ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ПОГОНЯ ЗА БОГАМИ 5 страница
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ТВОРЦЫ ОГНЯ
Волчонок наткнулся на это совершенно неожиданно. Все произошло по еговине. Осторожность -- вот что было забыто. Он вышел из пещеры и побежал кручью напиться. Причиной его оплошности, возможно, было еще и то, что емухотелось спать. (Вся ночь прошла на охоте, и волчонок только что проснулся.)Но ведь дорога к ручью была ему так хорошо знакома! Он столько раз бегал поней, и до сих пор все сходило благополучно. Волчонок спустился по тропинке к засохшей сосне, пересек полянку ипобежал между деревьями, И вдруг он одновременно увидел и почуял что-тонезнакомое. Перед ним молча сидели на корточках пять живых существ, -- такихему еще не приходилось видеть. Это была первая встреча волчонка с людьми. Нолюди не вскочили, не оскалили зубов и не зарычали на него. Они не двигалисьи продолжали сидеть на корточках, храня зловещее молчание. Не двигался и волчонок. Повинуясь инстинкту, он, не раздумывая, кинулсябы бежать от них, но впервые за всю его жизнь в нем внезапно возниклодругое, совершенно противоположное чувство: волчонка объял трепет. Сознаниесобственной слабости и ничтожества лишило его способности двигаться. Передним были власть и сила, неведомые ему до сих пор. Волчонок никогда еще не видел человека, но инстинктивно понял все егомогущество. Где-то в глубине его сознания возникла уверенность, что этоживое существо отвоевало себе право первенства у всех остальных обитателейСеверной глуши. На человека сейчас смотрела не одна пара глаз -- на негоуставились глаза всех предков волчонка, круживших в темноте околобесчисленных зимних стоянок, приглядывавшихся издали, из-за густых зарослей,к странному двуногому существу, которое стало властителем над всеми другимиживыми существами. Волчонок очутился в плену у своих предков, в пленублагоговейного страха, рожденного вековой борьбой и опытом, накопленнымпоколениями. Это наследие подавило волка, который был всего-навсеговолчонком. Будь он постарше, он бы убежал. Но сейчас он припал к земле,скованный страхом и готовый изъявить ту покорность, с которой его отдаленныйпредок шел к человеку, чтобы погреться у разведенного им костра. Один из индейцев встал, подошел к волчонку и нагнулся над ним. Волчонокеще ниже припал к земле. Неизвестное обрело наконец плоть и кровь,приблизилось к нему и протянуло руку, собираясь схватить его. Шерсть уволчонка поднялась дыбом, губы дрогнули, обнажив маленькие клыки. Рука,нависшая над ним, на минуту задержалась, и человек сказал со смехом: -- Бабам вабиска ип пит та! (Смотрите! Какие белые клыки!) Остальные громко рассмеялись и стали подзадоривать индейца, чтобы онвзял волчонка. Рука опускалась все ниже и ниже, а в волчонке бушевали дваинстинкта: один внушал, что надо покориться, другой толкал на борьбу. Вконце концов волчонок пошел на сделку с самим собой. Он послушался обоихинстинктов: покорялся до тех пор, пока рука не коснулась его, а потом решилбороться и схватил ее зубами. И сейчас же вслед за тем удар по голове свалилего на бок. Всякая охота бороться пропала. Волчонок превратился в покорногощенка, сел на задние лапы и заскулил. Но человек, которого он укусил заруку, рассердился. Волчонок получил второй удар по голове и, поднявшись наноги, заскулил еще громче прежнего. Индейцы рассмеялись, и даже тот, с укушенной рукой, присоединился к ихсмеху. Все еще смеясь, они окружили волчонка, продолжавшего выть от боли иужаса. И вдруг он насторожился. Индейцы тоже насторожились. Волчонок узналэтот голос и, издав последний протяжный вопль, в котором звучало скорееторжество, чем горе, смолк и стал ждать появления матери -- своейнеустрашимой, свирепой матери, которая умела сражаться с противниками, умелаубивать их и никогда ни перед кем не трусила. Волчица приближалась с громкимрычанием: она услыхала крики своего детеныша и бежала к нему на помощь. Волчица бросилась к людям. Разъяренная, готовая на все, она являласобой малоприятное зрелище, но волчонка ее спасительный гнев толькообрадовал. Он взвизгнул от счастья и кинулся ей навстречу, а люди быстро отступилина несколько шагов назад. Волчица стала между своим детенышем и людьми.