I. Борьба за религиозную свободу 22 страница
В конце XVI века во Франции наблюдается интересное явление. Феодалы, сплотившиеся у престола, образуют светское общество. Его светскость не есть противоположение духовному, она противопоставляется грубости остальной массы народа. Это общество, высший свет, дает тон жизни, вырабатывает свои взгляды, правила чести, приличия, вкуса. При неразвитости всей остальной части населения, литература не могла не считаться с оценкою этой среды, в которой выражалась умственная и художественная жизнь нации. Высший свет окружал государя и втягивал всякого литературного работника, который искал и по условиям времени принужден был искать королевского покровительства - как для приобретения средств существования, так и для обеспечения личной безопасности. Впрочем, эта среда, наиболее эмансипированная от церковного авторитета, и по духу была более всего сродною писателям нового поколения.
Соответственно тому литература оказывается под давлением этой близости к королю и аристократии. Она несет придворное иго. Сами поэты трутся около дворян придворных. Содержанием их произведений является жизнь высшего света. Типичным выразителем этого рода литературы является роман "Астрея", изданный в Париже в 1610 г. Театр - любимое развлечение аристократии. На этой почве создается богатая драматическая литература. В трагедии героями являются короли, герцоги, князья, графы. Великие душевные порывы могут исходить только от людей этого круга. Если выступают типы из другой среды, то только для того, чтобы выказаться в смешном виде, чтобы противопоставить их мещанство аристократическому образу мыслей и жизни. Место этим людям - в комедии. Не удивительно, что в этой литературе изящество шло в ущерб силе, остроумие - в ущерб глубине. Не этой литературе было поднимать социальные вопросы, неприятные господствующим классам.
|
|
|
Через всю литературу рассматриваемого периода красною нитью проходит жажда мира и вера в абсолютную монархию, как единственное средство достижения его. Покой нужен и для национального дела и для преуспеяния мирного труда. Приверженность к монархизму составляет характерную черту писателей всяких направлений. Рабле мечтает о мирной и отеческой королевской власти. Монтень признает, что человек должен любить ту форму правления, в которой он родился; сам он, как француз, на стороне монархизма, хотя бы в принципе и признавал преимущества демократии; он добрый католик, но главным образом потому, что человек должен разделять религию своего государя - только таким путем обеспечивается общий мир. У монархически настроенных зрителей драма Корнеля "Цинна" вызывала неудержимый восторг, особенно в беседе между Цинной и Максимом о монархии и республике, или в сцене, когда Август протягивает милостиво руку заговорщику.
|
|
|
Светское направление, придворный характер и монархические тенденции - таковы отличительные черты литературы той эпохи, когда происходила борьба за религиозную совесть под защитою государственной власти.
Те же черты замечаем мы и в искусстве этого времени.
И здесь, благодаря реформационному движению, обнаруживается светское направление, которое проявилось наиболее сильно в Голландии, укрепившейся в протестантизме. Искусство освобождается от тех уз, какие налагала на него церковь. Оно не желает служить ей исключительно, - оно хочет руководиться в своем творчестве не указаниями авторитета, а свободным усмотрением, свободным исканием прекрасного. Появляется живопись совершенно светская: историческая, пейзаж, жанр. Даже в церковную живопись проникает новая струя, обеспокоившая сильно церковь. Под этим влиянием инквизиция привлекает к допросу Паоло Веронезе по поводу тех рыцарей, и дам, которых художник вводит в свою картину "Иисус Христос в Кане Галилейской", а Тридентский собор вырабатывает условия церковной живописи.
|
|
|
Аскетизм сменяется любовью к природе. Вместо изображения изможденных святых художники дают здоровое, цветущее тело, напоминающее о радостях жизни (Рубенс): Весь окружающий мир внушает наслаждение своим видом: сочные плоды, аппетитное вино, дичь, рыба, яркие цветы - все это внушает желание наслаждаться земными благами.
В то же время, согласно общему складу жизни, искусство принимает придворный характер. Разорвав с церковью, искусство стало предметом роскоши государей и аристократии. Вместо великолепных храмов Богу архитектура дает чудные дворцы. Вместо святых живописцы занимаются портретами королей и государственных деятелей. Мрамор и бронза служат для того, чтобы создавать надгробные памятники богатым и знатным людям, чтобы украшать статуями роскошные сады королей и их приближенных.
Государи взяли искусство под свое покровительство, обеспечили ему творчество, свободное от условностей католицизма, но за то и заставили служить себе.
