам стоит наведаться туда? – Ораха указал на стоящий в пределах городской стены на небольшом холме дом, окруженный садом. – Тот стук… он все так же доносится оттуда. Что, никто кроме меня не слышит? Вот ведь тугоухие.
-А что? Поехали, посмотрим поближе. – И Амадей, не выпуская поводья коня Кьяры, направился по тропе вверх.
Подъехав ближе, они спешились и подошли к распахнутым высоким дверям; теперь уже все слышали легкий перестук, доносящийся из глубины дома. За порогом их ждали полумрак, воздух затхлый – но не столь тошнотворный, как в других домах, - и широкий коридор, из которого арочный проем вел в залу, и заканчивающийся лестницей на второй этаж.
-Идем? – Амадей вошел в дом первым. – Чтоб вам не так страшно было – мне здесь тоже тошно, но кроме смерти я чувствую еще что-то, и это не отвращает меня.
Вместо ответа Цатх отодвинул его себе за спину и направился к арке, занавешенной тяжелой портьерой.
Большая круглая зала была щедро освещена весенним солнцем; оно лилось в высокие окна, согревало серый камень пола, расцвечивало поблекшие фрески золотыми полосами. Посреди залы на раскладном деревянном кресле сидела девушка: и при жизни она не отличалась красотой, и будто мало было природе того, что она поскупилась на правильные черты для ее лица, так она еще и наградила ее горбом – не столь большим, чтобы помешать девушке ходить без костыля, но достаточно заметным, чтобы навсегда сделать ее несчастной. Единственное, чем девушка не была обижена, так это волосами – они ниспадали до полу тяжелыми локонами цвета черного золота. Наряд ее был изящен без излишеств, и ясно давал понять, что семья горбуньи привычно зажиточна и родовита, и не кричит об этом на каждом углу. Пояс, украшенный серебряными литыми маргаритками, дважды обвивал ее тонкую талию, а поверх голубого верхнего платья была накинута кружевная пелерина необычайно тонкой работы – будто перья белоснежных птиц осыпали угловатые плечи девушки.
Вокруг хозяйки дома были аккуратно расставлены несколько деревянных высоких козел, служащих подставками для подушек-валиков разных размеров, а также несколько плетеных корзин. Девушка не обратила на вошедших ни малейшего внимания; она всецело была поглощена своим занятием. Перед ней стояла самая большая подставка с огромной плоской подушкой, на которой было закреплено кружевное покрывало. Ее тонкие, проворные пальцы втыкали и выдергивали бесчисленные булавки, и плели вокруг них кружево из белых нитей так быстро, что казалось, что у девушки по десять пальцев на каждой руке; в руках мастерицы покачивались, издавая тот самый звонкий стук точеные, длинные, тонкие катушки. Но лицо ее было землисто-серым, а глаза напоминали рыбью чешую: кружевница была мертва, как и все люди в Каппио.
Кьяра, увидев, наконец, что-то понятное только ей одной, набралась храбрости и подошла поближе. Она встала по левую руку девушки и внимательно рассмотрела ее работы на валиках, законченные и начатые, и принялась разглядывать покрывало. Внезапно ее глаза округлились, и она поманила спутников к себе.
-Вы только гляньте! В ее кружевах весь город… домики, улицы… люди… а обрамление! - В глазах Кьяры промелькнуло нечто, очень похожее на зависть. – Какая тонкая работа… я в жизни такого кружева не видела.
- Кажется, я понял, как нас сюда затянули. – Амадей внимательно рассматривал кружевные фигурки. - Она как паук – и плетет не только сеть, но и самих мух в этой сети.
-Почему-то мне кажется, что она это не со зла, - растерянно выговорил Ораха. – У нее такое грустное лицо…
-Вот что. – Кьяра отошла в сторону и поманила к себе спутников. – Я попробую с ней поговорить. А вы не мешайте мне.
-Ты с ума сошла? – Ораха вытаращился на девушку. – Или ты некромантией владеешь?
-Я владею ремеслом. – Вздернула подбородок Кьяра; надо сказать, что выглядела она против прежнего значительно увереннее: слезы высохли, глаза блестели. – Она тоже.
С этими словами девушка взяла стоявший в углу залы тяжеленный резной табурет, подтащила его прямо к кружевнице и села по правую руку от нее, решительно отодвинув в сторону козлы с валиком. Посидев с минуту, она вынула из поясной сумочки сложенную в аккуратный моточек толстую нитку, встряхнула ее и надела на пальцы обеих рук. Потом протянула руки так, чтобы они оказались перед мертвой мастерицей.
-Поиграй со мной.
И Кьяра несколькими движениями пальцев превратила растянутые нитки в простой узор из углов и петель.
-Прошу тебя. Окажи мне честь, поиграй со мной.
Медленно, очень медленно кружевница подняла голову и уставилась на Кьяру перламутровыми глазами. Узкое лицо, невзрачное при жизни, в смерти приобрело жутковатую выразительность, которую дали ему тени, залегшие под глазами и в уголках губ, заострившийся нос и серый, восковой цвет кожи. Не опуская глаз и не моргая, кружевница сняла с пальцев свои шелковые нити, положила катушки на колени и потянулась к живым, теплым рукам Кьяры. Мгновение – и бледные, будто уже костяные пальцы кружевницы нырнули в сетку, сплетенную для игры и забавы. И всем живым показалось, что мертвая девушка улыбнулась.
Первые минуты играющие мастерицы просто перекидывали нити друг другу, выплетая все более сложные узоры; потом кружевница вытянула сетку, протягивая противоположный край Кьяре – она предлагала плести вдвоем.
-Меня зовут Кьяра, - негромко сказала Мильфлер. И подцепив пальцем нитку, добавила: - А ее – Мелита.
Ее спутники переглянулись: не каждый день увидишь такое – сидящие лицом к лицу живая и мертвая девушки, растянувшие на пальцах сеть из гладкой, крученой нити, поддевающие петли и цепляющие перекрестья. И все это без малейшего страха, но в полном доверии. Назвав имя хозяйки дома, Кьяра продолжила пересказывать друзьям то, что сама понимала без слов, легко читая в нитяном узоре.
-Мелита всю жизнь провела в Каппио. Здесь все ее любили. И она любила всех.
Сетка растягивается, сжимается, нить перекидывается с теплого пальца на холодный, узор меняется.
-Когда Она пришла в город, люди стали умирать один за другим. И тогда Мелита сама нашла Ее и умоляла оставить хоть кого-нибудь в Каппио. Взамен она обещала создать для Нее самый красивый узор, какой только сможет. Она ответила Мелите, что оставит ей всех, кого мастерица сможет вплести в свое кружево.
Мужчины смотрели, затаив дыхание. Это не был поединок, хотя каждая мастерица подолгу обдумывала свой ход. В игре нитей выигрыша не предполагается, главное – это прямая, проведенная сквозь сотни арабесок, свободно скользящая, не оскверненная узлами нить.