Шерсть на ней поднялась дыбом, в горле клокотало яростное рычание, губы инос судорожно подергивались. И вдруг один из индейцев крикнул: -- Кичи! В этом возгласе слышалось удивление. Волчонок почувствовал, как мать съежилась при звуке человеческогоголоса. -- Кичи! -- снова крикнул индеец, на этот раз резко и повелительно. И тогда волчонок увидел, как волчица, его бесстрашная мать, припала кземле, коснувшись ее брюхом, и завиляла хвостом, повизгивая и прося мира.Волчонок ничего не понял. Его охватил ужас. Он снова затрепетал передчеловеком. Инстинкт говорил ему правду. И мать подтвердила это. Она тожевыражала покорность людям. Человек, сказавший "Кичи", подошел к волчице. Он положил ей руку наголову, и волчица еще ниже припала к земле. Она не укусила его, да и несобиралась это делать. Те четверо тоже подошли к ней, стали ощупывать игладить ее, но она не протестовала. Волчонок не сводил глаз с людей. Их ртыиздавали громкие звуки. В этих звуках не было ничего угрожающего. Волчонокприжался к матери и решил смириться, но шерсть у него на спине все-такистояла дыбом. -- Что же тут удивительного? -- заговорил один из индейцев. -- Отец унее был волк, а мать собака. Ведь брат мой привязывал ее весной на три ночив лесу! Значит, отец Кичи был Волк. -- С тех пор как Кичи убежала. Серый Бобр, прошел целый год, -- сказалдругой индеец. -- И тут нет ничего удивительного. Язык Лосося, -- ответил Серый Бобр.-- Тогда был голод, и собакам не хватало мяса. -- Она жила среди волков, -- сказал третий индеец. -- Ты прав. Три Орла, -- усмехнулся Серый Бобр, дотронувшись доволчонка, -- и вот доказательство твоей правоты. Почувствовав прикосновение человеческой руки, волчонок глухо зарычал, ирука отдернулась назад, готовясь ударить его. Тогда он спрятал клыки ипокорно приник к земле, а рука снова опустилась и стала Почесывать у него заухом и гладить его по спине. -- Вот доказательство твоей правоты, -- повторил Серый Бобр. -- Кичи --его мать. Но отец у него был волк. Поэтому собачьего в нем мало, а волчьегомного. У него белые клыки, и я дам ему кличку Белый Клык. Я сказал. Это моясобака. Разве Кичи не принадлежала моему брату? И разве брат мой не умер? Волчонок, получивший имя, лежал и слушал. Люди продолжали говорить.Потом Серый Бобр вынул нож из ножен, висевших у него на шее, подошел к кустуи вырезал палку. Белый Клык наблюдал за ним. Серый Бобр сделал на обоихконцах палки по зарубке и обвязал вокруг них ремни из сыромятной кожи. Одинремень он надел на шею Кичи, подвел ее к невысокой сосне и привязал второйремень к дереву. Белый Клык пошел за матерью и улегся рядом с ней. Язык Лосося протянулк волчонку руку и опрокинул его на спину. Кичи испуганно смотрела на них.Белый Клык почувствовал, как страх снова охватывает его. Он не удержался изарычал, но кусаться уже не посмел. Рука с растопыренными крючковатымипальцами стала почесывать ему живот и перекатывать с боку на бок. Лежать наспине с задранными вверх ногами было глупо и унизительно. Кроме того. БелыйКлык чувствовал себя совершенно беспомощным, и все его существо восставалопротив такого унижения. Но что тут поделаешь? Если этот человек захочетпричинить ему боль, он в его власти. Разве можно отскочить в сторону, когдавсе четыре ноги болтаются в воздухе? И все-таки покорность взяла верх надстрахом, и Белый Клык ограничился тихим рычанием. Рычания он не смогподавить, но человек не рассердился и не ударил его по голове. И, как это нистранно, Белый Клык испытывал какое-то необъяснимое удовольствие, когда рукачеловека гладила его по шерсти взад и вперед. Перевернувшись на бок, онперестал рычать. Пальцы начали скрести и почесывать у него за ухом, и отэтого приятное ощущение только усилилось. И когда наконец человек погладилего в последний раз и отошел. Белый Клык окончательно приободрился. Емупредстояло еще не один раз испытать страх перед человеком, но дружескиеотношения между ними зародились в эти минуты. Спустя немного Белый Клык услышал приближение каких-то странных звуков.Он быстро догадался, что звуки эти исходят от людей. На тропинку вереницейвышло все индейское племя, перекочевывавшее на новое место. Их было человексорок -- мужчин, женщин, детей, сгибавшихся под тяжестью лагерного скарба Сними шло много собак; и все собаки, кроме щенят, тоже были нагружены разнойпоклажей. Каждая собака несла на спине мешок с вещами фунтов в двадцать --тридцать весом. Белый Клык никогда еще не видал собак, но сразу почувствовал, что онимало чем отличаются от его собственной породы. Учуяв волчонка и его мать,собаки сейчас же доказали, как незначительна эта разница. Началась свалка.