Глава 10. Путь вперед: другой мир возможен
Нет смысла притворяться. Вместо длящегося убеждения, что американцы владеют большей социальной мобильностью, чем их европейские коллеги, надо признаваться: Америка – больше не страна возможностей. Ничто не иллюстрирует то, что случилось, более живо, чем положение сегодняшних двадцатилетних. Вместо того чтобы начать новую жизнь со свежим энтузиазмом и надеждой, многие из них сталкиваются с миром, полным волнений и страха. Обремененные студенческими займами (о которых они знают, что будет нелегкая борьба за то, чтобы их выплатить, и что суммы не будут сокращены, даже если они объявят себя банкротами), они ищут хорошую работу на умирающем рынке. Если они достаточно удачливы, чтобы найти работу, зарплата будет разочарованием – зачастую настолько низкая, что они должны будут продолжать жить со своими родителями[671].
А их родители в пятьдесят с небольшим? Переживая за своих детей, они также волнуются по поводу своего будущего. А не потеряют ли они свои дома? Не заставят ли их рано выйти на пенсию? Смогут ли они протянуть на свои накопления, сильно уменьшенные Великой рецессией? Они знают, что если столкнутся с трудностями, могут не найти помощи у своих детей. Из Вашингтона приходят еще худшие новости: сокращения в Medicare, делающие доступ некоторых групп к медицинскому обслуживанию невозможным, широко обсуждаются. Программа социального страхования также, кажется, уже лежит на разделочном столе. В момент, когда старшие американцы встречают свой закат, мечты о комфортной пенсии кажутся миражом. Мечты о процветающей, лучшей жизни для их детей могут быть устаревшими, как нечто из кино 1950-х годов.
|
|
|
То, что происходит с Америкой, происходило со множеством стран мира. Но это не неизбежно. Это не неумолимые разработки рыночной экономики. Существуют общества, которые управляются с вещами куда лучше – даже в мире, где рыночные силы и доминирующая политика парадигм ведут к значительному неравенству из-за разницы в способностях, усилиях и удаче. Эти общества обеспечивают для большинства своих граждан жизненные стандарты выше, чем в Соединенных Штатах. Они измеряются не в терминах дохода, но в терминах здоровья, образования, страхования и многих других, являющихся ключевыми для определения качества жизни. И некоторые общества, где неравенства куда больше, чем в Соединенных Штатах, приблизившись к пропасти, увидели, что лежит впереди, и отступили. Они смогли сократить уровень неравенства, помочь бедным и распространить образование.
Другой мир возможен. Мы можем достичь общества, которое более согласуется с нашими фундаментальными ценностями, – с бо́льшими возможностями, более высоким совокупным национальным доходом, более сильной демократией и более высокими стандартами жизни для большинства людей. Это не будет легкой задачей. Существуют некоторые рыночные силы, которые тянут нас в другую сторону. Эти рыночные силы сформированы политикой, правилами и предписаниями, которые мы, как общество, принимаем, способом, которым наши институты (как Федеральный резерв – наш Центробанк, как другие органы государственного регулирования) себя ведут. Мы создали экономику и общество, в которых огромное богатство накоплено с помощью рентоориентированного поведения, иногда через прямой трансфер от государства к богатым, более часто – через правила, позволяющие богатым собирать «ренту» с остального общества через монопольную власть и другие формы эксплуатации.
|
|
|
Мы можем достичь общества, которое более согласуется с нашими фундаментальными ценностями, – с бо́льшими возможностями, более высоким совокупным национальным доходом, более сильной демократией и более высокими стандартами жизни для большинства людей.
Эта книга не о политике зависти. Нижние 99 процентов в большинстве своем не завидуют социальным вкладам, которые некоторые из 1 процента сделали из заслуженных доходов. Эта книга – о политике эффективности и справедливости. Центральный аргумент заключается в том, что модель, которая лучше всего описывает определение дохода верхушки, не базируется на индивидуальном вкладе в общество («теория пограничной производительности», представленная ранее), хотя, конечно, некоторые наверху сделали невероятные вклады. Бо́льшая часть дохода верхушки – это то, что мы называем рентой. Эти ренты переместили доллары снизу и из середины наверх и исказили рынок в пользу одних и не в пользу других.
|
|
|
Более эффективная экономика и более справедливое общество строятся на том, чтобы заставить рынки работать именно как рынки – более конкурентными, менее эксплуатирующими – и закаленными к эксцессам. Правила игры имеют значение не только для эффективности экономической системы, но также и для распределения. Дурные правила ведут к менее эффективной экономике и более разделенному обществу.
