Памятники типа Драхенлох и зоофагические праздники



Этнографических параллелей к описанным выше находкам име­ется бесчисленпое множество. Обзор их начнем с тех, которые являются прямыми параллелями к находкам в Драхенлохе, Петерсхеле и другим, связанным с медведем.

Ритуальная забота о черепе и костях медведя имела самое ши­рокое распространение по всему Северному полушарию. Суще­ствование ее отмечено в Европе у древних карелов и финнов, а также у саамов, в Азии —у хантов, манси, ненцев, алтайцев (тубаларов, теленгитов и др.)» кетов, тувинцев, эвенков, эвенов, якутов, юкагиров, ульчей, ороков, орочей, удэгейцев, нивхов, на­найцев, негидальцев, айнов, ительменов, в Америке — у монтанье, наскапи, кри, оджибве, меномини, потаватоми, лиллуэт, шусвап, томпсон, чилкотин, атаиасков и многих других индейских племен (Гондатти, 1888, стр. 77; Харузин, 1898, 3, стр. 19, 32; Ш р е н к, 1903, III, стр. 96—97; Пекарский и Ц в е тк о в, 1911, стр. 350; Пилсудский, 1914, стр. 139; Богораз‑Т а н, 1926, стр. 75; 1928, стр. 72; Потапов, 1928, стр. 17—21; Зелени н, 1929, стр. 47—50; Золотарев, 1933, стр. 63; 1939а, стр. 134; Штернберг, 19336, стр. 52, 67, 292, 437, 499, 536; С. Иванов, 1937, стр. 14; Калевала, 1940, стр. 321 — 322; Б. Васильев, 1948, стр. 93—94; Алексеенко, I960, стр. 101; Вайнштейн, 1961, стр. 173; Г у р в и ч, 1960, стр. 77; J о h е 1 s о п, 1926, II‑III, р. 148; Н а 11 о w е 11, 1926, р. 137‑142).

Формы ритуальной заботы о костях медведя были довольно разнообразны. В большинстве случаев череп и кости медведя ве­шались на ветви деревьев, высокие пни, столбы, шесты и т. п., несколько реже их помещали на специальный помост, складывали в специальный сруб или амбар, еще реже зарывали в землю. От­мечено и сочетание нескольких из указанных выше способов.

Особый интерес для нас представляет способ ритуальной забо­ты о костях медведя у нивхов района Чоме, описанный А. М. Зо­лотаревым (1933, стр. 63). У них головы всех убитых медведей хранились в особом амбаре (лезанге), расположенном в главном родовом стойбище. В этом амбаре, расположенном в нескольких аесятках шагов от стойбища, были сложены завернутые в бересту медвежьи головы и висели на шнургсах медвежьи лапы. Непода­леку от амбара находилось место погребения остальных медвежь­их костей.

В данном случае мы наблюдаем прямую и очень близкую ана­логию с находками в Драхенлохе. И там и тут существует особое хранилище для голов и лап, рядом с которым находится скопле­ние остальных медвежьих костей. Аналогия настолько полная, что ее невозможно считать случайной. Эта аналогия была подме­чена А. М. Золотаревым (19396), указывавшим в своей рецензии на работу П. П. Ефименко «Первобытное общество» (1938), что трудно пройти мимо поразительного сходства всей обстановки находок в Драхенлохе, где были сложены в специальных камен­ных камерах черепа медведей, с обычаем гиляков и ульчей со­хранять после медвежьего праздника череп медведя и шкуры с лап (перчатки).

Находки в Драхенлохе, Петерсхеле и другие им подобные, по нашему мнению, несомненно представляют собой явление, ана­логичное имевшей пшрокое распространение в гораздо более позд­нее время в Северном полушарии ритуальной заботе о черепе и костях медведя.

