F .2.2 Поддерживают ли рабство либертарианские капиталисты?

Да. Это может оказаться сюрпризом для многих людей, но правое "либертарианство" является одной из немногих политических теорий, которые оправдывают рабство. Например, Роберт Нозик задает вопрос: "…будет ли свободная система позволять… [индивиду] продать себя в рабство?", и отвечает: "Я считаю, что да"[1]. В то время как некоторые правые "либертарианцы" (например, Мюррей Ротбард) не согласны с Нозиком, в их идеологии нет логического базиса для такого несогласия.

Это можно увидеть у "анархо"-капиталиста Уолтера Блока, который, как и Нозик, поддерживает "добровольное" рабство. Он говорит: "если я владею чем-либо, я могу продать это (и законом это должно быть разрешено). Если я не могу это продать, я на самом деле не обладаю этим". Таким образом, соглашение продать себя на всю жизнь - это "добросовестный контракт", который "при аннулировании становится кражей". Он критикует тех правых "либертарианцев" (таких как Мюррей Ротбард), которые против "добровольного" рабства, как отходящих от своих принципов. Блок, по его словам, стремится внести "небольшое уточнение", которое "укрепит либертарианство, сделав его внутренне более последовательным". Он утверждает, что его позиция показывает, "что контракт, основанный на частной собственности [может] достичь самых отдаленных сфер человеческого взаимодействия, даже добровольных рабских контрактов".[2]

Логика проста: ты не можешь чем-либо владеть, если не можешь продать это. Владение собой - это один из краеугольных камней капиталистической идеологии laissez-faire. Поэтому поскольку вы владеете собой, вы можете и продать себя.

Защита рабства не должна быть сюрпризом для всякого, кто знаком с классическим либерализмом. Это элитистская идеология, главное логическое обоснование которой - защищать свободу и власть владельцев собственности и оправдывать несвободные социальные отношения (такие как государство и наемный труд) в терминах "согласия". Нозик и Блок просто доводят её до своего логического завершения. Это потому, что их позиция не нова, а, как и многие другие вещи правого "либертарианства", может быть найдена в работе Джона Локка. Ключевое различие в том, что Локк отказался от термина "рабство" и предпочитал использовать термин "тяжелая работа" (drudgery), так как для него рабство означало отношения "между законным победителем и пленником", где первый имел власть над жизнью и смертью последнего. Как только между ними заключается "договор", "соглашение об ограниченной власти, с одной стороны, и о повиновении – с другой... состояние… рабства прекращается". До тех пор пока хозяин не мог убить раба, это было "тяжелой работой". Как и Нозик, Локк признаёт, что "люди продавали себя; но ясно, что это была продажа на тяжелую работу, а не в рабство. Ведь совершенно очевидно, что продавший себя человек не находился под абсолютной, безграничной деспотической властью, ибо господин не обладал властью убить его в любое время, убить человека, которого он через определенный срок обязан был отпустить и не держать больше у себя на службе".[3] Иными словами, "добровольное" рабство приветствовалось, но называлось по-другому.

Нельзя сказать, что Локк был обеспокоен недобровольным рабством. Он был вовлечен в работорговлю. Он имел долю в "Королевской Африканской Компании", которая осуществляла торговлю рабами для Англии, получая прибыль от их продажи. Он также имел значительную долю в другой работорговой компании "Багамские Искатели Приключений". Во "Втором трактате" Локк оправдывал рабство, говоря, что пленники "взяты в справедливой войне"[4], войне против агрессоров [раздел 85]. Это, конечно, не имело ничего общего с настоящим рабством, от которого Локк получал прибыль (например, были часты набеги за рабами). Его "либеральные" принципы не мешали ему предлагать конституцию, которая обеспечит то, что "каждый свободный человек в Каролине будет иметь абсолютную власть над своими черными рабами". Его конституция сама по себе была типично автократичной и иерархической, явно придуманной для того, чтобы "избежать возвышения широкой демократии".[5]

Таким образом, понятие контрактного рабства имеет долгую историю в правом либерализме, хотя большинство отказываются называть его так. Конечно, только стыд останавливает многих правых "либертарианцев" назвать вещи своими именами. Они ошибочно полагают, что рабство может быть только недобровольным. На самом деле, исторически "добровольные" рабские контракты были обычным делом (отличный обзор этого можно найти в David Ellerman. Property and Contract in Economics). Любая новая форма "добровольного" рабства будет "цивилизованной" формой и может появиться, когда человек "согласится" продать свой пожизненный труд другому (как голодающий работник "согласится" стать рабом за еду). Также надо иметь возможность расторгнуть контракт при определенных обстоятельствах (Возможно, в обмен на разрыв контракта бывший раб должен платить компенсации за ущерб своему хозяину за труд, который тот потерял – несомненно, значительные суммы, и такие платежи могут привести к долговому рабству, которое является самой распространенной формой "цивилизованного" рабства. Такие компенсации за ущерб могут быть согласованы в контракте как "гарантия выполнения обязательств" или "условный обмен".)

В общем, правые "либертарианцы" говорят о "цивилизованном" рабстве (или, иными словами, гражданском рабстве), а не о принудительном. В то время как некоторые из них могут не называть это рабством, они соглашаются с базовым принципом, что поскольку люди владеют собой, они могут продать себя, то есть могут продать свой труд за всю жизнь, а не по частям.

Стоит отметить, что это не просто академические дебаты. "Добровольное" рабство являлось проблемой во многих обществах и до сих пор существует во многих странах (особенно в странах третьего мира, где существует кабальный труд - т.е. где долг используется для закрепощения людей - это самая распространенная форма). В то время как во многих "развитых" странах, таких как США, получают распространение потогонные системы и детский труд, "добровольное" рабство (возможно, через долги и кабальный труд) может стать обычным делом во всех частях мира. Это ироничный (если не удивительный) результат "освобождения" рынка и равнодушия к настоящей свободе тех, кто внутри него.

