Маяковский В. В. Облако в штанах, 1915

Маяковский В. В. А вы могли бы?, 1913

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

В стихотворении «А вы могли бы?» (1913) заявлена чрезвычайно важная для Маяковского те­ма поэта и поэзии. Здесь, отвергая традиционные формы поэзии, он предлагает свое видение мира и свои, глубоко новаторские и экспериментаторские способы его воплощения. Поэтическое «я» противопоставлено тем, кто никогда не поймет поэта и навсегда останется в плену пошлости жиз­ни, кто никогда не увидит «на блюде студня» «косые скулы океана», для кого восточные трубы не запоют подобно флейте. В стихотворении «А вы могли бы?» противопоставление поэта и толпы еще только намечено. Размежевание между поэтом и окружающими определяется пока только степенью живописной зоркости и эмоциональной полноты при взгляде на будничные вещи:

А вы
Ноктюрн сыграть
Могли бы
На флейте водосточных труб?

 

Маяковский В. В. Нате!, 1913

Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я — бесценных слов мот и транжир.

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
Где-то недокушанных, недоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.

Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.

А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я — бесценных слов транжир и мот.

 

Стихотворение «Нате!», написанное в 1913 году, принадлежит к числу ранних произведений поэта. Это один из классических образцов ранней сатиры Маяковского. Основная тема ранней лирики вообще и данного стихотворения в частности — неприятие существующей действитель­ности. Здесь поэт беспощадно, яростно критикует существующий миропорядок, создавая яркие сатирические образы сытых, самодовольных, равнодушных людей. В центре стихотворения — традиционный конфликт поэта и толпы. Публика, толпа принимает поэта за раба, готового вы­полнить любое ее желание. Но он восстает против нее, провозглашая свою главную цель — слу­жение искусству. Первая строфа рисует окружение лирического героя. Людей поэт изображает в виде «обрюзгшего жира» (символ сытости, перешедшей в самодовольство и тупость). Герой про­тивопоставляет себя этому обществу, потому что его отличительная черта — душевная щедрость, он — «бесценных слов мот и транжир».

Во второй строфе пропасть между поэтом и толпой увеличивается: поэт изображает людей, пол­ностью погруженных в быт и уничтоженных, нравственно убитых им:

Вот вы, женщина, на вас белила густо,
Вы смотрите устрицей из раковины вещей.

Третья строфа, как и первая, построена на противопоставлении хрупкой, трепетной «бабочки поэтиного сердца» мерзкой «стоглавой вши», олицетворяющей толпу обывателей. Эпатажное, ци­ничное и грубое поведение героя в финальной строфе вызвано, с одной стороны, тем, что творец должен быть сильным, уметь себя защитить, не дать в обиду. А с другой — стремлением обратить на себя внимание и быть услышанным.

Маяковский В. В. Послушайте!, 1914

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Значит — кто-то называет эти плевочки
жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит —
чтоб обязательно была звезда! —
клянется —
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
«Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!»
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!

 

Стихотворение «Послушайте!» (1814) — крик души поэта. Оно начинается отчаянной просьбой, обращенной к людям. Поэт как бы спорит с воображаемым оппонентом, человеком недалеким и приземленным, обывателем, мещанином, убеждая его в том, что нельзя мириться с безразличи­ем, одиночеством, горем.

Ведь, если звезды зажигают —
Значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Значит — кто-то называет эти плевочки жемчужиной?

Поэт вводит очень выразительную антитезу: для кого-то звезды «плевочки», а для кого-то — «жемчужины», кто-то не в силах перенести «эту беззвездную муку». Лирический герой глубоко, тонко и остро чувствует и переживает все, что происходит с миром, Вселенной, людьми. Он весь — обеспокоенность, забота, сопереживание, участие, любовь:

Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!

