Битва за политику как битва за представления
Степень, до которой битва за политику является битвой за представления, весьма поражает. Следующие параграфы рассматривают три большие битвы, которые случились в последние годы – за отмену налога на наследуемое имущество, за спасение банков и за реструктуризацию ипотеки. Последние две были, конечно, на переднем крае дискуссий о реакции на финансовый кризис 2007–2008 годов. Все три имеют решающее значение для нашего понимания того, как Америка стала такой неравной. Без налога на наследуемое имущество мы создаем новую плутократию, отмеченную династиями, которые поддерживают сами себя. Помощь в предоставлении денег финансовому сектору – один из самых важных источников денег у верхушки. И провал в принятии достаточных мер по реструктуризации ипотеки внес вклад в экономический стресс низов и среднего класса.
Налоги на наследство[483]
Как мы видели, правым удалось убедить множество американцев поддерживать политику, которая не в их собственных интересах. Налог на наследуемое имущество, который налагается на тех, кто имеет большую недвижимость, переходящую к их наследникам, является наиболее типичным примером. Критики этого налога называют это смертной повинностью и предполагают, что несправедливо облагать налогом смерть. В существующем законодательстве налог собирается только в случае, если сумма наследства превосходит $5 миллионов (обычно $10 миллионов для женатой пары)[484], поэтому большинство американцев вряд ли когда-либо будет им затронуто, даже с учетом чересчур оптимистичных взглядов на мобильность в американском обществе[485]. Однако из-за концентрации богатства в нашем обществе налог может собрать огромные суммы денег. Более того. В теории «справедливое» общество должно поставить всех в равные условия. Мы знаем, что это невозможно; но налог создан для того, чтобы ограничить степень «унаследованного» неравенства – создать больше равных стартовых возможностей. Должно быть очевидно, что налог – в интересах большинства американцев, однако правые убедили бо́льшую часть противостоять ему[486] – против своих собственных интересов. На короткий момент, в 2010 году, он был полностью отменен в результате налоговых сокращений, принятых в 2001 году администрацией Джорджа Буша-младшего. Правые говорят о том, как сильно этот налог влияет на малый бизнес, однако бо́льшая часть малого бизнеса представляет собой фирмы слишком малые, чтобы быть затронутыми; и уступки внутри налога позволяют растянуть платеж на 14 лет – специально для того, чтобы он не был столь разрушительным[487].
|
|
|
Рекапитализация банков
Пока разворачивался финансовый кризис, мы видели, как банки управляют представлениями. Нам говорили, что мы должны сохранить банки, чтобы сохранить экономику – защитить наши рабочие места, независимо от того, насколько неприятным было это спасение в тот момент. Говорили, что, если мы оставим банки в тяжелых условиях, это возмутит рынки, и потому нам будет еще хуже. Что нам нужно сохранить не только банки, но также и банкиров, банковских акционеров, держателей банковских облигаций. Конечно, были страны вроде Швеции, которые сделали все наоборот, которые играли по правилам «капитализма» и законсервировали банки, чей капитал был неадекватен, – процесс, схожий (для банков) с банкротством, сфокусированный на защите вкладчиков и «консервирующий» банковские активы. Но то были «социалистические» страны. Следовать за Швецией – это не «американский путь». Обама не только купился на это разглагольствование; повторяя его, он придал ему ауру аутентичности[488]. Но такое представление не имеет под собой фактических оснований и было создано, чтобы превратить самое большое в мире перераспределение богатства в приемлемое: никогда в истории планеты не было дано столь много столь малым (кто был так богат), без требования дать что-то взамен.
|
|
|
Вопрос мог быть задан очень по-разному. Можно было поспорить, что настоящий американский путь – верховенство закона. Закон был ясен: если банк не может платить по счетам и возвращать то, что требуют вкладчики, значит, он реструктурируется; акционеры теряют все. Держатели облигаций становятся новыми акционерами. Если по-прежнему недостаточно денег, вступает государство. Тогда держатели облигаций и незастрахованные кредиторы теряют все, но застрахованные вкладчики получают то, что им причитается. Банк сохранен, но государство, как новый владелец банка, очевидно, решит свернуть его деятельность, реприватизировать его или слить с более здоровым банком. Его цель, в частности, восстановить как можно больше для налогоплательщиков – насколько это возможно. Мы не ждем, конечно, пока у банка не останется денег, чтобы предпринять эти решительные действия. Когда вы идете в банк и, вставив в банкомат карту, видите вдруг надпись «недостаточно средств», то хотелось бы, чтобы эта надпись относилась именно к вашей учетной записи, а не к банку в целом. Так работают нормальные банковские услуги; но в Соединенных Штатах это не было в порядке вещей при администрациях Буша-младшего и Обамы. Они спасли не только банки – это еще как-то можно было бы обосновать, – но также и акционеров, держателей облигаций и других незастрахованных кредиторов. Это была победа в битве представлений.
