Официальная правительственная цензура при Павле I (официальные цензоры в Петербурге, Москве, Риге, Одессе).



Три века русской журналистики.

XVIII век, первые печатные издания

1621 год можно считать годом возникновения первой российской газеты «Куранты». Она была рукописная, выпускалась в виде свитка в нескольких экземплярах 2-4 раза в месяц дьяками для очень ограниченного круга лиц — царя Алексея Михайловича и его приближенных. Газета содержала выборку сообщений на военные, придворные, дипломатические и торговые темы из зарубежных газет.

В России журналистика возникла в 1702 году с появлением по личному указанию и личному участию царя Петра Великого первой печатной газеты «Ведомости», издававшейся типографским способом. Следует отметить серьёзное отличие первой русской газеты от первых газет других европейских стран. Она была менее коммерческим изданием, чем первые возникшие европейские газеты, а скорее служила для разъяснения сути проводимой политики государя и его реформ. Русская газета была с самого начала проводником определённой политики, пропагандистом, а подчас и организатором общественного мнения в пользу государственных реформ, в пользу защиты национальной самостоятельности и независимости. Газета дала начало быстрому развитию журналистики в России и способствовала культурному развитию страны прежде всего за счет упрощения синтаксиса и введению греческого шрифта вместо церковно-славянского. В 1755 году была создана газета «Московские ведомости» под руководством русского ученого и основателя Московского университета Ломоносова М. В. Газета носила официальный характер, и её доходы шли в бюджет Академии наук или самого университета.

К середине XVIII века начали появляться частные журналы, которые издавали литераторы на правах частного предпринимательства. Среди них — журнал А. П. Сумарокова (1759), который ориентировался на дворянскую аудиторию и симпатизировал не царствующей императрице Елизавете, а её невестке Екатерине, ставшей впоследствии Екатериной II. Отсюда критическое отношение к придворной знати того времени. За что этот журнал и был закрыт в 1759 году.

Позднее появились и сатирические журналы. В литературной форме их издатели смогли поставить ряд острых социальных проблем, осуждая крепостное право, жестокосердечие помещиков, паразитизм, французоманию дворян и другие пороки. Сама императрица (Екатерина II) вела полемику, под псевдонимом, с этими журналами.

При всей ограниченности содержания русских изданий XVIII века и ограниченности круга читателей, прежде всего из-за низкой грамотности населения, журналистика сыграла важную роль: она была единственным источником общественной информации, много способствовала литературному развитию.

Газеты в те годы носили казенно-официальный характер, их было мало. Поэтому сама история журналистики складывалась как история журналов по преимуществу. Журналы часто не умели обеспечить единство направления. Отсюда тяготение к моножурналу, то есть журнал одного лица.

При императоре Александре I количество журналов и альманахов увеличилось. Оппозиционные и либеральные настроения действительно передовой, но немногочисленной дворянской интеллигенции нашли свое выражение в организации ряда дружеских литературных обществ, в издании ими периодических и непериодических печатных органов. Тем не менее, вся журналистика по-прежнему фактически делилась на два направления: консервативно-монархическое и либерально-просветительское, демократическое.

XIX век

В начале 19 века с приходом к власти Александра I во многих сферах жизни, в том числе и журналистике, появляются признаки либерализации: разрешен ввоз из-за границы периодических изданий (указ 1801 года), освобождены из тюрем многие вольнодумцы, уничтожена Тайная экспедиция. Но в 1804 году послабления заканчиваются, вводится предварительная цензура (формально уничтоженная в 1802 году) и принимается Цензурный устав, ограничивающий право обсуждать в прессе общественно-политические темы. В 1818 году запрещается упоминание о крепостном праве. Важной характеристикой публицистики начала 19 века является тот факт, что журналистика — всё ещё хобби дворянской интеллигенции, а не профессия.

В 1826 и 1828 году выходят новые Цензорские уставы, которые ещё больше усиливали контроль за прессой. Цензор мог единолично счесть произведение опасным или вредным и, боясь потерять свою должность и навлечь на себя гнев управления, запрещал к печати даже безобидные сочинения. Выпуск новых газет требовал личного разрешения императора.

В Первой половине 19 века в России издаются:

«Вестник Европы» (1802—1830 гг) под редакторством Карамзина. Кстати, Карамзин был приглашенным редактором и получал за свой труд 3000 р. в год, что было первым в российской истории случаем оплаты редакторской деятельности.

«Сын Отечества» (1812—1832 гг) под редакторством Греча. Журнал издавался с целью повышения патриотизма во время Отечественной войны 1812 г. В журнале впервые появились иллюстрации — политические каррикатуры, высмеивающие Наполеона. В газете была опубликована первая статья А. С. Пушкина в качестве журналиста.

«Полярная Звезда» (1823—1825 гг), выпускавшийся Рылеевым и Бестужевым. Альманах был своего рода оплотом декабристской публицистики.

«Московский телеграф» (1825-) под редакторством Полевого. Кстати, именно Полевой ввел в русский язык слово «журналистика» и попытался изложить историю русской журналистики.

«Северная пчела» (1825—1864 гг) — консервативное издание, поддерживающее политику Николая I. Газета ориентировалась на вкусы читателя и стремилась стать коммерчески обоснованым изданием. Содержала информацию о моде, сенсациях и частные объявления. Была законодательницей мод в верстке газет.

«Современник» (1836-) под редакторством Пушкина.

После поражения России в Крымской войне и последовавшего усиления революционного движения в стране многие представители господствующего класса начинают высказывать идеи об отмене крепостного права путём реформ сверху. Но среди помещиков существовала большая прослойка консерваторов, которые хотели сохранить старые отношения в неизменном виде. Это противостояние в стране во многом формировали журналистику этого периода. Каждое из этих направлений имело свои печатные органы: журналы и газеты.

В 1865 году был издан российский закон о печати. Он отменял предварительную цензуру для столичных (Санкт-Петербург, Москва) журналов и газет, книг объёмом более 10 печатных листов. Это новшество не распространялось на сатирические издания с карикатурами и всю провинциальную печать. Установилась ответственность печати перед судом. Однако административные преследования были удобнее для правительства и поэтому были более распространены.

Окончательно сложился тип общественно-политического и литературного ежемесячника с развитым отделом публикации, рассчитанного на мыслящих людей, интеллигенцию. Поэтому история подобных журналов тесно связана с историей общественной мысли. Определенная часть публицистов журналов и газет все чаще начинает обращаться к вопросам религиозно-нравственного порядка. Увеличилась коллегиальность в руководстве журналами, хотя персональная роль лидеров в журналистике сохраняется.

Одновременно растет газетное дело, увеличивается число ежедневных изданий разного типа, обеспечивающих потребность в информации растущей аудитории.

Во второй половине XIX века появляются дешевые издания для простонародья. Массовая аудитория вызвала к жизни различные еженедельники, а также развлекательные и коммерческие издания, которые стали появляться благодаря развитию капитализма после реформ шестидесятых годов.

Продолжается количественный рост прессы, появляются новые типы периодической печати. Наблюдается рост провинциальной частнособственнической газетной печати, дальнейшее увеличение числа различных еженедельников, в том числе иллюстрированных.

Среди «толстых» русских журналов появляются журналы по интересам. Получают развития и духовно-религиозные и деловые издания. Газеты обзаводятся приложениями, практикуются вторые (дневные) выпуски газет. Растет тираж. В 1864 появляется первое информационное агентство.

XX век

В начале XX века частно-предпринимательская деятельность в области журналистики расширялась и крепла. В значительной степени разделились функции издателя, то есть собственника газет и журналов, и редакторов. Редакторы и публицисты становились подчас наемными работниками, которые зависели не только от цензуры, но и от владельца издания. Постепенно формируется качественная и массовая пресса. Появляется множество сатирических журналов . Во время революции 1905—1907 годов противостояния правительства журналистика осознала себя в качестве третьей силы, выполняющей свои специфические задачи: информировать население о происходящих событиях, отражать настроения общества, а не только участвовать в революции на стороне одной из борющихся сил.

 

2. Русские допечатные издания.(?) Меры Стоглавого собора (1551) в отношении правильности переписывания церковных и юридических книг.

  Стоглавый собор - как законодательный акт.

Церковный собор 1551 г. – один из самых знаменитых в истории церкви периода средневековья. Собор открылся 23 февраля 1551 г. в царских палатах в торжественной обстановке. В нем приняли участие царь Иван Грозный, митрополит московский Макарий, высшие иерархи церкви: архиепископы, епископы, архимандриты и игумены монастырей, соборные старцы. На соборе присутствовали также князья, бояре, воины. Итоговым документом деятельности собора стал свод его постановлений – «Уложение», или «Соборная книга», представленная в виде «соборных ответов» на «царские вопросы». По своему значению, это был один из важнейших соборов московского государства.

Название «Стоглав», утвердилось за этим сборником лишь с конца XVI века. Этот итоговый документ, составленный на соборе 1551 года, был при редактировании разбит на 100 глав, вероятно, в подражание царскому Судебнику 1550 года. Отсюда и название Стоглавник, впервые упомянутое в переписке к одному из списков памятника конца XVI в. С XVII в. Стала употребляться более короткая форма этого слова – Стоглав. Поэтому и сам собор 1551 года получил в исторической литературе наименование Стоглавого.Разделение документа на 100 глав было, по мнению историка русской церкви Е.Е.Голубинского не случайно: поступая так, редактор Стоглава стремился предохранить книгу от произвольного сокращения последующими переписчиками, от пропусков ими несущественных, с их точки зрения, глав. 

Деление на 100 глав весьма условно. Так же условно и название памятника, тем более что многие списки оканчиваются не сотой, а сто первой главой, которая содержит приговор царя со священным собором о вотчинах, датированный 11 мая 1551 г. Эта дата рассматривается исследователями или как дата завершения обработки материалов Собора, в результате чего возник Стоглав[14], или как дата закрытия собора[15].

Стоглав говорит о важности и необходимости духовного образования и обучения, чтобы у “священников и у дьяконов и у дьяков учинити в домех училища” . Решение данной задачи, как видим, Собор возлагает на духовенство. Это соборное постановление представляет большую важность. “Школа на Руси здесь впервые является предметом заботливости целого Собора, царя и русских иерархов. Мы не имеем точных данных, в какой мере были осуществлены определения Собора об учреждении школ на всей Руси; но что поставления соборные не остались мертвой буквою, в этом убеждают нас «наказы», разосланные по епархиям”.

Стоглавый Собор уделил большое внимание исправлению книжной продукции. Из материалов мы узнаем, что книги в XVI в. изготавливались на продажу. Собор предписывал — переписанные книги сверять с оригиналом, выявляя и исправляя ошибки. В противном случае он дает указание изымать неправленные книги “даром безо всякаго зазору, да, исправив отдавали в церкви, которые будут книгами скудны” .

Материалы Стоглава содержат ссылки на цитаты из канонических правил Вселенских и Поместных Соборов и святых Отец, из Священного Писания и богослужебных текстов, творений святителей Григория Богослова, Василия Великого, митрополита Ираклийского Никиты, преподобных Исаака Сирина, Симеона Дивногорца, приводятся тексты постановлений императоров Константина и Мануила Комнина, равноапостольного князя Владимира, поучения Русских Митрополитов, святителей Петра, Киприана, Фотия, преподобного Иосифа Волоцкого и др. Поэтому соборные главы приобретают более нарративный, назидательный характер, опираясь при этом на древнюю и русскую церковные богословско-канонические традиции.

Академик Д. С. Лихачев отмечает: “В «деяния» Стоглавого Собора внесена сильная художественная струя. Стоглав — факт литературы в той же мере, как и факт деловой письменности”. Это можно наглядно показать на следующем примере. При написании второй главы в речи царя “составитель Стоглава не имел под руками текста этой речи и сам воспроизвел ее по памяти, литературно обработав”, — пишет С. О. Шмидт. В действительности же за основу этой главы был взят текст “От Шестоденьца избрано о животех” из канонического памятника “Мерило праведное”[34]. Н. Дурново говорит, что “Мерило праведное” активно использовалось при создании текста всего Стоглава. В Древней Руси нередко именно таким образом составлялись новые литературные произведения. Интересно, что у святителя Макария, как известно, имелась рукопись “Мерила праведного”. Таким образом, мы видим, что Стоглав как памятник литературы отвечает древнерусским требованиям этикетности повествования и использования цитат.

Наблюдения над языком постановлений Стоглава обогащают его характеристику: “Он совмещает в себе различные языковые стихии: церковнославянский язык, с одной стороны, и язык деловой письменности — с другой. В этом памятнике немалое место принадлежит изложению речей участников Собора, прибывших в Москву из разных областей Руси, он изобилует суждениями и рассуждениями Отцов Церкви по поводу рассматриваемых на Соборе вопросов. Эти части Стоглава сближают его с памятниками высокого книжного языка, в основе своей — церковнославянского. Вместе с тем в Стоглаве можно обнаружить элементы разговорной речи и при этом не только штампов, усвоенных деловой письменностью, но живой разговорной речи участников Собора, в какой-то мере просочившейся в текст книги, несмотря на ее литературную обработку”. Очевидно, подобная направленность и необычность, а также формальное отсутствие подписей участников Собора в конце деяний явились причиной сомнения в их подлинности, высказывавшихся в XIX в. в ходе полемики со старообрядцами.

 

3.Государственные типографии при Иване Грозном. Предварительная цензура вольных типографий в Киеве и Чернигове.

Первая типография на Руси была основана при Иване Грозном в Александровском Кремле государевым печатником Андроником Тимофеевичем Невежой. Первая книга, вышедшая из под печатного пресса в 1578 году была естественно "Псалтирь".

С целью устроить типографию в Москве царь обратился к Кристиану II с просьбой выслать книгопечатников, и тот прислал в 1552 году в Москву через Ганса Миссингейма Библию в переводе Лютера и два лютеранских катехизиса, но по настоянию русских иерархов план короля по распространению переводов в нескольких тысячах экземпляров был отвергнут.

В начале 1560-х годов Иван Васильевич произвел знаковую реформу государственной сфрагистики. С этого момента в России появляется устойчивый тип государственной печати. Впервые на груди древнего двуглавого орла появляется всадник — герб князей Рюрикова дома, изображавшийся до того отдельно, и всегда с лицевой стороны государственной печати, в то время как изображение орла помещалось на оборотной: «Того же году (1562) февраля в третий день Царь и Великий Князь печать старую меньшую, что была при отце его Великом Князе Василии Иоанновиче, переменил, а учинил печать новую складную: орел двоеглавый, а среди его человек на коне, а на другой стороне орел же двоеглавый, а среди его инърог». Новая печать скрепила договор с Датским королевством от 7 апреля 1562 года.

В России Стоглавый собор (1551 г.) принял меры по наблюдению за правильностью переписывания церковных и юридических книг. Появление раскольнической рукописной литературы повлекло немедленное применение карательной цензуры: духовные соборы и московские патриархи предавали рукописи анафеме. Первая типография в России, появившаяся при Иване Грозном в 1563 г., до конца ХVII в. существовала как учреждение, находящееся исключительно в распоряжении правительства, в цензуре по отношению к ней не было нужды. Вольные же типографии в Киеве и Чернигове имели предварительную цензуру. Екатерина II в 1796 г. закрыла частные типографии, цензура сосредоточилась в специальных цензурных ведомствах Петербурга и Москвы. Анализ уставов о цензуре, подчеркивает Ю.М. Батурин, показывает, что цензурный террор правящего класса вырастал с падением значения высших государственных органов.

 

 

4. Закрытие частных типографий при Екатерине II (1796). Рукописная «газета» XVII в. «Столбцы», «Вестовые письма», «Куранты»- их ведомственно-дипломатический характер, источники информации.

15 (26) января 1783 г. императрица Екатерина II издала указ «О вольных типографиях», разрешавший частным лицам заниматься издательской деятельностью. Основной продукцией частных типографий были сказки, авантюрные романы, сонники, книги по домоводству, гадальные книжки, учебная литература. Тиражи колебались от 100 до 20 тыс. экземпляров. Оборудование закупалось за границей, шрифты частично отливались в Санкт-Петербурге.

Разрешение открывать вольные типографии послужило благоприятным толчком к развитию просвещения в России, однако, в государстве по-прежнему сохранялась довольно громоздкая и нецентрализованная структура цензурного аппарата.

Указ 1783 г. функционировал тринадцать лет, в сентябре 1796 г. Екатерина II, столкнувшись с активным развитием в государстве книгоиздательства, бурным ростом количества «вольных типографий» и «происходящими от того злоупотреблениями», подписала «Указ об ограничении свободы книгопечатания и ввоза иностранных книг, об учреждении и об упразднении частных типографий».

Первая русская рукописная газета "Куранты"

Газета была рукописной, ее содержание носило военный, дипломатический, придворный и торговый характер. Информацию получали из голландских, немецких, польских и шведских газет, которые поступали в Посольский приказ, где дьяки и подъячие выбирали нужные известия, перенося их в русском переводе на узкие длинные листы бумаги — «столбцы». Так составлялись «Вестовые письма», или «Куранты», с французского значит «текущий».

В XVI веке появились первые опыты периодики на Руси. В Посольском приказе для царя стали составлять "вестовые письма", которые с 1621 года стали именоваться курантами. В "Курантах" говорилось о сражениях, взятии городов, о приемах послов, о государственных договорах, о прибытии кораблей с товарами, появлениях комет и т. д. Источником этих сведений служили немецкие, голландские, польские, шведские газеты. Они поступали в Посольский приказ, где дьяки и подьячие выбирали известия, занося их в русском переводе на узкие длинные листы бумаги – «столбцы». Рукописная газета в России готовилась для царя Михаила Федоровича, а затем Алексея Михайловича и была окружена строгой дипломатической тайной. Газета читалась царям вслух, на некоторых рукописях есть отметки об этом, иногда с добавлением, что новости слушали и ближние бояре.

Эти «Куранты», или «Вестовые письма», после учреждения регулярной почты в 1668 г. составлялись два, три и четыре раза в месяц, большей частью в одном экземпляре, реже в двух-трех, предназначенных, кроме царя, для наиболее видных бояр, и после прочтения возвращались в Посольский приказ или в приказ Тайных дел. "Куранты" писались на нескольких листах склеенной бумаги и достигали длины в несколько сажен.

Таков был робкий прообраз будущей периодики в России. Здесь все еще только в начале начал: и рукописный способ передачи сообщений, и сами сообщения, носящие характер голой информации, и предельно суженная аудитория - царь и его ближайшее окружение. Но недооценивать такое начало тоже не следует: оно подготовило сознание москвичей к необходимости постоянной информации о делах, выходивших за окружность земляного вала и, более того, за линию границы, затерявшейся в неведомых пущах и озерах. Я не оговорился, назвав москвичей в числе читателей "Курантов". Ведь до того, как они попадали пред царские очи, и после того, как исчезали с них, они прочитывались десятками, а то и сотнями людей. Читали их в Посольском приказе, и не только дьяки, подьячие, но и просто приказные люди. Переписывала их уже совсем мелкая челядь Посольского двора, которая, конечно, делилась полученными новостями со своими домашними, знакомыми, а то и с первыми встречными в царевом кабаке... Никакие запреты, никакие угрозы "слова и дела" здесь не действовали. Москвичи мало-помалу привыкали к притоку информации, и вскоре она и впрямь хлынула на них шумной рекой при Петре Первом (см. статью "Первые русские газеты времен Петра I")

 

 

5. Общая характеристика русского государства на рубеже XVII–XVIII вв.

Петр I "надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить и России европейскую науку, народное просвещение как необходимое условие общественной самодеятельности ."[1]

 

Эпоха Петра I в истории России, личность этого выдающегося государственного деятеля, полководца, дипломата, пользуется неизменным вниманием в отечественной и зарубежной историографии. Их изучение имеет богатую традицию. Началось оно еще при жизни великого реформатора: в настоящее время литература о Петре великом может составить целую библиотеку.

 

Все крупнейшие ученые-историки, специалисты по истории за рубежом, начиная с XVIII столетия и до наших дней, так или иначе откликались на события петровских дней.

 

Основной отраслью экономики России начала 18 века оставалось сельское хозяйство, где продолжала господствовать 3-х польная система земледелия. Главными земледельческими культурами были: рожь, овес, а основными орудиями производства - соха, бороны, серп, коса, медленно вводился плуг. В этот период происходит интенсивное освоение новых посевных территорий на юге России, в Поволжье, Сибири, наблюдается развитие промыслового хозяйства. Развивается ремесленное производство и углубляется разделение труда. В развитии ремесленного производства в конце 17 в. явно прослеживается тенденция превращения его в мелкотоварное производство (увеличивается число ремесленников работающих на рынок). Развитие мелкотоварного ремесла и рост товарной специализации готовили почву для возникновения мануфактур. Их создание ускорялось государственными потребностями. Мануфактурное производство складывалось в местах развития товарного производства. Если западноевропейская мануфактура действовала на основе вольнонаемного труда, то русская мануфактура основывалась на труде крепостных крестьян, т.к. рынок вольнонаемного труда в России, где господствовало крепостное право, практически отсутствовал.

Итак, в конце XVII в. в России интенсивно развивалась торговля. Но на пути развития торговли и купечества имелись существенные препятствия. Остро стоял вопрос о выходе к морям, отсутствие которого тормозило развитие торговли. Иностранный капитал стремился захватить российские рынки, что вело к столкновению с интересами русских купцов. Купечество России требовало от государства оградить их от конкуренции с иностранными торговцами. В итоге был принят новоторговый устав (1667), в соответствии с которым, иностранным купцам была запрещена розничная торговля на территории России.

Так же можно отметить, что во второй половине XVII в. в России развивается тенденция перехода от сословно представительной монархии к монархии абсолютной. В стране усиливается власть царя (изменение состава Боярской думы, в сторону дворянства; победа Алексея Михайловича над Патриархом Никоном, стремившегося активно вмешиваться в управление государством; практическое прекращение созывов Земских соборов; отмена местничества, принцип занятия государственной должности в зависимости от знатности рода и служебного положения предков). Остро стоял вопрос о реформировании вооруженных сил. Стрелецкие полки утратили свою боеспособность. Для большинства дворян военная служба стала тоже обременительной.

Отставала Русь и в области духовной культуры. В народные массы просвещение почти не проникало, и даже в правящих кругах немало было необразованных и вовсе неграмотных людей.

Что касается внешней политики, то Россия потерпела поражение с Польшей, также были предприняты, в1687 и 1689 гг., два неудачных похода против Крымского ханства.

Россия XVII века самим ходом исторического развития была поставлена перед необходимостью коренных реформ, так как только таким путем могла обеспечить себе достойное место среди государств Запада и Востока.