-Мелита вернулась домой и принялась за работу. Она трудилась день и ночь, работала так много, что не заметила, как умерла сама. Перестала дышать, но плести не перестала.
Голос Кьяры дрогнул, но пальцы порхали легко и безошибочно. Мертвая девушка опустила голову, движения ее рук замедлились.
-Та, что приходила из-за гор, выполнила свое обещание. И обманула Мелиту. Она оставила всех. Но в живых – никого. Они обречены тянуть свои дни мертвыми куклами, потому что…
-Матушка Порча поймала бедняжку на слове. – Амадей презрительно скривил белые губы. – Как подло. Вполне в хогменском духе.
День уже перевалил за половину, солнечный свет загустел, застаиваясь в горячих золотых пятнах на каменном полу. Первый испуг, как и первое очарование, проходит быстро; теперь, когда стало ясным все произошедшее в городе, путники уже испытывали не страх перед неупокоенными – скорее жалость. И желание поскорее покинуть пределы Каппио, которому не в силах были помочь.
-Кьяра. – Тихо позвал Амадей. – Спроси Мелиту, как мы оказались здесь?
-Мелита не может остановиться. Поэтому она и плетет узорный край покрывала все шире и шире. И он уже может захватывать дороги, ведущие в город. Нас поймала нитка в ее руках.
Кружевница так низко опустила голову, что ее золотые локоны коснулись пола.
-Кьяра, ты должна ее остановить. – Альбинос смотрел на Мелиту с сожалением. – Скажи ей, что ее мужество достойно восхищения. И эта работа не имеет себе равных. Но она должна закончить ее.
Мелита долго смотрела на немыслимо переплетенную нить, и несколькими движениями скинула лишнее, упростив узор до первоначальной простоты. Кьяра вздохнула и в первый раз за время игры обернулась к спутникам.
- Пока цело покрывало Мелиты, ее город так и останется неупокоенным. И никто не сможет покинуть его пределы. А остановиться она не может – потому что вплела в кружево и себя саму тоже. И должна подчиняться его чарам.
-Ты можешь его распустить? – Подал голос Цатх.
-Ишь, какой скорый. – Кьяра усмехнулась. – Такую работу не так легко уничтожить, слишком много в нее вложено. Теперь она сила сама по себе. Только сунься к ней – и живо поймешь, что чувствует висельник. – И, помолчав, добавила: - Мелита говорит, есть одна нить, которая держит весь узорный край и выходит из него в главное плетение. Только она может освободить кружево.
-Но она ее не укажет. – Ораха вздохнул.
-А ты бы указал? - И, не дождавшись ответа, девушка замолчала.
Игра подошла к концу; нить, пройдя через лабиринты узоров, вернулась к первоначальному незатейливому перекрестью, а мастерицы все сидели, не опуская рук. Наконец, Мелита первой вынула свои пальцы из шелкового силка и, накрыв руки Кьяры своими мертвыми ладонями, ласково опустила их ей на колени. А потом она повела рукой, будто приглашая равную себе еще раз полюбоваться своей работой.
-С вашего позволения, кирия Мелита. – Кьяра встала, оправляя платье; не глядя, она аккуратно свернула и убрала в сумку моток нити. – С вашего позволения.
Она подошла к покрывалу, серебрящемуся на темно-синей подушке, и стала медленно обходить вокруг, взглядом цепляя каждую нить, то прищуриваясь, то прикусывая кончик языка. Она останавливалась и подолгу вглядывалась в хитросплетения кружева. Обойдя три полных круга, девушка остановилась. Она посмотрела на Мелиту с восхищением и низко поклонилась ей.
-Если бы семья позволяла вам продавать свои работы, заказчицы ползали бы перед вами на коленях. Я преклоняюсь перед вашим мастерством, кирия Мелита, наипервейшая кружевница королевства.
Амадею показалось, что в мертвых глазах мелькнул огонек удовольствия, и уголки запавших серых губ дрогнули в улыбке.
Кьяра положила левую руку на край подушки. Ее пальцы поглаживали нить, будто успокаивали. И негромко, на ходу вспоминая слова, она начала читать старый детский стишок про обычное в девчачьем обиходе поверье:
Если девица до свадьбы умрет –
Ее Одна из Пяти заберет.
Дева Болота – самых ленивых:
Жабами вспучатся, квакать научатся.
Дева Метели – самых спесивых:
В зеркалах ледяных растворятся они.
Дева Садов – самых прилежных:
В цветочные сети просеивать ветер.
Дева Репейника – слишком уж нежных:
Ко всякому типу бессовестно липнуть.
А самых искусных ждет - не дождется
Дева Луны, нареченная Солнца,
И благодатен их ангельский труд –
Звездное кружево девы плетут.
И, ясно выговаривая слова, Кьяра тянула и тянула нитку, невесть как выхваченную ею из кружева. Мелита подалась было вперед, но сдержалась и лишь стиснула в руках тонкие катушки, лежащие у нее на коленях.
Кьяра распускала покрывало быстро, наматывая на правую ладонь петли шелковой нити, и легко роняя их; на полу уже лежали легкие белые мотки; и мало-помалу узорный край покрывала таял, освобождая заключенный под его властью город. Прошло почти два часа, заскучавшее солнце ушло из окон, но вот, наконец, нить с почти слышным хлопком перешла с обрамления на центральный узор. Руки Кьяры двигались все так же уверенно и быстро, и нимало не дрожали, когда она принялась распускать кружевных человечков, одного за другим.
И снова время разматывалось тонкой нитью, уже проснулись в углах первые тени, от пола потянуло холодом. Самой последней оказалась сгорбленная фигурка, сидящая в окружении легких петель в верхнем углу покрывала. Пальцы Кьяры замерли на секунду… но она продолжила расплетать кружево, пусть и в два раза медленнее – никто не посмел поторопить ее. И когда была распущена последняя петля, и нить перестала удерживать заданные ей контуры, Мелита тихо склонилась на бок, будто укладываясь подремать на подлокотнике кресла. Катушки из рук она так и не выпустила.
Амадей подошел к Кьяре, взял ее за плечи, повернул к себе и крепко обнял. И, возможно, он собирался что-то сказать, но тут Ораха упал на пол как подрубленное деревце. Так что пришлось им всем вместе броситься к потерявшему сознание спутнику; хватило пары несильных оплеух, и музыкант пришел в себя.
-О боги! Какая оглушительная тишина! – Пожаловался он, прижимая ладони к ушам. – Уши просто разрывает!
-Пора уходить, – и Цатх помог музыканту встать.
-Разумеется. – Амадей огляделся. – Здешний покой не для живых. Кьяра, ты наша спасительница, но об этом потом. Если не забуду. Ты закончила свою работу?
-Да. Целиком и полностью. – Девушка не могла оторвать взгляд от мотков шелковой нити, разбросанных по полу.
