Коммуникативный процесс воспринимается по-разному участвующими в нем сторонами; у каждого человека формируется своя реальность
При обучении системной психотерапии полезно рекомендовать студентам посмотреть фильм А. Куросавы «Расёмон». Это история о том, как на путешествующего самурая с женой напал разбойник. Жена изнасилована, муж погиб. Живые и дух мертвого излагают свою версию произошедшего. Версии драматически различны, люди по-разному увидели и трактовали произошедшее. Показателен и фильм И. Бергмана «Сцены супружеской жизни». Здесь представлен рассказ мужа и жены, зритель понимает, что люди жили в разных реальностях и некоей общей, где могла бы произойти их экзистенциальная встреча, не было. У разных людей всегда создается разная картина последовательности событий. В системной теории это явление называется разная пунктуация последовательности событий. Двое подрались на улице. Их привели в милицию и допрашивают. Один сообщает: «Драка началась с того, что он дал мне сдачи». Для него событием было не то, что он ударил человека, а с то, что получил удар в ответ. Есть такой старый анекдот: «У крысы вырабатывают условный рефлекс. Ее учат нажимать на рычаг. Если она нажимает на рычаг, то ей дают еду. В клетку подсаживают крысу-новичка. Старая крыса говорит ему: “Я приучила этих людей. Если мне нужна еда, я нажимаю на рычаг”».
В жизни мы встречаемся с этим постоянно. Муж жалуется на то, что жена все время ворчит. Жена жалуется на то, что муж ничего не делает дома. Жена приходит домой и видит мужа спящим на диване, а носки лежащими на полу. Она будит мужа, упрекает его за то, что он разбрасывает носки, уносит носки в стирку. Муж недоволен тем, что ему не дали поспать, что его грубо разбудили и сообщает, что с дивана сегодня вообще не сойдет. Жена ворчит, но ужин ему на диван приносит, грязные тарелки уносит и продолжает ворчать. Для жены последовательность событий такая: лежит — лежит — лежит. Для мужа другая: ворчит — ворчит — ворчит.
|
|
|
Понятно, что разные пунктуационные паттерны есть паттерны обмена подкреплениями. Так формируется союз гипо- и гиперфункционала. Они не могут друг без друга и поощряют друг друга, даже если это им не нравится. Если бы жена не будила, не ворчала и ничего для мужа не делала, то, глядишь, он с дивана и встал бы. А если бы жена упорствовала в своем милом безделье, то муж стал бы активнее, и уже жена могла бы всюду разбрасывать свои колготки.
Обычно люди спорят о пунктуации последовательности событий. В кабинете системного семейного психотерапевта это происходит все время. Очень трудно убедить людей не искать общую пунктуацию, а с интересом отнестись к картинке каждого. Иной раз это трудно и психотерапевту. Он может потерять нейтральность и принять версию какой-то одной стороны. Спасением от этого является уход от линейной пунктуации одного человека и переход к циркулярному видению. В этом случае психотерапевт учитывает взаимное подкрепление, которое происходит каждый раз, когда возникает взаимодействие. Не было бы сдачи, если бы не было первого удара. Кроме того, психотерапевт учитывает все коммуникативные контексты. Гипофункционалу приятно, когда его обслуживают, в этом он видит знак заботы и любви. А гиперфункционалу нравится осознавать свою нужность и всесильность.
|
|
|
В каждой культуре есть свои правила пунктуации событий. В Америке нельзя подать женщине пальто, не будучи обвиненным в сексуальном домогательстве. Мужчина подал женщине пальто — это событие. А у нас можно, только поблагодарят. Можно и по телевидению давать рекламу пива, оскорбляющую достоинство женщины, никто в этом никакого события не видит. Я имею в виду рекламу пива «Три медведя», где женщин называют нарицательным именем «машенька».
В общении могут возникать парадоксальные способы взаимодействия
Парадоксы очень интересовали людей. До сих пор не забыты знаменитые парадоксы античного мира, например: Ахиллес и черепаха или остров Крит, где все лжецы. Парадоксы производят сильное впечатление — завораживают, восхищают и возмущают. Вацлавик (Вацлавик, Бивин, Джексон, 2000) определяет парадокс так: «Противоречие, которое возникает в результате корректной дедукции на основе согласующихся посылок». Выделяют три типа парадокса:
|
|
|
1. Логико-математические парадоксы.
2. Семантические парадоксы.
3. Прагматические парадоксы.
Логико-математическими парадоксами много занимался Бертран Рассел. Б. Рассел (1872-1970), философ и математик, лауреат Нобелевской премии 1950 г., создал теорию классов. Самый известный его парадокс касается класса всех классов, которые не являются составной частью самих себя. Допустим, мы выделяем класс кошек. В него входят все кошки, бывшие, настоящие и будущие. Тогда весь универсум можно поделить на кошек и некошек. Итак, есть класс кошек и класс некошек. Не может быть такого класса, который одновременно был бы классом кошек и классом некошек. При этом собственно класс кошек не является кошкой, так же как и класс некошек. Существуют классы, которые являются частью самих себя. Например класс всех понятий сам является понятием и поэтому входит сам в себя. К классу кошек это не относится. А вот класс некошек является частью самого себя, потому что он так же некошка. Все, таким образом, можно поделить на классы, которые являются частью самих себя и на классы, которые не являются частью самих себя. Здесь опять нужно уточнить, что не может быть класса, который одновременно являлся бы частью самого себя и не являлся частью самого себя. Объединим все классы, которые являются частью самих себя в один класс А, а классы, которые не являются частью самих себя, в класс В. Вот здесь и возникает знаменитый парадокс Рассела. Таким образом, мы загнали весь универсум в два класса. С классом А все понятно. Класс В объединяет все классы, которые не являются частью самих себя, но он сам на этом логическом уровне и является частью себя, и не является одновременно именно потому, что у него как бы нет выбора. Весь универсум распался на два класса, и он вынужден принадлежать своему классу и не принадлежать ему в то же время.