Весь ощетинившись. Белый Клык рычал и огрызался на окружившие его со всехсторон разверстые собачьи пасти; собаки повалили волчонка, но он непереставал кусать и рвать их за ноги и за брюхо, чувствуя в то же время, каксобачьи зубы впиваются ему в тело. Поднялся оглушительный лай. Волчонокслышал рычание Кичи, рванувшейся ему на подмогу, слышал крики людей, ударыпалок и визг собак, которым доставались эти удары. Через несколько секунд волчонок снова был на ногах. Он увидел, что людиотгоняют собак палками и камнями, защищая, спасая его от свирепых клыковэтих существ, которые все же чем-то отличались от волчьей породы. И хотяволчонок не мог ясно представить себе такого отвлеченного понятия, каксправедливое возмездие, тем не менее он по-своему почувствовалсправедливость человека и признал в нем существо, которое устанавливаетзакон и следит за его выполнением. Оценил он также способ, которым людизаставляют подчиняться своим законам. Они не кусались и не пускали в ходкогтей, как все прочие звери, а использовали силы неживых предметов. Неживыепредметы подчинялись их воле: камни и палки, брошенные этими страннымисуществами, летали по воздуху, как живые, и наносили собакам чувствительныеудары. Власть эта казалась Белому Клыку необычайной, божественной властью, онавыходила за пределы всего мыслимого. Белый Клык по самой природе своей немог даже подозревать о существовании богов, в лучшем случае он чувствовал,что есть вещи непостижимые. Но благоговение и трепет, которые ему внушалилюди, были сродни тому благоговению и трепету, которые ощутил бы человек привиде божества, мечущего с горной вершины молнии на землю. Но вот последняя собака отбежала в сторону, суматоха улеглась, и БелыйКлык принялся зализывать раны, размышляя о своем первом приобщении к стае ио своем первом знакомстве с ее жестокостью. До сих пор ему казалось, что всяих порода состоит из Одноглазого, матери и его самого. Они трое стоялиособняком. Но вдруг, совершенно внезапно, обнаружилось, что есть еще многодругих существ, принадлежащих, очевидно, к его породе. И где-то в глубинесознания у волчонка появилось чувство обиды на своих собратьев, которые,едва завидев его, воспылали к нему смертельной ненавистью. Кроме того, оннегодовал, что мать привязали к палке, хотя это и было сделано рукамивысшего существа. Тут попахивало капканом, неволей. Но что волчонок могзнать о капкане, о неволе? Свободу бродить, бегать, лежать, когдазаблагорассудится, он унаследовал от предков. Теперь движения волчицыограничивались длиной палки, и та же самая палка ограничивала и движенияволчонка, потому что он еще не мог обойтись без матери. Волчонку это не нравилось, и когда люди поднялись и отправились в путь,он окончательно остался недоволен такими порядками, потому что какое-томаленькое человеческое существо взяло в руки палку, к которой была привязанаКичи, и повело ее за собой, как пленницу, а за Кичи побрел и Белый Клык,очень смущенный и обеспокоенный всем происходящим. Они отправились вниз по речной долине, гораздо дальше тех мест, кудазаходил в своих скитаниях Белый Клык, и дошли до самого конца ее, где речкавпадала в Маккензи. На берегу стояли пироги, поднятые на высокие шесты,лежали решетки для сушки рыбы. Индейцы разбили здесь стоянку. Белый Клык судивлением осматривался вокруг себя. Могущество людей росло с каждойминутой. Он уже убедился в их власти над свирепыми собаками. Эта властьговорила о силе. Но еще больше изумляла Белого Клыка власть людей наднеживыми предметами, их способность изменять лицо мира. Это было самоепоразительное. Вот люди установили шесты для вигвамов; тут, собственно, небыло ничего примечательного, -- это делали те же самые люди, которые умелибросать камни и палки. Однако, когда шесты обтянули кожей и парусиной и онистали вигвамами. Белый Клык окончательно растерялся. Больше всего его поражали огромные размеры вигвамов. Они росли повсюдус чудовищной быстротой, словно какие-то живые существа. Они занимали почтивсе поле зрения. Он боялся их. Вигвамы зловеще маячили в вышине, и когдаветер пробегал по стоянке, вздувая на них парусину и кожу, Белый Клык встрахе припадал к земле, не сводя глаз с этих громад и готовясь отскочить всторону, как только они начнут валиться на него. Но скоро Белый Клык привык к вигвамам. Он видел, что женщины и детивходят и выходят оттуда без всякого вреда для себя, что собакам тоже хочетсяпроникнуть внутрь, но люди прогоняют их с бранью и швыряют камни им вслед. Кконцу дня Белый Клык оставил Кичи и осторожно подполз к ближайшему вигваму.