Не скупясь инвестировать в наше общество – в образование, технологии, инфраструктуру, – давая больше уверенности обычным гражданам, мы получим эффективную и динамичную экономику, более соотносящуюся с тем, что мы утверждаем как наши ценности. Ведь одна из них – это предоставить больше возможностей более широкому слою общества. Даже 1 процент (те, кто там сейчас) может получить пользу, когда способности столь многих внизу не тратятся впустую. А многие другие почувствуют реальную возможность однажды попасть в 1 процент.
|
|
|
В конце концов, стремление сделать общество более равным, скорее всего, скорректирует превалирующую идеологию, которая влияет на нашу микро– и макроэкономическую политику. Мы выявили несколько мифов, на которых идеология строится. Мы можем разорвать порочный круг, где политическое доминирование наверху ведет к убеждениям и политике, усиливающей экономическое неравенство и политическое доминирование.
Треть века американские рабочие видели, как качество их жизни сначала стагнировало, а затем стало распадаться. Тем, кто (в глубинах Великой депрессии) сказал, что рыночные силы будут в конечном счете довлеть и вернут экономику к полной занятости, Кейнс возразил: да, в долгосрочном периоде рынки могут работать, но в долгосрочном периоде мы все помрем. Но я не уверен, что даже он имел в виду срок настолько долгий, что американские рабочие увидят свои стандарты жизни, сровненные с землей.
В этой главе я рассмотрю то, что нужно сделать, чтобы создать иной мир, – реформы, которые нам нужны в нашей экономике и политике. К несчастью, мы двигаемся в неверном направлении; существует риск, что политические и экономические изменения ухудшат положение. Я заканчиваю на ноте, подчеркивающей, что должно случиться, если мы изменим курс – осторожной ноте оптимизма.
Когда мы думаем о том, как усилить нашу экономику, крайне важно не поддаваться ВВП-фетишизму. Мы видели (в главах 1 и 4), что ВВП не является хорошей мерой экономической эффективности; он не отражает точно изменения в уровне жизни, в широком смысле, большинства граждан и не говорит нам, является ли испытываемый нами рост устойчивым.
План экономической реформы
Реальная экономическая реформа одновременно повысит экономическую эффективность, справедливость и возможности. Бо́льшая часть американцев получит свою долю; единственными проигравшими могут быть некоторые из 1 процента – те, чей доход, например, зиждется на рентоориентированном поведении, и те, кто с ними сильно связан. Реформы следуют из нашего диагноза: мы имеем проблему наверху, посередине и внизу. Простое решение недостаточно. Мы обозначили несколько факторов, делающих вклад в текущий высокий уровень неравенства в стране и низкий уровень возможностей. Пока экономисты часто спорят об относительной важности каждого фактора, мы объяснили, почему решение вопроса – практически невозможная задача. Кроме того, неравенство возможностей в Америке выросло до точки, когда мы должны сделать все, что в наших силах. Некоторые из причин неравенства могут находиться вне нашего контроля, на другие мы можем влиять постепенно, в долгосрочном периоде, а есть и те, на которые мы можем повлиять немедленно. Нам нужно комплексное нападение, некоторые ключевые элементы которого я изложу ниже.
Сдерживая излишки наверху
Глава 2 показала, как много состояния наверху получено (одним или другим способом) от рентоориентированного поведения и правил игры, которые сдвинули преимущество наверх. Искажения и извращения нашей экономической системы глубоки, но следующие семь реформ внесут в нее большие отличия.