У подавляющего большинства перечисленных выше племен и народов ритуальная забота о черепе и костях медведя была не изолированным явлением, а заключительным моментом довольно сложного комплекса обрядов, связанного с охотой на медведя, свежеванием его туши и поеданием его мяса и известного под названием медвежьего праздника. Не вдаваясь в опи­сание медвежьего праздника, которое можно найти в работах Н. А. Гондатти (1888), Н. Н. Харузина (1898), А. Шренка (1899, 11; 1903, III), Б. Пилсудского (1914), Л. Я. Штернберга (19336), А. М. Золотарева, (1939а), Б. А. Васильева (1948), А. Ф. Аниси­мова (1958а), Е. А. Алексеенко (1960), А*. Холуэлла (Hallowell, 1926), отметим, что он устраивался после удачной охоты на медведя, а у некоторых народов также и по случаю церемо­ниального убиения специально выращенного зверя (так называе­мый медвежий праздник айнского типа), и носил характер кол­лективного пиршества. Центральным объектом праздника была голова медведя, которую обычно в течение определенного време­ни не отделяли от шкуры. Голову медведя клали на почетное место, причем так, чтобы она оказывалась лежащей между перед­ними лапами. Весь праздник протекал перед медвежьей головой, являвшейся центром всех совершаемых на нем обрядов. После окончания праздника осуществлялась описанная выше забота о черепе и костях медведя.

Медвежий праздник существовал в Европе у древних каре­лов и финнов, саамов, в А з и и — у хантов, манси, кетов, эвен­ков, юкагиров, ульчей, орочей, нивхов, нанайцев, негидальцев, ай­нов, коряков, чукчей, в Америке — у алгонкинов, в частности у монтанье, наскапи, оджибве, кри, пенобскот, майями, а также у нутка, квакиютль и тлинкитов (Г ондатти, 1888; Хар узин, 1898; Шренк, 1899, II; 1903; III; Пилсудский, 191 А; Фрезер, 1928, IV, стр. 53; Богораз‑Тан, 1928, стр. 72— 73; Золотарев, 1934, стр. 26, 44; Штернберг, 19336, стр. 26, 51—111, 424, 499, 536; Калевала, 1940, стр. 316—318; Б. Васильев, 1948; Анисимов, 1958а, стр. 110; Алексе­енко, 1960; Г у р в и ч, 1960, стр. 78; J о с h е 1 s о п, 1905, I, р. 88— 89; Н а 11 о w е 11, 1926, р. 60‑75, 99‑100).

Отсутствие медвежьих праздников у некоторых народов, у ко­торых имелась ритуальная забота о костях медведя, и отсутствие такой заботы у некоторых племен из числа тех, у которых отме­чено существование медвежьего праздника, не может послужить основанием для отрицания наличия глубокой внутренней связи между медвежьим праздником и ритуальной заботой о черепе и костях этого животного[89], ибо это представляет собой явление позднейшее. Об этом свидетельствует тот факт, что почти у всех племен и народов, у которых отсутствовал медвежий праздник, но имелась обрядовая забота о черепе и костях медведя, отмечено существование либо прямых пережитков медвежьего праздника, либо разнообразных обрядов, связанных с медведем. Существова­ние такого рода пережитков отмечено, в частности, у алтайцев, тувинцев, якутов, долган, меномини и многих других алгонки­нов, ассинибойн (X ару зин, 1898, 4 стр. 5; Потапов, 1928, стр. 17—21; Попов, 1937, стр. 202; Вайнштейн, 1961, стр. 172; Hallo well, 1926, p. 72, 77). О позднем характере медвежьих праздников тлинкитов, квакиютль и нутка, у которых не отмечено (а может быть, просто не замечено) ритуальной заботы о костях медведя, говорит та их особенность, что они справляются не после каждой удачной охоты, а лишь после первой в сезоне (На llowell, 1926, р. 74‑75).

Все это вместе взятое дает, на наш взгляд, достаточно основа­ний полагать, что ритуальная забота о черепе и костях медведя в своей первоначальной форме была неразрывно связана с празд­ником, из которого возник современный медвежий праздник.

Существование одной ритуальной заботы о черепе и костях медведя без соответствующего праздника, а также существование медвежьего праздника без обрядовой заботы об останках медве* дя представляет собой результат разложения единого медвежьего культа, имевшего когда‑то необычайно широкое распростране­ние [90].