VI. Конец XV и первая половина XVI веков обогатились рядом открытий, которые чрезвычайно раздвинули географический горизонт людей того времени. Во-первых, эти события и особенно кругосветное путешествие Магеллана привели к убеждению, что земля есть шар и что Аристотель, отрицавший эту гипотезу, ошибался, а с ним ошибалась и церковь. Во-вторых, соприкосновение с совершенно новым миром освежило мысль и дало ей новый толчок.
|
|
|
Это же время, благодаря свободе исследования и доверия к разуму, вызвало движение вперед всего человеческого знания. Для многих наук XVI век это исходная точка развития.
Особенно велик был переворот в астрономии. Коперник, Тихо де Браге, Кеплер, Галилей - целый ряд блестящих имен, вызвавших общий интерес к этой науке. Астрономия этого времени, особенно вначале, пользуется не опытным, а априорным методом. ее успехи объясняются верою в разум, не останавливающийся перед выводами, несогласными с учением церкви. Вышедшее в 1543 году сочинение Коперника "De revolutionibus orbium coelestium" произвело целую революцию в мировоззрении. Католическая космология была построена на том, что земля - это весь мир. И вдруг оказывается, что земля составляет ничтожную частицу мира и носится в пространстве, описывая эллипсис вокруг солнца. Но если так, то вся картина мироздания оказывается совсем иною, чем это представляли себе. Идея бесконечного мира уничтожает представление о противоположности неба и земли, игравшее такую видную роль в богословской догматике и опиравшееся на авторитет Аристотеля. В частности, если земля вращается кругом солнца, значит, никакого чуда Иисус Навин не совершил, значит, Библия неверно передает события, значит и мысль замирает в ужасе перед возможными выводами. Астрономия не только расширила космографический горизонт, но подкрепила веру в силу разума и в величие науки, осмеливающейся соперничать в познании истины с самим Откровением.
Разум, освободившийся от тяготевшего над ним авторитета, дал блестящий результат в области математики. Эта наука особенно заинтересовала тех, кто проникся доверием к разуму. Самые крупные представители мысли того времени были или видными математиками или же, во всяком случае, пользовались математическим методом. Декарт, сделавший так много для геометрии, Вьет, основатель алгебры, Нэпир, открывший дифференциальное исчисление, - все это были передовые умы своего времени. Математический метод кладет свою печать на все знание и делается условием философского рассуждения.
С возрождения возникает любовь к природе, которая заглушалась до сих пор представлением о греховности всего природного. К природе возбуждается интерес, как к плоду, так долго запрещенному. К ней тянется мысль человека за свежею пищею, познать и подчинить себе ее силы становится заветною мечтою. Тот же период, с XVI до половины XVII веков, представляет время усиленного движения в области естествознания. Физика и химия, анатомия и физиология, сделавшие большие шаги в этот период, должны были увлечь мысль на новый путь - на путь опытный. Эксперимент дал возможность Гарвею открыть кровообращение, что имело огромное значение для медицины.
Не осталась без влияния на новое мировоззрение наука, связанная непосредственно с возрождением - классическая филология. Интерес к древности, восстановление деяний и произведений Греции и Рима должны были показать язычество во всем его величии. Мысль об осуждении на вечные мучения всех великих философов и поэтов классического мира не мирилась с тем уважением к ним, какое питали исследователи древности. Расширялся исторический горизонт, колебалась уверенность в достижении блаженства только при содействии католицизма, подрывалась вера в непогрешимость церкви.
Благодаря своим успехам, наука сознает, что ей надо перестать считаться с церковным авторитетом. Наука порывает свою близость с теологией. Но церковь была еще слишком сильна, чтобы такая дерзость могла легко сойти, и казнь Джордано Бруно и Ванини давала ясное тому доказательство. Нет ничего удивительного, что ученым, как и поэтам, пришлось искать покровительства у светской власти, служить ей украшением, но и пользоваться ее защитой. Чтобы не сгнить в тюрьме или не погибнуть на костре, надо было работать при каком либо государе или князе. Для борьбы с силой нужно было опираться также на силу. Так Тихо де Браге пользовался милостью датского короля Фридриха II, который предоставил в его распоряжение маленький остров и построил там для него замок. А Галилея, как только он стал знаменитостью, привлек к своему двору герцог тосканский Козьма II, который назначил ему содержание, как своему математику и философу, а дружба с папою Урбаном VIII обеспечила такой легкий по тому времени исход суда над ним.
VII. Философия формулирует высшие идеи своего времени. Соответственно тому философия этого периода ведет борьбу за свободу мысли.
Сначала, смущенная потрясением авторитетов, определявших до сих пор мировоззрение, подавленная крушением всего того, во что твердо верила, мысль впадает в скептицизм, как это произошло во Франции в лице Монтеня и Шаррона, или бросается в мистику, как это случилось в Германии в лице Якова Беме.