Обуздать финансовый сектор. С тех пор как столь большой рост неравенства связан с излишками финансового сектора, это естественное место для начала программы реформ. Закон Додда – Франка – это старт, но только старт. Вот шесть дальнейших необходимых реформ:
a) Сдерживать принятие чрезмерного риска в «слишком-больших-чтобы-провалиться» и «слишком-взаимосвязанных-чтобы-провалиться» финансовых организациях. Они – летальная смесь, которая привела к повторяющимся кризисам, отмеченным в последние тридцать лет. Ограничения на леверидж (соотношение заемного и собственного капитала) и ликвидность являются ключевыми, особенно для банков, которые каким-то образом верят, что они могут создавать ресурсы из воздуха с магией левериджа. Так не бывает. То, что они создают, – это риск и нестабильность[672].
b) Сделать банки более прозрачными, особенно в их обращении с деривативами, продаваемыми в розницу, которые должны быть более ограничены и не должны подписываться финансовыми институтами, застрахованными государством. Налогоплательщики не должны обеспечивать эти рисковые продукты, неважно, считаем ли мы их страховкой, игровыми инструментами или, как их назвал Уоррен Баффет, финансовым оружием массового поражения[673].
c) Сделать банки и кредитные компании более конкурентоспособными и обеспечить, чтобы они действовали конкурентно. Мы имеем технологию создания эффективной электронной системы платежей двадцать первого века, но мы имеем банковскую систему, нацеленную на поддержку кредитных и дебетовых карточных систем, которые не только эксплуатируют потребителей, но накладывают огромные сборы на продавцов за каждую транзакцию.
d) Сделать более сложным для банков вовлечение в хищническое кредитование и порочные кредитные практики, включая наложение более четких ограничений на ростовщичество (чрезмерно высокие процентные ставки).
e) Сдерживать бонусы, стимулирующие принятие чрезмерных рисков и недальновидное поведение.
f) Закрыть офшорные банковские центры (и их коллег в офшорах), которые были так успешны в обходе предписаний и продвижении уклонения от налогов. Нет хороших причин для того, чтобы финансы уходили на Каймановы острова; нет ничего такого в климате, что способствует банковскому делу. Это существует только по одной причине: уход от регулирования.
Многие из этих реформ взаимосвязаны: более конкурентная банковская система менее вероятно будет вовлечена в практику злоупотребления, менее вероятно будет успешна в рентоориентированном поведении. Сокращение финансового сектора будет тяжелым, поскольку банки слишком умны в уходе. Даже если банки ограничить в размере – что достаточно трудная задача, – они будут заключать сделки между собой (такие, как деривативы), которые обеспечат то, что они из «слишком-больших-чтобы-провалиться» мягко перейдут в «слишком-взаимосвязанные-чтобы-провалиться».
Более строгая и более эффективная реализация законов о конкуренции. В то время как каждый аспект нашего правового и нормативного кодекса важен для эффективности и справедливости, законы, регламентирующие конкуренцию, корпоративное управление и банкротство, имеют особое значение.
Монополии и несовершенные рынки – главный источник ренты. Банковские услуги – не единственный сектор, в котором конкуренция слабее, чем она должна быть. Если мы пробежимся глазами по секторам экономики, поразительно, сколь во многих из них доминируют две, три или четыре фирмы. Одно время это считалось нормальным – что в динамической конкуренции, связанной с технологическими изменениями, одна доминирующая фирма будет заменять другую. Была конкуренцияза рынок, а не на рынке. Но мы знаем сейчас, что настоящему рынку этого недостаточно. Доминирующие фирмы имеют инструменты для подавления конкуренции, и часто они могут подавлять даже инновации. Более высокие цены, которые они устанавливают, не только искажают экономику, но действуют практически как налог, прибыль от которого, тем не менее, не идет на государственные цели, но скорее обогащает казну монополистов.
Улучшение корпоративного управления – особенно сокращение власти топ-менеджмента по выведению большого количества корпоративных ресурсов на собственные нужды. Слишком много власти, слишком много пиетета по отношению к их предполагаемой мудрости дано корпоративным руководителям. Мы видели, как они используют эту власть для своих собственных нужд. Законы, которые дают акционерам право контролировать заработную плату, изменят ситуацию. То же сделают и бухгалтерские правила, которые дадут акционерам точное знание того, сколь много они отдают своим руководителям.
