Глава вторая. Родила царица в ночь не то сына, не то дочь.

Предисловие.

В каждом волшебном и не очень мире есть свои правила, которым следуют абсолютно все, чтобы в конечном итоге получился хороший конец. Да-да, во всех мирах такой есть для каждого, надо только его найти. Иногда он немного посмертный, уже лично вам не нужный... Но все равно, в любой зебре есть белые полосы (экую метафору я закрутила, а!), в сказках и жизни тоже. Вернемся к правилам построения волшебных историй. Да-да, есть и такие. Не верите, что сказки следуют свои алгоритмам? Почитайте «Морфологию сказки» В.Я. Проппа, если мне не доверяете, там все написано.

Обычно есть принцесса/юная дева/Прекрасная/Премудрая/вообще атас баба (нужное подчеркнуть) - одна штука; принц/царевич/король/королевич/Соколиный глаз/Варвар/рыцарь (нужное подчеркнуть) - одна штука, белый конь прилагается; королевство/царство/государство (нужное подчеркнуть), можно даже два, для масштаба. В качестве создающего сюжет фактора используется злобная ведьма, но не очень умная и еще менее удачливая, ну или на худой конец дракон. Дракон должен быть очень большим, не особенно сильным (принцы-то все как на подбор романтичные и зачастую хлипкие). В современном хипстерском варианте дракон вообще умирает сам, от стыда и мук совести, после монолога принца (который в общем-то пацифист, просто день не задался с самого утра, а меч сам на дороге валялся) о вреде похищения принцесс.

Думаю, что первым в перечне неприятных последствий стоит несварение. Вторым смерть от руки вейпера, почувствовавшего конкуренцию в сфере создания фигурных колец пара. Ну сами подумайте, как бы счастливый последователь культуры Всемирного Вейпа еще узнал о конкуренте, как не из инсты принцессы? Но не будем отвлекаться.

В каждом волшебном мире все происходит по давно всем известному сценарию. В начале описывается царство-государство, потом принцесса попадает в передрягу, на горизонте обозначается героическая фигура принца-царевича-королевича, нужное подчеркнуть, потом следует череда приключений для принца или кто там по сюжету, в которых он тешит свое эго, а потом принцесса картинно падает ему в руки, предлагая руку, сердце, ногу, туловище и т.д. Если принц не опоздал, то еще не надкушенная драконом и не сваренная ведьмой принцесса предоставляет герою только первые два варианта на выбор. Еще в список входит полцарства, на целое ее батюшка обычно жмотится. Угадайте, что выбирает принц? Получает он, конечно, все.

Вуаля, сказка готова! Остается только рассказчику, вашей покорной слуге, сходить на пир и напиться до розовых дракончиков. По усам не течет, ибо их нет.

Но в этот раз все пошло не по плану, уж извините.

В начале был мёд. Неправильный мёд. Медовуха, короче. А потом были приключения.

 

 

Введение в историю Королевства.

Королевство стояло на своем месте миролюбиво и спокойно, процветая и развиваясь, уже много веков. Ну, два как минимум. Ладно, полтора. Слушайте, ну та война с Халифатом не в счёт! Короче, стояло себе Королевство и никого не трогало. Почти никого, ладно. Красивое было, хорошее. А потом с ним случился Король, как это всегда и бывает. Во всех хороших королевствах рано или поздно такие заводятся. На самом деле, сложно представить Королевство без Короля, ведь он даже в название затесался.

В общем, появился Король, которому стало скучно. И решил он поиграть в политику. Организовал бурную деятельность, развел бюрократию, а потом бюрократы развели его, собрал Палаты и распустил, когда Палаты попытались распустить его. В общем, будь у него поменьше денег, он бы прослыл чокнутым из-за всех этих политических причуд. А так стал эксцентричным.

Аристократия немного опешила от такой бурной деятельности монарха, ведь обычно представители этой древней благородной профессии дегустируют вино и танцуют на балах. По крайней мере, в этом мире. О других они и не знали почти ничего. Но Казна не пустела, а только пополнялась, поэтому все чудачества Короля только поощрялись. Тем более, можно было получать неплохое жалованье, занимая местечко в какой-нибудь Раде. Так что, весь Высший Свет жил с Королем мирно и очень весело.

Столица нашего дивного Королевства, Ксар, процветала. При этом вне зависимости от правителей. Цвела в ней как плесень, так и растительность. Об экономике же сложно было судить, прежде всего потому, что таких слов не знала даже аристократия, что уж говорить о простых торговцах. В Ксаре располагался зимний дворец, неподалеку от города был летний, в самом центре находилась Ярмарка. Однажды ее созвал Король со всех концов Королевства и разъезжаться она что-то не торопилась. Поэтому пришлось организовывать новую Главную Площадь, а на старой от рассвета до заката ругались торговки, орали купцы и срезали кошельки местные воришки (воры же все больше во дворце работали).

Во дворце у правителя нашего славного Королевства тоже не утихали страсти ни днем, ни ночью. Конечно, они немного отличались от склок рыночных торговок по форме, но содержание было точно таким же. Все ссорились, мирились, женились, ходили в свои замки за новой порцией бочек вина и возвращались потом через год, без вина, но с перегаром и ведром мороженого Баскин Робинс. При этом никто не знал, что это такое и откуда вообще взялось.

В общем, жизнь текла своим чередом в нашем славном Королевстве. Особенно хорошо шли дела у семейства де Маров. Это аристократическое гнездышко должно было бы стоять в Палате Мер и Весов, но такой не было, поэтому оно стояло посреди роскошных виноградников на побережье Королевства. Если бы у любого жителя спросили, какую семью он считает идеальной, он бы с блаженной улыбкой указал бы в сторону замка де Маров. Не потому, что житель был блаженный, а потому, что этот род был на хорошем счету у всех, даже у злодеев и мошенников. Никто в королевстве не знал слова «идиллия», но именно оно подошло бы для описания жизни де Маров.

Глава семейства, граф Валёр де Мар, во времена Государственной Чехарды со Званиями занял место Главного Казначея. И даже когда больше Казначеев не осталось (над кем ему быть главным, ведь всех остальных уже перевешали за таинственную магию под названием «коррупция»), а Казной стал заниматься сам Король (нет, серьезно, что теперь делает Главный Казначей?), граф сохранил должность, льготы и даже пособие чиновника.

В общем и целом, если б у Королей могли быть друзья, то де Мар был бы первым в списке на получение этой должности. Граф был азартным, любителем охоты и карт. Почему он все еще оставался богатым с таким хобби? Ему Госпожа Удача не просто благоволила, судя по всему, она была его матушкой, потому что де Мар никогда не проигрывал. Не проиграл он и битву за руку и сердце леди Мии, сестры Короля. С тех пор Счастье стало ему свекровью, ибо графиней де Мар стала спокойная, добродушная и мудрая женщина (и безупречно красивая, кстати говоря, да не побьют меня феминистки). Потом в семье появилось двое детей. Сначала благоразумная Миа де Мар родила графу наследника - хорошенького, умного и сильного мальчишку Рафаля. Потом на свет появился хрупкий цветочек Бланшетт де Мар, истинная леди. Шучу, она была совершенно обычной девочкой, иногда сутулилась и ненавидела овсянку и пяльцы.

Но в общем и целом их семья была эталоном. Граф обожал свою графиню, вместе они боготворили своих детей. При этом он пользовался розгами, а она как-то больше сладостями. В общем, каждый любит по-своему.

Потом случилось небольшое несчастье - в войне с Халифатом (ведь каждый король просто обязан поиграть в войнушку с соседом!) граф спас жизнь Королю, но при этом они оба остались без одной ноги. Да уж, спасатели из графов так себе выходят. Теперь эта (сначала страшная, но потом ставшая забавной для участников) история (теперь уже байка) почти забылась, остались только два друга с двумя деревяшками вместо двух потерянных ног. Был в истории плен, были в истории ловушки, были в истории много миль, пропрыганные на одной ноге. В общем, все это было бы смешно, если б не укороченные пиратские ноги Короля и его лучшего друга. На тот момент маленький Рафаль, которому было всего 6, жутко испугался отца-пирата. Но потом уже привык. Бланшетт же была слишком мала, чтобы запомнить отца другим.

Как это часто бывает, дети выросли, и настало их время вершить великие дела (при таких родителях грех не отличиться). Леди де Мар предстояло блистать на балах, виконт де Мар должен был поступить в личную гвардию Короля и доказать свою доблесть всему Королевству.

Рафаль был спокойным и рассудительным юношей. Он с детства готовился к службе, стал превосходным фехтовальщиком и метким стрелком, слыл САМЫМ благородным рыцарем для всех женщин от 3 до 88 лет в округе.

Леди Бланшетт с ее чудесными белокурыми волосами и наивными голубыми глазами была почти идеальной принцессой. Почти. Зубрить этикет она ленилась, вышитый ей платок прятали от посторонних глаз, боясь распугать всех женихов такими «талантами», а местные повара почему-то повадились запирать кухню на амбарные замки, всерьез опасаясь за жизни слуг, которых леди могла угостить своей выпечкой. Ее мать только вздыхала и напоминала «Спину прямо!», но в остальном надеялась, что с возрастом Бланшетт успокоится и перестанет чудить с продуктами и специями. И начнет очаровывать поклонников речами о погоде. Надежда, как известно, умирает последней.

В славных королевствах обычно бывает какая-нибудь проблема, и это не стало исключением. Главной ложкой дегтя для всех жителей наших земель была Академия. Сейчас важный момент: я не утверждаю, что знания - зло. Школы - это отлично (учитесь, детки, но тут как с зарядкой: родители говорят, что она полезна, а сами не делают), университеты - просто супер (особенно когда рядом есть приличный кабак и булочная). Но вот Академия! Совершенно чудовищное место. В смысле, она на 50% состоит из чудовищ, а еще 50% приходится на людей, которые этих чудовищ истребляют и которых иногда тяжело отличить от упырей и вурдалаков. Казалось бы, отличное место: там сосредотачиваются все монстры, а заодно и люди, которые борются с этой заразой. Идеальный круговорот проблем в природе. Но парадокс был в том, что именно из-за студентов Академии чудовища, демоны и прочие сущности появлялись в Королевстве (благодаря им же и исчезали, но эта часть обычно в газетах умалчивается).

У Академии, кстати, было свое имя, и по сути своей она являлась мини-городком по меркам мегаполисов. Но таких слов, как «мегаполис» и «мини» (здесь разочарованный вздох всех любителей коротеньких юбочек на воительницах), никто не знал, поэтому Академия Малефис сравнивалась с «адским городом» и «домом зла». Само собой, новые студенты там появлялись очень редко, а вот охотники на ведьм и колдунов регулярно поставляли туда металлолом, чеснок и девственниц.

Во главе сего заведения стоял философ, физик, филантроп и просто фи - Филипп Тэт. Не любили его по одной простой причине: он обожал ставить опыты, и не очень любил работать с их последствиями. Иными словами, студенты драили лабораторию и вполголоса обсуждали родню директора до двенадцатого колена, а простые смертные кололи вилами чертей и во весь голос славили Филиппа Тэта. Любить его предпочитали молча и издалека.

Были и плюсы в существовании Малефис. Академия располагалась в Чаще (и какой идиот придумал заставить студентов заниматься огородно-садовыми работами?), мрачной и антуражненькой, с порядочным количеством кикимор, леших, бесов и прочих занимательных персонажей. Но сейчас не о них: гвардия отправляла новобранцев на Академию, чтобы те пожили немного в походных условиях и набили руку на сбежавших экспериментах товарищей колдунов. Ой, простите, Альерский волк им всем товарищ! Новобранцы доходили до первого болота, упражнялись в героизме бесплатно и без регистрации, потом приходил завхоз Академии и всех разгонял, чтоб пособия по некромантии не портили. Под «ироды проклятущие!» довольная армия отступала, радуясь перспективе нормального ужина и соломе в качестве спального места в ближайшем населенном пункте.

Ах да, помимо окрестностей Малефиса были и другие места, где можно было стать либо героем, либо ужином. Вот Альер, к примеру, вообще был во всех смыслах легендарным местом: он занимал второе место после Чащи в рейтинге «не суйся туда один ночью, идиот!» и славился как место возникновения всех самых красивых и пугающих историй о подвигах совершенно ненормальных, простите, то есть авантюрных людей. Альер сам по себе был горным массивом, с дремучим (так и тянет задремать, а то и погрузиться в вечный сон, ага) лесом и опасными скалами. В Альере жили драконы, стаи волков, отшельники, ведьмы и прочие сомнительные личности. Сам Альер был фактически отдельным государством и находился на севере Королевства. Отделился он после того, как один из наших правителей понял, что собрать дань с дракона невозможно, а мужчин в Королевстве все меньше и меньше, рыцари так вообще исчезли как вид. Так что проще подарить свободу этому сборищу горных созданий. Свобода даровалась весьма условно, ведь жители Альера никогда и не признавали себя чьими-то подданными.

Были в Королевстве и другие занимательные объекты, но о них мы поговорим позже. А сейчас - сказка! Тащите плед, готовьте кофе.

Глава первая. Не ждите чуда.

Филипп Тэт

В библиотеке можно найти всё, что угодно. От мелких демонов до кусочка колбасы, использованной студентом вместо закладки. Порой сам не знаешь, что откопаешь в недрах этого старого, пыльного хранилища знаний. Когда здесь убирались последний раз (а это был лет 300 назад), нашли древний манускрипт с историей создания Академии Малефис. С тех пор в учебную программу был введен новый предмет, а библиотекарю пришлось заново переделывать картотеку. С тех пор таких глупых идей, как уборка в библиотеке, никому в голову не приходило.

В библиотеке можно найти всё, что угодно. Но уж точно не то, что тебе нужно.

Просто библиотека за столетия своего существования перестала быть просто комнатой. Никто не знает почему, но внезапно помещение стало почти живым: расширилось внутри, оставшись прежним снаружи, организовало новые полки для книг и создало почти что лабиринт. Теперь поиск нужной литературы занимал просто огромное количество времени (иногда и всю жизнь, ведь мелкие демоны тоже могут быть опасными). Но во время блужданий между стеллажей можно было наткнуться на интересные экземпляры, давно утерянные свитки и прочие любопытные вещи.

- О-о-очень интересные, - вполголоса произнес мэтр Тэт, листая изрядно потрепанный томик.

Вряд ли такая книга привлекла бы ваше внимание в книжном магазине, но вот в библиотеке с кучей заклинаний и древних трактатов о создании вселенной, любая книга покажется интересной.

Забавный факт: волшебные книги за время своего существования получают энергию читателей, накапливают ее, а потом могут использовать в своих нуждах. То есть они становятся уже не просто бумажными носителями, а почти личностями. Правда, они не могут самостоятельно передвигаться (только пока никто не видит, как и носки, которые по сути своей обладают таким магическим фокусом, как исчезновение). Самые старые даже приноровились разговаривать с владельцами, а древнейшие могут прятать на своих страницах весь текст, показывая вместо ответа на ваш вопрос одни похабные картинки. В общем, книги в Королевстве были тоже теми еще персонажами. Им надоедало лежать на полках и поэтому каждого читателя они доводили до точки кипения, чтобы развлечься после веков мирного сна в самой дальней секции библиотеки. Правда, после этого взбешенные преподаватели пару раз попытались сжечь «Историю создания Академии», после чего та значительно присмирела, а потом и вовсе куда-то ускакала. Пришлось убрать предмет из расписания. Все вздохнули с облегчением. Правда, потом кому-то на голову свалилась книга «Возникновение Королевства», но это уже совсем другая история.