Его подстрекала любознательность -- потребность учиться жить, действовать инабираться опыта. Последние несколько шагов, отделявших его от стенывигвама. Белый Клык полз мучительно долго и осторожно. События этого дня ужеподготовили его к тому, что неизвестное имеет склонность проявлять себясамым неожиданным, самым невероятным образом. Наконец его нос коснулсяпарусины. Белый Клык ждал, что будет. Ничего... все обошлось благополучно.Тогда он понюхал это страшное вещество, пропитанное запахом человека, взялего зубами и слегка потянул к себе. Опять все обошлось благополучно, хотяпарусиновая стена и дрогнула. Он потянул еще раз. Стена заколыхалась. Емуэто очень понравилось. Он тянул все сильнее и сильнее, пока вся стена непришла в движение. Тогда в вигваме послышался резкий окрик индианки, и БелыйКлык опрометью бросился к Кичи. Но с тех пор он перестал бояться высокихвигвамов. Не прошло и пяти минут, как Белый Клык снова убежал от матери. Она былапривязана к колышку, вбитому в землю, и не могла пойти за своим детенышем. Кволчонку с воинственным видом приближался щенок гораздо старше и крупнееего. Щенка звали Лип-Лип, как это узнал позднее Белый Клык. Он уже былискушен в боях и слыл большим забиякой среди своих собратьев. Белый Клык признал в щенке существо своей породы, к тому же на видсовсем неопасное, и, не ожидая от него никаких враждебных действий,приготовился оказать ему дружеский прием. Но как только незнакомец оскалилзубы и весь подобрался. Белый Клык тоже подобрался и тоже оскалил зубы.Ощетинившись и грозно рыча, волчонок и щенок стали кружить друг за другом,готовые ко всему. Это продолжалось довольно долго, и Белому Клыку такая играначинала нравиться. И вдруг Лип-Лип сделал стремительный прыжок, рванулволчонка зубами и отскочил в сторону. Укус пришелся как раз в то плечо,которое все еще болело у Белого Клыка после схватки с рысью, болело глубоко,около самой кости. Белый Клык взвыл от неожиданности и боли, но тут же сяростью кинулся на Лип-Липа и впился в него зубами. Но Лип-Лип недаром родился в индейском поселке и недаром участвовал встольких драках со щенками. Новичку пришлось плохо от его мелких острыхзубов, и он с визгом постыдно бежал под защиту матери. Это была перваясхватка Белого Клыка с Лип-Липом, и таких схваток им предстояло много,потому что они с первой же встречи почувствовали глубокую врожденнуюненависть друг к Другу, которая приводила к непрестанным столкновениям. Кичи ласково облизывала своего детеныша и старалась удержать его околосебя, но любопытство Белого Клыка было ненасытно. Несколько минут спустя онснова отправился на разведку и натолкнулся на человека, которого звали СерымБобром. Присев на корточки, Серый Бобр делал что-то с сухим мохом и палками,разложенными возле него на земле. Белый Клык подошел поближе и сталнаблюдать за ним. Серый Бобр издал какие-то звуки, в которых, как показалосьБелому Клыку, не было ничего враждебного, и он подошел еще ближе. Женщины и дети подносили Серому Бобру палки и сучья. По-видимому,готовилось что-то интересное. Любопытство Белого Клыка так разгорелось, чтоон подошел к Серому Бобру вплотную, забыв, что перед ним находится грозноечеловеческое существо. И вдруг он увидел, что из-под рук Серого Бобра надсучьями и мохом поднимается что-то странное, похожее на туман. Потом изэтого тумана, крутясь и извиваясь, возникло чтото живое, красное, как солнцев небе. Белый Клык не подозревал о существовании огня. Но огонь притягивалего к себе, как когда-то в пещере в дни младенчества его притягивал свет. Онподполз поближе, услышал над собой смех Серого Бобра и понял, что и в этихзвуках нет ничего враждебного. Потом Белый Клык коснулся пламени носом иодновременно высунул язык. В первую секунду он оцепенел. Притаившись среди сучьев и моха,неизвестное вцепилось ему в нос. Белый Клык отпрянул от огня, разразившисьотчаянным визгом. Услышав этот визг, Кичи с рычанием рванулась вперед,насколько позволяла палка, и заметалась в бессильной ярости, чувствуя, чтоне может помочь сыну. Но Серый