Многоуровневая реформа закона о банкротстве – от отношения к деривативам до «утонувших» домов и студенческих займов. Закон о банкротстве предлагает еще один вариант того, как основные правила игры, которые определяют то, как рынки работают, имеют сильные распределительные последствия и влияние на эффективность. Как и во многих других областях, действующие правила играли на пользу верхушке.
Каждый займ – это сделка между добровольным заемщиком и добровольным кредитором, но одна сторона предположительно понимает рынок куда лучше, чем другая; существует масштабная асимметрия в информации и рыночной власти. Согласно этому нести груз последствий за ошибку должен кредитор, а не заемщик.
Закон о банкротстве, более дружелюбный к заемщику, даст банкам мотивацию быть более внимательными при кредитовании. Мы можем иметь меньше кредитных пузырей и меньше американцев с огромным долгом. Один из наиболее вопиющих примеров плохого кредитования, как мы отметили, это программа студенческих займов; и плохое кредитование здесь стимулировалось несписываемостью долга.
Короче говоря, несбалансированный закон о банкротстве сделал вклад в раздутый финансовый сектор, в экономическую нестабильность, в эксплуатацию бедных и финансово менее подкованных, а в целом – в экономическое неравенство.
Положить конец государственным раздачам – будь они расположены в государственных активах или закупках. Предыдущие четыре реформы сконцентрировались на сокращении способности тех, кто наверху, – включая тех, кто в финансовом секторе, – извлекать прибыль от эксплуатации своих потребителей, заемщиков, акционеров и других людей в частных транзакциях. Но большая часть рентоориентированного поведения принимает форму эксплуатации налогоплательщиков. Эта эксплуатация подразумевает множество различных обличий. Некоторые из них лучше всего описать как простые раздачи, подарки, другие скрываются под пояснением «корпоративное благосостояние».
Как мы видели в главе 2, сумма государственных раздач корпорациям огромна, варьируется от поставки лекарств без аукциона до дорогостоящих военных контрактов с Halliburton. Вспомним еще о плохо спроектированных аукционах на нефть, раздаче частот телевидению и радио, о ставках роялти на добычу минералов ниже рыночных. Эти подарки – чистое перераспределение денег от остального населения к корпорациям и богатым. Но в мире бюджетных ограничений они даже больше, чем простой трансфер, поскольку в результате остается меньше денег на государственные инвестиции с высокой отдачей.
Положить конец корпоративному благосостоянию – включая скрытые субсидии. Мы объяснили в ранних главах, как государство слишком часто, вместо того чтобы помогать людям, нуждающимся в помощи, тратит ценные средства на помощь корпорациям, через корпоративное благосостояние. Многие из субсидий заложены в налоговом кодексе. Пока еще все лазейки, исключения, вычеты и предпочтения сокращают прогрессивность налоговой системы и искажают стимулы. Это особенно правдиво в отношении корпоративного благосостояния. Корпорации, которые не могут работать самостоятельно, должны закрываться. Их работники могут нуждаться в помощи по переходу из одной профессии в другую, но это вещь совсем отличная от корпоративного благосостояния.
Бо́льшая часть корпоративного благосостояния далека от прозрачности – возможно потому, что если граждане реально узнают, как много они отдают, они не позволят этому продолжаться. Помимо того, что корпоративное благосостояние встроено в налоговый кодекс, оно встроено в дешевое кредитование и правительственные гарантии по кредитам.
Среди наиболее опасных форм корпоративного благосостояния те, что ограничивают ответственность за вред, который отрасли могут вызвать – будь то ограниченная ответственность за атомную электростанцию или за ущерб, нанесенный окружающей среде нефтяной промышленностью.
Не несение полных издержек за свои действия – это подразумеваемая субсидия, и все те индустрии, которые налагают издержки, например по загрязнению окружающей среды, на других, фактически субсидируются. Как и многие другие реформы, обсужденные в этом разделе, реформа, прекращающая государственную заботу о корпоративном благосостоянии, будет иметь тройную пользу: более эффективная экономика, меньше излишков наверху, улучшенное благосостояние для остальной экономики.