XVII век был временем, когда Россия установил постоянное общение с Западной Европой, завязала с ней более тесные торговые и дипломатические связи, использовала ее технику и науку, воспринимала ее культуру и просвещение. Учась и заимствуя, Россия развивалась самостоятельно, брала только то, что было ей нужно, и только тогда, когда это было необходимо. Это было время накопления сил русского народа, которое дало возможность осуществить подготовленные самим ходом исторического развития России грандиозные реформы Петра.

Реформы были подготовлены всей предшествующей историей народа, «требовались народом». Уже до Петра начертана была довольно цельная преобразовательная программа, во многом совпадавшая с реформами Петра, в ином шедшая даже дальше их. Подготавливалось преобразование вообще, которое при мирном ходе дел могло растянуться на целый ряд поколений. Реформа, как она была исполнена Петром, была его личным делом, делом беспримерно насильственным и, однако, непроизвольным и необходимым. Внешние опасности государства опережали естественный рост народа, закосневшего в своем развитии. Обновление России нельзя было предоставлять тихой постепенной работе времени, не подталкиваемой насильственно.

Реформы коснулись буквально всех сторон жизни русского государства и русского народа, однако к основным из них следует отнести следующие реформы: военную, органов власти и управления, сословного устройства русского общества, податную, церковную, а также в области культуры и быта.Следует отметить, что основной движущей силой петровских реформ стала война.

«Петр пришел к власти после нескольких лет борьбы за престол, которую вели две группировки, возглавляемые Милославскими и Нарышкиными».[2] Стрельцы, возглавляемые Софьей, пытались устроить новый переворот с целью низвержения Петра. Таким образом, очень скоро Петр ощутил ту пустоту, на которой основывалась его власть. Это положение осознавал не только Петр, но и его предшественники, и они пытались найти из него выход. Они начертали программу преобразований, преследовавшую своей целью лишь исправление существовавших устоев общества, но не их замену. Преобразования должны были коснуться реорганизации вооруженных сил, сферы финансов, экономики и торговли. Была признана необходимость более тесного соприкосновения с европейскими странами и обращения к ним за помощью. В планах имелись также изменения в социальной сфере: предоставление самоуправления городскому населению и даже частичная отмена крепостного права.

Петр принял эту уже имевшуюся программу, немного изменив ее и расширив, добавил реформу нравов, изменения в образе поведения, по примеру установившихся в Европе, но оставил неприкосновенной главную проблему социальной сферы - крепостное право.Затянувшаяся война, длившаяся 20 лет, руководила принятием многих решений, следствием этого было ускорение хода преобразований и, порой, непоследовательности принимаемых решений и проводимых мероприятий.

Преобразовательную деятельность Петр начал сразу же по возвращению Великого посольства из Европы. Официальной целью Посольства было подтверждение дружеских отношений России с европейскими странами и поиск союзников против Турции, но реальной задачей для Петра было узнать о политической и культурной жизни Европы, государственном устройстве, системе образования, устройстве и оснащении армии, о флоте - его интересовало все. Страны Европы приняли русское Посольство, мягко говоря, прохладно: Россия не только не нашла союзников против Турции, но еще оказалось, что начали формироваться элементы антирусского блока в Европе. На дипломатическом поприще ярких успехов достичь не удалось. Но эта поездка дала очень многое Петру: он увидел и решил для себя множество интересовавших его вопросов.

«Вернувшись из путешествия по Европе в августе 1699г, царь явился к своим подданным в одеянии жителя Запада, в коем его еще не видывали. А через несколько дней вышел указ, по которому велено было бороды брить и одеваться в иностранное платье, венгерского или французского покроя, образцы установленного платья были расклеены по улицам. Бедным разрешалось носить старое платье, но с 1705 г. все должны были носить новое платье под страхом штрафа или более сурового наказания.»[3] Борода издавна считалась неприкосновенным украшением, признаком чести, родовитости, предметом гордости, поэтому этот указ вызвал сопротивление, но Петр решил эту проблему экономическим путем: ношение бороды облагалось особым налогом, величина которого определялась состоятельностью обладателя сего украшения. Раскольникам и богатым купцам борода обходилась в год 100 рублей, при уплате налога выдавалась бляха с надписью «борода - лишняя тягота». Довольно удивительное начало преобразований, но если более глубоко задуматься над этим вопросом, обратиться к исследованиям в области психологии, то мы увидим, что таким образом был частично сломлен психологический барьер между Россией и Западом, и даже, в какой-то степени это подготовило сознания людей к восприятию дальнейших изменений.

Главным шагом Петра в первые годы царствования было уничтожение стрельцов, которые с самого детства царя становились у него на пути. После того как Петр заявил о своем намерении реформировать вооруженные силы и сформировать новую армию на европейский лад, он как бы дал понять, что время, когда стрельцы были самой боеспособной силой, прошло. Таким образом, стрельцы были осуждены на уничтожение. Cтрелецкие полки теперь отправляли на самые грязные работы, подальше от Москвы, - стрельцы пали в опалу. В марте 1698 г. они подняли бунт, в это время Петр находился в Англии. «Стрельцы послали из Азова в Москву депутацию с изложением своих сетований. Депутация вернулась ни с чем, но привезла с собой будоражащие известия о том, что Петр душой и телом предался чужеземцам, а заключенная в Девичьем монастыре царевна Софья призывает своих прежних сторонников на защиту трона и алтаря от мятежного и нечестивого царя». Cтрельцы подняли бунт и двинулись на Москву. На встречу им выступил генерал Шеин, встретились они 17 июня 1698г около Воскресенского монастыря. Войско генерала Шеина превосходило и по численности, и по оснащенности, поэтому победа была на стороне правительственных войск. Несколько человек было убито, а остальные были забраны в плен. Петр, узнав об этом, торопился с возвращением и, воспользовавшись сложившейся ситуацией, решил, что это удачный предлог для нанесения окончательного удара по стрелецким формированиям. Приехав в Москву, Петр сразу же объявил розыск, который был наскоро проведен генералом Шеиным и Ромодановским, но этого было мало, и розыски возобновлялись несколько раз. Пойманных стрельцов либо убивали, либо отправляли в застенки. Проводились пытки с целью получения явных доказательств участия царевны Софьи в заговоре против Петра. Розыски сопровождались массовыми казнями. Петр задался целью раз и навсегда избавиться от стрельцов и сделал все для достижения этой цели. Стрельцы исчезли. Не было более стрельцов, но не было и войска. «Спустя несколько месяцев царь осознал свою поспешность, потому он был вынужден «возвращать к жизни умерших» и в 1700 г. в битве под Нарвой принимали участие стрелецкие полки - это провинциальные стрельцы, которые указом от 11 сентября 1698 г. были лишены своего имени и организации, а указом от 29 января 1699г им было возвращено и то и другое.» Окончательное решение об уничтожении стрельцов было принято в 1705г после Архангельского бунта, в котором принимали участие остатки не дисциплинированных полчищ.

После уничтожения стрельцов перед царем возникла другая проблема: у России не было армии, которая могла бы оказать серьезное сопротивление. Под стенами Азова Петр испытал ценность своего войска и обнаружил, что вооруженная сила, которую он надеялся в них найти, не существовала.

Стрелецкое восстание было не просто выражением недовольства, тем как с ними обошлись, обиженных стрельцов - это было выявлением существовавших оппозиционных настроений в стране. Не является секретом тот факт, что многие старые бояре не понимали Петра, а, следовательно, не приветствовали его затеи. Нежелание что-либо менять, консервативность мышления и враждебный настрой ко всему иноземному, новому ополчили против царя часть боярства. И с этим приходилось считаться Петру. Возможно, именно этот фактор не дал возможности Петру пойти дальше и глубже в своих преобразованиях. Оппозиция зачастую играла тормозящую роль в продвижении реформ.

Большим ударом для Петра было то, что в оппозиционные круги вошел его сын Алексей. Петр не раз пытался привлечь Алексея к своим делам и заботам, но царевич проявлял к этому полнейшее равнодушие. «Наконец, 27 октября 1715г Петр поставил сына перед выбором: либо тот одумается и вместе с отцом возьмется за дело, либо отречется от престолонаследования На требование отца определить свое место в жизни, Алексей ответил, что согласен постричься в монахи.»[5] Но в действительности у Алексея не было желания вести монашескую жизнь. Алексей видел для себя выход в бегстве за границу. Царевич бежал в Австрию, где ему было тайно предоставлено убежище. Спустя короткое время он был найден и 31 января 1718 г. привезен в Москву. Получив прощение отца, он подписал заранее приготовленный манифест об отречении от престола. После этого царевич раскрыл всех своих сообщников, которые были осуждены, казнены или сосланы в Сибирь. После этих событий марта 1718 г. царский двор переехал в Петербург. «Страх за свою жизнь замутил Алексею рассудок. Во время допросов он лгал, оговаривал других, чтобы умалить свою вину. Но Петербургский этап розыска установил его бесспорную вину. 14 июня 1718 г. Алексея взяли под стражу и посадили в Петропавловскую крепость. Суд, состоявший из 127 важных чинов, единогласно объявил царевича достойным смерти. 24 июня 1718 г. Алексею объявили смертный приговор за государственную измену»

 

 

6. Петровские реформы. Возникновение периодической печати, вызванное экономическим, политическим и культурным ростом страны.

Петр I вошел в историю России как великий реформатор. Не было такой сферы общественной жизни, которую российский император не подверг коренному переустройству. Целью его было превращение России в великую европейскую державу, и в этом деле он много преуспел. Петровская Россия стала активным и влиятельным участником европейской политики, прорыв к Балтийскому морю способствовал углублению экономических и культурных связей с Западом.

Созданная в результате петровских реформ административная система оказалась весьма устойчивой и в главном сохранялась на протяжении всего дореволюционного периода, хотя некоторые учреждения были со временем отменены или стали выполнять другие функции, например коллегии в 1801 г. были заменены министерствами. Но несмотря на это, структура управления, механизм власти и ее функции оставались прежними. Спор о закономерности, прогрессивности и даже целесообразности петровских преобразований идет в науке уже давно и восходит едва ли не ко времени самих реформ.

Петру Первому понадобилась собственная печатная газета – для пропаганды намеченных реформ. Ему не нужна была сводка, так как он мог читать сам. Объяснение курса политики. Грамотных людей на Руси было мало.

Функция первой газеты – пропаганда собственной политики, рассказ о новостях русской и зарубежной жизни.

15 декабря 1702 года – Петр Первый подписывает указ о печатании «Ведомостей». Здесь же он подчеркивал необходимость свободной продажи – в отличие от курантов. Изготавливалась чиновниками, на должности приказов. Все важные сведения посылались в Монастырский приказ, оттуда на печатный двор. 16 декабря этот указ доведен до широкой аудитории.

17 декабря, а по другой версии 16 появляется первый номер «Ведомостей». Каждый новый номер имел новое название. Первый номер напоминал куранты – письма и только заграничные новости. На следующий день – второй номер 17 декабря. Заявка на ежедневность. Другое название – тенденция. Объяснение: не было рубрик, изменение содержания отражалось на названии. Второй номер – «Ведомости Московского государства». Разное содержательное наполнение – о въезде Петра Первого после победы над шведами.

Эти два номера до нас не дошли, поэтому День Российской Журналистики – 13 января. Третий номер – 27 декабря, посвящен одной новости – взятие крепости Нотебург. Назывался он очень длинно. Не было регулярного тиража. 3-ий номер – очень большой тираж 1000 экземпляров, так как это важная новость.

В курантах основное – переводы, так же и для «Ведомостей». Тоже тенденция. Мало оригинальных материалов. Ближе к концу 18 века появляются самобытные издания. Западная журналистика отличалась. Она носила коммерческий характер. «Ведомости» - общенациональный характер, это государственное официальное издание. Первая половина 18 века – монополизация печатных изданий. 1759 г. – первые частные издания.

Неудачное начало Северной войны, поэтому Петр Первый пытался объяснить свои действия (например, переплавку церковных колоколов).

2 января 1703 года – номер газеты, многие считают его первым, откуда и праздник.

Просветительский характер «Ведомостей», ставка на грамотность, устное влияние на остальных. Основная тема – военные действия. Источники: письма, переводы, донесения от генералов. Заграничная жизнь не только по переводам, но и по донесениям. Петр Первый лично редактировал некоторые номера.

Тенденция – участие в русской журналистике царей. Екатерина Вторая, Николай Первый. Петр Первый – иногда сам снабжал информацией.

Развитие языка, Петр Первый бережно относился к языку. Вслед за иностранным термином должен был следовать русский перевод. Требование простоты, ясности и понятности текста. Доступность. Это тоже уровень тенденции.

Первый официальный редактор – Федор Поликарпов, директор печатного двора в Москве. Образованный человек.

Сначала «Ведомости» выходили в Москве, потом переехали в Питер. Там редактор – Михаил Аврамов, директор столичной типографии. В основном информационные материалы – жанр заметки – точнее его зародыш. Жанры только начинают вырабатываться.

Непостоянный тираж: зависит от темы. Тенденция: чем дольше существовали «Ведомости», тем меньшим тиражом они распространялись. Продавались не все номера. Со 2 номера 1724 года тираж стал всего 30 экземпляров. Причины ослабления интереса: политические. Затяжной характер Северной войны спровоцировал потерю интереса. «Ведомости» заполнялись сведениями военного характера. Принято говорить, что элементы желтизны появились в 19 веке. Журналистика становится профессией в 20 веке. В 18 веке журналистам не платили, только с 19 века. В журналистике 18 века в основном были дворян – и писали, и читали – тенденция. Были и другие, но в значительном меньшинстве. Читать в основном умели только дворяне.

Элементы желтизны были уже в 18 веке – развлекательные, сенсационные материалы. Тираж постоянно менялся из-за экстраординарных событий.

Иногда тираж быстро раскупался, тогда газету переиздавали как книгу – второе, треть издание (тиснение). Неоперативность. Многие сведения были незлободневными, актуальными все время. Иногда подборку статей издавали десять лет спустя. Существуют переиздания и «Московских ведомостей». Третий номер за 1711 год.

Нерегулярность истории. Иногда появлялся только один номер в год. Новости часто неактуальные. Ослабление внимания читателя. Стоимость газеты: 1-4 деньги. Немаленькая цена. Для сравнения: 3 деньги в день получал наборщик.

1709 год – реформа алфавита. С церковного перешли на гражданский шрифт. Два шрифта бытовали одновременно – «Ведомости» печатались обоими шрифтами, причем сначала церковный шрифт превалировал над гражданским. Это было для постепенного перехода. С 1715 года гражданский шрифт полностью вытесняет церковный из газеты.

В 1703 и 1704 году вышло по 39 номеров, 1705 – 46 номеров (самое большое количество). 1718 – всего один номер.

Разное количество страниц – от 2 до 22 страниц. От этого и зависела цена. Формат – восьмая доля листа, примерно полтетради. Он тоже варьировался. С 3 номера 1711 года на первой странице появилась гравюра. Петр Первый много содействовал школе русского гравирования. На этой гравюре вид Питера с Невой и Петропавловской крепостью, а также Меркурий. .

Основные тенденции развития русской журналистики 18 века.

Жанры только зарождались:

- информационный жанр – заметка в петровских «Ведомостях»;

- жанр переписки – «Адская почта», «Почта духов»;

- сатирические словари, справочники и т.д. Филологические исследования.

1759 – появление первых частных журналов, первые попытки высказать оппозиционные мнения («Праздное время», «Трудолюбивая пчела»). Два вида сатиры: конкретная и абстрактная.

1769 – всплеск сатирической журналистики. Проблема авторства: кто-то публикуется под своим именем, кто-то под псевдонимом или анонимно.

Персональный журнализм:

- отсутствие журналистских кадров;

- труд журналиста не оплачивался;

- отсутствие техники.

Очень многие издания 18 века носили заимствованный характер. К концу 18 века тенденция сворачивается «Собеседник», «Аглая».

Три типа изданий:

- газеты «Ведомости», «Московские ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости»;

- журналы;

- альманахи.

Газет мало, так как сложно было в условиях 18 века давать оперативную информацию в газету. Частные журналы лучше удовлетворяли потребности читателя.

Журналистика носила дворянский характер. Очень длинные названия журналов. Не было разделов, рубрик, следовательно нет названия, в нем пытались отразить все, что есть в номере. Названия часто менялись из-за этого. Журналы переиздавались как книги, так как многие носили незлободневный характер. Участие царственных особ в журнале. Участие официальных заведений: Академии Наук, Московского Университета, Сухопутного Шляхетного Кадетского корпуса.

 

7. Первая русская печатная газета «Ведомости» (1702–1727). Характер «Ведомостей» как государственного органа печати.

Вызванная к жизни политическими, экономическими и культурными потребностями страны, первая печатная газета «Ведомости» отразила в своей сущности противоречия эпохи петровских преобразований. С одной стороны, она стала важным явлением национальной культуры, содействовала демократизации языка, осуществляла просветительскую функцию. С другой, – служила целям пропаганды внутренней и внешней политики правительства, монопольно воздействовала на мнения читателей в монархическом духе.

Газета выходила под непосредственным присмотром Петра I, ее статут определялся теми требованиями, которые он предъявлял к печатной продукции: «... чтобы те чертежи и книги напечатаны были к славе нашему, великого государя, нашего царского величества превысокому имени и всему нашему российскому царствию меж европейскими монархи цветущей, наивяшей похвале и общей народной пользе и прибытку».

Сподвижники Петра I – Петр Синявич, Борис Волков, активно поддерживавшие его реформы, принимали участие в подготовке и выпуске «Ведомостей» и в своих суждениях о газете проявляли заботу об оперативности, доступности, качественном оформлении издания.

Учитывая цель издания и интересы читателей «Ведомостей», Б. Волков говорит о «новости» как важнейшем признаке газеты, без которого она утрачивает свою специфику и превращается в «меморий ради гисториков». Для обеспечения регулярности выхода и оперативности газеты он предлагает печатать ее так, «чтобы одна новая ведомость в запасе была». В основу его высказывания о назначении «Ведомостей» положены идеи современности и общей пользы: «Наши авизии почитаются за краткую следовательную историю и печатанию предаются для народной пользы и подноса высочайшим лицам».

Не без влияния традиций русской книжной графики и опыта европейской периодики первая русская печатная газета «Ведомости» имела небольшой формат (1/12 листа), текст размещался на одну колонку, набирался кириллицей (номер от 1 февраля 1710 г. набран гражданским шрифтом). Переход на гражданский шрифт сделал газету доступнее читателям.

Петровские «Ведомости» дают образцы применения цветной печати. В письме Петра I о победе над шведами под Полтавой первые абзацы напечатаны киноварью. Применение цветной печати ассоциируется у читателя с важностью публикуемого сообщения.

В «Ведомостях» появляются виньетки и заставки, имеющие декоративное назначение. Чтобы отделить художественный текст от обычного, а также подчеркнуть особую его важность, приветственные стихи М. Абрамова Петру I окружены в «Ведомостях» рамкой-рисунком.

«Ведомости» имели по преимуществу информационный характер. Будучи «газетой новостей», они осуществляли политические задачи не только благодаря тенденциозному отбору фактов, их комментированию, но и размещению на полосе. Так, о временных неудачах Петра I в ходе Северной войны «Ведомости» умалчивали, зато сообщения о победах подавались броско, на первых страницах, а иногда и в специальных выпусках. В заметках «Ведомостей», передающих авторское отношение к изображаемым фактам, детально описывающих события, комментирующих высказывания, проявляется тенденция к отпочкованию информационных жанров – репортажа, отчета, интервью. Корреспонденции на военные темы содержат в себе зачатки аналитического рассмотрения фактов. Развитие жанров в «Ведомостях» шло интенсивно, как и вся экономическая, политическая и культурная жизнь России в эпоху петровских преобразований.

«Ведомости» печатались до 1711 г. в Москве, затем в Петербурге. Цена за номер составляла от 2 до 8 денег, т.е. от 1 до 4 копеек; тираж колебался от нескольких десятков до нескольких тысяч экземпляров (номер с сообщением о Полтавской битве был отпечатан в количестве 2500 экземпляров). Периодичность, объем номера, формат и даже заглавие газеты не были устойчивыми.

Таким образом, в первые десятилетия XVIII века единственной разновидностью периодики в России была газета, обретавшая свои типологические особенности в содержании, оформлении, системе жанров, преимущественно информационных, среди которых главенствующую роль играла заметка. После смерти Петра I в пору начавшихся дворцовых переворотов «Ведомости» прекратили свое существование, печатное дело перешло в ведение Академии наук и Московского университета. В состоянии периодической печати произошли изменения, обусловленные развитием и специализацией экономики и науки, осознанием журналистикой своих возможностей: увеличилось число газет, расширилась их география, появился журнал, окрепли научная и специальная периодика.

 

 

8. Первые журналисты-профессионалы (Петр Синявич, Борис Волков).

Сподвижники Петра I – Петр Синявич, Борис Волков, активно поддерживавшие его реформы, принимали участие в подготовке и выпуске «Ведомостей» и в своих суждениях о газете проявляли заботу об оперативности, доступности, качественном оформлении издания.

Учитывая цель издания и интересы читателей «Ведомостей», Б. Волков говорит о «новости» как важнейшем признаке газеты, без которого она утрачивает свою специфику и превращается в «меморий ради гисториков». Для обеспечения регулярности выхода и оперативности газеты он предлагает печатать ее так, «чтобы одна новая ведомость в запасе была». В основу его высказывания о назначении «Ведомостей» положены идеи современности и общей пользы: «Наши авизии почитаются за краткую следовательную историю и печатанию предаются для народной пользы и подноса высочайшим лицам».

Суждения Б. Волкова о краткости изложения согласовывались с положением петровского «Указа труждаюшимся в переводе экономических книг» (1724): «Понеже немцы обыкли многими рассказами негодными книги свои наполнят, только для того, чтоб велики казались, чего, кроме самого дела и краткого пред всякою вешию разговора, переводить не надлежит; но и вышереченной разговор, чтоб не празной ради красоты, но для вразумления и наставления о том чтущему был».

 

 

9. Журнальная периодика второй половины XVIII в.

Первый журнал появился в России в январе 1755 года и просуществовал десять лет. Это было издание Академии наук, которое называлось «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие». («Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие» - первый российский журнал, издававшийся Академией наук в 1755-1765 гг., тираж - 2000 экз. Редактор - Г.Ф. Миллер). На страницах журнала, редактором которого стал Г.Ф. Миллер, выступали видные писатели того времени - Сумароков Александр Петрович (1717-1777) - русский писатель, один из ярких представителей классицизма, редактор сатирического журнала «Трудолюбивая пчела» (1759), Тредиаковский Василий Кириллович (1703-1768) - русский поэт, филолог, академик Петербургской АН, Херасков Михаил Матвеевич (1733-1807) - русский писатель и поэт, видный представитель классицизма, редактор ряда сатирических изданий и другие.