Медведь не представляет единственного вида животных, о че­репе и костях которого проявлялась обрядовая забота. Ритуаль­ная забота о черепе и костях животных, причем самых разнооб­разных, имела в прошлом универсальное распространение. Не представляют собой исключительного явления и медвежьи празд­ники. Они являются одной из разновидностей имевших широкое распространение праздников, центральным моментом которых являлось обрядовое коллективное поедание того или иного живот­ного. В этнографической литературе отсутствует общее название для праздников типа медвежьих, что затрудняет изложение про­блемы. Мы будем в дальнейшем именовать их зоофагичоскими праздниками (от греческого «зоо»—животное, «фагос» — поедать, пожирать).

Большое число самых разнообразных зоофагических праздни­ков существовало у народов Северной Азии. У чукчей, коряков, ительменов, азиатских эскимосов наряду с медвежьими праздни­ками существовали праздники диких оленьих быков, лося, кита, волка, тюленя, моржа, росомахи, белого дельфина (J о с h е 1 s о п, 1905, I, р. 66—77, 89; Богораз‑Тан, 1928, стр. 73; Штерн­берг, 1936, стр. 403; Кузнецова, 1957, стр. 289—293), у эвен­ков — праздника оленя и лося (Окладников, 1950а, I—II, стр. 286; Анисимов, 1958а, стр. 132), у хантов — волчьи празд­ники (Белявский, 1833, стр. 99), у айнов — праздники лисы, енота, филина, орла, ястреба (Б. Васильев, 1948, стр. 92). Все эти праздники, как правило, включали в качестве своего момента ту или иную форму ритуальной заботы о костях животных, причем опять‑таки главным объектом этой заботы были головы и конеч­ности.

У эвенков, например, забота о черепе и конечностях оленя и лося ничем по существу не отличалась от заботы о черепе и ко­нечностях медведя (Пекарский и Цветков, 1911, стр. 349; Василевич, 1930, стр. 64; Анисимов, 1958а, стр. 132).

Ритуальную заботу, нередко полностью сходную с той, кото­рая проявлялась о черепе и костях медведя, мы находим также у хантов по отношению к оленю, собаке и белухе (Шренк. 1899, II, с^гр. 236; Зеленин, 1936, стр. 164), у ненцев — к осе­тру и другим рыбам (Долгих, 19616, стр. 62—63), у кирги­зов — к овце, лошади (Зеле н и н, 1929, стр. 48—50), у якутов — к олешо, быку, лошади (Серошевский, 1896, I, стр. 658), у юкагиров — к лосю и оленю («Религиозные верования народов СССР», 1931, I, стр. 61), у коряков — к собаке, оленю (Краше­нинников, 1949, стр. 735), у эвенов — к оленю (Г у р в и ч, 1960, стр. 77), у нивхов — к тигру, касатке, нерпе, белухе (Шренк, 1899, II, стр. 236: Штернберг, 19336, стр. 54), у ороков — к нерпе, у айнов и орочей — к касатке, у нанайцев — к тигру (Золотарев, 1934, стр. 21, 24, 32). У целого ряда из перечисленных выше народов ритуальная забота о костях живот­ных дополнялась цельш рядом обрядов, аналогичных совершаемым во время медвежьих праздников (нивхи, орочи). Что же касается ороков, то у них существовал праздник нерпы, аналогичный мед­вежьему (Золотарев, 1934, стр. 14—16, 22 и др.).

По сообщению Б. О. Долгих, у долганов вплоть до самого по­следнего времени бытовал обычай помещать черепа оленей с ро­гами на крыши избушек. У нганасан и энцев черепами олеяей с рогами украшались санки охотников. Согласно преданиям эн­цев, в прошлом оленьи черепа с рогами в огромном количестве хранились рядом с жилищами охотников [91]. Все эти обычаи вряд ли можно истолковать иначе, как пережитки ритуальной заботы о черепах оленей.

Интересно отметить, что в отношении к таким животным, как лось и олень, предметом ритуальной заботы в некоторых случаях являлись не столько череп и кости, сколько рога, а иногда и ис­ключительно лишь рога. Существование ритуального отношения к рогам оленей и лосей отмечено у чукчей и ЭЕенков (Богораз‑Тан, 1939, II, стр. 71—72, 80 и др.; Окладников, 1950а, I—II, стр. 284; Кузнецова, 1957, стр. 300, 325). Прямой аналогией с находкой в Тешик‑Таш является ритуальное отношение к коз­линым рогам в некоторых районах Узбекистана (Окладников, 1949, стр. 78‑79).