Мэтр Тэт заинтересованно листал книгу с черной обложкой. Кое-где она даже заплесневела, на листах были жирные пятна от капель воска, но текст был, несомненно, захватывающий. Иначе почему главный философ так вцепился в нее?

- Невероятно! - наконец воскликнул он и покинул библиотеку.

Сделал он это, конечно, степенно, как и полагается мэтру. Все же мантия не предоставляет колдунам особого выбора: либо двигаешься величаво и с достоинством, либо катишься кубарем и с непереводимыми идиомами языка горцев. Такие идиомы еще называют непечатными выражениями, потому что бумага краснеет и отказывается показывать чернила. Молоденькая еще, конечно, вот и стесняется. Вон «Первый бестиарий Земель» давно выучил этот язык и сейчас свободно на нем изъясняется. И даже показывает схемы и иллюстрации особо непонятливым читателям.

Но мы снова отвлеклись! Филипп как раз успел дойти до своей лаборатории (при этом завхоз горестно утер слезы и показал в спину директору отвращающий беду знак, позаимствованный всеми народами у тех же горцев) и начать торопливо раскладывать свои инструменты. Тем временем студенты с резвостью, которой позавидовал бы даже бог скорости Вжух, начали баррикадироваться в общежитии. Преподаватели были умнее - они баррикадировали корпус, в котором располагались помещения для опытов и исследований. Завхоз занимал наблюдательную позицию в самой высокой башне и готовился подсчитывать убытки. Он уже вписал в смету позаимствованную из погребов бутылку самогона - надо же лечить старое больное сердце! А Тэт еще со времен своего студенчества сидел у завхоза в печенках, горле и многих других местах. Наука - это хорошо, но кушать тоже хочется, а на разнесенные подопытными Тэта здания Малефис тратит почти весь свой запас золота! Ох уж эти ученые!

Директор о таких мелочах, как золото, не думал. Филипп Тэт любил изучать этот мир, его устройство, само существование волшебства и чудес. Но еще больше он любил эти чудеса создавать. А вот пределом его мечтаний было изучение других миров. Пока что это не представлялось возможным: демоны были категорически против изучения Ада, а в другие миры волшебникам пробиться так и не удалось. Многие всерьез задумывались о том, существует ли на самом деле Рай, и не одни ли мы во вселенной? Что такое вообще вселенная?

Но Филипп был по сути своей оптимистом. Он рассуждал так: если эти идиоты, помешанные на религии и пытках, предсказали существование Ада, то почему бы им не догадаться о существовании другого мира, обозначенного ими как Рай? После таких умозаключений он удвоил финансирование кафедры Других Миров, а сам постоянно рыскал по библиотеке, в надежде, что и на его голову приземлится какая-то древняя книжка.

И в итоге он заприметил этот несчастный черный томик, который тут же попытался зарыться поглубже среди других и скрыться. Но Тэт его выхватил. Это была удача! На не совсем понятном языке в томе рассказывалось об изгнании сущностей, призвании помощи и еще каких-то странных заклинаниях. Зачем они могли пригодиться, Тэт не знал. Он выхватил глазами одно из заклинаний и решил его сразу опробовать. Ведь что может случиться плохого, когда ты берешь древнюю магическую книгу на странном языке, в которой крупными буквами в начале нацарапано «НЕ ТРОГАТЬ»? Ничего такого, с чем не справился бы один из самых могущественных колдунов в Королевстве.

Да, директор Малефиса был не самым продуманным колдуном. Иногда он... забывался во время опытов. Но у него была куча других положительных качеств. Он был относительно молод. Хорошо шутил. Почти не храпел. Ел мало, как с удовольствием отмечал завхоз в конце каждого квартала. В общем, человек он был не плохой. А колдун и вовсе хороший. Проблема была в том, что Тэта все неприятности раньше обходили стороной. Из сотен могущественных демонов ему попадались самые слабые, с которыми легко было справиться. Твари из любых измерений не доставляли ему и Академии почти никаких хлопот. Наоборот, последствия его исследований становились отличными практическими заданиями для молодняка Академии, а также материалами для научных трудов преподавателей. Король ему даже медаль прислал, за Чащу, ведь это был лучший полигон. В меру опасный, но очень удобный.

Иными словами, реальных и серьезных проблем в Академии и Королевстве не было. Даже конфронтация колдунов и простого люда никогда не выходила за рамки чего-то обычного и заурядного, эдакого неизбежного зла. Примерно как комары летом и гололед зимой. Неприятно, но все привыкли (кроме ЖКХА, то есть Жадных Каналий из Хозяйственного Амбара, которые должны были чистить снег и топить общественные бани; вот для них каждая зима и каждое лето оказывались сюрпризом).

А потом Филипп Тэт произнес заклинание.

Миель

В любом временном отрезке, в том числе и в человеческой жизни, можно выделить какую-то ключевую точку, которая делит все на «до» и «после». Это позволяет нам с ностальгией вспоминать "до" и с тихим ужасом ждать "после".

В Королевстве, как вы уже могли догадаться, тоже можно было отметить этот поворот мирного течения судьбы в какое-то чересчур бурное русло. 

В моей жизни этот момент наступил в ту же секунду, что и для всего мира. Я оказалась в лесу.

Нет, сам по себе лес не является дурным или шокирующим местом. Просто когда ты в один момент появляешься там, где никто тебя не ждёт, более того, ты сама этого не ожидаешь...

В общем, стрессовая ситуация. И неприятная. Сижу я, значит, в кустах пируса, а вокруг меня не особенно дружелюбно настроенные ребята с холодным оружием и немым вопросом на лицах: "Какого дракона?".

И я, с тем же вопросом в голове и абсолютным отсутствием информации о том, кто я и как здесь очутилась. А ещё голова болит, будто я подрабатывала у горцев наковальней. Может, так оно и было. А ещё в руках кружка.

Я осторожно принюхалась к содержимому. Медовуха. Ну ясно все! Точнее, видна причина амнезии и странного местоположения. Хочется лечь и начать страдать, но публика не оценит. Раз проблема есть (в виде угрюмых мужичков с металлоломом), её надо решать.

- Товарищи... - осторожно начала я.

- Альерский волк тебе товарищ! - огрызнулся самый увешанный железом мужичок.

Что ж, публика настроена более чем враждебно. В этом случае надо действовать осторожно и подбирать слова аккуратно, чтобы не спровоцировать конфликт. Требуется мудрость!

- Э-э-э... - глубокомысленно изрекла я.

Публика переглянулась. Взглядом, между прочим, можно сказать многое. Я вот увидела решительный подтекст. И сомнение в моей адекватности и разумности.

- Убьем да дело с концом, - подвёл итоги молчаливого совещания кто-то из окружающей меня толпы.

Мужички сдвинули брови и приняли позы, выражающие наибольшую, по их мнению, решимость.

"И когда только я успела так влипнуть?"- подумала моя раскалывающаяся на части голова, попутно борясь с тошнотой.

Нет, чтобы заставить крестьян желать твоей смерти, достаточно нанести урон их хозяйству. В том смысле, что посевы потоптать или мотыгу испортить об чью-то голову. При этом претензии будут как раз не насчёт головы, а по поводу мотыги. Но я при всем желании не могла разгневать крестьян, потому что... Что?

Пока я разбиралась с пустым листом вместо памяти, мужики придвинулись поближе, многозначительно поигрывая какими-то ржавыми кривыми железяками. "Какие-то это неправильные крестьяне", - пронеслось в моей голове, - "правильные обычно с вилами выходят... "

А кто выходит с ржавыми железяками и с импровизированными гульфиками?

- Слушайте, а вы не похожи на крестьян! - наконец заметила я.

И вот именно этого говорить не стоило.

Есть такая категория людей, которая очень не любит, когда вы угадываете их Сущность. Вот родился человек Мудрецом, но захотелось ему стать Рыцарем. И носит он эту консервную банку, регулярно теряет зубы и коней на турнирах, уже почти все привыкли величать его «сир», а потом вдруг на пиру случайно он даёт вам хороший совет. И вы ему говорите «вот это ты Мудрый!». Да, ему предназначено стать Мудрецом, и он обязательно займёт свое место, даже если для этого ему придётся долго бродить и потерять все зубы в драчках. Но вот когда кто-то говорит ему о его Предназначении, даже если оно ясно всем... В общем, такие неосторожные люди тоже могут потерять зубы.

Так и с крестьянами, которые вдруг решили стать богачами, а то и аристократами. Попробуй скажи, что он не Барон, а обыкновенный свинопас. Визгу-то будет!

Конкретно эти изобразили из себя разбойников. Взяли с кухни старые ножи, отобрали у сынишек игрушечные луки и пошли играть в Разбойников. Конечно, они потом снова вернутся в поле, а это – так…

Всё дело в том, что в мире тебе суждено занять Место. Оно только твоё, и ждёт тебя с самого рождения. Ты можешь сначала не заметить огромный мигающий указатель Судьбы, но уж поверь мне: у каждого есть Место и каждый рано или поздно занимает СВОЁ Место.

Вот и эти крестьяне обиделись, как малые дети, когда я им напомнила о неизбежном. Они были созданы для поля. А поле было создано для них. Они знали, что не найдут счастья нигде, кроме своего Места, но из-за детского чувства противоречия решили попробовать что-то другое.  А тут я им напомнила, где они были и где они потом будут.

Судя по всему, им в самом начале было ясно, что разбойники они так себе.

Но раз начал игру, следуй правилам до Финала.

Поэтому они дружно замахнулись, готовясь убивать одну бедную маленькую меня. Но если б я тогда умерла, вы бы никогда не услышали эту историю.

Да-да, теперь вы знаете, кого винить во всем этом. Тринадцать крестьян, которые попытались в тот день стать разбойниками, могли бы развязать узел судьбы и Королевство жило бы дальше спокойно, без новых узоров.

Но...

Откуда-то сверху раздался громкий "Ка-а-ар" и я с воплем ужаса показала пальцем куда-то за их спины. Они дружно взвизгнули и развернулись ко мне... Тылом, в общем.

Я ждать чуда не стала и быстренько устремилась через тернии к звёздам, точнее, через пирус к ещё паре лет жизни на этой грешной земле. Крестьяне не сразу осознали, что я их надула, поэтому мне удалось продраться сквозь кусты и пробежать уже порядочное расстояние, прежде чем погоня направилась по мою душу. Обвешанные странного вида металлоломом, они так и не смогли составить конкуренцию перепуганной перспективой ранней смерти мне.

Так что примерно через час с небольшим я стояла на опушке и хватала ртом воздух, пытаясь отдышаться после дикого забега по буеракам и кочкам в этом проклятом лесу.

А потом я вдруг вспомнила.

Точнее, я поняла, что забыла как-то очень много для одного дня злоупотребления медовухой. Я не могла назвать свое имя, род, дом, друзей. Как будто меня и не существовало до этого момента.

Я посмотрела на свои руки, все исцарапанные ветками. На правой красовался кожаный браслет с металлической вставкой. Там было выгравировано одно-единственное слово. 

- Миель, - прочитала я.

Это не вызвало в моей душе никакого отклика. Но других опознавательных знаков я не нашла. Искать было и негде: рубаха, штаны, сапоги да корсет. Ни плаща, ни сумки... Ах да, ещё кружка в руке. Но от неё толку как от дракона в хлеве.

Должно быть, это мое имя. В любом случае, как-то себя называть мне надо. Должна же я быть хоть кем-то? И чем это имя хуже других?

Ну что, Миель, давай думать, откуда ты здесь взялась.

Филипп Тэт

Директор задумчиво потер кончик носа. Вроде все правильно произнёс. Да, подготовка была не очень тщательной, но в остальном! Когда колдуешь, главное сочетать хотя бы два из трех компонентов. Конечно, если собрать все три, результат будет лучше, но на худой конец достаточно и двух.

***

А сейчас время для маленькой лекции о сути Сотворения Заклинания. В мире существует несколько видов магического топлива. Одним из них являются слова, точнее предложения, они же фразы, которые становятся текстовой составляющей заклинания. Колдун использует язык для формулирования своего желания. Так он сообщает Миру, чего желает. Форма в магии действительно очень важна: не так уж легко сказать о своей мечте так, чтобы судьба ее заставила сбыться (Мечты вообще не любят, когда их заставляют что-то делать). Текст должен быть красивым, но простым, лаконичным и полным, легким в понимании, но тяжелым в произношении. Для Заклинаний колдуны уже много веков используют древний язык, на котором никто не говорит, но все его понимают каким-то внутренним чутьем. В черном томике язык был очень похож на древний, но все же другой.

Вторым видом топлива для магии является Понимание. Колдун должен четко осознавать, что ему преподнесет жизнь после прочтения Заклинания. Фактически, в мыслях он должен уже полностью пережить хотя бы основные моменты после произнесения волшебных фраз. Если колдун постарался и в деталях продумал изменение мира после произнесения Заклинания, шансы на успех у него невероятно высоки.

Понимание часто путают с Воображением, которое есть далеко не у каждого жителя Королевства[1]. Суть этого вида топлива в том, что колдун создает в своей голове самые необычные и фантастические варианты развития событий, тем самым предлагая Миру выбор. Конечно, результат в этом случае может быть абсолютно неожиданным, но колдуны с воображением такое любят.

Есть еще Желание, один из самых сильных компонентов заклинания. Если колдун всей душой хочет, чтобы заклинание удалось или чтобы что-то случилось, сила влечения его сердца может позволить обойтись и без Формы, и без Понимания. Но для этого требуется сильный дух и некоторая доля наивности. Опытные волшебники предпочитают с Желанием не связываться, ведь если вы сосредоточитесь на чем-то не том, результат колдовства будет неприятным. Об этом компоненте знают далеко не все, а уж использовать решаются и вовсе единицы. Разумеется, все без исключения мэтры Малефиса знают теоретическую часть. Конечно же, студентам о ней сообщается на самом последнем курсе и как бы между делом, стараясь не привлекать особого внимания к почти запретному виду магического топлива.

Результаты экспериментов с желаниями сложно ликвидировать. Они же наносят наибольший урон устройству мира. Просто представьте, что в один момент чье-то желание вдруг оказывается важнее вашего. Всем приходится упорно идти к целям, а один человек просто закрывает глаза и – раз!

Как-то не очень справедливо, верно? Как-будто вы становитесь на минуту не самым любимым ребенком в огромной семье. И все видят, кому достается вся материнская ласка и нежность. Да, такого врагу не пожелаешь. И я совершенно точно не знаю, что в этой ситуации хуже: быть тем самым любимчиком, которого вдруг возненавидело все семейство, или же оказаться в числе второстепенных.

