Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831) О сущности философии          



«Эта наука постольку представляет собой единство искус­ства и религии, поскольку внешний по своей форме способ созерцания искусства, присущая ему деятельность субъек­тивного созидания и расщепления его субстанционального содержания на множество самостоятельных форм, становит­ся в тотальности религией. В религии в представлении развертывается расхождение и опосредствование раскрыто­го содержания и самостоятельные формы не только скреп­ляются вместе в некоторое целое, но и объединяются в про­стое духовное созерцание и, наконец, возвышаются до мыш­ления, обладающего самосознанием. Это знание есть тем са­мым познанное посредством мышления понятие искусства и религии, в котором все то, что различно по содержанию, по­знано как необходимое, а это необходимое познано как сво­бодное.

Соответственно этому философия определяется как по­знание необходимости содержания абсолютного представле­ния, а также необходимости обеих его форм, — с одной сторо­ны, непосредственного созерцания и его поэзии, как равным образом и объективного и внешнего откровения, которое пред­полагается представлением, а с другой стороны, прежде всего субъективного вхождения в себя, затем также субъективного движения вовне и отождествления веры с предпосылкой. Это познавание является, таким образом, признанием этого со­держания и его формы и освобождением от односторонности форм, возвышением их до абсолютной формы, самое себя определяющей как содержание, остающейся с ним тождест­венной и в этом тождестве представляющей собой познава­ние упомянутой в-себе-и-для-себя-сущей необходимости. Это движение, которое и есть философия, оказывается уже осу­ществленным, когда оно в заключении постигает свое собст­венное понятие, т. е. оглядывается назад только на свое же знание» (6.111.393-394).

«...При взгляде на такое многообразие мнений, на столь различные многочисленные философские системы, мы чув­ствуем себя в затруднении, не зная, какую из них признать. Мы убеждаемся в том, что в высоких материях, к которым человек влечется и познание которых хотела доставить нам философия, величайшие умы заблуждались, так как другие ведь опровергли их. «Если это случилось с такими великими умами, то как могу я, маленький человечек, желать дать свое решение?» Этот вывод, который делается из факта

 

Н.А.Бердяев (1874-1948) Философское познание

Моя философская мысль была борьбой за освобождение, и я всегда верил в освобождающий характер философского позна­ния. В этом я не сходился с моим другом Л.Шестовым. Фило­софия была для меня также борьбой с конечностью во имя бес­конечности. Я всегда чувствовал себя скорее разбойником, чем пастухом (терминология Ницше). Я много раз пытался понять и осмыслить процесс своего мышления и познания, хотя я не принадлежу к людям рефлексии над собой. Я всегда сознавал слабые стороны своего мышления. У меня малая способность к анализу и к дискурсивному развитию своей мысли. Мысль моя протекала не как отвлечение от конкретного и не подчинялась законам дискурсии. Я стремился не к достижению всеобщего по своему значению, а к погружению в конкретное, к узрению в нем смысла и универсальности. Это значит, что мысль моя интуитивна и синтетична. Я в частном и конкретном узревал универсальное. Я эта делал и в обыденной жизни. Для меня, в сущности, не существует раздельных вопросов в философском познании. Есть лишь один вопрос и одна сфера познания. Во всем детальном, частном, отдельном я вижу целое, весь смысл мироздания. За разговором или спором по какому-нибудь воп­росу я склонен видеть решение судеб вселенной и моей собст­венной судьбы. Многих поражало, что я придаю такое значение иногда второстепенному и частному разговору. Но это объяс­няется тем, что я во всем вижу целостный смысл или его пору­гание. Иногда огромное значение для моего процесса познания имел незначительный, казалось бы, разговор, фильм, в котором ничего философского не было, или чтение романа. Целостный план одной моей книги пришел мне в голову, когда я сидел в кинематографе. Извне я получал лишь пробуждавшие меня тол­чки, но все раскрывалось изнутри бесконечности во мне. Это родственно учению о припоминании Платона и учению Лейб­ница о монаде и микрокосме. Помимо всякой философской теории, всякой гносеологии, я всегда сознавал, что познаю не одним интеллектом, не разумом, подчиненным собственному закону, а совокупностью духовных сил, также своей волей к торжеству смысла, своей напряженной эмоциональностью. Бес­страстие в познании, рекомендованное Спинозой, мне всегда казалось искусственной выдумкой, и оно не применимо к са­мому Спинозе. Философия есть любовь к мудрости, любовь же есть эмоциональное и страстное состояние. Источник философского познания — целостная жизнь духа, духовный опыт. Все остальное лишь второстепенное подспорье. Страдание, радость, трагический конфликт — источник познания. Снима­ет ли познание тайну, уничтожает ли ее? Я не думаю. Тайна всегда остается, она лишь углубляется от познания. Познание уничтожает лжетайны, вызванные незнанием. Но есть тайна, перед которой мы останавливаемся именно от глубины позна­ния. Бог есть Тайна, и познание Бога есть приобщение к Тайне, которая от этого становится еще более таинственной (апофатическая теология). Рациональное богопознание есть ложное богопознание, потому что оно снимает Тайну, отрицает Тайну Бога.

 


Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 234; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!