Существование ритуальной заботы о костях самых разнооб­разных животных отмечено у сванов (3 е л е н и и, 1929, стр. 50; Чурсин, 1957, стр. 83), даяков Калимантана (Roth Ling, 1892, p. 46), о головах медведей, тигров и пантер у нага, качинов, ва Юго‑Восточной Азии (Б. Васильев, 1948, стр. 98; G о d don, 1896, p. 181), о челюстях диких кабанов и оленей у тораджа Сулавеси (Фрезер, 1928, IV, стр. 57; Леви‑Врюль, 1937, стр. 99), о костях морских черепах у рыбаков о. Ямдена (Фрезер, 1928, IV, стр. 57), о челюстях свиней, черепах, различных животных и рыб у папуасов берега Маклая, туземцев о‑вов Адмиралтейства, Банкс, Соломоновых, Новых Гебрид, Тор­ресова пролива (Миклухо‑Маклай, 1950, II, стр. 276, 425; 1951, III, ч. I, стр. 73, 118; Codrington, 1891, р. 101; Som­me г v i 11 е, 1897, р. 367).

У племен Центральной Африки отмечено существование обы­чая ритуального погребения убитых леопардов, львов и пантер. Л. Фробениус, давший описание этого обычая, и вслед за ним

В. Г. Богораз‑Тан рассматривают его как явление того же порядка, что и медвежий культ у народов Северной Азии и Се­верной Америки (Богораз‑Тан, 1936, стр. 47). Соблюдение особого ритуала по отношению к черепу убитого буйвола отме­чено у багешу, по отношению к костям лося у бушменов (Фре­зер, 1928, IV, стр. 54; Э л л е н б е р г, 1956, стр. 160).

У некоторых племен Юго‑Восточной Азии и Африки наблю­далось не просто обрядовое отношение к тому или иному убито­му животному, не просто воздавание ему почестей, но настоящие праздники, аналогичные медвежьим. Таковы, например, слоновьи праздники у баила в Африке и у некоторых племен Камбоджи (Фрезер, 1928, IV, стр. 56; Леви‑Брюль, 1937, стр. 96—* 97).

Ритуальную заботу о черепах и костях бизонов, бобров, лосей, оленей, куниц, собак, костных остатках рыб находим мы у индей­цев Северной Америки (Фрезер, 1928, IV, стр. 57—60: Леви‑Брюль, 1937, стр. 103; Tout, 1905, р. 152—153). Нередко эп забота выступает как момент зоофагических праздников (Хару зин, 1898, 3, стр. 30; Tout, 1905, р. 152—153). Имеются данные о существовании ритуальной заботы о черепе и костях животных и у индейцев Центральной и Южной Америки (Фрезер, 1928, IV, стр. 55—56; Штернберг, 1936, стр. 405; Леви‑Брюль, 1937, стр. 103), а также в Австралии (Ш тернберг, 1936, стр. 405).

Пережитки ритуальной заботы о черепе и костях животных отмечены также у целого ряда народов Европы, в частности у русских, белорусов, украинцев, мордвы, мари, чувашей, черкесов, голландцев, немцев (Афанасьев, 1865, I, стр. 036—640; Б огатырев, 1916, стр. 77; Б о г д а н о в, 1916, стр. 103, 107; «Рели­гиозные верования народов СССР», 1931, II, стр. 42, 181, 253; Зелени н, 1937а, стр. 25—29).