Поэтому в Королевстве все жили примерно одинаково неплохо. Из общей массы выделялся лишь де Мар, но его феноменальная удачливость не вызывала зависти, он была не слишком яркой, но и не позволяла роду опускаться ниже по уровню благосостояния.

В этом маленьком мире и крестьянин, и король засыпали примерно одинаково удовлетворенные своей жизнью, имея небольшие и решаемые проблемы. Конечно, крестьянина кусали клопы, а короля пытались зарезать доблестные представители гильдии Убийц… Но ведь каждому дается идеальный баланс. С тех пор, как человек занимает предназначенное ему место, он получает от Судьбы идеально сбалансированную диету из, простите, говна и шоколада. Не всегда можно одним взглядом отличить, что именно будет твоим обедом сегодня, но определенная уверенность в том, что и того, и другого в жизни будет равное количество, присутствовала у всех. В этом была своеобразная прелесть работы идеального механизма сказки: если ты не ешь с золотого блюда перепелок в меду, то и цианистый калий не попадется тебе как приправа. 

Желания же могли нарушить этот баланс. Человек не получает большого количества проблем, не мучается от тягот жизни в должной мере, но получает награду. Иногда он ее даже не заслуживает.

Что плохого в том, чтобы Желание сбылось? И правда еще не поняли? Это нечестно.

Ну вот представим следующую ситуацию. Иванушка-дурачок, только что посеявший в поле свою шапку, но при этом не сумевший засеять его семенами, возжелал себе новый головной убор. Он Бедняк и Шут по своей сути, но такой расклад ему не нравится, и он хочет стать Королем. Он собирает всю силу своей мечты в кулак и заказывает себе у Судьбы корону. Та предоставляет ему шапку юного тирана, удивленная подобной наглостью, и с интересом смотрит, что будет дальше.

Человек, не мозоливший себе самое мягкое место о жесткий трон, никогда не умевший считать до 20 и скорее рисовавший, чем писавший свое имя, разрушит любую империю в два счета. На счет раз он прикажет перекрасить дворец в розовый и купить сервиз из чистого золота. На счет два он развяжет войну с соседом. А потом это уже не Империя, это дурдом какой-то.

Королевствами правят Короли, Дурками – Дураки, а Цирками – Клоуны. Кто стоит во главе, тот и задает тон всему собранию.

***

Если заклинание не удалось, то и книга не особенно полезная. Логичный же вывод?

Но как так получилось? Мэтр Тэт был изрядно озадачен.

Дело в том, что любой волшебник хорошо чувствует изменения мира, так как ему дозволено работать с топливом и преобразовывать его. Если ты можешь менять Реальность, ты должен ее, как минимум, понимать. Другими словами, волшебники знали о мире если не все, то многое. В качестве обряда посвящения в маги или волшебники, нужно было настроить крепкую связь «человек»-«вселенная».

Как только студент начинал чувствовать мир, он становился мэтром, и ему было дозволено курить трубку и покровительственно смотреть на всех, кто не мог носить мантию, то есть на обычных людей и спотыкающихся из-за нее на каждом шагу студентов.

У Филиппа Тэта чутье было превосходным. Никто в Малефисе не мог похвастать настолько крепкой связью с миром. Он понимал, что что-то изменилось, но его навыков не хватало, чтобы отыскать новый узел. Он немедленно отправился к своим коллегам-преподавателям, чтобы спросить у них совета, ведь Филипп не стеснялся признавать свое незнание. Любой другой на его месте с высокомерным видом сказал бы, что проблема в Форме заклинания. А он направился искать другого специалиста, более мудрого или опытного. Но он был лучшим из лучших, и мэтры не смогли ему помочь. Наоборот, они попытались доказать ему, что мир остался прежним, ведь для них так оно и было.

Филипп Тэт никогда не опускал руки! Даже когда у него чесалась коленка.

Но в этот раз он решил немного отложить прорывы в другие миры и призвание всякой дьявольщины и заняться действительно важными делами. Например, оттереть пентаграмму с пола и очистить стол и пол от воска. Как это обычно бывает, сразу нашлась куча куда более приятных дел. Например, попугать новобранцев в чаще. А потом ему захотелось напустить демоверсию ведьминого студня на общежитие для студентов. В общем, лаборатория закрыла свою обитую железом дверь и отправилась на покой. Вся Малефис вздохнула с облегчением, не обнаружив с утра чертей, малюющих на стенах непотребства. Завхоз даже не выпил самогон. Отложил заначку до лучших времен.

Вот так вся Академия пропустила момент, когда Судьба свернула не туда, а полотно Мира начало стремительно менять узор. Вы можете не заметить, как песчинка попадет в механизм часов. Возможно, они даже сломаются не сразу. Но с того момента, как песчинка упала в шестеренки, будущее часов решено. Они сломаются. Рано или поздно. Конечно, песчинка может исчезнуть, и разрушения системы не произойдет. Но так ведь не бывает, не правда ли?

Миель

Я лежала на траве и смотрела на красивое голубое небо с ленивыми барашками облаков.

Вокруг меня колыхалось травяное море. Ветер укутывал меня в терпкие запахи цветов, леса, солнечные и горячие ароматы природы.

Кожу щекотали травинки. Земля приятно холодила тело через рубашку. На лице плясали солнечные зайчики, пробегающие сквозь листву дуба, под которым я разлеглась. 

Было хорошо.

Я так давно родился,

Что слышу иногда

Как надо мной проходит

Студеная вода[2].

На секунду мне показалось, если я останусь лежать на этой поляне, ветер вплетет колосья и цветы в мои волосы, растения оплетут мое тело, а глаза разучатся видеть. Я стану частью этого леса. Может, это не такой уж и плохой исход?

Я не хотела покидать это место и не знала, зачем мне вставать и уходить из травяного моря куда-то еще. Но мне не давало покоя одно: почему мне так… все равно?

Будто я была готова раствориться в воздухе, исчезнуть под покрывалом цветов.

Будто я была никем.

Будто мне было все равно, существую я или нет.

Будто нерадивый создатель забыл создать место для меня.

Будто для меня места и не было.

- Нет места? – хмыкнула я. - Значит, создадим.

И встала, готовая покорять мир и двигать горы. Мимо головы тут же просвистела стрела. Философия философией, но у нас тут приключения и авантюризм. Видимо, разбойники-крестьяне все еще хотят меня прикопать под ближайшим холмиком.

Укрыть покрывалом из цветов и растворить в породе, так сказать.

Размышлять мне было некогда, ведь мне абсолютно точно не хотелось умирать не по своей воле. Вот если я сама решу – а я точно не решу – тогда ладно. А пока ничего не ладно!

В общем, я снова кинулась бежать.

Знаете, чем плох бег по лесу? Своим внезапным окончанием. Вот ты летишь, петляя зайцем. Скачешь по кочкам, как лягушка, которая не царевна ни разу. Перелетаешь поваленные деревья, как трепетная лань со стрелой в ж… жизненно важном месте! Потом вылетаешь на какую-то звериную тропу, оглядываешься на погоню, не притормаживая ни на секунду. Вроде бы все не так уж плохо и у тебя есть все шансы уйти! И тут ты поворачиваешь голову обратно, готовясь к гиперпрыжку через кусты на свободу.

А там не просто кусты. Там кусты, за которыми поваленная березка. Чей ствол как раз на уровне твоего лба. Глухой бумс. Поздравляем, ваша тренировка по легкой атлетике на сегодня закончилась. Время медитации.

Говоря простым человеческим языком, от такого столкновения я ошалела и какое-то время лежала на земле, моргая и пытаясь осознать произошедшее. Потом я резко подскочила, от чего в моих глазах потемнело, а разум ушел баиньки. Свет померк.

Кина не будет.

Когда я в следующий раз смогла открыть глаза, на моих руках уже были новенькие браслеты, такие же на ногах. Красиво, конечно, вот только кандалы не всем подходят по стилю. В общем, меня уже связали и закинули на плечо самому рослому мужику. К голове прилила кровь, отчего мне стало только хуже. Во рту был противный привкус. Живот бунтовал. Если бы я что-то съела, меня бы давно стошнило. Ну а пока я просто висела на чьем-то плече и страдала. Судя по всему, меня уже почти доставили до места назначения.

Я попыталась приподняться, чтобы снизить давление на мою бедную черепную коробку, которая грозила расколоться от такого напряжения. Извернуться на чьем-то плече было нелегко, но я наконец хоть немного облегчила неприятные ощущения от висения вниз головой.

Кто-то заметил мой маневр и несущий тут же слегка подкинул меня. Приземление животом на железный наплечник было болезненным. Раздались крики.

- Конрад, мы принесли тебе ведьму! – пробасил несущий меня громила.

Как-то быстро я из обычной девчонки стала ведьмой. Но ведьм же уважают, нет? Травки, лекарства, гадания?

- Это мальчишка… - начал было кто-то за моей спиной, но тут же запнулся, - Черт бы меня подрал! Это ж баба!

Ну никакого уважения к женскому полу! Какая я вам баба? Где вы видите коромысло или мотыгу? Я – девушка!

- Тупой мужлан, - прошипела я максимально тихо.

Нет, я не трусливая. В другой ситуации я бы не преминула сказать это обидчику в лицо. Но сейчас у обидчиков был численный перевес, а мои руки были скованные. У меня не было шансов против этой толпы. Будем честны, против такого сборища идиотов с металлоломом ни у кого шансов нет.

- Ведьма! – дружный выдох людей, которых я пока не могла видеть.

- Братья! – начал Конрад гулким, громким и четким голосом опытного оратора, - Сегодня мы наконец избавимся от несчастья, постигшего нашу деревню!

Толпа радостно загалдела, делясь впечатлением от доброго предзнаменования в виде моей задницы на плече бугая.

- Наши поля разоряла чудовищная тварь! – продолжал мужик, все больше воодушевляясь.

«Ну давай, скажи им!» - подумала я, - «Вот наша тварь, засуха, видимо, ее вина. Убьем и посмотрим, чем дело кончится.»

- Но сегодня! - сделал паузу Конрад, пытаясь довести внушительность до максимума, - Мы искореним зло!

«Вот честное слово, лучше б тупость свою искоренили,» - вздохнула я мысленно.

На этих словах бугай попросту сбросил мен на землю и принялся хлопать в ладоши, бренча своими самодельными доспехами и оружием. Толпа тоже аплодировала.

Я упала как куль с сельскохозяйственным традиционным удобрением. Все тело затекло, ноги кололи тысячи игл, вызывая почти боль. Я не сразу смогла сесть, и какое-то время просто лежала в пыли, глотая воздух полной грудью. Когда темные точки прекратили мельтешить перед глазами, я неловко оттолкнулась и смогла сесть. Все это время толпа ревела что-то неразборчивое. Когда я села, в меня швырнули чем-то органическим. Конрад продолжал:

- Мы вели благочестивую и праведную жизнь! До рокового дня мы были чисты разумом и помыслами! Но нам было послано испытание! Чтобы мы доказали нашу веру и праведность!

«По вам заметно, все заповеди соблюдаете! Особенно «не умертви ближнего своего» и «не имай добра чужого»,» - фыркнула я, окидывая взглядом почти бандитские рожи моих давних знакомых. Но Конраду на такое очевидное упущение указать не решился никто.

 Толпа немного неловко переминалась, но многие слушали Конрада с тем же воодушевлением.

Я грустно посмотрела на стремительно сужающийся круг. Конрад стоял ближе всех ко мне и продолжал вещать о провидении и так далее. Он был невысоким, до крайности худым. Один его глаз не видел ничего, левую сторону лица пересекал уродливый шрам. На руках можно было заметить следы ожогов. На сером лице резко выделялись впавшие щеки и глубоко посаженные глаза, белел шрам, напоминающий огромного червя. Одет он был в какую-то старую пыльную хламиду, вроде бы плащ. Вероятно, это был плащ военного когда-то. Сейчас же вещь была заношена до неузнаваемости.

- Братья и сестры! – разорялся этот худой дядька, - Мы спасем наши жизни лишь искоренив зло! Не дадим плевелам прорасти в наших сердцах!

Публика согласно загудела. «Мой» бугай даже начал усиленно кивать. Потом была скучная часть собрания. Точнее, я её не смогла хорошо запомнить. Внезапно местный авторитет в делах божественных заорал, что я зло. Толпа, конечно, не стала ничего уточнять. А вот у меня вопросы появились. Почему я ведьма? Какое плохое зло я успела им сделать? Как насчет суда? Можно ли оспорить решение Конрада? Какие вообще у него есть аргументы, доказательства и факты?

Но все это было интересно только мне. Остальные жаждали пройти испытание богов, уничтожив зло, то есть меня. Сначала в ход пошли гнилые овощи, затем полетели камни, а уж потом толпе пришла в голову светлая мысли втоптать меня в землю.

Вот тут я должна сказать этому Конраду спасибо. Видимо, ему очень хотелось низвергнуть меня в ад самому. Поэтому он остановил толпу, что потребовало определенных усилий. Наконец люди более или менее успокоились. Некоторые все еще продолжали кидать в меня разными объектами. В любом случае, убивать меня собирались не сейчас, а это уже неплохо.

Паства Конрада Застирано-серого отвела меня в местный аналог темницы. Разумеется, камеры делали из подручных материалов. В качестве места заточения товарищи крестьяне, Альерский волк им всем товарищ, избрали чей-то полупустой погреб. Меня просто скинули вниз, проигнорировав лестницу и гуманизм.

В который раз за этот день я упала, ударившись всем телом о земляной холодный пол. Света в нем не было, лучину мне не предлагали, еды не дали. В общем, одну звезду из пяти этой темнице. За что?

Когда мои глаза привыкли к темноте, а я уж закончила жалеть себя и стенать, началась разведывательная операция «Миель ничего не ель». Ведь если это погреб, здесь должны хранить всякие соленья, коренья и так далее. Помимо шаткой деревянной лестницы в моей каморке обнаружился изрядно подгнивший набор полок под законсервированные фрукты и овощи, а также закуток для картофеля, в котором сейчас оставались только старые плоды с кучей глазков. Меня этот ворох сомнительной еды не привлек. На полках я нашла банку с огурцами неизвестно какого года. В одном из углов я смогла отыскать заначку с перваком. Так как выбора у меня особенно не было, я шваркнула банку огурцов об одну из полок. Та решила, что с нее хватит такой жизни, и обвалилась. Я испуганно замерла, ожидая появления разгневанных крестьян. Но они были заняты более важными делами, поэтому шума из «камеры» единственной пленницы не заметили.

Я кое-как осмотрела колодки. Замок на них был явно не слишком надежным. Я немного повозилась и смогла снять с уставших рук деревянное произведение крестьянского искусства. Потом, с помощью окаменевшей картошки, найденной в ворохе мягких и противных корнеплодов, я с трудом освободила свои ноги. Затем я начала есть огурцы из банки. Часть из них упала на пол еще на моменте открывания. Поэтому трапеза была не сильно сытной и еще менее приятной. На горестях я решила запить этот завтрак, обед и ужин в одной банке мутной жидкостью, которую ранее идентифицировала как первак, подобравшись максимально близко к щели в «двери». На вкус она была не менее отвратительна, чем на вид. С первого же глотка она вышибла из меня сначала дух, потом слезы, а затем и желание жить. В конце, глотке на пятом, она подарила мне горящее нутро и желание убивать.