Бобр смеялся, хлопая себя по бедрам, ирассказывал всем о случившемся, и все тоже громко смеялись. А Белый Клык,усевшись на задние лапы, визжал и визжал и казался таким маленьким и жалкимсреди окружающих его людей. Это была самая сильная боль, какую ему пришлось испытать. Живоесущество, возникшее под руками Серого Бобра и похожее цветом на солнце,обожгло ему нос и язык. Белый Клык скулил, скулил не переставая, и каждыйего вопль люди встречали новым взрывом смеха. Он попробовал лизнуть нос, ноприкосновение обоженного языка к обожженному носу только усилило боль, и онзавыл еще отчаянней, еще тоскливей. А потом ему стало стыдно. Он понял, почему люди смеются. Нам не данознать, каким образом некоторые животные понимают, что такое смех, идогадываются, что мы смеемся над ними. Вот это и произошло с Белым Клыком, иему стало стыдно, когда люди подняли его на смех. Он повернулся и убежал, ноубежать его заставила не боль от ожогов, а смех, потому что смех проникалглубже и ранил сильнее, чем огонь. Белый Клык кинулся к матери,бесновавшейся на привязи, к единственному в мире существу, которое несмеялось над ним. Наступили сумерки, вслед за ними пришла ночь, а Белый Клык не отходилот Кичи. Нос и язык у него по-прежнему болели, но ему не давало успокоитьсядругое, еще более сильное чувство. Его охватила тоска. Он ощущал какую-топустоту в себе, он томился по тишине и миру, царившим у ручья и в роднойпещере. Жизнь стала слишком беспокойной. Тут было слишком много человеческихсуществ -- мужчин, женщин, детей, -- все они шумели и раздражали его. Собакинепрестанно ссорились, рычали, грызлись. Спокойное одиночество, которое онзнал раньше, кончилось. Здесь даже самый воздух был насыщен жизнью. Онажужжала и гудела вокруг Белого Клыка, не умолкая ни на минуту. Новые звукисмущали и тревожили его, заставляя все время ждать новых событий. Белый Клык наблюдал за людьми, которые ходили между вигвамами,исчезали, снова появлялись. Подобно тому как человек взирает на им жесотворенных богов, Белый Клык взирал на окружающих его людей. Они были длянего высшими существами. Он видел во всех их деяниях ту же чудотворную силу,которой человек наделяет бога. Они обладали непостижимым, безграничныммогуществом. Они были властелинами живого и неживого мира; они держали вповиновении все, что способно двигаться, и сообщали движение неподвижнымвещам; из сухого моха и палок они творили жизнь, которая больно жгла ицветом своим напоминала солнце. Они творили огонь! Они были боги!ГЛАВА ВТОРАЯ. НЕВОЛЯ
Каждый новый день приносил Белому Клыку что-нибудь новое. Пока матьсидела на привязи, он бегал по всему поселку, исследуя, изучая его инабираясь опыта. Он быстро ознакомился с повадками человеческих существ, нотакое близкое знакомство не вызвало в нем пренебрежения к ним. Чем больше онузнавал людей, тем больше убеждался в их могуществе. Человек испытывает душевную боль, когда его богов ниспровергают и когдаалтари, воздвигнутые его руками, рушатся, но волку и дикой собаке такая больневедома. В противоположность человеку, боги которого -- это легкая дымкамечты, никогда не обретающая реальности, это призраки, наделенные добротой исилой, это взлеты его я в царство духа, -- в противоположность человеку волки дикая собака, пригревшиеся у разведенного человеком костра, видят, что ихбоги облечены в плоть и кровь, что они осязаемы, занимают определенное местов пространстве и добиваются своих целей, оправдывают свое назначение вжизни, подчиняясь закону времени. Вера в таких богов дается легко, ее ничтоне может поколебать. От такого бога никуда не уйдешь. Вот он стоит во весьрост, с палкой в руке -- всесильный, гневный и добрый. В нем тайна имогущество, облеченные плотью, которая истекает кровью, когда ее рвут, икоторая на вкус ничем не хуже любого другого мяса. Так было и с Белым Клыком. Человеческие существа казались ему богами,несомненными и вездесущими богами. И он покорился им, так же как покориласьего мать Кичи, едва только она услышала свое имя из их уст. Он уступал имдорогу. Когда они подзывали его -- он подходил, когда прогоняли прочь --поспешно убегал, когда грозили -- припадал к земле, потому что за каждым ихжеланием была сила, которая проявлялась при помощи кулака и палки, летающихпо воздуху камней и обжигающих болью ударов бича. Белый Клык принадлежал людям, как принадлежали им все