Основная интонация стиха не гневная и обличительная, а исповедальная, доверительная, роб­кая и неуверенная. Лирический герой стремится донести до читателя свою самую сокровенную мысль: не хлебом единым жив человек, ему нужна еще и мечта, красота, нужны звезды-«жемчужины», а не звезды-«плевочки».

 

Маяковский В. В. Скрипка и немножко нервно, 1914
Скрипка издергалась, упрашивая,
и вдруг разревелась
так по-детски,
что барабан не выдержал:
«Хорошо, хорошо, хорошо!»
А сам устал,
не дослушал скрипкиной речи,
шмыгнул на горящий Кузнецкий
и ушел.
Оркестр чужо смотрел, как
выплакивалась скрипка
без слов,
без такта,
и только где-то
глупая тарелка
вылязгивала:
«Что это?»
«Как это?»
А когда геликон —
меднорожий,
потный,
крикнул:
«Дура,
плакса,
вытри!» —
я встал,
шатаясь, полез через ноты,
сгибающиеся под ужасом пюпитры,
зачем-то крикнул:
«Боже!»,
бросился на деревянную шею:
«Знаете что, скрипка?
Мы ужасно похожи:
я вот тоже
ору —
а доказать ничего не умею!»
Музыканты смеются:
«Влип как!
Пришел к деревянной невесте!
Голова!»
А мне — наплевать!
Я — хороший.
«Знаете что, скрипка?
Давайте —
будем жить вместе!
А?»

 

Стихотворение «Скрипка и немножко нервно» (1914) продолжает тему одиночества, безраз­личия друг к другу и разобщенности людей и тему поэта и его миссии, взаимоотношений поэта и толпы, поднятую в «Послушайте!». Главные герои стихотворения — музыкальные инструмен­ты (скрипка, барабан, геликон) и музыканты. Начало стихотворения представляет собой соло
скрипки:

Скрипка издергалась, упрашивая,
И вдруг разревелась
Так по-детски.

Однако ни инструментам, ни музыкантам нет никакого дела до скрипкиного горя, хотя она «выплакивается» надрывно, «без слов, без такта». Мелодия не может быть «бестактной», дисгар­моничной. Таким образом, видимо, поэт хочет подчеркнуть, что скрипку никто не хочет услы­шать и понять, она только раздражает оркестр.

«Дура,
плакса,
вытри!» —

кричит ей «меднорожий, потный» геликон. Только лирический герой не остается бесчувствен­ным, безразличным, безотзывным:

я встал,
шатаясь, полез через ноты,
сгибающиеся под ужасом пюпитры,
зачем-то крикнул:
«Боже!»,
Бросился на деревянную шею:
«Знаете что, скрипка?
Мы ужасно похожи:
я вот тоже
ору —
а доказать ничего не умею!»

Предельная эмоциональная напряженность стихотворения передается прежде всего с помощью коротких, дробленых строк, порой в одно слово. Множество глаголов придает стихотворению ди­намичность. Также нагнетает обстановку обилие восклицаний, экспрессивной лексики — «ору», «наплевать», «влип», «дура». Эпатажное поведение лирического героя преследует одну цель — это протест против равнодушия и бессердечия общества.

Маяковский В. В. Облако в штанах, 1915

Замысел поэмы «Облако в штанах» (первоначальное название «Тринадцатый апостол») возник у Маяковского в 1914 году. Поэт влюбился в Марию Александровну Денисову. Однако любовь оказалась несчастной. Маяковский воплотил горечь своих переживаний в стихах. Полностью по­эма, была закончена летом 1915 года.
Жанр — поэма.

Композиция

Поэма «Облако в штанах» состоит из вступления и четырех частей. Каждая из них реализу­ет конкретную, так сказать, частную идею. Сущность этих идей определена самим Маяковским в предисловии ко второму изданию поэмы: «Долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «до­лой ваш строй», «долой вашу религию» — «четыре крика четырех частей».