Некоторые правые "либертарианцы" очевидно обеспокоены логическими выводами из их определения свободы. Мюррей Ротбард, например, указывал на "невозможность защиты рабского контракта в либертарианской теории". Конечно, другие "либертарианские" теоретики утверждают прямо противоположное, поэтому "либертарианская теория" вообще не имеет такого требования, но это не важно. По существу, его отрицание вращается вокруг утверждения, что человек "не может, по природе, продать себя в рабство и быть вынужденным к такой продаже – поскольку это означало бы, что ему пришлось бы в обмен отказаться от будущей воли по отношению к собственной личности" и что "если работник остается полностью подчиненным воле своего господина добровольно, он всё еще не является рабом, поскольку его подчинение добровольное". Однако, как мы отмечали в разделе F.2, аргумент Ротбарда о смене работы терпит неудачу, так как не учитывает отрицание воли и контроля над собственным телом, что очевидно при наемном труде. Это тот провал, который подчеркивают «либертарианцы», выступающие за рабские контракты, - они считают рабский контракт расширенным трудовым контрактом. Более того, современный рабский контракт, скорее всего, принимает форму "гарантий исполнения контракта", на что Ротбард сетует как на "неудачное подавление" государством. В такой системе раб может согласиться работать X лет или платить хозяину существенные компенсации, если он не в состоянии работать. Эта угроза компенсаций приводит в жизнь контракт и Ротбард признаёт такие "контракты" обеспеченными. Другой способ создать рабский контракт - это "условный обмен", который Ротбард также поддерживает. Долговая кабала тоже кажется ему приемлемой. Ротбард сюрреалистически замечает, что платить компенсации и долги в таких контрактах нормально, так как "деньги, безусловно, отчуждаемы" и забывает, что деньги должны быть заработаны трудом, который, как он утверждает, неотчуждаем![6]

Следует отметить, что рабский контракт не может быть признан недействительным по причине того, что он не может быть исполнен, как предполагает Ротбард. Это имеет место по причине того, что доктрина специфического исполнения применяется ко всем контрактам, а не только к трудовым. Потому что все контракты оговаривают некоторое будущее исполнение. В случае пожизненного трудового контракта он может быть расторгнут, если раб платит любую подходящую компенсацию. Как говорит Ротбард в другом месте, "если А согласился работать всю жизнь на Б в обмен на 10 000 граммов золота, он должен будет вернуть пропорциональное количество собственности, если он не соблюдает контракт и останавливает работу"[7]. Понятно, что закон в общем случае разрешает материальные компенсации для невыполненных контрактов. Ротбард тоже поддерживает "гарантии исполнения контракта" и "условный обмен". Разумеется, обязанность платить такие компенсации за ущерб (в виде единовременной выплаты или на протяжении определенного периода времени) может превратить работника в самый распространенный тип современного раба – долгового раба.

Интересно отметить, что даже Мюррей Ротбард не против продажи людей. Он утверждает, что дети - это собственность их родителей, которые могут делать с ними всё что угодно (кроме убийства), даже продать их на "свободном рынке детей"[8]. Совмещенный с искренней поддержкой детского труда (в конце концов, ребенок может бросить своих родителей, если не хочет работать на них) такой "рынок детей" может легко превратиться в "рынок детей-рабов" - с предпринимателями, получающими высокую прибыль, продавая младенцев и детей или их труд капиталистам (как это было в XIX веке в Британии). Неудивительно, что Ротбард игнорирует возможные неприятные аспекты такого рынка во плоти (такие как дети, проданные на работу на фабрики, в дома и бордели). Но дело не в этом.

Конечно, это теоретическое оправдание рабства в сердце идеологии, которая называет себя "либертарианством", тяжело принять многим правым "либертарианцам" и поэтому они говорят, что такие контракты будет трудно осуществить. Эта попытка выпутаться из противоречия терпит неудачу просто потому, что игнорирует природу капиталистического рынка. Если существует спрос на исполнение рабских контрактов, то будут и развиваться компании, предоставляющие эти "услуги" (будет интересно посмотреть, как две "защитные" фирмы, одна защищающая рабские контракты, а другая нет, могут прийти к компромиссу и достигнуть мирного соглашения по вопросу, действительны ли рабские контракты). Таким образом, мы можем видеть, что так называемое "свободное" общество будет производить компании, чьей специальной функцией будет охота за сбежавшими рабами (т. е. людьми в рабских контрактах, которые не выплатили компенсацию за свою свободу собственникам рабов). Конечно, возможно, Ротбард утверждал бы, что такие рабские контракты будут "вне закона" при его "общем либертарианском своде законов", но это было бы отрицанием рыночной "свободы". Если рабские контракты "запрещены", тогда это точно патернализм, останавливающий продажу людьми своих "трудовых услуг" кому и на какой срок они "желают". Совместить эти два варианта нельзя.

Таким образом, идеология, утверждающая, что поддерживает свободу, как ни странно, заканчивает оправданием и защитой рабства. На самом деле для правого "либертарианца" рабский контракт - это выражение, а не отрицание свободы! Как это возможно? Как рабство может поддерживаться в качестве выражения свободы? Просто право-"либертарианская" поддержка рабства - это симптом глубокого авторитаризма, а именно некритическое принятие теории контрактов. Центральное утверждение теории контрактов состоит в том, что контракты – это способ защитить и обеспечить индивидуальную свободу. Рабство - это полная противоположность свободы и поэтому в теории контракт и рабство должны взаимно исключать друг друга. Однако, как было отмечено выше, некоторые теоретики контрактов (исторические и современные) включали рабские контракты в число легитимных. Это говорит о том, что теория контрактов не может предоставить теоретическую поддержку обеспечения и усиления личной свободы.