собаки. Егопоступки зависели от их велений. Его тело они вольны были искалечить,растоптать или пощадить. Этот урок Белый Клык запомнил быстро, но дался онему не легко, -- слишком многое в его натуре восставало против того, с чемему приходилось сталкиваться на каждом шагу. И вместе с тем незаметно длясамого себя Белый Клык начинал постигать прелесть новой жизни, хотяпривыкать к ней было и трудно и неприятно. Он отдал свою судьбу в чужие рукии снял с себя всякую ответственность за собственное существование. Уже одноэто служило ему наградой, потому что опираться на другого всегда легче, чемстоять одному. Но все это случилось не сразу -- за один день нельзя отдаться человекуи душой и телом. Белый Клык не мог отречься от наследия предков, не могзабыть Северную глушь. Бывали дни, когда он выходил на опушку леса и стоялтам, прислушиваясь к зовам, влекущим его вдаль. И с таких прогулок онвозвращался беспокойный, встревоженный, жалобно и тихо повизгивая, ложилсярядом с Кичи и лизал ей морду своим быстрым, пытливым язычком. Белый Клык быстро изучил жизнь индейского поселка. Он узнал, какнесправедливы и жадны взрослые собаки при раздаче мяса и рыбы. Убедился, чтомужчины справедливы, дети жестоки, а женщины добры и от них скорее, чем отдругих, можно получить кусок мяса или кость. А после двух или трех стычек сматерями щенят Белый Клык понял, что с этими фуриями лучше не связываться,-- чем дальше от них держаться, тем будет спокойнее. Но больше всех ему отравлял жизнь Лип-Лип. Он был старше и сильнее его.Белый Клык не избегал драк с ним, но всегда терпел поражение. Такойпротивник был ему не по силам. Лип-Лип преследовал свою жертву всюду. СтоилоБелому Клыку отойти от матери, и забияка был тут как тут, ходил за ним попятам, рычал, привязывался к нему и, если людей поблизости не было, лез вдраку. Эти стычки доставляли Лип-Липу громадное удовольствие, потому что онвсегда выходил из них победителем. Но то, что было для Лип-Липа самымбольшим наслаждением в жизни, приносило Белому Клыку лишь одни страдания. Однако запугать Белого Клыка было не так легко. Он терпел поражение запоражением, но не смирялся. И все-таки эта вечная вражда начиналасказываться на нем. Он стал злобным и угрюмым. Свирепость была свойственнаему как волку, а бесконечные преследования еще больше ожесточали его. Тодобродушное, веселое, юное, что было в нем, не находило себе выхода. Онникогда не играл и не возился со своими сверстниками: Лип-Лип не допускалэтого. Стоило Белому Клыку появиться среди щенят, как Лип-Лип подлетал кнему, затевал ссору и в конце концов прогонял его прочь. Вскоре почти все щенячье, что было в Белом Клыке, исчезло, и он сталказаться гораздо старше своего возраста. Лишенный возможности давать выходсвоей энергии в игре, он ушел в себя и стал развиваться умственно. В немпоявилась хитрость, а времени, чтобы обдумать свои проделки, у него былодостаточно. Так как ему мешали получать свою долю мяса и рыбы во время общейкормежки собак, он сделался ловким вором. Приходилось самому заботиться осебе, и Белый Клык ухитрялся промышлять еду так искусно, что стал настоящимбичом для индианок. Он шнырял по всему поселку, знал, где что происходит,все видел и слышал, применялся к обстоятельствам и всячески избегал встречсо своим заклятым врагом. Еще в первые дни своей жизни в поселке Белый Клык сыграл злую шутку сЛип-Липом и вкусил сладость мести. Он заманил его прямо в пасть свирепойКичи примерно тем же способом, каким она когда-то заманивала собак и уводилаих от людской стоянки на съедение волкам. Спасаясь от Лип-Липа, Белый Клыкпобежал не напрямик, а стал кружить между вигвамами. Бегал он хорошо,быстрее любого щенка его возраста и быстрее самого Лип-Липа. Но на этот разон не особенно торопился и подпустил своего преследователя на расстояниевсего только одного прыжка от себя. Возбужденный погоней и близостью жертвы, ЛипЛип оставил всякуюосторожность и забыл, где находится. Когда он вспомнил об этом, было ужепоздно. На всем бегу обогнув вигвам, он с размаху налетел прямо на Кичи,лежавшую на привязи. Лип-Лип взвыл от ужаса. Хоть Кичи и была привязана, ноотделаться от нее оказалось не так-то легко. Она сбила его с ног, чтобы онне мог убежать, и впилась в него зубами. Откатившись наконец от волчицы в сторону, ЛипЛип с трудом поднялся,весь взлохмаченный, побитый и телесно и морально. Шерсть