Правовая реформа – демократизация доступа к правосудию и уменьшение гонки вооружений. Нынешняя правовая система генерирует огромные ренты за счет остальной части общества. Мы не обладаем системой, в которой существует справедливость для всех. У нас есть система, в которой существует гонка вооружений и в которой те, у кого карманы самые глубокие, находятся в лучшей позиции, чтобы бороться и выигрывать. Детали реформы нашей правовой системы уведут меня за границы этой книги – и даже в более длинный том. Достаточно сказать, что требуемая реформа куда более широка и совершенно отлична от реформы судопроизводства, которую предлагают правые. Принятие плана консервативных реформ, как судебные юристы правильно отметили, оставит обычных американцев незащищенными. Но другие страны[674] имеют, например, развитую систему подотчетности и защиты – где доктора, уличенные в небрежности, несут ответственность, где те, кто испытывает травму – будь она в результате небрежности или плохой удачи, – получают адекватную компенсацию.
Налоговая реформа
Каждая из семи реформ, которые мы описали, приносит двойные дивиденды: улучшенную экономическую эффективность и возросшее равенство. Но даже после того, как мы сделаем это, огромное неравенство останется. Чтобы обеспечить доходы для государственных инвестиций и других государственных нужд, помочь бедным и среднему классу, обеспечить возможности для всех сегментов населения, мы должны ввести прогрессивные налоги, и, что более важно, проделать работу по закрытию лазеек. В последние десятилетия мы создавали менее прогрессивную систему налогообложения.
Создание более прогрессивного дохода и корпоративной налоговой системы – с меньшим количество лазеек. Наша налоговая система, хотя номинально и прогрессивная, куда менее прогрессивна, чем кажется. Она переполнена лазейками, вычетами, исключениями и предпочтениями. Справедливая налоговая система будет облагать налогом спекулянтов, по крайней мере по той же ставке, что и тех, кто зарабатывает свой доход. Это обеспечит ситуацию, в которой те, кто наверху, будут платить, по крайней мере, такой же большой процент от своих доходов, что и люди с более низкими доходами[675]. Корпоративная система должна быть реформирована, чтобы удалить лазейки и простимулировать создание большего количества рабочих мест и инвестиций.
В главе четвертой я объяснил, что, вопреки утверждениям правых, мы можем иметь более эффективную систему налогообложения, фактически – более прогрессивную. Ранее я цитировал исследования, которые показали (на основе изучения сбережений и предложения рабочей силы), что верхняя ставка налога должна превышать 50 % и убедительна даже при превышении 70 %[676]. И эти исследования еще не полностью приняли во внимание степень, до которой взлетают самые высокие доходы, в основании которых – рента[677].
Создание более эффективной и эффективное применение системы налогообложения наследуемого имущества, чтобы не позволить возникнуть новой олигархии. Восстановление налога на значительную недвижимость поможет предотвратить появление новой американской олигархии или плутократии. То же сделает отмена режима преференций для прироста капитала. Побочные эффекты, скорее всего, будут минимальными: большая часть тех, кто аккумулирует это огромное имущество, овладело им в результате удачи или использования монопольной власти, или, наконец, мотивировано нематериальными стимулами[678].
Помогая остальным
Мы можем судить нашу систему по ее результатам и, если мы это делаем, мы должны дать ей низкую оценку: в недалеком прошлом те, кто был внизу и в середине, увидели отблеск американской мечты, но сегодняшняя реальность такова, что для большой части населения эта мечта исчезла.
Некоторые из реформ, описанные ранее, не только сдержат верхушку, но и помогут остальным. Например, прекращение злоупотреблений и монопольных практик само по себе повысит реальное благосостояние большинства американцев. Обычные люди будут платить меньше за кредитные карты, телефоны, компьютеры, медицинское страхование и целый ряд других продуктов.
Некоторые дополнительные действия, я думаю, разительно изменят положение 99 процентов. Иные из них требуют ресурсов, но главное – реформ, описанных ранее и расширенных в главе 8.
Улучшение доступа к образованию. Возможности в «стране возможностей» создаются в первую очередь (более, чем чем-либо еще) доступом к образованию. Но направление, в котором мы движемся, нерадостно. Мы имеем разделенные по уровню дохода общины, резко сокращенную государственную поддержку высшего образования и, как результат, – резкий рост платы за обучение в государственных колледжах и ограничение мест, готовящих специалистов-инженеров и других, пользующихся высоким спросом, но очень дорогих для обучения. Между тем это направление может быть обращено вспять, но это затребует согласованногонационального усилия. Поиск того, что может быть сделано для улучшения доступа к образованию и, в частности, улучшения качества государственного образования, потребует более долгих дискуссий[679].