Как утверждает Кэрол Пейтмен, "теория контрактов прежде всего о путях создания социальных отношений, основанных на подчинении, а не об обмене". Вместо того, чтобы разрушать подчинение, теоретики контрактов оправдывают его: "доктрина контрактов провозглашает, что подчинение хозяину, начальнику и мужу - это свобода".[9] Центральный вопрос теории контрактов (и правого "либертарианства") - это не "свободны ли люди" (как кто-то может ожидать), а "свободны ли люди подчинять себя любым способом, каким они захотят". Кардинально отличающийся вопрос и его может задать только тот, кто не знает, что значит свобода.

Анархисты говорят, что не все контракты легитимны и что свободный человек не может заключить контракт, который отрицает его свободу. Если люди способны выражать себя через свободные соглашения, значит эти соглашения должны быть основаны на свободе с самого начала. Любое соглашение, которое создает доминирование и иерархию, сводит на нет допущения, лежащие в основе соглашения, и делает себя недействительным. Иными словами, "добровольное" правительство – это всё еще правительство и определяющими характеристиками анархии должны быть, конечно, "нет правительствам" и "нет правителям".

Это заметнее всего в предельном случае рабовладельческого контракта. Джон Стюарт Милль утверждал, что такой контракт будет недействительным. Он говорил, что человек может добровольно вступить в такой контракт, но делая так, "он отрекается от своей свободы; он воздерживается от будущего использования свободы после этого единичного акта. Он навсегда отрекается от пользования своей свободой, и, следовательно, совершая этот акт, он сам уничтожает то основание, которым устанавливается признание за ним права устраивать свою жизнь по своему усмотрению... Принцип свободы нисколько не предполагает признания за индивидуумом свободы быть несвободным. Признать за индивидуумом право отречься от своей свободы не значит признавать его свободным.". Он добавляет, что "Эти основания, сила которых столь ярко обнаруживается в рассматриваемом нами случае, имеют очевидно более широкую применимость…".[10]

И это такая применимость, которой защитники капитализма боятся (Милль применял эти основания шире и, что неудивительно, стал поддерживать рыночно-синдикалистскую форму социализма). Если мы отвергаем рабские контракты как нелегитимные, тогда мы по логике должны также отвергать все контракты, которые имеют качества, схожие с рабством (т. е. отрицают свободу), включая и зарплатное рабство. При условии, как сказал Дэвид Эллерман, что "добровольный раб... и наемный работник не могут на самом деле отделить свою волю от своих преднамеренных действий, так что они могут быть наняты хозяином или работодателем", мы остаемся со "скорее неправдоподобным утверждением, что человек может оставить свою волю на 8 или около того часов в день на недели, месяцы или годы, но не может на всю рабочую жизнь".[11] Это позиция Ротбарда.

Последствия поддержки "добровольного" рабства довольно разрушительны для всех форм правого "либертарианства". Это было доказано Эллерманом, когда он написал очень сильную защиту его под псевдонимом "Дж. Филмор", называющуюся "Либертарианский подход к рабству". Это классическое опровержение имеет форму "доказательства от противного" (или доведения до абсурда), посредством чего он берет аргументы правых "либертарианцев", доводит их до своего логического завершения и показывает, как они доходят до незабываемого вывода, что "пришло время для либеральных экономистов и политических мыслителей перестать уклоняться от этого вопроса и критически пересмотреть свои предрассудки касательно определенных добровольных социальных институтов... этот критический процесс неумолимо приведет либерализм к логическому выводу: либертарианство, которое, наконец, закладывает фундамент экономического и политического рабства". Эллерман показывает, что с право-"либертарианской" точки зрения существует "фундаментальное противоречие" в современном либеральном обществе, которое состоит в том, что государство запрещает рабские контракты. Он замечает, что "кажется, есть базовый предрассудок среди либералов, что рабство от природы недобровольно, поэтому вопрос добровольного рабства мало рассматривался. Совершенно обоснованный либеральный аргумент, что недобровольное рабство по природе своей несправедливо, неприменим в случае добровольного рабства. Запрет добровольного рабства привел к ограничению свободы контракта в современном либеральном обществе". Таким образом, можно обосновать "цивилизованную форму контрактного рабства".[12]

Статья Эллермана была так точна и логична, что многие читатели были убеждены, что она была написана правым "либертарианцем" (включая, надо сказать, и нас!). Кэрол Пейтмен верно заметила, что "здесь есть хорошая историческая ирония. На американском Юге рабы были освобождены и превращены в наемных работников, а теперь американские теоретики контрактов говорят, что все работники должны иметь возможность превратить себя в гражданских рабов" [13].

Целью статьи Эллермана было показать проблемы, которые найм (наемный труд) представляет для концепции самоуправления и что контракт не обязательно приводит к социальным отношениям, основанным на свободе. Как выразился "Филмор", "любая тщательная и решительная критика добровольного рабства или конституционного недемократического правительства будет перенесена на договор найма - который является добровольной контрактной основой системы свободного рынка и свободного предпринимательства. Такая критика будет, таким образом, сведением в абсурду". Так как "контрактное рабство" - это "расширение договора между нанимателем и нанимаемым", он показывает, что разница между наемным трудом и рабством во временных рамках, а не в принципах или задействованных социальных отношениях. [14] Это объясняет, почему раннее рабочее движение называло капитализм "наемным рабством" и почему анархисты до сих пор так его называют. Это показывает несвободную природу капитализма и скудость его видения свободы. В то время как можно представить наемный труд как "свободу" благодаря его "добровольной" природе, это гораздо труднее сделать, когда речь идет о рабстве или диктатуре (и давайте не будем забывать, что Нозик также имел проблему с автократией – см. раздел B.4). Эти противоречия показаны для всех, чтобы они могли видеть это и ужасаться.