Необычайно широкое распространение почти по всему Старо­му Свету имел культ быка (коровы). В той или иной форме он существовал в древности в Египте, Двуречье, на Крите, в Пале­стине, в Греции, Риме, Грузии, у восточных славян (Шантепи‑де‑ля Соссей, 1899, I, стр. 115—137, 184, 200; Kara ров, 1913, стр. 247—258; Толстой, 1936; Б. Васильев, 1948, стр. 98; «История культуры древней Руси», 1951, II, стр. 63—65; М а т ь е, стр. 16 сл.; Бардавелидзе, 1957, стр. 188—203, 258— 260 и др.). В недалеком прошлом существование его было отме­чено в Индонезии, на Филиппинах, в Индо‑Китае, Индии, в Си­бири, на Кавказе («Религиозные верования народов СССР», 1931, 1, стр. 146; Б. Васильев, 1948, стр. 98; Бардавелидзе, стр. 188—203, 258—260). Почти у всех этих народов культ быка (коровы) был связан не с охотой, а с земледелием. И тем не менее через все позднейшие наслоения в нем просвечивают древнейшие, связанные с охотой, черты. В культе быка мы встре­чаемся с явлениями, поразительно сходными с теми, что наблю­даются в медвежьем культе. Так, напрхшер, у народов Индо‑Китая было отмечено существование ритуальной заботы о черепе приносимого в жертву быка, почти не отличимой от ритуальной заботы о черепе медведя у народов Северной Азии (Б. Василье в, 1948, стр. 98).

Глубокое сходство с медвежьим праздником обнаруживают афинские буффонии, во время которых совершалось убиение и торжественное обрядовое поедание быка. И. И. Толстой (1936), посвятивший этому древнегреческому празднику специальное ис­следование, на основе детального анализа его особенностей при­шел к выводу, что «сам по себе аттический обряд буффоний безу­словно восходит в своей сакральной основе к обрядам типа сибир­ских медвежьих праздников» (стр. 264). К сходному взгляду как в отношении афинских буффоний, так и аналогичного праздне­ства в г. Магнесии на Меандре пришел Л. Я. Штернберг (1936, стр. 418—420).

С афинскими буффониями не связано сохранение черепа и ко­стей убитого быка. Однако ритуальная забота о животном во вре­мя их имела место, проявляясь в набивании шкуры быка сеном и изготовлении чучела. Подобная форма ритуальной заботы о жи­вотном не представляет исключительного явления. Набивание се* ном или травой шкур медведей было отмечено у хантов и коря­ков, у которых существовали медвежьи праздники (Белявский, 1833, стр. 99; «Религиозные верования народов СССР», 1931, I, стр. 54, 206; Jochelson, 1905, Т, р. 88—89). Набивали сеном шкуру жертвенного животного и монголы (Фрезер, 1928, IV, стр. 60).

Праздники, сущность которых состояла в обрядовом убиении и поедании быка, вплоть до самого последнего времени сущест­вовали у сванов (Б а р д а в е л и д з е, 1957, стр. 199 сл.). Пере­житки зоофагических праздников были отмечены кое‑где в Рос­сии, Франции и Англии в XIX и даже XX вв. (Снегирев, 1837, IV, стр. 64—65; Афанасьев, 1868, II, стр. 255—256; В. М и лл е р, 1884, стр. 41; М и н х, 1892, стр. 117—120; С. Максимов, 1903, стр. 453—454; Дуйсбург, 1933, стр. 89—90, 95—98; 3 ел е н и н, 1934, стр. 10; С о х h е a d, 1952, стр. 22—26), причем иногда пережитки подобного рода праздников сочетались с пере­житками ритуального отношения к головам убиваемых животных (Зеленин, 1914, I, стр. 257—258).

Приведенные выше данные, по нашему мнению, дают доста­точное основание для вывода, что ритуальная забота о черепе и костях по крайней мере части животных в своей исходной форме была неразрывно связана с соответствующими зоофагическими праздниками, возникла первоначально как момент этих праздни­ков [92]. Несомненным можно считать, что с зоофагическими празд­никами была связана в своей исходной форме не только забота о черепе и костях медведя, но и ритуальная забота о черепе и кос­тях таких, например, животных, как бык (зубр, бизон, тур), олень, лось, лошадь, козел, свинья (кабан, вепрь) [93], волк и некоторых Других.