-Тогда нам незачем более тут оставаться. – И Амадей потянул ее за руку к выходу.
-Постойте. – Кьяра вдруг воспротивилась. – Я не могу допустить, чтобы все закончилось вот так… бесславно.
И, не раздумывая ни секунды, она решительно отвязала от пояса свой кошель, шагнула вперед и положила его на колени неподвижной кружевнице, а потом, быстро оглядев осиротевшие подставки, сняла с одной из них длинный, воздушный шарф, такой же нежно-белый, как лепестки первых весенних цветов.
-Когда меня спросят, сгорая от зависти, у кого я купила это кружево, достойное королевы, я отвечу – его сделала Мелита из Каппио, и я отдала за него все свои деньги. – Кьяра осторожно свернула шарф. – Пусть люди смотрят на него и дивятся тому, что могут сотворить руки девушки.
И она поклонилась мертвой, прижимая кружево к груди.
Через час они оставили вымерший городок уже далеко позади; застоявшиеся кони легко скакали по ровной дороге, ведущей вдоль гор. Только один раз путники спешились, чтобы напиться из родника и наполнить фляги водой; ни отчаянный голод, ни усталость не могли заставить их остановиться. Взошла полная луна, и в ее холодном свете они продолжили путь, проезжая виноградники, апельсиновые рощи, одинокие пастушьи хижины. Еще через час пути Амадей ощутил, как на его запястье шевельнулся нерадивый фамилиар.
-Выспался? – С плохо скрытым облегчением спросил Амадей. – Мог бы и предупредить, что впадаешь в спячку.
-Охх-ссс… - Змей шипел и, кажется, плевался. – Ну и дела… Просссти, не доглядел. Ссспал не ко времени, так и попалссся. Однакошшш вы сссправилисссь?
-Это Кьяра, - с удовольствием сообщил Амадей. – Ее заслуга, что мы живы.
-Ну и ссславно, - одобрил Шеш. И тут же добавил без обычного присвистывания и шипа: - Потом расскажешь. Холодно тут, и темно. Я, пожалуй, посплю еще. Раньше полудня не буди, сделай милость.
И бессовестный фамилиар вполз наверх по руке, в тепло, где и замер через минуту. Амадей покачал головой, опустил рукав пониже и пришпорил коня.
Глава двенадцатая, в которой в которой пойдет речь о власти железа
и сахара
-Я так и не поняла, почему ты под конец свалился как подкошенный. – Кьяра недоуменно пожала плечами. – Все уже закончилось тогда, да и запаха этого ужасного в доме не было.
-Как бы тебе объяснить… - Ораха, ехавший по левую руку от девушки, подергал непослушную прядь своих волос, спадающую на нос. – Вот если бы тебя кинули в огромный подвал, забитый паклей, очесами всякими, нитками рваными, а сверху бы еще навалили этого добра, тебе бы понравилось?
-Ну это вряд ли. Да я бы там задохнулась в одночасье.
-Вот и мне дурно стало невмочь. Тишина – это тоже звук, Кьяра, причем весьма сложный. Тишина, что пришла в Каппио, когда ты распустила это проклятое покрывало – и пусть мне играть до конца дней на одном дырявом бубне, если я понимаю, как ты могла найти ту самую нить! – та тишина не оглушала и не пугала. Она высасывала все, что осталось от жизни в этом несчастном городишке, а мы были для нее как кусочки масла в миске каши, лакомые кусочки, живые, еще дышащие…
-А я ничего такого не почувствовала. – Девушка чуть придержала поводья, чтобы ехать вровень с музыкантом. – Скорее даже облегчение какое-то наступило.
-Разумеется. – Ораха улыбнулся. – Ты разрушила чары, что же еще ты могла ощущать? Они уходили как дурная вода, а на их место хлынула дурная тишина. Жаль, хороший был городок. А стало недоброе место.
-Откуда ты все это знаешь? – Кьяра с интересом разглядывала музыканта.
-Пошатайся по королевству с мое – и не такое увидишь. Я уж лет десять бродяжничаю, и в Гринстоне жил, и в Аль-Джеле, и в твоей Влихаде. В больших городах задерживался, в небольших – когда как, либо насквозь проходил, либо оставался надолго.
-Надолго – это для тебя сколько?
-Это больше года. Вот в Трискелионе я целых три прожил.
-А почему ушел?
-Глохнуть начал. – Ораха скривил рот. – Нельзя мне застаиваться.
-Ты посмотри на них. – Амадей указал орку на едущих впереди Кьяру и Ораху. – Щебечут как две пташки по весне. Улетели из ловчей сетки и радуются… и невдомек, что рядом такая же растянута.
-Не каркай. – Орк сплюнул через плечо. – И фамилиара своего разбуди, не помешает.
-Он не спит. – Альбинос чувствовал, как Шеш возится под рукавом. – Цатх, я так понимаю, мы привезем принцу объявление войны?
-Это почему же?
-Как почему? Целый город в одночасье как метлой вымели, превратили в западню… на наше счастье Кьяра оказалась искусна в своем ремесле, а Мелита благородна даже в смерти. Иначе мы бы там сгинули. И не одни мы.
Орк пожал плечами – мол, не сгинули же.
-Слушай, Цатх, вытравленный виноградник и побитую посуду можно и не заметить, украденного ребенка простить – если ты не его мать, а где-то там правишь своим королевством, но целый город?
-Городишко. Амадей, мы обо всем расскажем принцу. И ее величеству тоже. А уж они пусть решают – с кем воевать, как - и воевать ли вообще. Мы эту землю с хогменами испокон века делим, до сих пор обходилось.
Для Цатха это была слишком длинная речь, и он замолчал.
-Цатх, мне случалось встречать хогменов, - не сдавался Амадей, - не скажу, что это всегда было замечательно. Но это было – и проходило, и жизнь шла дальше своим чередом. Они не вмешивались в нее, просто наши дороги случайно соприкасались. А сейчас мне кажется, что хогмены намеренно встают поперек, и это не злые шуточки, они же в открытую нападают!
Орк приподнял мохнатую бровь, бросив на альбиноса обеспокоенный взгляд.
-Именно так, нападают! Поначалу это будут мелкие набеги – на городишки, как ты сказал. А потом они наберутся сил и смелости, и кто знает, сколько их там, в их землях под холмами, и что они могут замыслить. Нам надо поторопиться. Проклятье, под Трискелионом пещер как дыр в остром сыре!
-Вот в чем Дионину точно не откажешь – так это в умении выбирать себе слуг. – Цатх одобрительно кивнул. – Прежний мэтр был хорош, но он счел бы все произошедшее не свои делом, и если и рассказал бы о чем, так это о том, как его декоратор одним махом распустила кружева на тысячи золотых. – Орк подобрал повисшие поводья, похлопал коня по шее. – Поторопимся, раз такие дела.