Всё это не значит, что мы должны отвергать свободные соглашения. Это далеко не так! Свободные соглашения очень важны для общества, основанного на индивидуальном достоинстве и свободе. Есть множество форм свободных соглашений, и анархисты поддерживают те из них, которые основаны на кооперации и самоуправлении (т. е. когда люди работают вместе как равные). Анархисты хотят создать отношения, которые отражают (и, таким образом, выражают) свободу, которая является основой свободного соглашения. Капитализм создает отношения, которые отрицают свободу. Оппозиция между автономией и подчинением может быть решена только модификацией или отказом от теории контрактов, чего не может сделать капитализм, и поэтому правые "либертарианцы" отказываются от автономии в пользу подчинения (и также отвергают социализм в пользу капитализма).

Таким образом, настоящая противоположность между истинными либертариями и правыми "либертарианцами" лучше всего выражена в их мнениях о рабстве. Анархизм основан на людях, чья индивидуальность зависит от поддержания свободных отношений с другими людьми. Если люди отрицают свои способности к самоуправлению, они привносят через контракт качественные изменения в их отношения с другими - свобода превращается в господство и подчинение. Таким образом, для анархиста рабство - это парадигма отсутствия свободы, а не её выражение (как утверждают правые "либертарианцы"). Как писал Прудон:

"Если бы мне надо было ответить на вопрос: "Что такое рабство?" - я ответил бы: "Это убийство", и мысль моя была бы сразу же понятна. Мне не было бы нужды в длинных рассуждениях, чтобы показать, что право отнять у человека его мысль, волю, его личность есть право над его жизнью и смертью и сделать человека рабом - значит убить его."[15]

В противоположность этому, правые "либертарианцы" эффективно утверждают, что "Я поддерживаю рабство, потому что я верю в свободу". Это печальное отражение этического и интеллектуального банкротства нашего общества, что такой "аргумент" действительно предлагается некоторыми людьми под именем свободы. Концепция "рабство - это свобода" слишком оруэлловская, чтобы выдержать критику - мы оставим правым "либертарианцам" порчу нашего языка и этических стандартов попыткой обосновать её.

Из базового понимания, что рабство противоположно свободе, неизбежно следует анархическое отрицание авторитарных социальных отношений:

"Свобода ненарушима. Я не могу ни продать, ни отчудить мою свободу. Никакой договор, никакое условие, имеющее предметом отчуждение или упразднение свободы, не имеет силы. Раб, ступивший на свободную землю, тем самым делается свободным... Свобода есть первое условие человеческого состояния, отказаться от свободы - значит отказаться от человеческого достоинства. Возможны были бы после этого человеческие поступки?"[16]

Контракт найма (т.е. наемное рабство) отменяет свободу. Он основан на неравенстве власти и "эксплуатация - это следствие факта, что продажа рабочей силы имеет своим следствием подчинение работника"[17]. Из-за поддержки Прудоном самоуправления и его оппозиции капитализму следует, что любые отношения, которые похожи на рабство, нелегитимны, и контракт, который создает отношения подчинения, недействителен. Таким образом, в истинном анархическом обществе рабские контракты не будут иметь законной силы - люди в настоящем свободном (т. е. некапиталистическом) обществе никогда не потерпят такой ужасный институт и не сочтут его действительным контрактом. Если кто-то был недостаточно умен, чтобы подписать такой контракт, они просто скажут, что отвергают его, так как человек должен быть свободным - такие контракты обречены на провал и без силы правовой системы (и частных защитных фирм), поддерживающей их, такие контракты останутся невыполненными.

Поддержка рабских контрактов (и наемного рабства) правыми "либертарианцами" показывает, что их идеология имеет мало общего со свободой и гораздо больше общего с оправданием собственности и подавления и эксплуатации, которые она создает. Их теоретическая поддержка постоянного и временного "добровольного" рабства и автократии показывает их глубокий авторитаризм, который делает невозможным их желание быть либертариями.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Нозик Р. Анархия, государство и утопия / Пер. с англ. – М.: ИРИСЭН, 2008. – С. 403.

[2] "Towards a Libertarian Theory of Inalienability: A Critique of Rothbard, Barnett, Smith, Kinsella, Gordon, and Epstein," pp. 39-85, Journal of Libertarian Studies, vol. 17, no. 2, p. 44, p. 48, p. 82 and p. 46.

[3] Локк Дж. Два трактата о правлении. Книга вторая. Глава IV.

[4] Там же. Глава VII.

[5] The Works of John Locke, vol. X, p. 196.

[6] Ротбард М. Этика свободы. Часть II. Гл. 2, 14.

[7] Rothbard M. Man, Economy, and State, vol. I , p. 441.

[8] Ротбард М. Этика свободы. Часть II. Гл. 9.

[9] Pateman C. The Sexual Contract, p. 40, 146.

[10] Милль Дж.С. О свободе.

[11] Ellerman D. Property and Contract in Economics, p. 58.

[12] Philmore J. The Libertarian Case for Slavery // The Philosophical Forum 14, no. 1 (Fall 1982): p. 43-58.

[13] Pateman C. The Sexual Contract, p. 63.

[14] Philmore J. The Libertarian Case for Slavery // The Philosophical Forum 14, no. 1 (Fall 1982): p. 43-58.

[15] Прудон П.Ж. Что такое собственность?

[16] Там же.

[17] Pateman C. The Sexual Contract, p. 149.

F .3 Почему "анархо"-капиталисты не ценят или мало ценят равенство?