Более полувека правительство непосредственно и через Академию наук держало монополию на печатное слово. И только в конце 1750-х годов в качестве издателей появляются частные лица. В январе 1759 года А.П. Сумароков тиражом 1200 экземпляров издает ежемесячный журнал «Трудолюбивая пчела», наполненный очерками, эпиграммами, притчами. («Трудолюбивая пчела» - сатирический журнал, издававшийся А.П. Сумароковым в 1759 г. Всего вышло 12 номеров. Публиковал фельетоны, критиковавшие политику правительства). Издатель развивает жанр фельетона. В своих фельетонах он высказывает озабоченность судьбами русской литературы, театра. Он переживает и за судьбу России, протестует против рабства крестьян, отданных в бесконтрольное владение помещикам.

Критика в адрес правительства не осталась незамеченной: на двенадцатой книжке, в декабре того же года журнал прекратил свое существование. «Пчелы» не стало из-за попыток «ужалить» правящий класс, из-за возникших материальных затруднений.

Два года просуществовал еженедельный журнал «Праздное время, в пользу употребленное», издаваемый с января 1759 года группой преподавателей Сухопутного кадетского корпуса в Петербурге.

Один из выпускников этого учебного заведения М.М. Херасков становится известным писателем. С 1755 года в течение 30 лет он работает в Московском университете, на базе университетской типографии организует и редактирует целый ряд журналов: «Полезное увеселение», «Свободные часы», «Невинное упражнение», «Доброе намерение».

60–80 годы XVIII века - это начало периода русского просвещения. В это время усложняется литературный процесс: возникают первые литературные группировки, школы, течения; увеличивается число журналов; появляются публикации, проникнутые антифеодальной направленностью и критикой «просвещенного абсолютизма» императрицы Екатерины II (Екатерина II Алексеевна (1729-1796) - российская императрица с 1762 г. Немецкая принцесса Софья Фредерика Августа. Оформила сословные привилегии дворян, преследовала свободомыслие. Издавала сатирический журнал «Всякая всячина» и совместно с Е.Р. Дашковой - «Собеседник любителей российского слова»).

Рост оппозиционных настроений, усилившееся воздействие печати на формирование общественного сознания побудили Екатерину II начать издание сатирического журнала «Всякая всячина» (формальный издатель - секретарь Екатерины Г.В. Козицкий). Фактически Екатерина сама осуществляла руководство журналом. Вместе с Е.Р. Дашковой она издавала также журнал «Собеседник любителей российского слова», в котором печатался Д.И. Фонвизин (Фонвизин Денис Иванович (1744-1792) - русский писатель, просветитель, создатель русской социальной комедии).

Игнорируя язвы социальной действительности, «Всякая всячина» порицала только нежелательные для правительства явления да чисто человеческие недостатки, такие как скупость, мотовство и щегольство дворянства, разного рода суеверия, неумение держать себя в обществе и т.д.

На такую мелочную критику людских пороков нацелена и программа, с которой выступил журнал: «Никогда не называть слабости пороком; хранить во всех случаях человеколюбие; не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того просить Бога, чтобы дал дух кротости и снисхождения».

Например, полагая, что Манифестом от 18 июля 1762 года взяточничество в России осуждено, журнал призывает не жаловаться на судей-взяточников: «Любезные сограждане! Перестанем быть злыми, не будем иметь причины жаловаться на правосудие». В то же время журнал критикует молодых девушек, которые «чулков не вытягивают, а когда сядут, тогда ногу на ногу кладут, через что подымают юбку так высоко, что я сие приметить мог, а иногда и более сего». Что и говорить, серьезное обличение!

По призыву «Всякой всячины», выраженной в программе, опубликованной в 1769 году, в том же году появляются журналы: «И то, и се» М.Д. Чулкова, «Ни то, ни се в прозе и стихах» В.Г. Рубана, «Адская почта» Ф.А. Эмина, «Трутень» Н.И. Новикова; «Поденщина», «Смесь», «Полезное с приятным».

Самыми острыми, сатирически насыщенными социально-злободневным содержанием были три издания: «Трутень», «Адская почта» и «Смесь». «Адская почта» была ежемесячным журналом одного автора - писателя-разночинца Ф.А. Эмина. И строилась в форме переписки двух бесов - Кривого и Хромого, в которой делались намеки на конкретных лиц и реальные события русской жизни. В конце каждой из шести выпущенных за время существования издания книжек помещались «Ведомости из ада», сатирические известия о прибывающих в ад («Адская почта» - ежемесячный сатирический журнал, издававшийся в Санкт-Петербурге в 1769 г. Ф.А. Эминым. Всего вышло 6 номеров. Носил антикрепостнический характер, подвергался преследованиям).

Эмин стал сразу же нападать на «Всякую всячину». Журналист сравнивает издание Екатериной этого журнала с заигрыванием легкомысленной девицы, которая «всем понравиться хочет». Он писал: «Когда твои политические белила и румяна сойдут, тогда настоящее бытие твоих мыслей всем видимым сделается».

Острые статьи печатала «Смесь». Автор одной из них - «Речи о существе простого народа» - рассуждает по поводу распространенного среди дворян мнения, будто «нет разума в простом народе». «Имеет ли он добродетели? И того не знаю. Затем, что стихотворцы прославляют добродетели лирическим гласом, однако я никогда не читал похвальной оды крестьянину, так же, как и кляче, на которой он пашет…»

Но самое удивительное явление в истории журналистики XVIII века - это деятельность Н.И. Новикова, о творчестве которого будет подробно рассказано ниже. Его журнал «Трутень» (появился он 1 мая 1769 года) резко ополчается на лихоимство, ханжество, невежество, чисто внешнюю европеизацию дворянства, ложно понятое образование и воспитание молодых людей («Трутень» - еженедельный сатирический журнал, издававшийся Н.И. Новиковым в 1769-1770 гг. Обличал крепостничество, бюрократию, галломанию и праздность дворян).

Книгопечатание в России в конце XVIII века бурно развивается и усилиями других издателей. Этому способствовал Указ императрицы Екатерины II о «вольных типографиях»(1783), согласно которому их могли заводить все желающие, не спрашивая специального разрешения. И в столице, и в провинции после этого Указа появилось огромное количество частных типографий.

Однако на последнее десятилетие XVIII века наложили отпечаток, с одной стороны, Великая французская революция 1789–1794 гг. и радикальные произведения, ставшие вершиной русского просвещения: несущие идеи революции «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева, антикрепостнические - «Ябеда» В.В. Капниста, сатирическая журналистика И.А. Крылова; с другой - усиление правительственной реакции, репрессии против Н.И. Новикова, А.Н. Радищева и других передовых людей того времени (Крылов Иван Андреевич (1769-1844) - русский писатель, знаменитый баснописец. Редактор сатирического журнала «Почта духов» (1789), журнала «Зритель». Издатель «Санкт–Петербургского Меркурия»).

Статьи нравоучительного характера печатаются в «Беседующем гражданине». Оба издания выходили только в течение одного 1789 года. А в 1791-1792 гг. выходит литературный «Московский журнал», издаваемый Н.М. Карамзиным. Многообразие материала, поданного живо и занимательно, изящный язык, высокий эстетический вкус делали это издание журналом нового типа.

По мнению исследователей, следующие черты, присущие «Московскому журналу», позволяют с полным основанием считать Н.М. Карамзина родоначальником «настоящего журнала»: 1) определенное твердое направление; 2) строгий отбор произведений с учетом общего направления журнала; 3) разнообразие материала, его познавательный характер; 4) чувство современности; 5) постоянные отделы и рубрики; 6) хорошая постановка отдела критики; 7) чистый литературный язык; 8) умение говорить с читателем увлекательно, занимательно и живо. Карамзин Николай Михайлович (1766–1826) - русский писатель, историк, идеолог просвещенного абсолютизма. Редактор «Московского журнала» (1791–1792) и «Вестника Европы» (1802–1803), альманахов. Автор «Истории государства Российского» .

С Н.М. Карамзина начинается и такой тип издания, как альманах. Он издает книжки двух альманахов: «Аглая» (1795, 1796) и «Аониды» (1796, 1797, 1799).

Приоритет журнала над газетой был обусловлен несколькими причинами: а) цензура давала возможность говорить о прошлом, но не о текущих событиях; б) не было надежных средств быстрой транспортировки тиража издания; в) полиграфия того времени не могла справиться с быстрым печатанием большого числа экземпляров газет; г) издание частных доходных газет было крайне затруднено из-за неграмотности основной массы населения.

В целом можно сделать вывод, что русская журналистика XVIII века несла читателям идеалы гражданственности, патриотизма, гуманизма и высокой нравственности. Она была проникнута сочувствием к закрепощенному крестьянству, выказывала враждебное отношение к абсолютизму.

В заключение посмотрим, как выглядела русская журналистика в рамках каждого из десятилетий XVIII века.

1. 1701–1710 гг. Первая русская газета «Ведомости» (печатается в Москве) - Указ Петра I от 15 декабря 1702 года, первый номер вышел через день - 17 декабря (по старому стилю).

2. 1711–1720 гг. С 1715 года «Ведомости» печатаются в Петербурге, а с 1719 года полностью переходят в северную столицу. За весь 1717 год читатели получили лишь три номера «Ведомостей», а в 1718 году - один.

3. 1721–1730 гг. Издание «Ведомостей» передается Академии наук, газета получает название «Санкт-Петербургские ведомости» (1727). Выходят приложения к газете. Они называются «Месячные и исторические, генеалогические и географические примечания» (1728–1742). Академия наук на латинском языке издает «Комментарии», где печатаются работы ученых (1727).

4. 1731–1740 гг. В России выходит только одна газета с приложением.

5. 1741–1750 гг. В России одна газета – «Санкт-Петербургские ведомости».

6. 1751-1760 гг. Появляется первый журнал «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие» (январь 1755 г., тираж - 2000 экземпляров, издатель - Академия наук). В Московском университете выходит первый номер газеты «Московские ведомости» (26 апреля 1756 г). Появляется журнал «Трудолюбивая пчела» А.П. Сумарокова (январь 1759 г., 1200 экземпляров, просуществовал всего год). Выходит журнал «Праздное время, в пользу употребленное» (1759–1760), издатели-преподаватели Сухопутного кадетского корпуса.

7. 1761–1770 гг. Журналистика Московского университета - четыре журнала группы М.М. Хераскова: «Полезное увлечение», «Свободные часы», «Невинное упражнение», «Доброе намерение». Участие Д.И. Фонвизина в журнале проф. И.Г. Рейхеля «Собрание лучших сочинений, к распространению знания и к произведению удовольствия, или смешанная библиотека о разных физических, экономических, також до мануфактур и до коммерции принадлежащих вещах».

Петербургские журналы 1769 г.: «Всякая всячина» (2 января), «И то, и се» (январь), «Ни то, ни се в прозе и стихах» (20 февраля); «Полезное с приятным» (24 февраля); «Поденщина» (28 февраля), «Смесь» (1 апреля), «Трутень» (1 мая), «Адская почта» (июль 1769). В 1770 год перешли только «Трутень» и «Всякая всячина».

1771–1780 гг. Журналы Н.И. Новикова «Живописец», «Кошелек», «Утренний свет», «Вечерняя заря», «Покоящийся трудолюбец», «Московское издание»; его же газета «Санкт–Петербургские ученые ведомости» (1777 г.).

1781–1790 гг. Журнал «Собеседник любителей российского слова» (июнь 1783 - сентябрь 1784, Академия наук, Е.Р. Дашкова). «Беседующий гражданин» (1789). «Почта духов» И.А. Крылова (около ста подписчиков, 1789). Первые провинциальные издания - журнал «Уединенный пошехонец» (1786, Ярославль), «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» (Тобольск, 1789–1791).

1791–1800 гг. Журналы «Зритель» (1792 г. - 169 подписчиков) и «Санкт–Петербургский Меркурий (1793) - издатели И.А. Крылов и А.И. Клушин. «Московский журнал» Н.М. Карамзина (1791-1792 гг.). Первая отраслевая газета «Петербургские врачебные ведомости» (1792–1794 гг.).

 

10. Первые сатирические издания. Частный ежемесячный журнал в годы правления Елизаветы Петровны «Трудолюбивая пчела» под редакцией литератора, драматурга и поэта А.П. Сумарокова.

Первым советским сатирическим изданием стал небольшой журнал "Соловей", увидевший свет 24 декабря 1917 г. в Москве. Журнал возникает в среде пролетарских сатириков, группировавшихся вокруг "Социал-демократа" -- газеты московских большевиков. К участию в журнале были привлечены В. Маяковский, Демьян Бедный, Леонтий Котомка. Редакция рассчитывала выпускать свой журнал еженедельно. Но из-за технических трудностей выпуск уже ᴨȇрвого номера "Соловья" задержался на неделю. Еще заметнее отражаются эти трудности на втором номере, который вышел лишь через два месяца после ᴨȇрвого. Этому номеру суждено было стать и последним.

В феврале 1918 г. появляется ᴨȇрвый советский сатирический журнал в Петрограде. Это был "Красный дьявол". Журнал, во главе которого встал ᴨȇрвый карикатурист "Правды" -- Л.Г. Бродаты, сплотил на своих страницах лучшие силы советских сатириков и художников. В нем принимают активное участие правдисты во главе с Демьяном Бедным, ᴨȇчатаются В.В. Маяковский, В.В. Князев, О.Л. д' Ор (О.Л. Оршер), Д.Н. Тигер (Красное жало), художники В. Козлинский, С. Маклецов и др. "Красный дьявол" оказался более долговечным, чем "Соловей". Он просуществовал больше года. За это время редакции получилось выпустить 11 номеров.

С апреля 1918 г. в Петрограде начинает выходить еженедельный журнал сатиры и юмора под названием "Гильотина". Организаторами его были О.Л. д' Ор, В. В. Князев, Д. Н. Тигер и некоторые другие беспартийные сатирики старшего поколения. Главной целью своего издания они ставят борьбу с контрреволюционными и антисоветскими элементами, оказывавшими открыто или исподтишка сопротивление мероприятиям Советской власти. Журнал делался по старинке, узким кругом сатириков-профессионалов, которые при его построении использовали традиционные приемы и методы. Ориентировался журнал на интеллигентные слои читателей. "Гильотина" просуществовала четыре месяца. В июле 1918 г. на пятом номере издание прекратилось. Недолгая жизнь его объяснялась не только затруднениями материального порядка. Не последнюю роль сыграл уход из журнала наиболее активных сотрудников, на практике убедившихся, что необходимо искать какие-то иные, более правильные пути формирования советской сатирической журналистики.

Сатирические издания типа "Гильотины" появляются в это время и на ᴨȇриферии. Представляет интерес, например, газета "Мухобой", выходившая некоторое время в Архангельске.

Журналистская практика ᴨȇрвых месяцев гражданской войны подсказывала один путь -- путь органической связи сатирического издания с массовой газетой и ее читателями. Именно по такому пути и пошел коллектив "Красной газеты", организовавший с августа 1918 г. регулярный выпуск еженедельного сатирического приложения "Красная колокольня". Прочная связь с авторским активом газеты, с массовым читателем, обширный приток читательской информации и относительная прочность материально-технической базы -- все это позволило превратить "Красную колокольню" в подлинно массовый орган боевой, злободневной пролетарской сатиры. Но и этот журнал просуществовал недолго. На седьмом номере из-за острого недостатка бумаги он ᴨȇрестал выходить. Тем не менее, ему суждено было сыграть важную роль в поисках правильных путей формирования сатирической ᴨȇриодики.

Большую роль в тематической ᴨȇрестройке советской сатиры сыграл В.В. Маяковский и сатирический журнал "БОВ". Вокруг "БОВа" ему получилось сплотить лучшие силы советских сатириков, работавших в военное время над выпуском "окон" сатиры РОСТА (Д. Моор, В. Дени, М. Черемных, И. Малютин и др.). Первый номер журнала, увидевший свет в апреле 1921 г., являл собой интереснейший образец сатирического издания нового типа. Журнал имел яркое и оригинальное лицо, сильно отличавшееся от всех предшествующих изданий подобного рода, что свидетельствовало об усиленных поисках его создателями правильных путей формирования сатирической прессы. Четкое понимание основных политических задач дня, активное вмешательство в жизнь, глубокая принципиальность и непримиримость к недостаткам -- все это в сочетании с высокими художественными достоинствами издания ставит "БОВ" в число наиболее ярких явлений советской сатирической журналистики на заре ее существования. Сатирическое кредо, декларированное в журнале и все содержание, свидетельствовало о правильном понимании его организаторами задач советской сатиры.

Первый номер рисовал многообещающие ᴨȇрсᴨȇктивы. Однако продолжения не последовало. Издание прекратилось, едва усᴨȇв появиться. Маяковскому и его товарищам по РОСТА пришлось отказаться от задуманных планов и вновь вернуться к "рукописной" деятельности в "окнах" сатиры. Причины неудачи, постигшей талантливый коллектив сатириков, следует искать, по-видимому, все в тех же объективных трудностях, с которыми пришлось столкнуться и их предшественникам.

Более благоприятные условия для развития сатирической журналистики начинают складываться вскоре же после ᴨперехода страны от политики военного коммунизма к новой экономической политике. Именно в эти годы наблюдается бурный рост сатирической журналистики, окончательно вырабатываются ее принципы, методы, формы. Решающую роль в этом процессе сыграли факторы общественно-политического характера. Оживление частного предпринимательства и буржуазных элементов в условиях нэпа, усилившееся влияние буржуазной идеологии на массы с особой остротой поставили вопрос о гражданском долге сатирика, о месте его в общественной борьбе.

В 20-е годы появилось большое количество сатирических журналов, среди них: "Мухомор", начавший выходить в Петрограде в апреле 1922 г., "Газета для чтения" и так называемый "пробный" выпуск "Красного ᴨȇрца", появившиеся в Москве в июне 1922 г. Аналогичные издания появляются вскоре и на ᴨериферии. Все эти издания, выпускавшиеся группами журналистов, литераторов и художников, оказались недолговечными. Основной проблемой, являлась слабая связь с читателями. Делались эти журналы руками узкого круга сатириков-профессионалов, ориентировались, как правило, на интеллигентную публику. Для них характерно было, прежде всего, невнимание к вопросам хозяйственной жизни, отсутствие конкретности в обличении недостатков. Все это отнюдь не способствовало росту популярности их в массах. Малотиражность изданий подрывала окончательно экономическую базу, что приводило к еще большим задержкам выпуска в свет, к потере всякой остроты и злободневности, к окончательному их прекращению.

Большая заслуга в окончательном утверждении наиболее правильного пути формирования советского сатирического журнала принадлежит коллективу газеты "Рабочий" ("Рабочая газета"), который одним из ᴨȇрвых в стране налаживает выпуск еженедельного иллюстрированного сатирического приложения.

Редакция "Рабочего", приступая к регулярному выпуску сᴨȇциального приложения, на ᴨȇрвых порах не ставила ᴨȇред собой цели создания сатирического журнала. С помощью приложения она рассчитывала дать рабочему читателю иллюстрированный обзор важнейших новостей внутренней и международной жизни за неделю. Сатира, главным образом карикатура, играла в приложении поначалу подсобную роль. Однако интерес читателей к таким произведениям был настолько велик, что вскоре сатира полностью вытесняет иллюстративно-информационные материалы, а редакция газеты становится ᴨȇред фактом "стихийного" рождения сᴨȇциально сатирического издания. Сатирикам газеты во главе с ее редактором К.С. Еремеевым предстояло еще приложить немало усилий к тому, чтобы приложение обрело лицо оригинального сатирического журнала, стало "Крокодилом" -- любимым и популярнейшим органом рабочего читателя.

Однако сам факт такого "стихийного" создания "Крокодила" популярной рабочей газетой был достаточно знаменателен, определил в дальнейшем основную закономерность развития советской сатирической журналистики 20--30-х годов.

С конца 1922 -- начала 1923 г. наблюдается бурный рост сатирической журналистики нового типа. С начала августа 1922 г., следуя примеру "Рабочей газеты", выпускает свое сатирическое приложение ленинградская "Красная газета". В начале декабря оно преобразуется в сатирический журнал "Красный ворон", который начинает "цепочку" ленинградских сатирических изданий, выпускавшихся той же газетой в 20-х годах под разными названиями ("Красный ворон", "Бегемот", "Кипяток", "Пушка", "Ревизор"). С января 1923 г. начинает выпускать "Красный ᴨȇрец", а затем параллельно "Занозу" газета "Рабочая Москва". Вскоре своими сатирическими журналами обзаводятся центральные газеты: "Гудок" ("Дрезина", "Смехач"), "Труд" ("Бузотер", затем "Бич"), "Крестьянская газета" ("Лапоть"), "Красная звезда" ("Военный крокодил", затем "Танком на мозоль"), "Безбожник" ("Безбожный крокодил") и др. Аналогичный процесс наблюдается и на ᴨȇриферии. Десятки сатирических журналов самых разных названий выходят в качестве приложений к местным газетам в республиканских, губернских и уездных центрах ("Жук", "Гаврило" в Харькове, "Желонка" в Баку, "Тиски" в Киеве, "Веселый ткач" в Иваново-Вознесенске, "Метла" и "Клещи" в Саратове, "Красный слон" в Екатеринославе, "Медведь" в Ульяновске, "Наша колотушка" в Кинешме, "Касимовский лапоть" в Касимове и т. п.).

Подавляющее большинство этих изданий выходит, как и "Крокодил", в качестве приложений к тем или иным массовым газетам. Некоторым редакциям удается выпускать свои сатирические органы два-три года, большей же части приходится ограничиваться выпуском одного-трех номеров. Такое положение складывалось в тех газетах, редакции которых, поддавшись общему поветрию, создавали приложения, не имея в своем распоряжении сколько-нибудь квалифицированных сатириков, необходимой полиграфической базы и т.п.

Количественный рост сатирической журналистики в 20-х годах далеко не всегда соответствовал ее художественным совершенствам, а иногда и тем требованиям высокой идейности и партийности, которые предъявлял массовый читатель и которым должна была отвечать сама сᴨȇцифика сатирического творчества. Причина крылась и в недостаточном руководстве журналами со стороны соответствующих партийных органов, и в малочисленности квалифицированных кадров советских сатириков, и в сильном влиянии традиций и привычек дооктябрьской буржуазной сатиры и юмористики.

