Подрыв веры в сверхъестественное, в Таинства, в Бога-Промыслителя
Если плоть способна соединиться с Божеством, тогда никакого чуда нет, и вера не нужна.
Чтобы внести элемент чудесности в свое мировоззрение, митр. Антоний чрезвычайно превозносит материю, тело, вещество. По его мнению, «область духа может очень часто расцениваться и измеряться состояниями тела»:
«Тело же и дух тверды и незыблемы, потому что тело имеет устойчивость и продолжительность; область же духа может очень часто расцениваться и измеряться состояниями тела. Очень мало кто знает законы духа, кто имеет опыт чистой духовности, но мы можем многое почерпать из размышлений о телесности человека». [15]
Материя изображается как «основа жизни в Боге»:
«Материя должна нам представляться живой, способной иметь общение с Богом, Который ее создал. В этом отношении мы можем сказать, что и через материю и в самой материи, из которой создан человек, человек имеет общение с Богом. Она, таким образом, является не только субстратом какого-то материального его существования, но также и основой всей его жизни в Боге. Дух также — и гораздо больше — очевидно коренится и уходит своими устоями в Господа. И вот, верующие на опыте, а также в пределах своего мировоззрения, утверждают, что Божественное действие может до них дойти путем материального воздействия». [16]
Возвысив таким образом материю до Бога, митр. Антоний кощунственно применяет это к учению о Таинствах.
Для него Таинство — это «воздействие материи на материю»:
|
|
|
«Тут тоже таинство (имеется ввиду Крещение.- В.Р.), т.е. воздействие материи на материю, коснулось духа и отразилось в душевности, которая последней восприняла и пережила случившееся». [17]
На отпевании говорится: «Этим телом умерший приобщился к Тайнам Божественным — Крещением, Миропомазанием, Причащением Святых Даров, Соборованием — всеми этими чудесными действиями, которыми Бог вещественно сообщает и телу, и душе, и духу человеческому вечную жизнь». [18]
Эта же линия на уничтожение сверхъестественного проводится митрополитом повсюду.
Например, Преображение Господне — для христиан — это явление Божества, а для митр. Антония: «Праздник Преображения раскрывает перед нами славу Богом созданной твари». [19]
Тройческий догмат, утвержденный Св. Отцами на Первом Вселенском Соборе, вызывает у митр. Антония комментарий в таком смысле: «Воплощение Христово, воплощение Слова Божия говорит нам о том, что человек настолько велик, что он не только может быть храмом Божиим, местом Его вселения, пребывания, но может сродниться с Ним так, как нам явлено в чуде Воплощения.
И еще эта тайна открывает перед нами величие всего созданного мира, потому что Сын Божий не только стал Сыном Человеческим, но Слово стало плотью; Бог не только стал Человеком, но и соединился с созданным веществом нашего мира. И мы видим, что тварь вся создана Богом так, что она может, опять-таки, быть не только храмом и местом Его пребывания, но соединиться с Самим Божеством». [20]
|
|
|
Вместо речи о Боге-Троице, чего требует смысл Праздника, говорится о величии человека, всего созданного мира. Тут митр. Антоний переходит все границы, говоря, что «тварь вся создана Богом так, что она может, опять-таки, быть не только храмом и местом Его пребывания, но соединиться с Самим Божеством». Страшно и подумать, о каком соединении Бога и всей твари идет речь!