Но ни то, ни другое течение не могло быть характерным для времени, когда за разрушением старого здания католицизма открывался широкий горизонт для мысли, а огромное количество новых фактов влекло к природе, в которой можно было найти источник для построения нового миросозерцания. Однако, прежде чем воздвигать новое здание, необходимо было расчистить место. Эту работу Декарт производит при помощи философского сомнения, Бэкон - посредством устранения тех предрассудков, которые стоят на пути к истине.
Скептицизм Декарта *(349) совсем не похож на скептицизм Монтеня. Это не философская система, на которой можно успокоиться. Это не более, как средство освободить себя от всего того, что может помешать правильному взгляду (dubito, ut intelligam), это поиски твердой точки опоры, способной выдержать напоры скептицизма. Все, что преподается под видом науки, страдает одним существенным недостатком - оно лишено достоверности. Чтобы поставить знание на прочную почву, нужно подвергнуть сомнению все, - мир, Бога, даже то, что 2+2=4 (de omnibns dubitandum est), - необходимо вернуться в младенческое отношение неведения. Только при этом условии мы освободим наш разум от наросших на него предрассудков. Чувствам нельзя верить, потому что они часто обманывают, а нельзя питать доверия к тому, кто хотя раз обмануло нас.
Одно, в чем, по мнению Декарта, невозможно сомневаться, это то, что я сомневаюсь, а, сомневаясь, мыслю, а, мысля, существую (cogito, ergo sum). Таков первый сучок, за который хватается Декарт. Это аксиома, полученная путем внутреннего самонаблюдения, а не заключение. Достоверность этого знания основывается на том, что оно дает совершенно ясное и отчетливое представление, а это и есть признак истины. Так утверждается существование духа. Существование тел есть второе достоверное положение, потому что, если дух не в состоянии произвольно вызывать ощущения, то должна быть внешняя причина ощущений. К этим двум данным: "я существую", "внешний мир существует" Декарт присоединяет "Бог существует". Дух, тело и Бог - вот то, что человек знает бесспорно. Только на этих трех аксиомах, отбросив все недостоверное, следует строить философское мировоззрение.
Подобно Декарту, и Фрэнсис Бэкон *(350) стремится расчистить дорогу свободной мысли. На пути научного и философского исследования стоит ряд предрассудков, всегда готовых столкнуть его в лабиринт заблуждений.
Эти предрассудки, которые Бэкон называет идолами *(351), образуют четыре вида. 1) Прежде всего выдвигаются предрассудки, обусловленные самою природою человека (idola tribus). Человек склонен мерить весь мир на свой аршин. Ему кажется, что процессы в природе сходны с человеческими действиями. Примером может служить мнение Эпикура, соответствующее антроморфическому предрассудку язычества, будто богам свойствен образ человека *(352). 2) Далее следуют предрассудки берлоги (idola specus). Человек благодаря этому предрассудку рассматривает явления под углом тех взглядов, которые составляют особенности его мировоззрения, укрепившегося в его берлоге или пещере. Этот предрассудок создается воспитанием, привычками, обычаями, усвоенными данным лицом или данной группой лиц. Прежде чем взглянуть на мир из своей берлоги, необходимо отрешиться от предубеждений своего мирка. 3) Общение людей и язык, как орудие этого общения, вызывают предрассудки улицы (idola fori). Эти предрассудки создаются под влиянием той связи, какая существует между представлениями и обозначающими их словами. "Разум воображает, что он господствует над словами, а в действительности чаще всего он поддается их власти и потому впадает в заблуждение". Улица вместе с словами навязывает человеку и понятия. "Это главная причина, делающая науки и философию софистическими и бесплодными". "Выходит то, что самые важные споры между ученымb превращаются в споры о словах" *(353). 4) Наконец, мысль принуждена бороться с теми предрассудками, которые создаются под обаянием господствующего философского мировоззрения (idola theatri). Эти учения и блеск имени поражают воображение, как театральные пьесы. Ум подчиняется авторитету, теряет свободу и делается неспособным к самостоятельному исследованию.
Итак, должно раз навсегда торжественно отказаться от всех указанных предрассудков и освободить от них разум; потому что единственный, открытый человеку путь для господства над природой, господства, которого он может достигнуть только при помощи науки, есть тот же, что ведет и в царствие небесное, - куда нельзя войти иначе, как в скромной роли младенца *(354).
По очищении места для построения, возбуждается другой, не менее важный вопрос - каким образом будет воздвигаться новое здание философской мысли. В начале XVII столетия открывается борьба из-за методов, вся важность которой хорошо сознавалась современниками. "Всем известна поговорка, что хромой, идущий по истинному пути, легко обгонит хорошего ходока, идущего по ложной дороге; к этому можно присовокупить, что чем легче бежит человек, идущий не по пути, тем больше он заблудится" *(355).