Мюррей Ротбард аргументировал, что "правые либертарианцы не противостоят неравенству". [For a New Liberty, стр. 47] В \противоположность этому, настоящие либертарианцы противостоят неравенству, потому что оно производит разрушительный эффект на индивидуальную свободу. Часть причин, почему "анархо"-капиталисты не ценят или мало ценят равенство, происходит из определения этого термина. "А и Б равны", аргументировал Ротбард, "если они идентичны друг другу в отношении данного свойства... Есть только один способ, которым два человека могут быть действительно равны в полном смысле: они должны быть одинаковы по всем своим свойствам". Потом он заметил очевидное: "Люди не одинаковы... животные, человечество характеризуются высоким уровнем разнообразия, вкратце это неравенство". [Egalitarianism as a Revolt against Nature and Other Essays, стр. 4-5]

Другими словами, каждый человек уникален - это не отрицал ни один эгалитарист. На базе этой удивительной проницательности, он приходит к выводу, что равенство невозможно (за исключением равенства прав) и попытка достичь равенства это бунт против природы. Полезность софистики Ротбарда для богатых и сильных должна быть очевидна, так как она уводит анализ от социальной системы, в которой мы живем, на биологические различия.

Это значит, что потому что мы все уникальные, результаты наших действий не будут одинаковыми и поэтому социальное неравенство происходит из естественных причин, а не из экономической системы, при которой мы живем. Неравенство дарований, с этой точки зрения, подразумевает неравенство результатов и поэтому существует социальное неравенство. Индивидуальные различия это факт природы, попытки создать общество, основанное на равенстве (т. е. сделать всех одинаковыми в терминах собственности и так далее) невозможны и неестественны. Разумеется, это будет музыкой для ушей богатых.

Перед тем как продолжить, мы должны отметить, что Ротбард искажает язык, чтобы доказать свою точку зрения и он не первый, кто искажает язык таким определенным способом.

В книге Оруэлла 1984, выражение "все люди равны" можно было перевести на новояз — "но лишь в том смысле, в каком старояз позволял сказать: «Все люди рыжие». Фраза не содержала грамматических ошибок, но утверждала явную неправду, а именно что все люди равны по росту, весу и силе". ["Appendix: The Principles of Newspeak", 1984, стр. 246] Приятно знать, что "мистер Либертарианец" крадет идеи у Большого Брата, и по той же причине: чтобы сделать критическую мысль невозможной, ограничивая значение слов.

"Равенство" в контексте политической дискуссии не значит "идентичный", это значит равенство прав, уважение, значимость, сила и так далее. Это не подразумевает, что нужно относиться ко всем одинаково (например, ожидать, что 80-летний мужчина будет выполнять ту же работу, что и 18-летний. Это нарушает требование относиться к ним с уважением как к уникальным индивидам).

Разумеется, ни один анархист никогда не поддерживал такое понятие равенства как быть идентичными. Как мы обсуждали в разделе A.2.5, анархисты всегда основывали свои аргументы о необходимости социального равенства на том факте, что в то время как люди разные, мы все имеем одинаковое право быть свободными и что неравенство в богатстве порождает неравенство свободы. Для анархистов:

«Равенство не значит равное число, а одинаковые возможности... Не делайте ошибку определения равенства в свободе с принудительным равенством каторжных лагерей. Настоящее анархистское равенство подразумевает свободу, не количество. Это не значит что все должны кушать, пить или одевать одинаковые вещи, делать одну и ту же работу, или жить одинаково. Далеко от этого: совсем наоборот, на самом деле. Индивидуальные потребности и вкусы отличаются, как аппетиты. Это равная возможность удовлетворить их, что составляет истинное равенство.

Далеко от выравнивания, такое равенство открывает дорогу для величайшего возможного разнообразия активностей и развития. Человеческие характеристики разнообразны, и только подавление этого свободного разнообразия приводит к выравниванию, одинаковости и обычности. Свободные возможности и выражение своих индивидуальностей означает развитие естественных сходств и различий... Жизнь в свободе, в анархии сделает больше, чем просто освободит человека от его нынешнего политического и экономического рабства. Это будет только первый шаг, подготовка к настоящему человеческому существованию". [What is Anarchism?, стр. 164-165]

Разнообразие индивидов (их уникальность) вдохновляет анархистов на поддержку равенства, а не отрицание этого. Таким образом, анархисты отвергают новоязное ротбардовское определение равенства как бессмысленное. Нет двух одинаковых людей, поэтому навязывать "одинаковое" равенство между ними значит относиться к ним как к неравным, то есть не имеющим одинаковой ценности или не давая им равное уважение, как и подобает им как людям и товарищам уникальных личностей.

Что мы должны сделать с утверждением Ротбарда? Хочется просто процитировать Руссо, когда он аргументировал: "бесполезно спрашивать, есть ли необходимая связь между двумя неравенствами (социальной и естественной); это будет вопрошанием, другими словами, обязательно ли командующие лучше подчиненных, и находится ли сила тела или разум, мудрость, добродетели в определенных людях в пропорции к их власти и богатству. Этот вопрос, возможно следовало бы обсуждать рабам перед их хозяевами, но крайне недостойно обсуждать это разумному и свободному человеку в поиске правды". [The Social Contract and Discourses, стр. 49]

Это кажется подходящим, когда вы видите, что Ротбард утверждает, что неравенство индивидов приведет к неравенству в доходах, так как "каждый человек стремится заработать доход, равный его "предельной производительности"". Это потому что "некоторые люди более разумны, другие более бдительны и дальновидны, чем остальные люди в популяции и капитализм позволит подняться этой естественной аристократии". Фактически, для Ротбарда все правительства являются заговором против этих высших людей. [The Logic of Action II, стр. 29, 34] Но нужно поднять несколько других вопросов.