на нем торчалаклочьями в тех местах, где по ней прошлись зубы Кичи. Он раскрыл пасть иразразился протяжным, душераздирающим щенячьим воем. Но Белый Клык не далему даже повыть как следует. Он кинулся на своего врага и рванул его зазаднюю ногу. Куда девалась былая воинственность щенка! Лип-Лип пустилсянаутек, а его жертва гналась за ним по пятам и не отстала до тех пор, покаее мучитель не добежал до своего вигвама. Тут на выручку Лип-Липу подоспелииндианки, и Белый Клык, превратившийся в разъяренного дьявола, отступилтолько под градом сыпавшихся на него камней. Настал день, когда Серый Бобр отвязал Кичи, решив, что теперь она ужене убежит. Белый Клык ликовал, видя мать на свободе. Он с радостьюотправился бродить с ней по всему поселку и, пока Кичи была близко, Лип-Липдержался от Белого Клыка на почтительном расстоянии. Белый Клык дажеощетинивался и подходил к нему с воинственным видом, но Лип-Лип не принималвызова. Он был неглуп и решил подождать с отмщением до тех пор, пока невстретится с Белым Клыком один на один. В тот же день Кичи и Белый Клык вышли на опушку леса неподалеку отпоселка. Белый Клык постепенно, шаг за шагом, уводил туда мать, и, когда онаостановилась на опушке, он попробовал завлечь ее дальше. Ручей, логовище испокойный лес манили к себе Белого Клыка, и ему хотелось, чтобы мать ушлавместе с ним. Он отбежал на несколько шагов, остановился и посмотрел на нее.Она стояла не двигаясь. Белый Клык жалобно заскулил и, играя, стал бегатьсреди кустов, потом вернулся, лизнул мать в морду и снова отбежал. Но онапродолжала стоять на месте. Белый Клык смотрел на нее, и казалось, чтонастойчивость и нетерпение вселились вдруг в волчонка и затем медленнопокинули его, когда Кичи повернула голову и посмотрела на поселок. Даль звала Белого Клыка. И мать слышала этот зов. Но еще яснее онаслышала зов огня и человека, зов, на который из всех зверей откликаетсятолько волк -- волк и дикая собака, ибо они братья. Кичи повернулась и медленно, рысцой побежала обратно. Поселок держал еев своей власти крепче всякой привязи. Невидимыми, таинственными путями богизавладели волчицей и не отпускали ее от себя. Белый Клык сел в тени березы итихо заскулил. Пахло сосной, нежные лесные ароматы наполняли воздух,напоминая Белому Клыку о прежней вольной жизни, на смену которой пришланеволя. Но Белый Клык был всего-навсего щенком, и зов матери доносился донего яснее, чем зов Северной глуши или человека. Он привык полагаться на неево всем. Независимость была еще впереди. Белый Клык встал и грустно поплелсяв поселок, но по дороге раза два остановился и поскулил, прислушиваясь кзову, который все еще летел из лесной чащи. В Северной глуши мать и детеныш недолго живут друг подле друга, но людичасто сокращают и этот короткий срок. Так было и с Белым Клыком. Серый Бобрзадолжал другому индейцу, которого звали Три Орла. А Три Орла уходил вверхпо реке Маккензи на Большое Невольничье озеро. Кусок красной материи,медвежья шкура, двадцать патронов и Кичи пошли в уплату долга. Белый Клыкувидел, как Три Орла взял его мать к себе в пирогу, и хотел последовать заней. Ударом кулака Три Орла отбросил его обратно на берег. Пирога отчалила.Белый Клык прыгнул в воду и поплыл за ней, не обращая внимания на крикиСерого Бобра. Белый Клык не внял даже голосу человека -- так боялся онразлуки с матерью. Но боги привыкли, чтобы им повиновались, и разгневанный Серый Бобр,спустив на воду пирогу, поплыл вдогонку за Белым Клыком. Настигнув беглеца,он вытащил его за загривок из воды и, держа в левой руке, задал ему хорошуютрепку. Белому Клыку попало как следует. Рука у индейца была тяжелая, ударыбыли рассчитаны точно и сыпались один за другим. Под градом этих ударов Белый Клык болтался из стороны в сторону, какиспортившийся маятник. Самые разнообразные чувства волновали его. Сначала онудивился, потом на него напал страх, и он начал взвизгивать от каждогоудара. Но страх вскоре сменился злобой. Свободолюбивая натура заявила о себе-- Белый Клык оскалил зубы и бесстрашно зарычал прямо в лицо разгневанномубожеству. Божество разгневалось еще больше. Удары посыпались чаще, сталитяжелее и больнее. Серый Бобр не переставал бить Белого Клыка, Белый Клык не переставалрычать. Но это не могло продолжаться вечно, кто-то должен был уступить, иуступил Белый Клык. Страх снова овладел им. В первый раз в жизни человек билего по-настоящему. Случайные удары палкой или камнем казались лаской посравнению с тем, что ему пришлось испытать сейчас. Белый Клык сдался и началвизжать и выть. Сначала он взвизгивал от каждого удара, но скоро страх егоперешел в ужас, и визги сменились непрерывным воем, не совпадающим с ритмомпобоев. Наконец, Серый Бобр опустил правую руку. Белый Клык продолжал выть,повиснув в воздухе, как тряпка. Хозяин, по-видимому, остался доволен этим ишвырнул его на дно пироги. Тем временем пирогу отнесло вниз по течению.