|
|
|
Семантические парадоксы, или парадоксальные определения, хорошо иллюстрируются парадоксом о критянине. На острове Крит все лжецы, сказал критянин. Противоречие. Если он критянин, значит, лжец, поэтому его утверждение о том, что на Крите все лжецы,— ложь. Значит, не все. Значит, и он может сказал правду. Значит надо верить тому, что все критяне врут, а перед нами критянин. Ну и т.д.
Хорошо известна история про брадобрея, который брил всех мужчин в своей деревне, которые не брились сами. А если так, к какой категории относится сам брадобрей? Нонсенс.
Всевозможных семантических парадоксов у нас можно ожидать от ГИБДД. Как-то раз у меня отобрали права за обгон. Нужно было ехать в ГАИ на МКАДе. Я заехала в нужный лепесток развязки и увидела два указателя на одном столбе: 7-е отделение ГИБДД со стрелочкой и кирпич.
Прагматические парадоксы — это сфера ежедневного человеческого общения. Бывают парадоксальные предписания. Например, родитель говорит ребенку: «Не будь таким послушным». Если ребенок начнет безобразничать, то это означает, что он послушный. Если он будет продолжать вести себя хорошо, значит, он не выполнил предписание. Ребенок в тупике. Или девушка говорит своему возлюбленному: «Будь властным со мной». Все понятно. Если он станет выполнять ее просьбу, то власть в руках у возлюбленной, а если нет, то просьбу он не выполнит». Или: «Ты должен быть спонтанным». Парадоксальные предписания разрушают деятельность.
Парадокс заключается в том, что требуется симметричный ответ в рамках комплементарного взаимодействия.
Двойная ловушка так же относится к сфере прагматических парадоксов. На одном коммуникативном уровне дается одно предписание, на другом — противоположное, и, кроме того, существует запрет на выход из контакта, на неподчинение. Стой там, иди сюда, это приказ.
Парадоксальные обещания. В книге Вацлавика приводится такой пример. Преподаватель сообщает студентам, что на следующей неделе у них будет внезапный и неожиданный экзамен. После этого экзамен уже не может быть неожиданным, и если его не будет в четверг, то он совершенно точно будет в пятницу.
Коммуникативные парадоксы не ограничиваются отдельными сообщениями. Чаще всего это целый развернутый сценарий поведения.
Например, человек, который страстно хочет быть любимым, скорее всего не достигнет этой цели. Сама потребность «быть сильно любимым», особенно если это приоритетная потребность, заключает в себе ловушку.
Допустим, этот человек находится в браке или в других серьезных отношениях. Он хочет быть любимым, значит, внимательно отслеживает и подсчитывает знаки любви в общении со своим партнером. Причем человек, который страстно хочет быть любимым, определил для себя те поведенческие знаки, которые свидетельствуют о силе любви партнера. У многих, ищущих любви, в этом гроссбухе содержаться простые знаки.
Знаки заботы: подарки, оказание разнообразной помощи (кто поскромнее — тому достаточно получить помощь после высказанной просьбы, кто с большей фантазией — тот ждет, что ему будут помогать и без просьбы), обслуживание — кому чего надо: кофе в постель, обувь почистить, спинку потереть...
Знаки страсти — обычно это сексуальное взаимодействие. Считается, что если партнер сильно любит, значит, постоянно хочет секса и неутомимо и разнообразно этим занимается и — главное — испытывает удовольствие не от своих ощущений, а от положительных эмоций партнера. Здесь иногда бывает усложнение. Секс из разряда профанного переводится в разряд сакрального. Это некое специальное действо и специальное ощущение, которое примерно формулируется так: мое тело храм, познав его, ты приобщился святых тайн. За отступничество (измену) — смерть. Когда сексуальный обряд исполняется, по всей земле зацветают сады и все живое плодится и размножается. Большая ответственность — если не заниматься любовью, то род людской вымрет.
Сложные знаки большой любви обычно из сферы мистического.
Ну, во-первых, это особенное понимание, без слов и лучше с опережением. Ты еще только подумать собрался, а она уже... Так же взгляды на жизнь и людей должны совпадать до самых малюсеньких мелочей. Большая любовь не терпит отличий.