Для митр. Антония догмат иконопочитания заключается в основном в разрешении поклоняться человеку (хотя, заметим, ничего такого в догмате нет). Торжество Православия описано так:
Мы «ликуем, что наш тварный мир таков, что полнота Божества может обитать среди нас телесно, что через это Бог может стать выразимым образно и что, вглядываясь в иконы, и прежде всего — в живые иконы, каковыми являются люди, если мы только умеем отстранить человеческую немощь, затемняющую наше зрение, зрячими глазами, как бы прозрачно, видеть через человеческую немощь пребывающий образ Божий, мы можем поклоняться Живому Богу среди людей, в людях. Не напрасно Отцы Церкви говорили: Кто видел брата своего, тот видел Бога Своего…
|
|
|
Будем поэтому хранить благоговейное отношение друг ко другу, потому что мы — явление, образ, икона; будем благоговейно хранить нашу веру в догмат о почитании святых икон, который выражает безусловную веру, что Бог стал Человеком». [21]
Напутствие новорукоположенному священнику дается в том смысле, чтобы он внушал человеку веру в самого себя. Утверждается при этом, что Бог «верит» в нас и «надеется»: «Это проповедуй, чтобы люди поверили в себя и в свое великое призвание; потому что призвание наше превосходит всякую меру нашего воображения: мы призваны стать причастниками Божественной природы, стать живыми членами живого Христова тела, храмами Святого Духа… Это призвание мы не можем исполнить никакими своими человеческими силами, это дар Божественной веры в нас. Его никогда не колеблющейся надежды, Его никогда не умирающей любви». [22]
О Закхее говорится не только, что «он поверил во Христа», но что «он поверил в себя самого, он поверил в человеческое величие, в святость и дивность человеческого призвания». [23]
|
|
|
Прямо-таки патологическое почитание тела человеческого вызывает у митр. Антония такой акцент на отпевании: мы отпеваем именно тело, потому что тело принимало Таинства, тело исполняло заповеди!
«Мы благоговейно и любовно отпеваем тело человека; этим телом человек вошел в мир, этим телом он воспринял всё, чем мир богат, — и страшное, и дивное. Этим телом он приобщился к Тайнам Божественным — Крещением, Миропомазанием, Причащением Святых Даров, Соборованием — всеми этими чудесными действиями, которыми Бог вещественно сообщает и телу, и душе, и духу человеческому вечную жизнь. Через тело была проявлена ласка и любовь, тело исполняло Христовы заповеди». [24]
Автономность человека от Бога. Молитва как встреча с Богом «в плане бытия»
Согласно митр. Антонию, Бог не вмешивается в жизнь человека иначе как «на равных правах». Почему? Потому что «Бог не имеет права вторгаться насильно»: «Если Бог действительно сделал человека свободным, то есть способным ответственно принимать решения, которые отзываются в жизни поступками, то Бог уже не имеет права в эту свободу вторгаться насильно». [25]
Митр. Антоний поясняет: Бог «может войти в жизнь, но — на равных правах; вот как Христос стал человеком и от этого умер на кресте: да, это я понимаю». [26]
Хотя митрополит «понимает», как «Христос стал человеком и от этого умер на кресте», на самом же деле он отрицает всякое участие Бога в делах людей. Он категорически осуждает вторжение Бога в жизнь «в качестве Бога, то есть со всем Своим всемогуществом, всеведением и т. д.». Это странным образом возмущает чувства митрополита. Ведь если Бог наказывает злодеев, то (о ужас!) «получилось бы так, что земной злодей, который Богом же одарен свободой, в тот момент, когда он ошибочно, не так пользуется этой свободой, стал бы жертвой Божественного гнева, то есть он был бы просто изничтожен, убит». [27]
Христианин едва ли согласится, что гнев Божий, наказание Божие и — с другой стороны — страх Божий в человеке несут в себе что-либо дурное, но для митр. Антония это не так: «А еще хуже: человек только успел задумать какой-нибудь неправый поступок — Бог его тут же уничтожил бы, потому что Бог знает, что в будущем случится. И все человечество жило бы, одаренное этой проклятой свободой, под вечным страхом: ой, промелькнула злая мысль — сейчас кара придет на меня… Ой, мне захотелось чего-то не того — что сейчас будет?»