- Воистину напиток горцев! На грибах его варили, что ли?

Вселенная проигнорировала этот вопрос, как и многие другие до него. Наверное, иногда нам вовсе не нужно знать ответы. Иначе почему некоторые вещи так сложно понять?

Когда я уже готовилась идти на штурм, дверца погреба распахнулась. Были слышны непереводимые идиомы и крики женщин. В погреб приземлился человек. Он грохнулся о землю так, будто был свинцовой бочкой, наполненной титановыми шариками.

Крышка за человеком тут же захлопнулась. Послышались шаги уходящих крестьян. Судя по всему, на улице снова вещал Конрад. О спасении, о проклятиях, об испытаниях и о повальной праведности честных обитателей этой чертовой деревеньки.

Мой сокамерник глухо застонал. Я не стала к нему подходить и вообще налаживать контакт. У меня есть дела поинтереснее! Например, обмыть огурец с пола этим пойлом и съесть. Голод не тетка, в лобик не поцелует. Он действует сразу и наверняка. Заточку в почку – и вертись, как знаешь. На этой мысли мой живот снова басовито заурчал, жалуясь миру на свою тяжкую и пустую жизнь.

Богатый внутренний мир у меня, однако.

Человек на полу, судя по всему, поднял голову. Видеть меня он не мог: глаза не успели бы привыкнуть к мраку погреба. Тем не менее, мне казалось, что взгляд направлен на меня. Я поежилась от волнения. Все же этот свинцовый бочонок мог солидно испортить мне последние часы жизни.

Хотя, погодите-ка! Всегда можно начать давать отпор! Ну и что, что нет оружия! Есть местная сивуха и упавшая полка. С этим и буду воевать. Если даже и не выберусь, покажу этому миру, что меня не так уж и легко отправить на вечный покой!

Человек снова пошевелился, усаживаясь на пол. Если судить по очертаниям, он сел как раз напротив меня. Нас разделяла пара метров. Косой луч из щели сверху падал в темноту, подсвечивая редкие пылинки, но не разгоняя мрак. Мы сидели, не шевелясь. Прошла минута. Мой сокамерник снова пошевелился и откашлялся.

- Кто здесь? – спросил он, заметно хрипя.

Судя по всему, его тоже отнесли к подгруппе «зло» и решили сжечь, а перед этим хорошенько намяли бока. Я поправила рубашку на себе, вытерла о штаны руки в рассоле и сообщила:

- Я, кхм… – от долгого молчания мое горло тоже отказывалось выдавать нормальную речь и предпочитало хрипы, кашель и сипение.

Человек хмыкнул. Я еще раз кашлянула и притянула к себе ноги, зябко потирая плечи. Снова воцарилось молчание. Было слышно, как шумят люди на улице.

- Они нас сожгут, – решил оповестить меня новый постоялец однозвездочного отеля для смертников.

- Мне сообщили, - довольно резко ответила я.

- Меня сожгут, потому что я разбойник, мошенник, убийца, вор и горец.

- Богатый послужной список. А я ведьма по их словам. Вот только я ничего о себе не помню, - пожаловалась я.

- Наверное, тебя здорово головой приложили, - выдвинул свой вариант развития событий горец.

- Наверное, ты не особенно хорош в своих профессиях, раз уж тебя сожгут вместе со мной.

Горец обиженно замолчал. Потом он начал стягивать с себя верхнюю одежду. После какого-то огромного темного пятна он принялся за нечто звякающее и поблескивающее даже в темноте.

- Кольчугу зачем снимать? – лениво поинтересовалась я.

 Конечно, мне было не особенно интересно, чем он там занимается, но в этом погребе из развлечений был только он да первак. И первак мне уже надоел.

- На костре быстро накалится, - ответил он мне.

- А зовут-то тебя как, горец?

- Никак.

- Ну ладно, Никак. Как тебя поймали?

Видимо, мой вопрос задел его за живое, потому что к усталому сопению добавились гневные нотки. Сначала я подумала, что ответа я не получу, но вскоре кольчуга брякнулась на пол. Он остервенело почесал свой бок. Потом посидел еще немного молча, периодически фыркая. Что-то решив, господин Никак швырнул в меня темным пятном, стянутым в начале. Это было подобие куртки, из плотной шерстяной ткани. Сначала я хотела швырнуть его обратно, но поняла, что слишком замерзла в этом подземелье.

Все же мне пришлось сидеть тут несколько часов, а то и больше. Брезгливость не имела смысла – я уже обвалялась в лесной грязи, сельской пыли, а потом еще добавила нотки рассола и первака. Так что потный чужой элемент гардероба мне уже ничего не испортит. Замерзшими руками я кое-как разобралась в верхней одежде горца и натянула ее на себя. У куртки даже был капюшон, который я сразу натянула. Чтобы сделать обмен честным, я протянула горцу бутыль первака и пару огурцов с пола.

Он тоскливо поскрипел грязью с огурцов на зубах. Глотнул пойла. Чуть веселее захрумкал вторым огурцом. Судя по всему, для него жизнь налаживалась.

Для меня положение оставалось все таким же плачевным. Да, куртка помогла немного согреться, да и жидкость для разогрева работала на ура.

Но мне предстояло идти на костер. Не на пикничок, где друзья разводят огонь, чтобы пожарить мясо. Мне самой предстояло стать шашлыком для ворон и стервятников всяких. Чтобы какие-то идиоты смогли пройти испытание и доказать свою праведность.

- Ну так как они тебя поймали? – снова начала я расспрашивать сокамерника.

Он молчал и булькал жидкостью из бутылки.

- Слушай, - продолжила я, - на здесь еще сидеть. Я тут уже довольно долго. Уж поверь, развлечений тут никаких. А через какое-то время нас будут убивать. Медленно и мучительно. Уверен, что не хочешь поделиться своей историей? Потому что я, судя по всему, твой последний слушатель.

Мне казалось, что он снова проигнорировал меня. Я уже успела встать с пола и начать возиться с полкой, когда он начал свой рассказ.

 - Я был в лесу с товарищами. Мы охотились. Но не на зверя, - тут я обернулась и постаралась показать ему, что жду пояснений, - на… В общем, в Альере, как и в Чаще, полно всякой… мерзости.

Как ни странно, я прекрасно понимала, о чем он говорит. Вероятно, ранее я была знакома с этими локациями. У меня амнезия распространялась исключительно на личные воспоминания. Например, я бы не могла уверенно сказать, что была хоть раз в Альерских горах, но точно знала расположение деревень горцев. Я точно никогда не училась в Малефисе (иначе была бы магом), но знала, как туда дойти. Было странно досконально помнить карты и знать факты о разных вещах, но при этом не быть уверенной, что меня зовут Миель.

- Наша банда давно выслеживала эту скотину, - продолжал сокамерник, - и мы почти загнали его. Но закончились припасы. Я решил сам зайти в село, купить провизию. Кто мог знать!..

Он с досадой хлопнул рукой по полу. Какое-то время он молчал. Я ковырялась в полке.

- Я пришел сюда, - со вздохом, но уже спокойно, проговорил мой собеседник, - не зная, что тут эти фанатики пустили корни. И деревенька-то большая! Попытался сбежать, но… у меня даже коня нет.

- На себе провиант волочь собрался что ли? – удивленно спросила я, нащупывая что-то железное и пытаясь это выковырнуть.

- В селах есть ослы или лошади на продажу, - как неразумному ребенку пояснил горец, - а денег у меня много. Было.

Я понимающе покивала. Моя кружка давно потерялась, а кожаный браслет с железной вставкой никому не приглянулся. Если быть совсем уж честной, мне он тоже не особенно нравился. На произведение ювелирного искусства он точно не тянул. Максимум, поделка ребенка. Но это единственное, что выделялось в моем наряде. Обычная рубаха, простые штаны, неплохой корсет да кружка…

Набор не впечатлял.

- Как тебя зовут? – спросил горец.

- Пока что меня звали только ведьмой.

Нет, я бы рада сообщить ему что-то о себе, но не помню ведь. Скажу, что Миель, а на самом деле это торговая марка кузнецов-энтузиастов.

- Здесь жила? – уточнил сокамерник, скорее от скуки, нежели действительно стремясь узнать мою биографию.

- Нет, - подумав, ответила я, - никто в толпе меня не узнал. Значит, я для них пришлая. Я и саму деревню толком не разглядела. Была без сознания.

- Я до кабака дойти успел, - сообщил Никак и, судя по звуку, почесался, - костер будет в центре. Домов порядочно. Даже улица не одна.

- Значит, нам не прорваться даже при дьявольском везении?

- Нет.

Я вытащила еще один гвоздь, лишь чудом не обломав себе все ногти. Один я протянула новому знакомому. Тот повертел железо в руках и хохотнул. Я решила не обращать на такое неуважение к моему кропотливому труду ни малейшего внимания.

- Идиот, - резюмировала я и попробовала гвоздь на остроту.

Подушечка пальца даже после нажатия не обзавелась новой ранкой. Я с досадой хлопнула рукой по полу.

- Идиотка, - вернул мне комплимент горец.

На том мы и остановили наше общение.

Через какое-то время сверху снова послышались шаги. Дверь в погреб распахнулась и сверху упало какое-то тряпье. Дверь с грохотом опустилась, а потом раздался скрип. Это наши тюремщики что-то передвинули на крышку. Судя по пыхтению, нам не стоило и пытаться выбраться.

Горец кивнул на тряпье. Мол, бери, мне это не нужно. Я порядочно замерзла, даже с курткой сокамерника. Конечно, желание захапать все себе было велико, но что-то внутри не давало мне так поступить. Да, я этому грубияну ничего не должна, но и он мог не кидать мне свою куртку.

- Слушай, Никак, - на этой части мой спутник явно усомнился в моей интеллекте, - ты ведь тоже должен мерзнуть. И вообще! Вместе теплее.

Последнее я говорила уже совсем тихо, зарывшись поглубже в углу с полками. Сокамерник замер на какое-то время. Потом подполз к лестнице и начал разбирать тряпье.

- Тут есть хлеб, - сообщил он, - но черствый. - Будешь, ведьма?

- Спрашиваешь! – радостно откликнулась я, а мой желудок оживленно заворчал.

Судя по всему, сокамерник посмеивался про себя над моей реакцией, но мне-то что? Главное – еда!

Поэтому я шустро переместилась к лестнице, уже совершенно не нервничая из-за присутствия горца. Мой знакомый тут же протянул мне буханку в руки. Света из щели больше не было, а в погребе почти ничего не было видно. Но очертания я еще могла различать, поэтому схватила хлеб сразу.

После второго укуса я вспомнила, что не уточнила один момент.

- Ты себе-то отломил? – подозрительно спросила я, уже начиная разламывать черствый хлеб.

- Тут две было, - совершенно спокойно ответил сокамерник, ощупывая кучу.

- И где вторая?

- Съел.

- Не ври. Не было ее.

- Вот еще. Буду я тебе врать! – фыркнул горец.

Я вздохнула. Хлеба было не особенно много. А завтра я умру.

Я могу умереть сытой.

Но зачем? Какая-то паршивая последняя трапеза получается.

- На! – сунула я ему в руки кусок побольше, - Не одной же мне давиться этой гадостью!

Он вздохнул и попытался отмахнуться. Я настаивала и в итоге жевали черствый хлеб мы вдвоем.

- Невкусно, - поделился впечатлениями горец.

- Отвратительно, - со вздохом подтвердила я.

Живот поддержал беседу своим обиженным бурчанием. Я покраснела, самую малость.

Потом мы разобрали тряпки пополам. Это были одеяла и пара рваных пледов. Я сначала попыталась постелить дерюжку на землю, а укрыться одеялом, но горец меня остановил.

- Простынешь! – строго выговорил мне он и положил два одеяла почти полностью друг на друга.

Я не выдержала и расхохоталась. Простынешь! Меня сожгут на костре как ведьму. Я умру, не зная даже своего имени. Я умру, и никто не будет рыдать по мне. Я умру, и никто даже не узнает. Не заметит.

Должна же у меня быть семья? Отец. Мать. Кто-то должен был привести меня в этот мир! Должны быть друзья. Или враги. Просто знакомые, в конце концов. Мне было одиноко. Наверняка горец вспоминал сейчас дом, любимую, детей, быть может. А мне некого было вспоминать. У меня не было даже… себя?

Моя истерика почти сразу оборвалась. Я поняла, что веду себя глупо. Не могла дать горцу или кому-то еще повода думать, что я испугалась, что я слабая, что я струсила, что я сдалась. Ну уж нет! Даже если мне будет больно, этим праведникам я шоу устраивать не буду. Какое зрелище они бы не хотели получить, его у них не будет. В конце концов я улеглась на свой край одеяла, плечом к плечу с горцем.

- Как думаешь, как мы можем подпортить им жизнь в нашем положении? – тихо спросила я.

- Ну… - призадумался он и поправил рваный плед, - ты можешь отказаться вылезать из погреба.

Я фыркнула. План был плох с любой стороны. Тут нет еды, туалета, воды, тепла. Ну останусь я здесь. Даже если бугай не захочет спуститься и вытащить меня силком. Но дальше что? Умереть от голода под землей? «Заберись в труднодоступное место, откуда твой труп будет тяжело выковырять, и воняй,» - предложила себе я. Энтузиазма предложение не вызвало.

- Можешь громко их проклинать, - предложил другой вариант горец, - они же уверены, что ты ведьма. Потом пару веков все плохое, что будет происходить, свяжут с твоими проклятиями.

Этот план был лучше. Гораздо продуктивнее. Был возможный эффект. Более того, я бы предпочла умереть, крича от ярости, а не от боли. Для меня было важно показать силу духа. Наверное, я хотела отложиться в памяти людей как…

Я понимала, что все это не очень и важно. Но когда знаешь, что уже совсем скоро умрешь, логичные мысли в голову заходить отказываются. Долго я не могла уснуть. Сначала меня мучала идея одиночества, потом я стала жалеть себя, такую молодую и, скорее всего, красивую (да-да, я не могла представить мысленно свое лицо, то есть не помнила даже свою внешность и возраст), после этого наступило время кровожадности «вот я умру, и все вы пожалеете!», ну а затем я провалилась в сон.

Утро настало внезапно. Я проснулась от холода и дрожи. Оказывается, во сне я подкатилась поближе к новому знакомому и почти стащила оба пледа на себя. Горец не спал. Я могла видеть теперь очертания его лица и открытые глаза.

Я поднялась и принялась согреваться всеми доступными способами. Сначала растерла руки и ноги. Потом попрыгала, походила. Размяла затекшие мышцы. Потом снова села на уже свернутые в рулон одеяла, уже совершенно не стесняясь горца.

- Не спал?

- Вздремнул.