Еще в конце 20-х годов наметилась тенденция к устранению параллелизма в сатирической ᴨȇриодике. Это была правильная линия, направленная на укрепление авторского актива журналов, материально-технической базы и в конечном итоге на устранение ошибок, связанных с проникновением влияния мелкобуржуазной идеологии. В то же время в начале 30-х годов ликвидируются журнал "Чудак" -- один из самых острых и боевых органов сатиры -- и "Лапоть" -- журнал, пользовавшийся большой любовью сельских читателей. Преждевременное прекращение этих изданий нанесло урон развитию советской сатирической журналистики.

В начале 30-х годов многие центральные газеты практикуют выезды своих бригад на ударные объекты хозяйственного строительства или на заводы, фабрики, стройки, железнодорожные узлы, оказавшиеся в прорыве. В начале 1931 г. в ходе работы IX съезда ВЛКСМ возрождается традиция издания сатирико-юмористической газеты съезда "Подзатыльник". Вскоре десятки таких "Подзатыльников" начинают издаваться на местах (в Вышнем Волочке, в Ростове-на-Дону, в Оренбурге, Хабаровске и др.).

Они часто сопутствуют работе местных комсомольских конференций, пленумов, расширенных совещаний и т. п., способствуют развертыванию критики и самокритики в молодежной среде. Многочисленные рукописные "Подзатыльники" и другие стенновки активно вмешивались в повседневную жизнь, работу и учебу советской молодежи.

В связи с огромным количественным и заметным качественным ростом фабрично-заводской ᴨȇчати в ᴨȇрвой половине 30-х годов намечается тенденция к изданию заводских сатирических журналов при многотиражках. Такие сатирические журналы возникают в Москве, Ленинграде, Горьком, Луганске, Николаеве ("Догнать и ᴨȇрегнать", "Паяльник", "Ток", "Луганский крокодил" и др.). Выпускались они силами рабкоровского актива газет, начинающими сатириками из рабочей среды, строились исключительно на заводской тематике, отличались большой конкретностью в критике недостатков. Их положительная роль в развертывании критики и самокритики внутри заводских коллективов, в подготовке и воспитании новых кадров сатириков из рабочей среды была вполне понятной. Однако наладить сколько-нибудь длительный выпуск подобных изданий, ᴨȇчатавшихся иногда в несколько красок, на 12-16 страницах, редакциям многотиражных газет оказалось, естественно, не под силу. С 1935 г. количество этих изданий неуклонно сокращается.

Во второй половине 30-х годов под влиянием культа личности сатира теряет свое главное достоинство -- конкретность, все дальше отходит от постановки острых и актуальных проблем хозяйственной жизни. На смену острому фельетону, критическому сигналу с места приходит юмористический рассказ, осторожная аллегория, легковесная шутка.

Некоторые национальные сатирические органы прекращают в эту пору свое существование. Так, например, в конце 1934 г. ᴨȇрестает выходить украинский "Красный ᴨȇрец". В начале 1937 г. прекращаются башкирский сатирический журнал "Хэнэк", таджикский сатирический журнал "Мушфики", в 1940 г.- чувашский сатирический журнал "Капкан".

Итак, можно заключить, что тематика сатирических журналов и газет 20-30-х годов, основана на конкретных фактах, почерпнутых либо из непосредственных наблюдений, либо из читательских писем, была весьма ᴨȇстра. Первоначально развитие советской сатиры пошло по нескольким направлениям. Ожившее частное предпринимательство в издательской деятельности привело к возрождению юмористики старого типа в форме однодневных сатирико-юмористических листков и газет: "Веселая простокваша" и "Караул!.. Грабеж!...", "Вечерний вопль", "Желчные камни" и других. Среди большого количества недолговременных газет и журналов особо следует выделить журнал "Крокодил" - как особый этап в развитии советской сатиры.

 

 

В 1759 г. Сумароков начал издавать первый частный журнал в России под названием «Трудолюбивая пчела», наполненный очерками, эпиграммами, притчами.

Первый номер вышел в конце января 1759 г. тиражом 1200 экземпляров, последний — в декабре того же года. В журнале сотрудничали И. Дмитриевский, Г. Козицкий, А. Аблесимов, А. Ржевский, А. Нартов, В. Тредиаковский и другие авторы, но основная направленность журнала была связана с мате­риалами Сумарокова, которые составляли большую часть в каждой книжке «Трудолюбивой пчелы». Если в первые полгода издания в журнале встречаются статьи по философии, филологии, истории (например: «О первоначалии и созидании Москвы», «О истреблении чужих слов из русского языка», «Об остроумном слове» и др.), то в дальнейшем в журнале усиливаются обличительные тенденции.

В своих литературно-критических статьях Сумароков полемизировал с Тредиаковским, Ломоносовым, заботясь о судьбах русской литературы. В полемике он исходил из своих представлений о средствах, с помощью которых можно было создать истинно национальную культуру. Cyмароков верит в силу слова, обращенную к разуму. Он отстаивает ясность мысли и простоту чувств, считая, что «великолепие», пышность, т. е. блестящий, торжественно-напряженный стиль в поэзии лишены естественности, строгой логичности.

Вместе с тем Белинский отдавал должное Сумарокову: «...Сумароков был совсем неплохой поэт для своего времени, на кото­рое поэтому он и не мог не иметь сильного влияния. Он знал хорошо французский и немецкий языки, был хорошо воспитан и образован в духе времени; и будь у него немного побольше вку­су, немного поменьше самолюбия да владей он русским языком хоть так хорошо, как владел им Ломоносов,— то при своем жизненном и общественном направлении он решительно затмил бы всех писателей своего времени...»

Характерно, что, несмотря на полемику с Ломоносовым, Сумароков в статье «О стопосложении» писал: «Ломоносова и По­повского нет, а другие стихотворцы мне неизвестны».

К числу наиболее сатирически острых, злободневных очерков в «Трудолюбивой пчеле» можно отнести «Письмо о некоторой заразительной болезни», в котором обличается взяточничество; s письмо «О достоинстве», в котором Сумароков вновь проводит свою мысль о том, что чины, богатство и знатность не составля­ют еще достоинства человека; очерк «О домостроительстве». В последнем автор негодующе клеймит жестокость и бессердечие помещиков по отношению к крепостным. Подобный «домостроистель», «изверг природы», получивший богатство свое за счет непомерного труда крестьян, назван Сумароковым «доморазорителем». Сумароков здесь вновь повторяет мысль о естественном равенстве: «...каждый человек есть человек, и все преимущества только в различии наших качеств состоят».

Будучи и здесь выразителем сословных интересов дворянства, Сумароков тем не менее пишет, что «можно и крестьянину та­кую же есть курицу, какую вельможа, ибо от вельможи больше рассудка требуется, а не прожорливости». И хотя поме­щик — «голова», а крестьянин — «мизинец», «однако и мизинец ноги есть член тела».

Неоднократно проводит Сумароков в своем журнале мысль, характерную и для его литературных произведений, о том, что богатство и знатность не суть достоинства человека. «Справедли­во ли говорится вместо «человек, имеющий великий чин» и «че­ловек знатного рода»,— честный человек? Из сего следует, что все крестьяне бесчестные люди, и это неправда; земледелие не воровство, не грабительство, но почтенное упражнение»,— писал Сумароков в письме «О достоинстве».

В очерке «Сон. Щастливое общество» Сумароков в публици­стической форме «сна» рисует утопическую страну, в которой социальное устройство не имеет ничего общего с окружающей его действительностью. В этой стране монарх — «великий чело­век» — воплощение всех добродетелей, он заботится прежде всего о пользе подданных и опирается в своем правлении на столь же добродетельных «избранных помощников».

В этом «щастливом обществе» законодательство основано на естественном праве, «не имеют тамо люди ни благородства, ни подлородства и преимуществуют по чинам, данным им по их до­стоинствам и столько же права крестьянский имеет сын быть ве­ликим господином, сколько сын первого вельможи». Раскрываю­щаяся утопическая картина жизни «щастливого общества», где все основано на разуме — «грамоте тамо все знают»,— лишь подчеркивает несправедливость и беззаконие, царящие в современной писателю действительности. Недаром свой очерк Сумароков заканчивает словами: «Дай боже, чтобы сны, подобные сему, многим виделися, а особливо наперсникам фортуны».

Сатирические очерки Сумарокова, которые часто направлялись против придворной верхушки, острые эпиграммы и притчи писателя способствовали тому, что цензура пристально следила за издателем «Трудолюбивой пчелы», и журнал Сумарокову пришлось закрыть.

 

 

11. Еженедельный журнал «Всякая всячина» под редакцией секретаря Екатерины II Г.В. Козицкого (1769–1770).

Всякая Всячина — первый русский сатирический журнал, выходивший в СПб., в 1769 г., еженедельно по пятницам, полулистами, по 4 стр. in 8°. Первый выпуск состоял из 6 стр. и имел следующее заглавие: "В. Всячина. Сим листом бью челом, а следующие впредь изволь покупать". Издателем журнала, как теперь доказано, была императрица Екатерина, равно как и главным редактором и сотрудником; ближайшим помощником ее состоял Г. В. Козицкий. Цель издания объясняется в журнале таким образом: "Я хотел показать, первое — что люди иногда могут быть приведены к тому, чтобы смяться самим себе; второе, открыть дорогу тем, кои умнее меня, давать людям наставления, забавляя их, и третье — говорить русским о русских и не представлять им умоначертаний, кои оные не знают". За образец был принят журнал Аддисона "Зритель", выходивший в Лондоне в 1711—12 гг., причем "Всякая  Всячина" широко заимствовала из него и форму, и характер сатиры и даже прямо пользовалась его статьями, сокращая или дополняя их и приближая к русской жизни. Заимствования производились из французской редакции Аддисоновского журнала. Форма сатирических статей "Всякой Всячины" — большей частью письмо постороннего лица в редакцию, аллегория, восточная повесть, сон, случайно найденные записки и т. д. Характер сатиры "В. Всячины" был самый безобидный, потому что она поставила себе правилом "не целить на особ, а единственно на пороки". Даже и эта скромная цель суживалась тем, что журнал предполагал "изредка касаться пороков, чтобы тем под примером каким не оскорблять человечества". Таким образом "В. Всячина" обращала главное внимание на смешные, мимолетные явления жизни, а из общественных зол она коснулась только взяточничества, и то лишь по отношению к "подьячим". "В. Всячина" породила целый ряд сатирических журналов: "И то, и сё", "Ни то, ни сё", "Полезное с приятным", "Смесь", "Трутень", "Адская Почта". Эти журналы смотрели на "В. Всячину", как на свою "бабушку", а себя называли "внучатами". Эти родственные отношения скоро испортились вследствие полемики. Большинство народившихся журналов, особенно "Трутень" и "Смесь", отнюдь не смотрели так же невинно на сатиру и хотели придать ей обличительное направление. Вопрос об исправлении пороков также решался различно: "внучата" полагали, что воспитания мало для искоренения их, а необходимы также социальные реформы. Полемика дошла до того, что "Смесь" замечала, яко бы бабушка "изображает слабость своего разума", не сходясь с внучатами, которые могли ее спросить: "почто же называться роднёю? Или она уже выжила из ума?" Заключая поприще своей деятельности, издатель высказался в следующих словах: "прощайте, господа, я с великим терпением слушал ваши осуждения и смеялся от чистого сердца всему тому, за что другой бы сердился, и не перестал писать, пока мне самому не вздумалось окончить В. Всячину; и сие оканчивая, объявляю вам, что я приемлю другое ремесло, где достанутся от меня многим щедрые милости". Последние слова служат одним из опорных пунктов доказательству, что издателем была Екатерина II. Из сотрудников "В. Всячины" могут быть указаны: А. В. Храповицкий, Аф. Лобысевич, А. О. Аблесимов, П. Ф. Богданович (или П. Ф. Берг); предполагают еще И. П. Елагина.

Выходил с января 1769 года. Издателем был Г. В. Козицкий, секретарь императрицы Екатерины II. Номера состояли из нескольких листков форматом в половину страницы школьной тетради. Тираж первого выпуска составил 1692 экземпляров, следующие двенадцать вышли тиражом в 1500 экземпляров, затем количество экземпляров снизилось до 1000, последних шесть номеров отпечатано по 600 экземпляров. Вышло 52 выпуска в 1769 году и 18 дополнительных выпусков под заглавием «Барышек всякой всячины» — в 1770-ом.

Журнал выступал за сатиру в «улыбательном духе», за обличение пороков, но не отдельных лиц и конкретных недостатков государственного и социального строя России. Поддерживал мнение императрицы, занимая враждебную позицию по отношению к Николаю Новикову и его изданиям. В журнале участвовали А. О. Аблесимов, Н. Ф. Берг, И. П. Елагин, Г. В. Козицкий, А. П. Сумароков, граф А. П. Шувалов, А. В. Храповицкий, а также сама императрица.

 

12. Полемика со «Всякой всячиной» Н.Н. Новикова в его журналах «Трутень» (1769–1770 гг.), «Живописец» (1772–1773), «Кошелек» (1774), «Пустомеля» (1770).

Новиков Николай Иванович — (1744—1818) — русский журналист, издатель и общественный деятель о котором написаны сотни книг и тысячи статей. Поэтому здесь только кратко скажем о его журналах и книгах, без упоминания его анонимных масонских изданий.

В 1769 году Новиков вышел в отставку и стал издавать еженедельный сатирический журнал «Трутень». По вопросу о содержании сатиры «Трутень» вступил в полемику со «Всякой Всячиной», органом самой императрицы Екатерины II. В полемике принимали участие и другие журналы, разделившиеся на два лагеря. «Всякая Всячина» проповедовала умеренность, снисходительность к слабостям, «улыбательную сатиру», осуждая «всякое задевание особ». «Трутень» стоял за смелые, открытые обличения. Борьба, однако, была неравная: «Трутень» сначала должен был умерить тон, совершенно отказаться от обсуждения крестьянского вопроса, а затем Новиков, получив намёк о возможном закрытии журнала, в апреле 1770 года перестает его издавать.

В 1772 году Новиков выступил с новым сатирическим журналом — «Живописцем», лучшим периодическим изданием XVIII века. «Живописец» проводил те же идеи, что и «Трутень». Одновременно с сатирическими журналами он выпустил ряд исторических изданий. Среди них книга «Опыт исторического словаря о российских писателях» (1772), а также «Древняя Российская Вивлиофика…» — издававшиеся ежемесячно памятники русской истории (1773—1776), «Древняя Российская Идрография» (т. I, 1773 — описание московского государства, составленное при Фёдоре Алексеевиче), и другие издания исторических материалов.

В 1777 Новиков выпустил 22 номера «Санкт-Петербургских учёных ведомостей», выходивших еженедельно и примыкавших ещё к первому периоду его деятельности. Это был журнал учёной и литературной критики, ставивший себе целью, с одной стороны, сблизить русскую литературу и науку с учёным миром Запада, с другой — выставлять заслуги отечественных писателей, особенно исторических. Его считают первым русским журналом критической библиографии.

Нравоучительный элемент в «Ведомостях» был ещё слаб, но он стал господствующим в «Утреннем Свете» (1777—1780). Этот ежемесячный журнал Новиков стал издавать, прекратив «Ведомости», с сентября 1777, сначала в Петербурге, а с апреля 1779 — в Москве. «Утренний Свет» считается первым в России философским журналом. Здесь были опубликованы «Нощи» Юнга, «Мнения» Паскаля, но главным образом переводы из немецких писателей, моралистов, пиетистов и мистиков. «Утренний Свет» издавался при содействии целого кружка единомышленников, в числе которых были М. Н. Муравьёв и И. П. Тургенев.

В 1779 г. Новиков открыл «Модное ежемесячное издание, или Библиотеку для дамского туалета», которое стало первым отечественным женским журналом.Первый номер «Модного ежемесячного издания» вышел в январе в Петербурге, в связи с переездом Н.И. Новикова с пятого номера журнал стал выходить в Москве. Журнал издавался год, был закрыт издателем вследствие его занятости и отсутствия читателей (так, в одном из номеров издания был опубликован список подписчиков, в котором было всего 58 фамилий). Журнал был литературным, включал прозаические и поэтические произведения. Слово «модный» в его названии, по мнению исследователей истории прессы использовалось с целью привлечения внимания женской аудитории и актуализации на его современной для данного периода типологической концепции журнала. Это была первая попытка создания периодического издания для женщин, которая была относительно удачно повторена только через 12 лет Василием Ивановичем Окороковым — его преемником по руководству Университетской типографией

В 1779 Херасков, который был куратором Московского университета и также масоном, предложил Новикову взять в аренду университетскую типографию и издание «Московских Ведомостей». Новиков переехал в Москву, и здесь начинается третий и наиболее блестящий период его деятельности. Быстро приведя в порядок и значительно расширив университетскую типографию, Новиков менее чем в три года напечатал в ней больше книг, чем сколько вышло из неё в 24 года её существования до поступления в руки Новикова.

Наряду с издательством книг, Новиков поднял и значение «Московских ведомостей», к которым стал прилагать прибавления разнообразного содержания; число подписчиков увеличилось всемеро (с 600 до 4000). В 1781 Новиков издавал продолжение «Утреннего Света», под названием «Московского ежемесячного издания». Затем следовали периодическое издание «Городская и деревенская библиотека» (1782—1786), в 1782 «Вечерняя Заря», в 1784—1785 «Покоящийся Трудолюбец», в котором Новиков возобновил свою борьбу с крепостным правом, первый русский детский журнал «Детское чтение» (1785—1789). Своей издательской деятельностью он хотел создать достаточно обильный и легко доступный запас полезного и занимательного чтения для обширного круга читателей, вовсе не ограничиваясь пропагандой своих мистических воззрений.

С целью удешевления книг Новиков вступил в сношения со всеми существовавшими тогда книжными лавками, заводил комиссионеров, отпускал книгопродавцам на льготных условиях товар в кредит, иногда десятками тысяч экземпляров, устраивал книжную торговлю не только в провинциальных городах, но и в деревнях. В Москве, где до тех пор существовали только две книжных лавки, с оборотом в 10 000 рублей, при Новикове и под его влиянием число их возросло до 20. Они продавали книг ежегодно двести тысяч. Также он учредил в Москве первую библиотеку для чтения.

В обществе, где даже звание писателя считалось постыдным, надо было иметь немалую долю решимости, чтобы стать типографщиком и книжным торговцем и видеть в этих занятиях своё патриотическое призвание. Люди, близкие к тому времени к Новикову, утверждали, что он не распространил, а создал у нас любовь к наукам и охоту к чтению. Сквозь вызванную им усиленную работу переводчиков, сочинителей, типографий, книжных лавок, книг, журналов и возбужденные ими толки стало, по замечанию В. О. Ключевского, пробиваться то, с чем ещё не был знакомо русское просвещенное общество: общественное мнение.

 

 

13. Издательская деятельность Н.Н. Новикова в Москве. «Собеседник любителей российской словесности» (1783–1784) как орган борьбы против оппозиционных настроений, защиты идей монархии.

В 1779 Херасков, который был куратором Московского университета и также масоном, предложил Новикову взять в аренду университетскую типографию и издание «Московских Ведомостей». Новиков переехал в Москву, и здесь начинается третий и наиболее блестящий период его деятельности. Быстро приведя в порядок и значительно расширив университетскую типографию, Новиков менее чем в три года напечатал в ней больше книг, чем сколько вышло из неё в 24 года её существования до поступления в руки Новикова.

Наряду с издательством книг, Новиков поднял и значение «Московских ведомостей», к которым стал прилагать прибавления разнообразного содержания; число подписчиков увеличилось всемеро (с 600 до 4000). В 1781 Новиков издавал продолжение «Утреннего Света», под названием «Московского ежемесячного издания». Затем следовали периодическое издание «Городская и деревенская библиотека» (1782—1786), в 1782 «Вечерняя Заря», в 1784—1785 «Покоящийся Трудолюбец», в котором Новиков возобновил свою борьбу с крепостным правом, первый русский детский журнал «Детское чтение» (1785—1789). Своей издательской деятельностью он хотел создать достаточно обильный и легко доступный запас полезного и занимательного чтения для обширного круга читателей, вовсе не ограничиваясь пропагандой своих мистических воззрений.

С целью удешевления книг Новиков вступил в сношения со всеми существовавшими тогда книжными лавками, заводил комиссионеров, отпускал книгопродавцам на льготных условиях товар в кредит, иногда десятками тысяч экземпляров, устраивал книжную торговлю не только в провинциальных городах, но и в деревнях. В Москве, где до тех пор существовали только две книжных лавки, с оборотом в 10 000 рублей, при Новикове и под его влиянием число их возросло до 20. Они продавали книг ежегодно двести тысяч. Также он учредил в Москве первую библиотеку для чтения.

В обществе, где даже звание писателя считалось постыдным, надо было иметь немалую долю решимости, чтобы стать типографщиком и книжным торговцем и видеть в этих занятиях своё патриотическое призвание. Люди, близкие к тому времени к Новикову, утверждали, что он не распространил, а создал у нас любовь к наукам и охоту к чтению. Сквозь вызванную им усиленную работу переводчиков, сочинителей, типографий, книжных лавок, книг, журналов и возбужденные ими толки стало, по замечанию В. О. Ключевского, пробиваться то, с чем ещё не был знакомо русское просвещенное общество: общественное мнение.

