ДИАЛОГ В ТЕРАПЕВТИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ .
КАЧЕСТВЕННЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ДИАЛОГИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ :
ПРИСУТСТВИЕ , ВКЛЮЧЕННОСТЬ ,
ПОДЛИННОЕ И ОТКРОВЕННОЕ ОБЩЕНИЕ ,
ПРИЗНАНИЕ - ПОДТВЕРЖДЕНИЕ
По Линн Джакобс (1989), базальный контакт и процесс осознавания являются условиями для диалога, тогда как сам диалог представляет собой специфическую форму процесса контактирования, относящегося к отношениям между людьми. Диалогические отношения рассматриваются как межличностная модель феноменологического подхода к осознаванию.
Качественные характеристики диалогических отношений
В качестве необходимых условий для диалога в терапевтических отношениях терапевт-пациент выделяются присутствие, подлинное и открытое общение (коммуникация), включенность (по Jacobs, 1989) и признание-подтверждение. Йонтеф (2001) добавляет к ним обязательство перед диалогом и диалог как жизнь, акцентирующий со-творение.
Присутствие
Это самый основной и наиболее трудный элемент диалогических отношений. Присутствие — это привнесение себя полностью в интеракции (Yontef, 1991)[42]. Присутствующим является тот, кто не пытается влиять на другого, чтобы тот увидел его в соответствии с его образом себя или представлениями о себе. В то время как нет никого, кто был бы свободен от желания быть увиденным определенным образом, присутствие все-таки должно преобладать в подлинном диалоге. Терапевт, например, должен отказаться от того, чтобы постоянно сохранять образ «хорошего терапевта». Если терапевт ведет себя в соответствии с образом «целителя», диалогический процесс прерывается, поскольку другой человек (пациент) становится только средством для реализации потребности терапевта выглядеть подобным образом (Jacobs, 1989, 1991, 1998).
|
|
Терапевт скорее желает быть увиденным клиентом, чем намеренно стремится к этому, не пытаясь манипулировать или управлять тем, как его видит клиент. Это дает клиенту шанс встретиться с другим, так как «нет self без «другого». Ведь клиенты отчасти идут в терапию из-за того, что их значимые люди не хотят или утратили способность стать субъектами для клиента. Это родители, закрытые для своих детей, или просто депрессивные, или нарциссически ориентированные, нуждавшиеся в том, чтобы быть увиденными определенным образом и не позволившие своим детям увидеть их реально. Эти выросшие дети могут чувствовать безнадежность и отчаянье из-за неспособности к подлинной и глубокой связи с другими людьми. Такая встреча становится возможной только тогда, когда пациент получает возможность встретить подлинного «другого». Так что терапевт может стать первой личностью в их жизни, к которой они могут подойти, найти и найти себя через «другого» и через свои отношения с терапевтом, желающим быть субъектом. Таким образом, «ина-кость» является очевидным параметром присутствия.
|
|
В терапии клиент может впервые получить возможность увидеть доступного реального человека с его защищенностью и способностью преодолеть эту защищенность, способностью, например, извиниться перед клиентом за сарказм, оказавшийся следствием чувств униженности или страха. Но если' терапевт имеет намерения или неосознанные нарциссические потребности к демонстрации себя как отличающегося от пациента, но не имеет цели встретить «инаковость» пациента, его включенность разрушается. Для терапевта его «инаковость» подчинена текущему процессу, в который он погружен (Jacobs, 1991). Одна из самых распространенных ошибок начинающих терапевтов состоит в навязывании себя пациенту. Это навязывание они представляют как выражение подлинного диалога, однако же диалог в терапии всегда соизмеряется с потребностями пациента и его готовностью к встрече с «другим».