Во-вторых, любовь партнера выдерживает все испытания. Понятно, что испытания надо устраивать, а то как же проверить силу любви. Испытанием может быть что угодно. Пьянство, дурной характер, вредные привычки, главное не то, как человек себя ведет, а то, как он стратегически мыслит. Испытание получается тогда, когда человек, проверяющий любовь другого «на прочность», принципиально отказывается соответствовать ожиданиям этого другого, сильно любящего, и часто старается делать «назло». Полюбите меня черненького, беленького меня всякий полюбит. Особенно здорово получается, когда любовь только планируется. Некая молодая женщина, образованная, со знанием многих иностранных языков, решилась на знакомство с иностранцем из богатого зарубежья. Сначала велась переписка. Вылупилось несколько кандидатов. Переписка с ними показала, что есть взаимопонимание, основанное на более или менее общем уровне образованности, интеллекта, ценностей. Она писала прекрасные письма, полные мягкого юмора, тонких наблюдений, они отвечали. Зарождалась дружба. Фотографии показывали женщину с приятной внешностью. Правда снималась она всегда без улыбки. Короче говоря, трем мужчинам было назначено свидание в Москве. На каждое свидание она приходила, и тут наступал момент испытания. Она улыбалась, а во рту вместо зубов были гнилые пеньки. Специально не лечила зубы. Она полагала, что это прекрасное испытание, кто ее с таким ртом полюбит, тот и есть ее суженый. А зубы после можно будет вылечить. Никто не выдерживал. Это воспринималось иностранными мужчинами как странность, близкая к психическому заболеванию.
Тот человек, который сосредоточен на том, любят ли его сильно, на самом деле сосредоточен на себе, на процессе получения психологического блага, т.е. находится в эгоцентрической потребительской позиции. Реальность другого человека, того, от кого он хочет получить это благо, игнорируется, иногда грубо, иногда тонко. Не получается полноценного общения, диалога, нет партнерства. Человек хочет любви и, огрубляя, ведет себя отталкивающим образом. Другому-то, который назначен на роль любящего, невдомек, что он участвует в проверке любви. И узнать он этого не может, тогда весь смысл проверки теряется. Это и есть парадокс.
В психотерапевтическом процессе также много парадоксальных взаимодействий. Парадокс может содержаться и в самом обращении за помощью. Клиенты и хотят перемен, и опасаются их. Поэтому Частый подтекст обращения: «Давайте все изменим, но так, чтобы ничего не менялось». Существует множество парадоксальных предписаний, которые меняют функционирование системы, о них речь пойдет ниже.
Второй параметр семейной системы — семейные правила
В каждой семье существуют правила жизни, гласные и негласные. Выше мы уже вели речь о правилах, о том, что на разных стадиях жизненного цикла надо о правилах договариваться.
Правила бывают культурно заданными — и тогда они разделяются многими семьями, а бывают уникальными для каждой отдельной семьи.
Культурно заданные правила семейной жизни известны всем (например, все знают, что родители не должны заниматься любовью на глазах у детей), уникальные правила известны только членам данной семьи.
Правила — это то, как семья решила отдыхать и вести свое домашнее хозяйство, как она будет тратить деньги и кто именно может это делать в семье, а кто нет; кто покупает, кто стирает, кто готовит, кто хвалит, а кто по большей части ругает; кто запрещает, а кто разрешает. Словом, это распределение семейных ролей и функций, определение места в семейной иерархии: что вообще позволено, а что нет, что хорошо, а что плохо. В большой семье, состоящей из одних взрослых, растет поздний и горячо любимый ребенок. Наиболее часто исполняемое правило этой семьи: ни в коем случае не ругать ребенка ни за что, а хвалить его при каждом удобном случае, восхищаться и умиляться про себя и вслух, индивидуально и в группах. Согласно правилу этой семьи, такое поведение есть выражение любви к ребенку. Если кто-либо, гость или дальний родственник, нарушит это правило: не похвалит, не восхитится или, хуже того, сделает замечание ребенку,— он нарушит существенное правило жизни этой семьи, поставит всех в неловкое положение и не будет в дальнейшем желанным гостем. Закон гомеостаза требует сохранения семейных правил в постоянном виде. Изменение семейных правил — болезненный процесс для членов семьи.
Нарушение правил — вещь опасная, очень драматичная, многократно описанная в русской художественной литературе.
Например, «Анна Каренина» — роман о том, что происходит, когда нарушаются правила жизни в семье. «Бесприданница», «Гроза» описывают смертельно опасные последствия нарушения семейных правил.
В повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» даны очень верные клинические характеристики персонажей. Фома Фомич Опискин занимал место на вершине семейной иерархии. Когда эта иерархия изменялась, для всех членов семьи это сопровождалось тяжелыми переживаниями.
В принципе правила семейной жизни касаются всех областей. Часть правил культурно задана. Есть часть правил вырабатывается внутри семьи, в каждой — свои. «Анна Каренина» — это роман о культурно заданных правилах: «...Женщине не следует гулять ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом, когда она жена и мать».
В российской культуре существуют противоречивые правила распределения ролей в семье. С одной стороны, есть правило о том, что муж должен быть главой семьи, деньги в дом нести и т.д. С другой стороны, в русских народных сказках образ мужа, мужчины — это образ человека, который преуспевает, только слушаясь кого-либо. Женский сказочный или фольклорный образ — это образ сильной, часто могущественной особы (Царь-девица, например).
Не случайно борьба за власть и статус в современных российских семьях — это одна из мощнейших дисфункций. И возникает эта борьба потому, что в культуре нет внятного правила полового неравенства.
На самом деле в семьях много гласных (типа того, что, если задерживаешься — предупреди), негласных, сложных, витиеватых правил, пронизывающих нашу жизнь. Семейный психотерапевт должен уметь быстро определять некоторые важные правила функционирования семейной системы.
Нет содержательно дисфункциональных правил, за исключением тех, которые позволяют осуществлять в семье насилие любого рода.