Уникальность людей всегда существовала, но большую часть человеческой истории мы жили в очень эгалитарных обществах. Если социальное неравенство вытекает, на самом деле, из естественного неравенства, тогда все общества должны были бы быть отмечены им. Это не так. На самом деле, если взять относительно недавний пример, многие посетители ранних Соединенных Штатов отмечали его эгалитарную природу, что-то что вскоре изменилось с появлением капитализма (появление, зависимое от государственного действия, мы должны добавить).

Это значит, что общество, в котором мы живем (его правовая система, социальные отношения, которые оно генерирует и так далее) имеют гораздо более решающее значение на неравенство, чем индивидуальные различия. Таким образом, определенная правовая система имеет тенденцию увеличивать "естественные" неравенства (предполагая что это источник первоначального неравенства, а не, скажем, жестокость и насилие). Как аргументировал Ноам Хомски:

"Предположительно это тот случай, что в нашем "реальном мире" некоторая комбинация качеств способствует успеху в ответ на "требования экономической системы". Давайте положим, для аргумента в дискуссии, что комбинация качеств зависит от природных талантов. Почему этот (предполагаемый) факт представляет собой "интеллектуальную дилемму" у эгалитаристов? Обратите внимание, что мы вряд ли можем знать, какая эта комбинация качеств.

Можно предположить, что некоторая смесь алчности, эгоизма, отсутствия заботы о других, агрессивности и похожие характеристики играют роль в продвижении вперед и достижении успеха в соревновательном обществе, основанном на капиталистических принципах... Каким бы не было правильное собрание качеств, мы можем спросить, что следует из факта, если это факт, что некоторые частично унаследованные качества ведут к материальному успеху?

Все что следует... это комментарий о наших конкретных социально-экономических механизмах... Эгалитарист может ответить, во всех таких случаях, что социальный порядок должен быть изменен, чтобы коллекция качеств, приносящих успех, больше так не делала. Он может даже аргументировать, что в более порядочном обществе, качества которые сейчас ведут к успеху, были бы признаны патологическими, и мягкое убеждение было бы подходящим способом помочь людям справиться со своей несчастной болезнью". [The Chomsky Reader, стр. 190]

Если мы изменим общество, социальные неравенства, которые мы видим сейчас, исчезнут. Очень возможно, что природные различия давным-давно были заменены социальными неравенствами, особенно неравенствами в собственности. И как мы обсуждаем в разделе F.8, эти неравенства в собственности были изначально результатом силы, а не разницы в способностях. Таким образом утверждать, что социальное неравенство следует из природных различий это ошибочно и большинство социального неравенства вытекает из жестокости и силы. Начальное неравенство было увеличено системой капиталистических прав собственности и поэтому неравенство внутри капитализма гораздо больше зависит от, скажем, существования наемного труда чем от "природных" различий между людьми.

Это можно увидеть из существующего общества: мы видим, что на рабочем месте и в разных индустриях многие, если не большинство, уникальных индивидуумов получают идентичные зарплаты за идентичный труд (хотя не в случае женщин и черных, которые получают меньшую зарплату, чем мужчины, белые работники за идентичный труд).

Подобным образом, капиталисты сознательно создают неравенство в зарплате и иерархии, по единственной причине, чтобы разделить и править рабочей силой (смотри раздел D.10). Таким образом, если мы предполагаем, что эгалитаризм это бунт против природы, тогда большинство капиталистической экономики находится в таком бунте, а когда нет, "природные" неравенства были навязаны искусственно теми, кто у власти на рабочем месте или в обществе как целом, посредством государственного вмешательства, законов о собственности и авторитарных социальных структур.

Более того, как мы показали в разделе C.2.5, анархисты знали о коллективной природе производства в капитализме, с 1840 года, когда Прудон написал "Что такое собственность?".

Ротбард игнорирует анархистскую традицию и реальность, когда он говорит, что индивидуальные различия производят неравенство результатов. Как бы сказал экономист с более твердым пониманием реальности, "понятие о том, что зарплаты зависят от персонального мастерства, как выражается в значении результата, не имеет смысла в любой организации, где производство взаимозависимое и совместное - то есть не имеет смысла практически ни в одной организации". [James K. Galbraith, Created Unequal, стр. 263]

"Природные" различия необязательно приведут к неравенству и такие различия не будут иметь большое значение в экономике отмеченной совместным производством. В другой социальной системе, "природные" различия будут поощряться и приветствоваться гораздо больше, чем при капитализме (где иерархия обеспечивает подавление индивидуальности, а не ее поощрение) без сокращения социального равенства.

По своей сути, устранение иерархии на рабочем месте не только повысит свободу, но и устранит неравенство, так как меньшинство не сможет монополизировать процесс принятия решений и плоды совместной производственной деятельности.

Поэтому утверждение о том, что "природные" различия порождают социальное неравенство, ошибочно - оно принимает правовую систему капитализма как данность и игнорирует, что изначальный источник неравенства лежит в собственности и силе. На самом деле, неравенство результатов или вознаграждений более возможно находится под влиянием социальных условий, а не индивидуальных различий (как и ожидалось в обществе, основанном на наемном труде или других формах эксплуатации).

Ротбард изо всех сил старается изобразить эгалитаристов, как движимых завистью к богатым. Трудно объяснить завистью движущую силу людей, похожих на Бакунина и Кропоткина, которые оставили жизнь богатых аристократов, чтобы стать анархистами, которые терпели заключение в тюрьме в своей борьбе за свободу для всех, а не только для элиты.

Когда на это указывают, типичный правый ответ это сказать, что это показывает, люди из настоящего рабочего класса не социалисты. Другими словами, если вы рабочий анархист, вами движет зависть, а если нет, если вы отрицаете свою классовую принадлежность, значит вы показываете, что социализм это не движение рабочего класса!