«СЛРС»

В третьем разделе мы обращаемся к теме «Екатерина II и Н.И.
Новиков». По традиции в центре внимания исследователей оказывался
сюжет о «преследовании» императрицей Новикова, известного
«просветителя» и «борца», который дерзнул бросить вызов власти и
поплатился за это свободой (Г.А. Гуковский, П.Н. Берков, Г.П. Макогоненко,
И.З. Серман). Однако, как представляется, реальность была гораздо сложнее
научной схемы. Новиков, издатель «Трутня», «Живописца», «Древней
Российской вивлиофики», историк и филолог не только никак не
«противостоял» Екатерине, но и, вплоть до начала издания своих масонских
журналов, полностью находился в русле ее культурной политики.
В конце 1760 - начале 1770-х гг. Новиков вослед Екатерине решал
задачу нравственного образования сограждан и воспитания устремленных к
общественному благу подданных. «Всякая Всячина» и «Трутень», при всех
частных различиях, создали тот тип «моралистической» литературы, который
будет актуален на протяжении всей екатерининской эпохи5.
В 1772 г. Новиков посвящает свой «Живописец» «неизвестному г.
сочинителю комедии “О время!”»: «Вы первый сочинили комедию точно в
наших нравах; вы первый с таким искусством и остротой заставили слушать
едкость сатиры с приятностью и удовольствием; вы первый с такой
благородной смелостью напали на пороки, в России господствовавшие
<…>». Он даже надеется на сотрудничество императрицы в его журнале:
«Хотел бы я просить вас, чтобы вы сделали честь моему журналу
сообщением какого-либо из ваших мелких сочинений <…>».
Екатерине Новиков посвятил и «Древнюю Российскую вивлиофику», и
для этого шага у него были вполне серьезные основания: она не просто
ободрила издателя, но и деятельно поддержала его начинание, издав именной
указ с предписанием Московскому архиву Коллегии иностранных дел
снабжать Новикова древними рукописями, и вряд ли он слишком кривил
душой, когда в предисловии ко второму, значительно расширенному,
изданию журнала, писал о том, что именно Екатерина «исторгнула»
«Отечественную нашу Историю из тления и праха, коими части, составить ее
долженствующия, многия веки покрывалися». Свой труд Новиков
рассматривал как неотъемлемую часть екатерининского проекта «воскрешения» русской истории. Тем более странными кажутся утверждения тех исследователей,
которые полагали, что журналы Новикова прекращали свое существование
под давлением сверху. На самом деле все решила нехватка подписчиков6.
Вместе с тем, масонская («филантропическая») деятельность Новикова
симпатий у Екатерины не вызывала. И СЛРС очевидным образом
противопоставлялся новым новиковским журналам, пропагандировавшим
масонскую мораль, – «Утреннему свету» (1777-1780) и «Вечерней заре»
(1782). В этой перспективе, СЛРС явился реакцией императрицы на
претензии вольных каменщиков на культурную гегемонию в обществе и при
дворе.
Но в то же самое время Екатерина показывала, что журнальный проект
1769-1770 гг. до сих пор актуален. Поэтому столь значительное место в
СЛРС занимает обсуждение проблем воспитания, обличения пороков,
высмеивания «русских французов», петиметров и щеголих, а одновременно и
невежества и ограниченности «старины». Но решаются эти проблемы теперь
гораздо более прагматично: воспитание «нового человека» – это
одновременно и цель, и средство практической реализации екатерининской
культурной и политической программы.
В третьем разделе мы обращаемся к теме «Екатерина II и Н.И.
Новиков». По традиции в центре внимания исследователей оказывался
сюжет о «преследовании» императрицей Новикова, известного «просветителя» и «борца», который дерзнул бросить вызов власти и поплатился за это свободой (Г.А. Гуковский, П.Н. Берков, Г.П. Макогоненко, И.З. Серман). Однако, как представляется, реальность была гораздо сложнее научной схемы. Новиков, издатель «Трутня»,«Живописца»,«Древней Российской вивлиофики», историк ифилолог не только никак не «противостоял» Екатерине, но и, вплоть до начала издания своих масонских журналов, полностью находился в русле ее культур

ной политики.
В конце 1760 - начале 1770-х гг. Новиков вослед Екатерине решал
задачу нравственного образования сограждан и воспитания устремленных к
общественному благу подданных. «Всякая Всячина» и «Трутень», при всех
частных различиях, создали тот тип «моралистической» литературы, который
будет актуален на протяжении всей екатерининской эпохи5.
В 1772 г. Новиков посвящает свой «Живописец» «неизвестному г.
сочинителю комедии “О время!”»: «Вы первый сочинили комедию точно в
наших нравах; вы первый с таким искусством и остротой заставили слушать
едкость сатиры с приятностью и удовольствием; вы первый с такой
благородной смелостью напали на пороки, в России господствовавшие
<…>». Он даже надеется на сотрудничество императрицы в его журнале:
«Хотел бы я просить вас, чтобы вы сделали честь моему журналу
сообщением какого-либо из ваших мелких сочинений <…>».
Екатерине Новиков посвятил и «Древнюю Российскую вивлиофику», и
для этого шага у него были вполне серьезные основания: она не просто
ободрила издателя, но и деятельно поддержала его начинание, издав именной

указ с предписанием Московскому архиву Коллегии иностранных дел
снабжать Новикова древними рукописями, и вряд ли он слишком кривил
душой, когда в предисловии ко второму, значительно расширенному,
изданию журнала, писал о том, что именно Екатерина «исторгнула»
«Отечественную нашу Историю из тления и праха, коими части, составить ее
долженствующия, многия веки покрывалися». Свой труд Новиков
рассматривал как неотъемлемую часть екатерининского проекта «воскрешения»русской истории.
Тем более странными кажутся утверждения тех исследователей,
которые полагали, что журналы Новикова прекращали свое существование
под давлением сверху. На самом деле все решила нехватка подписчиков6.
Вместе с тем, масонская деятельность Новикова
симпатий у Екатерины не вызывала. И СЛРС очевидным образом
противопоставлялся новым новиковским журналам, пропагандировавшим
масонскую мораль, – «Утреннему свету» (1777-1780) и «Вечерней заре»
(1782). В этой перспективе, СЛРС явился реакцией императрицы на
претензии вольных каменщиков на культурную гегемонию в обществе и при
дворе.
Но в то же самое время Екатерина показывала, что журнальный проект
1769-1770 гг. до сих пор актуален. Поэтому столь значительное место в
СЛРС занимает обсуждение проблем воспитания, обличения пороков,
высмеивания «русских французов», петиметров и щеголих, а одновременно и
невежества и ограниченности «старины». Но решаются эти проблемы теперь
гораздо более прагматично: воспитание «нового человека» – это
одновременно и цель, и средство практической реализации екатерининской
культурной и политической программы.
Четвертый раздел посвящен творчеству В.А. Левшина, сочинения
которого раскрывают важные аспекты литературной политики Екатерины.
В конце 1760-х гг. несколько писателей обратились к истории Древней
Руси. Не только Левшин, но и М.Д. Чулков, М.И. Попов, Новиков работали
над созданием корпуса национальной исторической мифологии, над
конструированием собственной «античности», и эта деятельность
сознательно направлялась Екатериной и оказала сильное влияние как на
вкусы придворного сообщества, так и, в первую очередь, на культурное
сознание широких кругов читающей публики.
Чтобы оценить культурное значение этого проекта, необходимо
напомнить, что именно по приказу Екатерины II начался систематический
сбор документальных материалов по древней отечественной истории ; развернулась широкая
деятельность по публикации исторических источников: печатались
летописные своды, Новиков издал двадцать томов «Древней Российской
вивлиофики» и десять томов «прибавления» к ней; проснулся интерес к
фольклору: И.Ф. Богданович, Новиков, А.А. Барсов подготовили сборники
русских пословиц, Чулков напечатал «Собрание русских песен» и «Словарь
русских суеверий»; были написаны новые истории России (Г.Ф. Миллер,
Ф.А. Эмин, И.П. Елагин, М.М. Щербатов, И.Н. Болтин) и напечатана старая
(В.Н. Татищева); сама императрица печатала в СЛРС «Записки касательно
Российской истории».
Екатерина долгие годы работала над историей России, занималась
летописями, изучала историю языка, полагая, что культурная миссия русской
самодержавной власти заключается в изучении и описании истории русской
цивилизации.

Вторая глава «Литературная программа “Собеседника любителей
российского слова”» посвящена описанию основных литературных и
литературно-бытовых «сюжетов», связанных с редакционной политикой
СЛРС. Мы останавливаемся на взаимоотношениях Екатерины с Дашковой,
О.П. Козодавлевым, В.В. Капнистом, Д.И. Фонвизиным, А.С. Хвостовым,
М.М. Херасковым, Богдановичем.

Третья глава «Языковая программа “Собеседника любителей
российского слова”» посвящена реконструкции выдвинутой Екатериной II
концепции русского литературного языка, сформулированной в одном из
самых знаменитых ее произведений – «Былях и небылицах».
В ее основе – осознание необходимости «очищения» языка. Для
успешного решения этой задачи необходимо дистанцироваться как от
«русских французов», презирающих все русское (СЛРС, 4, 172; СЛРС 8, 163,
174), так и от педантов, нагоняющих на читателя «скуку», которая
признается самым неприятным состоянием (СЛРС, 8, 160). Именование
литератора «скучным» – наиболее жестокое наказание (СЛРС 4, 160-161).
Причем, «скуку» вызывают сочинения «грамматиков», интересующихся
формой, а не содержанием (СЛРС, 8, 169; см. также СЛРС, 7, 177; СЛРС, 8,
174-175 и др.).
«Скуке» противопоставляется «приятство», которое гораздо важнее
писательского мастерства или нравоучительного пафоса (СЛРС, 4, 160).
«Приятные» произведения отличаются естественностью и простотой;
«надутые» и «высокопарные» слова – область риторики и «проповедей»,
«Были» же, отличающиеся ясностью изложения, должны отвращать «скуку,
дабы красавицам острокаблучным не причинить истерических припадков
безвременно».Итак, автор не должен быть скучным педантом.

В четвертой главе «Русская история в “Собеседнике любителей
российского слова”» анализируются «Записки касательно российской
истории», восстанавливается контекст научных и политических поисков
Екатерины II.
Специально мы рассматриваем «конфликт» императрицы с С.П.
Румянцевым, которого пригласила в СЛРС княгиня Дашкова. Под
псевдонимом «Ни одной звезды во лбу не имеющий» Румянцев напечатал
статью «К сочинителю «Записок о российской истории» и «Письмо к
сочинителю «Былей и небылиц» с приобщением «Предисловия к Истории
императора Петра Великого».

Л.В. Крестова полагала, что эти публикации Румянцева пропитаны иронией и сарказмом:
лесть, которой Румянцев обильно украсил свои рассуждения, была лишь
прикрытием для дерзкого нападения на исторические сочинения Екатерины.
В результате, Румянцев, написавший произведение, являющееся, по его
собственному позднейшему признанию, «искусным ласкательством»,
оказывался «идейным врагом» Екатерины11. Но для подобных выводов
сочинения Румянцева не дают никаких оснований; более того, их публикация
в СЛРС оказалась важным «сюжетом» редакционной политики. Они были
использованы Дашковой для постановки вопроса о преимуществах
екатерининской эпохи над петровской.

 

Официальная правительственная цензура при Павле I (официальные цензоры в Петербурге, Москве, Риге, Одессе).

Цензура — так называется: 1) надзор за печатью с целью предупреждения распространения вредных с господствующей в данное время в правительственных сферах точки зрения произведений печати, и 2) то учреждение, которому специально поручен таковой надзор. Стеснения свободы печати не ограничиваются мерами цензурного свойства, но эти последние со времени возникновения книгопечатания имеют наибольшее значение. Раньше цензуры как особого учреждения не существовало. Изобретение Ц. в ее современном виде, т. е. Ц. предварительной (censura praevia), принадлежит папе Сиксту IV, повелевшему в 1471 г., чтобы ни одна книга отныне не печаталась без предварительного рассмотрения и одобрения духовных лиц. Повеление это осталось в значительной степени мертвой буквой за отсутствием правильно организованных цензурных учреждений. Впервые такое учреждение создано было в 1486 г. архиепископом Майнцским в подчиненной ему области. В 1492 г. папа Александр VI организовал правильный надзор за книгопечатанием в Церковной области, а вслед за тем и в Кельнском, Трирском и др. архиепископствах. Примеру папы последовали светские правители, прежде других — император Карл V. В духовных владениях Ц. была поручена епископам и состоявшим при них чиновникам, в светских владениях — полицейским и иным властям. Книга до выхода в свет должна была просматриваться Ц., одобрение которой печаталось на первом или последнем листе книги. В течение XVI в. Ц. была введена во всех государствах Западной Европы, не исключая и Англии, где она находилась в руках сперва звездной палаты, потом, с 1642 г., парламента, который ежегодно назначал специального цензора для всех произведений печати. Но в Англии раньше других стран появилась идея свободы слова (см.) и раньше всего эта идея была осуществлена. В 1694 г. парламент отказался назначить цензора , и таким образом Ц. в Англии исчезла, что не мешало, однако, правительству преследовать печать судебными способами и подвергать авторов жестоким карам (Дефо). Только передача преступлений печати ведению суда присяжных в 1794 г. установила действительную свободу печати в Англии. Следующим государством, где была отменена Ц., была Швеция (1766), затем Дания (1770). Во Франции Ц. уничтожена Великой революцией в силу декларации прав, провозгласившей свободу печати. Практически, однако, свобода не существовала, особенно в эпоху террора, когда гильотина, назначаемая, правда, по суду, но чрезвычайно щедро, притом нередко не за деяния, а только за устное или печатное слово, почти заменила Ц. Позднее постепенно восстановлена была и настоящая предварительная Ц. В 1797 г. периодическая пресса была подчинена дискреционной власти правительства. Консульское постановление 1800 г. ограничило число журналов и предоставило местной администрации право прекращать их издание за статьи, противные уважению к общественному договору, верховенству народа и славе войска или содержащие в себе нападки на правительство или на союзные с Францией народы. Сенатус-консульт XII года учредил особую комиссию для охраны свободы печати ("Commission s énatoriale de la liberté de la presse"), но периодическая печать ее ведению не подлежала. Декретом XIII года была восстановлена Ц. для духовных и церковных книг. В 1810 г. администрация получила право цензировать предварительно, в рукописи или корректуре, все выходящие книги и требовать изменения или исключения всех мест, признаваемых неудобными. Хартия 1814 г. вновь уничтожила Ц., но вторая Реставрация ее восстановила для периодической печати и книг объемом менее 20 печ. листов, после чего Ц. существовала с перерывами до революции 1830 г. Во время Июльской монархии печать далеко не была свободна (денежные залоги, судебные преследования), но Ц. в точном смысле слова не существовало, как не было ее и во время Второй республики. Декретом 1852 г., состоявшимся вслед за декабрьским переворотом, министру внутренних дел предоставлено было следить за периодической прессой и давать ей предостережения, причем третье предостережение влекло за собой временное запрещение журнала; императору предоставлялось запрещать их бессрочно; от министра же зависело разрешение или неразрешение новых периодических изданий, и разрешение давалось с большим трудом. В 1868 г. это законодательство было заменено новым, подчинявшим печать суду, но с сохранением очень строгих судебных репрессий, а также денежного залога. Полная свобода печати может считаться установленной во Франции лишь законом 1881 г. В Германии Ц. была уничтожена в 1815 г., но союзное постановление, состоявшееся 20 сентября 1819 г. на основании решения Карлсбадской конференции, восстановило предварительную Ц. во всех государствах Союза для всех периодических изданий и для книг размером менее 20 печатных листов. Союзный сейм очень строго следил за соблюдением этого постановления в отдельных государствах. Революция 1848 г. уничтожила Ц. во всей Германии. Позже в отдельных государствах не раз делались попытки ее восстановления, но длящегося успеха они не имели, и ограничения свободы печати сводились к более или менее суровой судебной репрессии. Только в Австрии и то не во всей, а в некоторых ее частях, преимущественно в Галиции, неуклонное, частое применение судебных кар при праве прокуратуры подвергать до судебного приговора предварительному аресту номера журналов или книги с инкриминируемыми статьями или страницами привело к установлению чего-то похожего на предварительную Ц., отправляемую прокурорами. Многие издатели, преимущественно бедных (в материальном смысле) изданий, посылают прокуратуре номера издаваемых ими журналов до отпечатания (чтобы не подвергаться риску материальной потери) и выпускают в свет лишь после получения их одобрения. Против такой внезаконной Ц., созданной практикой жизни, у печати есть, однако, довольно сильное орудие благодаря неограниченному праву печатать стенографические отчеты парламентских заседаний. Какой-либо дружественный редакции депутат делает в парламенте запрос по поводу конфискации того или иного номера журнала или той или иной книги и в свою речь включает целиком инкриминируемое место, получающее, таким образом, "иммунитет" и печатаемое уже невозбранно. Этим путем проходят иногда в печать целые довольно значительные брошюры, что делает суд и прокуратуру бессильными остановить распространение нежелательных с их точки зрения произведений, хотя оставляет возможность наказать автора и нанести значительный материальный ущерб издателю, книга которого уничтожается (на парламентские речи авторское право не распространяется). Громкий случай этого рода имел место в 1899 г., когда депутат Кронаветтер прочитал в рейхсрате и сделал достоянием широкой гласности конфискованную прокуратурой брошюру (в 2 печатных листа) проф. Массарика о необходимости пересмотра Полненского процесса. Таким образом в течение XIX в. Ц. исчезла во всех государствах Зап. Европы и Южной Америки (в Северной Америке она никогда не существовала) и в настоящее время, кроме восточных государств (Китая, Персии), сохраняется лишь в Турции, Черногории и России. Однако во Франции, Пруссии, Англии и некоторых других государствах существует еще театральная Ц., от которой зависит допущение или недопущение пьес к представлению на сцене. В Англии театральная Ц. находится в руках королевского камергера, в других государствах — в руках специальных чиновников. Литературу см. Печать и Свобода мысли.

 

Цензурное законодательство в России. В России первая типографии возникла при Иоанне Грозном и существовала до конца XVII в. как учреждение, состоящее под покровительством правительства; в Ц. по отношению к ней не было нужды. В ином положении находилась печать в Малороссии, где в Киеве и Чернигове имелись вольные типографии; уже Алексей Михайлович, а затем и Петр I стремились поставить их деятельность под свой контроль. В 1720 г. был издан указ, подчинявший эти вольные типографии предварительной Ц. духовной коллегии. В более общей форме этот указ был повторен в 1721 г.: "Аще кто о чем богословское письмо сочинит, и тое б не печатать, но первое презентовать в коллегиум. А коллегиум рассмотреть должно, нет ли какового в письме оном прегрешения, учению православному противнаго". Этот указ может считаться первым законом о печати в России, касавшимся сначала исключительно сочинений богословских. В следующие десятилетия состоялся длинный ряд различных предписаний цензурного свойства, направленных к ограничению светской литературы; но эти предписания имели совершенно случайный характер и издавались по поводу отдельных книг или журналов. Постепенно Ц. сосредоточилась в руках Академии наук и была не столько строгой, сколько совершенно случайной (см. ниже). Она же цензировала и книги, ввозимые из-за границы. В 1771 г. разрешена первая вольная типография в Петербурге, но с правом печатать исключительно иностранные книги при условии, чтобы они были "не предосудительны ни христианским законам, ни правительству, ниже добронравию" и чтобы "без свидетельства Академии Наук и без ведома полиции отнюдь ничего не печатать под опасением конфискации и лишения сего дозволения". В 1776 г. возникла новая вольная типография, печатавшая уже и русские книги. В 1783 г. издан указ сенату, предоставивший полную свободу заводить вольные типографии где и кому угодно, наравне со всеми прочими фабриками, и дозволено в них печатать книги на всех языках, "с наблюдением, однако же, чтобы ничего в них противного законам Божиим и гражданским или же к явным соблазнам клонящегося издаваемо не было; чего ради от Управы Благочиния отдаваемые в печать книги свидетельствовать, и ежели что в них противное нашему предписанию явится, запрещать; а в случае самовольного напечатывания таковых соблазнительных книг не только книги конфисковать, но и о виновных... сообщать куда надлежит" для законного наказания. Таким образом Ц. сосредоточилась в Управах Благочиния, которые, однако, не получили никаких точных инструкций и действовали совершенно по усмотрению. Для исполнения своих обязанностей Управы Благочиния должны были назначать особого цензора (о характере их деятельности см. ниже). Уже в 1787 г. состоялся указ о запрещении "продажи всех книг, до святости касающихся, кои не в синодальной типографии напечатаны", а 16 сентября 1796 г. (еще при жизни Екатерины II) был отменен указ о вольных типографиях и все такие типографии запечатаны: кроме того, в Петербурге, Москве, Риге , Одессе и при таможне Радзивилловской — единственной, через которую был дозволен привоз иностранных книг — учреждена особая Ц. из одной духовной и двух светских особ, в столицах под ведением сената, в других местах — под наблюдением губернских начальств. Таким образом положено начало Ц. как совершенно самостоятельному ведомству, на которое возложена обязанность разрешать или запрещать как книги, выходящие в пределах России, так и книги, ввозимые из-за границы. В 1798 г., при Павле I , основаны еще цензурные учреждения в некоторых портах (для иностранных книг); в 1800 г. совершенно запрещен привоз иностранных книг, а все Ц. подчинены Ц. с.-петербургской ("чтобы ни одна из них без разрешения спб. Ц. печатать книги не дозволяла"). 31 марта 1801 г., через три недели после вступления на престол Александра I, этот указ отменен и вольные типографии восстановлены. 14 июня того же года подтверждено, однако, запрещение печатать без разрешения Ц. и предписано, чтобы на заглавных листах всех книг означались год и типография, а также: "по одобрению которой Ц. печатано". Указ сенату 1802 г., имевший целью, как сказано в нем самом, освободить "часть сию от препон, по времени сделавшихся излишними", вновь признал право всех и каждого повсеместно заводить типографии наравне с фабриками без предварительного разрешения и только с оповещением Управы Благочиния, изъял Ц. из ведения Управы Благочиния и передал ее в руки гражданских губернаторов, "которые имеют к сему употребить директоров народных училищ... в типографиях же при ученых обществах, как то: при академиях, университетах, корпусах и прочих казенных местах существующих. Ц. издаваемых книг возлагается на попечение и отчет тех самых мест и начальников... Ц. всякого рода в городах и при портах учрежденныя яко ненужные упразднить". Ц. должна была пресекать распространение книг, в которых есть что-либо "противное законам Божиим и гражданским, или к явным соблазнам клонящееся". Вместе с тем подтвержден указ 1787 г. о запрещении частным типографиям печатать книги, "до веры или святости относящиеся". Указ этот, наиболее благоприятный для печати из всех цензурных узаконений, существовавших ранее и позже вплоть до 1865 г., действовал только два года. В 1804 г. был издан первый цензурный устав. В нем было прямо сказано, что Ц. своей задачей имеет не только "удалить книги и сочинения, противные нравственности, но доставить обществу книги и сочинения, способствующие к истинному просвещению ума и образованию нравов". В Цензурном уставе 1826 г. эта мысль выражена еще сильнее; там сказано, что Ц. должна заботиться "о науках и воспитании юношества" и о "направлении общественного мнения согласно с настоящими политическими обстоятельствами и видами правительства". Эти выражения обоих уставов только формулировали тот взгляд на Ц., который господствовал с самого ее возникновения в России. Такой же точно взгляд характеризует Ц. и в Зап. Европе в первые века ее существования, но там уже в XVIII в. или в самом начале XIX в. (где она сохранилась до того времени) попечительный период в истории законодательства о печати уступил место периоду полицейскому: задачей Ц. стало исключительно пресечение распространения произведений, вредных с правительственной точки зрения, а не доставление обществу произведений полезных. В России поворотным пунктом, и то не окончательным, могут считаться только временные правила 1865 г. — На основании устава 1804 г. "ни одна книга или сочинение не должны быть напечатаны в Империи Российской, ни пущены в продажу, не быв прежде рассмотрены Ц.". Для рассматривания книг и сочинений учреждены цензурные комитеты при университетах из профессоров и магистров, под непосредственным ведением университетов. Исключение составляли книги церковные и духовные, которые подчинены Ц. духовной, состоявшей в ведении Св. Синода. Комитетам предоставлено разрешать или запрещать книги, а в некоторых случаях сообщать о вредных рукописях правительству для отыскания сочинителя и поступления с ним по законам; запрещению подлежали сочинения, "противные закону Божию, Правлению, нравственности и личной чести какого-либо гражданина" (ст. 15). Это был единственный общий пункт о том, что подлежит запрещению; впоследствии запретительные статьи стали в цензурных уставах разрабатываться гораздо детальнее. Важнее значение имели ст. 2 1, гласившая: "когда место, подверженное сомнению, имеет двоякий смысл, то в таком случае лучше истолковать оное выгоднейшим для сочинителя образом, нежели его преследовать", и ст. 22, по которой "скромное и благоразумное исследование всякой истины, относящейся до веры, управления государственного или какой бы то ни было отрасли правления, не только не подлежит и самой умеренной строгости Ц., но пользуется совершенной свободою тиснения, возвышающей успехи просвещения". Устав 1804 г., поставивший Ц. в зависимость от министерства народного просвещения, просуществовал (с частичными изменениями) все царствование Александра I, но при его действии положение печати на самом деле не раз и весьма существенно менялось. В 1810 г. Ц. была передана в ведение только что созданного министерства полиции, вместе с которым в 1819 г. перешла в министерство внутр. дел. В 1808 г. заново организована духовная Ц.: данный ей тогда вид она сохранила и доныне с не очень существенными изменениями; несколько позднее возникли комитеты духовной Ц. в Казани и Петербурге, независимые от общей Ц. и подчиненные Св. Синоду. В 1811 г. отменена свобода типографий; основание их было поставлено в зависимость от министерства народного просвещения. Смерть Александра I и последовавшие за ней события тяжело отозвались на литературе. В 1826 г. был издан новый цензурный устав, выработанный и проведенный Шишковым. По этому уставу высшей цензурной инстанцией был верховный цензурный комитет, состоявший из министров просвещения, внутренних и иностранных дел; ему были подчинены цензурные комитеты в Петербурге, Москве, Дерпте и Вильне. Постановления устава были так подробны и так мелочны, что, руководствуясь ими, можно было запретить все что угодно; цензор Глинка основательно говорил, что в силу этого устава можно и "Отче наш" истолковать якобинским наречием. Устав этот, прозванный чугунным, оказался слишком далеко идущим даже для той эпохи и в 1828 г. был заменен новым, сравнительно более мягким, построенным на принципе, что Ц. не должна давать "какое-либо направление словесности и общему мнению; она долженствует только запрещать издание или продажу тех произведений словесности, наук и искусств, кои вредны в отношении к вере, престолу, добрым нравам и личной чести граждан". В противоположность уставу 1826 г., предписывавшему запрещать места в сочинениях, "имеющие двоякий смысл, ежели один из них противен цензурным правилам", новый устав 1828 г. предписывал принимать "всегда за основание явный смысл речи, не дозволяя себе произвольного толкования оной в дурную сторону", "не делать привязки к словам и отдельным выражениям", не входить "в разбор справедливости или неосновательности частных мнений и суждений писателя", не обращать внимания на ошибки автора в литературном отношении. Но эти принципы были парализованы рядом запретительных статей. Подлежали запрещению все "вообще суждения о современных правительственных мерах"; не допускались к печати даже исторические документы, содержащие в себе "изложение тяжебных и уголовных дел" и т. д. Прямо противоположное общему смыслу устава требование (о запрещении книг за дурной слог и проч.) выражено в отделе о духовной Ц. Не менее важен был безграничный простор, предоставленный в области запрещения дискреционной власти цензоров , а еще важнее — жизненная практика, которая обратила приведенные статьи в мертвую букву; цензора , воспитанные на уставах 1804 и 1826 гг. и постоянно находившиеся под страхом гауптвахты, считали своей обязанностью именно доставлять обществу хорошие с их точки зрения произведения, хорошие не только по содержанию, но даже и по слогу. Уставом 1828 г. цензура была подчинена министерству народного просвещения. Высшая цензурная инстанция — Главное управление Ц., подчиненное министру просвещения, — состояла из президентов академий наук и художеств, товарища министра народн. просвещения, управляющего III отделения Собств. Его Имп. Вел. канцел., попечителя СПб. учебного округа и нескольких членов от разных министерств. Главному правлению Ц. были подчинены цензурные комитеты в Петербурге, Москве, Риге , Вильне, Киеве, Одессе и Тифлисе, состоявшие из цензоров под председательством местного попечителя учебного округа. В их ведение входила Ц. внутренняя и иностранная. Основание новых периодических изданий требовало высоч. разрешения. Не довольствуясь общей Ц., устав этот дал толчок значительному развитию множественности Ц. Уже ранее книги духовного содержания ведались не общей, а специально духовной Ц., деятельность которой теперь была регламентирована. На основании устава 1828 г. журналы и книги медицинского содержания, помимо общей Ц., должны были одобряться к печатанию медицинской академией или медицинскими факультетами университетов по месту издания; цензирование военной газеты "Русский инвалид" передано Главному штабу, при котором позднее образовалась специально военная Ц. (отмененная в 1858 г.); "Сенатские ведомости" цензировались в канцелярии сената, "С.-Петербургские ведомости" — в министерстве иностр. дел; Ц. афиш и объявлений как в отдельном виде, так и в газетах возложена была на полицию; драматические сочинения одобрялись к представлению III отделением. В следующие годы Ц. все более и более дробилась по разным ведомствам, так как разные министерства, недовольные появлением тех или других статей, стали требовать на просмотр статьи, так или иначе могущие их интересовать. Цензурный устав 1828 г. просуществовал без сколько-нибудь существенных изменений все царствование Николая I и первые годы царствования Александра II; он был введен в состав Свода Законов изданий 1832, 1842 и 1857 гг.; при его действии литература под влиянием разных веяний пережила и сравнительно мягкие времена, и времена крайне мрачные.