Дисфункциональность задается ригидностью, т.е. любое трудно изменяемое правило — дисфункционально. Там, где передоговор возможен, где правила можно менять, там семейная дисфункция наступает реже.
В практике психологического консультирования очень часто встречаются семьи, которые не выработали четких правил, а вместо этого есть некая борьба за власть, цель которой — решить вопрос, по чьим правилам жить. На мой взгляд, это практически обязательное сопровождение любой семейной дисфункции. Это борьба без правил, и важно только одно — борьба не должна прекращаться.
Соня и Вася встретились в Москве, хотя оба приехали из одного города на Дальнем Востоке. Там они не встречались. У них возник роман, Соня забеременела, и они поженились. Тут же и родители молодых переехали. Очень удачно получилось. Скоро стало понятно, что каждый ждал от другого совсем не того, что получал. Соня хотела любви со страстями, романтикой и т.п. При этом она полагала, что Васю не любит. До Васи был Петя, вот его она любила, но у них ничего не вышло. Вася хотел налаженного быта, регулярного секса и надежного купеческого слова. Последнее нуждается в пояснении. Вася понимал, что заключал брак не по сумасшедшей любви. Ему казалось, что с Соней можно договориться, она разумная, надежная, здравомыслящая. Он мечтал, что они будут обсуждать течение жизни, строить планы и дружно проводить их в жизнь. Когда реальность стала противоречить ожиданиям, оба затревожились и расстроились. В общем это стало стрессом для обоих. Например, договариваются они о том, что Соня будет отвозить ребенка к своей маме только на выходные. Предложение исходило от Васи, но Соня согласилась. Дальше Вася задерживается на работе, не предупреждает Соню. Более того, вместо любовного покаяния, явившись домой, Вася демонстрирует мрачность, отстраненность, прямо скажем, невежливость. Соня обижается... и на следующий, совершенно будний день уезжает к маме. Вася в ярости. Не потому что уехала к маме, а потому что ведь договорились. А Соня расстроена, она горюет, куда же ей деваться? Кто ее утешит? Она и забыла о своем обещании, ерунда какая-то. А Вася решил, что раз так, то он вообще не будет Соню предупреждать, и денег будет меньше давать, так что Соне приходится каждый день просить на то, на се. От этого унижения ей совершенно не хочется заниматься сексом. А Вася без секса звереет. Он, между прочим, предупреждал. Дальше больше. Отношения становятся симметричными, как два зеркала, поставленные напротив друг друга. Коммуникации между ними развиваются по пути увеличения сходства. На подобное отвечу подобным — симметричный шизмогенез (Бейтсон, 2000, с. 93-105). «Ты этого хочешь? Значит, ты этого не получишь» — вот формула борьбы. Борьба за власть возникает тогда, когда отношения партнеров их не устраивают, они видят, что свои важные потребности, которые они надеялись (мечтали, пусть смутно, пусть застенчиво) реализовать в этих отношениях, остаются неудовлетворенными. Начинается битва за власть, выиграв которую, можно будет провести в жизнь свои правила и уж тогда удовлетворить свои потребности. Это очередной парадокс и полная засада на пути к семейному счастью. Дело в том, что борьба за власть становится системообразующим фактором. Любая совместность в своем эмоциональном аспекте держится на одновременно протекающих одинаковых чувствах у разных людей. Люди женятся, чтобы одновременно испытывать радость, покой, сексуальное возбуждение, интерес и т.п. Если вместо этого они одновременно испытывают гнев, досаду, раздражение, обиду, то для совместности ничего не меняется. Эти чувства годятся, как и любые другие. Таким образом, борьба за власть становится эрзацем любви. Она начинает обслуживать системный гомеостаз. Поэтому борьба за власть бесконечна, не может кончиться ничьей победой. Борьба за власть должна продолжаться — это становится главным правилом.
Семейные правила составляют внешнюю основу семейных мифов.
Семейные мифы — третий параметр семейной системы
Семейный миф — это форма описания семейной идентичности, некая формообразующая и объединяющая всех членов семьи идея, или образ, или история, или идеология. Это знание, разделяемое всеми членами семейной системы и отвечающее на вопрос: «Кто мы?»
В мифе отражено знание о том, что принято, а что не принято в семье думать, делать и говорить, чувствовать, осуждать, ценить. Формула мифа «Мы — это...».
Некий миф, описывающий семейную идентичность, существует в любой семье, но в обычных случаях это знание смутно, плохо структурировано, редко используется.
Миф необходим тогда, когда границы семьи находятся под угрозой. Это бывает в тех случаях, когда посторонний человек входит в семью и семья меняет социальное окружение, или в моменты каких-то серьезных социальных перемен. Кроме того, семейный миф ярко проявляется в случае семейной дисфункции. Жесткая семейная идентичность, выраженная в мифе, наряду с симптоматическим поведением идентифицированного пациента — самое мощное средство поддержания патологического гомеостаза семейной системы.
В процессе семейной психотерапии терапевту нужно вычислить семейный миф, потому что нередко миф ответствен за семейную дисфункцию, и, пока он не будет явлен семье, не произойдут перемены.
Миф формируется примерно в течение трех поколений. Но семейному психотерапевту нужно понимать содержание мифа, потому что без этого часто неясны мотивы поступков людей, которые живут в этой системе.