После того памятного дня в Каппио они провели в дороге всю ночь и лишь поздним утром остановились передохнуть в старом придорожном трактире; подчистую смели предложенную хозяином кашу с рублеными вареными яйцами и повалились спать в одной комнате, кто где успел. Спали до трех часов пополудни, пообедали той же кашей – только на этот раз с копченым кабаньим салом, и отправились в путь.
Они проезжали сквозь леса и мимо городов, пересекали реки, однажды им вновь пришлось заночевать на каменистой пустоши, так они торопились. Однако ничего страшного или странного они более не встречали, если не считать пары случаев. В первый раз у Кьяры кто-то, ростом с кошку, пытался вытащить из-под головы сумку с кружевным шарфом. В другой - Ораха услышал музыку, когда поздним вечером отправился прогуляться перед сном, да так пленился мелодией, что побрел было куда-то вдаль; хорошо, что Цатх вышел следом и притащил его за шиворот обратно в стоящий на отшибе деревни брошенный дом, где они решили заночевать. К слову сказать, Цатх никакой музыки не слышал.
Неделя, отпущенная Амадеем на скорую дорогу, закончилась; еще через два дня очертания горы Трискелион ясно показались сквозь утреннюю дымку.
-Если поторопимся, к вечеру будем в столице. – Цатх оглядел своих спутников: побледневшие, немного уставшие и ошалелые от дороги, но встрепенувшиеся при слове «столица» как молодая свора, которую позвали на первую охоту.
И они поторопились, даже ели на ходу, не спешиваясь, перекидывая друг другу сморщенные прошлогодние яблоки и наспех покромсанное Цатхом вяленое мясо.
-У вас найдется по монете? – спросил Амадей, поравнявшись с Орахой. - Заплатить вступные городу.
-Найдется, - кивнул музыкант, а вот Кьяра задумалась. Все деньги она отдала за кружево Мелиты и теперь рассматривала свои кольца, коих было ровно два: тоненькие, гладкие, серебряные ободки, надетые на мизинцы. С такими очень трудно расставаться: отдашь одно – второе будет с тоской смотреть на осиротевший палец, отдашь оба – так и самой загрустить недолго.
-Думаю, тебе я могу выплатить небольшое вознаграждение. – Амадей протянул девушке маленький кошель, в котором большое вознаграждение в виде монет уж точно не уместилось бы. – В Трискелион без своих нельзя. Бери, это не одолжение. Спасение наших жизней в твои обязанности не входит, можешь считать это сверхурочными.
Кьяра взяла кошель, прицепила его к поясу и благодарно кивнула.
Они въехали в город через старые ворота, так и именовавшиеся без изысков Старыми, не столь высокие и людные, как Рассветные, через которые впервые вошел в Трискелион Амадей. Однако и здесь хватало желающих на ночь глядя попасть в столицу, так что Цатху пришлось пару раз рявкнуть на прущих под копыта ротозеев. Ораха и Кьяра, шепнув нужные слова, отдали входную плату страже, и вот наконец они смогли, миновав толчею и суету нижних уровней, направиться в сторону дворца.
Трискелион, по которому Амадей уже успел соскучиться, встретил его перекличкой первой вечерней стражи, запахами свежей грязи и мокрой кожи. Город был рад вернувшемуся, но Амадей не мог не почувствовать его беспокойства, не имеющего ничего общего с весенней маетой; что-то таилось и назревало, готовое вырваться на волю как первые листья из тугих почек.
-Я вижу, ты не с пустыми руками вернулся. – Дионин сидел за тем же самым столом, все так же заваленным счетами, отчетами и прочими бумажными кошмарами власть предержащих. – Рассказывайте, как вы там развлекались, пока я работал.
-Ваше высочество, - Амадей поклонился и указал на своих спутников, - с вашего позволения это Кьяра Мильфлер, моя красота, и Ораха, моя музыка. Но они подождут. Есть дела поважнее.
-Разве такое возможно? Что может быть важнее красоты и музыки? – Принц встал из-за стола, потянулся, раскинув руки. – Хорошо. Рассказывай, что тебя так встревожило. Да и Цатх, я смотрю, какой-то смурной.
Он уселся на низкий табурет, поближе к камину – от стен тянуло холодом, до теплых летних ночей еще предстояло дожить. Амадей подошел поближе и коротко, но не упуская подробностей, оживляющих картину, рассказал о судьбе, постигшей Каппио. И не забыл упомянуть о мелких неприятностях, происходивших попутно. И о происшествии на перевале. Дионин слушал внимательно, глядя в огонь, иногда переспрашивая или требуя пояснений. Выслушав Амадея, принц встал и направился к дверям.
-Я должен сообщить обо всем ее величеству. Завтра утром жду вас двоих, - и он указал на альбиноса и орка, - здесь. Думаю, ее величество захочет выслушать вас еще раз. Так что припомните все подробности, вплоть до мелочей.
Коротко кивнув на прощание, он вышел. Прибывшие переглянулись и отправились в кухню; поужинав, они разошлись, Ораха и Кьяру Амадей увел в свои комнаты, устроить на первое время.
Следующий день, как оно и полагается в марте, был ясным, теплым и ветреным; Кьяра с самого утра оккупировала маленькую ванную комнату и, судя по доносящемуся сквозь закрытую дверь пению – слабенькому, но довольно мелодичному и чистому – была вполне довольна жизнью, горячей водой и травяными настоями. Ораха же уселся возле окна, обложившись нотными записями мэтра Панфило, и вообще ни на что не обращал внимания.
-Мессер Амадей, - в дверях стоял Лукас, переминаясь с ноги на ногу. – К вам пришли. Ждут в саду, у старого водомета. Я провожу, с вашего позволения.
Амадей накинул плащ и спустился вслед за слугой в сад, в котором уже суетились многочисленные работники, сметая зимние слежавшиеся листья и травы, подрезая кустарники, что-то высаживая или раскрывая. Они быстро прошли сквозь лабиринт по хитрой дорожке, известной Лукасу, обогнули розарий и оказались в старой части парка, больше похожей на настоящий лес, чем на плод усилий садовников.
-Там, - Лукас указал на поваленный ствол бука, лежавший поперек ручья. – С вашего позволения, я подожду здесь.
Амадей не стал спорить. Он перешел через прыгающую по пестрым камням воду и остановился возле зарослей ежевики. Подождав с минуту, он прислушался, ухмыльнулся и свистнул стрижом.
-Здесь я, - ответил ему из-за спины мальчишеский голос. – Теряешь сноровку, старший брат.
Амадей обернулся и протянул руку Сардинке.
-Зато ты совершенствуешься. Присядем?
Они сели рядом на нагретый солнцем валун, похожий на черепаший панцирь; из рук старшего незаметно появились несколько монет, и так же неуловимо перекочевали в руки младшего.
-Что стряслось, что ты рискнул сунуть нос аж в королевский парк?