Все это вместе взятое дает основание для предположения, что находки в Драхенлохе, Петерсхеле, Вильденманплислохе, Заль­цофене, Клюни, Ильинке, Ильекой, Схул, Ля Шапелль, Тешик‑Таш были связаны с какими‑то первобытными праздниками, яв­лявшимися исходной формой зоофагических праздников указан­ных выше народов и племен, причем первые шесть находок свя­заны с праздниками, являвшимися предшественниками медвежьих, следующие два (йльская, Схул) — с празднествами, являвшимися далекими предшественниками описанных выше бычьих праздни­ков, а последняя (Тешик‑Таш) — с козлиным праздником. К сход­ным выводам относительно находок в Драхенлохе и Петерсхеле пришел целый ряд исследователей. В. Г. Богораз‑Тан (1931, стр. 111), например, прямо утверждал, что эти находки говорят о су­ществовании в мустье праздников, аналогичных чукотскому празд­нику моржовых голов. На существование генетической связи меж­ду медвежьим праздником народов Сибири и находками в Драхен­лохе и Петерсхеле неоднократно указывал А. М. Золотарев (1939а, стр. 134; 19396). А. П. Окладников (1949, стр. 77) видел в этих находках отражение тех идей, которые в Сибири и Северной Аме­рике нашли свое развитие в сложной обрядности медвежьего праздника.

В пользу предположения о существовании теснейшей связи между памятниками типа Драхенлох и обрядами, аналогичными тем, которые имели место во время медвежьих и других зоофагических праздников, говорят данные археологии, относящиеся к верхнему палеолиту.

В позднепалеолитических стоянках сделано немало находок, ничем по существу не отличающихся от находок в Схул, Ильекой, Ильинке и в то же время свидетельствующих о существовании в эту эпоху ритуальной заботы о черепе и костях животных, во всех деталях иногда сходной с той, которая отмечена у народов Сибири и в других районах земного шара. «Неоднократно отме­чалось,—пишет П. П. Ефименко (1953, стр. 408—409),—особен­но при раскопках позднепалеолитических поселений в СССР, где исследование палеолитических памятников поставлено несравнен­но лучше в смысле тщательности наблюдений, чем в Западной Ев­ропе,— что кости некоторых животных (мамонта, овцебыка, се­верного оленя, песца, пещерного льва и др.) часто занимают осо­бое положение в обстановке палеолитических стойбищ. В ряде известных нам случаев эти животные, с другой стороны, бывают представлены не обычными частями скелета — черепами, лапами, хвостами. Такие факты известны, например, в отношении Костенок I, где был обнаружен целый череп мускусного овцебыка — единственное, чем было представлено здесь это животное,— при­чем этот череп оказался лежащим поверх груды мамонтовых кос­тей внутри одной из землянок, в таком положении, которое за­ставляет думать, что первоначально он должен был помещаться на кровле жилья». Такая же находка была сделана в Авдееве (стр. 409). В стоянке Елисеевичи рядом с остатками землянки было обнаружено нагромождение черепов мамонта (стр. 409), в Александровке (Костенки IV) в одном из жилищ были найдены два черепа пещерного льва (стр. 485), в Павиленде (Уэльс) ря­дом с погребением человека в особой яме был найден целый че­реп мамонта (стр. 410).

Сущность этих находок помогает выявить известное изобра­жение на относящейся к мадлену пластинке, обнаруженной в пе­щере Раймонден (Шанселад). На этой пластинке видны силуэты человеческих фигур, стоящих по сторонам почти съеденной туши зубра. От последнего сохранились позвоночник, характерная голо­ва с горбатым носом и бородой и вытянутые передние ноги (Ефименко, 1953, стр. 523—524). Как указывает П. П. Ефи­менко (стр. 523), в позе, приданной зубру, нельзя не видеть по­разительного сходства с положением, которое придавалось медве­дю во время соответствующих праздников у народов Сибири. Как изображение торжества, представляющего собой один из вариантов праздников, которые справлялись народами Северной Азии по случаю удачной охоты на медведей, оленей, моржей, рассматри­вает этот рисунок и В. Г. Богораз‑Тан (1936, стр. 33).

Тот факт, что в верхнем палеолите ритуальная забота о че­репе и костях животных была теснейшим образом связана с зоофагическими праздниками, свидетельствует в пользу положения о существовании такой связи и в мустьерскую эпоху.


Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 118; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!