Одними из первых семейный миф описала миланская группа — итальянские системные семейные психотерапевты Мара Сельвини Палаццоли, Луиджи Босколо, Джанфранко Чеккин и Джулиана Прата в книге «Парадокс и контрпарадокс» (2002). Миф был назван «Один за всех, и все за одного». Мы предлагаем несколько иное наименование этого мифа, более привычное и не вызывающее в памяти девиза мушкетеров: «Мы — дружная семья». Этот миф широко распространен в российской культурной среде. В дружной семье не может быть открытых конфликтов, тем более при детях. Сор из избы не выносится никогда. Отношения не выясняются, все конфликты замазываются. Принято чувствовать только любовь, нежность, умиление, жалость и благодарность. Остальные чувства — обида, гнев, разочарование и пр.— игнорируются или вытесняются. Проблемы начинаются в тех случаях, когда кто-то в семье оказывается неспособным игнорировать свои нормальные и неизбежные отрицательные чувства к родственникам. Он и становится идентифицированным пациентом. Тревожно-депрессивные расстройства, агрессивное поведение, анорексия — типичные проблемы «дружной семьи».
В книге итальянских психотерапевтов описывается происхождение и развитие этого мифа, а также семейная дисфункция семьи Казанти.
Семья была очень дружной. Понятно, что единство было необходимо для того, чтобы выживать в условиях сельской жизни. В единстве сила. «Семья считалась единственной гарантией выживания и достоинства... Уйти из семьи было равносильно эмиграции... без всяких средств или подготовки к этому. Это означало отсутствие помощи в случае болезни или неудач». Ранние браки очень поощрялись, потому что в семье прибавлялись работницы. Старшие сыновья женятся на деревенских девушках. Младший сын еще не был женат к моменту начала Второй мировой войны. Он уходит на фронт и после войны женится на городской женщине, привозит ее в свой родительский дом. Понятно, что ценность этого брака для женщины очень велика — после войны мужчин осталось мало. Для этой женщины важно быть принятой семьей мужа. Она становится идеальной невесткой: у нее со всеми хорошие отношения, она всем очень много помогает. Она оказывается рупором этого семейного единства. Впервые знание о том, «кто мы есть», вербально сформулировано: «Мы все — очень дружная семья». Тем временем умирают родители, жизнь «на земле» становится невыгодной, и братья со своими семьями переезжают в город. Они начинают там строительный бизнес и очень в этом преуспевают. Переехав в город, они все поселяются в одном доме. Они по-прежнему понимают, что в единстве сила, живут вместе и по-прежнему определяют себя как дружную семью. Дела идут хорошо, и они переезжают в один большой дом. Там уже у каждой семьи своя большая квартира. Но двери не запираются, и это единство, эта «дружба» продолжается. Подрастают дети — двоюродные братья и сестры. Семья ждет, что все они будут дружить друг с другом и любить друг друга. В семье не сравнивают и не выделяют детей, все дети — дети клана, дети одного — дети всех.
Идентифицированным пациентом в этой большой системе была младшая дочь младшего брата, девочка 14 лет, у нее была нервная анорексия. При этом она считалась самой красивой девочкой во всей этой большой семье. Ее фотографией хвастался не только родной отец, но и два ее дяди. Все три мужчины носили ее фотографию в своем бумажнике.
Нервная анорексия, единственный смертельный невроз,— это нарушение пищевого поведения. На сегодняшний день известны два нарушения пищевого поведения — анорексия и булимия. Булимия — потеря контроля над количеством съеденного. Человек наедается, наедается, наедается, потом начинает насильственно выводить съеденное из организма. Этот процесс стимуляции горла и желудочно-кишечного тракта и есть цель заболевания: чтобы все ходило туда-сюда. Анорексия —иное заболевание. Всегда считалось, что анорексией болеют только девочки, а если это встречалось у мальчиков, полагали, что это симптом шизофрении. Теперь эти взгляды пересматриваются. Девочки заболевают обычно в подростковом возрасте. Это такие плотненькие девочки, которые считают, что у них ужасная фигура и что они толстые. Они начинают худеть и худеют, приобретая аменорею. Это нарушение пищевого поведения встречается только в благополучных странах, в странах, население которых голодает, не встречается никогда. В последнее время уже и у мальчиков замечается нечто подобное, теперь считается, что такой невроз может быть и у них.
С этой семьей работали «миланцы». На приеме все разговоры клиентов были о том, какие они все хорошие родственники и как они все дружно живут, как все дети — двоюродные братья и сестры — дружны. О заболевшей девочке было известно, что она самая красивая, «наша красавица» — они про нее так говорили. По ходу дела стало выясняться, что идентифицированная пациентка много времени проводит вместе с ближайшей по возрасту кузиной. При этом она как-то странно себя ведет: когда вся семья ждет, что они куда-то вместе отправятся, она идет как бы нехотя. И по мере выяснения семейной ситуации оказалось, что в этом взаимодействии двух кузин происходит что-то странное. В их общении есть нечто, что содержательно семейным мифом не описывалось, т.е. двоюродная сестра пациентки совершала разные недружественные поступки в отношении своей кузины — подкалывала ее, посмеивалась, вела себя враждебно. Но то, что это были недружественные для нее поступки, могли понять только психотерапевты, потому что они не были включены в этот миф, не были включены в семейную систему. А внутри этой системы все происходящее объяснялось любовью и дружбой. (Это очень часто бывает. Редко кто не говорит своему ребенку: «Я тебе добра желаю. Все, что я делаю, я делаю для твоего же блага»; обычно это говорится, когда ребенок обижен или расстроен.) Все, что происходило между девочками, естественно, осмыслялось пациенткой в терминах любви и дружбы, а чувствовала она нечто, что совершенно противоречило этому осмыслению. Ей было нехорошо со своей кузиной, которую она в принципе должна была бы любить, а любви она не чувствовала. Но поскольку она была внутри этого мифа и точно знала, что все поступки кузины продиктованы только любовью, девочка сделала вывод, что она неправильно чувствует, неправильно что-то понимает, она — неадекватна. Правило мифа «Мы дружная семья» заключается в том, что тот, кто плохо подумает о родственниках,— сам плохой. Способ самонаказания выразился в симптоматике.