-Пфф, - фыркнул Сардинка, - да чтоб ты знал, я здесь гуляю как у себя в поместье. При случае попроси Лукаса показать тебе пару-другую тропок, пригодится потом.
-Непременно. И все же – с чем пришел?
-С бедой. – Сардинка насупился. – Плохо наше дело, старший брат. Мои ребята пропадают бесследно. Уже с десяток недосчитываюсь. Да и не у меня одного: у Цапли тоже потери, у Толстой Мол девчонки боятся нос из ночного убежища высунуть.
Амадей помрачнел. Подумаешь, важное дело – нищие оборванцы исчезают. Да туда им и дорога, скажет почти каждый из почтенных жителей столицы. Улицы чище будут. И кошельки целее.
-Когда началось?
-С месяц назад. Самой первой исчезла младшая сестра Толстой Мол, Катарина Золотко – ее так из-за волос звали, ну чистое золото были. Она цветы продавала, сама букетики вязала, хорошая девчонка была. Мол до сих пор ее ищет. – Сардинка замолчал.
-А потом?
-Потом у меня сразу двое не вернулись. Два брата-близнеца, смышленые парни были, друг друга прикрывали как рука руку. Потом еще один с концами ушел. А там Цапля прибежал, аж трясется весь – у него пятеро за три дня исчезли. Толстая Мол своих девчонок поначалу только по двое выпускала, только оказалось – это не помогает.
-Ясно. – Амадей покачал головой. – В Полуночи смотрели?
-Сам-то как думаешь? – Пожал плечами Сардинка. – С нее и начали. Даже Благодать обшарили. Нету.
-А не пробовали спросить, не появился ли кто-то… особенный? Новый постоялец, который особо тщательно запирает дверь, или уходит надолго, а возвращается не пойми как?
-Спрашивали. – Кивнул мальчик. – Кое-кого проверили. Мимо. Наших ребят там не было.
-Сколько всего пропало?
-Вчера было два десятка и семеро.
Амадей присвистнул.
-Ничего себе! И никаких следов?
-Никаких. Как сквозь землю провалились. Слушай, старший брат, я понимаю, что пока не начнут исчезать те дети, что живут в домах и с родителями, нам помощи ждать неоткуда.
-Ну почему же. Ты же пришел ко мне. – И Амадей взъерошил Сардинке грязные волосы, торчащие во все стороны что твое гнездо. – Вот что. Не уходи далеко. Я скоро вернусь.
Он перебежал ручей по лежащему дереву, и попросил терпеливо ждущего Лукаса:
-Будь другом, отведи меня к Цатху, да побыстрее.
-Будет сделано, - выпрямился мальчишка и припустил в сторону дворца.
Покои Цатха, располагавшиеся неподалеку от принцевых, оказались почти пустыми, если не считать нескольких манекенов, наряженных в старинные доспехи, и многочисленных стоек с оружием. Орк сидел возле окна за столом, заваленным солдатским барахлом.
-Чем могу? – Цатх поднял голову, отвлекаясь от починки видавших многие виды ножен массивного кинжала.
-Цатх, тут такие дела… мне нужны метательные ножи, десятков пять. Нет, лучше семь. Да, не меньше. Можно не особо наточенные, главное…
-Чтобы железные. – Понимающе прервал его орк.
-Именно так. – Амадей не стал переспрашивать, откуда такая уверенность. – Поможешь?
-Почему не помочь. – Цатх встал, оглядел комнату, подошел к массивному шкафу и потянул на себя тяжелые створки. Покопался там с минуту, и вынырнул с длинной двойной кожаной лентой, разделенной на узкие чехлы. В каждом кармашке плотно сидело узкое лезвие метательного ножа.
-Такие пойдут? – И, не дожидаясь ответа, достал еще две таких же ленты.
-Пусть разрежут, будет вроде как в ножнах. – Сказал он, отдавая Амадею ножи. – В рукоятях есть ушки, можно продернуть шнурок и подвесить на шею.
-Спасибо. – Амадей поклонился орку, прижимая к груди тяжелые кожаные полосы. – Сколько я должен?
-Пары кроликов хватит, - подмигнул орк альбиносу. – Не знаю, что с ними делает младший повар, но они на вкус не лучше войлока. А я кролика из «Копченого хвоста» каждую ночь во сне вижу.
-Исполню, - еще раз поклонился Амадей. – Сегодня же займусь.
И поспешил в парк, прикрывая плащом висящие на плече ленты с ножами.
И вновь Лукас провел его быстрым путем, который Амадей старался запомнить и понять; Сардинка, не дожидаясь стрижиного посвиста, вынырнул из ежевики.
-Держи. – Амадей протянул мальчику тяжелые ленты. – Разрежете так, чтобы получились ножны. Сквозь ушки в рукояти проденьте веревки и наденьте на шею. И не снимайте никогда, даже во сне. Это железо, Сардинка. Не ваши костяные ножички, а настоящее холодное железо. Размахивать ими не нужно, лучше вообще прячьте под одеждой. Довольно будет и того, что оно при вас. Сегодня же раздай. Приходи дня через три, скажешь – помогло или нет.
-Вот как. – Сардинка с видимым усилием обмотался кожаными лентами. – Ну, поглядим. Кланяться не буду, а то упаду. Будь здоров, старший брат. Спасибо, что не отвернулся.
-Еще чего. – Амадей не удержался и легко щелкнул мальчишку по лбу. - Давай, дуй к своим. И приходи лучше через два дня. Ну, бывай.
Когда Амадей вернулся к себе, оказалось, что Кьяра уже успела навести красоту и куда-то исчезла, оставив по себе легкий запах суртонских хризантем и брошенные как попало в ванной комнате полотенца. Ораха все так же сидел над нотами с отсутствующим и совершенно счастливым лицом. Амадей прикинул – было около полудня, самое время для раннего обеда.
-Мессер, - на пороге стоял слуга принца, - вас ожидают в малой морской зале. Следуйте за мной.
Стены малой морской залы были украшены арабесками, затейливо выложенными из ракушек и кораллов, камин изображал раскрытую раковину-тридакну, потолочные своды скручивались подобием спирали наутилуса. Вокруг массивного стола сидели Дионин, Цатх и его отец, командующий альмугавари, одноглазый Верран – командор флота Тринакрии, Рейнар, еще два скромно и дорого одетых человека. Один из них посмотрел на Амадея крайне неприязненно – это был тот самый казначей, чьего слугу предусмотрительно встретил на темной лестнице Шеш. Сама же королева сидела чуть поодаль, спиной к камину, в массивном кресле и все с тем же дремлющим циморилом на коленях. Она по-старчески куталась в подбитый мехом бархатный плащ, на столике рядом с ней стоял бокал с подогретым вином. Амадей вошел, отвесил первый поклон королеве, общий поклон собравшимся и, повинуясь жесту принца, сел рядом с Рейнаром. Они с рыжим обменялись долгим взглядом: друзья давно не виделись, и им было о чем поговорить, но не на королевском же совете.