 

После вступления на престол Александра II новые течения вызвали оживление литературы, и между прочим литературы заграничной. Сначала это оживление значительно изменило цензурные порядки, не затрагивая старого устава; но скоро пересмотр последнего стал настоятельно необходимым. В 1860 г. было реорганизовано Главное управление Ц. и в его руках сосредоточен высший надзор над печатью и над цензурными комитетами. В 1863 г. Ц., по желанию самого министра народного просвещения (Головнина) ввиду несоответствия ее задач с общей задачей министерства — "содействовать развитию умственной деятельности" страны — была передана в ведомство министерства вн. дел. 6 апр. 1865 г. появились "Временные правила о Ц. и печати". Они не представляют собой полного цензурного устава; они только реорганизуют главное управление, установляют институт карательной цензуры рядом с Ц. предварительной и еще некоторые менее важные нововведения. Главные задачи цензуры остались неизменными, как они были формулированы в Уставе 1828 г. В 1876 г. большая часть статей временных правил была включена в новое издание Цензурного устава; другие статьи перенесены в учреждения министерств (Свод Законов т. 1, ч. II). В 1886 и 1890 гг. появились новые издания Цензурного устава со включением статей из узаконений позднейшего времени и статей, имеющих второстепенное значение. Таким образом, и теперь действует, в сущности, Устав 1828 г. с изменениями, вызванными законом 1865 г. и последующими узаконениями. Вследствие различных наслоений, отложившихся на Цензурном уставе, в редакционном отношении он является одной из наименее удовлетворительных частей Свода Законов. Статьи, говорящие об одном и том же, разнесены по разным отделам (так, общие принципы Ц. установлены в статье 4-й и затем в статьях 93 и след.); некоторые стороны цензурной практики совершенно не согласованы и страдают внутренними противоречиями (так, напр., кара, налагаемая на периодическое издание, подлежащее предварительной Ц., строже, чем кара, налагаемая на издание, освобожденное от такой Ц.; первая может быть налагаема без объяснения мотивов, тогда как вторая должна быть непременно мотивирована; первая была определена законом 1862 г., вторая заимствована Ц. уставом из Времен. правил 1865 г. — и этим хронологическим различием объясняется странная непоследовательность). Основные принципы, установленные Ценз. уставом и временными правилами 1865 г., следующие. Запрещаются печатные произведения: 1) когда они клонятся к поколебанию учения православной церкви, 2) подрывают уважение к верховной самодержавной власти или к коренным государственным постановлениям, 3) оскорбляют добрые нравы и благопристойность или 4) честь какого-либо лица непристойными выражениями или обнародованием того, что относится до его нравственности или домашней жизни, а тем более клеветой. Не должны допускаться дерзкие и буйственные мудрования, равно противные истинной вере и истинному любомудрию (ст. 94), сочинения, излагающие вредные учения социализма и коммунизма (ст. 95), возбуждающие неприязнь и ненависть одного сословия к другому (ст. 96); сочинения и статьи о несовершенстве существующих постановлений дозволяются только в том случае, если они написаны тоном, приличным предмету, и притом только в книгах выше 10 печатных листов или в журналах с подписной ценой не ниже 7 руб. в год (ст. 97 и 99); не дозволяется распубликование по одним слухам предполагаемых правительством мер, пока они не объявлены законным образом (100 ст.) и т. д. К этим указаниям нужно прибавить некоторые статьи, заключающиеся в Уложении о наказ., где определяется уголовная кара за составление и распространение сочинений, направленных против верховной власти, оспаривающих порядок престолонаследия, за клевету, диффамацию, преждевременное до судебного заседания оглашение сведений, обнаруженных дознанием, и т. д. Надзор за исполнением всего этого предоставлен Ц. Принцип множественности Ц. сохранен в несколько смягченном виде; кроме общей Ц., которая делится на внутреннюю и иностранную и к которой относится также Ц. театральная, существует совершенно отдельная Ц. духовная, иначе организованная и действующая на основании других правил, включенных в Ц. устав. Отчеты о заседаниях земств, дум и дворянских собраний подлежат Ц. губернаторов, генерал-губернаторов или градоначальников. Ц. медицинских книг принадлежит Медицинскому совету (при мин. внутр. дел). Афиши и объявления подлежат Ц. полиции; сведения, до особы государя императора или членов императорской фамилии относящиеся, — Ц. министра Двора. Во главе общей Ц. стоит Главное управление по делам печати, находящееся в министерстве вн. дел и состоящее из начальника Главного управления и Совета Главного управления. При Главном управлении состоят канцелярия, особые цензоры драматических сочинений и чиновники особых поручений. Главному управлению подчинены комитеты внутренней Ц. в Петербурге, Москве, Варшаве и Тифлисе, комитеты Ц. иностранной в Петербурге, Риге и Одессе и отдельные цензоры для внутренней и иностранной цензуры в Москве, Риге , Киеве и некоторых других больших городах. Цензурные комитеты состоят из председателя и цензоров . В городах, где нет ни цензурных комитетов, ни отдельных цензоров , Ц. возлагается на вице-губернаторов, в литовских губерниях — на генерал-губернатора. Духовная Ц. сосредоточена в духовных цензурных комитетах (петербургском, московском, киевском и казанском), находящихся под наблюдением Св. Синода; духовные цензоры назначаются из духовных лиц. Духовной цензуре подведомственны, помимо сочинений чисто богословских, все сочинения, относящиеся "к основаниям христианской веры или религии вообще", так что очень многие чисто философские и исторические сочинения должны быть отправляемы в духовную цензуру . Духовная цензура должна запрещать не только произведения, направленные против религии вообще или христианства в частности, но и сочинения "с большими недостатками в основательности мыслей, чистоте христианских чувств, доброте слога, ясности и правильности изложения" (ст. 260); переводные сочинения должны быть запрещаемы ею вследствие "важных недостатков изложения, как-то темноты, погрешностей, нечистоты языка и безрассудных опущений, нарушающих связь сочинения" (ст. 269). Эти статьи уцелели доныне из устава 1828 г. и находятся в решительном противоречии с общим стремлением цензурного устава только оградить общество от вредных сочинений, не заботясь о доставлении ему сочинений полезных с точки зрения законодателя. Между тем духовная Ц. требует к себе на просмотр и такие сочинения, как, напр., "Душа человека и животных" Вундта и или "История рационализма" Лекки и может их запрещать за темноту или недостатки перевода. — Совершенно новым принципом, внесенным временными правилами 1865 г., является разделение Ц. на предварительную и карательную (последний термин, впрочем, не встречается в самом цензурном уставе; там говорится об административных взысканиях, налагаемых на издания, от предварительной Ц. изъятые). Предварительная Ц. состоит в рассмотрении и разрешении или запрещении сочинения в рукописи или (в виде льготы, по особенному ходатайству) в корректуре. Рассматривающий данную книгу цензор может либо разрешить ее, либо предложить автору или издателю произвести в ней необходимые изменения, либо, наконец, представить ее в цензурный комитет к запрещению. На решение цензурного комитета автор или издатель может жаловаться в Главное управление по делам печати. Книги и журналы, изъятые от предварительной Ц., доставляются в Ц. после их отпечатания, но за несколько дней до предполагаемого выпуска в свет. Ц. имеет право держать отдельные книги 3 дня, ежемесячные журналы — 2 дня (в 1872 г. сроки эти возвышены до 7 и 4 дней) и затем или допускать выход их в свет, или возбуждать судебное преследование с предварительным (до судебного приговора) задержанием книги. В 1872 г. Ц. предоставлено право представлять книгу (или номер журнала) к уничтожению через министра внутренних дел в комитет министров, не возбуждая судебного преследования против автора. Таким образом, термины "предварительная" и "карательная" Ц. или, тем более, "издания, подлежащие предварительной Ц. или изъятые от нее", являются, в сущности, неточными: так называемая карательная Ц. в действительности есть тоже Ц. предварительная, ибо ей подлежат книги и журналы хотя и по напечатании, но до выхода в свет. Тем не менее, различие это было существенным по временным правилам 1865 г.: в одном случае право запрещения принадлежало дискреционной власти цензурного комитета, в другом — суду, действующему на основании закона и допускающему защиту. Когда новелла 1872 г. рядом с судебным преследованием допустила уничтожение книг комитетом министров, практика совершенно устранила судебные преследования авторов и книг, заменив их более удобным для Ц. негласным производством в комитете министров, вышеупомянутая разница значительно сгладилась, хотя все-таки остается и теперь не лишенной значения. Различие сводится к тому, что при предварительной Ц. цензор имеет право предложить автору изменить те или иные места в книге, даже те или иные выражения — право, на практике обращающееся в право вычеркивать их, — а по отношению к книгам, изъятым от предварительной Ц., цензурная мера возможна только на основании либо всей книги, либо по крайней мере более или менее значительной ее части или хотя бы нескольких страниц ее. Практика, однако, установила возможность соглашений между автором и цензурным комитетом относительно уничтожения инкриминированных мест книги, после чего Ц. выпускает книгу, не представляя ее в комитет министров; этим путем установлено весьма близкое подобие предварительной Ц. От предварительной Ц. освобождены: в столицах — все оригинальные сочинения свыше 10 печатных листов и переводы свыше 20 листов; повсеместно — периодические издания, получившие от министра внутренних дел разрешение на выход без предварительной Ц., а также издания академий, университетов и т. п. По отношению к периодическим изданиям, кроме права их задержания, приняты следующие меры. Для основания периодического издания требуется специальное разрешение министра внутренних дел, причем это разрешение дается на имя определенных издателя и редактора и при строго определенной программе, выход за пределы которой не дозволяется; всякое изменение программы, названия, подписной цены, места издания требует специального разрешения министра; переход редактирования в другие руки, хотя бы за смертью первого редактора, требует министерского утверждения; только издательские права переходили до 1897 г. путем простого оповещения Главного управления по делам печати. Это относится к изданиям обеих категорий: подцензурным и бесцензурным. От периодических изданий, выходящих без предварительной Ц., требуется денежный залог. За вредное направление бесцензурным периодическим изданиям министр внутренних дел может давать предостережения; после третьего предостережения журнал запрещается на срок до 6 месяцев или совершенно (последнее — не иначе как по определению сената). Предостережения даются с указанием на статьи, подавшие к тому повод. Периодические издания, находящиеся под предварительной Ц., могут быть приостанавливаемы министром на срок до 8 месяцев, без предварительных предостережений и без указания вызвавших эту меру статей. Установлен надзор и за типографиями, литографиями и библиотеками; эти заведения могут основываться не иначе как в концессионном порядке; каждое изменение в числе и в размере скоропечатных машин и станков в типографии требует разрешения подлежащей власти; надзор за этими заведениями вверен особым типографским инспекторам. Для надзора за иностранными газетами, ввозимыми из-за границы, кроме Ц. иностранной и отдельных цензоров , создалась особая "Ц. почтовая", существующая официально под этим именем, хотя в Цензурном Уставе о ней не говорится; функции ее отправляются специально для того назначаемыми почтовыми чиновниками. В Ц. направляются обыкновенно книги и издания, оплаченные почтовыми марками (бандероли), или же посылки; на просмотр к почтовым цензорам идут газеты, присылаемые без марок.

 

За временными правилами 1865 г. последовал длинный ряд законоположений, касающихся Ц., которые, за весьма немногими исключениями, были направлены к расширению объема прав Ц. в ущерб правам печати. Важнейшие из этих законоположений: 1) в 1868 г. министру внутренних дел дано право запрещать на неопределенный срок розничную продажу периодических изданий. 2) В 1872 г. допущено уничтожение комитетом министров книг, изъятых от предварительной Ц., без судебного преследования (см. выше). 3) В 1873 г. министру внутренних дел предоставлено право запрещать период. изданиям касаться в течение некоторого времени (однако без определения срока, т. е. de facto, бессрочно) каких-либо вопросов государственной важности, если их обсуждение будет найдено неудобным, и подвергать за нарушение этого запрещения приостановке на срок до 3 месяцев. 4) В 1881 г. в местностях, объявленных на положении чрезвычайной охраны, генерал-губернаторам предоставлено право закрывать журналы на все время действия охраны (т. е. без определенного срока, а так как журнал, не выходящий в течение года, считается прекратившимся, то, следовательно, навсегда) без объяснения мотивов. 5) В 1882 г. постановлено, что после временной приостановки периодического издания, изъятого от предварительной Ц., оно может быть обязано представлять свои номера в цензурные комитеты не позже 11 часов вечера накануне дня выхода в свет, для просмотра, причем цензоры могут останавливать их выход. Таким образом создано среднее положение, особенно тяжелое для ежедневной газеты в городах, где другие конкурирующие газеты выходят без предварительной Ц. 5) В том же 1882 г., кроме окончательного запрещения журналов сенатом, допущено их окончательное запрещение по постановлению совещания министров внутренних дел, народного просвещения, юстиции и обер-прокурора Св. Синода. 6) В 1884 г. министру внутренних дел предоставлено запрещать публичным библиотекам выдавать к чтению определенные книги, а также совершенно закрывать библиотеки в случае необходимости. 7) В 1897 г. переход периодических изданий от одного издателя к другому поставлен в зависимость от разрешения министра внутренних дел, как и переход редакции в новые руки. 8) В 1901 г. установлен годичный срок давности для предостережений, по истечении которого предостережение теряет силу и следующее должно вновь считаться первым. Эта последняя мера — единственная, расширившая несколько (весьма мало) права печати. См. Скабичевский, "Очерки истории русской цензуры " ("Отеч. зап.", 1883 г., СПб., 1892); Джаншиев, "Эпоха великих реформ" (8-ое изд., М.,1900); "Материалы для характеристики русской печати" (вып. I , 1898); "Ходатайство русских литераторов об облегчении цензуры " (Л., 1895); Головачов, "Десять лет реформ" (СПб. 1871); Коркунов, "Русское государственное право" (т. I , 4-е изд., СПб., 1901). Кроме официальных изданий Цензурного устава, существуют частные издания, с примечаниями и сенатскими разъяснениями, Мсерианца и Ширкова. См. еще: Карамышев, "Сборник циркуляров и распоряжений по делам печати с 1882 по 1897 г." (СПб., 1897).

 

В. Водовозов.