|
|
|
|
|
|
Существовал другой способ постановки вопроса о политике. Этот нарратив мог начаться не с предположения, что то, что делала Швеция, – не в наших «традициях», но с анализа того, что показали экономическая теория и история. Этот анализ продемонстрировал бы, что мы могли сохранить банковский сектор, защитить вкладчиков и поддержать кредитный поток с меньшими издержками для государства, следуя простым правилам капитализма. Это то, фактически, что Швеция и Соединенные Штаты делали в других ситуациях, когда банки попадали в беду.
Проще говоря, экономические интересы могли бы быть защищены лучше и ощущение справедливости в нашей системе лучше сохранено, если бы Обама и Буш играли по правилам обыденного капитализма, нежели придумывали правила, как они это делали, – если бы они, по сути, подчинились верховенству закона. Вместо этого банкиры получили свои деньги без каких-либо условий. Деньги предполагались для рекапитализации банков, а рекапитализация банков, как предполагалось, должна была привести к увеличению кредитования. Но деньги, данные банкам, пошли на уплату бонусов и не могли быть одновременно использованы для рекапитализации банков. Банкиры и их защитники выиграли битву момента – они получили деньги в казну банков и карманы банкиров. Но они проиграли долгосрочную битву представлений: практически все видели, что происходящее несправедливо – и не могло быть оправдано даже необычными экономическими условиями. Это, как и многое другое, стало толчком для сегодняшней реакции[489].
Реструктуризация ипотеки
Когда жилищный пузырь лопнул, многие домовладельцы обнаружили себя «утонувшими»: они были должны за свой дом больше, чем он стоил. Спасение банков и случай с реструктуризацией ипотеки представляют собой яркий контраст в борьбе представлений: в одном случае представлением, сформировавшим государственное действие, было то, что большая помощь желательна, тогда как в другом случае представлением, направлявшим государственные действия, было то, что большая реструктуризация нежелательна. Сегодня санация банков рассматривается далеко от желательной. И выглядит иронией возросшее осознание, что без решительных действий в области жилищного/ипотечного рынка наша экономика не восстановится.
То, что случилось с ипотечным рынком, далеко от рационального. Когда выкупы заставляли семьи выезжать из своих домов, проигрывали все. Цена для семьи – раскол их жизней, потеря их накоплений – очевидна. Что по-прежнему плохо, так это пустые дома, о которых никто не заботится и которые понижают цену соседних домов. Большая часть из них уйдет «под воду». Общины с большим количество потерянных закладных неизбежно пострадают. Банки теряют тоже: наиболее важная определяющая выкупа – это степень, до которой дом находится «под водой». Потеря права выкупа стимулирует выкуп: заставляя больше домов «тонуть», банки повышают закладные и их конечные потери; они теряют по-прежнему больше от необходимых законных сборов, которые сопровождают каждую закладную.
Существуют лучшие способы справляться с этой несчастливой спиралью: списание основной суммы (того, что должен домовладелец), возможно – с конверсией долга к собственному капиталу, которая даст кредитору часть прироста капитала, когда дом будет продан. В этом случае домовладельцы по-прежнему обладают стимулами поддерживать свои дома; не выбрасываются на рынок, подавляя цены на жилье; дорогостоящий процесс выкупа закладной предотвращен. Общины защищены. Это преимущество для каждого – дать домовладельцам свежий старт. Много получает и кредитор, во всяком случае, больше, чем он получит в ином случае. Выполнение этой стратегии может потребовать модификаций в существующем законодательстве, но банкиры – и администрация Обамы – отвергли этот подход, по крайней мере, до выборов 2012 года[490].