-Все соизволили прибыть? – Ее величество оглядела мужчин. – Мы выслушаем каждого. Но сначала - тебя, - и она кивнула Амадею. – И сиди, ты мне не урок отвечаешь.
-Ваше величество, - юноша встал, поклонился и снова сел. – С вашего позволения, я начну не с того, о чем вы уже знаете. У меня есть новости посвежее. Ваше величество, в Трискелионе пропадают дети. Пока – только нищие оборванцы, чья судьба не волнует никого. И даже если закрыть глаза на эти пропажи, боюсь, что исчезновения детей, представляющих ценность для своих родителей, - лишь вопрос времени.
И Амадей коротко пересказал собравшимся все, что узнал и сделал утром.
-Умно. – Фьяметта прищурила глаза, внимательно глядя на альбиноса. - Умно.
-Если мы известим горожан, что их дети в опасности… - начал было Рейнар.
-А вот это не умно. – Оборвала его королева. – Хочешь вызвать беспорядки и панику? Вполне вероятно, что железо на уличных мальчишках отвадит похитителей, и за домашних младенцев они даже и приняться не посмеют. Подождем со всеобщим исходом, иначе мы рискуем потерять тех же детей, только растоптанными в давке у городских ворот. Амадей, а теперь расскажи еще раз, что ты видел и пережил в дороге.
И Амадей рассказал. Его не раз прерывали вопросами, поначалу недоверчиво, а затем внимательно и въедливо. Когда он закончил рассказ, в зале на несколько минут стало тихо, и королевский циморил приоткрыл глаза, будто проверяя – все ли в порядке.
-Ты произнес слово «война», мальчик. – Королева откинулась на спинку кресла, положив руки на подлокотники, вздохнула. – Что ж, у королевства Тринакрия есть два прекрасных друга, которые будут рады услышать его от меня. Еще бы: один из них, армия, ест из этой руки, - и Фьяметта раскрыла правую ладонь, - а второй, флот, лакает из этой, - и она раскрыла левую.
-Ваш слуга, ваше величество, - и командор склонил голову.
-Приказывайте. – Пожилой орк поклонился королеве.
-Я-то прикажу. – Фьяметта стиснула сухой кулак и пристукнула им по подлокотнику. – А с кем, позвольте спросить, вы собрались воевать? И что еще любопытнее, где? Вот вы, Верран, куда поведете мои корабли, а? Или вам уже сообщили, что войско утопцев верхом на гиппокампах надвигается на вашу любимую Аль-Джелу?
Королева так ядовито улыбнулась, будто застала почтенного командора подглядывающим в замочную скважину за купающимися служанками.
-А вы, Кош, заставите своих головорезов шарить под всеми камнями в надежде поймать хоть одного фоллета? Или поставите их в садах, фей сачками ловить?
Кош и Верран переглянулись и пожали плечами.
-И нечего переглядываться. – Королева встала, подхватив циморила под живот, опустила его на пол и прошлась по залу. – Воевать с детьми старых богов… вы еще морю войну объявите! Или солнцу.
-Ваше величество, - подал голос один из неприметных советников, - позвольте напомнить собравшимся, что во время недолгого правления династии Шуа Ду император таки объявил войну ветру, за то, что тот самым крайне непочтительным образом стих в то время, когда сам император изволил запускать воздушного змея.
-И как, действительно воевал? – Удивился Амадей.
-Со всеми положенными церемониями. – Кивнул ему советник. – Все мастера, изготовлявшие безделушки «поющие ветра», бежали в страхе из столицы, а кто не успел – участь их была незавидна, как у любого пойманного шпиона. К флюгерам цепляли пороховые ловушки, невзирая на то, что из-за них чуть не каждый день вспыхивали пожары. Сети, сплетенные для генерального наступления, могли накрыть два рисовых поля.
-А в итоге? – Амадей не мог удержаться от любопытства.
-А в итоге императора удавили шелковым шнурком. Прокладывая путь к престолу, Шуа Ду предал одного из своих друзей - Шой Де. Лично участвовал в казнях членов его семьи… однако одна из жен сумела сбежать вместе с двумя детьми. Дети выросли. – Рассказчик неприятно улыбнулся. – Про иронии судьбы, они стали воздушными гимнастами. Так что, обретя поддержку в лице многих старых друзей, которым надоело нелепое правление Шуа Ду, Шонно Шой Де пробрался по наружной стене в императорские покои, считавшиеся неприступными, – вот и пригодилась цирковая выучка! – и… впустил во дворец свежий ветер.
-И сам сел на трон. – Рейнар подмигнул Амадею. – Его семья была в близком родстве с предыдущим императором. Так что Суртон, можно сказать, обрел законного наследника в результате дворцового заговора. Обычно бывает наоборот. Все у них там не как у людей.
-Получается, что война со стихийными силами крайне вредит репутации. – Со вздохом подытожил королевский советник.
-Благодарю за урок истории. – Королева поджала губы. – Дети старых богов были здесь прежде того, как первый человек ступил на землю Тринакрии. Да и на всю землю, если на то пошло. Они были первыми в этом мире, и не нам с ними равняться. У них свой мир, у нас свой – не станем же мы воевать с птицами за небо, что нам в нем толку? Крыльев-то нет.
Фьяметта остановилась у окна; тонкий луч мартовского солнца осветил ее худое, морщинистое лицо, запавшие глаза. Королева была не на шутку обеспокоена; циморил, вышагивающий за ней по пятам, вспрыгнул на подоконник и потерся треугольной чешуйчатой головой о королевский рукав. Фьяметта рассеянно положила руку на голову зверька, погладила его.
-Ваше величество, - заговорил второй советник, - мы не оспариваем право хогменов на их королевство. Но что нам делать с тем, что они оспаривают наше? Что, если Каппио лишь первый загубленный город, если железо не убережет детей, да мало ли что еще может случиться?
-Мне противна сама мысль об этом, - подал голос Верран, - но мы должны защищаться. Не нападать, как должно, но защищать – как нас вынуждают.
-А что скажешь ты? – Неожиданно королева повернулась к Амадею. – Ты ведь… поближе к ним будешь, не то, что мы.
Альбинос не ожидал такого поворота. Он растерянно молчал, глядя на циморила, уже уютно устроившегося на руках королевы и меняющего цвет с бирюзового на темно-синий.
-Да сих пор хогмены если и вредили людям, то это скорее были злые шутки, - наконец собрался он с мыслями, - а сейчас они ведут себя как пчелы из разбитого улья. Мечутся, кусают всех…Может, если удастся поговорить с ними…
-Ты ведь уже пробовал, не так ли? – Заговорил молчавший все время Дионин. – Пробовал, я знаю. Только ничего у тебя не вышло.
-Не вышло, - подтвердил Амадей, опустив глаза. – Никто не ответил мне, как я ни звал.
-Тогда кто сможет?.. – Не договорил принц.