 

Деятельность Ц. в России до царствования Александра II. Фактически Ц. появилась вместе с появлением произведений печати и даже ранее того. Возникновение раскольничьей рукописной литературы при царе Алексее Михайловиче повлекло за собой немедленное же применение по отношению к ней карательной Ц.: духовные соборы и московские патриархи предавали рукописи анафеме, а светские власти воздвигали гонения на их авторов. Помимо борьбы с раскольниками, московское духовенство стремилось также к насильственному устранению некоторых разногласий с ним в делах веры, обнаружившихся в сочинениях киевских богословов. Некоторые из таких сочинений ввиду усмотренного в них влияния "латинской ереси" были преданы пламени. Реформы Петра Великого были встречены среди массы населения весьма несочувственно, и это обстоятельство вызвало появление множества "пасквилей". Петр подавлял такую оппозицию самыми суровыми мерами, причем кары падали не только на самые "пасквили", но и на их авторов, которых разыскивали и предавали жестоким казням. Желая прекратить участие монахов в создании оппозиционной литературы, Петр издал в 1701 г. указ, гласивший, что "монахи в кельях никаких писем писать власти не имеют, чернил и бумаги в кельях имети да не будут, а в трапезе определенное место для писания будет, с позволения начальнаго". Распространению книг светских, главным образом по прикладным наукам, Петр не только не препятствовал, а всякими мерами содействовал. Типографию Академии наук и ее произведения он совсем изъял из ведения духовенства. Петр был сам не только инициатором, но также редактором и даже корректором первого органа русской периодической печати — "СПб. ведомостей". В 1742 г. состоялось распоряжение имп. Елизаветы о просмотре "СПб. вед." до их выхода "сенатской конторой", что было вызвано некоторыми допущенными в газете неточностями касательно высочайших наград; но Ц. сенатской конторы, по-видимому, только и простиралась на отдел официальных известий. Особые приложения к "СПб. вед." под названием "Примечания" (1728—42), а также ежемесячный журнал "СПб. академические примечания" (с 1754 г.), впоследствии переименованный в "Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие", выходили в свет лишь под личной ответственностью редакторов. Это и не могло быть иначе, ибо тогдашние лучшие умственные силы страны — Тредьяковский, Ломоносов и др. — находились в слишком определенных и слишком зависимых отношениях к власти, чтобы могло возникнуть опасение какой бы то ни было с их стороны оппозиции. Все инциденты, возникавшие на почве издания журналов, имели основанием уязвленные самолюбия самих академиков и их взаимные распри. Издаваемые журналы поручались тогда "смотрению" то того или иного академика в отдельности, то всего академического собрания. Той же Академии (в лице сначала акад. Попова, потом Кошельникова и Румовского) поручено было наблюдение и за частным изданием Сумарокова "Трудолюбивая пчела". Раздоры с Ломоносовым, присвоившим себе не принадлежавшее ему право цензуровать "Трудолюбивую пчелу", скоро привели к прекращению журнала Сумарокова. Точных правил, определяющих выписку книг из-за границы, не существовало. Не было ни одного случая судебного или административного преследования и за изданные сочинения. Это и понятно: вся литература носила официальный или полуофициальный характер, и потому отношение к ней властей было скорее покровительственным. Бывали случаи запрещения книг, но при общей косности и невежестве общества такие факты не вызывали ни малейшего с его стороны неудовольствия. Когда в 1748 г. Елизавета издала указ, чтобы "книги российские и иностранные, в которых упоминаются в бывших два правления известные персоны, предъявлять в де-сианс академию", то в академию представлено было совершенно добровольно множество книг и даже карт, представлению, как вскоре разъяснил сенат, вовсе не подлежавших. При Елизавете же запрещено было печатать "артикулы о происхождении при дворе ее императорского величества" — запрещение, прошедшее совершенно бесследно. В первые 9 лет царствования Екатерины II продолжала царить и даже развиваться та же система, но некоторым диссонансом с нею уже прозвучал указ императрицы от 6 сентября 1763 г.: "Слышно, что в академии наук продают такие книги, которые против закона, доброго нрава, нас самих и российской нации, которые во всем свете запрещены, как, наприм., Эмиль Русо, Мемории Петра III, Письма жидовския по французскому и много других подобных. А у вольных здешнего и московского городов книгопродавцев, думать надобно, что еще более есть таких книг, которые служат к преобращению нравов, по той причине, что оные лавки ни под чьим ведомством не состоят. И так надлежит приказать наикрепчайшим образом академии наук иметь смотрение, дабы в ее книжной лавке такие непорядки не происходили, а прочим книгопродавцам приказать ежегодно реестры посылать в академию наук и университет московский, какие книги они намерены выписывать, а оным местам вычеркивать в тех реестрах такие книги, которые против закона, доброго нрава и нас. А если после того сыщется преступник сему в продаже таких книг, то конфисковать всю лавку и продать на счет сиропитательного дома; впрочем, дозволяется сенату придумать, что за лучшее рассудится к исполнению сего". Состоявшееся вскоре после того возложение Ц. на полицию вызвало через несколько лет такой комментарий со стороны Радищева: "один урядник благочиния может величайший в просвещении сделать вред и на многие годы остановить шествие разума: запретить полезное изобретение, новую мысль и всех лишить великого". В 1784 г. было запрещено печатание в "Московских ведомостях" "Истории ордена иезуитов". С 1785 г. начинаются преследования деятельности Новикова и московских мартинистов; в 1787 г. последовало приказание Храповицкому "написать в Москву, чтобы запретить продажу всех книг, до святости касающихся, кои не в синодальной типографии напечатаны". В 1790 г. был сослан в кандалах в Илимский острог за напечатание знаменитой книги "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищев, а самая книга сожжена; в 1792 г. Новиков посажен на 15 л. в Шлиссельбургскую крепость; с 1793 по 1796 г. томились в тюрьме 11 книгопродавцев (Кольчугин, Переплетчиков и др.) за найденные у них недозволенные книги; в 1793 г. — сожжены 18656 экземпляров разных признанных вредными книг; в том же году уничтожена трагедия Княжнина "Вадим". Царствование Павла ознаменовано еще большим разгромом: начавший печатать свои басни еще при Екатерине Крылов скрывался теперь в провинции; ссылку в Сибирь испытал даже "известный" Коцебу только за то, что имел некоторое касательство к литературе; при особе императора учрежден был специальный "совет Его Величества", куда приказано было представлять все книги, Ц. недозволенные или даже только возбудившие в ней сомнения. Когда при Александре I было учреждено мин - ство полиции, одну из обязанностей которого составлял надзор за обращением книг, которые, "хотя и быв пропущены Ц., подали бы повод к превратным толкованиям, общему порядку и спокойствию противным", то конфискации книг, уже пропущенных Ц., сделались обычным явлением. Еще запутаннее обстояло дело с торговыми книгами на иностранных языках. Устав 1804 г. глухо предписывал книготорговцам не торговать книгами, "противными предписаниям", и представлять время от времени в Ц. свои каталоги. Цензурные учреждения не имели возможности следить за всеми выходящими в Европе книгами и сортировать их на "безвредные" и "вредные", и потому книгопродавцы не могли получать от них сколько-нибудь определенных указаний. А между тем за неисполнение "устава" им постоянно грозило "опасение строгого ответа и взыскания по законам". В 1806 г. у книгопродавца Динемана было обнаружено несколько экземпляров сочинения "Feldzug von 1805", признанного неблагоприятным для нашей армии. Вслед за тем генерал Вязмитинов адресовал на имя губернатора такую записку: "по Высочайшему Его Имп. Вел. повелению, препровождаемого при сем книгопродавца Динемана благоволите приказать выслать за границу". По просьбе самих цензурных комитетов Главное управление училищ поручило одному дрезденскому книгопродавцу сообщать русской Ц. о книгах недозволительного (с точки зрения последней) содержания. Разумеется, это делу не помогло и не спасло книгопродавцев от множества конфискаций. Устав 1804 г. постоянно подвергался произвольным толкованиям со стороны разных ведомств. Он не запрещал, напр., делать извлечения из тяжебных и вообще судебных дел. Некоторое время журналы и делали беспрепятственно такие извлечения, но в 1817 г. министр народного просвещения гр. Разумовский самовольно лишил прессу такого права, основываясь на том, что в уст. о Ц. о подобном дозволении ничего не говорится. Хотя в силу общеизвестной юридической истины все, что не запрещено, дозволено, но толкование Разумовского было неоднократно подтверждаемо его преемниками и вошло в цензурную практику. Вопреки § 22 уст. о цензурной книге А. Н. Голицын предписал цензурным комитетам не пропускать "ничего, относящегося до правительства, не испросив прежде на то согласия от того министерства, о предмете которого в книжке рассуждается". Противозаконное распоряжение это опять-таки многократно подтверждалось и сделалось правилом для Ц. Дело дошло даже до крайнего стеснения отзывов печати об игре артистов императорских театров. Министр народного просвещения нашел, что "суждения о театрах и актерах позволительны только тогда, когда бы оные зависели от частного содержателя, но суждения об императорских театрах и актерах, находящихся на службе его величества, неуместны". При Голицыне же петербургский цензурный комитет запретил балладу Жуковского "Смальгольмский барон". Когда министром народного просвещения сделался Шишков, цензурный гнет еще более усилился. В это именно время состоялось вошедшее в практику запрещение обозначать не пропущенные Ц. места точками и вошло в обычай издание секретных наставлений цензорам . История "Сионского вестника" Лабзина, дважды возникавшего в царствование Александра I при сильной поддержке свыше и дважды же принужденного прекратиться, а также история "Духа журналов" Яценкова, запрещенного окончательно в 1820 г., служит яркой иллюстрацией к положению периодической печати того времени. События, сопровождавшие восшествие на престол имп. Николая I, повлекли за собой прекращение навсегда альманахов "Полярная звезда", издателями которой были Рылеев и Александр Бестужев. Участие в заговоре, кроме этих лиц, и других писателей (Н. Тургенев, Корнилович и др.), а также сочувствие к намеченным декабристами преобразованиям таких лиц, как Пушкин и Грибоедов, имели последствием подозрительное отношение к литературе, как к главной виновнице производимых во всем мире смут. Оно выразилось в издании цензурного устава 1826 г. (см. выше). Неопределенность устава была тем тяжелее для печати, что о значении закона в государстве имели тогда весьма смутное представление самые высшие сановники. В виде иллюстрации к этому можно указать на следующий приведенный в "Записках" Кошелева случай: призывает как-то издателя "Литературной газеты", бар. Дельвига, гр. Бенкендорф и резко выговаривает ему за помещение одной "либеральной" статьи. Дельвиг спокойно замечает, что на основании закона издатель не отвечает, когда статья пропущена Ц. Тогда шеф жандармов говорит Дельвигу: "законы пишутся для подчиненных, а не для начальств, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться или ими оправдываться". Июльская революция 1830-го года усилила реакцию еще более; первой жертвой ее сделалась именно "Литер. газета". За помещение в 61 за 1830 г. четверостишия на франц. языке Делавиня "France, dis moi leurs noms" и т. д., которое предполагалось выбить на парижском памятнике павшим жертвам 27—29 июля, у Дельвига отнято было право издавать газету. Это так на него подействовало, что он заболел и вскоре умер, а после его смерти в непродолжительном времени прекратилась и газета. В 1832 г. был запрещен на второй же книжке за статью Киреевского "XIX век", журнал "Европеец" (см.). Киреевский, который был не только автором инкриминируемой статьи, но и издателем журнала, получил "извещение" о запрещении журнала, которое он справедливо называл "исторической бумагой". Эта бумага гласила: "хотя сочинитель и говорит, что он говорит не о политике, а о литературе, но разумеет совсем иное: под словом просвещение он разумеет свободу, деятельность разума означает у него революцию, а искусно отысканная середина — не что иное, как конституция; статья сия не долженствовала быть дозволенною в журнале литературном, в котором запрещается помещать что-либо о политике, и вся статья, невзирая на всю ее нелепость, писана в духе самом неблагонамеренном" и т. д. За эту-то провинность журнал был запрещен, а сам Киреевский признан человеком "неблагомыслящим и неблагонадежным" и отдан под надзор полиции. В 1834 г. за помещение рецензии на драму Кукольника "Рука Всевышнего отечество спасла" был запрещен "Московский телеграф" и привезен из Москвы в Петербург с жандармами, для заключения под стражу, издатель журнала Ник. Полевой. В рецензии на одобренную высшими сферами драму Кукольника стояли слова: "новая драма г. Кукольника весьма печалит нас". За это-то и был арестован Полевой, и хотя данное им на допросах объяснение этих слов было признано достаточным для освобождения его из-под стражи, но журнал был, тем не менее, закрыт навсегда. В 1836 г. был закрыт навсегда издававшийся Надеждиным журнал "Телескоп". Причиной этой кары послужило помещение в "Телескопе" первого знаменитого "философического письма" Чаадаева (см.). Сверх закрытия журнала понесли личные кары как его издатель, так и автор "философического письма": Надеждин был сослан в Усть-Сысольск, а Чаадаев объявлен, по распоряжению свыше, сумасшедшим. Получение разрешения на издание новых журналов, на которое необходимо уже было испрашивать всякий раз высочайшее соизволение, стало делом в высшей степени трудным. На поданные в 1836 г. А. А. Краевским и кн. В. Ф. Одоевским прошения о разрешении им издавать журнал "Рус. сборник" был дан ответ: "и без того много". Когда Т. Н. Грановский начал в 1844 г. хлопоты о разрешении ему издавать журнал "Московское обозрение", на просьбу его последовала резолюция: "и без того довольно" и т. д. Одним из замечательнейших памятников, характеризующих положение печати в эпоху 1825—55 г., является дневник А. В. Никитенко, из которого мы и приведем несколько выписок. 2 октября 1827 г.: "Сочинение мое о политической экономии во многих местах урезано цензурою . Между прочим в одном месте у меня сказано: "Адам Смит, полагая свободу промышленности краеугольным камнем обогащения народов" и прочее... Слово "краеугольный" вычеркнуто потому, как глубокомысленно замечает цензор , что краеугольный камень есть Христос, следовательно сего эпитета нельзя ни к чему другому применять". 30 декабря 1830 г.: "Истекший год вообще принес мало утешительного для просвещения в России. Над ним тяготел унылый дух притеснения. Многие сочинения в прозе и стихах запрещались по самым ничтожным причинам, можно сказать даже без всяких причин, под влиянием овладевшей цензорами паники. Цензурный устав совсем ниспровержен. Нам пришлось удостовериться в горькой истине, что на земле русской нет и тени законности". 16 февраля 1831 г.: "Был в театре на представлении комедии Грибоедова "Горе от ума". Некто остро и справедливо заметил, что в этой пьесе осталось только горе, столь искажена она роковым ножом бенкендорфовской литературной управы". 26 октября 1832 г.: "Новое гонение на литературу. Нашли в сказках Луганского какой-то страшный умысел против верховной власти". В декабре 1834 г. Никитенко за пропуск в "Библиотеке для чтения" перевода стихотворения Викт. Гюго "Красавице" провел 8 дней под арестом на гауптвахте. 14 апреля 1836 г.: "Пушкина жестоко жмет Ц. Он жаловался на Крылова и просил себе другого цензора , в подмогу первому. Ему назначили Гаевского, Пушкин раскаивается, но поздно; Гаевский до того напуган гауптвахтой, на которой просидел 8 дней, что теперь сомневается, можно ли пропускать в печать известия в роде того, что такой-то король скончался". 12 декабря 1842 г. Никитенко снова был посажен вместе с Куторгой на гауптвахту за такую провинность: в "Отеч. записках" некто Ефибовский поместил повесть под заглавием "Гувернантка". При описании бала у одного чиновника автор приводит разговор между двумя гостями, из которых один говорит: "я вас спрашиваю, чем дурна фигура вот хоть бы этого фельдъегеря с блестящим, совсем новым эксельбантом? Считая себя военным и, что еще лучше, кавалеристом, господин фельдъегерь имеет полное право думать, что он интересен, когда побрякивает шпорами и крутит усы, намазанные фиксатуаром, которого розовый запах приятно обдает и его самого, и танцующую с ним даму". Затем описывался "прапорщик строительного отряда путей сообщения, с огромными эполетами, высоким воротником и еще высшим галстухом". Оба эти места граф Клейнмихель нашел оскорбительными для офицеров вообще и фельдъегерей в частности; по докладу его об этом и последовала резолюция об арестовании Никитенко и Куторги. 21 декабря 1843 г. произошло, как записал Никитенко, объяснение кн. Г. П. Волконского с министром нар. просв. Уваровым, во время которого последний сказал, что "хочет, чтобы, наконец, русская литература прекратилась. Тогда, по крайней мере, будет что-нибудь определенное, а главное — я буду спать спокойно". 5 авг. 1847 г.: "Возвратился из цензурного заседания. Спорил с попечителем, который объявил, что надо совсем вывести романы из России, чтобы никто не читал романов". 17 января 1848 г.: "Гроза висит над "Отеч. записками". Месяца три тому назад у каких-то мальчиков, учеников горного корпуса, найдены либеральным идеи. Один из них признался, что эти идеи он почерпнул из "Отечественных Записок". И свидетельство Никитенко вовсе не составляет исключения. В своем дневнике Снегирев говорит прямо, что крепостное право, напр., признавалось одним из неприкосновенных догматов политической религии России, в доказательство чего приводит следующий факт из цензурной практики 30-х гг. В бытность свою в Москве явился на заседание московского ценз. комитета министр нар. просв. Уваров. Заявив о неудовольствии в высших сферах некоторыми цензорами за их слабость, Уваров прибавил, чтобы они не опасались никаких последствий за строгость: "жалобы на них будут недействительны, — сказал он — и затем продолжал так: политическая религия имеет свои догматы неприкосновенные, подобно христианской религии. У нас они — самодержавие и крепостное право; зачем же их касаться, когда они, к счастию для России, утверждены сильною и крепкою рукою". В 1830-х и 1840-х гг. начальник III отделения Собственной Его Имп. Вел. канцелярии смотрел на себя как на "хозяина русской литературы", но это не мешало все большему распространению разного рода "ведомственных" Ц., которые просматривали все статьи, касающиеся того или иного ведомства. Вместе с тем количество негласных распоряжений по Ц. стало так велико, что в них трудно было разобраться и самим цензорам . В 1848 г. реакция дошла до своего апогея. Громоотводом против возможности повторения в России западноевропейских событий было признано дальнейшее увеличение "бдительности" Ц. над литературой. На цензоров сыпались выговоры и наказания за снисходительность, а они доносили, что "если бы правительству известны были все сочинения или места в статьях, которые ими воспрещены к печатанию, то оно, усмотрев, сколько вредных книг и мыслей остановлено, отдало бы еще похвалу усердию и предусмотрительности цензоров ". Объяснения эти были приняты как доказательство необходимости еще более строгих мер по отношению к литературе, вследствие чего появилось такое распоряжение по Ц.: "те из воспрещаемых сочинений, которые обнаруживают в писателе особенно вредное в политическом или нравственном отношении направление, должны быть представляемы от цензоров негласным образом в III отделение, с тем, чтобы последнее, смотря по обстоятельствам, или принимало меры к предупреждению вреда, могущего происходить от такого писателя, или учреждало за ним наблюдение". Затем по докладу гр. Орлова было повелено образовать особый комитет как бы для ревизии упущений, допускаемых журналами, Ц. и самим министерством нар. просвещения. Во исполнение этого повеления особый комитет под председательством кн. Меньшикова предпринял обозрение тогдашних журналов и представил свои заключения о замеченных им в журналистике и Ц. недостатках. После того был учрежден постоянный негласный комитет, или "комитет 2 апреля" 1848 г., под председательством Д. П. Бутурлина, для высшего надзора за журналистикой и наблюдающими над нею учреждениями. Комитет, не касаясь предварительной Ц., должен был рассматривать единственно то, что уже вышло в печати, и о всех наблюдениях и замечаниях своих доводить до высочайшего сведения. Как установление неофициальное, комитет не имел сам по себе никакой власти, и все его заключения вступали в силу лишь через высочайшее их утверждение. Вскоре, впрочем, комитету предоставлена была и самостоятельная власть, если решения его состоятся единогласно; затем учрежден был и еще комитет, под председательством Блудова, для рассмотрения заключений Комитета 2 апр. Такой порядок тяготел над русской литературой целых 7 лет, до 6 дек. 1855 г. Именно в это время подверглись суровому гонению за издание "Московского сборника" московские славянофилы. Поэма Ив. Аксакова "Бродяга" была найдена предосудительной потому, что "рассказываемые в ней похождения бродяг, взаимные их отношения и советы друг другу, как избегать от рук правосудия, с обещанием в бродяжничестве приволья и ненаказанности, могут неблагоприятно действовать на читателей низшего класса". В статье Киреевского "О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России" "заставляло призадуматься выражение "цельность бытия". "Неизвестно, — откровенно признавались судьи, — что Киреевский разумеет под цельностью бытия, но явно, что тут есть что-то неблагонамеренное". Когда славянофилы представили в Ц. рукописи для второго тома "Сборника", то рукописи эти были найдены совершенно невозможными для печати. Сюда были отнесены статьи: Хомякова, "Несколько слов по поводу статьи Киреевского, помещенной в I т. Сборника"; К. Аксакова, "Богатыри вел. князя Владимира по русским песням"; кн. Черкасского, "О подвижности народонаселения в древней России"; Ив. Аксакова, "Об общественной жизни в губернских городах" и т. д. "Сборник" был запрещен; Ив. Аксаков лишен права быть редактором какого бы то ни было издания; ему вместе с К. Аксаковым, кн. Черкасским, Хомяковым и Киреевским вменено было в обязанность на будущее время представлять свои рукописи не иначе, как в Главное управление Ц., где они рассматривались и откуда посылались в III отделение. По поводу этой меры Хомяков писал А. С. Норову: "с некоторых сотрудников "Моск. сбор." и в том числе с меня взята подписка в том, что мы не будем впредь представлять своих сочинений в местные цензуры , но будем относиться прямо в высший цензурный комитет. Последствия этой подписки весьма для нас ощутительны. Маленький лексикон санскритославянских слов и корней, мною составленный, подвергся почти годовому пересмотру, а коротенькая статейка Аксакова о русских глаголах прошла через полуторагодовое мытарство". Такое положение наших славянофилов оставалось неизменным до начала нового царствования. И не одних только славянофилов коснулось ужасное время 1848—55 г. Достаточно вспомнить арест и ссылку Тургенева за некролог Гоголя, а в сущности, за "Записки охотника"; восклицание Грановского — "благо Белинскому, умершему вовремя"; то обстоятельство, что только смерть избавила Белинского от тяжкой участи за написанное им знаменитое "письмо к Гоголю"; судьбу Достоевского, Шевченко, Костомарова и многих других; наконец, последовавшее в 1852 г. распоряжение по Ц. "с совершенным запрещением говорить о Гоголе". Период времени с 1848 по 1855 гг. получил в истории русской литературы имя "эпохи цензурного террора".