- Есть у нас шансы на побег?

Он поморщился. Видимо, всю ночь просчитывал варианты.

- Даже я не смогу положить больше шести человек. А нападать они будут всей гурьбой. Численный перевес у них нешуточный.

- Нет?..

- Нет.

После этого короткого диалога горец сгорбился. Я тоже заметно пала духом и больше не пыталась что-то спрашивать. Наше время истекало.

Последняя трапеза была не очень. Последний сон был не очень. Надеюсь, хоть казнь они не смогут запороть.

Мы сидели молча какое-то время. Судя по очень тусклому свету в щель, начинался новый день. Последний день для нас. Меня слегка потряхивало. Я начала крутить браслет на своем запястье, обводя пальцем гравировку. Горец барабанил пальцами по своей коленке.

- Как тебя зовут? – прервал он наше скорбное молчание.

- Не знаю, - прошелестела я.

- Брось! – вспылил горец, - Не знаю, зачем тебе притворяться! Но кому я могу сказать твое имя? Нас… Нас сожгут. Уже скоро. Хочешь умереть неизвестной – пожалуйста. А вот…

- Я не знаю! – заорала я, - Я очнулась в лесу! С одной кружкой, не пойми где! Я даже не помню, как меня зовут! Как я выгляжу! Сирота ли я!

В конце мое горло схватило спазмом, и я все же всхлипнула. Но тут же стерла противную влагу с щек и посмотрела наверх, не давая новым слезам пролиться. В погребе не было видно почти ничего, и в кои-то веки мне это нравилось. Сломаться в такой момент? Да ни за что! Идем до конца.

Горец сунул мне в руки бутыль, и я сделала один большой глоток этой огненной воды.

- Меня могли звать Миель, - сказала я, успокоившись, - Это на браслете было выгравировано. Миель. Пусть мое имя будет Миель.

- А меня зовут Калле, - сказал горец, - И я рад, что я знаком с тобой.

«Было б чему радоваться,» - подумала я.

Впрочем, если он считает это важным, кто я такая, чтобы лишать его этой иллюзии. Хотя можно было понять эмоции бывшего разбойника. Оказаться в этом погребе и коротать ночь в гордом одиночестве было бы совершенно невыносимо.

Мы еще немного посидели, привалившись к стене, плечом к плечу, храня молчание. Оно было скорее спокойным, нежели обреченно-горьким. Да, пришлось смириться с тем, что ничего сделать мы не могли. Но никто не смог бы нас обвинить в этом бездействии.

Многие говорят, что выход есть всегда. Но я бы ни за что не согласилась с таким. Обстоятельства бывают выше человека, а Судьба иногда настойчива в своем желании отправить человека на дно.

Может, она делает это с какой-то целью? Чтобы он мог достигнуть дна, оттолкнуться и полететь?

Но у Судьбы не спросишь. Она не ответит. У нее свои мысли по поводу узора наших жизней. Тем более, ее никто никогда не видел.

Пока я думала о Судьбе, которая предложила мне и Калле такое будущее, наверху распахнулась дверь. Потом мы услышали топот сапог. Скрип передвигаемого предмета. Стук от падения дверцы погреба на пол. Я смотрела на Калле, он на меня. В темноте мы не видели ничего, но, когда свет попал в подвал, я могла рассмотреть сокамерника.

У него были темные глаза, но цвет разглядеть я не смогла. Все лицо покрывали веснушки, но совершенно не портили общего впечатления. Необычайно светлые волосы соломенного цвета были не слишком длинными, но прикрывали уши. На нем была зеленая рубаха, на которую одевалась кожаная безрукавка. На локтях я заметила наручи. В общем и целом, северянин. Экипировка, кольчуга, конопатость. Не соврал.

- Эй там! – закричали сверху, - На выход!

На губах у Калле появилась едва заметная грустная улыбка. Он встал первым. Прошел мимо брошенной кольчуги и буквально взлетел по лестнице. Сверху послышалась ругань. Видимо, тюремщики шарахнулись в стороны от рослого горца. Да, мне такая ловкость только снится.

Я тоже поднялась с пола и скинула куртку Калле. Гореть будет дольше, шерсть-то добротная. И вонять. И вообще…

Бросать ее в погребе я не стала, захватив с собой. Сверху орал Конрад, требуя, чтоб я вылезала, да побыстрее. Я на это только фыркнула. «Сам бы попробовал по этой гнилой конструкции вылезти, мерзкий хмырь!» - костерила его я, стараясь не опрокинуться на скрипящей и качающейся лестнице.

Наконец я достигла верхней ступени. Перед моим носом появилась рука. Наручи, зеленая рубашка. Я с благодарностью приняла помощь и Калле втащил меня наверх. Я предложила ему вернуть его темно-зеленую крутку, но он покачал головой. Я пожала плечами и кинула ее вниз. Стражники снова чертыхнулись. Я удивленно осмотрела комнату. Почему Калле не связали?

Оказалось, крестьяне решили не заморачиваться. Нас просто держали на прицеле пара человек. Калле показал глазами на одного стрелка и демонстративно закатил глаза. Мол, кучка дилетантов. Я хихикнула. Тоже мне, профессионал.

Но настроение немного поднялось. Судя по тому, как эти ребята держали оружие, стреляли они так же часто и хорошо, как я ела. Пару раз, и то не в счет.

Умирать от рук такой компании было… Неприятно. Ну ладно бы засада! Ловушка! Но попасться в руки этим недотепам из-за собственной невнимательности! Калле явно думал о том же. Конрад строго посмотрел на нас.

- Покайся! – завопил он, глядя на меня.

- Я сегодня еще не успела согрешить.

- Покайся! – воззвал он к горцу.

Калле просто проигнорировал местного фанатика, рассматривая закрытые ставни.

Конрад плюнул. Прямо на пол, никаких манер! Он вылетел из дома, а за ним вытолкали нас, с помощью мечей и угроз. На улице стоял народ. По обе стороны нашей аллеи славы. В руках у многих были помидоры, камни, грязь. Нас явно ждали. Солнце поднималось над крышами домов, освещая серый мир. Было еще прохладно. Я поежилась.

- Надо было взять куртку, - негромко сказал мне Калле.

- На костре согреюсь, - хохотнула я.

Если пару часов назад я готова была зарыдать от страха и отчаяния, то сейчас меня переполняла энергия. Мне было… весело? Хотелось всех бесить и громко хохотать, кричать проклятия и предсказывать конец света. Страх умер в моем сердце, а волнение дало огромный всплеск адреналина.

Калле это понимал, я знала. Он и сам вдруг ослепительно улыбнулся. Во всей этой толпе мы обладали самыми счастливыми лицами. Когда мы начали движение к большой куче хвороста, у которой Конрад снова что-то рассказывал своей пастве, народ растерялся. В нас начали кидать всякую дрянь только на середине пути. Те, кто проворонил свой момент в начале, тут же перебежал в позицию за нашими спинами и швырял снаряды оттуда. Калле взял меня за руку, и немного притормозил. Сначала я хотела поведать ему, что перед путешествием в Ад не надышишься, но потом поняла задумку. В нас попадали редко, будто ленились целиться. А вот нашему конвою прилетало чаще. В итоге крестьяне с оружием прикрикнули на зевак, и мы спокойно дошли до Конрада.

- Ловил бы, - с хохотом сказала я Калле, - там же помидоры были! Это наш завтрак!

- Эх! – с наигранной досадой отвечал горец, - А я и не понял! Вот это обслуживают у вас на постоялом дворе, уважаемые!

- С огоньком! – снова засмеялась я.

От нашего веселья селянам было неуютно, это чувствовалось. Разумеется! Когда ведешь кого-то к месту казни, ожидаешь слез и просьб о пощаде. Но никак не шуток!

Да, они были плоскими. Да, они звучали по-идиотски. Но это были наши последние часы в этом грешном мире. И мы не хотели тратить их на страдание.

Несколько ребят покрепче принялись привязывать нас к столбу посреди хвороста. Другие начали подтаскивать еще связки. Подсовывать пуки соломы и поливать это все какой-то горючей жидкостью.

Конрад начал произносить какой-то религиозный текст, но я не обращала на это внимания. Пусть себе разглагольствует. У меня тут потекли последние минуты. Наконец бугай и его команда отошли от нас и начали решать проблему с факелами и грудой хвороста.

Смерть на костре – одна из самых мучительных. Она никогда не бывает мгновенной.

- Главное, - негромко сказал Калле, - гореть будет плохо.

Я кивнула, но потом быстро спохватилась. Он был за моей спиной и не мог меня видеть.

- Думаю, все пойдет хорошо, - ответила я вслух, - погодка-то сегодня хорошая.

Толпа начала молиться вместе с Конрадом. Они больше не отвлекались на нас и забыли о несостыковках в образе беснующейся ведьмы и раскаявшегося убийцы.

Конрад же впал в экстаз. Он сам кинул факел. Внезапно стало жарко. Хворост под нами начал трещать, но языки пламени еще не появились. Повалил дым, скрывший нас от толпы.

- Это плохо, - сказала я, - хворост мокрый. Медленно горит.

- Нет, - ответил Калле, отчаянно кашляя, - мы можем не сгореть, а просто задохнуться.

По моей щеке скатилась слеза облегчения. Да, я храбрилась, но мне было страшно, пусть и где-то глубоко в душе. Как бы я не пыталась это скрыть, мысль о болезненной, мучительной, нестерпимо долгой смерти приводила меня в ужас.

Конрад и толпа орали молитвы. Наконец, они закончили читать официальную часть, обязательную форму казни. На доли секунды ветер разогнал дым и Конрад посмотрел мне прямо на меня. Его единственный видящий глаз налился ненавистью.

- Провались ты в ад, ведьма! – во всю мощь легких завопил он.

А дальше случилось сразу несколько вещей. В горло Конрада воткнулась стрела. Раздался странный звук и руки, привязанные к столбу, почувствовали, как путы ослабли. Потом и ноги обрели почти что свободу. А потом я скользнула вниз, прямо в хворост.

Я почти сразу кинула взгляд через плечо, заметив, как костер со стороны Калле гаснет, как по волшебству. Моя сторона еще не начала тухнуть. Поэтому в следующее мгновение языки огня лизнули мои сапоги. Я скользнула прямо в пасть пламени. Через мгновение я широко распахнула глаза от удивления.

Во-первых, я не чувствовала боли, только жар.

Во-вторых, я продолжала скользить вниз, хотя точно помнила, что под моими ногами на столбе было где-то полметра. То есть, я должна была уже столкнуться с землей. Но этого не произошло.

Калле что-то закричал. Кажется, это было мое имя. А потом я погрузилась в огонь с головой.

Глава вторая. Родила царица в ночь не то сына, не то дочь.

Бланшетт де Мар.

В жизни каждой благородной девицы наступает момент, когда ей пора стать чьим-то счастьем. Появляется прекрасный принц на коне, иногда даже на белом. У принца в зубах роза, на руках лютня, в глазах блеск. При этом не совсем ясно, блеск от любви, вина или это свет фонаря отражается?

А может, все вместе?

В общем, как настоящая леди, Бланшетт была готова к нашествию принцев. Она даже этого ждала. Нет, родители еще за три месяца до ее совершеннолетия получили сигнал о том, что она абсолютно свободна от любых предрассудков и собирается стать одинокой свободной волшебницей. Может даже магичкой. Информирование родственников сопровождалось битьем посуды, швырянием портретов разных виконтов в слуг (но слишком активное и меткое), и воплями о том, что она на это не соглашалась одним фактом своего рождения.

Миа де Мар отнеслась к буре философски.

- Хорошо, милая. Можешь идти в библиотеку и читать, но, когда приедет кандидат, будь столь любезна уделить ему внимание. Никто не заставляет тебя выходить замуж, но элементарной вежливости никто не отменял.

Граф де Мар тем временем глотал воздух, набирая в себя побольше. Он готовился к выплеску гнева. Судя по тому, как он старательно наполнял легкие, орать он планировал примерно минут десять без передышек.

Бланшетт вздернула острый носик и немного удивленно покосилась на мать. Она не ожидала, что ей так легко позволят отойти от правил. Она готовилась к жестокой бойне самых разных доводов. Репетировала гневный хлопок дверью на конюшне каждый день вот уже три недели. А тут ей даже нет причин злиться. Он взглянула на отца. Тот тоже стремительно терял запал, обескураженный словами жены.

Бланшетт неловко поправила платье и решительно затопала к выходу из зала. Можно было бы покинуть его совершенно спокойно, да и повода продолжать буянить не было, но леди де Мар не могла смириться с тем, что ей абсолютно все сойдет с рук.

Она тут, понимаете ли, бьется в истерике, показывает всю свою ярость, громит замок… а родители спокойно выслушали ее протест и разрешили поступить, как она сочтет нужным. Это особый момент для каждого ребенка, проверка на зрелость, можно сказать. Сможешь ли ты остановиться и перестать спорить, когда в этом нет смысла? Понимаешь ли ты, что необязательно затевать ссору?

Бланшетт хотела извиниться и объяснить, что… Но она слишком накрутила себя, слишком долго готовилась к защите своей точки зрения. В итоге леди де Мар не смогла взять себя в руки и решила удалиться, да еще и в том же гневном тоне, в котором вся эта громкая беседа начиналась. Слуги неспешно убирали осколки чайной чашки с пола, некоторые аккуратно подбирали картины. Бланшетт окинула нерешительным взглядом место конфликта и все же хлопнула дверью, исчезая в коридоре. Ну не зря же она тренировалась?

- Милая! – раздалось из-за двери.

- Что?! – несколько более резко, чем следовало, откликнулась Бланшетт.

- Не сутулься, - будничным тоном произнесла Миа де Мар.

Судя по слабому стуку спиц, она вернулась к вязанию. Как только графиня договорила, слуги продолжили греметь осколками. Бланшетт старательно затопала по коридору, с силой опуская каблуки на ворс ковров. Разумеется, толку от этого не было никакого, да и девушка быстро устала. Но это поспособствовало быстрому и окончательному успокоению. Теперь она чувствовала себя до крайности глупо.

Своим всплеском эмоций она лишний раз доказала свою незрелость, а, следовательно, неспособность нести ответственность за свои поступки. Как она может решать свою судьбу, если у нее не получается даже усмирить свой гнев, когда это необходимо?

Ворвавшись в свои покои, она судорожно пригладила волосы. Потом заметалась по спальне, меряя шагами расстояние от одного угла до другого. Затем она начала нервно теребить оборки на платье цвета пудры. В конце концов она случайно оторвала немного кружева и упала на кровать в слезах.

«Воспитанные леди так себя не ведут!» - думала она. – «Как я могла так поступить! Ведь мама учила меня… а теперь что? Кто вообще теперь захочет ко мне свататься после такого? Так и останусь старой девой!»

На какое-то время она даже забыла, чего именно хотела добиться этим скандалом. Если бы она могла спокойно и трезво оценить свои поступки, она бы осознала, что на самом деле ей просто страшно.