Тематика и проблематика

«Облако в штанах» — многотемное и многопроблемное произведение. Уже во вступлении заявляется тема поэта и толпы. Главный герой поэт противопоставлен толпе: идеальный образ лирического героя («красивый, двадцатидвухлетний») резко контрастирует с миром низменных вещей и образов («мужчины, залеженные, как больница, / и женщины, истрепанные, как по­словица»). Но если толпа неизменна, то лирический герой на глазах меняется. Он то грубый и.резкий, «от мяса бешеный», «нахальный и едкий», то «безукоризненно нежный», расслаблен­ный, ранимый: «не мужчина, а облако в штанах». Так проясняется смысл необычного названия поэмы.

Первая часть, согласно замыслу поэта, содержит в себе первый крик недовольства: «Долой вашу любовь». Тему любви можно назвать центральной, ей посвящен весь первый и часть четвер­того раздела.

Поэма открывается напряженным ожиданием: лирический герой ждет встречи с Марией. Ожи­дание так мучительно и напряженно, что герою кажется, будто канделябры «хохочут и ржут» в спину, «ляскают» двери, полночь «режет» ножом, гримасничают дождинки, «как будто воют химеры собора Парижской Богоматери», и т. д. Мучительное ожидание длится бесконечно долго. Глубину страдания лирического героя передает развернутая метафора о скончавшемся двенадца­том часе:

Полночь, с ножом мечась,
догнала,
зарезала,—
вон его!
Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.

Время, уподобленное упавшей с плахи голове, не просто свежий троп. Он наполнен внутренним содержанием: накал страстей в душе героя до такой степени высок, что обычное, безысходное течение времени воспринимается как его физическая гибель. Герой «стонет, корчится», «скоро криком издерется рот». И вот, наконец, Мария приходит и сообщает, что выходит замуж. Резкость и оглушительность известия поэт сравнивает с собственным стихотворением «Нате», кражу любимой — с похищением из Лувра «Джоконды» Леонардо да Винчи, а самого себя — с погибшей Помпеей. Но в то же время поражает почти нечеловеческое хладнокровие и спокойствие, скоторыми герой встречает сообщение Марии:

Что ж, выходите.
Ничего.

Покреплюсь.
Видите — спокоен как!
Как пульс
покойника!

«Пульс покойника» — это окончательно, безвозвратно умершая надежда на взаимное чувство.

Во второй части поэмы тема любви получает новое решение: речь идет о любовной лирике, преобладающей в современной Маяковскому поэзии. Поэзия эта озабочена тем, чтобы воспевать «и барышню, и любовь, и цветочек под росами». Эти темы мелки и пошлы, а поэты «выкипячивают, рифмами пиликая, из любви и соловьев какое-то варево». Они не озабочены страданиями людей. Бо­лее того, поэты сознательно бросаются от улицы, боятся уличной толпы, ее «проказы». А между тем люди города, по мнению героя, «чище венецианского лазорья, морями и солнцем омытого сразу!»:

Я знаю —
солнце померкло б, увидев,
наших душ золотые россыпи.

Поэт противопоставляет нежизнеспособному искусству подлинное, пиликающим «поэти­кам» — самого себя: «Я — где боль, везде».

В одной из своих статей Маяковский утверждал: «Сегодняшняя поэзия — поэзия борьбы». И эта публицистическая формула нашла в поэме свое поэтическое воплощение:

Выньте, гулящие, руки из брюк —
берите камень, нож или бомбу,
а если у которого нету рук —
пришел чтоб и бился лбом бы!

Тема современной поэзии развивается и в третьей части. Поэзией, не соответствующей требова­ниям времени, Маяковский считал творчество Северянина, потому в поэме выводится нелицепри­ятный портрет поэта:

А из сигарного дыма
ликерною рюмкой
вытягивалось пропитое лицо Северянина.
Как вы смеете называться поэтом
и, серенький, чирикать, как перепел!

Поэт, по мысли лирического героя, должен быть обеспокоен не изяществом своих стихотворе­ний, а силой их воздействия на читателей:

Сегодня
надо
кастетом
кроиться миру в черепе!