Ведомый своим допущением и ненавистью к социализму, Ротбард зашел так далеко, что исказил слова Карла Маркса, чтобы они подошли к его идеологической позиции. Он сказал что, "Маркс признает истинность заявлений антикоммунистов тогда и сейчас", что коммунизм это выражение зависти и желания свести все к общему уровню.

Конечно, Маркс не делал ничего такого. В цитатах, которые Ротбард представил, чтобы доказать свое утверждение, Маркс критикует то, что он называет «необдуманным коммунизмом» ("этот тип коммунизма" в цитате, которую приводит Ротбард, но очевидно не понимает). Неудивительно, что Маркс "явно не подчеркивал эту темную сторону коммунистической революции в своих поздних работах", так как он открыто отрицал этот тип коммунизма! Для Ротбарда, все типы социализма кажутся одинаковыми и идентифицированными с центральным планированием - отсюда следует его эксцентричный комментарий, что "Сталин установил социализм в Советском Союзе". [The Logic of Action II, стр. 394-5 и стр. 200]

Другая причина, по которой "анархо"-капиталисты не заботятся о равенстве это то, что они думают, что (используя выражение Роберта Нозика) "свобода разрушает паттерны". Говорится, что равенство (или любой "государственный принцип справедливости") не может "продолжительно реализовываться без продолжительного влияния на жизни людей". То есть равенство может только поддерживаться запретом на индивидуальную свободу совершать обмен или налогами на доходы. [Anarchy, State, and Utopia, стр. 160-3]
Как бы то ни было, этот аргумент не признает, что неравенство также ограничивает человеческую свободу и что капиталистические права собственности не единственно возможная система.

В конце концов, деньги это власть и неравенство в терминах власти легко приводит к ограничениям свободы и превращения большинства из свободных производителей в исполнителей приказов. Другими словами, как только достигнут определенный уровень неравенства, собственность не способствует, но на самом деле находится в противоречии с концами, которые делают частную собственность законной. (In other words, once a certain level of inequality is reached property does not promote, but actually conflicts with, the ends which render private property legitimate.)

Как мы обсуждаем в следующем разделе, неравенство может легко вести к ситуации, где владение собой используется, чтобы оправдать свою противоположность и поэтому неограниченные права собственности подрывают значимое самоопределение, которое многие люди интуитивно понимают под термином "владение собой" (т. е. то что, анархисты называют свободой вместо владения собой). Таким образом, частная собственность сама по себе ведет к продолжительному влиянию на жизнь людей, как и приведение в жизнь предложения Нозика о "справедливом" распределении собственности и власти, которое вытекает из этого неравенства. Более того, многие критики отметили, что аргумент Нозика предполагает то, что он собирается доказывать.

Как сказал один критик, в то время как Нозик "желает защищать капиталистические права частной собственности, настаивая на том, что они основаны на основных свободах", на самом деле он "произвел аргумент в пользу неограниченных прав собственности, используя неограниченную частную собственность, и таким образом он спрашивает вопрос, на который пытается ответить".
[Andrew Kerhohan, "Capitalism and Self-Ownership", pp. 60-76, Capitalism, Ellen Frankel Paul, Fred D. Miler, Jr, Jeffrey Paul and John Ahrens (eds.), стр. 71]

В ответ на утверждение о том, что равенство может поддерживаться только продолжительным влиянием на жизнь людей, анархисты скажут, что неравенства, вызываемые капиталистическими правами собственности также включают в себя широкое и продолжительное влияние на жизнь людей. В конце концов, Боб Блэк замечает: "Это очевидно, что источником наибольшего прямого принуждения, испытываемого обычным взрослым, является не государство, а бизнес, который нанял его_ее. Ваш_а начальни_ца или супервизор_ка дает вам больше приказов за неделю, чем полиция за 10 лет". ["The Libertarian As Conservative", The Abolition of Work and Other Essays, стр. 145]

Например, работни_ца, нанят_ая капиталистом не может свободно обменивать машины или сырье, которым он_а обеспечена, чтобы использовать, но Нозик не называет такие "ограниченные" права собственности как посягающие на свободу (он также не говорит, что зарплатное рабство ограничивает свободу, конечно же). Таким образом, утверждение, что равенство включает в себя нарушение свободы, игнорирует тот факт, что неравенство также нарушает свободу (не говоря уже о важных негативных эффектах неравенства в богатстве и власти, которые мы рассмотрели в разделе B.1).

Реорганизация общества могла бы эффективно минимизировать неравенства устранением большого источника таких неравенств (наемный труд) и было бы введено самоуправление. Мы не имеем желания ограничивать свободный обмен (в конце концов, большинство анархистов желают, чтобы "экономика дара" стала реальностью рано или поздно) но мы утверждаем, что в свободном обмене не должны участвовать неограниченные капиталистические права собственности, которые предполагает Нозик (смотри раздел I.5.12 для дискуссии о "капиталистических актах" внутри анархистского общества).

Ротбард, иронично, знает о факте, что неравенство ограничивает свободу для многих. Как он сказал, "неравенство в контроле это неизбежное следствие свободы. В любой организации всегда будет меньшинство людей, которые достигнут позиции начальника и другие останутся последователями на низах." [Избр. Произв., стр. 30] Процитируем Боба Блэка: "Одни люди дают приказы и другие подчиняются им: в этом сущность рабства". [Избр. Произв., стр. 147] Возможно, если бы Ротбард провел некоторое время на рабочем месте, а не на штатном академическом посте, он бы понял что боссы редко являются естественной элитой, как он думал.

Как владелец фабрики Энгельс, он блаженно не знал, что деятельность не-"элиты" в цеху (продукт, который босс присваивает) поддерживает всю иерархическую структуру (как мы обсудим в разделе H.4.4, работа под командованием - когда работники делают в точности то, что приказал им босс - это разрушительное оружие в классовой борьбе). Это кажется несколько ироничным, что антимарксист Ротбард обратился к тому же аргументу, что и Энгельс, для того чтобы опровергнуть анархистский аргумент о свободе внутри ассоциаций!