Боялась она как раз того, что никто не приедет, что все вспомнят, что леди из нее получилась не такая уж идеальная. На фоне Мии де Мар она смотрелась как неловкий и странный цыпленок, который не писал акварелью пасторали, вязал кривые шарфы и даже кулинария…

Да, леди никогда не идет на кухню, чтобы готовить. В перечне стереотипных хобби для юных аристократок кулинария стояла на самом последнем месте, криво нацарапанная там карандашом самой Бланшетт. Так как род де Мар был весьма уважаем, такое увлечение высший свет смог принять. Конечно, по началу это вызывало усмешки, но Рафаль быстро убедил всех сомневающихся, что его сестра самая благородная, благочинная и вообще она просто благо…

«Благо, что ушла,» - заканчивали еле слышно некоторые недоброжелатели, которым не нравилась лично юная девушка.

Ну а обвинять де Маров в дурных манерах было чревато. Сам Король уважал и любил этой семейство, отличая его среди всех остальных. А Рафаль был готов к дуэли каждую минуту своей жизни. Поговаривали, что у него пока нет невесты как раз потому, что единственная его возлюбленная – шпага.

Разумеется, с этим можно было поспорить. Бланшетт отлично знала, что Рафаль, хоть и состоит в Гвардии, часто бывает на балах как виконт де Мар. И что есть одно семейство, с которым у него наиболее теплые отношения. Знал и отец, что Рафаль наносит визиты многим родам, но в одном поместье он бывает чаще.

Да, скромная, вечно краснеющая Лили вон Дэвил не повела бы себя как Бланшетт! Вот уж кто точно был настоящей леди, вздрагивающей от любого шороха, никогда не отступающей от этикета ни на шаг. От таких мыслей девушка зарыдала еще горше.

Она подводит мать и отца своим неподобающим поведением. Рафаль уже давно стал завидной партией для любой аристократки. А она? Да кому нужна такая! Целыми днями то на кухне, то в библиотеке с романами. Совсем никуда не годится. Даже вышивать нормально у нее не получается.

Все вкривь и вкось. Все наперекосяк.

***

Тем временем в зале шел разговор. Рафаль заехал к родителям и сестре, поэтому в зале состоялся почти полный семейный совет. Когда Бланшетт сбежала в свою комнату, виконт как раз отводил своего коня в стойло.

Поэтому он пропустил гневные крики отца, которые, впрочем, были не особенно информативными.

Граф де Мар метался по залу также, как и его дочь в своих покоях. Графиня спокойно вязала, создавая мерный аккомпанемент тяжелым шагам своего супруга с помощью двух спиц и клубка шерсти.

- Да как она могла! – гневался Валёр.

Тук-тук. Шелест нити по полу.

- Вот так себя вести! – продолжал де Мар, громко топая ногой.

Тук. Шшшш.

- Это… - запнулся на миг граф, подбирая менее оскорбительную и более подходящую характеристику, - Недостойно!

Миа подняла на него взгляд и, тепло улыбнувшись, кивнула.

Валёр подавился воздухом.

- Любовь моя! – осуждающе воскликнул он, - Ты ей не сказала ни одного слова! На такое поведение! Наказание!

- Любовь моя, - тихо начала его супруга и он тут же остановился, внимательно слушая, - мы все были когда-то такими. Вспыльчивыми.

На последнем слове граф немного смутился, но тут же оправился.

- Но… - снова начал он.

 - Да, я знаю. Но она успокоится, и сама поймет, что эта выходка была лишней. Что не стоило кричать и топать ногами, даже если хотелось. Конечно, она не извинится, - продолжала Миа, поправляя клубок на своих коленях, - но ее будет мучать совесть. Поверь мне, моя любовь, она уже признала свою ошибку.

Граф стоял и хмурил брови. Перечить жене он не стал бы никогда, слишком любил ее и уважал. А его супруга никогда не пользовалась своим авторитетом. Решения принимал граф, графиня же могла дать совет. Чаще всего мудрая и спокойная Миа говорила верные вещи. Ни разу граф не прогадал, послушав ее. И сейчас граф хотел наказать свою дочь за такое поведение. Но он не станет этого делать. Тем более, скоро ее день совершеннолетия. Совсем немного и она будет взрослой. Теперь она может танцевать на балах до рассвета и уезжать в гости с одной лишь компаньонкой, а скоро вообще может уехать навсегда. Уехать замуж. А оттуда мало кто возвращается.

Идеальный мир не подразумевает существование разводов. Вы влюбляетесь и живете вечно счастливо. В крестьянских семьях существует даже профилактика разводов. Некоторые называют это домашним кулачным боем. Супруги выпускают пар и снова живут, довольные жизнью, до следующей пятницы.

***

Рафаль де Мар приехал к папеньке да маменьке в гости, собираясь рассказать одну весьма интересную историю. Все знали о его симпатии к хрупкому цветочку Лили фон Дэвил. Но не все знали, чем обусловлено такое внимание.

Вечно смущенная, откровенно боязливая девушка не из самой лучшей семьи вызывала… желание заботиться и оберегать.

Они познакомились на одном из балов, где Рафаль, тогда еще совсем юный гвардеец, впервые изменил своим принципам и все же пригласил девушку на танец. До этого он одинаково холодно и вежливо обращался со всеми, предпочитая стоять в кругу старых офицеров, обсуждая скакунов, гончих и прочие мужские аристократические радости жизни.

Но как-то раз виконт увидел её – такая милая, такая стеснительна, такая полуобморочная – и его сердце подтаяло. Ну как не помочь даме в беде? Он героически вытащил Лили из плена злых кумушек и обеспечил ей самый настоящий адский допрос, который проводился той же ночью всеми его воздыхательницами. Конечно, о таком окончании лучшего дня в жизни Лили он не знал, даже не догадывался. В его представлении все леди могут только падать в обмороки, многозначительно вздыхать и изредка говорить вежливые вещи вроде «спасибо» и «пожалуйста». Воистину, его мир бы пошатнулся, если бы он увидел, как милая Лили, хрупкий цветочек, с дьявольской усмешкой таскает за космы свою соперницу в будуаре, защищая свое право на первый танец с ним (как вы понимаете, Рафаль нарушил свой обет без-танцевания, и теперь был обязан уделать всем дамам приблизительно столько же внимания, сколько получала ангелочек Лили).

Юная леди в танце всегда смущенно краснела, еле прикасалась к его плечу, а как только танец заканчивался, быстро убирала свою ладошку из его руки. После этого она грациозно (и скромно, скромно!) кланялась и уплывала в облаках кружев к своим новым подругам.

Какая трепетная лань! Какие хрупкие и тонкие пальчики! Чуть сильнее сжать, и это прекрасное видение растворится, как сахар в чае, сломается, как хрустальная ваза от поцелуя стены.

Ага, как же.

Потом были скромные (больше скромности и смущения!) свидания в присутствии родственниц Лили, редкие визиты в Королевский сад в ее компании (ну и кумушки с ними, куда же без этого?).

Все уже спланировали свадьбу. Лили уже придумала платье, написала список блюд, приготовила милые пригласительные для всех важных и нужных гостей, на каждую обиду отвечала «На свадьбу не приглашу!». В голове у Лили уже было три ребенка, все ангелочки, рыженькие, как она, с черными умными глазками. Красавец муж всегда целовал её в щечку, прежде чем уйти по государственным делам, а вечером непременно рассказывал ей все подробности. И добавлял: «Ну какие государственные тайны от жены!»

Рафаль де Мар действительно легко делился с ней своими переживаниями. Подробно рассказывал об оружейных складах, а она, как полагается, охала и восхищалась мощью державы.

Лили фон Дэвил даже любила его. Умный юноша с пронзительными глазами, как и у отца. Заботливый до безобразия: весь дом ломился от всяких безделушек из ювелирных мастерских Ксара. В ее комнате можно было открывать цветочный магазин, и она бы жила безбедно не один год, просто сбывая букеты лилий («фи, какая банальщина», - писала она в письмах).

Да, красивая сказка о волшебной любви могла бы стать самой настоящей городской историей, частью чьей-то жизни. Но обычно реальность не дает сказкам вырываться со страниц книг и становиться чьей-то судьбой. Есть законы, и они должны быть соблюдены.

Однажды к Лили фон Дэвил в букете пришла очень интересная записка. Она не была пропитана парфюмом, не было и витых букв на плотной дорогой бумаге с вензелями.

Обычная серая бумажка в роскошном букете лилий гласила: «Ваши сообщники пойманы. Вы под домашним арестом.»

Внизу, размашистым и уверенным почерком, решительно и сильно: «Не ваш Рафаль де Мар.»

Лили осела прямо на пол, дочитав суровые строки. В обычное время ее подхватил бы милый, добрый и заботливый Рафаль. Ну или она бы приземлилась на двадцать сантиметров левее и попала бы на тахту. Но все шло по-другому, и кумушки застали Лили смертельно бледную, цвета записки, которую девушка все еще судорожно сжимала в руке, сидящую на полу и бессмысленно шевелящую губами.

А Рафаль был на службе. Неторопливо записывал полученные ночью сведения, отправлял письма, разбирал почту и быстро черкал подписи на бумагах, проставлял нужные печати в документах и ни на секунду не отвлекался.

Стоит сказать, что на записке леди фон Дэвил он задержался. Каких-то пару секунд, не больше. Равнодушие на несколько мгновений покинуло его лицо, он почти тепло улыбнулся своим мыслям, а потом вывел на серой бумаге несколько слов. Курьеру он дал денег и поручение – зайти за букетом. Да, лилий. Что поделать, девушки тают от таких банальностей.

А потом он снова принялся за работу, уже не отвлекаясь на такие мелочи, как забавные милые глупышки, пытающиеся интриговать. Как наивно! Расспрашивать об оружейной короля и хранилищах пороха и думать, что он, Рафаль де Мар, помощник главы Тайной Канцелярии, офицер личной гвардии Короля, ничего – ничего! – не заметит, ослепленной – да неужели! – красотой и манерами юной фон Дэвил.

Чтобы ослепить, милая моя, нужно не просто уметь наряжаться в красивые платья и знать, как пользоваться вилкой.

Впрочем, этого Лили уже не узнает. Мятежи в Королевстве уже были, и Короля пытались то убить, то обмануть. За этим он и завел Тайную Канцелярию. Маленькое количество сотрудников сохраняло тайное – тайным, а хорошее финансирование помогало быстро выявлять неугодных. Механизм работал прекрасно. И ни один интриган не получал второго шанса.

Чем плохи мятежи? Все деньги у аристократов идут на найм иностранных специалистов в области умерщвления королей. А кто будет спонсировать искусство и науку? В общем, расходовать ресурс на такое глупое дело, как убийство себя, мудрого и справедливого, Король не позволял.

Диверсия с оружейной и пороховыми складами провалилась сразу. Любовник Лили фон Дэвил, он же организатор восстания с лозунгом «Даешь власть молодым!», был казнен сразу же. Его сообщников пока собирали по всему городу и в скором времени должны были доставить в тюрьму недалеко от Ксара, где их казнят и упокоят.

Как Рафаль узнал о готовящемся мятеже?

Сначала он заметил нервозность Лили фон Дэвил. Потом нашел почти в центре города кабак, в котором активно собирались «таинственные личности в серых плащах», которые на деле оказались золотой молодежью. Да, как ни странно, Рафаль не очень ладил с другими виконтами и не очень любил юных леди. Репрессированные фон Дэвил получили возможность снова стать зажиточным и славным родом, но Лили решила стать успешной юной королевой как можно быстрее.

И связалась с этой сомнительной компанией. Ее задача была – выяснить как можно больше у Рафаля. При их знакомстве он был всего лишь юнцом, пусть и знатным. А ее любовник уже тогда занимал пост при короле.

Сейчас же эта компания отправлялась в другой мир, где было жарче, а черти писали неприличные стишки на всех доступных поверхностях.

Рафаль даже не жалел Лили – ведь он не испытывал к ней больше ни малейшей симпатии. С Королем он был хорошо знаком благодаря отцу, при этом до своего совершеннолетия он даже не догадывался, что пьет грог с самим Королем после удачной охоты.

Как ни странно, в Королевстве мало кто помнил, как именно выглядит Король. После потери ноги он уже не мог каждую ночь фехтовать с убийцами, поэтому поступил очень хитро: во дворце жило несколько мужчин без ноги, одного возраста, все на одинаковом положении среди аристократов. И никто не знал теперь, как свергнуть Короля, если Короля нельзя было найти. Идея был просто потрясающая, исполнение – превосходное. Никто не знал даже, есть ли у Короля наследник! И поэтому на Рафаля изредка подозрительно косились. Но он был де Маром, а де Мар – известный род, который уж точно никак не мог быть королевским. Короля все еще пытались убить иностранные агенты, но двойников оставалось еще целых пять. Поэтому были все надежды на то, что престол сохранится за по-настоящему хорошим человеком.

Впрочем, мы отвлеклись. Есть ли у Короля семья? Действительно сложный вопрос. Но де Мары были не просто близкими друзьями короны, они были ее опорой. Они любили человека, а не привилегии, что он мог дать.

Поэтому Рафаль относился к Королю как доброму дядюшке. И он был готов защищать его любой ценой. Так он и получил должность в Тайной Канцелярии: за преданность, за ум и за старательность.

Поэтому Лили фон Дэвил зря сейчас строчила ему покаянное письмо со словами любви. Между семьей и глуповатой девчушкой Рафаль не стал бы даже выбирать. Все и так очевидно.

Но Лили в тот день хваталась за соломинку, поэтому сын решил нанести визит отцу и матери, чтобы вместе посмеяться над странным письмом.

Рафаль сунул его в свой китель, и теперь вся его одежда провоняла отвратительным сладким ароматом духов. Это заставляло его чувствовать какую-то злость в глубине души: «Хватило же наглости написать! Даже то, что она всего лишь девушка, не отменяет того факта, что именно она указала своим сообщникам точки для удара!».

Да, Рафаль негодовал. Даже отдавая коня прислуге он чуть не повысил голос, когда мальчишка начал насыпать в торбу плохой лежалый овес. Но виконт смог сдержаться и поправил нового помощника конюха в совершенно спокойном тоне. Да, настоящий аристократ не может позволить себе грубости даже со слугами. Как раз вежливость с любым человеком есть показатель хорошего воспитания. Мать расстроилась бы, узнав о несдержанности Рафаля. А расстраивать мать…

Да, разочаровать графиню де Мар было самым страшным проступком. Наказывалось такое весьма сурово: опечаленным взглядом этой доброй и мудрой женщины. Такой взгляд было тяжело вынести. Граф де Мар наказывал действием и жестким выговором, но Миа… Смотреть, как омрачается ее лицо, было почти невыносимо.

Поэтому графиню старались не печалить, да и она не давала себе унывать без серьезного повода. Терпение у нее было поистине ангельское. Она могла сдерживать и уравновешивать тяжелый взрывной характер мужа.

В замке было подозрительно тихо, слуги передвигались короткими перебежками и по стеночке. Рафаль немного удивился такой атмосфере, но все же смог собраться с мыслями и найти родителей в зале.