В третьей части поэмы Маяковский поднимается до отрицания всего господствующего строя, бесчеловечного и жестокого. Вся жизнь «жирных» неприемлема для лирического героя. Здесь те­ма любви поворачивается новой гранью. Маяковский воспроизводит пародию на любовь, похоть, разврат, извращение. Вся земля предстает женщиной, которая рисуется «обжиревшей, как лю­бовница, которую вылюбил Ротшильд». Похоти «хозяев жизни» противопоставляется настоящая любовь.
Господствующий строй рождает войны, убийства, расстрелы, «бойни». Такое устройство мира сопровождается разбоями, предательствами, опустошениями, «человечьим месивом». Оно созда­ет лепрозории-тюрьмы и палаты сумасшедших домов, где томятся заключенные. Это общество продажно и грязно. Поэтому «долой ваш строй!». Но поэт не только бросает этот лозунг-крик, но и зовет людей города к открытой борьбе, «кастетом кроиться миру в черепе», вздымая «окро­вавленные туши лабазников». Герой противостоит сильным мира сего, «хозяевам жизни, стано­вясь «тринадцатым апостолом».

В четвертой части ведущей становится тема Бога. Эта тема уже подготовлена предшествую­щими частями, где обозначены враждебные отношения с Богом, равнодушно наблюдающим за человеческими страданиями. Поэт вступает в открытую войну с Богом, он отрицает его всесилие и всемогущество, его всеведение. Герой идет даже на оскорбление («крохотный божик») и хвата­ется за сапожный ножик, чтобы раскроить «пропахшего ладаном».

Главное обвинение, брошенное Богу, состоит в том, что он не позаботился о счастливой любви, «чтоб было без мук целовать, целовать, целовать». И снова, как в начале поэмы, лирический герой обращается к своей Марии. Здесь и мольбы, и упреки, и стоны, и властные требования, и нежность, и клятвы. Но поэт напрасно надеется на взаимность. Ему остается только кровоточащее сердце, которое несет он, «как собака... несет перееханную поездом лапу».

Финал поэмы — картина бесконечных пространств, космических высот и масштабов. Сияют зловещие звезды, высится враждебное небо. Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо.

 

Маяковский В. В. Лиличка!, 1916

Вместо письма

Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.

И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.26 мая, Петроград

 

Стихотворение «Лиличка!» было написано Маяковским в 1916 году. За год до этого, в 1915 году, поэт знакомится с Лилей Брик. Об этом знакомстве в автобиографии «Я сам» поэт написал так: «Радостнейшая дата. Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л. Ю. и О. М. Бриками». Маяковский любил Лилю Брик всю жизнь, посвятил ей много стихотворений, в число которых входит «Ли-личка!», хотя Лиля Брик была уже замужем и не отвечала ему взаимностью. Мало того, она неоднократно выгоняла его из дома, или уже, отчаявшись, закрывала поэта на кухне и занималась любовью со своим мужем, который, кстати, сотрудничал с поэтом (муж был тоже творческой личностью).

Это одно из самых пронзительных и трогательных стихотворений о любви в творчестве не толь ко самого Маяковского, но и в русской любовной лирике в целом. Любовь лирического героя так велика и абсолютна, что в ней не только смысл жизни, в ней — вся вселенная:

Кроме любви твоей,
Мне
Нету моря...
Кроме любви твоей,
Мне
Нету солнца...

В монологе лирического героя преобладает монотонный ритм, возникающий благодаря повто­рам сходных синтаксических конструкций:

И в пролет не брошусь,
И не выпью яда,
И курок не смогу над виском нажать...

Такая монотонность передает тяжелое внутреннее состояние лирического героя, для которого любовь «тяжкая гиря». Последние строки стихотворения демонстрируют глубину любовного чувства героя, который, не надеясь на взаимность, просит любимую:

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

 

---

Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 410; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!