Разум, получив свободу, почувствовал в себе такую силу, что никакие препятствия не казались ему чрезмерными. Вера в разум, не стесненный какими-либо узами, как единственный путь к истине, вела к рационализму. Это направление укрепилось особенно в Голландии и Франции. Оно нашло себе выразителя в Декарте. Источник познания - это разум, логически извлекающий путем дедукции из общих бесспорных понятий целую систему мировоззрения. Такими понятиями, не поддающимися разложению под действием философского сомнения, представляются понятия математические. Построить все мировоззрение, как на природу, так и на человека more geometrico, с математическою точностью - такова соблазнительная задача рационалистов, особенно ярко выразившаяся в лице Спинозы.
Таким образом, господствовавшему до сих пор догматизму противопоставляется рационализм, предварительно подвергший все разрушению. Вне критики остался только сам разум, вера в который не позволила поставить вопрос, способен ли он сам схватить истину.
В Англии Фрэнсис Бэкон открывает иной путь - эмпиризм, ставший национальным английским направлением. Под влиянием успехов естествознания, господство авторитета уступает место авторитету природы. Источником познания признается опыт, который из чувственных восприятий, путем индукции, создает самые широкие обобщения, способные дать цельное мировоззрение. Этот опыт должен возродить все человеческое знание, до сих пор вертевшееся около одного и того же ограниченного материала. Бесплодный силлогизм, основывающийся на логике Аристотеля (Organum), Бэкон пытается заменить новым методом (Novum Organum).
Результат нового движения философской мысли по пути рационализма или эмпиризма мог быть легко предвиден: философия обнаруживает стремление отделиться от теологии. Уже в XV и XVI вв. установилось учение о двойной истине, по которому истинное в философии могло быть ложным в религии и наоборот. Очевидно, это был выход дать простор мысли, не затрагивая веру. Но теперь это обособление философии от теологии принимает более решительный характер, переходя подчас в воинственную форму (Джордано Бруно). Бэкон, подобно отцам церкви, Тертуллиану, готов признать положение "credo quia absurdum est", лишь бы не стесняли науку в ее выводах, противоречащих догматам. Этот взгляд находит себе поддержку и у Гоббса, который стоит на том, чтобы верить, не рассуждая, но в то же время рассуждать, не стесняясь противоречием религии. "Догматы религии, говорит он, нужно принимать для спасения души своей точно так же, как пилюли врача для спасения своего тела: целиком и не разжевывая".
По примеру общей философии, учение о государстве и праве также стремится отделиться от теологии. Это было необходимо для выполнения той основной задачи, которая ставилась ей духом времени - оправдать абсолютизм, как средство борьбы против церковного авторитета.
§ 21. Макиавелли
Литература: Лучшим изданием сочинений Макиавелли остается до сих пор издание 1813 года; издание, предпринятое графом Пассерини в 1877, приостановилось. В русском переводе имеются "Государь" и "Рассуждения на первые три книги Тита Ливия", 1869. Наиболее обстоятельная монография - это Vi11аri, Niccolo Machiavelli е i suoi tempi, первое издание 1877, а второе, в трех томах, 1895 - 1896; в италианской литературе можно указать еще Tommasini, Lavita е glu scritti di Niccolo Machiavelli nella loro relazione col machiavelismo, 1883, т. I. Из новейшей литературы других стран можно указать: Fester, Machiavelli, 1900; Тhtudichum, Promachiavell, 1897; Ellinger, Die antilcen Quellen der Staatslehre Machiavelli's, 1888; John Morley, Machiavelly, 1898 (лекция публичная); Acton в предисловии к английскому переводу Prince; Алексеев, Макиавелли, как политический мыслитель, 1880; Старая литература о Макиавелли, имеющая сама по себе исторический интерес, изложена у Robert von Mohl, Die Geschitchte und Litteratur der Staatsurissenschaften, т, III, 1851, стр. 541 - 591, и y Villari, т. II, гл. V, стр. 421 - 504.
I. В эпоху Возрождения Италия представляла в политическом отношении большое сходство с древней Грецией. Как и последняя, она разделялась на ряд небольших самостоятельных государств. На небольшом пространстве умещались различные формы правления. Или это были республики с аристократическим характером, как Венеция, или республики, приближавшиеся к демократии, как Флоренция, или монархии с королевским титулом, как Неаполь, или с герцогским, как Феррара.
Мало того, одно и то же государство переходило от одной формы правления к другой. Какой-нибудь предприимчивый начальник наемных войск захватит власть в республике, как это сделал Сфорца в Милане, то богатый купец воспользуется своими связями для превращения себя в герцога, как это сделали Медичи во Флоренции. Но в воздухе уже носится измена, готовится новый переворот: первый удобный случай - и республика вновь восстановляется.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 167; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!