-Маг. – Как само собой разумеющееся ответил Рейнар. – Разумеется, не ярмарочный шарлатан и не книжный червь.
-А такие есть? – Искренне удивился Верран.
-Есть. – Подтвердила королева, поглаживая циморила. – Вот только он отошел от дел полсотни лет назад, да и до того не слишком охотно вмешивался в дела простых смертных. И как его найти, я не знаю. А значит, не знает никто.
Она помолчала с минуту.
-Довольно на сегодня. Я услышала все, что хотела. Оставьте меня.
Приглашенные поднялись, отвесили почтительный поклон и направились к выходу. Амадей, отговорившись данным Цатху обещанием, сразу же отправился на кухню. Там он едва успел выбрать пару кроличьих тушек поувесистее, как кто-то похлопал его сзади по плечу. Обернувшись, Амадей увидел Рейнара.
-Как думаешь, Цатх поделится со мной или лучше мне попросить тебя взять сразу трех кроликов?
Вместо ответа Амадей протянул руку и снял с крюка еще одну тушку.
-Вот и я так подумал. Ты не присоединишься к нам за обедом? - Рейнар подмигнул юноше. – А что ты будешь нам готовить?
-Кролика, как его едят в Сенгараке. Это городок, где родилась матушка ки Стафиды. И рецепт ее.
-Что может быть лучше старинных рецептов, проверенных временем. - Многозначительно покивал рыжий. – Думаю, тебе стоит держаться именно их, и не делать ничего такого… на скорую руку, поспешного. Лучше сначала посоветоваться с друзьями, обсудить с ними – все, что угодно, например, предстоящие поиски… - Рейнар замолчал и бросил на Амадея быстрый взгляд.
-Какие поиски? – Удивился Амадей. – Я думал, мне пора своим делом заняться.
-Займешься, - успокаивающе ответил Рейнар. – Знаешь, общение с Дакини научило меня быть внимательнее не к тому, что говорит человек, а к тому, о чем он умалчивает. А что ты это ты делаешь?
Амадей, ободрав и выпотрошив тушки, разрезал каждую на четыре части и теперь шпиговал их крупными ломтиками сала, щедро обвалянными в соли и перце.
-Делаю так, чтобы кролики не были на вкус как войлок. Цатх не любит сухого мяса. Так что ты там говорил насчет Дакини?
-Я твой должник. – Рейнар Бреттиноро улыбнулся Амадею. – Если бы не ты, не было бы мне такого счастья. А зачем тебе еще и телятина? И луковицы вот эти?
-Да вот сейчас возьму самую большую и заткну тебе рот! – Амадей с грохотом поставил перед собой на стол массивный сотейник, снял с него тяжелую крышку. – Ты мне дашь спокойно работать или так и будешь под руку лезть? Лучше помоги мне найти… - и он пристально посмотрел на Рейнара, - трюфели. Лучше белые.
-Где ж я тебе их найду? – Опешил Рейнар.
-Вот видишь. Где искать – не знаешь, я, по правде сказать, тоже… но я могу спросить госпожу Лю Пин, она уж точно знает. – Подмигнув другу, Амадей быстро уложил на дно сотейника оставшееся сало, ломти телятины, мелко крошенные пастернак и лук-шалот, выложил поверх части кроликов и, вытерев руки полотенцем, подошел к главному повару. После недолгих уговоров Лю Пин выделила Амадею несколько драгоценных трюфелей; они также отправились к кроликам вместе с хорошим куском сливочного масла.
-А теперь закрываем крышку, ставим на угли и сверху тоже насыпаем жар. Все, дальше дело огня. Я бы на твоем месте предупредил Цатха, что сегодня мы обедаем у него. Я лично подам главное блюдо, а мой Лукас нам послужит. Через час, и прошу не опаздывать.
-Опаздывать? Да я минуты считать буду. – И, помахав рукой на прощание, Рейнар вышел с кухни.
Как только за ним закрылась дверь, Амадей подозвал поваренка и наказал ему как следует следить за тем, чтобы жар на крышке сотейника с кроликами не угасал, и вновь обратился к главному повару. Та выслушала его, согласно кивнула и подозвала к себе одного из кондитеров.
-Чего желаете, ка Амадей? – Кондитер был высокий и худой как щепка, от его одежды приятно пахло пряностями, седые волосы казались припорошенными сахарной пудрой.
-Мэтр Делис, мне нужно оказать особое внимание одному гостю, редкому любителю сладостей и десертов. Сказать по правде, он кроме них почти ничего и не ест. Видно, в детстве ничего слаще вареной морковки ему не давали.
-Более определенные предпочтения у вашего гостя есть? Выпечка хрустящая или бисквитная? Кремы запеченные или взбитые сливки? Шоколад или марципан? Или что-то внушительное, вроде крокамбуша?
-Вот еще, не хватало для одного гостя крокамбуш сооружать! – Вмешалась Лю Пин. – Не королевских кровей, обойдется и обычной сервировкой.
-Согласен, - подтвердил Амадей. – Я полагаю, всего понемногу – не перегружая стола.
-Сделаю. – Просто ответил мэтр Делис. – К какому времени?
-Нынче вечером. Часом позже ужина.
Когда прошло положенное время, Амадей возглавил вереницу из пятерых поварят, идущих в комнаты Цатха. Вскоре стол, с которого были изгнаны все солдатские железяки, был накрыт полотняной скатертью и уставлен добротной обливной посудой, глянцево-черной снаружи и темно-красной внутри. На большом блюде отдыхал свежий, еще дышащий печкой хлеб, в кувшинах плескалось подогретое красное вино, а в центре стола на кованой подставке стоял сотейник, распространяющий немыслимые ароматы.
-Прошу, - и Амадей пригласил Цатха и Рейнара за стол. – Кушать подано.
И он благоразумно дал друзьям время насладиться кроликом, приготовленным как в Сенгараке, не задавая вопросов и не торопясь с ответами.
-Любой вопрос лучше решать на сытый желудок, - наконец, объявил Рейнар. – Амадей, я поделился с Цатхом своими подозрениями на твой счет, так что изволь объясниться. Ты ведь что-то замолчал на сегодняшнем совете, я готов поклясться в этом.
-Королева говорила о маге. Настоящем, которому не нужны ни власть, ни слава. Я не думаю, что в мире таких много… и об одном таком я слышал.
-И? – Вопросительно протянул Рейнар.
-Ему более трехсот лет, выглядит как молодой мужчина, по крови - наполовину человек, наполовину эльф. И я знаю, кто может рассказать о нем гораздо больше. Возможно, даже укажет, где его искать.
-Почему не рассказал этого королеве? – Цатх опрокинул над своим стаканом последний кувшин.
-Королеве нужны не мои домыслы, ей подавай результат, причем хорошо пропеченный и достойно сервированный. Сегодня я ужинаю с одним старым знакомым – не так давно он вернулся ко двору. Хочу угостить его на славу и попрошу рассказать поподробнее о своей встрече с наследником Аш-Шудаха.