Богоборческую тираду митрополит завершает откровенным кощунством: «Это был бы чудовище, а не Бог, Он был бы из злодеев злодей». [28]
Божий суд митр. Антонием категорически отметается: «Когда придет на нас суд, то судить нас будут не Бог и закон, отличный от нас и чуждый нам. Мы сами увидим, чем мы должны были быть, чем мы могли быть и чем мы не захотели стать. Тогда будет горе, тогда действительно будет плач, не потому, что Бог проклянет нас и отвергнет, а потому, что, видя красоту нашего призвания, мы увидим, как далеко мы от него отпали». [29]
Митрополит вроде бы одобряет «равноправное» участие Бога в земных делах, но оказывается, что даже и «на равных правах» Бог вмешивается в жизнь людей лишь в исключительных случаях.
На вопрос собеседника-атеиста: «Принимает ли Бог определенные решения в конкретных случаях в результате той или иной молитвы?» — следует такой ответ митр. Антония:
«Я думаю, что да! Не обязательно; но я думаю, что видел случаи, когда на молитву был такой поразительный, поражающий ответ, что я не могу поверить, что случившееся не имело никакой связи с молитвой». [30]
«Не обязательно», «я думаю» — эти оговорки хорошо передают воззрение митр. Антония на христианскую молитву, о которой Апостол Иоанн говорит: «Вот какое дерзновение мы имеем к Нему, что, когда просим чего по воле Его, Он слушает нас. А когда мы знаем, что Он слушает нас во всем, чего бы мы ни просили,- знаем и то, что получаем просимое от Него» (1 Ин. 5:14-15).
Согласно митрополиту, духовный человек, собственно, и не нуждается в Божественной помощи: «Я лично не умею просить Бога о том, чтобы было так или сяк; это мне чуждо; я стараюсь стать перед Ним и просто молитвенно предстоять перед Ним, то есть открыться, отдаться и сказать, что я хочу правды, я хочу добра, я хочу, чтобы была воля Божия». [31]
Между тем молитва по своему существу есть просьба, моление. Вместо обращения к Богу митр. Антоний предлагает на молитве не думать, а слушать. «Я бы сказал, что думать (на молитве.- В.Р.) я перестаю, а начинаю слушать и прислушиваться как можно более внимательно». [32]
Тогда что же такое молитва по митр. Антонию? Это встреча с Богом «в плане бытия»:
«Когда человек молится… он идет куда-то глубже, чем своя совесть, потому что речь идет не всегда о каком-нибудь нравственном суждении, не всегда о том, чтобы поступить так или иначе, не в плане делания, а в плане самого бытия». [33]
Понятно, что «в плане бытия» молитва в обычном смысле слова невозможна, а возможно только соприсутствие двух равноправных сущностей. Как постоянно подчеркивает митр. Антоний, Бог «верит» в человека, Бог «уважает» человека. Бог даже «надеется», Бог «не имеет права» вмешиваться. Бог «обращается за помощью» к человеку.
Молитва поэтому — не прошение, а «равные отношения»:
Бог «в нас верит, на все надеется и все силой Своей нам может дать, если только мы дадим Ему право, власть над нами, простор действовать свободно». [34]
«Бог тоже к нам относится с уважением, принимая в учет человеческое достоинство. И вот между Богом, Которого человек уважает, и человеком, к которому Бог относится как к ценности, можно сказать, как к равному, могут установиться отношения не попрошайничества, не раболепства, а основанные на каком-то общении, которое мы называем молитвой». [35]
«Бог обращается за помощью к человеку; и это бывает постоянно, но часто еле заметно, или вовсе остается нами незамеченным. Постоянно Бог обращается к каждому из нас, прося, моля, уговаривая быть в этом мире, который Он так возлюбил, что жизнь за него положил, быть Его живым присутствием, быть Его живой заботой, зрячей, добродействующей, внимательной. Он нам говорит: что бы мы ни сделали доброго для какого бы то ни было человека — мы для Него сделали, призывая этим нас быть как бы на Его месте». [36]
Из последней цитаты следует, что «равные отношения» оказываются не такими уж равными: Бог «просит, молит, уговаривает» человека, а в ответ человек как раз не молит, не просит и не уговаривает Бога, а просто вступает в «какое-то общение».
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 510; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!