При этом во время терапии для роста или выздоровления пациента требуются разные качества «инаковости». Он ищет эти качества, а терапевт в процессе работы пытается понять, какой вид «инаковости» ищет пациент. Искусство терапии и состбит в способности терапевта привнести свое присутствие таким способом, который адресован текущим потребностям пациента в связанности с другими людьми. Терапевт может адаптировать свое присутствие, чтобы соответствовать потребностям роста пациента. «Поворот к другому» становится возможным, когда терапевт в состоянии обеспечить такую «почву» для различных видов «встречи».
|
|
Присутствие не может стать правилом для терапевта, но сопротивление присутствию должно быть им исследовано. В геш-тальт-терапии, где контакт рассматривается как «основной орган личности», личности терапевта придается центральное значение для появления изменений в поведении. Когда контакт затруднен, многие гештальт-терапевты уделяют время исследованию своих трудностей в супервизии, чтобы поддержать свою способность присутствовать. Это касается, например, момента, когда терапевт принимает защитную позу превосходства или когда он интерпретацией*»пытается преодолеть свое бессилие.
Практикуя присутствие, терапевт позволяет себе двигаться по направлению к пациенту и использовать полный спектр эмоций и поведения в контакте с пациентом: контакт глазами, физическое соприкосновение, движение — все это будет говорить о его присутствии. Присутствие включает силу и бессилие терапевта. Терапевт может сильно влиять на пациента и в решающие моменты его любящая позиция может производить значительный терапевтический эффект. Но в реальности терапевт бессилен изменить пациента, сделать его жизнь лучше, и эту боль желания и бессилия он может привнести во встречу.
|
|
Для того чтобы поддержать присутствие, очень ценен феноменологический подход — поддержка того, что происходит, без предрассудков и интерпретаций. Комбинация присутствия с феноменологическим подходом может сделать возможными «Я-Ты» отношения. Феноменологическое познание дисциплинирует осознавание мыслей и интерпретаций и... пропуск их. Терапевт селективно аутентичен, он испытывает и осознает свои чувства и мысли, но выражает их частично, ориентируясь на особенности терапевтического процесса. Присутствие — это и неоднозначное отношение терапевта к своим интерпретациям (конечно же, приходящим ему на ум), и повышенная восприимчивость к тому, что исходит от клиента.
При этом «в задачи гештальт-терапевта входит выражение своих переживаний пациенту. Регулярно, с рассудительностью и проницательностью, он сообщает о своих наблюдениях, предпочтениях, чувствах, получаемом опыте и мыслях. Таким образом, делясь личной перспективой, он моделирует феноменологические послания, помогающие обучать пациента доверию и использовать непосредственный опыт для усиления осознава-ния» (Йонтеф, 2001). А значит, и у клиента будет возможность привнести себя во встречу с терапевтом. Если терапевт рассудителен и думает, что клиент нуждается в изменениях, клиент будет скрывать то, что важно для него. Реальность терапевта не является более правильной, чем реальность клиента, просто это другая перспектива.
Однако некоторыми пациентами любое выражение «инаковос-ти» терапевта будет восприниматься как тягостное столкновение с ним. Так бывает у людей, имеющих поведенческий стереотип, заключающийся в компульсивном обслуживании нарциссических потребностей других лиц за счет своих собственных потребностей. Такие пациенты очень ориентированы на потребности терапевта и будут повторять свой «излюбленный» поведенческий паттерн в отношениях с ним. В этом случае терапевт может обеспечить их безопасность, сохраняя свою «инаковость» в фоне до тех пор, пока терапевтическая работа не приведет к осознаванию пациентом своих особенностей. Рик Хикнер (1985) по этому поводу пишет: «Временами самое любящее терапевтическое присутствие, которое терапевт может привнести в терапию, заключается в его готовности обеспечить фон, напротив которого возникнет пациент». Индивидуальность терапевта в этом случае подчинена обслуживанию диалога.
Одним из очевидных параметров присутствия является самораскрытие — подлинное и откровенное общение терапевта с пациентом. Самораскрытие само по себе подразумевает такой момент терапевтического процесса, в котором пациент оказывается лицом к лицу с «инаковостью» терапевта. Это достаточно сложно мотивированная интервенция.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 804; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!