-Это ты про мессера Дамиано? – Вытаращил глаза Рейнар. – Он знаком с магом? И ты ему веришь?
-Верю. – Ответил Амадей. – И если Дамиано расскажет достаточно, чтобы пускаться в поиски, вы узнаете об этом первыми – разумеется, после ее величества и моего принца.
-Согласен. – И Цатх хлопнул по столу ладонью, так, что тарелки подпрыгнули.
Дамиано отвели комнаты в южном крыле дворца, числом всего две, зато просторные и солнечные.
-Это даже больше, чем я рассчитывал, - доверительно поделился с Амадеем Дамиано, прогуливаясь с ним вечером по парковым дорожкам, - однако я скучаю по своей коллекции, будто семью оставил. Но не тащить же их всех сюда, не так ли? Семья во дворце – только помеха. Мой дорогой… - И он отвесил Амадею изящный поклон. – Как мне выразить свою благодарность? Я знаю, что именно вам обязан своим возвращением ко двору.
Дамиано и впрямь выглядел довольным; глаза его сияли, он не озирался поминутно в тревожном беспокойстве, а его локоны на этот раз отливали благородным каштановым блеском.
-Мессер Дамиано, - поклонился в ответ Амадей, - для меня ваше присутствие здесь – прямая выгода. Равного вам нет во всем королевстве. Я познакомлю вас с моим декоратором, думаю, вы сумеете с ней договориться. Она родом из Влихады, дом Тавма – слышали о таком? Теперь у нее свое имя, но кровь не водица, а уж тем более такая… Но это подождет. Мессер Дамиано, позвольте пригласить вас отужинать. Я распорядился, чтобы нам накрыли в вашей гостиной, и думаю, что нам стоит поспешить.
Они вернулись в покои Дамиано, где слуги закончили сервировку и удалились с позволения хозяина. Амадей не напрасно понадеялся на вкус и опыт кондитера – стол, накрытый им, оказался настоящей сладкой западней. Дамиано оглядывал его счастливыми глазами, часто моргая и не решаясь начать. Какое-то время он сидел и просто рассматривал блюда, стоящие на вышитой лентами скатерти. Решившись, он взял из высокой вазы ракушку, вылепленную из сахарного теста и начиненную выдержанными в роме вишнями, раскусил ее и закатил глаза под лоб.
-Божественно. Чего вы хотите от меня, мой дорогой? – Дамиано с блаженным выражением лица проглотил ракушку и потянулся за второй. – Никто не удовлетворяет чужого желания, не имея своего собственного.
Он налил себе суртонского чая из расписного фарфорового чайничка, с удовольствием поводя носом над ароматным паром.
-Что я вижу? Неужели это настоящее королевское суфле? Вы только посмотрите, Амадей, - как искусно глазирована корочка, а внутри…
Дамиано благоговейно разрезал тонким ножом высокое суфле и повернул разрезом к собеседнику.
-Словно тончайшая кисея… - восхищенно протянул Дамиано. – И этот аромат сливок и меда… Амадей, не томите, рассказывайте. Какой бы ни была пилюля, вы знатно ее обсахарили.
-Мессер Дамиано, поверьте, для меня это было удовольствием. – Амадей склонил голову в знак почтения. – И вы совершенно правы – у меня к вам просьба. Я прошу рассказать мне, где и как искать того, кто помог вам спрятать ключ.
Рука Дамиано замерла на полпути между блюдом и ртом. Однако он быстро справился с замешательством и даже съел взятый ломтик.
-Мой мальчик… - Портной вытер рот салфеткой, смахнул крошки с богато расшитой рубашки. – Вам-то оно зачем? Неужели мои сородичи…
-Нет, - прервал его Амадей, - не они. Хвала богам, после того вечера в вашем доме я никого из них не встречал. Мессер Дамиано, дело не в чьем-то личном интересе. Просто если кто-то и может предотвратить беду, которая грозит всему королевству, то это именно тот, о ком мы говорим.
-Даже так… Всему королевству, надо же. - Дамиано задумчиво отпил из чашки. – Он многое может, это факт. Но вам стоит знать, юноша, что он давно отказался от приложения своих сил к нашим мелким делам. И у него были на то причины и право. И сладостями его не соблазнишь, даже такими роскошными, - усмехнулся он и потянулся к очередной вазе.
-Если он откажет нам в помощи – это будет его воля, и мы сможем проклясть его за это. Но если мы не попросим о ней – это будет лишь наша глупость, и его вины в том не будет. – Парировал Амадей.
Дамиано вздохнул, посмотрел на собеседника поверх пирожного, снова вздохнул.
-А если я не отвечу вам, тогда что? Сдадите меня королеве? Ну-ну, не хмурьте свои дивные белые брови. Не стану я испытывать вашу верность. Я расскажу, как найти последнего мага Обитаемого Мира. Вот только сначала отведаю всего хотя бы понемногу, - и он повел рукой поверх стола, - чтобы знать, на что я могу рассчитывать, когда вам понадобится и ключ тоже. Но предупреждаю – за одни только сладости я с ним не расстанусь.
И Дамиано оскалился – неожиданно остро и плотоядно.
-День был долгим и не самым простым, не так ли? – Оскал исчез так же быстро, как и появился; Дамиано взял чайник и налил чаю в чашку Амадея. – Мой друг, не пренебрегайте властью сахара. Это только начало; раз уж судьба свела вас с королевской семьей, на легкую службу рассчитывать не стоит. А значит, необходимо подкреплять свои силы, и кто как не сахар вам в этом поможет? Мясо хорошо для тех, чьи силы в теле, а вам нужно питать голову, - и Дамиано выразительно постучал себя пальцем по лбу. – Так что не церемоньтесь и помогите мне воздать должное искусству кондитера. Позор нам, если мы оставим хоть одну малюсенькую пироженку!
Амадей не без радости согласился; день действительно выдался на редкость хлопотным – как когда-то в «Копченом хвосте», в пору ярмарок. Поощряемый сотрапезником, он набрал полную тарелку пирожных, взял несколько фланов из заварного крема, и Дамиано собственноручно отрезал ему ломтик от королевского суфле. И удивительно – с каждым проглоченным кусочком, хрустящим или мягким, но равно сладким, голова его прояснялась, тревога гасла и уступала место спокойствию. «Все не так уж плохо, - говорил сахар, - ты справишься».
-Не слипнетссся? – Поинтересовался Шеш, пользуясь тем, что Дамиано отошел к окну, взять с жаровни новый чайничек.
-Не в этот раз. Хочешь? – И, не дожидаясь ответа, Амадей незаметным движением положил в рукав кусочек ромовой карамели. Ответом ему была тишина – а затем еле слышные, шелестящие звуки, которые может издавать змеиный язык, облизывающий леденец.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 326; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!