Для «дружной семьи» характерны трудности сепарации подростков от родителей. Дети в таких семьях часто включены в обслуживание психологических потребностей своих родителей и именно поэтому не могут начать жить своей жизнью, оставаясь все время «на посту».
Жизнь младенца начинается благодаря процессу слияния, но продолжается благодаря процессу разделения, который начинаются на клеточном уровне, а с определенного момента переходит на психологический уровень. Появление ребенка на свет — это первый значительный акт разделения, сепарации с матерью. Далее можно отметить еще несколько этапов сепарации: самостоятельные передвижения ребенка, посещения детских учреждений, т.е. первые выходы из семьи в социум, подростковый кризис, самостоятельная взрослая жизнь.
Сепарационные процессы протекают непросто, этапы сепарации могут сопровождаться семейными кризисами, незавершенность сепарационных процессов значительно снижает уровень жизненного функционирования человека.
Интересно, что в России женщины часто являются носителями эмоциональной культуры семьи. Я вижу этому два объяснения. Во-первых, огромная роль женщины в культуре. В русской народной сказке мужчина — герой-послушник. Он выигрывает лишь в том случае, если слушается мудрых советников конька-горбунка, серого волка, возлюбленной жены. Женщина в сказке — мудрая колдунья, оборотень, помощник мужчины. Царевна-лягушка (интересно, что в Западной Европе есть аналогичная сказка, только там — принц-лягушонок, пол меняется на мужской), царь-девица, подруга Финиста — ясна сокола и т.д. Власть ее над мужчиной огромна, так же как велики ее физическая сила, хитрость, ум, верность.
Во-вторых, новая история страны отвела женщине особенную роль. В течение многих десятилетий мужчины погибали насильственной смертью: две мировых войны, гражданская война, сталинский террор. Женщины оставались одни, выживали, выращивали детей, передавали им культуру жизни без мужчин.
Та эмоциональная энергия, которая в стабильном благополучном обществе поглощается супружескими отношениями, переносилась на отношения с детьми. Эта традиция сохранилась, и сегодня типичная семья — это коалиция матери с детьми в центре семьи, а муж на ее периферии.
Именно поэтому проблемы сепарации в Росси — это чаще всего проблемы сепарации от матери.
Послеродовой психоз, послеродовая депрессия — симптомы патологически протекающего сепарационного процесса. Эти состояния, помимо клинических симптомов, характеризуются повышенной тревогой за ребенка, страхом за его жизнь, отчаянием, связанным с тем, что собственная жизнь изменилась необратимо, ужасом перед ответственностью за младенца. Не восторг перед новой жизнью, а ясное понимание собственной неготовности взаимодействовать с этим отдельным человеком так, чтобы он был здоров и счастлив. Крайний вариант — это отказ от материнства, оставление ребенка в родильном доме. Кстати, у этих матерей-отказниц, по данным исследований Г. Филипповой, В.И. Брутмана, И.Ю. Хамитовой (2002), нередко отмечалось игнорирование беременности: половая жизнь есть, месячные прекратились, а мысль о возможной беременности не посещает женщину. Шевеление плода воспринимается как гастрит. Интересно, что часто многим мамам мысль о беременности дочерей не приходит в голову. Одна женщина рассказывала, что во время такой неосознаваемой беременности она показывала своей матери выросший живот и говорила: «А вдруг я беременна, живот растет», а мама ей отвечала: «Не говори ерунды, у тебя, наверное, просто запор, пойди поставь себе клизму».
Описанные патологические реакции на роды нарушают формирование процессов построения конструктивной связи матери с ребенком, тот самый процесс аттачмента, описанный Джоном Боулби, на основе которого потом строится психическое развитие ребенка. Мать может плохо чувствовать ребенка, не понимать его реакции, быть в контакте с ним неестественной, принужденной, деревянной. Она не доверяет своему материнскому чувству, ей кажется, что она ничего не знает, ничего не умеет, каждую минуту может навредить ребенку. Тревога мешает ей следовать материнскому инстинкту, который есть у каждой женщины и который вполне достаточен для того, чтобы быть компетентной матерью.
Самостоятельные передвижения ребенка — еще один этап сепарации, который может вызывать сильную тревогу у матери. Контролировать ребенка становится все труднее. Физическими средствами эту задачу не решить. В этот момент начинают применяться психологические средства контроля, привязывающие ребенка к матери. Чтобы сепарация протекала правильно, необходимо повышать жизненную компетентность ребенка. На данном этапе это означает, что должны быть созданы условия для максимально свободного и по возможности безопасного самостоятельного передвижения ребенка.