Там буря уже миновала. Когда он присоединился к семейному собранию, граф Валёр уже окончательно успокоился и начал нелегкое дело прогнозирования будущего. Вместе с Рафалем они обсудили сорванный дворцовый переворот и немного поухмылялись письму Лили. Миа на последнее только укоризненно хмурила брови, аккуратно пересчитывая петли своего вязания.

- Любовь моя! – добродушно окликал ее граф, - Ну ты только послушай! «Ради той пламенной любви, что горела в нас обоих…» Видимо, девочка не хочет гореть в самом что ни на есть прямом смысле завтра! Эк старается!

- Любовь моя! – строгим голосом отвечала графиня, - Что за просторечные выражения!

- Ах, прости, любимая, - откликался граф и снова продолжал читать воняющий розами клочок бумаги.

- Нет, ты посмотри! Даже воды не поленилась накапать на чернила сверху! – восклицал Рафаль.

- Может, девочка плакала, - нейтрально уточняла Миа де Мар.

- Любовь моя, если б она плакала, слезы так художественно не падали бы, - объяснял жене граф.

Так семья провела весь вечер, обсуждая государственные перевороты, аристократическую придурь и природу женского коварства.

Утром же они все встретились за одним столом. Бланшетт де Мар стыдливо опускала ресницы, наталкиваясь на взгляды домочадцев, и иногда терла покрасневшие глаза. Рафаль лишь посмеивался. Граф Валёр, помня о словах жены, конфликт не провоцировал и угрюмо ковырялся в каше. Миа де Мар с благостной улыбкой подливала сливок обоим детям и предлагала Рафалю остаться чуть подольше и отведать чудесных перепелок в меду.

Виконт вяло отказывался, ссылаясь на службу. Он знал, что все дела завершил еще вчера и его участие сегодня не потребуется, разве что сходить на казнь. В таком он участвовать не очень-то хотел.

Все же они с Лили фон Дэвил были близки и смотреть, как она умирает… Да, такое зрелище было ему не очень приятным, но долг свой он бы выполнил, не колеблясь. Бланшетт ничего не рассказали, и она попросту страдала от своей недавней вспышки детской агрессии. Сколько бы юная леди не корила себя за свои нехорошие поступки, это не повод объявлять голодовку и накладывать на себя руки. Жизнь – длинная штука, можно успеть перевесить плохие дела хорошими вещами. Поэтому Бланшетт ела свой завтрак и готовилась к искуплению. Она планировала порадовать всех новым пирогом, в который она хотела добавить карамель, но при этом на карамель посыпать крупную морскую соль!

Да, такие опыты пока мог оценить только Рафаль, но все же!

- Милая! Спинку прямо, - напомнила графиня и Бланшетт машинально выпрямилась, на всякий случай еще и убирая локти со стола.

- Через три месяца… - начал граф Валёр, слегка откашливаясь, - через три месяца у нас будут… гости.

На этом моменте Рафаль слегка напрягся, готовясь ретироваться так быстро, как только это возможно. Бланшетт напряглась и отложила ложку в сторону, поправила салфетку и села неестественно прямо, напряженно и сосредоточенно. Миа де Мар спокойно оглядывала то мужа, то дочь.

- Да, отец, - слегка запнувшись, выдавила из себя Бланшетт.

- Я думаю, мы должны их принять. Будет всего пара обедов и один только бальный вечер, - смягчаясь, продолжал отец, - И они быстро уедут. Ничего серьезного.

- Да, папа, - с облегчением кивнула Бланшетт.

- Бланш, можно тебя на минутку? – спросил Рафаль, указывая на дверь.

Леди Миа слегка недовольно на него посмотрела, не принимая такого сокращения имени своей дочери. Бланшетт кивнула и аккуратно встала из-за стола. Рафаль уже поднялся за ней, когда графиня окликнула:

- Рафаль, а ты не можешь остаться хотя бы на обед?

- Я вернусь, - ответил он с легким поклоном, - но надо кое-что проверить.

- Тогда ждем тебя к обеду.

Отец кивнул ему, не вставая из-за стола и складывая руки в замок под подбородком. Видимо, родителям тоже было, что обсудить. Брат и сестра скрылись за дверью.

Когда слуги исчезли за поворотом, двигаясь в сторону кухни, Рафаль решился начать разговор.

- Бланш, ну что за глупости.

- Раф! – отчаянно краснея, ответила она.

- Уже столько лет Раф, а толку-то, - фыркнул он в ответ.

- Я знаю, - выдохнула она, поправляя манжеты, - но я просто… Так получилось, в общем.

- Надеюсь, в моих сослуживцев ты не будешь кидать портретом деда, - насмешливо уточнил брат.

- Нет, - прошипела рассерженная леди, - в них я запущу чем потяжелее, чтоб наверняка!

- Леди! – в притворном ужасе всплеснул руками юноша, - Если вы не шутите, я просто обязан вас арестовать, как угрозу наследнику престола!

- Пфф, - Бланшетт скрестила руки на груди, - Как будто Король его сюда отпустит.

- Ну после твоего предыдущего заявления – очень вряд ли. А так – возможно, пустил бы.

Девушка покраснела и слегка топнула ножкой, показывая, что ей совершенно все равно, в кого кидать тяжелые предметы.

- Ты что, правда хлопала дверью конюшни для тренировки? – прыснул Рафаль.

- Раф! – воскликнула Бланш, а ее лицо стало по окраске близко к алым гобеленам.

- Бланш! – расхохотался виконт, сгибаясь пополам и утирая слезы веселья.

- Ты невыносим! – рассержено сказала Бланшетт, но почти сразу сама прыснула от смеха.

- Ладно, ладно, леди! Только в меня не швыряйте картин! – успокаиваясь, попросил виконт, начиная отступать подальше от сестры по коридору.

- Тебе прилетит пирог! Прямо на голову! Как только вернешься! – задорно хохоча, Бланшетт кинулась за братом вдогонку.

До конюшни они неслись по замку, швыряя друг в друга маленькие подушечки с тахты.

Потом виконт уехал, а Бланшетт отправилась на кухню, напевая забавные деревенские песенки о любви. Иногда она странно краснела и умолкала, будто стесняясь своей мечтательной легкомысленности, но спустя время снова начинала мурлыкать себе под нос.

Я никогда не витал, не витал

в облаках, в которых я не витал,

и никогда не видал, не видал

городов, которых я не видал…[3]

На кухне вскоре все печали минувшего дня позабылись, горничные веселым щебетанием разогнали смущение, и великодушно все слуги простили Бланшетт тот беспорядок, что она учинила. Никто не держал на нее зла, ведь все прекрасно знают, как это тяжело – взрослеть.

***

Виконт тем временем успел добраться до тюрьмы и пройти к коменданту. Там ему поведали о том, что успели сделать и о желании некой леди увидеть его. Он немного поразмыслил и решил не отказывать преступнице в этой маленькой просьбе. Спасать ее – величайшая глупость. Путь предателей таков, что они еще не раз успеют подвести кого-то, пока их не отправят в лучший или худший мир. Обманщицы, пусть даже милые, могут нанести серьезный вред, и поддаваться на их мольбы о спасении – это предлагать им погубить еще больше людей. При подготовленной операции обмана мятежников и защиты оружейной и складов пострадала добрая сотня людей. И при этом были указаны заранее неверные объекты, а все горючее, орудия, боеприпасы были перенесены в секретные места.

А если бы у Лили все получилось? Она бы назвала верные места, у группы мятежников получилось бы захватить оружие. Что тогда? Сколько людей погибло бы? Всю столицу могли бы уничтожить! Ксар уже видел такие перевороты. И история знает, чем это грозит идеальному государству – проблемами. Очень большими проблемами. Виконт не мог допустить их возникновения. Бланшетт, Миа, отец – все могли пострадать. А подвергать опасности близких – последнее дело.

Она может обладать сколь угодно милым личиком, эта Лили, застенчиво краснеть и часто-часто хлопать ресницами, но гореть ей на костре. Сегодня же вечером. И он, Рафаль, не позволит какой-либо девушке подвергать опасности его близких.

спустя час…

- Спасибо, спасибо, Рафаль! – шептала Лили фон Дэвил, повиснув на шее виконта и прижимаясь к его груди.

«Как так получилось?» - отстраненно думал помощник главы Тайной Канцелярии, - «Я же собирался…»

Девица фон Дэвил невинно хлопала ресницами, утирала крупные хрустальные капли слез батистовым платочком Рафаля. Тюремщики спокойно выпустили их из здания, а глава Тайной Канцелярии кивнул всем доводам Рафаля (которые внезапно появились в его голове после визита к Лили), подписал необходимые документы и Лили фон Дэвил сейчас ехала в особняк де Маров на обед. Ее же кумушки, как и другие близкие родственники, остались в соседних камерах.

Почему-то для них у Лили фон Дэвил не нашлось аргументов и вариантов спасения. Оказалось, именно они заставили бедную девочку шпионить. Ну разве может такая леди, как она, строить козни?

- Рафаль, вы настоящий джентльмен! – продолжала Лили с придыханием.

Рафаль же был в прострации с того самого момента, как покинул ее камеру. Он на автомате послал за вещами леди фон Дэвил, на автомате оформил все нужные бумаги, помог Лили забраться перед собой на коня и сейчас вез ее. Домой. К себе домой.

Как так произошло, он абсолютно не понимал. Не понимала и Лили, как ей удалось все же заставить Рафаля поверить ей, а не показаниям других участников заговора. Еще с утра она готовилась к смерти и не верила в успех наглейшего предприятия. Она думала, что это будет последней в её жизни. Собственно, так оно и было. Все знали, что Валёр де Мар обласкан удачей и Королем. его сверхъестественное чутье выявит малейший промах юной авантюристки. У девицы не было выбора – либо она сейчас убедит всю семью Рафаля в искренности своих намерений и показаний, либо вечером, как и планировалось, окажется у палача в гостях.

Поэтому Лили готовилась защищаться любой ценой: врать, юлить, скрывать, придумывать, очернять кумушек.

В замке слуги начали перешептываться, едва увидели ее на коне виконта. Да, конечно. Грязное платье, легкая заплаканность и отсутствие экипажа или хотя бы лошади с дамским седлом.

Леди Миа де Мар, едва услышав о странной гостье, слетела к сыну в одной шали и домашнем платье, нисколько не заботясь о своем внешнем виде.

Граф Валёр же после завтрака отправился на серьезный разговор с Королем, а вернуться должен был поздно вечером – меньше дружеские посиделки длиться просто не могли.

- Сын? – настороженно спросила графиня, указывая глазами на трясущуюся девушку.

- Мама, - начал Рафаль, озадаченно подбирая слова, - Лили была оправдана сегодня, но ее родственники… У нее никого больше нет. Я решил, что…

- Да, конечно, - кивнула, подобравшись, Миа де Мар.

По ее слову Лили фон Дэвил подхватили горничные и увели в одну из гостевых спален. Там ей быстро набрали ванну, помогли сменить одежду, предложили один из новых нарядов Бланшетт. Лили быстро расцвела. Теперь-то ей нечего бояться! Миа де Мар ничего не заметила, тоже мне, мудрая женщина.

С такими мыслями Лили принимала ванну. Потом она совсем расслабилась и начала даже прикрикивать на служанок, поторапливая их во время одевания, причесывания и прочих женских дел. В конце она с высокомерным видом потребовала духи. И непременно роза. Ведь именно розы нравятся Рафалю!

Тем временем Рафаль снял с себя форму офицера и освежился после поездки, надев уже чисто домашние вещи. Миа зашла к нему как раз к моменту завершения борьбы с манжетами на рубашке и началу сражения с пуговицами жилета. На это мать лишь фыркнула и подошла к сыну, чтобы помочь.

- Рафаль, мог бы попросить горничную. Или лакея, если угодно.

- Мама, мне же не 7 лет! Может, мне еще просить горничных меня купать?

На это Миа лишь вздохнула. Для нее Рафалю всегда будет эдак три годика. Дети для родителей навсегда остаются детьми.

- Милый, а ты уверен, что…

- Не знаю, мама. Она… - сглотнул Рафаль и продолжил, словно сам пытаясь разобраться в произошедшем, - Все говорят, что она была любовницей и главной сообщницей лидера. Но посмотри на нее! При обыске ничего не нашли, как мне известно. Она говорит, ее заставили, и… Казнить невинных – неправильно.

- Я знаю, - остановила сына графиня, - Но даже если она не выглядит как преступница, это не значит, что она не может согрешить.

Сын удивленно посмотрел на мать. Обычно Миа де Мар была верхом доброты и мягкосердечия, но Лили явно вызывала у нее подозрения.

Бланшетт же узнала о новой гостье только за обедом и пришла в абсолютный восторг, без малейшей тени сомнения. А как же! Самая настоящая леди присутствовала за обедом у них! И отведала, её, Бланшетт, пирог! Даже похвалила!

О, с ней Бланшетт легко усвоит нужные манеры, даже научится быть милой с молодыми людьми и не отпугивать их своим цитированием женских романов и отвратительными навыками вышивания гладью.

Рафаль пребывал в состоянии легкого ступора. Леди Миа спокойно ела и миролюбиво рассматривала гостью, изредка интересуясь, по вкусу ли ей блюдо и хорошо ли её устроили. Оба старших члена семейства отнеслись к гостье с легким подозрением. Будто пили молоко из кружки и тут обнаружили на дне жабу. Что она там забыла? Неизвестно. Но определенно ей там делать абсолютно нечего.

Бланшетт же не уловила общего настроения и болтала с гостей без умолку, то жалея её, то прося совета, то предлагая свою помощь.

В конце концов леди Миа отправила Бланшетт помочь обустроить покои Лили, а саму леди фон Дэвил она оставила за столом, предложив вина из личных запасов Валёра де Мара. Юная будущая виконтесса зарделась, застеснялась, захлопала ресницами, но вскоре с милой улыбкой пригубила южное полусладкое, красное, как кровь.

Тем временем Бланш неторопливо руководила уборкой покоев. Неожиданно скоро привезли багаж Лили фон Дэвил, и Бланшетт, покраснев от удовольствия (училась она быстро, когда хотела), решила взять на себя смелость разместить вещи. Она надеялась оказать приятную услугу. От рвения она даже разрешила служанкам уйти за простынями, а сама принялась размещать на туалетном столике шкатулки. Одна из них была неплотно прикрыта и, когда Бланшетт ставила её у зеркала, сломанный стражниками замочек распахнулся. Из шкатулки повалились письма, на верхнем Бланш обнаружила имя брата и на ее губах появилась усмешка. Вот уж она отыграется за утренние подколки!

Но леди ведь так не поступают?

Ну один раз можно, пока она еще не совершеннолетняя и имеет право дурачиться с Рафом.

На этой мысли Бланшетт начала читать письмо. Но уже на втором предложении юная де Мар осознала, что письмо писал уж точно не брат. Почерк Рафаля был совершенно другим. Но ведь имя внизу!

Заинтересованная, она продолжила читать. Содержание показалось ей странным. Начиналось все как в хорошем красивом романе – слова любви, похвалы красоте, обещания скорой встречи…

- Раф бы так не написал, - пробормотала Бланшетт, - слишком уж слащаво для него.