Но существует одна вещь, которую можно сделать быстро: коммерческие школы, финансируются ли они займами государственными, государством гарантированными, или частными (с ловушкой несписываемости долга), потерпели неудачу. Вместо умножения возможностей они, на самом деле, были основной силой, толкающей вниз бедных стремящихся американцев. Лишь некоторые могут выходить с их дипломами на лучшие рабочие места, но основное большинство просто выходят, обремененные огромным долгом. Немыслимо, что мы позволяем этой хищнической деятельности продолжаться, и даже более немыслимо, что это, по сути, поддерживается государственными деньгами. Государственные деньги должны использоваться для расширения поддержки государственных и некоммерческих высших учебных заведений, а также предоставлять стипендии, чтобы обеспечить доступ в них для бедных.
Помогать обычным американцам откладывать. На динамику богатства влияет, и наверху и внизу, государственная политика. Мы описали, как налоговая система помогает богатым аккумулировать и передавать деньги своим наследникам с помощью целого ряда стимулов. Бедные не получают подобной помощи от налоговой системы. Государственное стимулирование накоплений бедных (скажем, соответствующий грант или расширение программы для покупки дома в первый раз)[680] спустя время поможет создать более справедливое общество, с большей уверенностью и возможностями, с большей долей национального богатства, сосредоточенной внизу и посередине.
Здравоохранение для всех. Два наиболее важных источника экономической травмы для американской семьи – это потеря работы или болезнь. Вместе – это летальная комбинация, зачастую ассоциируемая с банкротством. Медицинское обслуживание в Америке традиционно предоставляется работодателями. Неэффективная и устаревшая система, которая сделала огромный вклад в реальность: среди развитых индустриальных стран Соединенные Штаты имеют наиболее неэффективную и плохо функционирующую систему здравоохранения. Проблема с нашей системой здравоохранения заключается не в том, что мы тратим слишком много[681]; она в том, что мы, во-первых, не получаем адекватной помощи за свои деньги и, во-вторых, слишком много людей просто не имеет доступа к медицинскому обслуживанию. Реформа здравоохранения Обамы частично попыталась решить последнюю проблему, хотя судебные тяжбы, комбинированные с сокращениями государственной поддержки, могут подорвать эффективность этой реформы[682]. Наши большие затраты, в частности, – из-за рентоориентированного поведения страховых компаний и фармацевтической индустрии. Другие страны сдерживают эту ренту. Мы – нет. Другие страны (не так обеспеченные, как Соединенные Штаты) справились с предоставлением всеобщего доступа к здравоохранению. Бо́льшая часть стран считает доступ к медицине основным человеческим правом. Но даже если не подходить к вопросу с этой принципиальной точки зрения, наш провал в предоставлении доступа к медицинской помощи повышает в целом неэффективность нашей системы здравоохранения. В конце концов, с огромной задержкой, мы предоставляем некоторое медицинское обслуживание тем, кто находится в отчаянной нужде. Но это случается в реанимации, причем издержки зачастую сильно возрастают именно в результате задержки лечения.
Отсутствие доступа к медицинской помощи делает значительный вклад в неравенство. А этот аспект неравенства оказывается особенно важным в подрыве эффективной деятельности нашей экономики.
Усиление других программ социальной протекции. Кризис показал, как удручающе неадекватна наша система страхования от безработицы. Не нужны нам большие политические битвы каждые несколько месяцев, в которых безработные оказываются в заложниках всякий раз, когда финансовая поддержка расширенного страхования от безработицы подходит к концу[683]. Учитывая масштабы рецессии 2008 года, а также масштабы структурной трансформации, через которую проходит наша экономика, новая реальность такова: будет огромное количество долговременных безработных в ближайшем будущем.
Государственные программы (такие, как кредит в счет подоходного налога, Medicaid, талоны на еду и программа социального страхования) доказали свою большую эффективность в сокращении нищеты. Увеличение расходов на эти программы может сократить нищету даже больше.
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 203; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!