 

 

Деятельность цензуры в России с 1855 г. Севастопольская война вызвала значительное оживление в обществе; более или менее живая литература стала настолько настоятельной потребностью, что цензура , хотя она и действовала на основании старого устава 1828 г., оказалась не в силах стеснять ее по-прежнему. Случаи, когда заметка в печати о дороговизне извозчичьей таксы вызывала переполох в Ц. или поваренная книга выходила с помарками, сразу отошли в прошлое. В высшем правительстве появились люди, стоявшие за расширение рамок предоставленной печати свободы; к их числу принадлежали товарищ мин. нар. просв. кн. Вяземский (1855—58), член главного упр. Ц. Скрипицын, мин. нар. пр. Норов (1854—58), попечитель Моск. учебн. окр. Назимов, еще гораздо более — попечитель Одесского, потом Киевского округа Пирогов. Оживление, вызвав потребность в новых журналах, привело и к облегчению в их разрешении, в котором в последние годы царствования Николая I систематически отказывали. Уже в 1855 г. разрешено основание либерального "Русского вестника" (Каткова) и славянофильской "Русской беседы" (Кошелева), причем в первом имелся политический отдел; позднее возникло много других журналов и газет с программами более широкими, чем допускавшиеся раньше. В 1855 г. "Современник" получил разрешение печатать самостоятельные корреспонденции (не перепечатки из "Русского инвалида") с театра войны и рассказы из военного быта (ранее не допускавшиеся не только из цензурных видов, но и из желания сохранить монополию "Русского инвалида") — и ознаменовал свое торжество напечатанием "Севастопольских рассказов" Л. Толстого. Стал появляться бесконечный ряд повестей, романов, обличительных рассказов, научных произведений, прежде немыслимых или даже уже успевших подвергнуться запрещению. Статьи Чернышевского о гоголевском периоде русской литературы становились все смелее; в № 7 "Современника" за 1856 г. Белинский стал называться в них по имени, тогда как ранее о нем говорилось только намеками. Противники движения сдавались не легко; борьба между ними и сторонниками относительной гласности велась с перемежающимся успехом. Так, статья Аксакова о богатырях вел. князя Владимира вызвала переписку в главном управлении Ц., один член которого увидел в ней бессмысленное восхваление прежней вольности; но статья все-таки прошла. Два официальные издания — "Морской сборник" и "Военный сборник", — в которых приняли участие видные писатели того времени (Чернышевский) и стали появляться сравнительно смелые разоблачения хищений и других непорядков во время войны, вызвали репрессию; Военно-цензурный комитет, оказавшийся по отношению к ним слишком мягким, был упразднен, и цензурование их передано в руки общей цензуры , которая совершенно их обуздала (1858). Это сокращение множественности Ц. имело свою компенсацию в виде предписания московскому цензурному комитету все статьи, касающиеся Земли Войска Черноморского и Сибири, препровождать на рассмотрение: первые — в канцелярию Кавказского комитета, вторые — Сибирского комитета (1857). Циркуляр мин. нар. пр. в 1857 г. цензурным комитетам предписывал не дозволять порицания мер прошлого царствования. Вообще годы 1855—62 в истории Ц. являются периодом крайней неустойчивости: сегодня свободно пропускалась какая-либо статья, а завтра или в другом городе совершенно подобная же подвергалась запрещению; в особенности это относилось к обличительным корреспонденциям. Всего более волновавший общественное мнение крестьянский вопрос подвергался особенной охране Ц., которая в этом отношении была сравнительно последовательна (не без колебаний, однако). Правительство не рассчитывало в деле освобождения крестьян на поддержку общественного мнения и боялось ее; кн. Вяземский, в других случаях боровшийся против цензурных стеснений, писал московскому цензурному комитету, что освобождение крестьян — вопрос, подлежащий решению одной только власти и "едва ли участие литературы в этом деле принесет пользу". В силу этого взгляда цензор , пропустивший в 1858 г. в "Современнике" статью Кавелина "О новых условиях сельского быта", получил выговор, а цензурным комитетам было предписано не пропускать статей, подобных этой. "Русский вестник" был принужден закрыть только что открытый отдел "Крестьянский вопрос" (1858); в стихотворениях Некрасова уничтожались все намеки на тяжелое положение крестьянства (запрещался, напр., стих "Где иногда бывал помещиком и я", но дозволялась замена помещика деспотом). Более колебаний обнаруживала Ц. в вопросе о допущении или недопущении статей о свободе слова. В 1859 г. был запрещен на 2 № Аксаковский "Парус" за статьи, в которых увидели защиту свободы слова, но которые, однако, были пропущены московским цензурным комитетом (получившим выговор). В 1862 г. было прекращено на время издание Аксаковского "Дня" за статью, в которой свобода слова признавалась неотъемлемым правом каждого русского. В том же году запрещены были на время "Современник" и "Русское слово". Около этого времени, однако, направление Ц. делается гораздо более определенным. Дозволяется сдержанная критика правительственных мер и законопроектов; зато опубликование теоретических сочинений по вопросам политики, философии, экономии, если они мало согласовались со взглядами правительства, общих изображений бедствий народа и в особенности корреспонденций обличительного характера встречало большие затруднения. В общем положение печати было несравненно свободнее, чем во все царствование Николая I; но сравнение с первыми годами Александра II не допускает категорического вывода. С 1857 г. шла подготовка реформы цензурного законодательства, которая и совершилась, после нескольких частных узаконений, Временными Правилами 1865 г. (см. выше). Почти в тот момент, когда состоялась эта реформа, в обществе обнаружилась обратная волна. Заграничная пресса (среди которой выдающуюся роль долго играл "Колокол") потеряла свой престиж; значительная часть либералов стала консервативной (Катков). Это дало возможность при действии гораздо более свободного цензурного устава создать цензурный режим, вряд ли значительно более свободный, чем режим 1862—65 гг. Во всяком случае тотчас же после опубликования временных правил 1865 г. явилось стремление назад, которое сказалось и в цензурном законодательстве (см. выше), и еще больше в цензурной практике. Впрочем, временные правила создали не один, а два режима, довольно различных. В столицах периодические издания были изъяты от предварительной Ц. и подвергнуты воздействию предостережений и суда, а более объемистые книги — одной судебной власти; этот сравнительно более свободный режим отразился рикошетом и на книгах меньше 10 печатных листов, от предварительной Ц. не освобожденных. В провинции же ни один журнал, ни одна газета не были изъяты от предварительной Ц., хотя цензурный устав дозволял это, а книги и не могли быть изъяты в силу закона; там господствовали порядки совершенно дореформенные. Нередко статьи, запрещенные в провинциальных газетах, спокойно печатались в столичных с указанием, что они только что были запрещены и именно потому печатаются, хотя для столичной публики представляют мало интереса. Всеобщее внимание обратила на себя провинциальная Ц. в 1879 г. при разбирательстве в Тифлисе дела Николадзе, редактора тифлисской газеты "Обзор", напечатавшего несколько заметок помимо цензурного разрешения. На суде было указано, что делает Ц. с провинциальной газетой; в фразе "Сколько собак дворника приходится ласкать подрядчику?" (чтобы получить заказ) цензор вычеркивает первые два слова, оставляя бессмысленную фразу: "дворника приходится ласкать подрядчику?"; Ц. позволяет себе исправлять, по усмотрению, слог, по суткам задерживает спешные газетные сообщения и т. д. Нередко провинциальная Ц. запрещает простые перепечатки из разрешенных столичных изданий и даже из " Правительственного вестника". Различие между печатью столичной и провинциальной объясняется не столько юридическими особенностями печати подцензурной и бесцензурной, сколько различием в положении органов столичных и провинциальных. Нередко провинциальные авторы посылают свои произведения, которые они желают напечатать в виде книги менее 10 печатных листов, следовательно под предварительной Ц., на Ц. в Петербург. — В Петербурге после 1865 г. шел длинный ряд процессов печати (более известны: Гайдебурова — по поводу книги Вундта, Павленкова — соч. Писарева, П. Щапова — книги Луи Блана, Полякова — "История рационализма" Лекки, Суворина — "Всякие", Пыпина и Жуковского — ст. "Вопрос молодого поколения" в "Современнике"). Издателям иногда удавалось отстаивать свои права, но все-таки книги сожигались ежегодно целыми десятками, иногда даже книги по естествознанию (Геккель, "Естественная история миротворения", СПб., 1872). Периодические издания подвергались предостережениям и запрещениям (важнейшие — запрещения "Современника" и "Русского слова" в 1866 г.), но в то же время давались, хотя и не без труда, разрешения на новые журналы ("Дело"). В семидесятых годах судебные преследования по делам печати прекратились, и с тех пор все предоставлено дискреционной власти Ц. В 1873 г. министр внутренних дел получил право запрещать периодической прессе касаться известных вопросов, и с тех пор министерство рассылает ежегодно по нескольку десятков таких запретительных циркуляров. Циркуляры издаются обыкновенно без срока, иногда сами собой, tacito consensu, теряют силу, реже отменяются. В 1897 г. была сделана попытка кодификации циркуляров, 24 из которых, сохраняющих силу, были собраны, напечатаны и разосланы редакциям и цензорам . Позднее издано много новых. В целом эти циркуляры составили как бы самостоятельное законодательство, параллельное с ценз. уставом и в некоторых отношениях более важное, чем он, так как именно они определяют, о чем нельзя говорить. Положения ценз. устава, касающиеся этой стороны дела, потеряли большую часть своего значения, частью в пользу литературы (так, статья, запрещающая изложение вредных учений социализма и коммунизма, более не применяется, хотя не отменена; то же можно сказать о статье, запрещающей говорить по слухам о предполагаемых правительственных мерах), частью в ограничение ей (дозволение говорить приличным тоном о несовершенстве существующих у нас постановлений ограничено многими циркулярами). Циркулярное законодательство отличается гораздо большей подвижностью, чем общий ценз. устав, лучше отражает веяния эпохи и является более ценным материалом для истории Ц., но оно недоступно обсуждению. Ввиду этого весьма трудно сказать что-нибудь определенное по истории Ц. в последнее 30-летие. В течение 1872—80 гг. право печатания книг было, в общем, несколько стеснено: многие произведения, ранее допущенные (Герцен, Чернышевский, Писарев, Маркс и др.), более не допускались. То же можно сказать и о печати периодической. Важным событием в эту эпоху было распоряжение Главного управления по делам печати не допускать ни ввоза из-за границы, ни печатания в России произведений на малороссийском языке, кроме беллетристики и исторических документов. На основании этого распоряжения был запрещен малороссийский перевод Евангелия. Эпоха Лорис-Меликова (188 0 —81) дала несомненное облегчение, весьма быстрое и заметное, но только для печати столичной: провинциальная печать оставалась в прежнем положении; распоряжение о малороссийском языке тоже соблюдалось, даже в Петербурге; в 1880 г. был сожжен малороссийский перевод книги Иова. С февр. 1880 по 1 марта 1881 г. ни один орган не был запрещен. После 1 марта 1881 г. предостережения стали даваться очень щедро: прекратились "Голос", "Страна", "Порядок", "Молва", "Русск. курьер" и мн. др. органы печати, возникшие в предыдущее царствование; "Дело" принуждено было закрыться вследствие неутверждения нового редактора; важнее всего было запрещение "Отечественных записок" по постановлению 4 министров (1884). И в эту эпоху, однако, хотя и с гораздо большим трудом, чем раньше, давались разрешения на новые журналы; так, на смену "Отеч. записок" возник "Северный вестник", издававшийся, однако, под предварительной Ц. (только впоследствии он был от нее освобожден). Ограничительные циркуляры по-прежнему издавались в большом числе, как по общим цензурным соображениям, так и по желанию отдельных ведомств, вследствие чего они очень точно отражали и настроение высших сфер, и изменения личного их состава. Так, за все время управления министерством финансов Бунге (1881—86) был только один циркуляр, ограничивавший прессу относительно финансовых вопросов, а при его преемнике такие циркуляры стали издаваться часто. Весьма много было циркуляров, ограничивающих критику министерства путей сообщения, а также циркуляров, запрещавших касаться тех или других случаев с отдельными лицами. Было совершенно запрещено говорить о внутренних порядках средних учебных заведений (этот циркуляр потерял силу только при П. С. Ванновском, в 1901 г.). В 1888 г. было запрещено печатать отзывы, оскорбляющие честь жен турецк. султана, как главы дружественного России государства. Было запрещено говорить о распоряжениях полиции во время похорон Тургенева и т. д. В разное время бывали изъяты из ведения печати многие события, весьма интересовавшие общество, напр. студенческие беспорядки, голод, холера, крестьянские волнения. О подобных событиях дозволялось иногда только перепечатывать правительственные сообщения, без всяких комментариев. В первой половине 1890-х гг. разрешения на новые общие периодические издания даются с чрезвычайным трудом, вследствие чего число периодических изданий, если не считать органов специальных и местных, скорее сокращалось, чем увеличивалось; в тех же случаях, когда разрешения даются, обыкновенно ограничивается программа журнала ("Мир Божий" разрешен без внутренней и иностранной хроники; киевская газета "Жизнь и искусство" была разрешена без передовых статей и т, д.). Последние годы внесли мало изменений в положение печати. За исключением короткого перерыва в 1896 г., когда было разрешено довольно много новых периодических изданий, очень скоро закрытых или принужденных закрыться вследствие цензурных стеснений (напр. вследствие неутверждения постоянного редактора), разрешения на новые издания давались по-прежнему с большим трудом. После запрещения совещанием министров "Нового слова" (1897) был разрешен журнал того же направления "Начало", через несколько месяцев запрещенный в том же порядке; были разрешены газеты "Северный курьер" и "Россия", тоже скоро запрещенные. Циркуляры по-прежнему издавались в значительном количестве. Провинциальная печать находилась в прежнем положении. Рядом с этим книги, в особенности большие, стали разрешаться с несколько большей легкостью, чем прежде. Так, был разрешен русский перевод "Капитала" Карла Маркса, дозволенный в 1 872 г., но потом долгое время не дозволявшийся к перепечатке. В 1900 г. впервые провинциальная газета ("Киевлянин") была освобождена от предварительной Ц. (ранее был только один случай разрешения в 1895 г. местной газеты без предварительной Ц. в Чите, но эта газета очень скоро прекратилась).

 

Либерализация общественной жизни с приходом к власти Александра I. Открытие частных типографий, разрешение ввоза газет, журналов, книг из-за границы, появление новых журналов, газет. Издание правительством «Северной почты».

Цензурная политика (Из книги Жиркова про цензуру)

9 июня 1804 г первый цензурный устав был утвержден Александром I. Основные положения этого документа сводились к следующему:

 

- цензура обязана рассматривать все книги и сочинения, предназначенные к распространению в обществе (§ 1);

- назначение цензуры – «доставить обществу книги и сочинения, способствующие истинному просвещению ума и образованию нравов, и удалить книги и сочинения, противные сему намерению» (§ 2);

- в связи с этим запрещалось печатать, распространять и продавать что-либо без рассмотрения цензуры (§ 2);

-цензура вверялась цензурным комитетам из профессоров и магистров при университетах во главе с Главным правлением училищ Министерства народного просвещения (§ 4);

- печатная продукция не должна содержать в себе ничего «против закона Божия, правления, нравственности и личной чести какого-нибудь гражданина» (§ 15);

-цензоры при запрете сочинений и книг обязаны «руководствоваться благоразумным снисхождением, удаляясь всякого пристрастного толкования сочинений и мест в оных, которые, по каким-либо мнимым причинам, кажутся подлежащими запрещению, когда место, подверженное сомнению, имеет двоякий смысл, в таком случае лучше истолковать оное выгоднейшим образом, нежели его преследовать» (§ 21);

- поощрение распространялось на просвещение и свободу мышления «скромное и благоразумное исследование всякой истины, относящейся до веры, человечества, гражданского состояния, законоположения, управления государством, или какой бы то ни было отрасли управления, не только не подлежит и самой умеренной строгости цензуры, но пользуется совершенною свободою тиснения, возвышающего успехи просвещения» (§ 22).

Правление Александра I сопровождалось войнами (1805–1807 гг. – участие в военных действиях антифранцузских коалиций, в 1806–1812 гг. вел успешную войну с Турцией, а в 1808–1809 гг. – со Швецией). Триумфом России завершилась Отечественная война 1812 г. с наполеоновской Францией. Общественное мнение и журналистика, как камертон, отражали поражения и успехи России и ее союзников в этих баталиях. Во все времена война сопровождалась усилением цензурного режима. Одновременно с усилением одного вида цензуры, как правило, происходит ужесточение цензурного режима вообще, что и случилось во второй половине царствования Александра I, когда военная цензура получила расширенное толкование и взяла под опеку в первую очередь политическую и иностранную цензуры.

В 1807 г. началась война с Францией. Она проходила под лозунгом борьбы с узурпатором законной власти, агрессором по отношению к другим государствам Европы. Впервые Россия получила возможность выступить гарантом мира в Европе, имея для этого не только военную мощь, но и гуманные цели. Это хорошо соответствовало тем идейным иллюзиям, которые питал еще Александр I. Но условия войны, затем и поражения заставили наводить определенный внутренний порядок.

Таким образом, с 1811 г. в стране установился новый цензурный режим, характер которого во многом зависел от Министерства полиции. Социальная информация, обращавшаяся в обществе, литературный процесс, журналистика оказались под двойным контролем, который некоторое время корректировался особыми условиями, сложившимися в стране, охваченной Отечественной войной 1812 г., которая способствовала росту национального самосознания, активизации всей общественно-политической жизни. (Про цензуру короче прочитаете в билет по цензуре тут слишком много))

(Тенденция осознания роли журналистики в обществе

-толстый рус журнал - становление

Московский телеграф, Московский вестник

Библиотека для Чтения

-развитие торгового направления

тенденция- журналистика в русле литературного процесса –^ Жирков говорил на консультации)

(Из книги Козловой М.М. История отечественной журналистики)

Несмотря на увеличение спроса на газеты главным типом периодического издания в России остается журнал , только уже не литературный или сатирический, а энциклопедический. Он содержит многообразную информацию, не касается впрямую политических вопросов, но дает представление о важнейших событиях и процессах современности. Особенностью развития журналистики этого периода надо считать ее подцензурность, запрет на открытое обсуждение политических вопросов и важнейших проблем внутренней жизни. Поэтому настоящие информационные журналистские жанры все еще существуют лишь в зачаточном состоянии. Главными остаются литературные жанры – литературная критика, исторические и литературоведческие статьи, библиографические обзоры. Но постепенно начинают играть все более заметную роль публицистические жанры – очерки, обозрения, статьи. “Толстый” журнал продолжает удерживать свои позиции в дворянской усадьбе и литературном салоне. К нему прибавляется еще и альманах – тематическое периодическое издание, выходящее один или два раза в год. В нем собраны разнообразные литературные, публицистические и научно-познавательные произведения на какую-то тему. Большая часть изданий все еще адресована лишь дворянской – образованной – части общества. Массовые издания появятся лишь в середине века. Наиболее заметным периодическим изданием начала века был журнал “ Вестник Европы”, который первые два года из почти тридцати лет издания редактировал Н.М.Карамзин.

^ Периодические издания 1800-1825 гг. Особенностью издания газет этого времени является наличие государственных, арендных и частных изданий. Нередко из-за финансовых и профессиональных трудностей газеты сдавались в аренду частным лицам. Например, в разные периоды в аренду отдавали “Санкт-Петербургские ведомости” и “Московские ведомости”. Так же поступали с журналами . Поэтому мы встречаем разные по содержанию издания с одними и теми же названиями, например, “Современник” или “Отечественные записки”. В этом веке стали четко дифференцировать понятия “газета” и “журнал”, причем термин “газета” впервые используется в заглавии газеты в начале второй декады века.

^ Газетная периодика: главная особенность – отсутствие общественно-политических газет. Кроме того, издание газет было делом убыточным. Подписчиков было мало. Поэтому большинство газет стремилось официально и полуофициально выходить при каких-нибудь ведомствах и на их средства. Издание частных газет было рискованным делом. И лишь немногим приносило доходы. Например “Северная пчела” была доходной, но как показала история, ее издатели тесно сотрудничали с Третьим отделением и получали от него деньги за “верную службу”.

^ Государственная и арендная газетная периодика:

“Санкт-Петербургские ведомости”. Продолжалось издание, начатое в предыдущем веке.

“Московские ведомости”. Это тоже была не новая газета.

“Сенатские ведомости”;

“^ Северная почта” (1809) или “Санкт-Петербургская газета”. Это газета почтового ведомства. Выходила два раза в неделю по почтовым дням. Новшеством в оформлении газеты было то, что текст располагался в два столбца. Писала о придворной жизни, о производстве в чины и назначения по службе, о развитии промышленности и отдельных ее отраслей. После войны 1812 г. в газете увеличилось количество публикаций на экономические темы из-за необходимости восстанавливать хозяйство. В 1811 г. “Северная почта” сливается с “Санкт-Петербургскими коммерческими ведомостями”. Это позволяло давать читателям обширную торговую информацию. Той же цели служило приложение к газете “Санкт-Петербургский прейскурант”, где публиковались цены на товары, вексельный курс и другие коммерческие известия. Адресовалась крупным помещикам и торгово-промышленным деятелям. Многие информации некоммерческого характера заимствовались в иностранных газетах.

«Северная почта» — русскоязычная газета, на протяжении шести лет издававшаяся в столице Российской империи городе Санкт-Петербурге. Первый номер газеты вышел 1 января 1862 года.

Периодическоепечатное издание « Северная почта » являлось официальным органом печати Министерства внутренних дел Российской империи. Ранее МВД России ежемесячно издавало «Журнал Министерства внутренних дел», однако такой разрыв между выпусками нередко приводил к тому, что подписчики получали уже устаревшую информацию. В отличие от своего «предшественника» газета « Северная почта » выходила на ежедневно. Согласно Большой советской энциклопедии, газета «Вела пропаганду правительственной программы, боролась с оппозиционной прессой. Публиковала придворные известия, правительственные распоряжения, внутреннюю и внешнюю коммерческую информацию»[1].

Главными редакторами газеты « Северная почта » в разное время являлись: А. В. Никитенко (до этого редактировал «Журнал Министерства народного просвещения», Н. В. Варадинов, И. А. Гончаров (с 215 № 1862 года), Д. И. Каменский (с 144 № 1863 года)[2].

Вскоре на смену « Северной почте », как печатному органу министерства внутренних дел, пришла газета «Правительственный вестник», и издание было закрыто за ненадобностью. Последний номер Северной почты вышел в свет 31 декабря 1868 года.

Примерно за полвека до выхода первого номера « Северной почты » в городе Санкт-Петербурге издавалась одноимённая газета, однако у этих двух изданий , кроме одинакового названия, нет ничего общего.


Александр I царствовал с 1801 по 1825 г. Его нельзя назвать гениальным правителем или полководцем. В годы его правления было совершено много ошибок (например, введение войск в Австрию, отказ поделить Пруссию в Тильзите, малое количество реформ для облегчения крестьянского бытия и др. ). Александру I очень повезло с эпохой: в годы его правления произошла война с Наполеоном, зародилось декабристское движение, Россия обрела мощный авторитет в Европе на несколько десятилетий. Во многом из-за этого именно эпоха Александра I подарила нам А. С. Пушкина и А. С. Грибоедова (не говоря уже о В. А. Жуковском, Е. А. Баратынском, И. А. Крылове…), а также О. А. Кипренского, В. А. Тропинина, В. Л. Боровиковского.

Я считаю период царствования Александра I одним из самых ярких периодов в истории России, во многом из-за этого я выбрала такую тему. Необходимость выбора встала перед Александром сразу же после его восшествия на престол. Как править в духе либерализма или консерватизма? Вести самобытную политику или подражать западным образцам? Давать населению больше свобод или укреплять собственную власть? Александр I правил и как либерал и как консерватор. Чего же в нем было больше? И какой из этих путей принес России больше пользы? Об этом я порассуждаю чуть ниже, но сначала скажу несколько слов об актуальности проблемы. Выбор пути очень часто стоял перед Россией. Он стоит и сейчас. Одни политики предлагают нам вернуться к недалекому прошлому, когда государство планировало производство, устанавливало цены, определяло зарплату; другие считают, что наилучшим вариантом для России будет возвращение к дореволюционным устоям и даже восстановление монархии; есть и такие люди, которые думают, что будущее России– рынок, свободные выборы, независимость СМИ.

Однако невозможно думать о будущем, не обращаясь к прошлому, а оно в свою очередь преподает нам важные уроки. Во-первых, пятиться назад невозможно и противоестественно. Во-вторых, навязывать новые реформы и законы людям, не понимающим и не принимающим их, бессмысленно, потому что это вызовет сопротивление, затем ответную жестокость и в итоге превратит государство в деспота.

По-моему, лучше всего, когда реформы принимаются большинством. Для этого нужно не только разъяснять, но и проводить их с таким учетом, чтобы получающий многое, жертвовал многим. Это будет справедливо. В этом я постараюсь убедить вас чуть ниже.


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 848; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!