В этом случае сепарационный процесс проходит благоприятно. В ином случае родители делают все, чтобы замедлить сепарацию. Лучше всего для этого подходят психологические средства воздействия на ребенка. Ребенку внушается чувство собственной незащищенности и большой опасности окружающего мира. Его сажают в манеж вместо того, чтобы дать ползать по всей квартире. Его пускают ходить в ходунках, при этом следуют за ним и испуганно вскрикивают, когда ребенок начинает слишком резво перебирать ножками. «Осторожно», «Смотри не упади», «Тихонько-тихонько» — эти слова, произнесенные быстро и громко, являются понятными ребенку сигналами опасности. Испуг, который демонстрируют родители, когда ребенок падает, означает для ребенка, что произошло нечто значительное, опасное, что не должно происходить. Зато, когда малыш находится на руках, взрослый расслаблен и умиротворен. Это состояние взрослого любой ребенок прекрасно понимает без слов по качеству прикосновений, по громкости голоса, по частоте дыхания. Ребенок научается тому, что быть самому по себе — плохо и страшно, быть в телесном контакте со взрослым — хорошо и спокойно. Одна очень тревожная, но не менее разумная мама рассказывала мне о своем очень активном мальчике двух лет: «Мы выходим на улицу, и он несется в лужу. Я в ужасе, бегу за ним, кричу, пугаю его, он падает в лужу. Я хватаю его в панике, что вот сию минуту он заболеет, мелькает на краю сознания холодящая мысль — погибнет. Ребенок орет, я тащу его домой. После того, как я его переодеваю, успокаиваю, успокаиваюсь сама, мы миримся, я вспоминаю, что я читала в умной книжке, что в луже можно разрешать играть, только после этого надо спокойно переодеть ребенка».
Вообще говоря, внушение ребенку своей несостоятельности, нежизнеспособности, преувеличение опасности окружающего мира — универсальный способ привязывания ребенка, замедления его сепарации.
Трудности общения с детьми, нежелание ходить в детский сад — признаки верности и преданности ребенка заветам своей семьи, которая решительно протестует против его отдельного существования. Если посторонние дети — не те создания, с которыми так весело и интересно играть вместе, а носители микробов и бактерий, если воспитательницы детского сада кажутся маме невежественными, злыми тетками, если ранние утренние подъемы воспринимаются в семье как тяжкая жизненная несправедливость,— ребенок не приспособится к детскому саду, будет болеть, бояться туда ходить,— словом, будет делать все, чтобы сидеть дома, как это было в его двухлетнем возрасте.
Страх сепарации лежит в основе детских социофобий, включая и страх посещения школы, разумеется.
К подростковому возрасту все становится очень запущенным. Вместо того чтобы решать основной вопрос «Кто я и куда иду», подросток развивает любые формы нарушенного функционирования для того, чтобы не отделяться от семьи. Девиантное поведение, алкоголизм, наркомания, академическая неуспеваемость — хорошие способы доказать миру свою несостоятельность и обеспечить необходимость заботиться о себе.
Люди, не прошедшие сепарацию, испытывают большие трудности в создании собственной семьи и в воспитании детей. В каком-то смысле их просто нет как таковых — людей с простроенными границами Я, они скорее части целого — кусочки нерасчлененной эго-массы многопоколенной семьи. Механизмы поддержания слитности были подробнейшим образом исследованы и описаны Мюрреем Боуэном, американским системным терапевтом, в работах по теории дифференциации. Главное в этом механизме — передача тревоги от одного человека к другому, в нашем случае от матери к ребенку. Когда мать неконтролируемо «сливает» свою тревогу в ребенка, а он в силу возраста и универсальных способов приспособления к миру взрослых (стремления соответствовать ожиданиям взрослых, тонкости чувствования этих ожиданий, физической зависимости от взрослых) принимает эту тревогу, тогда и образуется общая эмоциональная система матери-ребенка. Общая эмоциональная система означает, что люди не имеют свободы выбора реакций; когда они вместе, их поведение автоматично. Мама кричит — ребенок обижается. Мама обвиняет — ребенок сердится. Это происходит всегда, независимо от возраста членов этой пары. Непонятно, кто что чувствует, мама беспокоится — и ребенок беспокоится, при этом им может казаться, что они беспокоятся по разным поводам, на самом же деле один беспокоится просто потому, что беспокоится другой. На этой основе не может происходить полноценной сепарации.
Наиболее ярко нарушения сепарационных процессов проявляются тогда, когда возникает необходимость создать свою семью. Близость с родительской семьей не оставляет места для новых эмоционально насыщенных отношений. Если человек — в первую очередь сын своих родителей, ему трудно быть мужем своей жены, особенно в тех случаях, когда жена не хочет быть «во-вторых». Отношения с родителями при этом могут быть плохими, конфликтными, важно лишь, что они интенсивные. Мужчина — К. средних лет, известный ученый, живет вдвоем с мамой, хочет иметь свою семью, но это никак не удается. Был недолго женат, развелся, детей нет. Влюбляется очень редко и вяло. Гораздо интенсивнее переживания, связанные с отношениями с мамой, глубокой старухой, и отцом, который лет десять как умер. Основное содержание этих отношений — соперничество и претензии. К. работает примерно в той же области, что и его отец — более успешный, статусный, более известный ученый, чем сын. Считается, что смерть помешала ему получить Нобелевскую премию. К. хотел бы, чтобы коллеги отца поняли, что он нисколько не менее талантлив, чем его отец, что всего добился сам. Обида на отца за то, что тот не помогал К. делать карьеру, разъедает его уже примерно 30 лет. К. считает, что родители его не любили, плохо о нем заботились. Он отвечает добром на зло, заботится о матери, а она по-прежнему его не ценит. Здесь — драма, здесь — страсти, а женщины — это так.