Серый Бобр взялся за весло. Белый Клык мешал ему грести. Серый Бобр злобнотолкнул его ногой. В этот миг свободолюбие снова дало себя знать в БеломКлыке, и он впился зубами в ногу, обутую в мокасин. Предыдущая трепка была ничто в сравнении с той, которую ему пришлосьвынести. Гнев Серого Бобра был страшен, и Белого Клыка обуял ужас. На этотраз Серый Бобр пустил в ход тяжелое весло, и, когда Белый Клык очутился надне пироги, на всем его маленьком теле не было ни одного живого места. СерыйБобр еще раз ударил его ногой. Белый Клык не бросился на эту ногу. Неволяпреподала ему еще один урок: никогда, ни при каких обстоятельствах, нельзякусать бога -- твоего хозяина и повелителя; тело бога священно, и зубытаких, как Белый Клык, не смеют осквернять его. Это считалось, очевидно,самой страшной обидой, самым страшным проступком, за который не было нипощады, ни снисхождения. Пирога причалила к берегу, но Белый Клык не шевельнулся и продолжаллежать, повизгивая и дожидаясь, когда Серый Бобр изъявит свою волю. СерыйБобр пожелал, чтобы Белый Клык вышел из пироги, и швырнул его на берег так,что тот со всего размаху ударился боком о землю. Дрожа всем телом. БелыйКлык встал и заскулил. Лип-Лип, который наблюдал за происходящим с берега,кинулся, сшиб его с ног и впился в него зубами. Белый Клык был слишкомбеспомощен и не мог защищаться, и ему бы несдобровать, если бы Серый Бобр неударил Лип-Липа ногой так, что тот взлетел высоко в воздух и шлепнулся наземлю далеко от Белого Клыка. Такова была человеческая справедливость, и Белый Клык, несмотря на больи страх, не мог не почувствовать признательность к человеку. Он послушнопоплелся за Серым Бобром через весь поселок к его вигваму. И с того дняБелый Клык запомнил, что право наказывать боги оставляют за собой, аживотных, подвластных им, этого права лишают. В ту же ночь, когда в поселке все стихло. Белый Клык вспомнил мать изагрустил. Но грустил он так громко, что разбудил Серого Бобра, и тот побилего. После этого в присутствии богов он тосковал молча и давал волю своемугорю тогда, когда выходил один на опушку леса. В эти дни Белый Клык мог бы внять голосу прошлого, который звал егообратно к пещере и ручью, но память о матери удерживала его на месте. Можетбыть, она вернется в поселок, как возвращаются люди после охоты. И БелыйКлык оставался в неволе, поджидая Кичи. Подневольная жизнь не так уж тяготила Белого Клыка. Многое в ней егоинтересовало. События в поселке следовали одно за другим. Страннымпоступкам, которые совершали боги, не было конца, а Белый Клык всегдаотличался любопытством. Кроме того, он научился ладить с Серым Бобром.Послушание, строгое, неукоснительное послушание требовалось от Белого Клыка,и, усвоив это, он не вызывал гнева у людей и избегал побоев. А иногда случалось даже, что Серый Бобр сам швырял Белому Клыку кусокмяса и, пока тот ел, не подпускал к нему других собак. И такому куску небыло цены. Он один был почему-то дороже, чем десяток кусков, полученных изрук женщин. Серый Бобр ни разу не погладил и не приласкал Белого Клыка. И,может быть, его тяжелый кулак, может быть, его справедливость и могуществоили все это вместе влияло на Белого Клыка, но в нем начинала зарождатьсяпривязанность к угрюмому хозяину. Какие-то предательские силы незаметно опутывали Белого Клыка узаминеволи, и действовали они так же безошибочно, как палка или удар кулаком.Инстинкт, который издавна гонит волков к костру человека, развиваетсябыстро. Развивался он и в Белом Клыке. И хотя его теперешняя жизнь былаполна горестей, поселок становился ему все дороже и дороже. Но сам он неподозревал этого. Он чувствовал только тоску по Кичи, надеялся на еевозвращение и жадно тянулся к прежней свободной жизни.Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 402; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!