Она вновь углубилась в чтение. Дальше – интереснее. Пошли вопросы, сильно выпадающие из общей темы письма. Они перемежались все новыми и новыми комплиментами, смешивались с отвлеченными фразами.

Если все соединить в одно, единое послание…

- Эй! Что ты делаешь? – взъяренный голос у двери.

- Леди фон Дэвил, простите, я думала, это брат, но тут… - начала оправдываться Бланшетт.

Лили быстрыми широкими шагами, никак не вяжущимися с ее образом милого тихого ангелочка, пересекла комнату.

Бланшетт, видя ее разгневанное лицо, рефлекторно отскочила от столика, сделав пару шагов к балкону.

- Мерзавка! – зашипела Лили фон Дэвил.

Как раз в этот момент в комнату заглянул Рафаль с букетом роз, намереваясь предложить гостье это скромное украшение для ее будуара. Услышав подобное заявление, он буквально остолбенел. За его спиной возникли две горничные, Маришка и Никки.

Бланшетт продолжила пятиться к балкончику, стараясь не попадать в зону досягаемости рыжеволосой фурии.

- Но эти письма! – воскликнула Бланш, - Это подделка! Их писал не мой брат! Это почти шифр! Что там за фразы?! «Найди расположение кладовки старикана», что это значит?!

- Не смей! – заорала Лили и схватила со столика шкатулку с бусами.

Поворачиваясь, она заметила публику, собравшуюся в дверях комнаты. Рафаль де Мар стоял с перекошенным лицом, у его ног валялся букет, и виконт явно готовился вмешаться. Решение она приняла моментально. Схватила со столика ножичек с красивой гравированной ручкой и большим рубином на рукоятке для открывания писем.

Она за секунду успела подскочить к растерянной Бланш, приставить к ее горлу нож. Виконт смог только шагнуть в комнату, и все. Теперь фон Дэвил стояла боком к виконту и леди де Мар, приставив нож к горлу последней. Не слишком-то удобно.

Бланшетт потихоньку пятилась к балкону, что заставляло Лили тоже шагать в том же направлении.

- Бумаги о помиловании! Я не виновна! Это признали все! – визгливо крикнула фон Дэвил.

- Это будет пересмотрено, - мрачно пообещал Раф, глядя на происходящее исподлобья.

- Нет! Иначе я убью ее!

Лили была не в том положении, чтобы чего-либо требовать. Да, она попалась. Отпусти она Бланшетт – выяснится про письма. Убей она ее – костер. Даже если она сможет выехать из замка, куда ей идти?

Но из чистого детского упорства Лили тыкала в шею Бланш, оставляя царапины и порезы.

Вскоре де Мар уперлась тем местом, которые приличные леди в обществе не называют (но я не леди, и уж тем более не приличная, так что скажу: жопой), в перила балкона.

Стоит сказать, что вид за ее спиной был чудесный. Внизу шумело глубокое синее море, солнце медленно закатывалось за горизонт, кричали чайки, гудели раскаты волн. Легкий бриз перебирал волосы двух насмерть перепуганных девушек.

И тут голову леди Лили пронзила одна глупая, совершенно сумасбродная мысль.

Милый ангелочек фон Дэвил как-то запамятовал, что не умеет плавать. Но свобода была так близко! Морской простор буквально опьянял.

И он решилась. Отпустив кинжал, она метнулась через перила. Но на ее пути была Бланш, которая, видя маневр своей соперницы, решила ее задержать. Леди де Мар сама была не уверена, делала ли она это ради спасения гостьи, ведь падение с такой высоты смертельно, или же ей просто не хотелось дать фон Дэвил даже малейшую возможность избежать правосудия.

Но Бланшетт шагнула в сторону, становясь на пути рыжей бестии в обличье милого барашка. Для худенькой невесомой нимфы, Лили обладала просто дьявольской силищей. Она снесла свою соперницу, как таран, просто столкнув ее спиной в бухту под замком де Маров. Самой же ей не хватило сил сразу перевалиться вниз, поэтому она последовала за Бланш в морскую пену с небольшой задержкой. Этой доли секунды хватило виконту. Он смог подскочить к балкону с диким криком, и даже успел ухватить краешек юбки фон Дэвил, но ему не хватило то ли проворства, то ли сил… Лили только секунду повисела вниз головой, размахивая беспомощно руками. Потом ткань затрещала и девушка с визгом ухнула вниз.

Раф остался стоять на балконе с обрывком юбки предательницы, опустошенный и онемевший от горя. Где-то за его спиной громко кричали две горничные, был слышен топот слуг. Рафаль вцепился в перила мертвой хваткой и долго смотрел вниз. Его пальцы быстро окаменели от крепкого сжатия камня. Прохладный ветер мягко ерошил волосы. Внизу медленно затихал крик двух девушек. Сначала замолк один голос, потом второй.

Одна волна накатилась на скалу и камни внизу, потом другая. Розовое облако кружев, когда-то бывшее его сестрой, медленно утекло в море. Затем волна выбросила на одну из скал тело Лили фон Дэвил, его почти возлюбленной.

Он привел ее в свой дом, и теперь Бланш, его забавная взбалмошная сестра с ее странными рецептами, хоть и безумно вкусными, оказалась в холодном темном море, под слоем пены. Он привел изменницу в дом, и теперь его сестра мертва.

Это жестокий урок. Худший в его жизни. Урок прямиком от судьбы: «Не надейся, что человек изменит своему Пути и станет кем-то другим. Чаще всего только ты хочешь, чтобы он сменил лицо, он же родился, чтобы обрести счастье, пройдя именно этой тропой».

Отец сам оторвал его от перил и увел в зал. Там сидела мать, мертвенно бледная. На ее коленях как обычно лежит вязание, но спицы сохраняют безмолвие. Она смотрит в огонь, отрешенно и печально.

Отец усадил сына в кресло, сунул в руку бокал с крепким, подогретым со специями вином. Своей жене он дал такой же и сам заставил ее сделать несколько глотков.

Когда граф сел в свое кресло, Рафаль понял, что отец выглядит сильно постаревшим. И эта сила, что помогает ему сейчас вывести из горя жену и наследника, не может оставаться в нем вечно.

Валёр смирился бы, потеряв все угодья, потеряв доверие народа, потеряв дружбу Короля. Но потерять ребенка… Сердце его – не из железа. Долго работать в таких условиях оно не сможет.

- Отец… - начал Рафаль.

- Нет, сын, - глухо ответил граф.

- Это я… - сглотнув тугой ком в горле, попытался закончить мысль виконт.

- Нет, нет… - Миа де Мар придвинулась к сыну и неловко погладила его по голове.

По ее лицу катились слезы. Пламя их камина плясало на мокрых дорожках по ее щекам, освещало полные горя глаза матери, потерявшей ребенка. Море только в сказках бывает милосердным. А у нас реальность, в которой мы живем.

Валёр прокрутил вино в бокале, осматривая оттенки красного в свете пламени.

- Ты не виноват, - хрипло подтвердил граф, - никто не мог знать…

- Сынок … - прорыдала графиня де Мар.

- Никто не мог знать, - глухо и тихо продолжил глава рода, - но ты пытался спасти. Ты пытался.

Больше в тот вечер никто не произнес ни слова. В огромной зале только поленья трещали в пламени, да были слышны всхлипы безутешной матери. Потом Рафаль ушел в спальню, прихватив подсвечник, хмурый и убитый осознанием произошедшего. Через какое-то время граф на руках вынес свою жену и по памяти прошел через темные коридоры и лестницы, аккуратно неся драгоценную ношу. Подоспевшей горничной он велел не будить хозяйку светом свечей и утром позвать лекаря, чтобы тот осмотрел графиню и выписал нужные травы. Затем граф пошел в свой кабинет и начал писать письмо. Оно предназначалось его единственному другу – Королю.

***

Бланшетт очнулась уже в воде. Соленая влага забилась ей в нос, щипала веки, заполняла рот. Она с трудом откашлялась и смогла удержаться на поверхности. Ей удалось кое-как скинуть с себя верхнее платье, но одежда все равно тянула вниз. Вскоре девушка совсем выбилась из сил. Волны то накатывали сверху, утягивая ее вниз, то наоборот раскачивали ее и выталкивали на поверхность. Она то видела скалу и стены их замка, то море поглощало все окружающее пространство.

Бланшетт уже не могла бороться с водной стихией, и просто позволила волнам то уносить ее, то утягивать, утаскивать ко дну и возвращать на поверхность, укачивать и усыплять. Вскоре губы ее посинели от холода, а сама она могла только трястись. Изредка глаза особенно жгло от соленой воды. Бланшетт не знала, морская это влага или горечь ее сердца.

Медленно тянулось время. Вода все так же кружила девушку на поверхности, то заливаясь в рот, то давая глубоко вздохнуть. Глаза девушки теперь уже не искали башни замка, дом. Нет, они уже непрерывно смотрели в небесную гладь, так похожую на море, в котором Бланшетт находилась. Белые барашки облаков, насыщенный цвет и холод. Все, что осталось леди де Мар.

Она уже давно потеряла счет секундам и сосредоточилась на созерцании и ощущениях.

Сколько можно барахтаться в море? Как далеко ее унесло течением? Ищут ли брат и родители ее?

В море задавать вопросы можно только рыбам да судьбе. И оба варианта обычно сохраняют молчание.

Так что в такой ситуации только и остается, что качаться на волнах и надеяться на чудо.

Вот Бланшетт именно этим и занималась, когда где-то неподалеку послышался громкий плеск.

«Все, это акула,» - подумала Бланшетт, - «Ну или кит. Я умру. И умру я все-таки сегодня. Всего ничего осталось до совершеннолетия.»

От последней мысли ей стало так жалко себя, что глаза снова защипало от слез. Но плеск превратился в звук мерного разгребания руками воды. Потом что-то схватило Бланшетт за руку и куда-то потянуло. От неожиданности девушка взвизгнула и попробовала вывернуться.

Но не тут-то было! Что-то крепко вцепилось в ее руку и упорно тащило.

Позже Бланшетт увидела берег и фигурку человека, упорно оттаскивающего её к суше. И сразу стала активно помогать. Её ноги опустились на дно, и она активно выталкивала себя к теплу, солнцу и жизни.

- Ненормальная! – раздался сердитый звонкий голос, как только они оказались на сыром холодном песке.

- Тпфптлтвфт! – ответила Бланшетт потоком… воды и песка, - ЪУЪ!

- И на кой ляд ты бросилась в море? – зашипел голос, - Если от неразделенной любви, то честное Альерское, я тебя в этом море и притоплю! Завершу дело, так сказать!

Когда Бланшетт наконец откашлялась, она увидела девушку. Но одежда на ней была явно мужская. Глаза незнакомки казались расплавленным янтарем, густым медом и летним чаем одновременно. Волосы промокли и определить их цвет не представлялось возможным.

Спасительница усердно выжимала свои локоны, стараясь не запачкать их в песке и всяком соре.

Первым чувством у Бланшетт было разочарование. Ну как же так! Спасение, обстоятельства более чем романтичные! Нет, конечно, принц ей совершенно точно не нужен, но гораздо приятнее быть спасенной белокурым красавцем, нежели темноволосой девицей, чертыхающейся через слово.

Хотя Бланш припоминала что-то такое, кажется, в очень старом любовном романе принц тоже был… не в той форме. Буквально. Может, если его расколдовать поцелуем?..

- Эй! – оттолкнула ее незнакомка, - Какого черта ты творишь?! Совсем мозги прибоем вымыло?!

Бланшетт смущенно отпрянула от девушки с янтарными глазами.

- Ну, я подумала…

- М-даа… - протянула девица, - Кажется, кто-то перечитал романов. Нет, я не заколдованная. Вернее, я уж точно не принц, даже не надейся. И не парень. Уж поверь мне. Или нужны доказательства?

Леди де Мар покраснела, как маков цвет и попыталась упасть в обморок. Ловить ее никто не стал, и она пребольно ударилась об камень на песке. Спустя целую минуту возле ее носа так и не появились нюхательные соли. Никто даже не попытался расслабить корсет или обмахнуть ее веером. Хуже того, послышался шорох удаляющихся шагов.

- Эй! – подскочила Бланшетт.

- Можешь валяться на песочке и дальше. Я вот собираюсь поискать место, где можно найти еды и получить кров над головой.

- У тебя есть деньги?

- Нет. Но я умею убеждать.

***

- Сколько-сколько вы требуете за комнату в этой убогой лачуге?! – орала Бланшетт, грохая пивной кружкой по столу и краснея от ярости, - Я дам вам две – две! – медяшки, и то переплачу!

- Две - это только за пиво! - вопил гном и по совместительству хозяин таверны «У Бодуна».

- За эту мочу пещерного тролля?! – взревела Бланш, намереваясь окатить пивом собеседника.

- Нет, мистер Бодун, моя спутница права. Ну это уже форменное надувательство, - вмешалась Миель в их пикантный разговор.

Бородатые наемники в углу уже давно заинтересованно следили за разгорающимся спором. Миель на них периодически сердито зыркала, показывая, что это совершенно не их дело. Горящие золотым светом глаза Миель неплохо отпугивали редких зевак, у которых резко пропадало желание интересоваться двумя подозрительными мокрыми девицами в неприличной одежде.

- Катись в ад, Миель, это вы меня обобрать пытаетесь! – ярился хозяин таверны.

- Я там уже была, - спокойно ответила Миель и неторопливо сделала глоток медовухи из своей кружки, - И Дьявол отправил меня обратно.

В «У Бодуна» возникла оглушительная тишина. Был слышен стук кружки Миель о деревянный стол. Все хранили молчание.

Его решилась нарушить леди де Мар:

- А ты знаешь,что… - она откашлялась, - Ну… Дьявол отпускает из ада только…

- Не знаю, - ответила Миель, - но могу вам рассказать, что там было. Если только ночлег и еда за счет Бодуна.

- Да за такой рассказ и мы готовы скинуться золотишком! – грохнул кулаком по столу один из наемников.

- Скидывайте, не стесняйтесь, - Миель допила свою медовуху и указала глазами в кружку, - Нам с Бланш еще пригодится.

Бланш согласно кивнула и уселась на скамью рядом со спутницей. готовясь слушать. Бодун исчез за стойкой на пару мгновений, чтобы принести девушкам отвара – смачивать пересохшее горло.

Миель благодарно кивнула и начала свой рассказ:

- Просыпаюсь я, значицца, в кустах да с кружкой, из которой несет медовухой…

Глава третья.

 


[1] Ну вы сами понимаете, у человека, который назвал королевство Королевством воображение просто 88 lvl. Знали бы Вы, как я имена персонажам придумывала… Это даже хуже, чем одинаковые пароли на всех сайтах. Однажды меня сожгут на костре за слишком очевидные метафоры, но не сегодня.

[2] Отрывок из стихотворения Арсения Тарковского

[3] Б. Окуджава «Я никогда не витал…»


Дата добавления: 2019-08-30; просмотров: 109; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:




Мы поможем в написании ваших работ!