Сепарация влияет и на выбор брачного партнера. Молодая женщина, находящаяся под сильным влиянием своей матери и страдающая от этого, с большой вероятностью выберет молодого человека, который, по ее мнению, сможет оторвать ее от матери и защитить от материнского влияния. Обычно это мужчина, который не находит с мамой общего языка, который не принят в семье девушки. Это же потом будет причиной развода. Часто в таких случаях молодая женщина возвращается в родительскую семью с ребенком. Это в каком-то смысле решает ее проблемы сепарации от матери. Она откупается от матери ребенком и получает свободу. В системной семейной терапии такой ребенок называется замещающим. Он замещает свою мать в отношениях с бабушкой, выполняет ее функции и в этом смысле живет не свою жизнь.
Понятно, что материнское поведение при таком развитии событий искажается, мама отдаляется от ребенка, процессы аттачмента нарушаются, так же как и процессы психического развития ребенка.
По совету учительницы ко мне привели первоклассника. В школе жаловались на его плохое поведение, агрессивность по отношению к одноклассникам и неусидчивость на уроках. Выяснилось, что мальчик не ходил до школы в детский сад, его воспитывала бабушка, активная, спортивная женщина, которая занималась с мальчиком спортом и иностранными языками. В детский сад ходить было некогда. Мама, до последнего времени незамужняя женщина, почти не принимала участия в выращивании ребенка, она была у бабушки «на подхвате». Все решения о том, как жить мальчику, принимала бабушка. Мама незадолго до того, как мальчик пошел в школу, вышла замуж. Бабушка была решительно против этого мезальянса: иногородний, не нашего круга. Видимо, поэтому мама и вышла за него. Молодой человек оказался решительным: потребовал, чтобы жена и пасынок жили у него. Бабушка была в отчаянии, она начала серьезную борьбу за внука. Она не отдала в новый дом любимые игрушки мальчика и не жалела красок, расписывая малышу, как она без него страдает, какая у него плохая мать, не говоря об отчиме. Мальчик должен был каждый вечер звонить бабушке, потому что бабушка без этого не могла уснуть. Этот мальчик был замещающим ребенком, он выполнял функции бабушкиного сына. Дело в том, что брак бабушки и дедушки был трудным. Они не развелись, но жили вместе несколько дней в неделю. У дедушки была своя квартира, куда он мог пойти отдохнуть от семьи. Бабушка нашла себя в детях. Дети выросли. Сын женился и жил отдельно. Этого ему не простили. Дочь сначала была очень хорошая, слушалась во всем, подруг не имела, всегда сидела дома. Потом, в переходном возрасте, дочка испортилась, стала высказывать свое мнение, завела друзей. Были мучительные конфликты, слезы и болезни. Помог счастливый случай. Дочь забеременела к полному восторгу мамы, родился малыш, мама стала бабушкой. Все опять наладилось. Дочь наконец получила мирную свободу, а бабушка — ребеночка. Новый мальчик стал обслуживать бабушкины психологические потребности так, как это раньше делали другие дети. Когда он переехал вместе с мамой в новый дом, бабушка действительно стала страдать, так же как и мальчик. Он любил бабушку, у него были с ней хорошие, глубокие отношения. Он хотел вернуться, он хотел, чтобы было как раньше. Мальчик «выбрал» способ, который выбирают многие дети в подобных ситуациях, идет ли речь о разводе мамы и бабушки, как в нашем случае, или о разводе родителей. Своим поведением он стал доказывать, что мама не справляется с ним. Он будет хорошо себя вести и хорошо учиться, когда мама и бабушка будут вместе, а нового папу не надо совсем.
Психотерапия в таких случаях довольно сложна, в частности, потому, что биологическая мама действительно не справляется. У нее не было возможности построить со своим сыном полноценные отношения привязанности, она не привыкла нести за него ответственность. У нее самой есть чувство вины перед матерью за то, что она отняла у нее то, что сама же ей отдала в свое время. Очень важно повышать статус и силу матери как в ее собственных глазах, так и в глазах ее ребенка. Часто материнство не является привлекательной деятельностью именно потому, что оно не было удачным, не стало личным достижением.
Анализ случая психологической помощи при отсутствии сепарации
Татьяна 36 лет обратилась с жалобами на то, что не может наладить отношения с дочерью. Дочери на момент обращения было 10 лет. Я попросила ее прийти на прием вместе с дочерью. Татьяна отказалась, объяснив, что она не может взять с собой дочь, потому что она расскажет об этом бабушке, т.е. матери Татьяны, будет тяжелый скандал. Бабушка, Тамара, была категорически против психотерапии. В ходе дальнейшей работы я поняла, что, по мнению клиентки, ее мать должна была быть против любых ее самостоятельных решений и действий. Стало понятно, что бабушка оказывает сильное влияние на жизнь дочери, дочь, кажется, относится к этому без большой радости. Татьяна была старшим ребенком в семье, состоящей из мамы, папы и ее младшей сестры Натальи.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 200; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!