Нужно упомянуть, что Блэк также признавал это, отмечая что "ленинизм отличается от либертарианства не больше, чем Кока-кола от Пепси-колы. Только встав на твердую почву фабричного фашизма и офисной олигархии, ленинисты и либертарианцы осмеливаются спорить о разделяющих их тривиальных вопросах." [Избр. Произв., стр. 146]

Как признает Ротбард, неравенство производит классовую систему и авторитарные социальные отношения, которые имеют корни во владении и контроле частной собственности. Это производит специфические области конфликта со свободой, факт, который Ротбард (как другие "анархо"-капиталисты) стремится отрицать, как мы обсудим в разделе F.3.2. Таким образом, для анархистов, оппозиция "анархо"-капиталистов равенству не понимает важных вещей и вызывает много вопросов.

Анархисты не желают сделать людей "одинаковыми" (это невозможно и полностью отрицает свободу и равенство), но хотят сделать социальные отношения между людьми, у которых есть одинаковая власть. Другими словами, они хотят ситуацию, где люди взаимодействуют друг с другом без институционализированной власти или иерархии и влияют друг на друга "естественно", пропорционально тому, как (индивидуальные) различия между (социально) равными применимы в данном контексте.

Процитируем Михаила Бакунина, "Величайший ум недостаточен для того, чтобы охватить всё. Отсюда следует... необходимость разделения и ассоциации труда. Я получаю и даю,-- такова человеческая жизнь. Всякий является авторитетным руководителем, и всякий управляем в свою очередь. Следовательно, отнюдь не существует закрепленного и постоянного авторитета, но постоянный взаимный обмен власти и подчинения, временный и -- что особенно важно,-- добровольный.". [God and the State, стр. 33]

Такая обстановка может существовать только внутри самоуправляющейся ассоциации. Капитализм (т. е. наемный труд) создает очень специальные отношения и институты власти. По этой причине анархисты это социалисты. Другими словами, анархисты поддерживают равенство, потому что мы сознаем, что все уникальны. Если мы серьезны, когда говорим о "равенстве прав" или "равной свободе", тогда условия должны быть такими, чтобы люди могли наслаждаться этими правами и свободами. Если мы предполагаем право развивать свои способности до максимума, например, тогда неравенство ресурсов и власти внутри общества разрушит это право, просто потому что у большинства людей нет способов свободно практиковать свои способности (они подчиняются власти босса, например, во время рабочих часов).

В прямом противоречии с анархизмом, правое "либертарианство" не заботится ни о каких формах равенства, за исключением "равенства прав". Они закрывают глаза на реальность жизни. В частности, на влияние экономической и социальной власти на индивидов в обществе и социальные отношения доминирования, которые они создают. Люди могут быть равны перед законом и в правах, но они могут быть несвободны под влиянием социального неравенства, отношений, которые оно создает и как оно влияет на закон и возможности угнетенных использовать его.

Из-за этого, все анархисты настаивают, что равенство необходимо для свободы, включая индивидуальных анархистов, идеологию которых "анархо"-капиталисты хотят присвоить. ("Спунер и Годвин настаивают на том, что неравенство развращает свободу. Их анархизм направлен против неравенства, так же как против тирании. В то время как им симпатичны идеи Спунера об индивидуалистическом анархизме, они [Ротбард и Дэвид Фридман] не замечают или удобно упускают из виду его эгалитарный подтекст". [Stephen L. Newman, Liberalism at Wit's End, p. 74 and p. 76])

Без социального равенства индивидуальная свобода так ограничена, что становится издевательством (существенным образом ограничивая свободу большинства выбором хозяина, который будет управлять ими, а не жизнь свободных).

Конечно, определяя равенство таким ограниченным способом, сама идеология Ротбарда становится бессмыслицей. Как отмечает Л. А. Роллинс, "Либертарианство, адвокация "свободного общества", в котором люди будут иметь равные свободы и равные права, это специфическая форма эгалитаризма. Как таковое, либертарианство это бунт против природы. Если люди по своей биологической природе неравны по качествам, необходимым для достижения и сохранения "свободы" и "прав"... тогда невозможно, чтобы люди имели "равные свободы" или "равные права". Если свободное общество начинается как общество "равной свободы", значит нет такой вещи как "свободное общество". [The Myth of Natural Law, стр. 36]

При капитализме, свобода это товар, как и все остальное. Чем больше у тебя денег, тем больше у тебя свободы. Равная свобода, на новоязе Ротбарда, не может существовать! Что касается равенства перед законом, ясно, что такие надежды разбиваются о скалы богатства и сил рынка.

Бедный и богатый имеют равные права спать под мостом (предполагая, что владелец моста соглашается, конечно!); но владелец моста и бездомный имеют разные права, и поэтому вы не можете сказать, что они имеют "равные права" на новоязе Ротбарда. Разумеется, богатый и бедный не будут в равной степени использовать право спать под мостом.

Как наблюдал Боб Блэк: "Ваша жизнь, ваше время -- это единственный товар, который можно продать, но нельзя купить. Мюррей Ротбард полагает, что равенство это бунт против природы -- однако его день длится те же 24 часа, как и у всех остальных". [Избр. Произв., стр. 147]

Искажая язык политических дебатов, большинство различий во власти в капиталистическом обществе может быть объяснено не несправедливой и авторитарной системой, но биологией (мы все уникальные индивиды, в конце концов). В отличие от генов (хотя биотехнологические корпорации также работают над этим), человеческое общество может быть изменено людьми, которые составляют его, чтобы отражать основные черты, которые мы все разделяем - наша человечность, наша способность думать и чувствовать, и наша нужда в свободе.

---

Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 175; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!