Банки рассматривают реструктуризацию ипотеки как то, что заставит их признать собственные потери, то есть тот результат, который они успешно держали в тени, используя обманные, но легальные бухгалтерские маневры для обслуживания дефектных ипотек – тех, в которых заемщик не вносит свои платежи, – как если бы они были, в конце концов, выплачены. Настоящая рыночная стоимость этих недействующих ипотек зачастую была лишь долей номинальной стоимости. Но признание этих потерь потребовало бы от банков достигнуть большей величины капитала, а они и так уже потратили все силы на то, чтобы получить достаточно капитала согласно действующим нормам, не говоря уж о новых правилах (так называемый «Базель III»), принятых осенью 2010 года.
Разумеется, администрация Обамы и банкиры не представляли ситуацию в этом свете[491]. Два основных аргумента были выдвинуты для того, чтобы не делать ничего особенного для домовладельцев. Это могло быть «нечестным» – помогать тем, кто боролся со своей ипотекой, когда вокруг столько добропорядочных и ответственных граждан, кто тяжело трудился и выплачивал свою ипотеку, или тех, что были способны погашать свои текущие платежи. Далее, реализация предложения облегчить долю домовладельцев могла обострить проблему морального ущерба: ведь если людям все спустить с рук, это подорвет мотивацию возвращать долги[492].
Курьез этих аргументов в том, что они могли быть приложены так же легко – и даже с большим основанием – к самим банкам. Банки постоянно впадают в кризисы. Мексиканский кризис 1995 года, индонезийский, тайский и корейский кризисы 1997–1998 годов, российский кризис 1998 года, аргентинский кризис 2000 года – эти и другие кризисы были на самом деле вызваны банками, хотя и носили имя стран, где банки занимались излишним кредитованием. Затем, в 2008–2009 годах правительство США оказалось вовлеченным в еще один кризис, наиболее масштабный за всю историю. Банки доказали (относительно морального ущерба) – банковские кризисы повторно и предсказуемо вели к излишнему риску, предпринимаемому банками. Но администрация и Буша, и Обамы игнорировала это и отказывалась мешать будущему плохому поведению, например увольнением руководства (как это сделала Великобритания)[493], или заставляя акционеров или держателей облигаций принять на себя удар[494]. В отличие от банков бо́льшая часть людей, терявших свои дома, не была «рецидивистами». Однако их все же просили отказаться от всего капитала, который они вложили в свои дома, когда банковские акционеры и держатели облигаций получили щедрый подарок[495]. Более того, некоторые домовладельцы были готовы пройти через мучения, которые они испытали (беспокойство о потере их накоплений, так же, как и их домов), знай они, что для них заготовлено. Их ошибкой было доверять банкирам, которые, казалось бы, должны понимать рынки и риски и которые убедили их в том, что риски, которые они предпринимают, легко управляемы.
Банкиры и их союзники разразились тирадами против домовладельцев, теряющих свои дома. Они были названы безответственными. Малый процент покупал несколько домов, и, в попытке очернить всех тех, кто теряет свои дома, они были названы «спекулянтами». Конечно, как еще можно назвать тех, кто сыграл на стольких банках? Их безответственная спекуляция лежит в сердце кризиса.
Но еще больше иронии заключалось в утверждении, что помогать некоторым бедным домовладельцам и не помогать другим будет «нечестно». Однако даже эта несправедливость бледнеет в сравнении с теми, которые возникли из сотен миллиардов долларов, вброшенных в финансовый сектор. Несправедливость, относящаяся к санации банков, никогда не была отмечена, и если критики поднимали ее, она отвергалась на основании того, что санация – пусть неудачная, но необходимая цена воскрешения экономики. Не было даже упоминания идеи, что остановка потока выкупа закладных может быть хорошей вещью для воскрешения экономики – и помощью простым гражданам.
Существовали способы помощи домовладельцам, которые не стоили бы налогоплательщикам и четвертака, но могли бы помочь домовладельцам, управляющим своими долгами куда разумнее тех, кто этого не делает. Но банкиры противостояли любому и всем подобным предложениям[496].
Мы видели в первой главе последствия комбинации санации банков без ограничений и отсутствия помощи домовладельцам: повышение неравенства состояний, включая драматическое сокращения состояния низшего класса населения[497].
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 201; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!